Поэтому возвращался уже с открытыми глазами и с максимальной деловитостью начал со второго шага:
– Значит, так, жребий отменяется, беру всех троих! Но настаиваю на быстрой репетиции и строгом выполнении всех моих инструкций.
Машка, хоть и старалась скрыть свое волнение и надменность, ответила без колебаний:
– Мы согласны.
– Отлично! Тогда тренируемся вот возле этого дерева.
Я отвел их в сторонку и стал объяснять, как шагать, куда приложить руку к дереву, что сделать после последнего шага левой ногой и как в итоге, уже там, вытянуть правую руку максимально в сторону.
– Накидываю вам на кисть страховочную петлю, вы ее зажимаете обхватом и спокойно смещаетесь в сторону натяжения. Главное: не открывайте сразу глаза, не делайте никаких резких движений и ничего не бойтесь. У меня все под контролем.
Скороговоркой, советами и кучей замечаний я постарался полностью задавить самостоятельность моих подружек и строптивость нашего лидера. Хотя это не совсем удалось, потому что Машкино бормотание я разобрал отчетливо:
– Лгунишка! Про касание рукой к дереву нам ничего не рассказал, притворялся, что делает это случайно. Ну, редиска, погоди!
И то хорошо, что Пончиком или чем похуже не обозвала. Значит, прогресс налицо! Значит, недаром я боролся за равноправие, демократию и свободу угнетенного народа в нашем маленьком коллективе. Глядишь, так и окаянную монархию свергну, а там – мечтать так мечтать – и военную хунту к власти поставлю во главе с генералом каким-нибудь. Если уж первые шаги оказались такими результативными, то дальнейшие меня вообще могут маршалом сделать.
Эх! Мечты, мечты, где ваша сладость!..
Да и поторопиться следовало, рассвет в том диком мире уже близок. Наверное, я слишком сильно уверовал как в полную безопасность перехода, так и в свои явившиеся миру умения держать события под контролем. И чуть трагедия не произошла.
Благо еще, что самой первой, нисколько не сомневаясь в этом своем праве, за мной отправилась Мария. До ее выхода я установил на крайнем справа блоке мощный фонарь, еще двумя осветил всю площадку и включил сразу три видеокамеры. Хотелось навеки запечатлеть реакцию нашей компании на новый и совершенно незнакомый мир.
Наша королева возникла в своей красоте, словно из ниоткуда, и наблюдать подобное появление оказалось тоже весьма волнительным делом. С ее каменной выдержкой и бесстрашием она не шелохнулась, пока я ей не накинул петлю на руку. Затем аккуратно, прощупывая ногой в мягких кедах пространство справа, сместилась ко мне и оказалась в моих объятиях. Визга и восторга, несмотря на предрассветные сумерки, оказалось выше крыши, и я похвалил себя за предусмотрительность: идущая следом Вера появилась ровно через три минуты.
Ей я тоже удачно и правильно накинул петлю, но вот когда стал легонько подтягивать к себе, старшая из лисичек решила открыть глаза и глянуть себе под ноги. И вроде-то не сильно дернулась при этом, но левая нога несуразно ушла в сторону, скользнула по блоку, и все тело провалилось в пропасть. Положение еще усугублялось тем, что моя страховка оказалась несколько мнимой, я не совсем правильно укрепил веревку на камне и благо еще, что обмотал себя концом вокруг пояса. Но ведь наша разница в весе была немаленькой! И меня рвануло так, что сразу сбило дыхание! А потом еще и стало перекидывать через блок!
Счастье, что не прекращающая восторгаться окружающим ландшафтом Машка успела схватить меня за ноги, зафиксировать за блоком и бросилась сама вытягивать Верочку на площадку. Это было что-то! Адреналин бушевал в крови, глаза вылезали из орбит, и я задыхался, словно рыба, выброшенная на лед.
Не успел я отдышаться, а Вера встать устойчиво ногами между блоков, как на конце выступающего блока с закрытыми глазами появилась и Катерина. Здесь уже принялась командовать наша королева.
– Постой чуть-чуть и глаза не открывай пока, – идеально ровным и спокойным голосом посоветовала она подруге. Затем вцепилась зубами в затянувшуюся наглухо петлю на руке Веры, расслабила, сняла и только потом накинула на протянутую к нам руку. – Вот, теперь так бочком и двигайся, маленькими шажками. Молодец! Опирайся о камень. Ну вот, мы все на месте!
Я и Вера шумно выдохнули, выпуская из себя стоны и запоздалую панику. Лисичка лелеяла поврежденную кисть, а я со стонами ощупывал поломанные, как мне вначале показалось, ребра.
– Что это с вами? – обеспокоилась Катюша.
– Да ничего, все обошлось, – покосилась в мою сторону Машка и шагнула к краю площадки, обращенному на восток: – Смотрите! Сейчас начнется рассвет!
Не успели и мы стать возле нее, как по нашим глазам словно полыхнуло мощным лучом прожектора. Настолько ярко и устремленно местное светило врывалось в этот дикий мир. Потом свечение ослабло, чуть рассеялось и стало приятно-ласкательным, словно приветствуя новых знакомых.
– Великолепно! – прошептала Катя, и ей вторила Мария:
– Представить не могла, что такую красоту когда-нибудь увижу.
Они все втроем еще долго восторгались и обменивались мнениями, пока наконец Вера не вспомнила обо мне:
– Боренька, ты просто гений! Самый романтичный рыцарь во всех мирах! Спасибо тебе огромное!
И, наклонившись, поцеловала в губы. Ее примеру последовала и Катенька, а вот у Машки в мозгах что-то заклинило. Видимо, ее заело, что амазонки осмелились подобные ласки дарить без ее приказа. Она скривила свои губки и съехидничала:
– Не, мне он рабом больше нравится. И не надо его баловать и перехваливать, а то так и останется грубым, злым и хамоватым. – И чтобы я вдруг не продолжил командовать и распоряжаться, она сама опередила мои намерения: – Ладно, полюбовались, и хватит! Возвращаемся. Борька, ты первый. Посмотрим, как это ты делаешь и как у тебя это получается. А мы – в обратном порядке после сбора камер и фонарей. Вперед!
Жаль, что я не догадался сказать подобное раньше. Хотя последнее слово и попытался за собой оставить:
– Действительно, не стоит так долго здесь находиться. Отправляемся шить одежды и лишь ближе к вечеру по местному времени вернемся сюда с веревками.
– Зачем? – вырвалось у Катерины.
– Опустим вас с двух сторон для осмотра тех самых щелей. Ведь недаром они там сделаны, и наверняка сквозь них мы что-то внутри рассмотрим. Да и камеры можно будет внутрь продвинуть. Если нам удастся обнаружить внутренние помещения вместе с лестницей, то мы там внутри и склад сделаем, и полигон для нормального обследования этого мира создадим. А то так и будем до смерти пугаться столкновения с Грибником.
Правота моих слов еще больше раздосадовала Машку, и она, подталкивая меня к выступу, с чрезмерной материнской заботой посоветовала:
– Не волнуйся, теперь тебе перетруждаться и рисковать не придется: мы все берем в свои крепкие ручки. Давай! Топай, топай! Дома обсудим, когда, чего и сколько.
При этом она рассмеялась, а лисички довольно-таки обидно для меня ее поддержали. Поэтому на дороге домой я в оживленном разговоре участия не принимал, а спешно и усиленно соображал, как сделать так, чтобы и в дальнейшем без моего участия ничего не совершалось. А уж как я жалел, что так быстро расслабился, поверил в искренность отношений и раскрыл подругам секрет прохода! М-да. Следовало еще немножко поводить их за нос.
Хотя состоявшаяся недавно уникальная встреча рассвета могла легко перекрыть все временные неурядицы и помочь забыть все обиды.
Глава четырнадцатая
Теория и практика
Целый день мы только тем и занимались, что кроили и шили довольно простые в изготовлении одежды и пытались теоретически обосновать сам процесс перехода в иные миры. Понимали, что сейчас делать какие-либо выводы слишком преждевременно, не хватает достаточных данных. Но уж так хотелось, так хотелось оказаться умными, сообразительными и далеко смотрящими оракулами.
Больше всего нас волновал язык. Раз уж в том мире жили люди, то они обязательно должны общаться, и, судя по Земле, языков может быть бесчисленное множество. И если вдруг не удастся вернуться сразу после короткого осмотра, то наверняка с кем-то первопроходчик да вступит в контакт. И не всегда это могут оказаться маленькие дети или глупые деревенские дурачки. Могут быть и взрослые воины, и представители власти, которые на полном основании имеют право спросить: «Чего это ты тут шляешься?» Поэтому диктофон, да еще и с дальнобойным микрофоном, считался обязательным атрибутом при первом переходе в мир Трех Щитов. Хорошо, что в моих запасниках имелось нечто подобное.
Почему-то мы были на восемьдесят процентов уверены, что выход в мире Трехщитья тоже находится либо в малопосещаемом лесу, либо среди еще реже посещаемых скал. То есть следует туда только заглянуть, осмотреться и сразу же желательно возвращаться. Но и факт разговора с кем-то исключать не стоило, а как понять собеседника? Тем более объяснить что-то?
В данном случае мне настойчиво советовали притвориться или глухонемым, или полным придурком. На последней маске особенно настаивала наша лидер:
– У тебя это лучше всего получается. А если ты еще появишься сразу перед скоплением народа, да со спущенными портками, то никто и сомневаться не подумает в твоей неразумности. Все простят.
– А может, наоборот, обрадуются? – старался я себе набить цену. – Может, там истомленные воздержанием девы только и ждут появления любого мужчины?
– Ха! Не смеши нас! Сбегай лучше посмотри на себя в зеркало! Мужчина!..
Ничего не оставалось делать, как, тщательно скрывая обиду, весело констатировать:
– Ничего! Как говорится в древней пословице: встречают по хозяйству, а провожают по умениям. А всего этого у меня хватает!..
– Ах ты зазнайка! – нахмурились подруги одновременно.
Но следом всплыла встречная проблема, которую высказала Верочка:
– Что происходит в том случае, если я хочу шагнуть, а на уступе уже кто-то стоит?
Тут наши споры вообще в крики перешли, настолько мы интенсивно доказывали свои мнения. Но кое-как договорились считать за основу то мнение, что совершить переход в случае занятости места, скорее всего, не удастся. Или вообще шаг не получится, или останешься в этом мире. То же самое получится и в случае с неодушевленным предметом, если его вдруг кто-то поставит на место выхода там.
Допустим, кто-то возжелает перекрыть проход в свой мир на любое задуманное время и просто подкатывает каменную глыбу в нужное место. Все, Грибник там не появится! Если не имеет каких-либо запасных путей. Такому ходу наших размышлений больше всего обрадовалась Катя:
– Если наш таинственный незнакомец вдруг начнет угрожать, мы ему тоже найдем чем ответить: перекроем дырку! Еще и упрашивать нас будет о милости.
Пожалуй, это был единственный раз за сегодня, когда мы с Машкой были единодушны:
– Лучше бы нам с ним вообще не встречаться.
– Пусть ходит, где ему вздумается.
Дальше мы теоретически стали рассуждать на тему товарных отношений. Существуют ли там деньги, какие и как ими пользоваться? Тут наши фантазии блекли, и мы решили просто выгрести на всякий случай в карман ту горсть древних монет и даже копеек, которые хранились в одной из оставшихся в наследство от бабушки Марфы коробок. Вдруг да пригодится какой пирожок купить.
Об оружии думать было рано. Раз Грибник ни одного кинжала на башне не хранил, то и в ином месте его могло не быть. А то вдруг и запрещение какое существует. Так что пока я не рассмотрю сам своими глазами тамошний мир, ни о какой рапире, шпагах и перевязи с ножами и сюрикенами и речи быть не может. Слишком уж чревато таким образом привлекать к себе внимание.
Еще к одной детали подруги просили присмотреться обязательно: какие украшения носят женщины и какой косметикой пользуются. Услышав об этом, я пытался излиться сарказмом, смехом и ехидством, но меня так прижали строенной атакой, что я запоздало пожалел о своем пренебрежении к женской красоте. Даже мои оправдания и льстивые комплименты: «Вы и так красивые! Зачем вам мазюкаться?» – не помогли. И если бы не мое нынешнее, намного более привилегированное положение в нашей компании, меня бы наверняка подвергли насильственному участию в ролевой игре, привычным издевательствам и… всему остальному. А так – пронесло.
Да и разговор мне вроде как удалось перевести на другую тему: пища и ее производные. Ну тут особых споров не возникло. Мне в дорогу пообещали сложить все то же самое, что и в первый раз. Да разнообразить рацион сырыми овощами и несколькими яблоками. Уж этого добра, как нам казалось, во всех мирах одинаково полно.
И уже на пути в лес деловито обсудили проблему огнестрельного оружия.
– Если на башне пистолет стрелял, то и дальше получится, – верилось мне.
Но лисички, не меньше моего начитавшиеся научных гипотез и сказок про другие миры, возражали:
– Не обязательно. Даже при нормальном дыхании атмосфера может иметь совершенно иной состав.
– Порох или пироксилин просто не воспламенится.
– Или, наоборот, взорвется с такой силой, что и стрелка разорвет вместе с пистолетом.
– Так что, по логике, даже пробовать надо с осторожностью.
– Чего только сейчас говорите? – притворился я незнающим, поправляя газовый пистолет в кобуре под мышкой. – Знатоки чертовы! Избавиться от меня хотели?
– Не с нашим счастьем, – фальшиво вздохнула Машка. – Но ты там все равно не вздумай куражиться.
– Ладно, пока еще не отправляюсь, – пришлось напомнить. – Только башню осматриваем, и обратно.
И действительно, наш второй совместный переход проходил деловито и с максимально сжатой интенсивностью. К нашему дереву мы приблизились уже в полных потемках, на всякий случай проверили все соседние кусты и один за другим десантировались без всяких опасных эксцессов на башню. Там еще был ясный день, что нам играло на руку, и уже через десяток минут Машка с Катей висели с разных сторон башни, заглядывали внутрь и переговаривались с оставшимися наверху по общей говорилке.
– Толщина стены – пятьдесят сантиметров.
– Щель поднимается под уклоном вверх и сужается внутри.
– То есть дает отличный обзор для просмотра большого куска территории возле основания.
– С моей стороны за щелью видна глухая стена.
– С моей тоже. Засовываю камеру внутрь, что видите слева?
Сигналы от камер шли на экраны у нас, поэтому отвечал то я, то Вера:
– Тоже глухая стена, а справа поворот и ступеньки, ведущие внутрь спирали.
– Кать, с твоей стороны точно такое же, но зеркальное расположение.
Получалось, что в середине башни имелись две площадки, весьма маленьких, всего для одного человека, но позволяющие вести некоторые наблюдения за окрестностями. Причем казалось несколько странным, что обзор не был полным, с двух сторон оставались мертвые зоны процентов на тридцать. Судя по ступенькам, от того места с площадками вниз таки вела лестница, но вот куда она выводила и как на нее попасть, мы никаких соображений не имели. Видимо, здесь следовало поработать с более сложными приборами, а то и раскопать тщательно весь грунт у основания башни. Возиться с такими сложными и долговременными проектами нам не было смысла, и мы решили пока не заморачиваться тайной внутренних перемещений. Ведь, по нашим понятиям, нас ждал целый обитаемый мир, и на фоне этого события даже исследование неведомых зверушек или рыбин, обитающих в здешних озерах, отступало на второй план.
Не получилось создать базу – ну и ладно. Обойдемся как-нибудь.
Слишком не хотелось заниматься рутиной. Особенно мне хотелось чего-нибудь такого, такого, такого!.. Но подозреваю, что и девчонкам хотелось не меньше.
Вот потому еще через сутки «юного Гагарина», то бишь меня, отправили во второй полет. И все наши теоретические выкладки и горячие обсуждения оказались и копейки не стоящей пародией на истинные реалии жизни.
На этот раз меня отправляли опять с лимитом времени на одну неделю. Теперь я горбатился с гораздо меньшим багажом, ополовиненным по весу чуть ли не вдвое. Раз Грибник там передвигался с рюкзаком, значит, и мне не зазорно будет появиться с чем-то подобным. А плащ-накидка прикроет то, что мы разместили на моем хлипеньком тельце. Причем на этот раз при экипировке мы сделали акцент на аппаратуре максимально высокого класса. Практически я уносил на себе все самое лучшее, что имелось в распоряжении нашей компании. Добавили к этому газовый пистолет, коробку патронов с нервно-паралитическим газом, всего один фонарик, малый бинокль, груду монет и запас пищи на пять дней. Причем патроны мне достались не просто боевые, а прямо-таки убийственные. Покупала их Машка в свое время через одного из ухажеров, имеющего касание к спецвооружению, и, по его утверждениям, достаточно было выстрелить в толпу из нескольких человек, как в закрытом помещении все они становились трупами. Какой-то жутко отравляющий газ находился внутри или жидкость, запрещенные к официальному производству во всем мире.
От кухонных принадлежностей я отказался категорически, пообещав, что в любом случае неделю перебьюсь тем, что имею. Разве что захватил зажигалку да два десятка спиртовых таблеток, для них нашлось место в специальных карманчиках чуть ниже колена. В аналогичный карманчик уложил еще два десятка патронов, запас не повредит, да и больше туда ничего не влезало. Перочинный ножик с многочисленными лезвиями удобно висел на поясе. Ну и конечно, маленькая баночка с краской и кисточкой была вручена мне Машкой с самой торжественной миной:
– Это чтобы ты про нас не забывал и сразу проторил для нас дорогу. А то мало ли чем увлечешься.
Шутки шутками, но ведь и на этот раз пришлось шагать в переход с расстегнутой ширинкой и торчащим наружу достоинством. Да еще и девчонки при расставании словно сговорились, такое вытворяли на прощание, тиская меня за все места, что я сам подивился стойкости своего возбуждения. И ведь как последнюю ночь отрывались на мне: до полного моего бессилия. И вот, один день прошел, а я опять словно из голодного края.
Опять-таки все фиксировалось на видео для истории. Стыд и срам! Такое кому покажешь, засмеют до смерти. А что делать? Идти на попятную? Начал врать – ври до упора. А не умеешь – так и не начинай!
С этими мыслями, придерживая под мышками всего одну страховочную веревку и бамбуковый шест, я и шагнул под возгласы пожеланий быстро вернуться в направлении мира Трех Щитов.
Получилось! Даже глаза открыл, пялясь на смутно освещенную стену передо мной. Сразу же и голоса донеслись откуда-то с боков и сзади, а вдалеке какой-то тягучий колокольный перезвон. Раз есть люди, я первым делом оправился, спрятав что надо. Скрутил на правую руку остатки отрубленной веревки и только потом стал осматриваться по всем сторонам.
Больше всего меня удивила, даже сбила с толку вторая стена, расположенная прямо за моей спиной. То есть получалось, что я вышел как бы из нее, но! Как же в таком случае шагнуть в нее обратно?! Хотя и стеной-то ее назвать язык не поворачивался, скорее участок стены шириной в два метра. За углами этого участка вправо и влево уходили широкие, под три метра проходы. Над головой смыкались глухие каменные своды арочного вида.
То есть я как бы находился на резком зигзаге какого-то сумрачного коридора, и передо мной встал кричащий паникой вопрос: что делать? Так и не сдвигаясь с места, потому что боялся потерять единственный ориентир, я достал фонарик и тщательно обследовал то место, откуда я якобы появился. И сразу малость отлегло от сердца: чуть выше моего колена выделялась легкая гравировка нового рисунка: контур хорошо теперь мне знакомой башни и пересекающая его сосновая ветка. Ну может, и не сосновая, я в хвойных породах слабо разбираюсь, но нечто похожее на сосну. Хотя каким боком сосновая веточка относится к дикому и безжизненному миру, в котором отсутствует любая зелень, я понять не мог.
То есть выход был! Следовало только попытаться в него шагнуть. Чего я делать, естественно, не спешил. А вот о краске вспомнил и с какой-то внутренней бесшабашностью и смехом нарисовал выбранную себе отговорку, отторгающую девчонок от самостоятельного перехода. Цвет вполне соответствовал структуре камня, и если специально не подсвечивать, то никто случайно не заметит. Что успокаивало. Мало ли, что это за здание. Но зато дополнительная отметка у меня имеется. Не заблужусь, если что.
Затем фонарь погасил и заглянул за оба угла. Левый коридор плавной дугой упирался в пересечение с двумя другими ходами, и там я сразу заметил парочку мужчин в исконно местных одеждах, но без всяких пожитков за спиной. Они о чем-то неразборчиво бубнили между собой, да так, словно прогуливаясь, и ушли дальше, не повернув ко мне.
Правый коридор, извиваясь, вел дальше и там выходил на некое подобие большой площадки, на которую я из своего сумрачного угла уставился через бинокль. Под стенкой в коридоре, возле самой площадки, сидели двое старых мужчин и меланхолично поглощали нечто смахивающее на бутерброды. Однако! Вроде на харчевню или трактир здание не смахивает!
Совсем по-другому вели себя люди на площадке. Там прогуливалось уже много, более десятка человек, задирая при этом головы вверх и тыкая туда пальцами. Народ роился, одни пропадали из моего поля зрения, зато появлялись новые и, похоже, чем-то любовались. Причем среди них оказалось несколько женщин, а на спине у одной из них висел себе такой вполне приличный вещмешок, напоминающий уменьшенный рюкзак Грибника. Подобные вещмешки имелись и еще у нескольких мужчин. Сразу бросалось в глаза, что тамошние посетители обособленно держались в одиночку, парами или тройками, реже смешанными квартетами, и почти у всех у них одеяния сильно разнились. У кого-то были яркие, новые и с претензией на роскошь; у кого-то просто крепкие и добротные, пошитые для дальней дороги или определенной работы; а у нескольких вообще лишь какое-то подобие одежды: то ли бедняки, то ли местные хиппи.
Больше всего смущало наличие у местных оружия. Чуть ли не у каждого на поясе висел если не меч, то большой кинжал, а то и все вместе. Женщины тоже носили нечто похожее на шпаги или узкие кортики. Хотя предыдущая пара в левом проходе оружия не имела, да и тут один или два новых посетителя казались безоружными. То есть получалось, что ношение мечей или им подобных предметов обязательным не было.
Люди разговаривали только между своими обособленными группками, кажется, довольно громко, но с такого расстояния мне все равно было ничего не понять. В принципе, я ведь никуда не спешил, а значит, можно следить и дальше. Если создастся мнение, что на меня не обратят особого внимания, то и сам прогуляюсь и посмотрю, на что народ пялится. Но чуть позже, потому как новая мысль пришла в голову.
Раз на башне рисунки были спаренными, то и здесь вроде так должно быть. Поэтому с фонарем метнулся к противоположной стенке и стал тщательно исследовать. На этот раз рисунок мне попался чуть ли не сразу: уже хорошо знакомая молния, устремленная наискосок влево. К чему бы это?
Мои мозги некоторое время работали, перебирая возможные варианты и строя предположения. Получалось, что молния не обязательно обозначала «Не влезай – убьет!», а нечто другое. Может быть. Например: «А здесь лежат запчасти». Или: «Включение осветительных приборов». Может, и «Запасные батареи» или «Подводка питания от ядерного реактора». Как бы там ни было, но, скорее всего, если туда шагнуть, то можно и выжить. Иначе зачем делать такие созвучные по сути рисунки в совершенно разных мирах?
Загадка не для слабого ума, второй раз видящего одно и то же обозначение.
Тем более что я вдруг явственно услышал приближающиеся из левого коридора шаги. Пытаться прорываться назад мне показалось поздно, поэтому я быстро уселся рюкзаком к стене, получив при этом отличный обзор правого прохода, выхватил из внутреннего кармана овсяное печенье и с нервным вздохом засунул одну печенину в рот. Надеюсь, полумрак не даст рассмотреть идущему сюда человеку, что я ем кондитерские изделия другого мира? И только я расслабился от этой мысли, как пришла более паническая: «Вдруг это Грибник?!»
Только такой мне встречи не хватало! Не знаю почему, но мне хотелось избежать подобного всеми силами, и я еле сдержался, чтобы не вскочить на ноги и не побежать к многолюдной площадке.
Вышедший человек оказался самым обычным посетителем, который, видимо, блуждал по этим коридорам в поисках только ему ведомой истины. Правда, мужик был массивный, в богатых одеждах, с мечом на поясе и в сапогах, позванивающих шпорами. Но с дорожным вещмешком за спиной. Мода у них тут такая, что ли?
Когда он меня увидел, то даже не приостановился. А лишь, проходя мимо, довольно вежливо склонил голову и проговорил нечто, очень мне напомнившее:
– Гарлахонару.
Вот уж незадача! Знать бы, что это значит еще и как на это реагировать! Разве что довериться интуиции, которая мне подсказывала: тебе, баран, просто пожелали приятного аппетита! Что я и сделал: как мог кивнул в ответ и прошамкал с набитым ртом печеньем аналогичное:
– Гарлахонару.
И только потом, различив слегка удивленное выражение на лице прохожего, врубился, что на подобное пожелание говорят «спасибо»! А я буркнул ему ответное пожелание! Лучше бы просто кивнул или просипел типа «Гу-гу». Ох! Разведчик фигов! Покоритель миров недоделанный!
Благо что мужчина так и отправился дальше, ничего больше не спрашивая и даже не оглядываясь. Возле парочки трапезничающих он опять сделал поклон и явно что-то сказал. Кажется, ему ответили. Какая жалось, что я не слышал, что именно! На площадке мужик с мечом и со шпорами тоже задрал голову вверх, рассматривая нечто, походил кругами и восьмерками, да и пропал из поля зрения, так ни с кем больше не пообщавшись. Ну вот, кажется, пронесло!
Некоторое время я так и продолжил сидеть на месте, установив бинокль на поднятые колени и разглядывая площадку. Заметил даже нескольких детей разного возраста, чинно идущих возле своих мамаш. Один парень лет четырнадцати, но гораздо более крупный и упитанный, чем я, вообще с мечом щеголял. Молоденькая девица тоже мелькнула с зад ранным кверху личиком. Хм! Вполне себе симпатичная! И я все более утверждался в мысли, что стоит-таки туда прогуляться. А уже после осмотра и хотя бы частичной записи ведущихся разговоров пытаться шагать обратно в дикий мир.
Да и люди как люди, ничего в них свирепого, агрессивного или воинственного. Несмотря на обилие оружия, никто за него не хватается, никто ни на кого голос не повышает. Хотя опять-таки, может, здесь местный парламент? Музей? Или храм какой? Так это еще лучше! Меня, значит, тоже никто притеснять не станет и допытываться, чего я молчу и чего мне тут надо. Вон как все прогуливаются по произвольно выбранным траекториям, и присмотра за ними вроде нет от местных служак, хранителей музея или охранников парламента. Значит, здесь так принято и этим следует воспользоваться юному первопроходцу между мирами. Или правильнее – проходимцу? Нет, некрасиво звучит! Скорее подходит «пионеру новых вселенных»! Хотя это я наверняка загнул и слишком рано себе такие титулы навешиваю. Вот когда вернусь домой…
Пока сидел и жевал печенье, моральные и физические силенки восстановились, поэтому поднялся без постыдного перекатывания на коленки. Еще раз внимательно осмотрел оба прохода и подался по правому к людскому скоплению. Когда приблизился, понял, что это весьма большая зала, в которую выходит сразу около десятка проходов, а вдоль стенок между ними на каменных скамьях в два ряда восседают многочисленные посетители и занимаются чем угодно: кто просто отдыхает, кто продолжает разглядывать купол потолка, а кто без всякого стеснения подкрепляет свой организм домашними бутербродами.
Я тоже решил присесть, стараясь не мелькать на виду у всех и стараясь первым делом как можно тщательнее изучить и запомнить тот проход, откуда я вышел. Хотя взгляд, словно магнитом, так и тянуло вверх. Зрелище того стоило: огромное, поблескивающее драгоценными камнями панно изображало собой подобие карты. Но при этом по камням самой разной расцветки пробегали частенько лучи, волны и петляющие блики. Наверняка они что-то обозначали, о чем-то оповещали, что моему усталому разуму было недоступно. Но как чертовски это все красиво смотрелось!
Я настолько увлекся просмотром, что даже не обратил внимания на разговор, начавшийся между двумя мужчинами и женщиной, которые перекусили и теперь рассуждали, куда им податься дальше. И только позже я стал что-то соображать: включил диктофон и направил микрофон в сторону трио. Направил, прислушался, кося глазами на потолок, и чуть не подпрыгнул от четкого осознания: да я понимаю этих людей!
Не все, конечно, многие слова не находили отклика в моем сознании. Некоторые окончания и союзы слышались дико и странно. Часть словосочетаний вводила в ступор. Но! Люди разговаривали на языке, достаточно похожем на русский, но с каким-то очень древним, ни с чем сразу конкретно не ассоциирующимся произношением. Словно снимающиеся в фильме артисты косили под очень древних людей, с древнецерковным акцентом, да еще и специально уродующие современную русскую речь.
Сам бы я так говорить не смог. Зато я их понимал! Зато я мог следить за сутью разговора и даже при случае поддакивать, кивать или мотать головой отрицательно.
О-о-о! О таком подарке фортуны мы с подругами даже не мечтали! Вот уж они обрадуются! Надо быстрее возвращаться с радостной новостью, решил я, опять всеми силами стараясь вникнуть в суть разговора.
Более старший мужчина убеждал своих компаньонов или родственников отправиться к его старому знакомому, тогда как женщина горячо настаивала переночевать в другом месте с несколько странным названием «пейчера». Созвучие с пещерами меня вначале удивило, но оказалось что не о них речь: третий мужчина сердито заявил, что в пейчерах все слишком дорого. На что женщина резонно заметила, что если просто переспать, то все равно дешевле обойдется, чем при подношениях, гостинцах и покупке каких-то «лейзуенов» для вышеупомянутого товарища. Причем, несмотря на явное и скрытое недовольство своих оппонентов, женщина в итоге настояла на своем, решительно встала и первой двинулась к самому широкому проходу. Я не понял, что они имели в виду конкретно, но вышеназванных лейзуенов сегодня этим двум погрустневшим мужикам не видать как своих ушей.
«Матриархат тут у них, что ли? – озадачился я. – И так с пяти лет живу как последний подкаблучник».
Стал присматриваться к другим разнополым компаниям и несколько успокоился: некое равноправие просматривалось, но женщины никак особо не распоряжались. Тогда почему они носят оружие? По всем понятиям Средневековья, воин – это воин, а у хранительницы очага – свои приоритеты. Понятно, что и женщины могут порой ходить в блестящих латах, размахивать оружием и отдавать приказы на поле брани, но зачем таскаться с тяжеленным железом в повседневной жизни? Непохоже было, что им в кайф. Или это веяние моды, скорее, привычная бытовая повседневность?
В таких мыслях я утвердился за последующие полчаса, рассматривая, прислушиваясь и даже засняв кое-что на видеокамеру. Потом сразу по нескольким факторам определил, что приближается местный аналог ночи и данное заведение посетители начинают покидать. Трапезничать тут не запрещалось, а вот почивать было не принято. Поэтому и я поспешил к своей помеченной вульгарным рисунком стеночке. Там заглянул быстро в оба прохода, убеждаясь, что за мной никто не следит, и лишний раз оценил предусмотрительность Грибника и ему подобных, если такие, конечно, были. Отсюда и сюда проникать наверняка считалось легким, не привлекающим ничьего внимания делом. Даже столкнись путешественник между мирами нечаянно в этом проходе с кем-то после момента перехода, только и всего, что использовать гипноз и буркнуть: «А иди-ка ты, братец (или сестрица) в пейчеру!» Во всех остальных случаях Грибник идет, куда ему требуется, и не спрашивает чьего-либо разрешения.
Весьма, весьма удобно!
Хм! А вот каким образом шагать в стенку? Этот вопрос меня озадачил теперь не на шутку. Подсказать было некому, подсмотреть – не на ком, и мои первоначальные размышления показались теперь наивными и до смешного глупыми.
Но делать нечего, и, стараясь не паниковать, я стал настраиваться на переход. Встал вплотную к стене, закрыл глаза и со всей своей буйной фантазией представил каменный выступ на вершине башни всего в одном шаге перед собой. Даже улыбнулся от радости, настолько явственно у меня это получилось.
А потом шагнул с левой ноги.
И вскрикнул от боли, волной пронесшейся от носка по коленке и до самого лба. Затем стал потирать ушибленные места и шипеть наверняка и в этом мире хорошо понятные ругательства. Оно и понятно – стена есть стена. Шагать в нее только дурак станет. Если по логике рассуждать. Но при чем тут логика, спрашивается? Если другие ходят, то, значит, и я могу! Просто, наверное, не совсем точно выбрал точку перехода.
Верно! И как я сразу не догадался? Рассуждения о такой простой ошибке сразу уняли мою боль, вселили оптимизм и зарядили энтузиазмом. И я с возродившимся азартом стал биться своим телом в каменную кладку. Кстати, кладка по своей твердости и отсутствию стыков очень напоминала саму башню. Кажется, даже величина блоков сходилась идеально. А уж твердость и долговечность этого сооружения я познал на собственном лбу и коленках: те уже через короткое время опухли и покраснели от боли, а от проклятой стены даже песчинки не отвалилось.
Зато при частом сотрясении даже до моей тупой башки наконец-то дошло, что я влип! Причем очень здорово и надолго влип. Если не навсегда.
Глава пятнадцатая
Лабиринт
И опять-таки подсказки на вопрос «Что делать?» ждать было не от кого. Но больше всего меня добила мысль, что если я через неделю отсюда не выберусь, то девчонки и часа раздумывать не станут, а все трое ринутся за мной следом. Причем ни в коем случае не поодиночке, а сразу все скопом, всей гурьбой, одной командой, всем королевским двором во главе с ее величеством и в сопровождении ее горячих амазонок. Все-таки мозги у них девичьи, и ума в них мало! И еще мне было их очень жалко.
Себя я стал жалеть чуть позже, когда обезболивающей мазью решил увлажнить места своих припухающих ушибов. Куда и подевалась бравада от удачного перехода и панегирики пионеру, космонавту и проходимцу! Вернее, мысли о глупости этого проходимца остались, расширились и приобрели новые очертания. Теперь я уже отчаянно пожалел, что отказался исследовать в полной мере мир вокруг башни. Наверняка и там должно отыскаться много чего интересного, и не стоило судить обо всей остальной планете по маленькому кусочку просматриваемых с площадки окрестностей. Может, где-то далеко от той пустыни и лес есть, и моря, и озера вполне нормальные. Ведь недаром с ЭТОЙ стороны на ТУ ведет рисунок с сосновой веточкой. А там, глядишь, и остатки древних цивилизаций бы разыскали. Только и стоило перенести на башню, к примеру, дельтаплан с моторчиком да полетать чуть выше и чуть дальше.
М-да! Теперь уже поздно, как говаривала моя покойная бабушка, шевелить дрова, если от них и углей не осталось.
Заглядывая в проходы, я заметил, что людей становится все меньше и меньше, и после минутных колебаний опять устремился в сторону зала с панно на своде. Слишком уж не хотелось оставаться здесь в одиночестве после очевидного закрытия, да и наружу следует выйти и осмотреться. Судя по легким одеждам, сейчас явно не зима, так что и на любом дереве или в копне сена переночую, а дальше видно будет. Тем более, если судить по подслушанным разговорам, вокруг как минимум большой город, если не столица, и если солидные люди ночуют в каких-то пейчерах, то скромному пареньку наверняка отыщется местечко попроще. Да и куда теперь деваться?
Как оказалось, добираться к выходу пришлось через порядочный лабиринт. И чтобы потом не заблудиться, я старался не только запоминать дорогу, но и снимать самые разветвленные и запутанные перекрестки. В остальном же я ориентировался по основному потоку людей: подавляющее их большинство двигалось к выходу. А прислушиваясь к ведущимся вокруг меня разговорам, узнал и причину такого поспешного ухода из этого не то храма, не то величественного музея: любой, остающийся здесь на ночь, рисковал потерять память. Причем надолго потерять, порой на срок от одной недели до нескольких лет. Понятно, что желающих забыть себя не было.
К выходу спешили не только посетители, но и местный обслуживающий персонал. Их я тоже стал отличать по определенного вида ярко-зеленым тогам и сандалиям золотистого цвета. Причем ни у кого из служителей оружия не было. Одни носили на голове широкие золотистые обручи, строго посматривали по сторонам и отдавали порой остальным подчиненным короткие распоряжения. Старших по рангу всегда и везде видно сразу. Другие, с узенькими обручами, выделялись вычурными посохами в руках, вырезанными, скорее всего, из толстых, перекрученных корней. Потому что ветки такими кривыми не могли существовать в природе по определению. Это среднее звено, похоже, работали здесь либо смотрителями, либо охранниками, потому как не менее строго посматривали на тех посетителей, которые трогали стены, пытались дотянуться и пощупать сверкающие или поблескивающие украшения и норовили погладить античные статуи.
Последняя группа служителей вообще не имела обручей, зато деловито и быстро сметала щетками и метлами мусор, крошки в кожаные мешки, производя понятную для любого мира уборку помещений. То есть дело шло явно к закрытию лабиринта.
А посмотреть тут и в самом деле было на что. И я даже пожалел, что большое количество времени бестолково потратил, пытаясь лбом пробить каменную кладку. Лучше бы я здесь побродил, запоминая ориентиры и знакомясь с непонятными пока еще раритетами. Да, были здесь и статуи, довольно искусно имитирующие самые прекрасные тела обоего пола. Было и несколько сотен огромных картин, сделанных, кажется, на деревянной основе и закрывающих порой пространства до нескольких десятков квадратных метров. Но наибольшую ценность и загадку представляли те самые панно на куполах многочисленных залов. Причем что на сводах, что на картинах никакого явного, понятного для меня рисунка не наблюдалось. Скорее всего, некое подобие абстракционизма с намешанным в него авангардизмом. Потому что порой среди драгоценных камней просматривались стволы деревьев, большие обломки разных пород и порой даже обычный уголь. Что сие все обозначало, мои мозги подсказать не могли, а фантазии лишь выдавали глупую формулировку: «Карты окрестных земель в географическом разрезе». Или: «Пособие для начинающих геологов, где что искать».
Причем, пока я дошел к выходу, во мне твердо закрепилась мысль, что камни на сводах нисколько не драгоценные. Скорее всего, просто разноцветные стекляшки, весьма искусно подсвечиваемые с помощью световых диодов или аналогами местной техники. А то и не техники, а с помощью вполне банального волшебства. Раз уж переходы между мир ами существуют, то почему не принять на веру и все остальное? Особенно если припомнить очень знакомый мне местный язык, который я приписал данным мне при переходе новым умениям. Да и опасения посетителей остаться без памяти не на пустом месте базируются. Если тут люди, подобные Грибникам, свои ночные шабаши устраивают, то, вполне вероятно, они любому нечаянному свидетелю не то что на полчаса гипнозом память отобьют, а гораздо больше навредить могут. Если вообще голову не свернут. Чего со злости не сотворишь с любопытными обывателями, да еще при поддержке себе подобных.
Что еще следовало отметить, так это уже хорошо знакомую мне местную символику. Три щита красовались, где только можно, как только хочется и в самых различных вариациях. То в ряд, то пирамидой, то по кругу, нижними остриями к центру, то ступеньками, то столбиком, то в любой иной произвольной композиции. Основания постаментов украшались тремя щитами на каждой грани. Углы картин и некие завершения рисунков тоже закреплялись этой строенной рыцарской экипировкой. Даже на некоторых плитах пола то тут, то там просматривались знакомые символы. Ну и на каждой распахнутой двери, которые изредка встречались в переходах, тоже красовались крепко приколоченные и поблескивающие натертой бронзой щиты в натуральную величину.
Двери привлекли к себе отдельное внимание. Возле каждой из них уже скапливалось от двух до трех стражников с перекрученными посохами, и, скорее всего, на ночь двери будут плотно закрыты. Нехорошие мысли опять зашевелились в моей ударенной многократно головушке. Если я попал сюда весьма удачно в дневное время, то что случится ночью? Понятно, Грибнику и ночь по барабану, он вышел да и пошел себе к следующему переходу, которых наверняка в этом лабиринте бесчисленное множество. Или на свой шабаш с коллегами отправился. А вот как мне быть следующей ночью? Стоит ли рисковать и затаиться здесь для ночевки? Тем более если двери между определенными секциями окажутся перекрыты, а за мной начнется погоня?
М-да, лучше всего все свои дела здесь прокручивать днем. Кстати, неплохая мыслишка про остальные переходы. Если они существуют, то надо поискать подобные рисунки и осмотреться вокруг них. Ни за что не поверю, что при наличии их большого количества все они упираются в стенку.
Выход оказался широченным и многоарочным. Хотя опять-таки любая арка перекрывалась пока еще открытыми створками ворот от самого пола до самого свода. И сейчас наружу довольно ощутимыми ручьями выходил народ. Кто сразу спускался по широченной лестнице, переходил громадную площадь и устремлялся в улочки, кто просто выходил на площадь и продолжал обсуждения со своими попутчиками, а кто усаживался на большие уступы вдоль лестницы и в приближающемся закате любовался панорамой города.
Последовал и я их примеру, потому что зрелище и в самом деле открывалось завораживающее. Правда, перед этим оглянулся на то здание, из которого только что вышел. И в который раз поразился: глазам предстал огромный и очень крутой курган, стремящийся ввысь, словно египетская пирамида, но покрытый не каменными плитами, а густой и сочной травой. Ни единой тропки, ни единой проплешины в сплошной зелени не наблюдалось, и оставалось только догадываться, кто и как косит растительный ковер, подравнивает или поливает. Заморачиваться этими догадками я не стал, ибо на город хотелось полюбоваться стократ больше. Поэтому я сбросил шлейки рюкзака, уселся удобнее, машинально достал из кармана остатки печенья и вот так, закусывая, стал рассматривать. Только и пожалел остро о невозможности воспользоваться биноклем.
Скорее всего, рядом с курганом и вокруг него располагался узким поясом самый древний участок города. Добротные, красиво отделанные внешне дома не превышали трех-, максимум пятиэтажной высоты, и в пятистах метрах за ними просматривалась местами древняя стена. Видимо, ее частично уже разобрали за ненадобностью и из-за помехи гужевому транспорту, который в дальних улицах и по дальнему краю площади сновал сплошными потоками. Легкие брички, кареты, тяжеленные с виду дилижансы местами стояли в жутких пробках, и гомон оттуда несся к кургану, словно прибой шумящего моря. В той давке лучше всех себя чувствовали одинокие обычные всадники, гарцующие на вполне привычных для взгляда землянина лошадях. А уж от пешеходов было не протолкнуться. Они так и текли реками по высоким, более чем в полметра над уровнем проезжей части, тротуарам.
За первым поясом древних построек простиралась, похоже, самая элитная часть города. Огромные и величественные дворцы с ухоженными парками, неприступные с виду замки с башнями и тонкими устремленными в небо шпилями, изумительно смотрящиеся кварталы вытянутых в струнку и доходящих до высоты в десять этажей зданий. Причем и эти кварталы удивляли великолепием и разнообразием о тделки, громадными и высокими окнами и необычной цветовой гаммой. Мраморные плиты варьировались не просто от белого к черному, но завораживали и желтыми, и красными, а то и зелеными цветами. Хотя, может, мне так казалось издалека, и я мрамор спутал с обычной побелкой, но интуиция настойчиво мне твердила: не тушуйся, там мрамор!
Элитная часть города простиралась километров на восемь, а то и десять от кургана и там ограничивалась высоченной, мощной стеной. Трудно было сразу определить ее высоту с такого расстояния, но мне она показалась не ниже, чем башня в диком мире. То есть до пятидесяти метров. А раз здесь существует такое циклопическое сооружение, то, значит, имеются и весьма опасные враги. Следовательно, повсеместное ношение оружия не дань моде, а вынужденная необходимость.
Мне, правда, и за стеной видны были многочисленные постройки. Там здания располагались попроще, теснились погуще и рваными краями кварталов заползали на расположенные вдали склоны пологих холмов. И там никакими стенами не защищались. То есть данный город заканчивался очень далеко, где-то там, в зоне двадцатого километра. И я ужаснулся, приблизительно прикидывая, сколько здесь может проживать людей.
По всем историческим выкладкам и разумным пределам, любой средневековый город мог позволить себе не более трехсот тысяч жителей. Иначе он сам захлебнется в собственных отходах и дерьме гужевого транспорта. Да и любые поставки товаров, а особенно продовольствия станут критически невозможны. А здесь, насколько я смог рассмотреть, даже грузового и общественного пассажирского транспорта не существует. Например, в Лондоне и Париже в середине девятнадцатого века вовсю использовали трамваи в конной упряжке, грузовые фургоны, тоже передвигающиеся по рельсам, и только так умудрялись разгрузить транспортные потоки и наладить поставку продовольствия. А здесь что, духом святым питаются? Вроде как нет, сам видел: хлеб люди ели, мясо, овощи какие-то. Значит, извините за выражение, и на горшок ходят?
Присмотревшись к брусчатке площади, я немного успокоился: некие подобия квадратных люков виднелись, а значит, канализация, скорее всего, существовала. Уже легче, хоть жуткие эпидемии из-за нечистот этому городу не грозили. Да и запахи не казались слишком уж противными, как я предполагал вначале. Конский навоз слегка пованивал, но не настолько, чтобы очертя голову мчаться в пригород и требовать глотка свежего воздуха. За полчаса осмотра я к запаху привык и уже не обращал на него почти никакого внимания. Другой вопрос, что стало уже быстро темнеть, улицы стали заливаться светом внушительных фонарей, а мне следовало как можно быстрее побеспокоиться о ночлеге.
Только сейчас я заметил примостившегося совсем рядом одного из служителей кургана с широким золотистым обручем на голове. Он, скорее всего, посматривал на меня давно и, когда я закрутил головой по сторонам, с доброжелательными нотками в голосе задал вопрос:
– Лепотато?
Если я правильно понял смысл, то спрашивали о красоте города. А если даже и про усталость или сытость, то в любом случае следует ответить утвердительно. Притворяться еще и глухим у меня ни терпения, ни сноровки не хватит. И кажется, мое легкое покачивание головой мужчину удовлетворило. Но, заметив, что я так и продолжаю сидеть на месте, только старательно отвернул голову в сторону, неожиданный собеседник опять обратился ко мне:
– Дитято, сам ли ты зедеся?
В дальнейшем весь наш диалог-разговор я легко трансформировал в понятные для себя слова, которые сразу приводились в нормальную речь, зато всеми силами избегал отвечать сам. Поэтому скорее получался монолог, а с моей стороны следовала интенсивная жестикуляция и мимика. Хотя порой какие-то полуслова-полурычания и я пытался вставить.
Второй вопрос несколько напрягал, потому что меня приняли за ребенка и наверняка интересовались, где мои родители. Еще бы, с моим-то росточком! Но допускать даже мысли о моем малолетстве не следовало. Поэтому я обиженно дернул плечами, развернул свою тщедушную грудь и помахал в стороны указательным пальцем:
– Не-е-е! Не дитято! – стараясь при этом скорее шептать, чем говорить.
На шипение и обратилось внимание:
– Никак простужен?
Вздох, кивок и равнодушный взмах ладошки. Ерунда, мол. Что расценивать можно по шкале догадок от немоты до неумения разговаривать или легкой простуды. Но мой возраст никак не давал мужику успокоиться:
– Так сколько тебе лет-то будет?
Тоже загвоздка: покажешь на пальцах, а вдруг их годовой цикл вдвое меньший или больший? Начнешь долго думать, точно посчитают ребенком, сбежавшим из дома. К счастью, совсем рядом на мгновение остановился молодой парень, явно моего жизненного ценза, ну, может, на год-полтора старше по меркам Земли. Но я уверенно ткнул в него пальцем, а потом и на себя.
– Ха! Ну никак ты не смотришься на двадцать! – Мои нахмуренные брови и громкое фырканье привели к новому вопросу: – Чего ж тогда такой маленький?
Здесь последовала целая пантомима с моей стороны. Все изобразил: и как упал, и как болел, и как не рос, и как горевал. Кажется, хорошо сыграл, доходчиво.
– Как зовут тебя, парень? – В тоне появились сочувственные нотки.
– Борис, – выдохнул я.
Но собеседник не расслышал и переспросил:
– Борей?
Пришлось утвердительно кивнуть, и не прогадал.
– Хорошее имя, хоть и редкое у нас. Так только на востоке называют. А ты откуда будешь?
Ну, где запад-то, я видел, поэтому и догадался махнуть рукой на восток.
– А-а, издалека, значит?
Я хотел показать, что «очень издалека», и поднял руку еще выше.
– Неужели с Пимонских гор?
Рука рухнула вниз от растерянности, что было принято за утверждение.
– Да, редко к нам в Рушатрон оттуда паломники приходят.
В тот момент слово «паломник» мне перевести не удалось, я его раскусил чуть позже, но каким-то образом догадался, что лучше кивнуть и дернуть плечом. Зато я теперь знал имя города, который раскинулся перед нами: Рушатрон!
– Никак хочешь в столице остаться и работу найти?
Тут я кивнул радостно и плечами пожал с грустью.
– Ну да, понятно, как получится. А ночевать ты, Борей, где собираешься?
Я уже давно бегал глазами по сторонам, придумывая, как бы уйти от этого нежелательного разговора, куда пристроиться и куда направиться. Поэтому видел, как парочка тучных мужиков расстилают свои рваные плащи с другой стороны лестничной балюстрады с явным намерением там переспать. Вот и махнул на них рукой: мол, не гордый, так же могу переночевать.
Мой собеседник нахмурился:
– Тех пьяниц, скорее всего, охрана вскоре погонит, нельзя здесь злыдничать и побираться. Да и кречи тебя могут за ребенка принять и унести. Не боишься разве?
Кто такие кречи и чего это вздумается меня куда-то нести, я бы и за час не додумался в молчании. Но, судя по строгости в голосе, подобный перенос был еще похуже, чем изгнание с этого места охраной. Поэтому я скорбно кивнул, боюсь, дескать.
– Вот и я думаю, что на недотепу ты не похож. Так чего в пейчеры спать не идешь?
Зная, что там не совсем дешевый ночлег, я скроил еще более грустную мину, засунул руку в карман моего сюртучка и потряс там прихваченной с Земли мелочью.
– Ага, поиздержался в дальней дороге? Так ты не переживай, в южном крыле распоряжается мой старый приятель Емлян. Если совсем в цене не сойдетесь, то он тебе в каком-нибудь закутке и так на ночь разрешит остаться. Не ночевать же такому мальцу-коротышке на улице! Ну а уж утром подашься в порт да при желании что-нибудь и заработаешь. Пойдем?
С одной стороны, мне жутко хотелось как можно быстрее избавиться от этого наверняка добрейшего человека, но с другой стороны, если он меня и в самом деле отведет в эти пейчеры, то мне это на руку. Меньше буду прислушиваться и меньше без толку мотаться в незнакомом мире. А уж на месте видно будет: не понравится мне там или вся моя куча монет за один ночлег не устроит «пейчериста», пойду искать лучшей доли. Вон, оказывается, тут даже порт есть! Скорее всего, и река большая, просто или стеной закрыта, или с противоположной стороны от кургана. Теперь главное – не забыть, что я с востока, с самих Пимонских гор, и мне двадцать лет. Ну ладно, можно при случае утверждать, что и на год меньше.
Я быстро вскочил, закинул свой немалой тяжести рюкзак на спину и с готовностью кивнул головой. И постарался не выдать сковавшего меня напряжения. Все-таки в моем виде, одежде или багаже явно наличествовали какие-то отличия, потому как мой доброжелатель с хмыканьем осмотрел меня со всех сторон, даже деликатно погладил ткань на моем рукаве и только потом стал спускаться по лестнице на площадь. Видимо, как мы ни старались подобрать материал для пошива шпионской одежды, текстура явно чем-то отличалась. Так что удачно получилось, что меня приняли за пришельца с дальних окраин, на это можно было бы списать все странности вплоть до ношения на груди автомата. Шутка, конечно, да и нужен ли мне тяжеленный автомат?
Глава шестнадцатая
Новые знакомые
Прославленное место ночевки располагалось не просто рядом, оно находилось в частично рукотворных, частично природных пещерах, расположенных в подошве кургана. Это оказался огромный комплекс вполне обустроенных, по понятиям Средневековья, гостиниц, который объединялся одним понятием «пейчеры», но для удобства делился на двенадцать секторов. Четыре называли по сторонам света, а расположенные между ними пары – по цвету.
Мы прошли по нескольким улочкам вокруг местного музея-святыни и по короткому, хорошо освещенному газовыми фонарями тоннелю вошли в низинную толщу кургана. Солидные ворота, открытая в них настежь встроенная калитка и зал, в котором мимо нас то и дело пробегали то здешние постояльцы, то прислуга, то еще какие-то непонятные люди с весьма деловым и независимым видом. Правда, на входе, сразу за воротами, на стуле восседал молодой, воинственного вида мужчина. Помимо меча на поясе да приставленного к стене копья на той же стене висел лук со спущенной тетивой и два колчана со стрелами. Помимо этого у него имелись стальные наплечники и грудная кираса из того же металла, а рядом, на подставке, висел островерхий шлем с брамицей и кольчужной сеткой для шеи.
Солидный воин! Профи! На швейцара никак не смахивает, а вот на элитного охранника – в самый раз. Правда, ни в какие дела или разговоры он не вмешивался и даже не присматривался особо к проходящим мимо него людям.
Распорядитель, внушительный и тучный мужчина, встретил своего приятеля притворным ворчанием:
– Нет чтобы хоть раз зайти да и посидеть со мной пару часиков, так только по делу забегаешь! Кого приволок?
– Ты его, парень, не пугайся, – успокоил меня служитель кургана. – Это он для виду поворчать любит, а так добрейшей души человек.
Я попытался сотворить на своем лице понимающую улыбку.
– Добрейший? – скривился в гневе распорядитель. – Это потому, что забываю тебе напомнить о долге в две лейзуены?
– Да ладно тебе, Емлян! – рассмеялся мой нечаянный доброжелатель. – Они у меня уже давно пылятся, и завтра точно обещаю зайти с ними вечером и часок с тобой погуторить. А сейчас и в самом деле некогда.
Видимо, эти лейзуены явно имели некое отношение к местным спиртным напиткам. Слишком уж настойчиво они одним названием просились на дружеские посиделки с застольем. Тем временем тучный мужчина всем корпусом развернулся ко мне и стал осматривать:
– Переночевать хочешь?
Я умудрился уже в который раз кивок совместить с пожатием плеч.
– Парень с востока, – пришел мне на помощь проводник. Похоже, и в самом деле спешил и хотел быстрее распрощаться. – С самих Пимонских гор. Зовут Борей. Горло у него простужено, хрипит, сердечный, так что ты его отваром горячим угости. Не смотри, что мал ростом, упал в детстве, сильно болел и перестал расти. Денег с него тоже много не дери, поиздержался он в дальнем пути. Утром ему объяснишь, как быстрее в порт добраться, может, чего заработает. Ну а обо всем остальном вы и сами тут без меня договоритесь.
Он резко согнул обе руки в локтях, чуть ли не прижимая кулаки к плечам, получил подобное прощание в ответ от своего приятеля и поспешил на шумную улицу. Но теперь я уже точно понял, что рукопожатием тут не пользуются, вместо него тут вот такие странные ужимки как при встрече, так и при расставании. Оставалось только выяснить, как это происходит, если одна, а то и обе руки заняты? Потому что слова-приветствия мне до сих пор выделить не удавалось.
Находились мы в довольно большой приемной комнате, которая служила своеобразным и холлом, и конторкой, и пропуском в три внутренних коридора. Освещалась она как большими газовыми фонарями, так и несколькими довольно странными на вид, но совершенно не дающими копоти факелами. Похоже, последние использовались скорее для декоративности интерьера. Подобие некоей гостиничной стойки тоже имелось, за которой стояли два массивных шкафа, стол с несколькими лавками, да виднелись в глубине две небольшие двери, ведущие наверняка куда-то в подсобки.
Перед стойкой тоже стояли лавки, широкие, с удобной спинкой. Вот на одну из них я поставил сразу свой рюкзак и теперь, перебирая в карманах мелочь и монеты, ждал, что будет дальше. Не скажу, что спокойствие и мирная ситуация м еня расслабили, но как-то верилось, что обижать меня здесь никто не станет. Хотя и начал Емлян сразу со шкурного вопроса:
– Что, парень, совсем заплатить нечем?
Пришлось издать звук, могущий обозначать что угодно, и выложить перед ним вынутую наугад из кармана монету, нащупанную по методу – побольше, но потоньше. Это оказались банальные пять копеек середины прошлого столетия, и я сам чуть не зашелся в диком приступе смеха. Сдержаться удалось лишь с помощью перекрытия гортани и одновременной попытки втянуть воздух. Благо что подобным штучкам меня подруги давно научили.
Со стороны это увиделось и воспринялось совсем иначе.
– Жалко расставаться? – посочувствовал Емлян, беря монетку своими толстенными пальцами и внимательно рассматривая. Но когда он стал проявлять свою реакцию, мне вначале показалось, что он надо мной издевается: – Ого! Кажись, целый пятак! А говоришь, что поиздержался! Только вот никак не пойму, чей он. Ни разу таких в руках не держал, не видел и в описаниях не встречал.
То, что он разбирается в арабских цифрах, поразило меня тоже основательно. Неужели между мирами настолько большие сходства? А почему бы и нет? Грибники, или кто там еще, могут ведь не только рюкзаки свои таскать из одного места в другое, глядишь, и распространением знаний или хотя бы элементарной грамоты занимаются.
Только вот что отвечать на вопрос? Тем более с явным подтекстом и попыткой поиздеваться. Только и оставалось, что валить на жуткую удаленность моих якобы прежних мест обитания. И я вновь показал руками горы, а потом правой рукой сделал пассы, обозначающие: «Ну там у нас вообще такого хлама навалом».
И опять меня поняли совсем не так.
– Ого! Да это и не ваши? Неужели из самого Заозерья? – На этот раз я для разнообразия утвердительно гукнул. – Вот дела! Недаром бают, что заозерские мастера что угодно вытворить могут.
– Угу, угу, – поддакивал я.
– Только я тебя, Борей, не пойму, – вроде как совершенно искренне удивился распорядитель местной пейчеры. – Коль у тебя деньга имеется, то чего ты в порт собрался на работы идти? За этот пятак у меня можешь хоть два рудня жить, еще и столоваться при этом.
Однозначно издевается! Потому что слово «днина» я уже слышал и вполне верно перевел его в понятие «день». Значит, «рудня», похожее на рубленый кусочек дня слово, – это нечто вообще маленькое. Может, они минуты тут так считают. Следовательно, этот тучный мужик не такой уж и добряк, если так нагло и бесцеремонно издевается над калекой-недоростком. А я подобных вещей всегда не любил. Но если раньше за моей спиной всегда стояли три безжалостные пантеры, то сейчас пришлось самому отстаивать честь и право считаться мужчиной. Легко! Эти роли мне тоже приходилось играть. Я нахмурился и с таким укором покачал головой, что распорядителя проняло:
– Да ладно тебе обижаться, я ведь такой пятак впервые в руках держу! – После чего он бросил монету несколько раз на покрытую доской перегородку, прислушался к звону, согласно кивнул и проворчал: – Так и быть, можешь все три рудни жить и питаться. И залог с тебя за ключ не возьму.
Вот гад! Я уже готов был промычать нечто гневное и попытаться забрать монету, как Емлян повернулся, своим ключом раскрыл дверцу шкафа, достал оттуда другой ключ и передал мне:
– Держи!
Я недоуменно вертел в руках и рассматривал грубо выкованный ключ с довольно хитрыми загогулинами, широкой пластиной вместо кольца и с четко выбитыми буквой и цифрой. Буква как две капли воды походила на русскую «Ю», а циферка – на нашу восьмерку.
Однако! У них тут что, и буквы наши? Или это механизм волшебного перехода продолжает действовать, и я теперь могу разбирать местные письмена? Может, просто совпадение? Надо срочно полистать хоть какую-нибудь книгу. Кстати, большое их количество лежало на не замеченной сразу этажерке между шкафами. Может, это просто местные записи и учет постояльцев?
Пока такие мысли метались в моей головушке, распорядитель запер шкаф, вышел из-за стойки, что-то буркнул в сторону вооруженного охранника, подхватил как пушинку мой рюкзак и увлек за собой. Мы вошли в правый проход, и он ткнул рукой в большой зал:
– Харчевня! Уже все поужинали, но тебе сейчас вон на тот стол подадут. Ужин для постояльца! – крикнул он в сторону кухни. – Отвар или чай сам попросишь, принесут! – И, не дожидаясь какой-либо реакции на свои слова, повернулся и поспешил в средний проход.
Чуть ли не сразу там пошли двери, вполне схожие с моим понятием о гостинице. Освещение от непонятных окошек – полусумрачное. Прошли одно разветвление, потом другое, придерживаясь все время правой стороны, и в третьем коридоре тучный шутник остановился перед дверью с циферкой «восемь»:
– Открывай!
Замочную скважину я рассмотрел в обычном месте, да и замок поддался на удивление легко и без ожидаемого подспудно скрипа. Как только дверь открылась, там стал разгораться свет, льющийся из квадратного отверстия в потолке. И Емлян первый вошел в небольшую, но весьма уютную комнату. Поставил мой рюкзак на стул и стал на все тыкать пальцем:
– Шкаф, стол, три стула, вешалка… Рога хрупкие, тяжести не вешать! Лежак! Полотенце, банный халат и простыни – на полке. Дальше по коридору нужник, еще чуть дальше лестница в подвал – там бани.
Заметив, что я кошу глазами на потолок, хмыкнул:
– У вас там на востоке что, люменов нет? М-да! – После чего приблизился к изголовью кровати и нажал на один из синих квадратиков на стене. Свет стал усиливаться, нажал на другой – свет стал меркнуть. Еще и пояснил: – Если долго не трогать, люмен сам погаснет.
Вторая пара точно таких же квадратиков виднелась возле двери. У них тут что, электричество есть?! Я даже вздрогнул от такого предположения, но иного мне в голову не приходило. Хотя почему бы и нет?
– Нравится?
– Угу! – Еще бы не нравилось, если, конечно, отбросить мысли о продолжающемся издевательстве. Отличная комната. Вполне широкая, скорее даже двуспальная кровать. И совершенно неожиданный для этого мира, по моим понятиям, сервис. Даже бани есть.
– Сейчас сразу иди, поешь горячего, а то долго ждать кухарка не станет, а потом спокойно разложишься.
– Угу! – Но я видел, что распорядитель южной пейчеры еще что-то хочет спросить, потому как смотрит выжидательно. Поэтому гукнул вопросительно: – Гы?
Смех и только! Как бы меня за дикаря не приняли.
Вроде не приняли. Внешне. А внутренне любой столичный житель считает провинциалов дикарями.
– Ты так и не ответил на вопрос, почему в порт на работу собираешься?
– Хе-хе, – скорчил я рожицу самого несчастного создания на земле, показывая ладонями на свое тельце, потом на мощный корпус Емляна и с сожалением вздыхая. Еще и палец к губам приложил, как бы прося сохранить это все в тайне.
И тот понял прекрасно, соглашательски ворча в своей манере:
– С одной стороны, правильно поступаешь, всякого отребья теперь в Рушатроне и его околицах развелось – слушать страшно. И это вдобавок к мерзостным кречам! Но с другой стороны, у меня тут бояться тебе нечего, хотя дверь всегда старайся на ключ закрывать. Мало того, если у тебя слишком много таких пятаков еще имеется, можешь мне смело на хранение оставить. Да и вообще советую одну монету на нашу столичную мелочь разменять. Пошли. Закрывай!
Он сам присмотрелся, правильно ли я закрыл дверь, и поспешил к своей стойке. А я, идя сзади, вычленил из кармана еще один подобный пятак и, улыбаясь от предположения, что меня снимают скрытой камерой, двинулся следом. Заметив, что я не повернул в харчевню, распорядитель подморгнул, словно подбадривая:
– Ну, что еще?
– Менять, – прошипел я, выкладывая пятак на доску.
– Да нет проблем! – Емлян на этот раз удалился в одну из своих подсобок и вернулся с небольшим мешочком, в котором прощупывались монетки. Еще и оправдывался при этом: – Можешь, конечно, и у менял поспрашивать, но вряд ли тебе кто больше даст. А уж обмануть каждый третий может.
Стараясь не рассмеяться, я с солидностью и явным признанием покивал, спрятал мешочек к остальной мелочи и согнул локти в руках. Распорядитель мне ответил тем же, но с веселым хмыканьем. Кажется, мои действия были не совсем к месту. Зато и противления явного не вызвали. Но все равно пришлось спешно ретироваться в так называемую харчевню. Только я заявился, как весьма смазливая девица лет восемнадцати выскочила из кухни с большим деревянным подносом и поставила его за назначенный для меня стол. Еще и пожелала при этом уже слышанным выражением:
– Гарлахонару!
Только теперь я уже разобрал более отчетливо: «Горлу и хлебу!» Дикая чушь, но, может, я чего не понял? При чем здесь горло и хлеб в дательном падеже? Опять-таки в чужой монастырь можно только со своей бутылкой лезть, как говаривала моя покойная бабушка, поэтому здесь могли желать как угодно и что угодно. Хотя выяснить это недоразумение я попытался с ходу:
– Гы, гы! – При этом скорчил страдальческое выражение на лице и ладошкой пощупал собственные гланды.
Метод «ублажение матери Терезы» сработал: девушка сразу растаяла, потеряла всю свою заносчивость и неприступность и озаботилась обо мне, словно о родном брате:
– Простудился? Горло болит? Где же ты, малой, так в теплынь-то расстарался?
На «малого» я постарался не реагировать, а вот по поводу горла показал, что пил явно холодную воду.
– Где отыскал только? – пожимала плечами кухарка. – Так, может, тебе чаю горячего вместо холодного отвара дать?
Я не только зашипел с радостным блеском в глазах, но умудрился еще и ручку поймать и поцеловать в знак благодарности. Пока мы шли к пейчере, я заметил, что даже на улицах подобные знаки внимания некоторые кавалеры оказывают своим дамам постоянно. Другой вопрос, как это трактуется между посторонними? Кажется, нормально. Девушка довольно рассмеялась, хотя и воскликнула с некоторой строгостью:
– Ах ты шалунишка! – Подхватила какой-то морс или компот в кружке, который я бы тоже с удовольствием влил в свое пересохшее горло, и убежала на кухню.
Ладно, раз уж сиплю аки змей, значит, придется только чай пить горячий. Перетерплю. Тем более что и пища оказалась вполне сносная для чужого мира. Хотя предварительно и тщательно перелопатил деревянной ложкой какие-то стручки, напомнившие мне по вкусу спаржу, и перемешанные с ними крючочки, по вкусу и структуре – креветочное мясо. Порадовали и круглые клубни, оказавшиеся банальным молодым картофелем, запеченным в кожуре, и два ломтя мяса, по вкусу – натуральная говядина. Большая миска с салатом из овощей, несколько кусков вполне себе белого хлеба и большая груша моего подозрения не вызвали.
Горячего чая мне девушка принесла сразу две глиняные кружки, причем еще и вазочку варенья в довесок. Поставила на стол, бесцеремонно уселась напротив и прорекламировала:
– Малина! Самая лечебная! – Название ягоды совпадало даже по интонации, как и сами ягоды, плавающие в сладком соке. Видя мое удивление, девушка рассмеялась: – Знаю, что у вас на востоке малины нет, но у нас ее полно круглый год.
Вот чертовка! Уже успела разузнать у Емляна обо мне некоторые сведения! Значит, из кухни помимо этого основного прохода наверняка есть еще один, и я не удивлюсь, если он выводит в подсобку за конторкой распорядителя пейчеры.
Набитый картофелем рот позволял мне мычать как угодно, но моя похвала все равно ей понравилась. Тем более что и поспрашивать ей тоже чего-то было интересно, поэтому этот вопрос в ней недолго продержался:
– Слушай, тебе и в самом деле двадцать лет?
Я как можно шире расправил плечи и с достоинством кивнул. По глазам кухарки можно было прочитать, что она этому не верит, но поговорить ей все равно страшно хотелось:
– Как тебя зовут?
– Борей.
А что, вполне отличное и созвучное с моим прежним имя.
– А меня зовут Мансана. Я здесь работаю с утра до завтрака и поздним вечером после ужина.
Меня заинтересовало, чем же она занимается весь день, но выразить свой вопрос не сумел, поэтому просто почмокал от восхищения губами. Вероятно, Мансане такое одобрение понравилось, потому что она продолжила довольно словоохотливо:
– А ты мне расскажешь про ваши Пимонские горы? Ах да, горло! Ну тогда завтра или к концу рудня, когда выздоровеешь. Хорошо? Ты у нас вообще первый из тех сторон. А ты первый раз в столице? Да-а-а? И первый день? Так еще наверняка тут ничего не видел и не знаешь? Хи-хи! Ни знакомых нет, ни родственников? Ай да паломник! Сам будешь по Рушатрону гулять? А кто же тебе это все будет показывать и рассказывать?
Она тараторила очень быстро, сама догадывалась о моих ответах по гримасам и глазам на все свои вопросы, а я лихорадочно пытался угнаться за смыслом частично еще непонятных слов, сообразить, как правильно отреагировать на них, и попутно обобщить получаемые сведения: «Ага! Значит, рудень и в самом деле даже не один день, раз завтра он не кончается! А сколько тогда? Неужели рудень – это три, а то и больше дней? Как бы выяснить? Но все равно, я чуть ли не миллионер по здешним меркам, а ведь распорядитель еще не видел юбилейных монет с изображением Ленина, главного революционера прошлого века! Их у меня с полтора десятка, и за них он мне свою пейчеру продаст с доплатой! Хо-хо! Кстати, чего это она намекает про гуляния и показы?»
Действительно, задаваемые вопросы ставились довольно дружеским, скорее даже заинтересованным тоном, и мне показалось, что девушка вполне могла бы оказаться не только гидом в этом уникальном городе, но и откровенно, бесхитростно приоткрыть мне многие тайны местного уклада жизни. Даже про местные деньги я знал лишь одно: они у меня есть и лежат в мешочке. А мешочек во внутреннем кармане местной разновидности куртки. И все! И что за них и где можно купить и даже как выглядят, я до сих пор узнать не удосужился. Спрашивать Емляна? Засмеет или заподозрит невесть в чем. А вот с этой красавицей можно попутно многому подучиться.
И когда она по второму кругу спросила, кто покажет мне столицу, я весьма вовремя ткнул в нее ладонью:
– Ты!
– А-а-а? Хм! С чего ты взял? – заартачилась она, но я внутренним чутьем прирожденного бабника сразу почувствовал, что она просто кокетничает и «держит стойку». Да и по всем понятиям, наверняка не положено сразу вот так соглашаться на подобные предложения стать добровольным экскурсоводом.
В ответ я всеми возможными для немого способами попытался объяснить, что и для нее подобные прогулки окажутся выгодны во всех смыслах. Она потом узнает про Пимонские горы, услышит про далекое Заозерье и из первых уст вкусит басни о дальнем путешествии. Мало того, я прекрасно знал, чем легко купить любую женщину, если она не слишком боится за свою добропорядочность: приглашением походить по магазинам. А уж Мансана рядом с таким тщедушным ухажером могла, по ее мнению, ничего не опасаться. Наивная!
Так что она согласилась довольно быстро, не успел я и чай допить, как мы договорились встретиться завтра на выходе из тоннеля южной пейчеры сразу после завтрака. А чтобы окончательно привлечь ее предстоящей прогулкой по ст олице и убедить в своей солидности, взрослости и самостоятельности, я со смущенным видом достал мешочек с туземными монетами и принялся терпеливо объяснять: дескать, раз я не местный, то и цен тутошних не знаю. А ведь подарки родным купить ох как хочется! Да и себе что-нибудь из обновок, да и спутнице и проводнику. Что значит «не надо»? Надо, надо! Обязательно пару подарков сделаю! Так вот, не облапошат ли меня местные торговцы? Хватит ли мне денег на завтра?
И напоследок раскрыл мешочек. Мой удар оказался точен и неотразим.
Мансана с горячностью прижала правую ладонь к своей левой груди, кстати весьма и весьма аппетитной, и торжественно поклялась, что в ее присутствии ни один торговец не посмеет меня обмануть даже на мелкую долю. Уж она-то и цены все прекрасно знает, и с радостью посоветует, где самый лучший товар можно купить по самым низким ценам. Иначе с какой стати ей хвастаться своим званием коренной уроженки Рушатрона!
А я радостно улыбался и время от времени, привставая, целовал ее ручку. Поглядывая при этом как в вырез ее платья, так и на свои монеты. Причем если первое меня неожиданно разогрело до белого каления, то вид местных денег, наоборот, благоразумно расхолаживал: ничем не примечательные сероватые кругляши разного размера и довольно тонкие по толщине. Скорее всего, серебро, но почему так бестолково отделанное? Почему без тиснения или надписей? Понятно, что серебро слишком мягкий металл, но ведь при сплаве с другими монеты бы обрели нужную жесткость, красоту и, как следствие, истинную цену и долговечность.
Вопрос – для выяснения в будущем. Как и другой, не менее животрепещущий: зачем я вообще затеял этот разговор о знакомстве с городом и походу по магазинам? Ведь изначально я всеми помыслами желал завтра с утра вернуться в курган и вести интенсивнейшие поиски выхода для возвращения в дикий мир. Ведь каждый час, проведенный здесь в празднестве и безделье, приближал тот миг, когда на мою голову свалятся все три мои подруги. А допускать такое – очень и очень нежелательно. Вдруг мы и все четверо общими усилиями не отыщем путь назад?
Но какие-то смешливые ангелы в моем сознании так и вопили, что один день ничего не решает. А для ознакомления со здешним миром другой возможности может больше и не представиться. Надо, мол, обязательно воспользоваться удачным стечением обстоятельств и прогуляться по Рушатрону с такой очаровательной проводницей. Да и скабрезные мыслишки заставляли больше думать не головой, а иным местом. Не красавица передо мной сидела, конечно, но свежее личико, блестящие глазки и соблазнительно высокая грудь то и дело заставляли меня непроизвольно облизываться и представлять новую ролевую игру с новой участницей. А уж внутренний инстинкт охотника за телесными удовольствиями мне шептал, что птичка уже засунула коготок в ловушку, а значит, вся попалась. Вон как посматривает на мешочек с серебряными кругляшами! При этом нисколько не сомневаясь, что уж за свою честь ей переживать с таким недоростком не придется.
Ну-ну! Посмотрим, кому завтра повезет больше!
Вот с такими азартными мыслями, скорее всего обоюдными и схожими, мы и распрощались после ужина.
Вначале мне показалось, что спать я не смогу. Слишком уж плоть моя настроилась на постельные игрища. Но, вернувшись к себе в номер и аккуратно разложив содержимое своего рюкзака и карманов по полкам шкафа, явственно ощутил в себе желание как можно быстрее ополоснуться после всех сегодняшних треволнений. Поэтому надел халат, подвернул основательно рукава и, подвязав к поясу его невероятно длинные для меня полы, отправился на банные процедуры. Не могу сказать, что данное заведение слишком выделялось какой-то роскошью или уникальными джакузи, но парная, очень напоминающая русскую, да вполне приличный душ с регулируемой температурой воды меня расслабили полностью. И в свой номер я возвращался в сонной прострации.
Так что стоило мне только завалиться на спину, как глаза мои блаженно сомкнулись, а сознание провалилось в сон.
Глава семнадцатая
Рушатрон
Давно я не спал так крепко и без единого сновидения. А так как окон здесь не было, то и утренние лучи местного светила не могли служить будильником. Люмен давно погас, я проснулся в полной темноте от странного треска и горлопанистых криков в коридоре:
– Завтрак! Завтрак!..
Вот досада! Максимально задействовав люмен на полную мощность, я бодро вскочил с кровати. Глядя на часы и лихорадочно одеваясь, я укорял себя нехорошими словами за бесцельно прожитый, как мне казалось сейчас, день накануне. Время захода светила запомнил лишь приблизительно, продолжительность суток неизвестна, когда наступил рассвет и наступил ли – не имею никакого понятия. Существуют ли в этом мире часы и как ими пользуются – тоже не знал. Нет, так безалаберно проводить время нельзя. Да и с этой девицей желательно сегодня по городу не шататься! Как бы так поделикатнее от нее избавиться?
Но последняя мысль испарилась, когда я увидел Мансану в харчевне пейчеры. Похоже, девушка принарядилась в нечто отличительное, как для будней: сложное составное одеяние из туники, второй юбки, нечто вроде блузочки, широкого пояса и вполне таких симпатичных бус на шее. Под розовый цвет бус гармонировали такого же цвета сандалии. И все это довольно ярко, свежо, хотя и в одном тоне. Да и прическа теперь на ней красовалась совсем иная. Хм! А девчонка-то со вкусом! Сразу превратилась в симпатичную и обворожительную куколку.
Так что моя совесть тут же пошла на сговор с силой воли, и они, решительно отпихнув с дороги ответственность, договорились все делать попутно: и наблюдения вести, и мир здешний изучать, и один раз в жизни сделать попытку позаигрывать с девушкой. Прежде мне о таком даже мыслить подруги запрещали. Правда, при воспоминании о близняшках и особенно о Машке в моей душе зашевелились какие-то червячки сомнения и странного раскаяния, но бравый пионер, космонавт и проходимец… ой, вернее, первопроходец решительно отверг в своих размышлениях любую нерешительность. Раз уж вживаться в местную среду, то делать это широко, красиво и с уверенностью в дне сегодняшнем. Про завтра – завтра и посмотрим.
А курган… Да куда он, спрашивается, со своего места денется? Небось тысячу лет стоял, значит, и еще день простоит.
Людей в харчевне было мало, видимо, я появился здесь одним из последних. Зато поднос с завтраком уже появился на столе раньше, чем я туда добрался. У них тут что, и видеокамеры в коридоре стоят?
Мансана мне тоже обрадовалась. Видимо, бедняжка до конца сомневалась в том, что мы и в самом деле пойдем гулять по городу. Как только я уселся, пожелала мне «горлу и хлебу» и сразу перешла к делу:
– Как твое горло?
Мои жесты означали, что здоровье идет на поправку.
– Значит, варенье с чаем помогло, вечером опять повторим. Погодка замечательная: и не жарко, и дождя не предвидится.
– О-о-о! – восторженно промычал я, показывая выставленный вверх большой палец.
Кажется, такая жестикуляция тут была в диковинку, но все легко, бесхитростно списывалось на мое происхождение.
– И что это обозначает? Хорошо? Ага: очень хорошо? Я так и догадалась. А у нас показывают по-другому. Вот так и вот так.
Сложенными вместе указательным и средним пальчиками правой руки она изящно, в волнистом касании провела по подбородку, а потом точно так же по лбу. Обворожительно у нее это получилось и для меня весьма оригинально, и я, не сдержавшись, уже выставил вверх сразу два своих пальца. А после этого провел ладонями сверху вниз, указывая на девичью фигурку, и зацокал языком от восхищения. Такой способ проявления эмоций существовал и здесь, потому что Мансана мило зарделась и рассмеялась звонким смехом:
– Да ты и в одежде разбираешься!
Понятно, что ей было приятно такое внимание.
Пока она ловко собирала с соседних столов подносы и убирала посуду, я быстро оприходовал три внушительных по всем нормам блинчика с начинкой из творога, запил это стаканом весьма недурственной сметаны и утолил жажду кружкой заваренного на травах чая.
– Жди меня на выходе! – Поднос был выхвачен у меня из-под рук словно порывом ветра.
В свой номер я таки вернулся, где с некоторыми колебаниями положил в карман маленькую шоколадку, выложил почти все принесенные с Земли монеты и спрятал на дно рюкзака весьма неудобную для длительных прогулок кобуру с газовым пистолетом. В душе жила уверенность, что в этом уникальном городе-мегаполисе мне огнестрельное оружие не понадобится. Скорее всего, даже в любом случае его применять чревато осложнениями в первую очередь для меня. В столпотворениях народа мои выстрелы пропадут втуне, вернее, пострадают от них посторонние, а заколоть меня кинжалом или рубануть мечом может любой встречный-поперечный. Да и не опробован еще пистолет. Мало ли как он себя поведет в этом мире.
День и в самом деле получился насыщенный, интересный и невероятно познавательный во всех отношениях. Наверное, мне дико повезло, что удалось и такую проводницу найти, и так удачно сказаться неполноценным в плане физического совершенства. Мансана все-таки относилась ко мне поначалу как к ребенку, потом – как к остановившемуся в своем развитии юноше, и только к концу дня она сама для себя незаметно стала обращаться со мной как с равным. Точно так же и менялось мое обращение к ней голосом: если с утра я позволял себе лишь мычания или хмыканья, то к вечеру уже выдавал целые фразы и довольно цветистые выражения. А мой жуткий акцент или неправильность произношения списывались на якобы продолжавшее болеть горло или дикость происхождения.
Когда мы вышли на улицу, солнце поднялось уже достаточно, чтобы с уверенностью утверждать дневное время суток. Так что я старался запоминать все точки отсчета и фиксировать время, незаметно поглядывая на наручные часы. Первой целью нашего маршрута Мансана выбрала порт, и мы двинулись туда по уходящим вниз, порой довольно круто, улицам и одному широкому проспекту.
– Там с утра очень красиво! – убеждала она меня, держа за руку и с ходу врубаясь в оживленную толпу пешеходов. – Тем более тут не так уж и далеко. Даже конкой пользоваться не придется.
И через некоторое время я вполне смирился с тем фактом, что девушка держала меня за руку, как ребенка. Меня толкали со всех сторон, я путался в собственных ногах, а глаза сами, непроизвольно от сознания, впивались то в дом, украшенный колоннами, то в скверик со статуями, изображающими играющих и полностью обнаженных молодых женщин, то в выступающие над главными порталами огромные головы диких зверей, хищников и довольно часто химеричных, неизвестных мне животных.
Стоило только ткнуть в интересовавшее меня пальцем, как моя спутница тут же выдавала комментарии:
– Так ведь это символ каждого рода. Разве у вас не так? А у нас каждый над своим домом или любым зданием размещает или такую голову, или более тонкий барельеф. Заметил на южной пейчере голову барса?
– Нет, – смутился я.
– И куда ты смотрел? И я, и Емлян – из рода Барсов.
Мой палец уже указывал на солидное, но мрачное здание за толстенной и высокой металлической решеткой.
– Здание военного ведомства. А это здание – торговый центр этого района. Но там сейчас уйма народу, и цены выше среднего. О! Это работы знаменитой художницы-скульптора Вейналии. А это площадь Трех Фонтанов, здесь чаще всего назначают встречи влюбленные.
В какой-то момент Мансане, правда, надоело отвечать без остановки, и она не удержалась от шпильки:
– Как ты вообще к Сияющему кургану добирался? С закрытыми глазами?
Мне и здесь удалось выкрутиться, показав рукой на внушительный дилижанс, перевозящий людей.
– Ха! Тогда все понятно, оттуда ничего не увидишь, и никто тебе ничего не расскажет! – зафыркала девушка. – Только и дерут с провинциалов втридорога. Сколько ты заплатил?
Радуясь льющемуся в меня потоку информации, я беззаботно отмахнулся от такого вопроса, показывая и широту души и намекая на присущую мне щедрость. Да и разговор быстро перевел на другое, указывая на два потока горожан, струящихся навстречу друг другу в некоем подобии опускающейся под землю улицы. Арка над этим спуском смотрелась несколько странно: три колеса, похожие на поездные, расположенные друг за другом на единой дуге.
– Так ведь это же конка! – Мансана прищурилась. – Конечно, я понимаю, что на востоке они только в крупных городах, но с каких ты тогда гор спустился?
Пришлось вставать на цыпочки и поднимать обе руки вверх, чтобы показать, насколько «с самых, самых!..».
– Так ты и на конке никогда не катался? И не видел даже? Ну ты!.. – Она похихикала и пояснила как для карапуза: – Днем на подземной конке перевозят людей, а ночью все остальное для нужд города.
Сквернословить я не любил, но некое вульгарное слово таки сорвалось с моих уст: так здесь что, еще и метро существует?! Вернее, подземный трамвай, запряженный лошадьми?!
Желая это уточнить, я указал на вход и изобразил ржание.
– Да ты что, Борей?! – опять рассмеялась моя проводница. – Это в глубокой древности вагоны таскали несчастные коняги, поэтому и осталось старое название. Представляю, какие тогда были запахи! Хорошо, что сила шуйвов намного лучше справляется.
Кто такие шуйвы и как выглядит их сила – я даже нафантазировать не мог. Но прочувствовал свою верную реакцию правильно: с одобрением покивал головой. Да и вообще я массы слов не понимал, объяснения тоже не все до меня доходили, и я долгое время смотрелся как последний дебил из папуасского племени, неожиданно заброшенный в центр индустриального мегаполиса. А в один из случаев вообще чуть не прокололся, практически притормозив лишь на краю тотального провала.
В тот момент мой раскрасневшийся гид описывала скульптурную композицию прямо на центральной столичной набережной:
– Эти легендарные рыцари идут по телам зроаков и рубят мечами им головы. Как им тяжело пришлось сражаться!..
Мое удивленно-восторженное хмыканье вдруг заставило Мансану застыть на месте:
– Не поняла, ты знаком с этой легендой о зроаках?
Удивление ее оказалось настолько сильным, смешанным с очумелостью, что я догадался – данную легенду люди получают здесь вместе с молоком матери. Поэтому демонстративно кивнул, мило улыбнулся и смущенно пробулькал:
– Ты так красиво рассказываешь!.. Приятно послушать твой голос!..
Ну вот, и из щекотливого положения выпутался, и польстить сумел – специально не придумаешь. Мансана даже порозовела от удовольствия и с упоением продолжила рассказывать:
– Каждый первый день гираувны здесь собираются люди и приносят к ногам легендарных героев горы цветов. А вон там, видишь, справа от набережной? «Перун» – флагман имперского флота! Правда, дух захватывает? Хочешь, подойдем ближе?
Да уж! Мне много чего хотелось сделать. Схватить камеру и заснять не виданный еще мною никогда в жизни корабль. Хотелось облазить его от носа до кормы, от киля до клотика и ощупать все собственными руками. Причем было заметно издали, что и гражданских посетителей, а скорее всего, банальных туристов на него пускают. Хотелось просто присесть и классифицировать в голове полученную информацию. Гираувна у меня уже начинала смешиваться с кречами, те – путаться со зроаками. И все вместе сжиматься под прессом сил шуйвов. Не говоря уже про конку, «Перуна» и остальную массу рухнувших на мою голову терминов, названий и необъяснимых совпадений. Да и кушать вдруг захотелось невероятно.
А ведь мы только до порта добрались и вышли на набережную! Сколько дней понадобится для осмотра всего города? А для изучения Сияющего кургана? Ха! А ведь изучать мне с завтрашнего дня придется в обратном порядке: вначале курган, а уж потом…
Кажется, приоткрылась тайна моего проснувшегося аппетита: перед нами стояло несколько летних навесов, под которыми жарили ароматные и поблескивающие маслом блины. Тут же заворачивали в них нарезанное мясо, фарш, грибы и прочие ингредиенты по выбору покупателя, заливали это густым соусом и вручали в руку страждущего от голода человека. Никаких столиков не было, салфеток тоже, но зато рядом имелся маленький фонтан с вытекающими из чаши на четыре стороны ручьями, где можно было сразу помыть и руки, и лицо ополоснуть. Для покупки блинов Мансана использовала самую мелкую серебрушку, да еще и горсть медной мелочи нам досталась на сдачу. А блины оказались не только вкуснейшими, но и здоровенными, раза в два б ó льшими, чем на завтрак подавали в харчевне, так что я почувствовал себя отожравшимся.
К сожалению, посидеть и малость передохнуть никак не получалось. Наверняка осознавая нереальность экскурсии «все за один день», девушка тем не менее настойчиво тянула меня по набережной.
И когда несколько военных кораблей осталось у меня за спиной, я взмолился:
– Устал! – Да и притворяться сильно не приходилось. – Вон смотри, сколько на той улице торговых лавок, пошли?
– Ведь обещала, что со мной не пропадешь! – восклицала моя воодушевленная блинами проводница. – Здесь самые страшные цены. Вот когда зайдем за стену, тогда оценишь разницу.
Оценить разницу я не мог изначально, потому что в дорогие магазины мы так и не заглянули. Зато я вполне здраво оценил расстояние до виднеющейся отсюда стены. Если я пройду этот путь туда, то уже обратно точно живым не доберусь. Поэтому я стал соображать, как воспользоваться благами современной цивилизации, и вскоре заметил бесчисленное множество курсирующих по воде лодчонок, парусников и катамаранов. Где гребли веслами, где использовали весьма свежий ветерок, дующий с реки, но очень многие явно занимались извозом и наперегонки устремлялись к горожанам, поднимающим руку и кричащим нечто созвучное слову «Пло-от!».
Может, здесь не соображали, что правильнее кричать «Такси!»?
Я раскошелился на лодчонку с целым парусом, тем более что на полдня аренда водного извозчика мне обошлась всего лишь в половину той самой сдачи с блинов. Но зато как быстро и лихо мы добрались до стены! Да и Мансана к тому времени уже перестала сюсюкать со мной как с маленьким, явно оценив взрослый поступок.
А уж когда мы сделали покупки не только мне в виде новых рубах, сюртука, брюк и прочей всякой мелочи, которая влезла в две большие сумки, я еще две средние серебрушки потратил на своего гида. Это надо было видеть, как она обрадовалась! И в результате тоже себе почти полную тряпичную сумку барахла накупила.
Когда мы возвращались под парусом в порт, девушка уже даже своими некоторыми личными секретами со мной делилась. А я и дальше продолжал удивлять.
– Сумки… тяжело, – вздыхал я. – В порту найдем помощника?
– Запросто! Знаю там одну группу носильщиков, солидные мужики, любой из них быстро донесет до пейчеры. Только они порядочно за работу берут.
Я презрительно скривился и с готовностью вытащил на ладони кучу мелочи, которую нам надавали в магазинах. Мансана посмотрела на меня с некоторым сочувствием, но нужные кругляши отобрала быстро своими проворными пальчиками. При этом еще и ворчала игриво:
– Неужели все горцы у вас такие богатые?
– Ага, ага, – кивал я в ответ с улыбкой. – И дикие, дикие.
Глава восемнадцатая
Сияющий курган
Уже на подходе к южной пейчере Мансана кивнула головой на одно из зданий:
– Вот здесь моя семья живет. – Зная, что я до сих пор говорю очень мало, она сама предложила сразу несколько вариантов: – Как пообедаешь, выходи к улице, я буду тебя ждать. Пойдем смотреть замки Тюйлюнов, там самые лучшие музеи. Или хочешь, подадимся в крепость Медовых Ос?
В ответ я показал на курган и местным знаком изобразил, что там очень здорово.
– Ты ведь там вчера был? Ах да! Тебе ведь никто ничего не рассказал! Да я с радостью! Мне там каждый поворот и зал знаком, с детства гуляем, и всегда жалела, что внутри шуметь сильно нельзя и в прятки играть.
Она с некоторым сомнением, косясь в мою сторону, взяла свою сумку у носильщика и, только когда я ответил ей улыбкой, вприпрыжку помчалась с обновками домой. Что-то я слишком радовался, глядя ей вслед. К чему бы это?
А ведь вдобавок предчувствие какое-то нехорошее на дне души ворочается. О ком? О чем? Откуда гром грянет?
Фантазии стали прокручивать наиболее негативные варианты развития событий, и самое неприятное тут же всплыло перед глазами: сейчас на входе меня Емлян возьмет в штыки, обвинит как пособника фальшивомонетчиков и потребует свои серебряки обратно. Уф! Даже вспотел от такой картины. Словно сам сумки волок.
Заглядывал в приемное помещение с некоторой опаской, хоть и старался это скрыть за деловой озабоченностью. Засады на меня не было, а стоявшая за стойкой незнакомая женщина только равнодушно прошлась по мне взглядом. То ли знала в лицо, то ли здесь чужим не принято без толку ошиваться. Место охранника вообще пустовало, хотя и после завтрака я его не заметил. Неужели тут только к вечеру режим безопасности усиливают? И по какому поводу? Неужели все дело в каких-то загадочных кречах? Или, правильнее, кречиках? Может, вообще речь о крячках ведется? Вот бы еще хоть что-то про этих ворон выведать.
Уже возле своего номера я решил обратиться с этим вопросом к молчаливому носильщику. Тот ведь про меня все равно ничего не знает, пусть думает что хочет о моем странном произношении.
– Что там этой ночью с кречами было? – спросил я несколько иносказательно. Ну а чтобы мужик словоохотливее стал, я ему еще три медяшки на чай дал.
Помогло:
– Да этой ночью вообще тишь да спокойствие. Только, говорят, на восточной заставе парочку этой гнуси подстрелили.
– Хм! Это хорошо.
Носильщик, видимо, догадался, к чему я все веду. Потому как на мой росточек посматривал с участием, но раскусил, что я и не мальчик:
– Да ты, паря, не робей, в столице в последнее время кречи вообще боятся появляться. Бьют их с каждой крыши как куропаток бешеных. Так что можешь и вечером гулять спокойно.
На том и распрощались, а я, заволакивая сумки к себе в комнату, думал: скорее всего, речь идет о птичках, может, и крупных, которые клюют маленьких деток и заражают их птичьим гриппом. Хотя я и про куропаток не знал, что они бешенство распространяют. Век живи – век учись. А уж в новом мире…
Переодеваться в обновки я полностью не стал. А вот рубашку сменил, моя уже и под мышками натерла, и явно не отличалась свежестью. Да и полусапожки местные напялил, до того они мне своей оригинальностью и несколькими металлическими вставками с тремя щитами понравились. У нас на Земле в таких «постолах» на танцах появиться – самое то! Чуть подумав, сюртук все-таки взял: слишком уж много там всякой мелочи у меня по карманам хранилось. Ну, шоколадку тоже проверил: авось да пригодится.
На обеде вообще кормили как на убой. При всей своей прожорливости мне удалось осилить только лишь чуть более половины выставленной на столе пищи. Отдуваясь, вылезая из-за стола, я припомнил свой первый подслушанный в этом мире разговор и поразился: если в пейчерах считается кормежка и проживание скромным, то как и чем закармливают постояльцев в гостиницах, соответствующих уровню в пять звездочек?
С подобной разницей высшего сервиса я в жизни никогда не сталкивался. Но фантазии сразу услужливо нарисовали трио соблазнительных, жутко сексапильных и невероятно ласковых кухарок, закатывающих столик с блюдами в номер и плотно закрывающих дверь номера на ключ изнутри. Только кого это они мне так напомнили?
И с чего бы это мне вообще такие постельные грезы навеялись? Странно.
Мансана меня уже ждала, причем и гардероб сменить успела, и прическу. На ней теперь красовалось несколько иное одеяние, военизированного, что ли, типа. И завершала его подвешенная к поясу шпага. Понятно, что я не поленился закатить глаза от восторга, зацокать языком и прошептать несколько словечек:
– Красава, красава… – И когда мой гид стала лучиться самодовольством, с удивленным мычанием потрогал эфес шпаги: – Ммм?
– Да ты и в самом деле дикий! – возмутилась девушка. – Ведь в пантеон всегда принято взрослым ходить с оружием. Знал? Так чего удивляешься? Не знаешь, почему так принято? А-а, у вас все говорят по-разному? Странно, история вроде одна. Ладно, слушай.
Мои уши и так двигались, как пеленгаторы. Да и история оказалась довольно интересной. Исстари, со времен образования Рушатрона, в курган приходили, наоборот, без оружия. А вот триста шестьдесят лет назад случилось невероятное: прошла только первая треть дня, как из коридоров лабиринта стали один за одним появляться зроаки. Их было мало, и появлялись они поодиночке, но люди-то были безоружны, а в те времена охрана еще не имела своих охранных жезлов. Зато зроаки, облаченные в броню и вооруженные до зубов, проложили кровавую дорогу до самого выхода, захватили его и удерживали до тех пор, пока их внутри кургана не скопилось несколько сотен. После чего они начали зачистку всего комплекса переходов, тоннелей и залов. Рвущиеся на прорыв рыцари не смогли до вечера преодолеть баррикаду на входе, и поэтому все пришедшие в тот день посетители пали страшной, кровавой смертью.
Мало того, количество зроаков росло внутри кургана постоянно, и, когда наступила ночь, они даже сделали первую попытку прорваться в город крупным отрядом. Отряд уничтожили лишь к полуночи и только потом сообразили, что на площадь из зроаков больше никто не стремится, а охраняющие баррикаду ведут себя словно потерявшие разум.
То есть на них всех пало наказание Сияющего кургана, и все агрессоры потеряли память, превратились в не соображающих младенцев. Не дожидаясь рассвета, рыцари Рушатрона бросились на штурм и в течение одного часа безжалостно уничтожили всех врагов. Их там оказалось к тому времени более чем три тысячи. Нескольких даже пленили и потом, когда к тем вернулась память, долго и пристрастно допрашивали всеми доступными способами. Ибо только так и смогли прояснить основы вторжения. Только и узнали: тогдашний император Гадуни отыскал какой-то способ проникновения в курган прямо из своего государства. Но тайну перехода не захотел открывать даже своим лучшим, элитным воинам. Каждому надевали на голову плотный мешок, император лично проводил воина куда-то, подталкивал в спину и снимал мешок с головы. В тот же момент тот оказывался в Сияющем кургане и бежал в бой. Как это ни странно, но среди зачумленных потерей памяти впоследствии оказался и сам правитель империи Гадуни в ничем не отличающейся воинской экипировке. Его зарубили вместе с остальной массой зроаков, и поэтому тайна проникновения в курган умерла вместе с ним.
Тот день доныне отмечается как День памяти Невинных, и с тех пор любой посетитель старается идти в лабиринты кургана только с оружием. Вот такую грустную, но жутко волнительную и таинственную историю мне поведала Мансана по пути к кургану и в самом начале продвижения в его внутренностях.
Мне-то сразу стало понятно, что из империи зроаков имеется непосредственный переход в одно из мест кургана, и тогдашний император этим воспользовался. Пока я еще не понимал конкретно, кто такие эти зроаки, но наверняка самые злейшие и кровные враги местного населения. Становилось понятно, что агрессоры не знали про опасность потери памяти или слишком понадеялись на свои силы, вот их Грибники или, может, силы самого кургана и превратили в дебилов. Но сам факт и величина этой силы меня напугали тоже основательно: более трех тысяч элитных воинов никак не смогли ей противостоять. Так что правильно я не рискнул оставаться на ночевку в этом месте.
Теперь следует как можно скорее просчитать местные сутки, перевести это на время Земли и вычислить, в какой момент сюда ввалятся мои три обеспокоенные подруги. Будет настоящей трагедией, если они умудрятся это сделать ночью.
Конечно, я до того времени и сам постараюсь вернуться в родную Лаповку, но фиг его знает, как оно на самом деле все сложится.
Пока же я с максимальной интенсивностью, а порой включая и диктофон, когда словоохотливая Мансана сыпала цифрами, упоминала года или оперировала мерами длины и веса, старался не подавиться сыплющейся на меня информацией. Оказывается, каждое удивительное панно на сводчатых потолках и в самом деле считалось некоем подобием карты. Причем на некоторых из них со стопроцентной уверенностью просматривались соседние страны, государства и империи. В том числе и империя Гадуни, со злейшими врагами всего живого зроаками. А цветовые сполохи, носящиеся по камням, давали информацию о численности населения, расположенных в недрах полезных ископаемых и наибольшей концентрации населения в определенных местах. То есть сосредоточивающуюся на границе армию агрессоров здесь могли бы заметить легко и вовремя поднять должную тревогу.
Елки-палки! Очередные чудеса, на которые я взирал с отвисшей челюстью! Здесь уже не просто электричеством пахло, а настолько величественным и непонятным колдовством, что у меня от трепетного восторга по спине мурашки пробегали. Хотелось не сходя с места засыпать вопросами о сути, структуре и вариантности местных чудес, но я прекрасно понимал: и так все идет – лучше не придумаешь. К тому времени я уже понял, что если ты не похож на зроака, то тебя никто и трогать особо не станет. Хотя наверняка и тут борьба со шпионами велась на должном уровне. Все-таки не со всеми дальними соседями местная империя Моррейди находилась в дружественных, доверительных отношениях. Но моя мелкая сущность, удачное заблуждение по поводу происхождения с каких-то там гор наверняка сразу исключали меня из потенциального круга подозреваемых. А так как язык во всем здешнем мире был един, то и мою косноязычность могли легко списать на болезнь, дикость или просто на физическое несовершенство. О едином языке я понял со слов Мансаны, когда она показывала на очередное панно:
– Это Шартика, царство мертвых ешкунов. Там теперь никто не живет, и любой туда забредающий быстро умирает. Ни птиц там нет, ни животных. Говорят, их уничтожили шуйвы, а земли прокляли за то, что ешкуны пытались говорить на ином языке, отличном от всемирного.
То, что все государства здесь именовались только царствами, империями или княжествами, я уже понял. Зато после этого пояснения догадался о всеобщем языке и о том, что шуйвы – это некое подобие богов. Раз они могут уничтожать, проклинать и двигать вагоны местного метро своей необычной силой, то не иначе как имеют божественную силу. Хо тя… может, это речь идет все о тех же Грибниках? Или вообще о каких-то космических пришельцах с невероятно продвинутыми техническими инновациями? Тоже сбрасывать со счетов такой вариант не следует.
Тем более количество вариантов возросло, когда девушка снизошла еще до одного пояснения. Перед тем я несколько раз тыкал рукой в мелькающие панно над головой, и она просто отмахивалась одним неясным для меня словом: «Неведь!» Но когда я понял что «Неведей» здесь подавляющее большинство, стал настаивать на ответе, и она пояснила:
– Никто не знает, где эти страны находятся, хотя хранители и поговаривают, что это не страны, а иные миры. Но это только догадки некоторых, самых старых.
Мне вспомнился мой вчерашний благодетель, приведший меня в южную пейчеру, и пришла в голову идея поинтересоваться:
– А как становятся хранителями?
– Никто не уверен и говорят разное, но, мне кажется, тут тоже шуйвы виноваты. Потому что у любого посетителя в голове вдруг может раздаться тихий голос и предложить: «Хочешь охранять Сияющий курган?» После чего надо пройти в зал Трех Щитов и положить ладони на лобный камень. – Заметив, как я стал оглядываться недоуменно по сторонам, она догадалась: – Ты вчера не был в этом зале? Могла бы и сама догадаться. Пошли!
И вскоре мы уже стояли возле главной сокровищницы кургана. Если описать несколькими словами, то основной монумент состоял из трехгранной стелы, упирающейся в свод, на каждой из граней которой находилось три высоченных щита метров по шесть каждый. Причем металл весьма напоминал нержавейку, а камень основания несколько выступал в стороны и назывался лобным. По кругу зала располагались ступеньки, на которых в пять рядов могли сидеть паломники, любоваться, разговаривать и в том числе закусывать. Мы тоже направились к свободному месту, а Мансана с удивительной работоспособностью продолжала давать мне объяснения и отвечать на мои вопросительные ужимки:
– Конечно, хранителем стать предлагают только самым лучшим, честным и бесстрашным. Да и то чаще не в самое первое посещение. У кого раздается голос в голове, подходит к лобному камню, возлагает руки, и тот начинает светиться. И музыка торжественная начинает играть. Вот тут большинство и ждут таких случаев, хотят посмотреть на мерцания и послушать музыку. Мне тоже два раза посчастливилось ее слышать. До сих пор вздрагиваю от восторга. Мне? Хранительницей? Нет, женщинам вообще не предлагают. Отказаться? Запросто, таких случаев тоже очень много, особенно когда человек издалека и у него там остались семья, хозяйство или прочие интересы. Даже после прослушивания музыки многие уходят, не соглашаясь. Правда, со временем они опять возвращаются и имеют право в любое время прикоснуться к лобному камню и послушать музыку. Таких людей, как правило, потом назначают на высокие должности, приглашают в императорскую гвардию и предлагают любую работу в государственных органах. Потому что они самые честные, храбрые и справедливые.
– Во как! – удалось мне высказать свое удивление, когда повисла короткая пауза в монологе.
– Хотя имеются случаи, когда новые хранители и семьи в столицу перевозят. Ведь живут они в специально для них предоставляемых квартирах, которые их семья должна освободить после смерти хранителя или его ухода на отдых по старости.
– А если некуда семье податься?
– Выделяют пару комнат в новых зданиях на окраине Рушатрона.
– Ага. А мне или тебе дотронуться можно?
– Даже не пробуй! – рассердилась моя проводница. – Засмеют – раз, и не получится – два! Лобный камень к себе подпускает только услышавших голос. Даже ни один зроак не смог повредить монумент или приблизиться к камню триста шестьдесят лет назад. Да чего там, они вообще ни единого повреждения кургану не нанесли.
– Может, не успели?
– Ха! Не смогли!
Бутербродов мы с собой не взяли, да мне и кушать-то не хотелось после переедания во время обеда. Но девушку многочасовая экскурсия несколько утомила, и она явно проголодалась. Заметно было, как она проглотила подступившую слюну, глядя на подкрепляющееся рядом с нами семейство. И я вовремя вспомнил о шоколадке:
– Вот, попробуй восточное лакомство.
Я снял обертку из вощеной бумаги, оставив ее под пальцами, и протянул угощение. С некоторым недоверием девушка покрутила угощение в руках, принюхалась и откусила вначале только маленький кусочек. Потом – гораздо больший, и вскоре ее личико заискрилось удовольствием.
– Как вкусно! Что это такое? Я никогда такого не пробовала. Как называется? – зачастила она вопросами.
Но я в своей манере великого актера из погорелого театра лишь таинственно улыбался, а всеми остальными жестами и шипениями пояснил, что вскоре моя проводница получит еще больший подарок. Он у меня и в самом деле был, тем более большой, с начинкой из лесных орехов и изюма. Для себя берег, потому как сам обожал! Но ведь надо же как-то дополнительно вознаградить моего очаровательного экскурсовода по новому миру? За все те новости, сведения и информацию, которые она предоставила за сегодняшний день, мне для нее и… хм, камеру и пистолет я ей, конечно, не отдам! И монеток с дедушкой Лениным раздаривать не захотелось, жаба задавила. А вот шоколадки – не жалко! Пусть шоколадка даже очень большая и очень даже предпоследняя.
Мансана слопала шоколадку с восторгом и аппетитом, даже пальчики не постеснялась облизать. А мне тоже вдруг настолько захотелось подставиться самому вместо этих пальчиков, что я и на стелу со щитами перестал смотреть. Мое пристальное внимание несколько смутило красавицу, и она решила завершать экскурсию:
– Ладно, пора нам выходить. И ночь скоро, и мне на ужин надо поспеть с помощью.
– Да-да, идем, конечно.
Но уже по дороге к нашей пейчере я еще раз, и более настойчиво, сумел довести свою мысль про очередное, еще более роскошное угощение. Кажется, девушка поняла, что обещанная шоколадка – нечто вообще потрясающее, и радовалась заранее как маленький ребенок. То есть в момент расставания возле харчевни мы уже даже несколько поменялись ролями: теперь я рядом с ней выглядел как умудренный жизнью и приключениями взрослый мужчина, а она – маленькой и смешливой девочкой. И даже без всякого стеснения или жеманства разрешила поцеловать ей не только пальчики, но и в щечку чмокнуть несколько раз.
Элитный воин, которого я видел вчера, уже опять располагался на своем рабочем месте, хотя Емляна так и продолжала замещать все та же женщина. Но мне вроде и не хотелось с ним общаться лишний раз, поэтому я сразу помчался в свой номер и за оставшееся до ужина время успел проверить записи на диктофоне, ревизовать свои вещи, сбегать в бани и быстро ополоснуться, а вернувшись – выложить на столе огромную шоколадку в вощеной бумаге. Даже пожалел немного, что приходится снять красочную обертку и золотистую фольгу. Но слишком они отдавали чужой и незнакомой здесь цивилизацией. Не подобает так снисходительно, преждевременно сбрасывать удачную маскировку под восточного дикаря. Или горца?
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ