В которой я познала бога…
И не поверила глазам своим
Лучше всех мою нынешнюю жизнь описала когда-то Зинаида Гиппиус, в том «Серебряном веке», когда все носили мозги набекрень. У нас с этой тёткой одна проблема с богом на двоих: мы обе считаем, что люди призывают Господа, дабы он явился и успокоил, дескать, грех ваш и не грех вовсе. А коли всё-таки грех, так не переживайте: прощу за то, что вспомнили обо мне и позвали. А ей – кручинилась эта непростая русская женщина – некуда позвать Бога, потому как она путешествует. Мне в таком случае вообще пристало удавиться: я не путешествую, а таскаюсь поневоле. И это тем больней, чем острей я ощущаю, что приход второй молодости оказался каким-то… неудалым.
– Невероятный экземпляр бродячего растения, – стукнуло меня по голове чужим голосом. – Не устаю поражаться всем направлениям человеческой деградации.
– Фыр-фыр-фыр! – укоризненно попеняла Рах неведомому насмешнику.
Я попыталась протереть глаза деревяшками в грязных перчатках. Ни черта не получилось. Зато, едва опустила негодные конечности, кто-то вцепился в кончик среднего пальца и потянул прочь перчатку. Рукам сразу стало легче – даже пальцы чуток согнулись. Я приоткрыла глаза и сквозь ресницы глянула в ту сторону, откуда надо мною издевались.
Дедушка сидел у самой кромки воды и на небольшом костерке кипятил воду в блестящем… чайничке изящной формы. Приглядевшись, поняла, что тот стоит на треноге внутри аккуратного каменного очага. Проснулся нос: от чайничка потянуло так вкусно, что я с грохотом сглотнула.
– Потерпи, – вежливо попросил дедушка. – Ему нужно немного настояться. И тогда я угощу тебя дивным напитком, который в этом мире существует только здесь.
– Где здесь? – совершенно естественно отреагировал мой остекленевший мозг.
– Здесь только одно здесь, – ответил дедушка, и мне сделалось не по себе.
Это не могло быть совпадением. Он не случайно процитировал любимую присказку Джен. Да ещё в таком месте с такой посудой – взгляд наткнулся на стеклянный чайный сервиз, где каждая чашка была оплетена дивным ажурным серебристым кружевом.
Правота моих подозрений не заставила себя долго ждать: чайничек пыхнул, брякнул крышечкой и… Снял себя с огня. Взмыл в воздух, отлетел в сторонку и деликатно приземлился на плоский камень. С подноса, на котором красовался сервиз, вспорхнул пухлый колпак и накрыл чайничек. А на треногу заплыл пузатый девственно чистый котелок. И напоят, и накормят – поняла я – и, даст Бог, мозги вернут.
Рах закончила вылизывать правую потеплевшую руку и занялась левой. Краем глаза я уловила сбоку какое-то движение, обернулась и даже не потрудилась удивиться: флегматичный цветастый плед летел ко мне громадным ленивым скатом. Он опустился рядом на пятачке мягкого с виду белого песка. Я – не будь дурой – переползла на плед, и он закатал меня в себя почти до горла.
– Теперь бы выпить, – слегка оборзев, подколола старика.
– На голодный желудок неразумно, – на полном серьёзе предупредил он.
И котелок снялся с насеста. Ложка подплыла ко мне вслед за ним. Так и опустились лебединой парочкой на сервировочный столик, застолбивший мой живот сверху. Осталось только выпростать руки и приступить.
Тот, кто знал наизусть перлы Джен, ведал и то, что уху я предпочитаю из красной рыбы. Именно такую: слабосолёную, с зелёным лучком, чуть тёплую и побольше картошки. Местной, но тоже неплохой. Чувствовала я себя великолепно: если уж галлюцинации, то пусть будут высшего сорта. Всё, что я люблю, и в приятной компании. Духмяное варево упало в желудок, а дедушка улыбнулся и спросил:
– Не горячо?
– В самую точку, – похвалила я, неприятно теряя беспечность.
Считать этот праздник галлюцинацией было спокойней. Она была тёплой и удобной. А в качестве реальности начинала обретать более суровый лик.
– Ну, не такой уж и суровый, – благодушно возразил дедушка. – Есть более неприглядные вещи, от которых менее приятно сходить с ума.
– А я уже в процессе? – уточнила, изо всех сил стараясь не захлёбываться ухой.
– А есть такое подозрение? – подивился дедушка и спохватился: – Ах, да! Всё от моей неучтивости. Некрасиво прежде обеда не представиться даме. С твоего позволения, Ксейя, отрекомендуюсь: Тармени.
– Великий, блистательный, повелевающий битвами? – не без труда сохранила я лицо.
– Вряд ли. Скорей уж, смерть удерживающий. И, как ни печально, в основном свою.
– Получается? – вдруг живо заинтересовалась я.
– Пока да, – серьёзно ответил он, провожая взглядом колпак, покинувший чайничек. – Но, кто знает, чем окончиться это тысячелетие?
Как он это делал? Уму непостижимо, но я тоже так хочу. Чайничек наполнил чашку и благословил в полёт мой цветочный чаёк – аромат летел впереди него.
– Боги опасные люди, – намекнула я на то, что ему не прибавит славы, если он обидит несчастную потрёпанную канализацией сироту.
– Не видал ни одного, – успокоил дедушка.
Он поднёс к седым зарослям на лице кружку и выплеснул в рот изрядную порцию свежего кипятка. Меня аж по нервам скребануло.
– Людям свойственно, – продолжил Тармени, как ни в чем не бывало, – добывать богов отовсюду, откуда возможно. Это тепло, надёжно и удобно.
– Ещё как, – выдавила из себя я и демонстративно подула в кружку.
– Не тебе удивляться таким пристрастиям разумных. Ты и сама, в некотором роде, приобщилась к божественному. Во всяком случае, по утверждению местного фольклора. Не докучает?
– С переменным успехом. Но, признаться, чаще помогает. Избавляет от ненужных контактов. Частенько имидж полностью заменяет объяснения.
– Имидж всемогущей или ненормальной?
– Оба! – прыснула я и окончательно расслабилась.
Рах тоже хихикнула и подлезла богу под длань. Тот задумчиво погладил её по головке, пощекотал подбородок – пальцы тонули в моей малышке, как туман в озере. Потом бог сделал даме комплимент:
– А ты прекрасно выглядишь. Работа няньки нисколько тебя не состарила. А ты ещё не хотела, – укоризненно напомнил он.
Рах стрельнула в меня виноватыми глазками и потупилась. Напрасно. У нас с ней всё хорошо.
Тармени одобрительно хмыкнул – не слишком деликатно напомнил, что слышит мои мысли. Не на ту напал – я и сама не лыком шита. Попробуй напугать горбатого видом двугорбого.
– Согласен, – оценил бог мою рассудительность. – Выпьешь?
Для всемогущего слабовато: я на полном серьёзе ожидала любимый мартини, а получила тот зелёненький южный ликер, которым когда-то меня опоила Кэм. Он тоже не плох – я не в претензии. Но лучше бы он был мартини.
– Никогда не пробовал, – завистливо просмаковал Тармени мои вкусовые воспоминания. – В последний раз бывал у вас, когда вы научились варить пиво. И строили эти смешные пирамиды. Кстати, получилось? Или бросили заниматься ерундой?
– Стоят, – ностальгически выдохнула. – Олицетворяют. И всегда есть, о чём поспорить египтологам.
– Возможны варианты? – искренно подивился он.
– А то! – почувствовала я гордость за родную планету. – Сколько угодно: от гробниц властителей до стартовых площадок межгалактических ракет инопланетян.
– Надо же! – опешил бог. – А как с них стартовать-то?
– Кàком, – выдала я задорную детскую пошлость и застыдилась.
– И не такое слыхал, – отмахнулся он. – Допила? Вкусно? Ну и отлично, – велел он посуде возвращаться на базу. – Ты поспи, а после поговорим.
Он встал, а я мгновенно умерла. Прямо так: без спасибо за обед, без пожеланий спокойной ночи, без поцелуев в лоб.
Выспалась отменно. С дичайшим наслаждением выкупалась в холодном озере. Слопала завтрак и поздоровалась с Тармени, что вылез из воздуха. Я сделала первый глоток цветочного чая, и тут меня нахлобучило со страшной силой. Боже ты мой: девчонки, Гра-ара, яйцо!.. Как мне удалось забыть о самом важном?..
– Глупости, – развалился в приплывшем кресле не тот, к кому я взывала. – Твои подруги со всем разобрались и чувствуют себя нормально. Пытались, было, побегать по горам, поискать пропавшую Ксейю. Но я их успокоил.
– Как? – подозрительно уточнила я, догадавшись, что конструктивного диалога не было.
– Конечно, не было. Я живу замкнуто и не люблю лишних контактов. Все твои подруги просто спят. И прямоходящие и летающие.
– Но…
– Их сон охраняют лайсаки и местные динозавры, как вы их классифицируете. В принципе, некоторое сходство есть…
– Ты и динозавров видал?
– Не на вашей планете. Не такой уж я и старый, – попенял он юной нахалке. – Так вот, здешние нартии охраняют сон твоих подруг. Лайсаки охотятся и отдыхают от ваших сумасшедших полётов. Кстати, я как-то пробовал проникнуться чувствами человека в полёте на нартии. Давно, когда аборигены учились соединять шкуры с помощью жил.
– Яйцо вернули? – напомнила я о последней причине своих тревог.
– Что? А! Вернули, конечно – куда оно денется. Местные нартии в восторге и вам очень симпатизируют. Полагаю, ты не преминешь этим воспользоваться.
– Естественно.
– Хочешь накинуть на Руфес воздушную сеть сообщений?
– Почему бы и нет?
– А народ не взбунтуется?
– В Юди привыкли быстрей, чем я успела осмыслить проблему противостояния.
– В центральных регионах народ не настолько отчаялся, чтобы стать отважным.
– А мы им и не навязываемся. Север нас полюбит. Юг тоже – они уже дозрели до отваги.
– У тебя на всё есть ответ, – довольно хмыкнул Тармени.
А у меня появилась новая причина поломать мозги. Вчера тоже показалось, но было не до науки. А нынче я совершенно ясно разглядела одну несуразность в поведении бога: тот не двигался. Верней, почти совсем не двигался, обходясь лишь самыми необходимыми телодвижениями. Мы уже несколько минут треплемся, а он, как упал в кресло в одной позе, так на миллиметр не сдвинулся. У меня бы задница уже запросила пощады. Особенно без подстилки на деревянном седалище.
– Меня это не беспокоит, – не стал напускать тумана Тармени. – Ткани моего тела не страдают от некроза, сосуды не слипаются, коленки не затекают, как вы это называете.
– Я не медик, – переварила я неправдоподобный анамнез. – Но звучит так, словно я…
– Впёрлась поржать на спиритический сеанс?
– Фу! Как неприлично шпионить за чужими мыслями.
– Не более чем любопытствовать по поводу чужой частной жизни, – немедля парировал бог.
– Прекрасно! Тогда, раз ты начал первым, я имею право на сатисфакцию.
Он возвел голубые очи горе… Нет, серые. Уже зелёные? Я вгляделась попристальней – матерь божья! Да его глаза меняют цвет, как стекляшки в раскрученном калейдоскопе. Ну да, они же медовые, янтарные, карие… Погодите-ка, люди добрые. Его лицо – до сих пор я удивлялась мимике бога, трепещущей крылом бабочки. А если смотреть, не отрываясь, то отчётливо заметно, как очертания лица просто плавают в границах. И борода – я вдруг заметила верёвочку, опоясавшую его балахон. А ведь прежде любовалась бородой до… ниже пупка. И она живёт своей жизнью, экспериментируя с длиной и формой. Мираж?
– Почти, – подтвердил Тармени. – Конечно, не совсем верное определение, но тебе так привычней. Я не осязаем, – предупредил он возможный акт прощупывания. – Как у тебя с физикой элементарных частиц?
– Кисло, – заскучала я. – Ты бог, вот и найди простые слова для одной конкретной божьей твари.
– Ты знаешь, как возникает вселенная? – неохотно поинтересовался он с видом невролога, загнанного на подработку проктологом.
– Конечно, – не без апломба отважно заявила я. – Оно сначала взрывается. Потом то, что разлетелось по сторонам, постепенно склеивается и вырастает до больших размеров. Затем слипшееся маленькое притягивается к слипшемуся большому и крутится вокруг него по орбите. А всё остальное вакуум.
– Понятно, – уважительно кивнул Тармени. – Ты только что научила меня преподавать физику элементарных частиц удобрению.
– А это из репертуара Шарли, – буркнула я, мотая на ус.
– Вселенная, которую ты знаешь, нестабильна. Это понятно?
– Ну-у-у…
– В ней постоянно происходит крайне медленный, но непрерывный процесс дезинтеграции материи. Кстати, в конечном итоге это приведёт к исчезновению вашей материи, из которой состоите вы и всё вокруг. Однажды – но очень нескоро – в вашей вселенной появится… зародыш новой материи. Совершенно иной, понимаешь?
– Нет.
– Превосходно. Этот зародыш такой могучий, что способен… Нет, обязательно сожрёт всю эту материю, – живописно повёл руками бог. – И на месте вашей вселенной появится другая. Совершенно иная. Вот ваша вселенная, к примеру, состоит из пятнадцати различных частиц материи и пяти сил. А в новой их число может увеличиться или уменьшиться. Или…
– А ты тут причём? – поинтересовалась я тоном гимназистки, поймавшей подругу под гусаром.
– Умница! – восхитился бог. – В самую точку: я тут совершенно не причём. И вообще, кажется, начал слишком издалека. Коротко говоря, я из другой вселенной.
– А наши приведения – это тоже из твоей иной вселенной? – глубокомысленно поинтересовалась я.
– Нет, из вашего альтернативного восприятия мира: из неизлечимых психических аномалий.
– Не будем переходить на личности, – миролюбиво предложила я. – Как ни странно, мне всё это понятно. Но, где-то в принципе. Детали неинтересны, поскольку неподъёмны для моего мозга. А ему и так есть, чем заняться. Так что можно мне считать тебя духом? Нет, пусть лучше будет комок энергии – я всё-таки два университета одолела. Хотя, пусть ты будешь богом.
– Лучше не надо, – осторожно попросил Тармени. – Я как-то, очень давно попытался идентифицироваться в этом мире и пошёл на контакт. И что вышло? – в расстройстве закатил он бровь на подбородок и лишился левой руки. – Великий, блистательный, повелевающий битвами! И, только представь себе: женатый на смерти! Если отбросить тот факт, что сам процесс женитьбы в моём случае так же нелеп, как для тебя фотосинтез, то выбор моей супруги просто удручает. За несколько тысяч лет, что я провёл прикованным к этой планете, мне не довелось убить ни единого живого существа. Это просто физически невозможно. Так же, как человеку задушить облако.
– А как обстоят дела с Тармени «вездесущим» и «всепроникающим»?
– Это чистейшая правда, – признал он. – Я и вправду могу исчезнуть и появиться в любой точке планеты. Видишь ли, здесь для меня нет ни времени, ни расстояния.
– Даже прошлого с будущим?
– Не передёргивай, – поморщился он. – Лишь в реальном формате.
– А что со «всеохраняющим» и «всеобъединяющим»?
– Обойдётесь, – хмыкнул Тармени, отчего его лоб подрос, а щёки сдулись. – Самое бездарное занятие: вмешательство в дела иных существ. Реальной помощи ноль. А разочарования бездна. Причём, с обеих сторон. Нет уж, свою жизнь портите как-нибудь сами.
– Не скучно без электората? – съехидничала я. – Всё-таки тысячи лет.
– Ну, почему же? Я всегда в гуще событий. Люблю наблюдать за парадоксальностью людей. К тому же, сбор научной информации входит в мои прямые обязанности. Несколько тысяч лет, на самом деле, не такой уж и большой срок. Я и пятой части информационных сот накопителя не заполнил. Причём, на всех шести планетах, которые изучал.
– Так ты всё-таки физик или биолог?
– Всё вместе, – совершенно буднично констатировал он, окончательно смяв эпохально встречу с делегатом запредельной вселенной.
– А как ты добываешь еду и всё остальное? – задала я вполне уместный естественный вопрос. – На тебя здесь кто-то работает?
– Если бы вчера ты не нуждалась во сне, то на месте, где я сидел, обнаружила бы лужу, – вкрадчиво прозвучал божественный голос. – Думаю, тебе было приятно выпить чайку с живой душой после долгой одинокой борьбы за жизнь? Ну вот. А мне это ничего не стоило. Что до материального, то за время моего пребывания в этом мире его столько натаскали богу! Тебе на десять реинкарнаций хватит. Если ты, конечно, не пожелаешь обзавестись бессмертием.
Последнее заявление сбило меня с ног, как самоубийцу, который заявил о праве «тоже бегать по рельсам». Оно взорвалось в голове сверхновой, но тут же быстренько утухло. Подозрительно быстро для естественных биохимических процессов организма человека: как в ледяную воду окунули. Я испытующе посмотрела в пестрящие глазки – Тармени трогательно улыбнулся, надув узкие губы до гротескной толщины. Я приняла извинения, и мы продолжили болтать о том, о сём.
О статистически-исследовательском для него и насущном для меня. Я впервые встретила кого-то, кто знал не много, а всё. Весь расклад местной политической подковёрной возни этот божественный чиновник аккуратненько протоколировал и паковал в эти свои соты с тупой исполнительностью пчелы. Я представила себе бессмертную улитку, запущенную ползать по экватору – примерно так выглядела его жизнедеятельность, которую нельзя так обозвать даже с натяжкой. Скорей существование, в котором существенного кот наплакал.
– У тебя друзья-то есть? – вылезла из меня сердобольность.
– Есть! – гордо провозгласил Тармени и в буквальном смысле расплылся улыбкой на пол-лица.
Явившаяся откуда-то Рах моментально подтвердила наличие факта. Притащившиеся за ней Цах и Чах радостно загомонили. Они полезли вверх по креслу на божественные колени…, чтобы провалиться сквозь них.
– Так это ты их создал! – озарило меня. – А вся планета голову ломает: кто да откуда?
– Не создал, – задумчиво поправил меня Тармени, поглаживая счастливых подопечных. – Чуть-чуть подкорректировал. Яд – это изобретение местной природы. Мне бы такое и в голову не пришло. А вот разум – тут да, целиком моя ответственность. Печально любить того, кто всего лишь отвечает удовольствием на твою заботу. Хочется и для души чего-нибудь этакого.
– И нартии?
– Неудачный эксперимент, – досадливо поморщился бог. – Всей пользы: внедрение в их гены табу на человеческое мясо. А что до общения... Такие неприятные твари, что не передать. Базироваться у них под местом их гнездования удобно. Это гарантирует, что рядом не станут селиться люди. Но общаться с такими соседями – это увольте! Уж не знаю, на каком языке ты с ними договариваешься, но я для таких контактов оказался слишком косноязычным.
– Я купила их, – преспокойно созналась хозяйственная агрия. – За гарантированное уничтожение голода. И ещё спасение их яиц. Ты мне, я тебе – универсальная схема взаимоотношений. Конечно, однобокая. Так и они не слишком-то многогранны. Разговаривать с кем-то на его языке всегда легче. А тебе это просто неинтересно: все эти фермы, корма, размножение и забой. У меня-то от всего этого скулы сводит. А тебе, думаю, и в голову не придёт так всеобъемлюще скучать. Слушай! – вспомнила я о недовыспрошенном. – А остальные? Кишагнин, Лугалан и прочие – они тоже где-то тут «не живут»?
– Они? – старательно прятал от меня глаза Повелевающий битвами.
– Да они. Остальная пятёрка тоже здесь квартирует, или…, – тут мой здравый смысл потерял терпение и дал мне хорошего пинка: – Да их вообще не существует!
– Не существует, – печально вздохнул он. – Я немножко неточно выразился.
– Перепутал цифры! – злорадно припёрла я бога к стенке. – Однажды пытался идентифицироваться, пошёл на контакт и так шесть раз. Что, даже даме не удалось вписаться в коллектив? Дай угадаю: Кишагнин в местном пантеоне появилась последней. Верно? Ну, чего стесняться? Мы ж теперь почти семья. Неужели и с ней ничего не вышло?
– Почему же? – прохладно ответило мне шестигранное божество. – У человечества появилась вполне культурная богиня плодородия. Видела бы ты, что они творили во имя прежней! Сплошной разврат. Да и кровопролитием жертвенным не брезговали. Человеческим! – поднял он палец, олицетворяющий укоризну.
Я впечатлилась. Он вообще мне здорово понравился: хороший мужик. А хороший мужик для женщины – красная тряпка для быка. Не эксплуатировать нереально. Я и закинула удочку насчёт информации, которая поможет нашему святому делу поиску подруги. Он знал. Я не удивилась. Он тщательно следил за нашим Орденом на предмет безопасности – я от души поблагодарила, не задавая лишних вопросов. Особенно неудобных: если радеет о нашей безопасности, так почему же мы пропадаем?
Распрощались мы очень тепло – даже не хотелось расставаться. Я пообещала не позабыть, а он – почтить визитом.
Обратный путь лучше не вспоминать – альтернативы этой клятой канализации просто не было. Правда, на этот раз в дарёный ранец набили всякой снеди и сунули пару баклажек с водой и соком. Рах, Цах и Чах окружили меня заботой, сменяясь и не оставляя в одиночестве ни на секунду. Поразительно, но тоннель оказался не таким уж и длинным под влиянием уверенности в твёрдо гарантированном хорошем конце приключения. Во всяком случае, по эту сторону дыры.
Потому что по ту сторону меня ожидали четыре разъярённые фурии – Звёздочка с Арнэром воздержались по причине недавнего знакомства. А эти четверо… едва вытащили меня на божий свет… Вот же стервы!