Разрушитель Небес и Миров 3. Сила

Эпилог

Здесь и сейчас — отныне это единственная форма моего существования. Я одновременно вижу Приора-мальчишку, Приора-юношу и его, обездвиженного в Сенате. Когда хаоситы заканчивают говорить через переводчик, Приор отмирает, пятится, но его обступают силовики, и он сдается без боя. И в тот же самый миг представители Небесного Легиона во главе с Антой обступают Иглу Приора, напоминающую ту, что сдублировала Анта, только в два раза больше. Теперь она в надежных руках.

Одновременно наблюдаю, как по землисто-зеленому небу умирающей Земли прокатывается волна света, и оно меняет цвет на привычный. Археологи в лагере Крылова думают, что это связано с окончательным исходом хаоситов, и только ученый улыбается, щурясь на солнце и шепчет: «Я верил в тебя, парень».

Миллиарды хаоситов слышат известие о том, что кровавый тиран, несущий Смертельный Свет, свергнут, теперь им не нужно своих солдат приносить в жертву богу войны. Небо взрывается салютом, и хаоситы выходят на улицы, чтобы отпраздновать знаменательное событие.

Мир Делирия: желтовато-зеленое небо, исполинские деревья с деревьями-гнездами. Малыш Дели окружен толпой соплеменников, он посылает им телепатемы о своих злоключениях, говорит, не может наговориться и, главное, получает отклики! Его наконец слышат! А он в сотый раз рассказывает, что не все люди опасны, среди них есть вполне дружелюбные особи, в их мире все изменилось, и теперь никто не имеет права обращать разумных в рабство.

Но не для этого я использовал последние пять минут в человеческом облике. Среди руин Нью-Йорка нахожу маму. Удивительно, но наш дом практически не пострадал. Материализовав на себе чистые вещи и даже испытывая трепет перед грядущей встречей, стучу в дверь. Мама точно дома, и не одна, их трое: она познакомилась с нормальным мужчиной и ждет от него малыша, но еще не знает об этом. Увидев меня, она вскрикивает, виснет на шее и начинает причитать, какой я стал взрослый и как возмужал, просит зайти, но говорю, что у меня очень мало времени, прошу у нее прощения. Говорю, что люблю ее, обещаю познакомить со своей девушкой. Очень надеюсь, что через год освою навык инкарнация и смогу ненадолго воплощаться в человеческое тело и появляться среди людей, а так же научу этому Вики, которая не смогла вдохнуть в Канон душу, но ее сущность не исчезла.

И последнее, что я делаю в память об Илае — нахожу его сестер. Все они живы, а вот мать погибла. Девочек забрала на воспитание ее старшая сестра, бедняги ютятся в развалинах, а к появившемуся белому парню относятся настороженно. Говорю, что я от Илая, и девочки обступают меня. Старшей двенадцать лет, младшей шесть. Они худые, изможденные и грязные. Прохожу в их землянку, на ходу материализую из котомки сладости, вываливаю на стол и рассказываю, какой герой их брат, он сейчас очень далеко и прийти не сможет, зато просил передать еду и золото, продав которое, можно купить новую просторную квартиру. Девочки пляшут вокруг, но надолго задерживаться не могу, прощаюсь с ними, захожу в заваленный камнями переулок, запрокидываю голову, чтобы в последний раз посмотреть на небо человеческим взглядом, ощутить прикосновение ветра, почувствовать дым сигарет. Кажется, что с неба на меня смотрит Вики. Мысленно прошу ее подождать, жадно впитываю ощущения и растаиваю под взглядом пожилого африканца, смолящего самокрутку.

На площади Литии вместо статуи, свергнутой Быком, пытаются поднять на пьедестал другую, которая в точности повторяет коротко стриженного молодого воина, покорителя драконов, освободившего страну от темного Владыки. Собралась толпа, наблюдающая за процессом. Люди напуганы тем, что уже третий день солнце замерло на линии заката — ни ночь не наступает, ни день, и небо по цвету напоминает плоть разложившегося трупа с пятнами некроза. Но здесь, на площади, им спокойнее — будто бы сила всех питает каждого.

На сбитом из досок подобии сцены держит речь яфф Оддагард, лично знакомый с героем. Рассказывает о невиданной силе юного воина и его друзьях, которые обязательно вернутся и сделают так, что солнце опять покатится по небосводу, день и ночь будут снова сменять друг друга. Он говорит не очень складно, зато так зажигательно, что всем становится спокойнее.

Когда наконец лебедки поднимают статую Артура и люди с помощью тросов устанавливают ее на постамент, небо меняет цвет на предзакатный ультрамарин, солнце оживает, золотит лучом мраморное лицо статуи, и кажется, что Артур оживает. Площадь взрывается многоголосым воплем ликования. Спустя много лет об этом явлении будут рассказывать, как о чуде, а к статуе — ходить, чтобы попросить что-то важное.

В память о друге, отдавшем жизнь ради того, чтобы этот мир жил, я отвечу на просьбу каждого, кто вспомнит Черного Лиса.

Отдаляюсь, влекомый золотым светом далекой Спирали. Растворяюсь в нем, чтобы чувствовать тепло ладоней, мягкую шерсть, острые грани ледяных кристаллов. Чтобы слышать шелест прибоя, колыбельную для малыша, признания в любви, песню сверчка в траве… И несметное количество просьб несчастных людей.

Отныне я и есть Канон.