Распорядок агонии

Глава 27

В которой стало понятно, почему боги…

Прячутся от людей

Азия Ардженто права, утверждая, что не ложь, а истина эффективней всего разделяет и стравливает людей друг с другом. Чего бы это не касалось: страстей, науки и даже веры. Не говоря уж о дружбе, которую некоторые бессовестные люди внесли в разряд понятий круглосуточных. Настоящий друг не станет требовать, чтобы ты немедля отыскала какое-нибудь подходящее дерьмо и залезла в него лишь потому, что у него самого в нём ноги по колено. Или, к примеру, настоящая подруга не стала бы на тебя орать и грязно выражаться всего лишь из-за того, что события в её жизни описуемы только матерщиной.

Говорите: любовь ржавеет, а дружба нет? Уж лучше бы дружба тоже ржавела – окисление металлов не производит такой вони, как гниение. И таких оскорблений. Понятно, почему у великобританок в ходу пословицы, типа: «Сведение счётов укрепляет дружбу». Эти стервы вечно что-то тебе предъявляют на том простом основании, что они тебе подруги, а ты обязана. Дружба в духе отношений с кошкой: ты её любишь и кормишь, а она тебе за это от всей души дерёт обои и наваливает мимо лотка.

– Никогда не думал об этом, – решился высказаться Тармени, как всегда грея уши около моих размышлений.

– Вот и не забивай себе голову, – пробормотала я, концентрируя внимание на атакующем враге. – Убери! – пихнула ногой бобика, сующего мне клизму.

Мне уже целых полгода! И я доросла до их габаритов, чтобы драться.

– Пора есть! – мелодично пропела нянька, наступая на меня с клизмой наперевес.

Моё преимущество заключалось в умении принимать решения самостоятельно. И потому первый прыжок на ближайший турник ещё ни разу не перехватили. Но дальнейшие гонки по лианам мне выиграть пока не удавалось. Не потому, что трое на одну – это нечестно. А потому, что эти гады самообучаемые. И каждый мой новый финт откладывался у них в памяти навечно. А я терпеть не могла эту бурду и старательно избегала с нею встреч.

Сегодня меня поймали быстро и приволокли к лежанке за ноги. Один палач крепко держал ребёнка, зафиксировав конечности. А второй бестрепетной рукой блокировал доступ воздуха к носу. Где эти гады такому научились – ума не приложу. Все мои мысленные приказы бобики выполняли безупречно. Но, во время кормёжки игнорировали начисто, в чём я подозревала Тармени. И периодически клялась себе попомнить вплоть до собственноручного расстрела нашего диктатора, когда тот падёт.

Поужинав, я улеглась отдохнуть и поглазеть на внешний мир. Вейтел снова явился мучить меня на ночь глядя в самом жалком сиротском виде. Я, понятно, ему не верила. Джен можно заподозрить в чём угодно, но только не в бездушии. Даже меня – страстно не желая себе такой радости – она когда-то приняла потому, что я стала её семьей. Свекровушка не была сентиментальной или добренькой. Но семья – это у неё превыше самой жизни. Так что Вейтел совершенно напрасно мотал мне нервы, пока я не заснула.

А проснувшись утром, получила от Тармени два неописуемых подарка. Во-первых, сегодня мои ребята, наконец-то вылупятся. Во-вторых, мои тренировки по зондированию не прошли даром: я уже пару раз выходила в открытый космос приведением, чтобы поболтать с яйцами. И сегодня лично поприсутствую при эпохальном событии.

Между прочим, Арнэр по достоинству оценивал божественные старания: благодарил за жизнь любимой, за шанс быть с ней и за мои личные беспокойства на их счёт. Ему плевать, что какое-то время придётся повлачить пресмыкающееся состояние. Тем более что сюда же прицепом пошло умение летать. Он всегда любил природу со зверушками. А потом ещё влюбился и в эту английскую сквернословку. Все эти богатства так и остались при нём, так чего ж глотку драть? Но, вот Эби!..

А я так старалась. И столько претерпела! Для хождения богов в народ предназначался специальный… Я назвала его «саркофаг». В него Тармени укладывался, дабы подвергнуться насилию со стороны бездушных механизмов. Те втыкались в его живой организм множеством омерзительных с виду щупалец для поддержании общения с окружающим миром. А для втыкания, как известно, необходимы дырки, которые нужно ещё просверлить. Да оснастить специальными предохранителями-браслетами, чтобы дырки не забивались всякой пакостью, которая могла помешать сеансу связи с большой землёй.

Так что меня всю издырявили, обраслетили и уложили в гроб живьём. И вот кто бы осмелился обвинить меня в том, что я не пожертвовала своей шкуркой ради подруги? У той, между прочим, броня осталась целёхонькой.

А эта стерва в первый же сеанс связи устроила мне концерт. Обвиняла нас с Тармени во всех смертных грехах числом до сотни. А я-то искренно желала скрасить её выход в свет, удесятерив собственные усилия по собственному выходу наружу. Рвалась поскорей обрести способность к ментальному зондированию поверхности планеты. В теории эта процедура моего обожествления должна была проходить планомерно в течение года. Оно и понятно: сверление организма, усушка, утруска, усвояемость, обкатка и много чего ещё. Только вот два яйца, торчавшие в пещере над моей головой, имели ещё меньше шансов на этот год – не захочешь, а вылупишься.

– Тармени-и! – самым льстивым ментальным голоском покликала я, заглянув в открывшийся проём усыпальницы с саркофагами.

– Заходи, – дозволили мне проникнуть в святая святых, откуда я не раз вылетела на пинках из-за несанкционированного проникновения. – Придётся подождать. Необходимо подкорректировать вводные параметры зондирования.

– На охоту идти, собак кормить, – проворчала я.

И попыталась подлезть ему под руку, дабы подсмотреть принцип управления нашей усыпальницей. Неважно, насколько это бесполезно – главное, не прекращать трудиться над проблемой. Могучий хвост оценил мои труды подзатыльником, отшвырнув мелкую паршивку в угол. Я почесала отбитую попку и от скуки решила изучить другую проблему:

– Тармени, а почему тебя нартии терпеть не могут? Потому, что ты подсаживал в их яйца человеческие мозги? Или за то, что исправил их собственные?

– Их мозги я не модифицировал, – мигом открестился патологический экспериментатор, не прекращая шуровать у панели управления. – Всего лишь искусственно ускорил их развитие по одной из потенциальных эволюционных схем. Благодаря этому сейчас их можно причислить к разумному виду. А иначе человеческое сознание просто не могло функционировать в них при условии…

– А скольким яйцам ты пересадил сознание? И чем всё закончилось? – вспомнила я, что упустила из виду столь немаловажный факт.

– Ну, всего их было пять. Все добровольцы, если ты сомневаешься в моральной стороне вопроса.

– Не сомневаюсь. Все пять экспериментов закончились удачно?

– Ну, как сказать, – сосредоточился он на ответе.

Бог не выбирал слова – он оценивал целесообразность ответа в принципе. Внутри моей мартышки всё похолодело. Да и в слизняке, заменявшем ей мозг, тоже.

– Лишь один из пяти экспериментальных образцов перенёс всё нормально, – принял решение ответить Тармени. – И прожил в теле нарта обусловленный природой срок. Двое не смогли справиться с психологическими проблемами. Один прекратил физическое существование самостоятельно. Второй прибегнул к моей помощи. Он не желал испытывать дискомфорт, связанный с болью и предсмертным шоком. Ещё двое были убиты людьми.

– За что?

– За совершенно недопустимое вмешательство в их жизнь, – невозмутимо объяснял учитель своей ученице. – Понимаешь, оба получили немалое физическое преимущество над людьми. А потому решили, что и все остальные преимущества на их стороне. Заметь, абсолютно необоснованное решение. Любая попытка позиционировать себя человеком, находясь в шкуре нартии, изначально обречена на провал. Все мои попытки это объяснить успеха не возымели. Эти два человека настолько уверовали в своё превосходство, что стали неадекватными. Как следствие, соответствующая реакция людей. Возможно, ты слышала древнюю легенду о героях, победивших двух кровожадных нартов?

– Не, меня пронесло, – облегчённо расслабилась я, удовлетворённая разумным объяснением. – Ну, тут я совершенно спокойна. Эби никогда не заносило на мании величия. А Харлат просто нормальный. Он о таких изысках вообще не подозревает.

– Я тоже так думаю.

Наконец-то, Тармени закончил меня мучить и распахнул оба саркофага: свой – размером с крейсер Аврора – и мой уютный кораблик.

– Час, – строго предупредил Тармени, запуская систему, превращающую нас в готовый для отпевания материал. – И ни минуты больше. Станешь упираться, как в прошлый раз, неделю никуда не выпущу. Я слишком нетребователен. Но, не потому, что не могу противостоять твоему напору. Просто не хочу, чтобы твоё психическое состояние влияло на соматическое. Мне некогда возиться с твоим лечением.

– Не занудствуй, – нетерпеливо отмахнулась я, укладывая конечности точно в отведённые для этого пазы. – И не подглядывай.

Он мысленно плюнул в нахалку и запустил процесс. Щупы тотчас зажили собственной жизнью, разбегаясь по местам гнездования в моём теле. Браслеты санкционировали контакт, и в моё тело безболезненно воткнулись чужеродные предметы. Я добросовестно сосредотачивалась на процессе, ибо надо.

Для того чтобы попасть в нужное тебе место, необходимо там побывать хотя бы разок, и ты уже никогда не промахнёшься. Без багажа, который приходится левитировать примитивным воздушным путём, тебя запульнет туда в считанные секунды. Да и с багажом тебе крыльями не махать – проедешься сквозь пространство, как по маслу, расходуя больше энергии и времени. Неприятность, как и в любом деле, есть: более опытные в путешествиях божества не смогут передать тебе наработанные тысячелетиями ориентиры. Верней, передать-то смогут, но вероятность точного попадания слишком мала, чтобы тратить на это силы. Нет, поначалу ты должен слетать туда сам и оглядеться – оставить свой ментальный маячок, настроенный на тебя одного.

Вторая неприятность заключалась в нестабильности формируемого образа проникальщика во все дыры. Можно, конечно, заявиться в гости и обычным облачком неопределённой породы. Но людям-то конкретную рожу подавай. Народ не любит вступать в отношения с безликим фантомом – ему требуется посмотреть этой пакости в глаза. И неважно, что сами глаза всего лишь пустое место – традиции нужно чтить. Вон у Тармени с этим вечные проблемы. У него в воображении даже привычный дежурный облик старца недолго задерживаются. Оттого и рожа во время гастролей в народ плавает туда-сюда.

У меня с этим проблем не было: и воображение будь здоров, и местный фасон внешности родней родного – не выскользнет в дырку межвидового несоответствия. А уж собственный неказистый портрет мне и спустя десяток реинкарнаций не позабыть. Да и полезность его несомненна: в нём я прославилась в этом мире, застолбив местечко в фольклоре.

– Привет, – помахала я ручкой подростку, обвившемуся вокруг яйца Арнэра в первом гнезде.

Решила, что начать с визита к нему разумней: никакой ругани, никаких попыток выморщить у меня клятву разыскать подходящее тело. Да и охраняли его вполне адекватные ребята, которым не приходилось иметь дела с истеричным яйцом. Вот этот, к примеру, лишь приоткрыл один глаз и вяло помахал кончиком хвоста. Я зависла перед яйцом и проверила его на предмет состояния жильца – тот бодрствовал, если можно так сказать.

«Арнэр, ты как?» - мысленно поинтересовалась я.

«Ксейя?» - лениво отозвался он. – «Я нормально. А как Эби?»

«Не знаю. Ещё не видала. У тебя уже трещина в скорлупе. Когда вылезешь?»

«Пробую», - буркнул он. – «Немножко отдохну и снова»

«То-то снаружи такой галдёж. Погоди-ка. Слушай, а они там не зря разорались. Похоже, Эби-то вылупляется»

«Ты бы помогла ей», - заволновался Арнэр, и яйцо закачалось.

«Чем? В скорлупу носом тюкнуть? Уж ты-то меня не раздражай. Или забыл шансы Тармени прихлопнуть комара на этом свете? Вот и у меня теперь с ними не богаче. Вылезешь, полюбуешься, в каком я нынче виде обретаюсь. Надеюсь, Эби обрадуется, что мне ещё паршивей, чем ей»

«Ну, тебе же не привыкать к бестелесности» - с безапелляционностью матёрого теолога напомнил мне этот змеёныш о моей божественной сущности.

Его обожаемую задрыгу, в своё время, я просила, чтобы та вправила ему в мозгах религиозный вопрос на мой счёт. А она только ржала да отмахивалась. Дескать, подумаешь, богиня – тебе чего, жалко, что ли? Не просят же у тебя всяких благ, ну, и не кочевряжься. Порадуй человека. Вот и дорадовались до ручки!

«Ладно», - решила я, что смыться сейчас проще, чем разводить антирелигиозную пропаганду. – «Я слетаю к ней. Не волнуйся, ничего с твоей красоткой не случится. Вылупится – никуда не денется. Раз уж в яйце не загнулась, так и снаружи не помрёт»

«Ты там её не обижай!» - пригрозил Арнэр, и яйцо завалилось набок.

Подросток активизировался, сонно хлопая глазами и ворочаясь вокруг новорождённого. Гвалт снаружи усилился, подбадривая моего друга. И предлагая мне убраться, дабы не мешать природе делать своё дело.

В гнезде Эби торчала молоденькая нартия. Она вожделенно пялилась на мордень младенца, выглядывающего из располовиненной скорлупы. Малышка протаранила её лбом и выпучилась на меня, покачивая слабенькой шейкой. Хорошенькая! Умереть – не встать. Такая манипусечка! Такая вся миленькая, что я позабыла о прежнем намерении разнести её в пух и прах, если начнёт ругаться.

Эби, видать, тоже позабыла обо всём, воочию убедившись, что она по-прежнему жива. Всё-таки, что не говори, а умирать насовсем жутко не хочется. Особенно молодой – восемь десятков лет, прожитых на Земле, давным-давно выветрились из памяти Эби. Она уже отвыкла от мысли, что была старухой, так что прерванная вторая жизнь показалась ей несправедливо короткой.

«Чего… пялишься», - неуверенно пробормотала новорождённая.

И, чуть было, не ткнулась носиком в отвалившуюся от яйца скорлупу.

«Осторожней!» - испугалась я и кинулась к ней…, чтобы пропустить малышку сквозь себя.

«Смешно», - чирикнула Эби и попыталась завернуть шейку в направлении моего полёта.

Когда этот манёвр завалил её на бочок, нянька зашипела на меня, вытаращив разгневанные очи. Я тоже шикнула на неё от всей души, оглушив бедняжку и вогнав в ступор.

«Правильно», - одобрила Эби, елозя и суча ножками в попытке перевернуться на пузико. – « Сразу покажи им… им тут… кто тут у них родился. А то нравы… у этих девиц… крутые. Фу-у!», - удовлетворённо выдохнула она, встав на подрагивающие ножки. – «Мой-то как? Ещё заседает?»

«А чего ты такая добрая?» - насторожилась я, вернувшись к её носу. – «Я, понимаешь, приготовилась, а ты не орёшь. На такой случай у меня ни одной заготовки»

«Как здорово всё-таки жить!» - подтвердила мою гипотезу хирургиня.

А ведь она распластала немало человеческих тел. И, надо думать, закрыла немало глаз тем, кто не пережил её хирургическое вмешательство. Да уж, тётка, как никто, знает цену жизни.

«Привет, Матрёшка!» - уже совсем жизнерадостно поприветствовала меня подруга.

«Господи! Как же я рада, что ты жива!» - исторгла моя душа с такой нежностью, которую я не ожидала, а эта скандалистка не заслужила. – «Не представляешь, что со мной было, когда этот гад Тармени признался, что ты чуть не умерла. Эби, ты не думай», - заторопилась я. – «Ты не останешься в таком…»

«Не надо», - благодушно оборвала она меня, выползая из скорлупы окончательно. – «Потом наобещаешь. А сейчас мне нужно немножко поосмотреться. Ты чего так редко заглядываешь?»

«Так я и сама ещё соплячка», - вздумалось пожаловаться мне. – «Я и так еле уговорила Тармени поскорей меня продырявить, чтобы к вам приходить. Задолбал своими причитаниями: рано, помрёшь, здоровье ребёнка…»

«Так ты не сама это делаешь?» - строго осведомилась врачиха, придирчиво рассматривая свой глюк.

«Неа. Я лежу в своём саркофаге. А в меня воткнута куча щупалец…»

«Оль, не надо, а», - взмолилась она, делая первый шажок в третьей по счёту жизни. – «Дай чуток оклематься. Потом всё расскажешь в подробностях. У меня в башке сейчас такой гудёж, будто туда паровоз засунули»

«Это тебя мамочка туда любит», - вспомнила я кое-что из советов Тармени. – «Ты уже сейчас способна глушить в голове эти посылы. Вот сейчас с мамочкой познакомишься, морду её запомнишь, а потом будешь мысленно от неё прикрываться. Только не увлекайся, а то она распсихуется. Кому понравится, если твоя дочь полная идиотка: не слышит тебя, ни черта не понимает»

«Разберёмся», - деловито пообещала Эби и заковыляла на выход.

«Будь умницей», - благословила я её. – «И тогда я покажу тебе, во что реинкарнировали меня»

«Это смешно?» - придирчиво осведомилась она, не сбиваясь с курса и потешно балансируя хвостом.

«Обхохочешься», - пообещала я и отправилась поприсутствовать при родах её любовника.

Харлат лихо разделался со скорлупой. И без задержки проследовал на встречу с мамашей, любовно сюсюкающей у входа в гнездо. Флегматичный надсмотрщик волочился за ним с видом человека до конца исполнявшего долг.

«Передай своим дружкам, что он под защитой богов!» - грозно предупредила я, слепив из себя голову нартии шириной во всю пещерку. – «Вздумаете его обижать, сопляки, я вам устрою весёленькую жизнь! Будете у меня с утра до вечера кувыркаться!»

Паренёк испуганно сморгнул и качнул башкой. Затем ринулся через узкий проход наружу, скрежеща боками о каменные стенки. Ещё бы! Пусть Тармени и не злоупотреблял своей левитацией в карающих целях, легенды о кувыркающихся в воздухе нартиях передаются из уст в уста. А я им тоже не какое-то беспомощное унылое приведение. Всесильная мартышка с саркофагом, извольте видеть! Как выскочу, как выпрыгну – полетят клочки по закоулочкам!

Спорить со мной снаружи никто и не собирался. Встречавшие пополнение нартии лишь недовольно позыркали в мою сторону и занялись Арнэром. Тест драйв – етить его в дышло! Моего опекуна подталкивали носами и кончиками хвостов, дабы не расслаблялся и маршировал по кругу. Новичок демонстрировал сородичам ходовые качества и общие потребительские свойства. Гордая мамаша не спускала с него глаз, ожидая похвалы. А нам что? А мы не гордые!

«У тебя необычный сын», - чрезвычайно и полномочно встряла я в процедуру, не имевшую до меня никакого касательства.

Тем не менее, дамы дружно нацелили на меня морды. А я подлетела к Арнэру и опустилась перед его носом, имитируя позу лотоса.

«Этот малыш станет великим вождём!» – провозгласил глюк с сомнительными правами на божественность сущности. – «Он будет мудрей самых мудрых и сильней самых сильных».

«Может, не стоит?» - нерешительно шевельнулось в мозгах скромника Харлата.

«Молчи, молокосос!» - насмешливо огрызнулась я. – «И не спорь с богами»

На том мы и расстались, поскольку нам обоим пора кушать, дабы поскорей набираться сил во имя прибавления роста. Вот, кстати, позабыла спросить Тармени: когда я стану по-настоящему взрослой? А то третий раз в первый класс. Это несправедливо!

– Но, вопрос справедливости мы изначально не обсуждали, – встретил мою душу нудный бубнёж сродственничка. – Ты дала согласие на участие в эксперименте, который был обусловлен неудачным симбиозом…

– Жрать хочу! – остановила я этот поток тем единственным, что срабатывало безотказно.

– Ты уже проголодалась? – забеспокоился учёный муж, вытаскивая меня из саркофага. – Вот видишь, я же говорил, что такие перегрузки пагубно влияют…

– Я наврала, – быстренько переориентировалась моя находчивость.

– Ольга, твоя непоследовательность утомляет, – без обиняков указал папаша макак на недопустимость и возбраняемость моего поведения.

И попытался отодрать от себя прилипчивую мерзавку, талантливо треплющую ему нервную систему.

– А то, что касается несправедливости…

– Я и тут была неправа, – согласилась с ним лучшая моя половина. – Ты совершил настоящий подвиг, изолировав меня от мира. Ты вычистил из него непонятную и весьма опасную заразу. Уж я-то знаю, о чём говорю, – доверительно прижалось дитятко к жёсткой груди.

– … настоящий подвиг, изолировав меня от мира, – бубнил Тармени, выволакивая меня из усыпальницы.

Надо же, цитирует. Я литературные-то мудрости за собой не помню – мне проще назапоминать афоризмов.

– Слушай, Тармени, всё забываю спросить: Варкар женился?

– Конечно, – задумчиво откликнулся тот, неся меня по коридору в мою горенку на пару сотен квадратов жилой площади. – У Джен с Вейтелом всё в порядке. Мальчик здоров и правильно развивается. Я периодически проверяю.

– А, когда ты меня к ним отпустишь? – подольстилась я тоном полнейшего и безприкословнейшего подчинения.

Он затеял безразмерную нотацию. Не дослушав, я оттолкнулась от его груди. Выкрутилась из рук, приземлилась на все четыре и понеслась к бобику у кормушки. А потом присосалась к ней, честно вытаращившись на папу-обезьяна. Тот мысленно покачал головой и удалился, отдав моим нянькам какой-то приказ. Я, понятно, не услышала, но какая разница? Пусть его – он же заботится обо мне.

И, в конце концов, Тармени прав: моё здоровье – это тоже оружие. Не стоит им пренебрегать. Потому что нам с Эби нужно ещё доделать недоделанное: разобраться с моими родственничками по другой линии.