Зараза-1 Регенерат

Глава 2

При этом в особняк мы отправились на такси, денег мне хватало, а пешком слишком далеко, да и на маршрутке неудобно. Ульяна, явно растратив все свои силы на рассказ о графе, позволяла действовать так, как было удобнее мне. Сложно было определить характер этой молодой женщины вот так сразу, ещё и в настолько сложной, трагичной для неё ситуации, но мне казалось, что она не так уж и ведома. Просто… устала.

И охотно позволила мне действовать от имени главы семьи, которой я стала какой-то час назад.

А ведь если подумать, то фактически она никто. Мать дочери графа.

Но сама никто.

Так, стоп. А признал ли он вторую дочь в той же мере, что и меня?

— Ульяна, могу я взглянуть на документы, которые тебе передал нотариус? — зашла я немного издалека, когда мы уже сели в такси и обе на заднее сидение.

— Да, конечно. — Она без возражений протянула мне свой конверт, который был чуть потоньше моего.

Внутри оказался схожий комплект документов: бумаги о признании Юленьки полноценной графской дочкой, бумаги на половину особняка и выписка из комитета по защите прав несовершеннолетних о том, что имущество находится на особом учете вплоть до совершеннолетия наследницы.

В смысле⁈

Сама я в местных законах понимала поскольку постольку, но умела «гуглить» и, войдя в интернет со своего телефона, быстро выяснила, что ни я, ни Ульяна не имеем права лишить Юлию законного имущества, не предоставив взамен равноценное.

Черт!

Получается, даже если я продам банку свою долю, поступить точно так же с долей второй наследницы Ржевского не получится. И половина особняка так и будет числиться в залоге банка, на него так и будут капать проценты…

Зараза!

Не удержавшись, я чертыхнулась вслух, заработав тревожный взгляд Ульяны, но всё равно досмотрела документы до конца, выяснив, что половина автомобиля тоже принадлежит Юле. И пока девочке не исполнится восемнадцать, полностью его продать я не смогу.

Дебильные законы!

Просмотрев документы до конца и не найдя среди них ни денег, ни выписок со счетов с миллионами, которые граф задолжал своим бессовестным приятелям, я аккуратно сложила бумаги обратно и вернула конверт Ульяне. Мы уже подъехали по нужному адресу, а когда вышли, то я скептично хмыкнула, оценивая непритязательное здание.

Нет, когда-то оно было… лучше. Гораздо лучше. В два этажа с полуподвалом, в стиле модерн и отчасти барокко, который был популярен в начале позапрошлого века, крыльцо оформлено четырьмя массивными колоннами, над крыльцом — широкий балкон на три окна, справа и слева его украшают каменные атланты, поддерживающие на своих широких плечах крышу. Окна полукруглые, довольно много внешней лепнины, сам дом выкрашен в нежно желтый цвет с белыми акцентами, но в последний раз краску обновляли лет десять назад, а то и больше: местами она облезла, а местами облезла не только она — под осыпавшейся штукатуркой был виден кирпич.

Ступеням крыльца тоже стоило уделить внимание, так что, поднимаясь по ним, я старательно глядела под ноги. И пускай уже начало мая, гололеда не предвидится, но оступиться всё равно не хотелось бы.

Открыв дверь ключом, Ульяна прошла вперед, указывая путь, а я отмечала про себя, как тоскливо скрипят половицы, как сыро в доме, который явно этой зимой обогревался кое-как, и сколько всего нужно сделать, чтобы привести его в божеский вид.

Подозреваю, проще снести и отстроить новый. Слишком уж подозрительно пахнет из углов плесенью, а это совсем не то, чем стоит дышать, если хочешь быть здоровым.

Миновав пустой и откровенно неуютный мрачный холл со вздувшимися от сырости обоями, мы свернули налево и прошли по коридору до конца и оказались на кухне. И сразу стало ясно, что это наверняка самая жилая и благоустроенная комната: стены окрашены в жизнерадостный зеленый, на полу относительно свежий, чистейший линолеум, кухонный уголок тоже сияет чистейшей кафельной плиткой в легкомысленный цветочек, а на плите призывно булькает суп и пахнет сдобой.

И вроде не так давно завтракала, да и в кафе пирожным перекусила, но рот моментально наполнился слюной. Сама я была довольно посредственной домохозяйкой и частенько обходилась бутербродами и пельменями, но вкусно поесть всегда любила. И никогда не отказывалась, когда предлагали!

Правда, сейчас никто и ничего мне предлагать не спешил…

— Уленька, вернулась? — улыбнулась моей спутнице русоволосая женщина лет сорока с румяным добродушным лицом, одетая просто, но чисто и опрятно: в длинное коричневое платье, белый фартук и косынку. — Ещё и с подругой? Познакомишь нас?

— Это… — Уля почему-то замялась, начав стискивать пальцы, так что пришлось представляться самой.

— Полина Дмитриевна Ржевская, старшая дочь почившего графа.

— Как… — растерялась кухарка и даже присела на стоящий рядом табурет, часто-часто моргая и не находя слов. — А как же…

— Незаконнорожденная, — усмехнулась, ни капли этого не стесняясь. — Плод непродолжительной любовной связи графа и актрисы, Людмилы Трофимовны Шумилиной. Вчера мне позвонил нотариус и попросил приехать на оглашение завещания. Поверьте, я тоже не в восторге от происходящего и меня вполне устраивала моя серая обыденная жизнь. Но вот ведь в чем дело… — я подняла руку, привлекая внимание женщины к кольцу, — отец был так глуп, что оставил нам в наследство не заслуженные миллионы, а долги и проблемы. Будем решать их сообща. Вы ведь Дарья?

— Дарья, — всё ещё растерянно кивнула женщина. — Токмо я это… не «вы». Прислуга я. А вы, теперь, значит, ваше сиятельство?

— Значит, — согласилась с ней. — Но, честно говоря, не вижу смысла в титуле, от которого одни проблемы. Зовите меня по имени — Полина. Договорились?

И посмотрела в том числе на Ульяну.

Та, уже сняв шляпку и жакет, откровенно тускло улыбнулась, кивая, но тут из соседней комнаты донесся приглушенный детский смех, и женщина, поспешно извинившись, отошла. Из любопытства заглянула в комнату, куда она направилась, и увидела там совсем небольшую каморку, где пожилой мужчина с седой бородой и забавными усами, слегка закрученными вверх, читал маленькой девочке книжку с яркими картинками.

Малышка была копией Ульяны: каштановые волосы, светло-карие глазки, но вместе с тем она отличалась от матери тем, что была жизнерадостна и беспечна, тогда как Уля выглядела откровенно замученной и блеклой, что стало ещё заметнее, когда она сняла шляпку с вуалью.

Не став навязываться, я вернулась на кухню и присела на стул у стены, чтобы не мешать. По уму мне стоило обойти весь дом, заглянув даже в самый темный угол, чтобы понять, есть ли тут хоть что-то ценное. На продажу.

Я ещё не хотела думать об этом всерьез, но уже понимала, что в самое ближайшее время всем нам необходимо из шкуры вылезти, но найти деньги не только на банковские платежи, но и на оплату расписок. Иначе будет плохо.

Всем плохо.

Но хуже всех будет тем, кто рискнет действовать грязно.

Я и в прошлой жизни не отличалась особым человеколюбием, а в этой и подавно.

— Полина, а вы теперь с нами жить будете? — обратилась ко мне Дарья, явно ощущая повышенную неловкость.

— Скорее всего да, — кивнула я. — Я работаю медсестрой в поликлинике при городской клинической больнице. Снимаю квартиру, живу с котом. Ни мужа, ни детей. Нет смысла тратить деньги на аренду, если есть свой дом.

— Дом, — хмыкнула Дарья и отвернулась к кастрюле, куда ловко ссыпала только что нарезанный картофель. — Знаете, не так уж и хорош этот дом. Да только Уленьке самой идти больше некуда.

— Я знаю, — согласилась с ней. — И хуже всего то, что теперь этот дом в равных долях принадлежит мне и Юле. И пока ребенку не исполнится восемнадцать, я не имею права его продать, чтобы избавиться хотя бы от залога. Хочешь не хочешь, а придется за него платить.

— Ох… — Дарья, явно будучи в курсе всего плохого, снова шмякнулась на табурет и уставилась на меня в откровенном ужасе. — Да как же так… Как так-то?

— Кхм-кхм, — прокашлялся вышедший к нам мужчина, тяжело опираясь на массивную трость, зажатую в правой руке. — Позвольте представиться, барышня. Прохор Кузнецов, дворецкий его сиятельства. Ульяна Васильевна уже рассказала мне, что вы — старшая наследница графа. Извольте узнать ваши намерения на наш счет?

Внимательно изучив мужчину и видя, что при желании могу серьезно помочь ему со здоровьем, которое под старость лет шалит чуть ли не в каждом сантиметре тела, задумалась над его словами и только потом ответила:

— Мне нечем вам платить. Думаю, вы знаете это и сами. Сейчас передо мной стоит первоочередная задача закрытия просрочки перед банком и разбирательство с кредиторами, которые угрожали Ульяне, но я буду искренне вам благодарна, если вы останетесь жить в доме. Самой мне не нужен ни титул, ни особняк, ни тем более долги отца, но так или иначе теперь это и мои долги, а долг главы рода… — я невесело хмыкнула, — велит разобраться с его проблемами.

— Как и долг верного слуги рода, — удивил меня своим ответом Прохор, отрывисто склоняя голову. — Рад знакомству, ваше сиятельство. Желаете осмотреть дом?

— Да, буду признательна. — Я мигом ухватилась за его предложение и весь следующий час Прохор водил меня по закрытым, а порой и запертым комнатам.

На первом этаже не нашлось ничего интересного: большая часть помещений были пусты, а редкая мебель не заслуживала особого внимания. Даже если раньше это и был антиквариат, то пыль и сырость не пошли им на пользу, сделав из всего этого обычную рухлядь.

Неужели всего за одну зиму?

— И давно дом запущен? — уточнила аккуратно, когда мы отправились наверх по жутко скрипучей лестнице.

— Лет тридцать уж как, — с нескрываемой грустью вздохнул дворецкий, довольно сильно прихрамывая на правую ногу.

И пускай я уже несколько раз ненавязчиво коснулась его руки пальцами, потихоньку подправляя организм, начав с сердечно-сосудистой системы, это было самое начало из всего того, что требовало внимания. А торопиться я не хотела. Это убивая, можно расшатать всё, что только вздумается, а вот лечить — это уже ювелирная работа.

— Как старый граф почил, так и всё. Всё пошло… — он шумно вздохнул, — по одному месту.

— Почему? — не сдержала любопытства.

— Проклятие Ржевских, — коротко хмыкнул Прохор и я заинтересованно вскинула брови. — Знаю, сочтете меня пустобрехом, но оно и впрямь существует. Стоит графу выпить хоть раз — и его уже не остановить.

— Алкоголизм — это не проклятье, это болезнь, — покачала я головой.

— Дык я и не про алкоголизм, — усмехнулся дворецкий, жестом показывая мне идти налево. — Проклятье это проявляется в том, что только подшофе Ржевский может стать гением, тогда как в трезвом виде — это обычный заурядный человек. Вот только чем больше пьешь — тем короче приступ гениальности. А стоит перейти невидимую черту — как пропадает и она.

— Любопытно, — усмехнулась тоже, пока не зная, как отнестись к таким откровениям. То ли и впрямь некое раздвоение личности, то ли банальная шизофрения… А может и что-то более непонятное — магическое?

Изучали мы в колледже сущей. Те ещё фантомные твари. Какие-то из них — банальные энергетические пиявки. Какие-то уже посильнее и тянут на звание персонального греха. Гордыня, злость, чревоугодие, похоть — всё это сущи, присасывающиеся в энергетической оболочке человека и вызывающие соответствующие эмоции и желания.

Это лечится. Не сразу и не легко, но лечится.

А есть такие сущи, которые сливаются с личностью жертвы и нашептывают им… всякое. Иногда кажется, что гениальное, но в итоге всё и всегда заканчивается плохо: сумасшествием, а то и самоубийством.

И ладно ещё, если просто самоубийством!

Как нам говорил преподаватель по этой непростой дисциплине, многие маньяки и тираны прошлого были заражены именно подобными сущами.

Так может и у Ржевских есть своя, семейная?

Это, конечно, нонсенс, но… Кто сказал, что абсолютно невозможно?

Тем временем мы дошли до очередной комнаты, дверь в которую была особенно представительна и массивна, а в центре круглой ручки я увидела небольшую выемку.

— Кабинет графа, — сообщил мне Прохор. — Обычными ключами он не запирается, но вам достаточно прислонить перстень к оттиску и дверь вам откроется. Дмитрий Иванович не заходил в него уже лет десять, так что если что-то и искать ценного, то только там. В остальных комнатах второго этажа давно пусто.

Это я и сама заметила, по дороге заглядывая в приоткрытые двери и видя безрадостную картину запустения, подтеков на потолке и вздутых полов.

При этом стоило мне прислонить перстень к ручке и немного надавить, как послышался щелчок, пространство пошло рябью, затем сама ручка слегка повернулась и дверь скрипнула, распахиваясь буквально на сантиметр, но в то же время прямо намекая, что путь свободен.

Что ж, я не гордая, могу дальше и сама.

Не торопясь врываться в комнату, сначала я просто распахнула дверь шире, морщась от того, каким поистине могильным холодом на меня пахнуло. Несмотря на то, что единственное окно по идее выходило на южную сторону, в комнате было невероятно темно и сыро, хотя время лишь близилось к полудню. Вот только задернутые плотные портьеры не оставляли кабинету ни шанса и по атмосфере он гораздо больше походил на склеп.

Нда…

Вместе с тем посмотреть тут было на что. Старинная и действительно антикварная мебель, пыльный, но всё ещё роскошный ковер на полу, массивный книжный шкаф со стеклянными дверцами справа и откровенно пыльный и наверняка давно пустой графин на столике слева. Там же пара бокалов под коньяк, кресло и небрежно брошенная на край столика пожелтевшая газета. На стене — картина с портретом лихого голубоглазого гусара с кудрями, причем мужчина был в парадной форме начала девятнадцатого века.

Если бы не пыль, я бы решила, что зашла в дом-музей, но затем снова взглянула на помещение, на этот раз уже гораздо более оценивающим взглядом, аккуратно ступая по ковру, пол под которым на удивление не скрипел, дошла до массивного рабочего стола… Но сесть за стол не рискнула.

Только после генеральной уборки!

Прохор, кстати, в кабинет заходить не рискнул и я его прекрасно понимала. Даже мне, не самой слабой и глупой одаренной, тут было не по себе. Было в этом помещении что-то… Что-то определенно потустороннее.

Хм, а если раздвинуть портьеры?

Не рискуя их дергать, чтобы не обрушить старую конструкцию на себя, тем не менее я потревожила многолетний слой пыли и расчихалась, под конец уже отойдя от окна подальше и зажимая нос ладонями.

— Апчхи! А-а-а… пчхи!

— Будьте здоровы, барышня, — произнёс кто-то бодрым мужским голосом, но явно не Прохор.

— А… а… апчхи! — Чихнула я снова, едва не вычихивая легкие, но всё равно стремительно обернулась на голос и…

Уставилась на портрет, который смотрел на меня с сочувствием.

В смысле, не портрет, а оживший с него мужчина.

Медленно приподняв бровь, я наклонила голову. Мужчина сделал то же самое.

Я наклонила голову в другую сторону. Этот нахал повторил за мной.

Подойдя ближе, я подняла руку и ткнула пальцем прямо в лоб изображения, на что гусар возмутился и выпалил:

— Где ваши манеры, юная леди⁈

— Ага… — хмыкнула я многозначительно, покосилась на открытую дверь, за которой всё ещё стоял дворецкий и обратилась к нему: — Прохор, можешь пока быть свободен. Я скоро спущусь.

— Как пожелаете, ваше сиятельство, — мгновенно отозвался слуга рода и я услышала, как постукивает его трость и шоркают подошвы в сторону лестницы.

Сама же снова сфокусировала взгляд на лихом гусаре, которому было от силы лет тридцать пять, отметила, что он всё ещё «живой» и любезно поинтересовалась:

— А вы, собственно, кто, сударь?

— Фантастика, — усмехнулся он, всё это время рассматривая меня с неподдельным интересом. — Ты меня видишь!

— Как и ты меня, — произнесла очевидное.

— И слышишь!

— Это плохо?

— Ты не понимаешь! — В два счета выскочив из картины и моментально дав понять, что является призраком, причем явно не самым обычным, гусар эмоционально взмахнул руками. — Восемь поколений потомков! Военные, торговцы и просто бездарные прожигатели жизни! И ни один! Ни один не видел меня на трезвую голову!

Выпалив это, он резко приблизился ко мне и начал обнюхивать лицо.

— Я не пила алкоголь, — успокоила его, хотя сама и ощутила некоторое беспокойство.

— Я заметил, — кивнул мужчина, затем отступил на шаг назад, расправил плечи, выпятил грудь, щелкнул каблуками и лихо заявил: — Позвольте представиться, милая барышня. Дмитрий Иванович Ржевский, поручик Ахтырского гусарского полка!

— В смысле «Дмитрий Иванович»? — опешила я. — Мой отец?

— Нет, — тут же криво усмехнулся усатый красавчик, который, будь живым, уверена, моментально бы охмурил любую барышню современности. — Предок. В нашем роду прижилось два имени и первенцев называли либо Иванами, либо Дмитриями. Я твой… кхм, шесть раз прадед.

— О…