Глава шестая


Абориген – друг шпиона (любого!)


За последующие сутки Леонид узнал много нового и даже умудрился поправить свое бедственное положение с водой и продуктами. Причем совесть его оставалась чиста и раскаяния не терзали. Хотя в другом случае и в иной ситуации такой коварный обман ребенка и доставил бы ему моральные терзания.

Самое главное, что присвоенные продукты питания можно было считать итогом правильного торгового обмена. Тем более что легендарные домовые просто обязаны были заботиться о тех людях, в доме которых они обитают и из рук которых они берут подношения. И помогли в добыче такой информации подслушанные разговоры на кухне тех самых криминальных личностей. Местная шайка воришек накануне поздно вечером весьма активно и подробно обсуждала детали предстоящего наскока на дом зуава Сегедского. Тот хоть и считался жутко обедневшим дворянином, но его дом оставался средоточием весьма ценных реликвий, украшений и ценных вещей. Из-за отсутствия денег там охранников оставалась только треть от обычного количества, поэтому связать их, а то и убить считалось для банды делом плевым. Вот они и решили уже следующей ночью совершить свой грабительский налет.

– Тем более что все дозорные и исполнители вместе со старшиной сектора будут стянуты к обители поставного, – радовался один из грабителей. – Там с завтрашнего утра начинается выставка королевских драгоценностей…

– Вот бы их взять! – не удержался от мечтательного вздоха один из самых младших подельников.

За что, судя по звуку, получил подзатыльник и строгое наущение:

– Впредь сиди и помалкивай! Если никто нам не помешает случайно, то мы и у зуава Сегедского себе на год безбедной жизни заработаем.

Самое смешное, что на дело банда шла с другой бандой, под руководством того самого Косого, которого они проклинали и хаяли накануне. Но тут уже пути бандитов, как говорят следователи, неисповедимы.

Так что информация была. Идея, как прикинуться домовым, и технические средства для этого тоже имелись. Ну а объект для уговоров тоже не заставил себя долго ждать. Тем более что на этот раз он спустился в подвал и сам, и грустный. Видимо, товарища либо его родители не отпустили, либо сам барон ввел некие строгости для собственного сына. И кстати, было за что.

– Эй, Маняла! Ты меня слышишь? – Пришлось убрать камеру выше да и громкоговоритель на переговорном устройстве поставить на максимум.

К большой радости, мальчуган не испугался. А может, желание разгадать тайну у него страх пересилило.

– Да. А где ты?

– Здесь, недалеко.

– А кто ты?

– Домовой.

– Ха! Это сказки! Домовых не бывает! – Но голос ребенка уже дрожал от предвкушения приближающегося приключения.

– Ну вот, многие нам не верят, – максимально грустным голосом стал стенать мэтр циркового манежа. – Поэтому мы и вымираем от голода.

– Покажись мне, и сразу тебе поверю! – срывающимся от счастья голосом пообещал Маняла.

На что Леонид тоскливым голосом стал выдумывать отговорки:

– Нам нельзя показываться на глаза человеку, пока он не станет другом, кормильцем, пока не докажет свое умение хранить тайну нашей дружбы и пока не пройдет три рудня.

Ну уж пятнадцать дней и для любого ребенка – приемлемый срок. Тем более что и Леониду по истечении такого срока можно будет уже смело возвращаться в мир Трех Щитов. А уж остальные условия для юного баронета показались легковыполнимыми.

– Я буду твоим другом! И я умею хранить тайны вечно! – Он уже стоял под щелью воздуховода и пытался взглядом просмотреть гранитные блоки насквозь.

Камеру пришлось почти убрать за поворот, как и переговорное устройство.

– Умеешь? И даже своему другу ты не должен ничего рассказывать.

– Запросто!

– И родителям – ни слова! – настаивал землянин таинственным, хриплым голосом.

– Обещаю!

– Ну ладно. Тогда если ты мне принесешь много вкусной еды и воды, то я попробую остаться жить в вашем доме и с тобой дружить.

Мальчуган оказался с деловой хваткой.

– Ну а когда ты мне начнешь помогать и давать нужные подсказки?

– Запомни: ты еще мне не друг, чтобы я тебе оказывал помощь. Да и в окончательном итоге мы тоже не всесильны. Когда можем, помогаем истинному другу с радостью, но порой и мы бессильны против некоторых обстоятельств.

– Как тебя зовут?

– Чарли Эдисон.

– Ха! Какое смешное имя. Да и вообще, ты так странно говоришь. Трудно понять.

– Но ведь понимаешь? Тем более что это наш особенный язык нашего вымирающего народа.

– А у тебя есть семья? – сразу загорелся Маняла.

Пришлось его осаживать капризными стенаниями:

– Я голоден. Пойду поищу себе нового друга…

– Не уходи! Постой! Я тебе скоро принесу! – запрыгал юный баронет на месте от переживаний. – Что тебе нравится?

– Хочу сыра, колбасы, мяса, лука, хлеба, – начал перечислять Леонид, прекрасно уже знающий, чем в этом мире в основном питаются. – И пить!

– Воду? Во фляге?

– Да можно хоть вино в лейзуенах. Только смотри, чтобы тебя никто не поймал и ничего не заметил! Иначе сразу уйду жить в другое место.

Мальчуган оказался более чем сообразительный. Не прошло и пары минут, как он в том же подвале разыскал длинную лестницу до самого потолка и вытащил откуда-то сразу четыре бутылки вина. Лестницу приставил к щели, забрался по ней и при подсказках своего нового друга домового засовывал руку с передачей в щель и укладывал на изломе. Кстати, именно в тот момент землянин впервые понял, что у него появилось умение лучше видеть в полной темени: первый щит, подаренный вашшуной Шаайлой, стал действовать!

Леонид прекрасно видел детскую ладошку с подарком, потом командовал, когда отпустить или как поставить лейзуену, и проволокой подкатывал предмет к себе. Точно так же чуть позже прошел процесс и с доставкой пищи.

Правда, мальчуган несколько удивился, что домовой потребовал наверх все содержимое большой корзины. А там было принесено на выбор: мясной рулет, пакет с жареными грибами, буханка хлеба и прочая масса разных вкусностей. Когда это все оказалось в щели воздуховода, Маняла не удержался:

– А ты какого размера?

– Маленький я, что твой локоть.

– Но как же ты все съешь?

– Уж как-нибудь постараюсь. А что останется, отнесу другим домовым, которые живут впроголодь, потому как боятся дружить с людьми.

– Почему боятся?

– Да потому что это только ты держишь свое слово и хранишь тайны, а вот остальные болтают о нас всем кому ни попадя и сразу требуют отыскать несметные сокровища.

– А-а-а, вы и сокровища можете отыскивать?

– Полное вранье! Если бы мы умели, то уже давно жили бы не хуже барессов и клайденов! Верно?

– Ну да, – вынужден был признать мальчуган, для которого разность видов разумных существ явно не представляла большой закавыки. – Кто имеет сокровища, тот не голодает.

– Умница! Много читаешь?

– Я самый лучший ученик в нашей школе, – горделиво похвастался баронет. И тут же перешел к делу, доказывая свою немалую сообразительность: – Раз мы уже друзья, – он явно слышал поспешное чавканье, прорывающееся в динамик, – то, может, ты мне дашь первую подсказку?

– Ну давай попробуем. У тебя в семье все здоровы?

– Вроде да.

– Горя и печали нет никакой?

– Вроде нет.

– Ну видишь, как все прекрасно! – давил Леонид, держа пока свой козырь в запасе. – Вот как только замечу что-то для тебя интересное, сразу буду с тобой делиться.

– Да? Так мне уже бы надо подсказку.

Делать было нечего, да и всегда можно придумать отговорку либо вытребовать отсрочку. Поэтому Леня постарался соглашаться бодро, с энтузиазмом:

– Давай! Говори, что за трудности!

– У меня кое-что пропало из личных вещей, – замялся мальчуган. – Кубики такие, с точечками.

«Вот повезло! – восклицал мысленно мэтр циркового искусства. – Уже весь дом про его кубики знает, а парень все мучается неведением. Ха-ха! Зато мой авторитет сразу подрастет!»

Дело в том, что в данном мире азартные игры были под большим запретом. А игра в кости считалась одним из самых пагубных пристрастий подрастающего поколения и искоренялась как только можно. Во время уборки в комнате юного баронета служанка отыскала два комплекта кубиков и как лояльная гражданка доложила своему господину, отцу мальчугана. Ну а тот не стал сразу приступать к наказаниям, а решил подождать и понаблюдать, какие действия предпримет озадаченный пропажей Маняла. Об этом на кухне уже не раз тема поднималась, так что и иномирский шпион был в курсе данного события.

Теперь следовало преподнести свои знания с максимальной пользой.

– Раз ты поклялся со мной дружить и хранить нашу тайну, то я тебе помогу. Только учти, ты должен поступить соответственно моим советам. Только так ты сможешь избежать наказания за обладание этими кубиками. Договорились?

– А что, будет наказание? – испугался мальчуган.

– Не будет, если поведешь себя правильно. Кубики у твоего отца, и он специально ждет, пока ты о них начнешь спрашивать или предпримешь более интенсивные поиски. Поэтому постарайся сделать вид, что ты вообще про кубики ничего не знаешь и знать не желаешь. А чтобы иметь нечто в положительном активе своего поведения, ты просто обязан совершить хороший поступок.

– Да я готов! Только вот какой поступок?

Дальше уже все оказалось делом техники и банального словоблудия. Длинная вереница обменов вопросами и ответами позволила уяснить суть очень многих вещей. Оказалось, что зуав Сегедский жил всего в нескольких домах от барона. А где-то там далеко, возле резиденции поставного в самом деле происходила незаурядная для данного мира выставка королевских регалий. Сам разговор о короле пришлось отложить на потом, а вот о графе и жизни на самой улице «домовой» интересовался во всех подробностях. Выяснилось, что пресловутого Косого даже Маняла знал и не раз видел. Характеристика: очень злой, мерзкий и неприятный тип, по которому Дно плачет. Опять-таки про Дно сразу разговориться не получилось.

Замечал юный баронет и прочие подозрительные личности, которые в последнее время слишком уж густо вращались напротив дома зуава Сегедского. То есть сделать некие выводы, при правильной наводке и соответствующих подсказках, смог бы даже ребенок. Система стукачества в данном мире тоже была на высшем уровне: достаточно было просто бросить записку в почтовую щель дома, где проживал либо поставной, либо старшина сектора, либо дозорные или исполнители. Причем и подписываться было необязательно, в любом случае полученный сигнал рассматривался и перепроверялся.

В итоге комбинация действий сложилась следующая: юный баронет изложил на бумаге все свои наблюдения и утверждал, что подслушал конкретный разговор о готовящемся ближайшей ночью ограблении. Также конкретно указывал Косого как главного организатора преступления и пособников – типов, проживающих по соседству. Имена бражничавших грабителей и их употребляемые клички Леонид тоже прекрасно запомнил и скрупулезно надиктовал. Подписаться, с далеко идущими планами, мальца он тоже заставил:

– Подписывайся: Иоанн Грозный.

– А кто это? – подивился Маняла.

– Был такой знаменитый дозорный и сыщик в древности. Но о нем никто уже и не помнит, так что, если отец тебя вздумает наказывать, раскроешь тайну этого имени, выскажешь свои наблюдения и подслушивания и получишь законное прощение. А может, и награду какую.

– О-о-о-о!..

На всякий случай записка была сделана в трех экземплярах и разнесена в три почтовых ящика. Ведь времени оставалось мало, а местным силам правопорядка еще следовало организовать либо облаву поздним вечером, либо ночную засаду. Тут уже как они сами решат.

После чего баронет убрал лестницу подальше и умчался, окрыленный грандиозными планами по искоренению преступности в родном городе. А переевший Леонид полез выше – подслушивать последние вести из радио «В эфире наша кухня!». Как ни странно, ничего полезного он там не услышал, зато умудрился подремать на доске и осмыслить свое состояние: «Щит во мне начал действовать. Это очень хорошо. Можно крикнуть “ура!”. Еще лучше, что я не чувствую в себе упадка сил и потери аппетита. Может, здесь виновато наше с Борей земное происхождение? Может, у нас совсем иной метаболизм? Да нет, разница и с ним у меня есть, и хорошо, что я не стал таким прожорливым, как он. Хотя он-то был маленький инвалид, а мне вроде как расти не надо. Как бы еще все свои возможности быстрее раскрыть?.. Кстати, надо будет обязательно у Манялы про здешний цирк расспросить подробно. Вдруг бы мне туда удалось прорваться? Другой вопрос: как мне вообще в город попасть и стоит ли такое вообще предпринимать? Хм. Стоит! Скорее всего. Особенно если хоть словечко услышу о Борисе или Шаайле. Хотя вашшуна и сама должна со всеми бедами справиться».

Из очередной дремы его вырвали глухие крики из самой нижней щели:

– Чарли! Ты где?! Отзовись!

Пришлось спешно спускаться к жаждущему общения мальчугану:

– Здесь, здесь. Не надо так кричать. Ходил в гости к ближайшему соседу.

– Он тоже домовой?

– К другим мы в гости не ходим. Отнес ему всю еду, у него большая семья, а живет он в глубоком подземелье и с людьми общаться не желает.

– Почему?

– Обидел его друг, предал. Да и голодом морил. Вот дружба навсегда и закончилась.

– А я тебе еще еды принес! – После чего в щель стали поставляться очередные изыски местных кулинаров.

– Отлично! Ты настоящий друг! – от всей души порадовался Леонид, разрешая похвастаться новостями: – Рассказывай теперь, как прошло с записками?

– Обалденно! Я только к старшине закинул в почту, а он уже через пять минут выскочил из дому, всех взрослых, кто был на улице, взглядом ощупал да и поспешил в сторону управы поставного.

– То есть сигнал они приняли и поняли верно?

– А то! Наш старшина умный дядька, и все его уважают. А такие, как Косой, стараются вообще на дороге ему не попадаться.

– Вот видишь, как все здорово складывается.

– Ага! Теперь этим ворам не поздоровится! Попомнят они Иоанна Грозного!

– Ну а теперь я немного буду кушать, – соврал пришелец из иного мира, – а ты мне будешь рассказывать, как вы там поживаете. Мне ведь жутко интересно.

– Да что угодно! – проявил готовность Маняла. Ему и самому было любопытно, чем в первую очередь заинтересуется такое странное существо, как домовой.

– Ну, для начала расскажи мне про… цирк. Где он, что в нем, кто и как выступает, и как ты попадаешь на представление.

Как и следовало ожидать, для юного баронета подобная тема оказалась наиболее близкой. Уж как он только и что не рассказывал! Складывалось впечатление, он знает цирк не хуже, чем собственный дом. Да и многих артистов по именам называл, некоторых зверей по кличкам, и это сразу о нескольких труппах имел столько знаний. Оказалось, что труппы эти не сидят на месте, а гастролируют по многим городам этого мира, выступая в одном месте всего половину, максимум один лутень. У слушателя так и мелькнула мысль: «Если придется разыскивать Борю или вашшуну, то, затесавшись в труппу, можно исколесить весь здешний мир. Да и посмотреть на здешние чудеса было бы неплохо».

Следующей темой опросов оказалась легализация, правила проживания данного мира. Здесь тоже система показалась невероятно простой. Всем заведовали поставные секторов, которых выбирали по каким-то там своим критериям то ли валухи, то ли сами гаузы. Мальчик не знал конкретно всех тонкостей гражданского администрирования. Уже поставной назначал старшин, и те согласовывали с ним дозорных и исполнителей. Любой человек мог беспрепятственно перейти жить из одного сектора в другой, но только после смены места жительства был обязан зайти к старшине и представиться. Как именно представляться, ребенок тоже знать не мог. Как и затруднялся ответить о тонкостях переезда из одного города в другой. Но и такое действие разрешалось местным аборигенам.

Но, в общем, ничего особо сложного не предвиделось. Если уж приспичит пожить в городе человеку из другого мира, то он там обустроится. Другой вопрос: как непосредственно пробраться в город? Не взламывать же гранитные блоки вентиляций?

Вот тут баронет еще больше удивил «домового». Особенно когда тот спросил:

– Ну а вот если человек из другого города решит тайно пробраться в ваш, у него такое получилось бы?

– Запросто! – и поведал как.

Днем под лучи Ласоча выходить нельзя. Они очень вредные, лишают здоровья, а если жить на поверхности все время, то и убивают. Поэтому люди и живут под землей, тогда как валухи и гаузы к Ласочу равнодушны. Но зато ночью некоторые особенно страдающие по живой природе люди имеют возможность при желании отправиться на экскурсию в большой, можно сказать, огромный парк на поверхности. Парк находится с северной стороны каждого секторного Ирша (именно так звучно и назывался увиденный Леней странный и массивный срез вулкана). И в этом парке полно огромных, прекрасных деревьев, которые при сиянии обеих лун представляют собой сказочное, незабываемое зрелище. Мальчику уже посчастливилось побывать там раз десять, а уж взрослым туда выйти прогуляться – вообще не проблема. Было бы желание. Там только ранним утром запускают стальных Ловчих, чтобы никто после ночи не остался по дурости и не вздумал сбежать.

– Вот любой человек из другого города и может ночью или к утру вернуться в сектор вместе со всеми гуляющими. Главное, ему просто заранее, днем, пробраться в парк возле Ирша и там спрятаться. Эх, какие я там замечательные дупла видел!

«Неплохо они тут живут, – размышлял землянин. – Пусть и в рабстве, пусть их непонятно за что щемят валухи да гаузы, но по большому счету, может, пришельцы и в самом деле заботятся о местной цивилизации? Спасают людей от напрасной гибели и ненужных войн? Насколько я понял, они еще и многие полезные вещи в обиход ввели, то же электричество к примеру. А про их академии, бесплатное обучение в них я вообще не говорю. Отправка на работы в иные миры и положенный раз в год отпуск – тем более в голове не укладываются. Да какое это рабство?! Получается, что шеф-повар барона права во всех отношениях! Только живи да радуйся! Действительно, всякие лжепатриоты, мечтающие убить гауза, вредны для общества. Любой взрослый, сознательный человек это понимает. Ну, или должен понимать».

Конечно, он прекрасно помнил и о размышлениях Бори Ивлаева. Если уж сами зроаки боятся гаузов и в снах видят тех поедающими собственных детей, то, значит, эти полусдутые шарики могут оказаться коварными лицедеями и в данном мире преследовать свои, никому не понятные интересы. Вот только какие?

До того как мальчика стали разыскивать, «домовой» успел у него выспросить кое-что и о том месте, которое называли Дном. С точки зрения довольно образованного по своим годам баронета, в глубоких шахтах, вершинами который и являлись Ирши, велась добыча груанов, очень ценных для гаузов энергетических образований. Причем образований живых, которые могли существовать, в том числе закрепившись на больших животных. Сама суть образования, которое называлось «груан», сосредоточивалась в громадной, до трех сантиметров в диаметре жемчужине, которая, в свою очередь, была заключена в плоские полукруглые створки фосфоресцирующей устрицы. Считалось, что груан может жить веками, но при неправильном обращении легкораним и смертен. Самое неприятное – при своей гибели высвобождает страшную энергию взрыва, которая уничтожает вокруг все живое на расстоянии в несколько десятков метров. Взрыв провоцирует и сама попытка достать жемчужину из створок.

Как груан приживается на животных, одиннадцатилетний мальчуган толком не знал. Только и рассказал, что светящиеся устрицы очень любят носить на себе тервели, гигантские волшебные слизняки, могущие зараз проглотить человека. Вот именно с этими тервелями и ведут самые отчаянные сражения отряды принудительного войска, в которое отправляют только особо провинившихся перед обществом или заслуживших смертную казнь преступников.

С лестницы уже третий раз послышался требовательный голос какой-то служанки, и Маняла поспешно зашептал:

– Сегодня я уже прийти не смогу: меня ждут учителя. Буду утром!

Пока он опускал и прятал у стены лестницу, Леонид успел прошипеть ему в ответ:

– Еду не забудь! – После чего сразу поспешил двумя этажами выше – подслушивать, что именно творится на баронской кухне.

Время там близилось к ужину, царило обычное оживление, когда люди стараются успеть сделать все нужное за последние полтора кара работы. Девушка-повар и один парень жили прямо в доме барона, зато остальные старались на работе и лишней минуты не задерживаться. Их рабочее время заканчивалось одновременно с приготовлением ужина для всех обитателей громадного дома. Начиная от самого барона и заканчивая стоящими на главных воротах охранниками.

Кстати, на тему охранников и их работы как раз и состоялся интересный разговор, давший немало полезной информации.

– Наверное, барон все-таки Луку выгонит! – сообщила забежавшая на кухню служанка. – Опять его спящим в кладовке застал, когда тому следовало возле калитки через окно за улицей следить.

– Давно пора, – буркнула в ответ старшая из кулинаров. – Ленивее его во всем городе не сыщешь. Морду наел, того и гляди треснет, а даже свою дубинку в руках удержать не в силах: все время роняет. Бестолочь!

– Вот и барон только что точно так же орал, – поделилась служанка и умчалась по своим делам.

Тогда как девушка-повар решилась пожалеть изгоняемого охранника:

– Зря его так, он ведь совсем болезненный, у него обмен веществ неправильный, потому и толстеет.

Все ее коллеги прыснули смехом, а самый рассудительный парень еще и подначил с изумленным выражением на лице:

– Да ты никак согласна за него невестой заступиться?!

– Что ты себе позволяешь?! – взвилась девушка. – Уже и просто по-человечески нельзя парня пожалеть?!

– Его? Пожалеть? Да он ведет себя как последний скот. Ни с кем не поздоровается, толкнет и никогда не извинится. Еще и хамит на замечания. Даже к своей родной матери никакого уважения не оказывает. А уж про тренировки охранников вообще не говорю. Ни разу его во внутреннем дворе вместе с остальными не видел.

– Какой ему смысл на тренировки ходить? – яростно шипела девушка в ответ. – Если охранникам, кроме дубинок, бича и наручников, ничего больше не выдают. Вот если бы с мечом – он бы себя настоящим воином показал!

– Так почему в воины не пойдет? – с ехидством поинтересовался другой коллега.

И ему ответил тот самый рассудительный парень:

– Так не возьмут его, такого рыхлого и толстого. Там ведь при приемке надо и отжиматься, и подтягиваться, и бегать. А этот шкаф – где его поставят, там и засыпает. Да и такому меч дай, он и сам порежется, и других нечаянно поранит.

– Вот потому вы и умрете рабами, что никто из вас меч не получит! – с пылким пафосом и без всякой последовательности воскликнула девушка.

За что опять получила пусть и не пощечину, но грубый окрик шеф-повара:

– Заткнись наконец! Опять за свое? Еще раз что-то подобное услышу, вышвырну с кухни навсегда! И не думай, что твои тетки за тебя заступятся. Хотя побегут за тобой точно, но лишь чтобы догнать и хорошенько поколотить. Потом они тебе еще и сами все волосы выдергают и всю морду исцарапают, а напоследок пинками дальше от дома отгонят.

Угроза и нарисованная картинка наказания оказались, видно, и в самом деле весьма возможными, потому что девица, ратующая за скорое освобождение людей из рабства, до конца работы больше ни слова не проронила. Зато чуть позже в кузню вошел один из охранников дома и с удовлетворением сообщил:

– Выгнали Луку! Теперь хоть объедать нас никто не будет. – (На бригаду охранников давали пищу в отдельных казанках, и они ели у себя в дежурке у ворот.) – Дай, пожалуйста, парочку сухарей, а то до ужина не дотяну.

Это он просил главную на кухне, и та бросила в ответ:

– Вон в коробе возьми.

– Ага! Чуть не забыл: нам на ночь дайте еды на полную смену.

– С чего это вдруг?

– Барон распорядился, чтобы этой ночью так дежурили. Только что исполнитель от старшины заходил, что-то они там шушукались. Никак дело затевается.

– А где затевается? – учинила допрос шеф-повар. – У нас или по соседству?

– Ну, раз у нас Луку выгнали, то беспорядка не будет! Ха-ха! – рассмеялся охранник, продолжая набирать сухарей во все карманы. – Скорее всего, у соседей что-то не в порядке.

«Вот тебе и соблюдение тайны! – досадовал Леонид на своем посту. – Не успели силы местной полиции еще засаду организовать или облаву, а, сидя на этой кухне, уже обо всем можно догадаться! Вот уж болтуны да балаболки! Хорошо, что ваши соседи с другой кухни не слышат. Хотя если у них грамотно служба оповещения работает, то они уже драпают как можно дальше от дома зуава Сегедского. Ладно, раньше поздней ночи все равно ничего толкового подслушать не удастся. Значит, выгляну на заходящее радиоактивное солнышко – и вниз, пару часиков поспать не повредит».

Ночь предстояла весьма оживленная. Уверенность, что утром удастся услышать много интересного, только крепла.

Глава седьмая


Муки творчества


Видимо, Дно и в самом деле считалось у местных жителей сущим адом. И страшных историй о нем существовало превеликое множество. Причем редкие счастливчики, которым удавалось оттуда выйти живыми, добавляли в копилку легендарных «жутиков» все более и более удручающие истории.

Вот Ксана, довольно компактно эти все истории объединив, и стала вываливать на мою несчастную голову. А уж с какой артистичностью и воодушевлением она мне эти страхи пересказывала, оставалось только диву даваться. Видимо, великая трагическая актриса в ней жила и пыталась проявиться в характере, вот только вредность и надменность не давали развиться нужным талантам.

Девушка так увлекалась рассказом, что забывала, в каком она виде, порывалась сесть, а то и вскочить с кровати. Приходилось все время на нее покрикивать да возвращать на «рабочее место». Причем окрики и мне самому помогали вовремя справляться с накатывающими приливами странного вдохновения. Я не столько рисовал большой портрет «Иномирская маха», сколько на многочисленных листках ватмана, сменяя их в бешеном темпе, пытался сделать зарисовки лица Ксаны. Причем порой оно у меня получалось именно такое, какое виделось: наполовину опухшее. Но чаще совершенно иное, которого у нее не было даже в здоровом состоянии. Вернее, не так само лицо, как многогранные, подспудные выражения этого лица. Гневное. Пугающее. Злорадное. Испуганное. Ошарашенное. Пропитанное тайной. Отягощенное пороком. Дышащее местью. Сияющее от восторга.

Правда, последний вариант мелькнул только три раза при пересказе о чудесном спасении нескольких героев принудительного войска. Но я и его уловил. И рисовал, затенял, чиркал и стирал. Порой даже сам не соображал, что творил и почему менял уже изрисованный лист ватмана на новый.

Может, именно поэтому я и не полностью освоил и уловил суть повествования про Дно. Только и запомнилось, что там самое тяжкое и опасное для людей место. Никто сам туда по доброй воле не опускается, только каторжники и преступники, попавшие в принудительное войско. Эти бедолаги там обязаны разыскивать груаны, фосфоресцирующие средоточия непонятной энергии местного светила. Порой приходилось ценой многих жизней отбирать груаны у тервелей, гигантских слизняков, которые жрали людей, словно чипсы. Вот и все страхи. Ах да! Если кому повезло сдать на поверхность десять груанов или больше, он сразу получал свободу вне зависимости от оставшегося каторжного срока. Еще и получал вдобавок какие-то солидные средства к существованию.

Пожалуй, только один момент меня и удивил, когда я стал переваривать полученные сведения.

– То есть бывших уголовников выпускают в город и разрешают жить, как им вздумается?

Девушка уже в который раз за наше знакомство нахмурилась в подозрении.

– Ты и этого не знаешь?

– Знаю, знаю. Только хочу знать твое мнение на этот счет.

– Какое именно мнение?

– Ну как же! Эпическая гайка! – Я от раздражения сломал очередной карандаш, но тут же подхватил следующий и продолжил зарисовку взирающего на меня желчного подозрения. – Я в том смысле, что, может, не стоило бы их отпускать на свободу? Они ведь все равно останутся преступниками. Горбатого могила исправит, как говорится.

– Где так говорится и что такое могила?

«Как смотрит! И это лишь одним глазом! Рентген! – восхищался я мысленно, пытаясь придумать солидные отговорки. – Получается, у них тут не хоронят?»

– Могила – это уже мертвое тело. И так бают старики в моем Пловареше. Но ты мне не ответила на мой вопрос. Итак?

– Хм! Не пойму, почему ты так пытаешься унизить вырвавшихся на свободу? Ведь еще ни разу никто из них не вернулся после выхода со Дна в преступный мир. Сразу после освобождения они получают новые имена, меняют слегка, а то и сильно внешность и начинают новую жизнь. Их после этого начинают иногда звать Светозарный, потому что они порой в полной темноте еле заметно светятся. Кто-то остается воином и быстро выбивается в высшие командиры. Кто-то спешит учиться в академии и чаще всего после обучения отправляется в иные миры. Или становится одним из лучших в своем секторе. А небольшая часть начинает работать вместе с гаузами в их лабораториях.

Все это она говорила таким тоном, словно подчеркивала: «Я тебя раскусила! Ты всего этого не знаешь! Почему ты этого не знаешь?!» Следовало резко сбить ее с этого обвинительского, прокурорского тона. Вначале я спросил:

– Твое знание некоторых подробностей Дна поражает. Откуда тебе такое известно?

– Не твое собачье дело!

«Да тут и собаки есть?! – поразился я. – Ха! Что-то ни разу лая с улицы не слышал».

После чего лучше не придумал, чем ляпнуть:

– Когда ты закончишь мне позировать, как думаешь, Сергий тебя еще поимеет разок или сразу на улицу вышвырнет?

И быстро схватил чистый лист ватмана. Даже не закрепляя его, а прижимая левой рукой, принялся с бешеной скоростью зарисовывать выражение лица бывшей секретарши. Оно стало таким бледным, что даже жуткий синяк на какое-то время почти не просматривался. Минуты три такое продолжалось, после чего кожа по всему обнаженному телу стала резко розоветь, и девушка откинулась в обморок.

Честно говоря, и мысли не мелькнуло бросаться к ней, приводить в чувство и тем более извиняться. Руки уже привычно, молниеносно сменили лист ватмана, и мой карандаш зачиркал с утроенной скоростью. Ну как же, такого выражения лица у нее я еще не видел. Прекрасное лицо вдруг жутко становится изуродовано моментом приблизившейся смерти. Какой творец упустит такой великолепный вид? В тот момент я себя, может, вообще не осознавал, но твердо знал, что я не упущу.

Затем очередной набросок «Очнулась». Потом следующие: «Осознание» и «Вспомнила!» Ну и напоследок: «Одноглазый лазер!» Почти в рифму получилось, что вызвало у меня короткий смешок и очередной вопрос:

– Проголодалась? Сейчас принесут второй завтрак, и сделаем перерыв. Ну а пока опять займемся основной картиной. Ложись как положено. Руки за голову. И расслабься, расслабься! Не смотри на меня словно тервель!

В ответ еле слышный шепот:

– У слизняков нет глаз.

– Вот именно! – Я с угрозой нацелился в нее кистью, полной краски: – Сейчас и тебе закрашу твой последний. Даже не посмотрю, что он у тебя огромный, как у чихола!

Некоторое время мы молчали. Начав входить в очередной всплеск творческого азарта, я вначале похвалил:

– Молодец! Тему Дна раскрыла полностью! – а потом приказным тоном, не допускающим возражений, потребовал: – Теперь начинаешь рассказывать о своем детстве!

– С чего начать?

– Кто твои родители, как родилась, в какой день, вес, рост, а дальше – с самых первых воспоминаний. Вплоть до тех моментов, когда еще писалась в штанишки.

Ксана устало и с фатализмом вздохнула:

– С восьми лутеней дети уже сами ходят на горшок. А первые воспоминания возможны только после четырех лет.

– Ты тут мне не умничай! – разозлился я. – Приступай к рассказу!

Некоторое время я слушал безропотный пересказ просто статистических данных. Но для умного человека и это ценнейшая информация: родильный дом, современная медицинская аппаратура, прививки и медицинские осмотры еще в утробе матери. Специальное разрешение на роды после первых трех месяцев беременности и обязательный достаток в семье перед фактом зачатия самого ребенка.

«Ай да рабская жизнь! – веселился я про себя. – Прям Древний Рим в период расцвета, когда рабы не боялись порой высказывать своему хозяину претензии в лицо, воровать его вина, соблазнять его дочерей, а по пьяни изредка и морду набить под горячую руку. Меня чуть не убили, обозвав рабом и кинув в холодняк с чихолом, тогда как в остальном жизнь в подземном городе чуть ли не лучше, чем в России начала двадцать первого века. Как бы разобраться в этих парадоксах? Или, может, меня наказали холодняком только за порчу Ловчего? Скорее всего. Не натвори я такого, меня бы просто в лифте вернули в город и сразу забыли обо мне. Дальше мою судьбу решал бы поставной. И то, может, вмешательства старшины хватило. М-да, влип я и по собственному незнанию здешних реалий».

Как оказалось чуть позже, настоящие реалии меня еще только ждали.

Но в тот момент я обрадовался поводу сделать заслуженный перерыв: принесли второй завтрак. Как и заказывалось. Более плотный, с двумя бутылками вина. Отмыв руки от краски, я поспешил за стол, только мельком взглянув на себя в зеркало.

«Однако! А ведь мой синяк почти сошел!» – поразился я, спешно возвращаясь в туалет и окуная на ходу пальцы в акварель. Там, кое-как мазнув по правой щеке, я посчитал оплошность исправленной и вернулся к зеркалу. Что мне больше всего не понравилось, так это взгляд Ксаны при этом. Словно в той старинной песне получалось: «Что ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня?» А одним глазом еще страшнее получалось, как-то с особенной, задушевной ненавистью.

Жаль, что возвращаться к мольберту уже не хотелось, можно сделать новую зарисовку. Хотя… Кажется, такая уже там была в общей пачке.

– Ну что, присоединяешься к завтраку? – спросил я, раскупоривая лейзуену с вином. – Или вздремнешь пока?

Ксана проигнорировала меня молчанием, отвернулась к стене и накрылась частью покрывала. Подумаешь! Мне больше достанется.

Не успел я как следует набрать разгон, как ко мне в гости, а может, правильнее сказать в свои владения, пожаловал поставной. Буркнув пожелание горлу и хлебу (все-таки этот мир и Трех Щитов невероятно сходны!), он сразу отправился осматривать полотно. Увиденное его не слишком обрадовало, там и половину не было от вчерашней картины, которая тоже была неоконченной.

– Эй, академик! А что так медленно? – полетел в мою сторону вопрос.

– Еще и завтра целый день. Успею довести до завершения.

– Надо сегодня к ночи! – Тон стал угрожающим.

– Хорошо, – легко согласился я, – постараюсь успеть. Все основные наброски у меня уже готовы. Вот та куча листов.

Несколько минут Сергий перебирал мои рисунки и удовлетворенно хмыкал над каждым. И я с успокоением вернулся к поглощению пищи. Позитивную картину перебил скрипучий от злости голос Ксаны:

– Сергий, у этого мазилы синяк зажил за ночь.

Наша реакция внешне оказалась одинаковой: ноль. Словно девицы и не существовало в природе. Это ее не образумило.

– Он сказал, что у тервеля есть глаза.

– Ага! Точно такие, как твой левый, – проворчал я со смешком.

– Он ничего не знал про Светозарных.

– И знать не хочу! Я им с детства завидую! – После чего я резко развернулся и требовательно уставился на замершего гиганта: – Знал бы ты, как она мне уже надоела!

– А картину без нее дорисуешь? – неожиданно спросил поставной.

– Естественно! Скорее она мне только мешает своими россказнями то про город, то про свое сопливое детство.

Девушка попыталась что-то возмущенно прошипеть в ответ, но была оборвана грубым приказом в ее сторону:

– Через десять ударов сердца чтобы и духу твоего не было у меня в управе! Время пошло!

Серьезный приказ. Ксана и секунды не стала терять при его выполнении. Наверное, подозревала, что может надолго остаться если не в этой, то в другой камере, там, где отсиживались воры-карманники. На ходу накручивая на свое роскошное тело скомканное покрывало, она, шлепая босыми ступнями по каменным плитам, выскочила в коридор и испарилась там, словно привидение.

После чего поставной сложил мои эскизы обратно, прошел ко мне и уселся рядом на скрипнувшую под его тяжестью лавку.

– Не помешает в работе? – кивнул на мою кружку с вином.

– Ни за что! Обмен веществ повышенный, творчество все сразу вытягивает.

– Ну да, ну да. Синяк и в самом деле пропал. Ты его лучше и правильнее краской замажь. – Совет мне показался несколько бессмысленным, но тут же последовало и разъяснение: – Скоро сюда барон валухов нагрянет, так что, как услышишь шаги, сразу отходи от мольберта, припадай к окну и тоскуй по свободе. Понял?

– Как не понять: самый несчастный и обездоленный узник… – Мои плечи печально поникли. – Прошу помиловать.

– Не вздумай такого ляпнуть! Тут я сам могу миловать или карать, мне только и надо, чтобы ты вел себя словно раскаявшийся полудурок и чтобы про тебя забыли. Хотя порча Ловчего, хочу я тебя обрадовать, может считаться очень тяжким преступлением. У нас просто еще ни разу такого случая не было в истории, поэтому даже предположить не могу, насколько барон Фэйф на тебя зол. Если починка Ловчего пустяк, тогда тебе и мне повезло. Ты останешься в достатке, а наш сектор с победой.

– А если не пустяк? – скривился я от дурных предчувствий.

– Ерунда, выкрутимся. Я уже придумал, что ты дальний родственник, сын моего двоюродного дядьки по отцу. Стремился ко мне под крылышко. Ловчего повредил чисто случайно, больше со страху и оттого, что он тебя сильно душить своим капканом начал. Главное, веди себя заискивающе и просительно. Побольше кланяйся, валухи это любят. При ответах сильно не мудрствуй, я скажу, что ты слегка на голову двинутый.

– Спасибо! – выдохнул я с чувством глубокой благодарности. Особенно «двинутая» голова меня обрадовала. – А когда этот барон точно придет? Хотел бы успеть основной слой красок положить.

– Кто его знает. Может, через кар, может, через три жди гостей.

После чего откупорил вторую лейзуену с вином, поднял ее в тосте:

– За наши успехи! Родственник.

И выпил почти литровую емкость в несколько мощных глотков. Затем, так и не закусив и не прощаясь, покинул камеру-мастерскую.

Ну а я не стал терять даром время на раскачку и разминку. Можно сказать, опять впал в очередной творческий экстаз. И даже вначале не заметил во время работы, как частенько прикладываю ладони то к одному участку картины, то к другому. Словно опытный доктор ощупывает тело и прислушивается к внутренним органам больного. Вернее, не больного пациента, а полностью здорового, но которого следует правильно поддержать и перераспределить его жизненную энергию. Вот так и я что-то делал ладонями, что-то перераспределял на картине. А когда все-таки осознал свои действия и задумался над их сутью, вдруг неожиданно понял самое главное: краски просто не смогли бы налагаться такими слоями друг на друга! Они бы в любом случае потекли, поплыли бы или, засыхая при повышенной температуре, обязательно потрескались бы.

А краски держались! Никак не смещаясь и выдерживая на себе новые, свежие слои. И, только присмотревшись более внимательно, используя для этого свои умения различать внутреннюю текстуру материалов и веществ, я понял, что краска просто высохла! И у нее такой вид, словно она была наложена дней десять, а то и пятнадцать назад. А нижние слои, держащиеся за грунтовку, тянули и на несколько месяцев своей давности наложения.

Феноменальное открытие собственных талантов и возможностей!

Продолжая работать уже с меньшей интенсивностью, я заметил, что мною руководят чисто инстинктивные действия опытного художника. Прошедшая мною гипна дала невероятные результаты. А ведь это – нонсенс! Подобной гениальности просто не должно быть у посетителей Сияющего Кургана! Пусть они там хоть сто обрядов гипны проходят!

И самое интересное, что мой родившийся талант по максимуму использовал уникальные возможности моего тела, даруемые в первую очередь первым щитом. То есть во мне сошлись две силы, которые не мешали друг другу, не противоборствовали и не стали антагонистами, а гармонично сливались воедино, помогая, поддерживая и направляя. Иначе какой бы художник сумел нарисовать удивительную картину за каких-то несколько часов? Да никто! Да никогда! Да ни в одном из миров!

«Кстати, а вдруг подобное со мной может происходить только в этом мире? – задумался я, окаменев на несколько минут. – Вдруг виной всему местная звездная радиация, вредная для остальных людей, но благотворно сказывающаяся на моем растущем организме? Не удивлюсь, если и питание местное как-то сказывается на общем обмене веществ. Мой щит получил некие иные силы. Мой талант от гипны поживился дополнительной энергией голубоватого Ласоча, а все вкупе со стрессом и отменным питанием таким вот кардинальным образом и превратило меня в заслуженного академика живописи. Может быть такое? Хм. Фиг его знает! И хватит стоять, как памятник нерукотворный! – прикрикнул я сам на себя, со вздохом сдвигаясь с места. – Картина, по сути, готова, если можно такой разухабистый стиль назвать великим искусством. Но кое-что еще следует подправить. Ну да. Вот здесь. И здесь».

Дальше я впал в тот период сомнений и неудовлетворения, который, наверное, накрывает с головой каждого художника в финале доводки картины. Все мне казалось не так, везде я хотел что-то подправить, во многих местах меня смущали слишком резкие тона, в иных – слишком размытые переходы. Не хватало теней, слишком ярко получились места отсвечиваний.

Короче, я метался от стены к стене и обратно к мольберту, пытаясь рассмотреть свое творение со всех ракурсов. При этом с обливаемым кровью сердцем пытался то там подправить, то там подмазать, то вообще все замазать и начать картину с самого начала.

И опять на какой-то момент окаменел в одном из мест, откуда замечательно и верно можно было рассмотреть лицо девушки. Никакого синяка. Глаза раскрыты словно в немом вопросе. Из их глубины вот-вот вырвется всесокрушающее цунами мести. Губы чувственно приоткрыты в готовом сорваться проклятии. Брови чуть нахмурены в неземном, жутко склочном подозрении. Ямочки на щеках свидетельствуют о готовом вырваться смехе. Крылья носа трепещут от бешенства. Морщинка на алебастровом лбу выдает озабоченность и удивление. Розовые мочки ушей не могут скрыть смущение и надежду.

«Партизаны на луне! – внутренне вопил я на всю вселенную, и на себя в первую очередь. – И зачем тогда я потратил столько времени на глупые зарисовки каждого ее выражения, если в этом портрете их довелось смешать все воедино?! Надо было рисовать что-то одно! Так нельзя все валить в одну кучу! Кошмар! Меня заплюет любой подмастерье! Мм!.. И правильно сделает».

От мук творчества и полонившего сомнения меня отвлекли чьи-то шаги в коридоре. Принесли обед, и мое запоздалое бросание к окошку оценено или раскритиковано не было. На этот раз сопровождающих не было, поэтому мне все заказанное передали сквозь прутья решетки. Разложив все принесенное на столе, я с проснувшимся аппетитом приступил к насыщению.

Но уже минут через десять заметил, что муки творчества настолько меня вымотали, что я даже две полные нормы не съел. Все меня что-то терзало и беспокоило. Дошло до того, что я оставил пиршество в стороне, а подхватив кисти, опять стал метаться возле картины.

Но вскоре опять послышался шум вне моей персональной темницы.

«Ну наконец-то и гости пожаловали!» – обрадовал меня повод отойти от мольберта. После чего я дисциплинированно поспешил в угол, к окну, и сделал вид, что тоскливо выглядываю на улицу подземного города. Причем тоску у себя на лице изображать не пришлось: чувствовал я себя очень печальным и полностью опустошенным. Даже оглядываться на портрет Ксаны в стиле «Маха обнаженная» мне совершенно не хотелось.

Насторожился я от подозрительной тишины возле решетки. Мельком туда покосившись, заметил прикрытого широченным плащом мужчину, который не сводил с меня ненавидящего взгляда. Я даже вздрогнул непроизвольно, когда на него наткнулся.

«А это что за перец?! Вроде на барона Фэйфа росточком не вышел. Или это его какой заместитель? Нет! Скорее всего, это техник-ремонтник добитого мною Ловчего! Точно! Кто еще другой может питать ко мне такие горячие чувства? Бедняге пришлось сутками не спать, а только заниматься починкой ценного имущества валухов».

Тем временем мужик процедил сквозь зубы:

– Да ничего в нем странного. Обычная плесень! Такую надо соскребать со стен, чтобы своим видом не портили интерьер помещений. И какой из него художник? Да моя левая нога лучше его рисует.

Мне показалось, что это он говорит не просто вслух, а кому-то невидимому мне за поворотом. Поэтому на первое оскорбление я смолчал. Непонятно было и его мнение обо мне как о художнике, ведь он ничего не видел из-за решетки. Или успел что-либо посмотреть в кабинете у поставного?

– Ну чего молчишь, урод? – продолжил тем не менее озабоченный техник (может, я ошибаюсь в его классификации?). – Начинай канючить пощаду для своего вонючего тела!

Некрасиво он выражается. И тело у меня вполне чистое, его мне первый щит в последние дни очищает все лучше и лучше. Да и ложь все это по поводу уродства. Несмотря на рисованный синяк, уродом я никак при своем современном росте и осанке не выглядел. В моей душе стала нарастать обида за подобное отношение. Тем более что никакой механический Ловчий не стоит такой озлобленной ненависти.

А мужик продолжал нагнетать конфронтацию:

– Я тебе сейчас оторву уши и заставлю сожрать!

Мое терпение кончилось.

– Слышь, ты, сморчок недоделанный! Ты лучше язык свой вырви и засунь в собственную задницу! Ему как раз там должное место.

Хорошо получилось, с этаким душевным презрением к гаденышу. И он даже ошалел вначале, видимо, таких ярких аллегорий в этом мире еще не слышали и не употребляли. Но тут же побагровел от бешенства и, расстегивая свой плащ, прохрипел:

– Открывай!

Тотчас по голосу стало понятно, кто его попутчик. Вернее, попутчица.

– Может, не надо? – сомневалась Ксана. – Он и так скоро издохнет от яда.

– Открывай! – рявкнул мужик. – Я его собственной рукой уничтожу!

Вот те раз! Оказывается, меня отравили?! Подсыпали яд в последнюю доставленную пищу! То-то она мне не в кайф пошла! А я списал это на духовное опустошение после творчества. Теперь у меня вся надежда на мой первый щит, который, по рассказам, спасает своего носителя от некоторых ядов. Правда, это говорилось в мире Трех Щитов, а вот какие здесь яды, даже догадываться не приходилось.

Но теперь уже в моей душе закипело взрастающее бешенство.

– А ты кто такой?

Ответ полетел ко мне с пафосом и неизмеримым апломбом:

– Я тот, кто лучше тебя во всем! И в живописи, и в умении убивать! И твоя мазня не способна даже рядом стоять с моими произведениями!

При этом он весьма интенсивно подталкивал девушку, которая, уже будучи в каком-то деловом, а скорее, даже охотничьем костюме, поспешно открывала своим ключом ограждающий меня от подобных посетителей замок.

Ну а мне стало многое понятно. Так сказать, отдельные фрагменты сложились в единую картинку. Ко мне заявился мой конкурент! Тот самый художник другого сектора, который всегда вырывал победу по общим итогам конкурса у нашего поставного Сергия. Причем явился не сам, а со своей подельщицей. Оставалось только понять, в каких они между собой отношениях: вряд ли в родственных, иначе старшина об этом разнюхал бы. Скорее всего, они либо заговорщики, либо любовники.

Дальнейшие размышления оборвались стремительно разворачивающимися действиями. Решительно отстранив нервничающую девушку в сторону, мой конкурент сам быстро открыл замок, толкнул открывающуюся решетку внутрь, вошел, а потом плотно прикрыл решетку обратно со словами:

– Чтобы этот червяк не выскользнул!

Ну а дальше он достал прикрытый ранее плащом меч!

И я понял, что жизнь моя и в самом деле теперь висит на волоске. Конечно, это в том случае, если я не буду бороться. А чем? И тут же в моих руках оказались две пустые корзины от провизии, стоящие у моего края стола. Не бог весть какая защита, но уж первый выпад отразить всегда можно. А потом – сразу в клинч, а уж в ближнем бою я со своей нынешней силушкой и не такого мужика одолею. Кажется…

Мерзко улыбаясь и поигрывая мечом, мужик двинулся ко мне. Но по ходу движения ему открылся вид уже готовой картины, и он, не в силах избавиться от своего любопытства, чуть принял влево, дошел до кровати напротив входа и там развернулся. Видимо, хотел и на мой труд посмотреть, и меня в поле зрения держать.

Ну а потом я понял, что он и в самом деле настоящий художник. Потому что про меня он забыл начисто, опустив меч и ошарашенно уставившись на «Маху обнаженную». Стоило видеть, как у него расширились глаза и непроизвольно отвисла челюсть. И лучшего признания, лучшей оценки моего творчества в тот момент я себе и представить не мог.

О гордыня! Именно в ней и крылась моя самая главная ошибка. Заметив ступор своего коллеги перед моим творением, я расслабился, задрал подбородок и расправил плечи, тогда как следовало сразу убивать нежданного гостя. Но это мы все умные задним числом, а тогда…

Небрежно помахивая корзинками, я приблизился почти вплотную и с неуместным высокомерием поинтересовался:

– Ну как? Лучше, чем у твоей левой ноги, получилось?

Он недоуменно моргнул и посмотрел на меня невидящим взглядом:

– А? Что?

– Да говорю: пробрала тебя картинка-то! Понравилась?

Я стоял у него с левой стороны, поэтому легко успел рассмотреть все. Молния кровавой мстительности в глазах, отстраняющееся чуть назад тело и вскинутая вверх и в развороте рука, несущая к моей голове убийственный меч.

Моя сноровка не подвела, хотя все равно оказалась недостаточной. Правой рукой я успел ткнуть корзинкой в лицо своего врага. А левой приподнять корзинку так, что она чуть отвела несущийся к моей шее меч. Помимо этого, я постарался резко присесть. Все это в итоге привело к тому, что меч не столько острием, сколько плашмя ударил меня по скальпу. Кожу он при этом не прорезал, а просто рассек своей тяжестью. В мозгу у меня взорвалась шумовая и кровавая граната. Кровь из раны хлынула на глаза, но где-то с задворок тупого сознания проскочила радостная мысль: «Мечом картину не зацепил!»

Ну а дальше уже действовали мои боевые инстинкты и неконтролируемое бешенство. Левой рукой перехватив его запястье с мечом, правой я вцепился в его глотку у подбородка и стал толкать его со скоростью бегущего человека. Довлело только одно желание: если не передавить или не сломать ему шею, то раздолбать его затылок обо что угодно. Вот только заливающая глаза кровь не давала мне возможности верно сориентироваться. И так сложилась наша кривая траектория разгона, что я ударил его не о кровать, не о стенку, а о входную решетку. Да так ударил, что его голова треснула, словно грецкий орех, и застряла в узком пространстве между прутьями решетки. Только короткий хрип вырвался из глотки человека, пытавшегося меня убить, но он был более чем убедителен: хрип не просто предсмертный, а послесмертный. Да и все его тело сразу обмякло тряпкой, зависнув на прищемленной голове. Больше бояться его было нечего.

Отступив на шаг назад, я стер ладонями кровь со своих глаз, присмотрелся к делу своих рук и окаменел.

За решеткой стоял великан. Или валух, как его называли в этом мире. В правой руке он держал за шкирку попискивающую и обмочившуюся от ужаса Ксану, а левую в позе удивления отставив в сторону. При этом он больше смотрел не на меня и на труп, а на свои блестящие сапоги, обильно заляпанные кровью и мозгами моего обидчика. Из-под его локтей выглядывали поставной и старшина. Выражение их лиц тоже было достойно великолепных портретов под общим названием «Шок всеобъемлющий, великий, парализующий».

Хорошо, что моя «говорилка» заработала раньше и быстрее, чем у остальных:

– Великодушно извиняюсь! Этот дядька ворвался ко мне в камеру с мечом и хотел порубить картины вместе со мной. Мне ничего не оставалось сделать, как защищаться. Ключ от замка ему дала вот эта девушка. Она же его сюда и привела. Скорее всего, они в сговоре, а то и любовники. А сам этот дядька, насколько я понял, художник соседнего сектора. Они меня еще и отравить пытались, в доставленном обеде яд. Сами только что хвастались, что мне жить недолго осталось. Хорошо, что я ничего не ел.

Что-то мне подсказало: лучше про все свои возможности не рассказывать. Не стоит им знать о моей сопротивляемости ядам, тем более что самочувствие пока было отличное. Я бы еще что-то там лопотал, но тут рявкнул своим басом великан:

– Этот слизняк убил Светозарного?! – Он не то утверждал, не то удивлялся.

Мне поплохело, и желание общаться тоже пропало. Тем более что, присмотревшись к трупу, я заметил выходящее из него и растворяющееся в пространстве свечение. Тут же вспомнились недавние повествования Ксаны про Дно, ее невероятно отличное знание материала, и уверенность в близости этих двух существ стала непоколебима. Только любовнице можно долго и со вкусом пересказывать собственные и чужие геройские подвиги. Ну а тот момент, что даже поставной мог не узнавать в Светозарном какого-то конкретного в прошлом преступника, объяснялся еще проще: после выхода на свободу героям по их желанию меняли внешность и имя. Так сказать, полная реабилитация для общества.

Вот только Сергий или Борей были обязаны меня предупредить, что художник у конкурентов не просто живописец, а еще и незаурядная личность, так сказать, местная знаменитость. А таких убивать – себе дороже выйдет. Конечно, в пылу схватки все может кулак вывернуться, но уже хотя бы изначально во мне довлела бы необходимость просто скрутить этого визитера и дождаться прихода подкрепления.

И, судя по реакции барона Фэйфа (а в том, что это он собственной персоной, сомневаться не приходилось), мои рассуждения и в самом деле были правильными.

Великан выглядел жутко расстроенным, сердитым и недовольным:

– Мои новые сапоги… – Затем – взгляд на меня: – Но как он с ним справился? – Потом опять вниз: – И столько крови? – Еще более внимательный взгляд на треснувший череп трупа: – Как только влезла его голова между прутьев? – И совсем для меня печальное: – Да за такое казнить мало! Буду настаивать, чтобы в данном случае смертную казнь опять ввели. Для этого слизняка отправка на Дно будет слишком мягким наказанием.

– Ваша светлость! – наконец-то заговорил и поставной. – Мы обязательно во всех этих событиях разберемся и самым строгим образом накажем виновных!

– Ага! Ты своего родственника накажешь! – ехидничал великан, с ожесточением встряхивая висящую Ксану. – Вон уже со своей секретаршей разобрался! Вышвырнул сучку на улицу, так она и дальше у тебя в управе темными делишками занимается.

– Ну, с ней все ясно: немедленно отправляется на Дно в принудительное войско! – решительно заявил Сергий. – А этот парень вроде как ни в чем не виноват. В порядке самообороны действовал.

– Знать ничего не хочу! – Барону Фэйфу надоело встряхивать девушку, и он бросил ее в натекшую внизу лужицу. – Если не добьюсь у гаузов отмены моратория на казнь, то за убийство Светозарного этого раздолбая – тоже на Дно! Сегодня же!

Развернулся и ушел.

Поставной тяжело вздыхал, кривился и укоризненно качал головой. Старшина озадаченно чесал макушку и порывался что-то сказать. Ну а мне ничего не оставалось сделать, как, открыв дверь с висящей на ней трупом, потерянным голосом пригласить первых зрителей на презентацию моей картины. Вернее, уже не самых первых, а первых из тех, кто остался в живых. Но прежде чем войти, старшина все-таки выполнил возложенные на него обязанности по соблюдению порядка: накинув один из наручников на руку скулящей Ксаны, бесцеремонно подволок ее к стене и там закрепил второй наручник на торчащем металлическом кольце. И только после этого поспешил следом за поставным.

А потом они вдвоем долго смотрели на картину.

Тогда как я размышлял над очередной превратностью в моей судьбе.

Глава восьмая


Превратности судьбы


В сознание Шаайла приходила долго и болезненно. При этом смутно вспоминая, что именно с ее телом творили в период беспамятства. Вроде как и ногами пинали, и куда-то волокли то за руки, то за ноги. Кажется, и бросали куда-то, и еще как-то издевались. Оставалось только удивляться, почему до сих пор не убили.

Хотя разлитая по всему телу боль явственно намекала: если не убили до сих пор, то лишь для еще бо́льших, обещанных мучений. Кажется, она попала к нелюдям или к зроакам в человеческом обличье. И теперь готова была грызть и убивать любого из них при первой же возможности. Другое дело, что для большей эффективности следовало вначале тщательно осмотреться, выбрать самые основные звенья и начинать мстить.

Но и прислушаться не помешает, тем более что разговаривали двое мужчин, находящихся совсем рядом.

– Странная она, – рассуждал мужчина со старческим голосом.

– Дура она! – возражал ему более моложавый голос. – Явно сумасшедшая!

– Тогда какой смысл ее подлечивать и опускать на Дно? Если она действительно без ума осталась, то и там только даром слизнякам на корм пойдет. Уж лучше ее в общину какую за выкуп тогда отдать.

– Да кому она нужна, такая страшная? Вместо собак медведей пугать? Ха-ха! – Молодой мужчина рассмеялся. – Ну разве что ее как роженицу попытаются использовать. И то, скорее всего, пока она к нам дошла, лучи Ласоча успели ее стерильной сделать.

– А может, не успели? Вдруг она умом нормальная и днем пряталась в землю или в пещеры? – продолжал рассуждать старший мужчина. – И ведь недаром атаман приказал ее больше пальцем не трогать, что-то его в ней заинтересовало.

– Почему же сразу разрешил вначале казначею над ней изгаляться?

– Видимо, хотел посмотреть, как дальше ее электрошокер будет действовать. Что ни говори, а медальон – самая главная пока у нее загадка. Снять удалось только кусачками для замков, да с какой толстой изоляцией на ручках!

«Сволочи! – стараясь не вздрогнуть всем телом, запричитала мысленно Шаайла. – Они сняли мой отличительный знак вашшуны! Всех, всех импотентами сделаю!»

– Может быть такое, что она сошла с ума и просто отбилась от какой-то общины? – продолжал молодой. – А то и вообще ее выгнали, чтобы молодежь не пугала.

– Все бывает. Но ты посмотри: одета она справно, пусть и не броско. Говорила связно и рассудительно. Разве что ее россказни о мадроньо распылили появившееся к ней уважение. Но! Куда и зачем вдруг атаман заспешил и половину ватаги с собой увел?

– Ну и вопросы у тебя, Траван! Как – куда? В набег! Парочка новых рабов и молодых рабынь никогда не помешает.

– Да? А зачем они нам? К чему так рисковать нашими воинами? Провизии у нас полно, налоги и дань все общины платят, зачем с ними еще и воевать?

– Ну, чтобы нас больше боялись.

– Бред! Они нас и так боятся. Мы в нашем лесу самая значимая и грозная сила. Нас даже гаузы и их мордовороты-валухи не беспокоят. Ты глубже зри, так сказать, в корень. Атаман сказал ее лелеять, мол якобы для спуска на Дно, ну а сам тем временем помчался на край леса за несколькими деревцами мадроньо.

– Да ну!

– Вот тебе и «да ну». У нас они по периметру леса, словно сорный кустарник, растут, а эта блаженная утверждает, что эти деревца невероятной лечебной силой обладают. Вдруг и в самом деле какой секрет имеется. Вот они за мадроньо и помчались.

Продолжительную паузу после раздумья оборвал молодой:

– А зачем нам лечебные силы? Вроде как все здоровые.

– Да ты тупее горного суслика! – рассердился его старший товарищ со звучным именем Траван. – Много у нас детей рождается? Да и из тех половина помирает в первый год. Как мы днем от Ласоча ни прячемся, а оно нас все равно своей радиацией достает. А вдруг какие лечебные силы в мадроньо и скрываются?

– Так мы ягоды с них едим.

– Да, ягоды вкусные и сладкие, но всего лишь лутень в году. И народные знахари основную силу извлекают не из ягод, а из коры, кореньев, а то цвета. Вон как эта страшненькая распиналась: дерево, мол, и легендарное, и священное.

– Какого слизняка она тогда молола, что ищет мадроньо в центре леса? Про них только слепой, глухой и безрукий не знает. Да и того накормить могут ягодами.

– Вот потому и выглядит слишком странной. И еще подумай: вдруг она в наш лес прямо с неба свалилась? Точно так же, как гаузы со своими валухами. И просто не успела до околиц нашей вольницы добраться. Легенды помнишь?

– А-а-а! Что же ты сразу мне не сказал? – обиделся, а то и испугался молодой.

– Да я вот сам только сейчас до этого всего додумался, – признался Траван. – Но если атаман с деревцами вернется, считай, я в точку угадал.

– Но тогда получается, что она и в самом деле какая-то страшная ведьма? И казначей, если бы раньше не стал импотентом, точно бы в него превратился после удара от того медальона?

– Ха! Чтоб ты знал: ведьмам достаточно просто словами проклясть мужика, и он к следующему утру не то что импотентом станет, а от гниющего нутра помрет.

– Ой мамочки! – залепетал молодой. – Может, ее лучше добить? Чего ж мы рядом с такой напастью сидим?

– Потому и сидим, что приказ холить ее да лелеять выполнять будем. Мы-то ей ничего плохого не сделали, а казначею уже давно помирать пора. Ха! Чего дрожишь да кривишься? Если уж так боишься, то отойди подальше. Я ей сейчас сам лицо водой протру да попробую напоить.

– Ну да, тебе бояться нечего, – послышался удаляющийся голос молодого. – С казначеем только жрать да пить можете.

Оставшийся мужчина недовольно покряхтел, укоряя молодых да неразумных. Потом послышался плеск воды, и вскоре влажная тряпка коснулась вначале лба, а потом и щек вашшуны. Наверное, заметив, как пленница не удержалась от вздрагивания, мужчина понял, что она очнулась, и попытался оправдаться:

– Ты на нас, девонька, не сердись. Мы хоть и разбойники, да только людей почем зря тоже не обижаем. Посмеяться да повеселиться завсегда рады, а чтобы вот так, как казначей наш…

Шаайла пошевелила губами, пробуя, как они ее слушаются, и прошептала:

– Эта тварь долго не проживет! Где он сейчас?

– Так вместе с атаманом к околицам подался. Вроде как дело какое-то атаман затеял.

– А мы где? – Она открыла глаза и стала осматриваться.

– В наших пещерах, – с некоторым облегчением перевел дух сидящий обок деревянных полатей мужчина лет пятидесяти. – Они самые лучшие и удобные, и здесь наша ватага обретается. Все остальные общины по краям леса живут, тоже днем в пещерах отсиживаются, а ночью сбором занимаются, урожаи растят да животных разводят.

– Пить! – не попросила, а потребовала. Тотчас была напоена, потом приподнята в полусидячее положение, оперта спиной о подушки и одарена вполне изящным стаканом с чистой водой. Дальше она попивала сама, осматривалась и спрашивала: – И далеко до других общин?

– Часа три, максимум пять быстрого хода, – с готовностью отвечал мужик. – Некоторые и ближе проживают.

А потом, поняв, что вопросы будут продолжаться, сам решил дать общую картину человеческих поселений в данной части этого мира. Тогда как девушка слушала его скороговорку и пыталась понять основы географического расположения.

Сама пещера напоминала скорее отдельный грот иной, более огромной пещеры. И там чего только не просматривалось, освещаемое вполне понятными люменами, ну разве что несколько иного строения и конфигурации. Остовы каких-то повозок, станков, непонятных устройств. Различная мебель и прочие поделки не только из дерева, но и из материала, весьма напоминающего разное по прозрачности стекло. Стояли столы, вполне нормальные и совершенно не похожие на грубые стволы на поверхности. Виднелись приличные лавки и стулья, просматривались железные двухъярусные кровати.

Ну а само повествование было еще интереснее. Во все времена люди бежали из подземных городов, не желая подчиняться поработившим этот мир гаузам и их посредникам, выполняющим распоряжения колонизаторов – здоровенных великанов валухов. Хотя в городах жизнь и была совершенно безопасна, спокойна и размеренна, некоторым борцам казалось этого мало, они мечтали о полной свободе и рвались жить под открытым небом. Именно эти непокорные и убегали в леса, оседали в них, пытаясь жить там в вольных общинах и ватагах.

Вот только в дневное время лучи Ласоча были слишком вредны для людей, вызывали некоторые неизлечимые болезни, а то и вообще могли умертвить. Поэтому и приходилось прятаться в пещерах, а то и в специально вырытых глубоких норах. Как ни странно, но проклятые гаузы не слишком-то и свирепствовали, устраивая облавы на беглецов, а туповатые валухи вообще не решались далеко углубляться в леса. Самодельные луки и тяжелые копья оказывались слишком опасным оружием в условиях партизанской войны.

Ну и понятное дело, разные общины относились друг к другу по-разному. Порой и нападали друг на друга, порой грабили, воровали женщин, скот, иногда забирали собранный урожай. То есть постоянно велась этакая маленькая локальная грызня за ресурсы и лучших самок. Последних, кстати, тоже хватало, потому что из городов сбегали не только мужчины, хватало и молодых девиц, зараженных идеями освобождения от рабства. Ну и понятное дело, самая сильная и полноценно вооруженная община, оккупировав лучшие, центральные пещеры в лесу, навела порядок по своему уразумению: мы вас не бьем и защищаем от других, но за это вы нас кормите, поите и все такое прочее. Более слабым и малочисленным общинам ничего иного и не оставалось, как подчиниться.

Вот так и велось испокон веков, почитай уже четыреста двадцать лет со дня порабощения этого мира гаузами. Большинство живут припеваючи в городах, а глупое меньшинство влачит жалкое существование в лесах и в некоторых горах. Но зато при этом считают себя свободными, а городских обзывают с презрением «пресмыкающимися рабами». Детей в общинах очень мало, срок жизни короткий, так что не вымирают лишь благодаря постоянному притоку недовольных рабов.

Уже и так поняв, что мужчина-сиделка имеет предположения о ее иномирском происхождении, Шаайла стала уточнять:

– И как этот мир называется?

– Да так и называется: мир Груанов.

– А кто такие груаны?

Пришлось разбойнику-долгожителю и про эти уникальные светящиеся симбионты рассказать. При этом он коснулся самого понятия «Дно» довольно подробно, рассказывая, что в городах в основном все сектора и формируются вокруг глубочайших шахт, которые начинаются от Дна и заканчиваются на поверхности холмами-наростами, каждый из которых называется Ирш. На глубины отправляются провинившиеся люди, которые и добывают особо ценные груаны, а потом сдают их гаузам. Практически именно за это поработители и поддерживают, даже развивают человеческую цивилизацию.

Девушка чувствовала себя уже значительно лучше, да и воду ей пить надоело. Но от предложенной еды пока отказалась. Причем она понимала, что сейчас сразу лучше воспользоваться разговорчивостью своего не то охранника, не то знахаря и выпытать как можно больше подробностей. В том числе и по поводу того, какие конкретно планы у разбойников насчет будущего пленницы.

– А что собираются делать со мной?

На это мужчина чистосердечно признался, что не знает, и повторил уже и так подслушанные собственные выводы и рассуждения. Ночной пир закончился после того, как обозленный казначей изрядно попинал странную гостью ногами после продолжительных попыток снять с ее шеи медальон. Вот именно после того, как трофей оказался в руках у атамана и был внимательно рассмотрен, предводитель разбойников допил свой кубок с вином и явил свою волю: «Идем в набег! Заодно осмотрим наши законные вотчины и наведем там порядок!» Через полкара половина ватаги уже скрылась в лесу. По сути, за оставшиеся до рассвета три часа они вполне могли бы добраться до самых ближайших к центру леса зарослей мадроньо. Сейчас был полдень, возвращения своих подельников можно было ждать в середине следующей ночи.

Еще раз уточнять вид и признаки легендарного дерева Шаайла не стала. Если принесут, то и сама посмотрит, а вот о своей судьбе продолжала беспокоиться:

– Ну а почему меня могут на Дно отправить? И каким образом?

Рассказчик немного засомневался, отвечать или нет, но, наткнувшись на гневный взгляд девушки да припомнив, что она, скорее всего, точно ведьма, не стал ничего скрывать:

– Так ведь и от нас есть шахта, ведущая на самое Дно. Узкая и с дорогой для человека только в одну сторону, вниз. Там только одна клеть, и начинает через минуту опускаться сама, как только в ней закрывают человека. Порой ведь и наша братия буянит да бессмысленные убийства совершает, вот и приходится атаману таким способом в узде особо буйных держать. Если проштрафился крупно, то сразу в ту шахту и отправляют. Порой и нескольких заговорщиков, а то и десяток друг за дружкой скидывают.

– Так их ведь там слизняки-тервели сожрут!

– Ну не сразу ведь сожрут. Порой долго живут наши ребятки, да и наверх нам по особой трубе найденных груанов передают.

– Какой смысл им еще и добывать что-то? – поражалась девушка.

– Да простой: кушать-то им и на Дне хочется. Вот мы и сбрасываем им еду. Для этого там какое-то отдельное устройство имеется. Но если три лутеня ни одного груана наверх не доставили, пищу сбрасывать прекращаем. Значит, померли все штрафники. По крайней мере, мне именно так известно. Хотя наш атаман всегда утверждает, что по Дну можно и до городов добраться. А там и дорога наверх есть… Вроде бы. А который добытчик приносит гаузам сразу десяток груанов, то его героем делают, прощают все прежние прегрешения, и в городе он живет словно сыр в масле. А то и в другие миры отправляется жить и работать. Их еще Светозарными начинают называть, за легкое свечение в полной темноте.

Девушка задумалась.

– Постой! А зачем вам или вашему атаману груаны? Ты ведь вроде говорил, что людям они никакой пользы не приносят и даже жемчужиной внутри нельзя полюбоваться, взрывается.

– Верно, все верно, – вздыхая, мялся мужик.

– Неужели такая тайна?

– Да нет, всем известно. Наш атаман на верных людей выход в город имеет, ну а те уже наши груаны за свои трофеи выдают, а потом своими благами да некоторыми секретами с нашей ватагой делятся.

Вашшуна сразу сообразила, что здесь не все так просто, как думает или пытается высветить откровенничающий разбойник. Взять хотя бы освещение: откуда и как сила шуйвов подается? Или те же устройства в шахте, пусть и узкой: почему они так исправно работают долгие века? Да и это само понятие «верных людей» слишком уж попахивает двурушничеством. Если уже завоеватели этого мира не могут справиться с разбойниками и не пытаются выловить всех беглецов, то что это может значить?

Поэтому следующие вопросы она уже задавала по темам.

– Откуда дается сила для этих люменов? Ну тех устройств, что освещают?

– А-а, ламп? Так ведь специальный выход на верхушке нашей шахты имеется. Вот парочка техников и следит за исправностью всей проводки. Нам тут в темноте негоже, а чай, гаузы от малой толики электричества не обеднеют.

– Ну а это все откуда? – Взмах ладошкой в сторону большой пещеры.

– Так, почитай, все века собираем по лесам да по горам. Если что ценное попадается, то атаман в город продает, а остальное в хозяйстве используем, в кузнице перерабатываем.

– Ну а казначей чем заведует?

– Так у него отдельная пещера, куда только ему вход разрешен да атаману. Там все наше ценное общее добро и сберегается.

– Ну а вот когда умрет этот импотент в походе, кто новым казначеем станет?

Вашшуна спросила настолько злобно, что мужчина даже чуток отодвинулся. Уверенности она не имела, но одно из самых жестких проклятий на своего обидчика сбросила. Другой вопрос, успело ли оно к нему приклеиться до перехода в бессознательное положение? Но если приклеилось, к обеду должен умереть. Опять-таки если не отыщется другая вашшуна, умеющая снять проклятие и вовремя спасти умирающее тело.

Ответ разбойника подтвердил некоторые предварительные выводы:

– Ну так ясно кого атаман назначит.

– И как быстро он должен назначить?

– Не сразу, конечно. Ему ведь и в городе это с верными людьми согласовать надо. К ним ведь не каждый тропинку знает, только два человека в нашей ватаге. Атаман да казначей.

– Ладно, с этим разобралась. А что у тебя кроме мяса есть? Мне бы каких фруктов пожевать или овощей мягких. Боюсь, этот ваш покойный казначей сильно мое тело потоптал…

– Сейчас, сейчас.

Фрукты тоже нашлись. Немного и несколько странные для гостьи из иного мира, но вполне приемлемые и сытные. Тем более что обильно переедать не стоило. Пока ела, решила поинтересоваться наличием слабого пола в ватаге:

– А женщины у вас откуда? Все краденые?

– Да нет, таких мало. Некоторых сами отбираем у общин на время, а некоторые… – Мужчина с ностальгией ухмыльнулся. – Некоторые сами приходят. У нас ведь тут мужчины самые здоровые, и только от них можно нормальным ребенком забеременеть. Так что женщин у нас хватает. Ну а как только забеременеет, возвращается обратно в общину. Все довольны, все счастливы!

– Ага! И очень счастливы? – скривилась девушка, словно от лимона, хотя поедаемый нежный плод был скорее приторным. – Детей-то все равно нет?

– Э-эх, если бы! – понеслось на едином выдохе. Но в следующий момент глаза мужчины блеснули надеждой. – О! А мадроньо и в самом деле такое целебное дерево?

Теперь несколько засомневалась в правомочности своих ответов Шаайла. Описание легендарного дерева она знала досконально, но вот рецепты лечебных отваров, вытяжек и настоек, которые тоже сохранились в исторических хрониках, просто не было ни малейшего смысла запоминать. Тем более такие тонкости, как, что и какая именно вытяжка излечивает, в каких дозах принимать и как часто. Для этого следовало смотаться в мир Трех Щитов, попасть в свой монастырь и уже там выписать, вычитать и заучить все, что требуется. Понятное дело, некоторые рецепты смутно отложились в памяти после беглого прочтения, но как истинная целительница, девушка не могла бы себе позволить экспериментировать на людях или раньше времени давать им бессмысленные надежды на выздоровление.

Да и разобраться вначале следовало в причинах местных болезней.

– По легендам, мадроньо – невероятно ценное дерево. Да только, отправляясь на поиск, мне не было смысла заучивать все секреты приготовления лекарств. Вначале следует найти само дерево. Потом я начну его изучать. Одновременно постараюсь выявить первопричину ваших болезней и только потом смогу сказать что-то с уверенностью.

О своих личных умениях целительницы, которыми частенько излечивались немощность мужчин или различные женские заболевания, Шаайла благоразумно пока помалкивала. Мир совершенно новый, дар может не работать с полной силой, а то и вообще видоизмениться под воздействием неизвестных обстоятельств. Вот, к примеру, то же мадроньо: в мире Трех Щитов оно – ископаемая легенда, а здесь его чуть ли не сорняковыми зарослями считают. Только ягоду кушают один лутень в году.

– Опять-таки, – вслух напомнила она, – если это окажется одно и то же дерево.

– Так ведь даже названия сходятся?

– Мало ли что… – Но мысль хоть предварительно осмотреться и прикинуть собственные силы уже закралась в голову вашшуны со всей настойчивостью. – Слушай, Траван, а позови ты своего товарища сюда, – предложила она разбойнику. – Ну того, что за поворотом прячется и нас подслушивает. Хочу как целительница на вас посмотреть и сравнить: чем отличается мужчина-импотент от еще репродуктивной особи.

Мужчина покрутил головой, пожал плечами: мол, а мне-то что? И решительно отправился за молодым коллегой. Можно было себе представить, сколько ему понадобилось сил и умений, чтобы злобным шепотом уговорить упирающегося и страшно боящегося приблизиться к ведьме товарища. Десятина кара прошла, прежде чем оба вернулись к полатям с пленницей и встали с ними рядом. Лица у обоих становились то розовыми, то бледными.

Внутренне посмеиваясь над ними, Шаайла протянула к ним руки пальцами кверху:

– Приставьте свои руки, чтобы ладони наши совмещались, и ваши оставшиеся ладони тоже сложите вместе. У нас получается круг познания. Так я могу рассматривать некоторые сравнительные изменения между больными и здоровыми.

Молодой разбойник поинтересовался сквозь судорожно сжатые зубы:

– А я от него… не заражусь?

– Ну, если вы пьете и едите из одной посуды и до сих пор не заразились, значит, заболевания у вас не инфекционные. Понимаете?

Все-таки слова и некоторые термины обоих миров значительно разнились между собой. Порой приходилось догадываться по смыслу сказанного. Но пациенты целительницу поняли, согласно кивнули и замерли в образованном кругу.

Действие и в самом деле для вашшуны казалось несложным. Тем более что при обучении в монастыре она всегда была лучшей в данной практической дисциплине. В былые времена она подобные медосмотры проводила играючи, быстрее всех, определяя разницу и выискивая болезненные изменения в теле больного. Но сейчас с самого начала исследование пошло кувырком. Оба тела вдруг показались пропитаны какой-то странно вязкой, чернеющей мглой, которая клубилась у них в телах, странно завораживала и вытягивала жизненные силы у самой вашшуны. Причем черной мглы у старшего мужчины оказалось троекратно больше, и в какой-то момент она стала стремительно переливаться из ладони в ладонь и разливаться по телу девушки. Чтобы оторвать свои ладони и откинуться на спину, Шаайла потратила свои последние силы. Стало вдруг муторно на душе, появилась тошнота, прилив крови в голову бросил все тело в такой жар, что сопротивляться беспамятству сил не осталось.

Очнулась она, по собственным внутренним часам, через очень большое время. Ощутила вокруг себя все ту же самую пещеру и прислушалась к почти полной тишине. На этот раз рядом никто не переговаривался, но откуда-то издалека неслись отдаленные шумы громкого пира.

«Неужели опять ночь и разбойники вновь веселятся на своей поляне? Может, они про меня забыли и есть прекрасная возможность сбежать?»

Но открывать глаза или шевелиться она не спешила. Первым делом постаралась просмотреть собственное тело и подсчитать собственные силы. А сил-то почти и не было! Наверняка все они ушли на искоренение из тела той самой черной мглы, которая влилась в ее тело от пожилого мужчины. Попытки вспомнить его имя удались: Траван. Как раз выталкивались из тела последние капельки довольно странной магической субстанции, полученной от этого мужчины. «А ведь молодой товарищ Травана оказался прав! При некоторых обстоятельствах накопленной в старом теле гадостью можно и заразиться. Причем не просто заразиться, а умереть при неосторожном вливании. Видимо, нечто подобное иногда спонтанно случалось, вот и недоверие у людей остается к любому лечению. Ладно, хоть сил и не осталось, бежать будет сложно, но осмотреться все-таки надо».

И стала осторожно открывать глаза. Увы, не спускающих с нее глаз соглядатаев обмануть не удалось. Да и сидели они как мышки не в ногах, а в головах пленной девушки и сразу заметили приоткрывшиеся веки. Видимо, эти женщины знали, что делают, и не раз оставались следить за пленницами.

– Очнулась! – с удовлетворением констатировала одна из них и встала на ноги. – Я за атаманом, а ты пока присмотри за ней!

И умчалась, тогда как ее товарка, утомившаяся сидеть тихо и недвижимо, стала интенсивно разминаться рядом с полатями, показывая чуть ли не боевую выучку и сноровку хорошо тренированного воина.

– Да ты молодец! – не удержалась вашшуна от похвалы. – Отлично владеешь телом. Приятно посмотреть.

Молодая женщина лет тридцати на вид скорбно усмехнулась:

– Иначе никак! Не буду стройной и красивой – самца здорового больше ничем к себе не заманю в постель. А я еще одного ребенка хочу.

– И как?

– А что «как»? С твоим появлением мои надежды окрепли.

– Да? А сколько я пролежала? Уже ночь?

– Ха! Ты провалялась полдня, потом ночь, потом день и половину сегодняшней ночи. Уже опасались, что ты не выживешь.

«Кошмар! Это я около полутора суток провалялась! – мысленно запаниковала Шаайла. – Вот она какая страшная, эта черная мгла! Могла ведь и в самом деле умереть, если бы контакт не оборвала».

В этом контексте особенно стали интересны ранее произнесенные слова:

– Ты сказала, что твои надежды окрепли? Почему?

– Как же! На тебя теперь вся ватага молиться готова. Теперь уже никто не сомневается, что ты великая целительница и послана нам божественными предками для поправки нашего здоровья.

Женщина стала делать прыжки на месте, вскидывая ладони вверх, и вашшуне пришлось поторопить ее с объяснениями:

– По той причине, что умер казначей?

– Тоже важная причина, но не настолько. Этому лысому садисту и так уже недолго оставалось воздух портить.

– Есть иная причина?

– Конечно! Все потому, что ты вылечила Травана!

– Неужели?

– Неизвестно, сможет ли он делать детей, но уже вторую ночь он усердствует с некоторыми женщинами, словно молодой кобель. Даже на полянку поднимается, только чтобы перекусить да похвастаться. – Женщина прекратила свою разминку и не смогла удержать на лице довольную улыбку. – Меня он потащил в постель одной из первых, так что, если я понесу от него, буду благодарна тебе до конца жизни. Да и в нашей общине тебя всегда примут с распростертыми объятиями. Ну а если ты еще и всех можешь вылечить…

– Нет! – замотала Шаайла в испуге головой. – Это очень трудно! Я вон только немного Травана подлечила и при этом чуть сама не умерла.

– Мм… Трудно? Хм! Тогда я тебе не завидую. На тебя уже такие виды… – Она оглянулась на большую пещеру, откуда уже доносился топот. После чего скривилась и явно посочувствовала: – Особенно у нашего атамана большие проблемы. Он еще что-то может, еле-еле, но не больше. Да и то раз в рудню, не чаще.

А тут и атаман появился. Высокий, довольно видный красавец лет сорока – сорока двух на вид. Сильный, уверенный в себе, с вьющимися, кудрявыми волосами до плеч, он легко мог разбить не одно женское сердечко. Вот только если у него и в самом деле имелись проблемы со здоровьем, сразу становились понятны та глубокая печаль в его глазах и скорбно опущенные уголки губ.

Войдя в пещерку, атаман только одним жестом отправил вон как одну, так и вторую сопровождающую его женщину. Потом уселся рядом с полатями, протянул руки ладонями вперед к пленнице и заговорил сочным, приятным баритоном:

– Мне уже Траван все рассказал. Я верю тебе и сделаю самой счастливой в этом мире. Только вылечи меня. Ну, поторопись!

– Я не могу. У меня нет сил. Да и я сама могу умереть при таком лечении, – сжалась от непроизвольного страха вашшуна. – Надо подождать, посмотреть…

Только вот звереющий на глазах красавец мужчина ни ждать, ни смотреть не собирался.

– Лечи! Немедленно! Иначе я тебя прямо здесь растерзаю на мелкие клочки!

Страх у пленницы сменился откровенным удивлением:

– Неужели тебя ничему не научила судьба твоего казначея?

И в следующий момент поняла: нет, ничему не научила. А скорее всего, статный красавец уже так обозлился на жизнь, что решил – ему терять нечего. Или пойманная ведьма его излечит, или…

Глава девятая


И кого же я упокоил?


Наверняка в криминогенной среде этого странного мира никогда и не существовало такого понятия, как «залечь на дно». Потому что Дно у всех ассоциировалось только со смертью и преждевременной гибелью. Это мнение не могли развенчать даже те жалкие единицы Светозарных, которые выбирались на поверхность героями и считались обеспеченными до конца своей, довольно продолжительной жизни (ранняя смерть моего конкурента-художника явно смотрелась исключением из общего правила). Так что ничего хорошего меня не ожидало.

Уж на что поставной считался оптимистом да добряком, но и он, когда мы уселись в камере за совсем по-иному накрытым столом, нешуточно загрустил. Правда, не по той причине, что вдруг меня полюбил или проникся ко мне искренней симпатией. Его практицизм и расчет и здесь не слишком давали простор дружбе, подвижничеству и состраданию. Ему очень жаль было потерять такого талантливого, можно сказать, уникального живописца. Теперь он уже не сомневался в победе своего сектора по сумме всех конкурсов, а вот что будет на следующих соревнованиях?

– Проиграем мы, – уже заранее плакался он, не глядя на меня и с опаской ковыряясь вилкой в принесенной специально для него фарфоровой тарелке.

Складывалось впечатление, что он не так боится отравиться вновь замененной пищей, как заранее тосковал над своими разбитыми в прах честолюбивыми мечтами. Кстати, старшина Борей потому и отсутствовал, что занимался первым допросом молодого повара, который поддался на соблазнительные поцелуи Ксаны и потворствовал косвенно подсыпке яда в мою пищу. Сейчас мой первый щит справился со всеми последствиями отравления и теперь наверстывал потраченные при лечении силы. Мало того, представив себе, что вскоре я, по всем наметкам, буду страшно голодать, я оказался охвачен эпидемией обжорства и старался наесться впрок.

Но если уж быть до конца честным, то эпидемия захватила контроль полностью над моим телом, а вот сознание частично не столько сопротивлялось, сколько пыталось лихорадочно отыскать выход из этого положения. Поэтому, когда у меня не был набит рот, я старался не молчать, а спрашивать:

– И что, никак не удастся меня отмазать?

– Самое лучшее – если барону не удастся уговорить гаузов тебя казнить.

– Что тут лучшего, если на Дне не выживают?

– Вот и я говорю: проиграем мы.

И столько безысходности было в голосе гиганта, что я стал выходить из себя и метаться сознанием по разным углам:

– Не проиграет наш сектор!

– Почему это?..

– К следующему разу я еще лучше картины нарисую!

– Э-э-э?

– А что для этого надо?

– Что? – недоумевал поставной.

– Только одно: чтобы я как можно быстрее вернулся наверх с десятком груанов. Верно? Идем дальше! А для этого что надо? Мне срочно нужны все данные про Дно, все детали выживания, каждая полезная история и полная информационная экипировка. Еще лучше, если со мной срочно побеседует и ответит на вопросы один из Светозарных.

– Ха! Да я даже не знал, что один из них живет в нашем городе! – Сергий непроизвольно оглянулся на недавно отмытую работниками управы решетку и поправился: – Жил. – Потом покосился с уважением на меня. – И все равно никак не пойму, как ты его головешку так расквасил?

Я пожал плечами, запивая соком кусище вязкого сыра:

– Сам удивляюсь. Наверное, отличную скорость мы с ним набрали, вот ему и не повезло.

– Ну не скажи.

– А что тут не так?

Теперь плечами пожал поставной. Немного подумал и пробормотал:

– Ладно, пусть это тебе будет той самой информацией, что так необходима для выживания. Об этом сильно не распространяются в народе, да и не все поставные об этом знают даже, но ведь Светозарные – это уже совсем иные люди, отличные от прежних.

– Ну да, они ведь светятся!

– Это несколько иная тема.

– Неужели им меняют или пересаживают чужое сознание? – изумился я, чуть не подавившись.

– Нет! Они остаются теми же, порой живут со своими же семьями и заботятся о своих детях, но вот только лишь характер меняется кардинально. Они делаются честными, справедливыми, стремятся к науке и самосовершенствованию. То есть как бы становятся гораздо цивилизованнее, образованнее, интеллигентнее.

– Ага! Вот только недавно один такой интеллигент пытался мне голову отрезать! – проворчал я. – Какая же это справедливость? И где его честность?

Сергий покачал головой и неожиданно спросил:

– А то ты не знаешь, какие глупости совершают влюбленные идиоты? Оказывается, Ксана к нему уже два лутеня хаживала и умудрялась держать это все в секрете. Наверное, понимала, что я ее могу в порыве ревности зашибить с одного удара. Ну и с ним подличала, крутила им, как только хотела. А тут ты. Она на тебя и взъелась! Прибежала к нему вся в соплях и в грязном после секса покрывале. Так и получилось, что наша с тобой общая вина только на тебя пала тенью. Он и потерял рассудок. А потом еще и картину увидел, окончательно свихнулся от двойной ревности. Как же, он лучшим академиком в нашем городе считался. Шажка до заслуженного не хватало. Ну как тут не зарежешь?

– М-да! – вынужден был я согласиться. – Судьи рассудили ясно: гости к драке не причастны. Убийство совершено в состоянии аффекта. Виновных нет. Но так как наказать кого-то надо, меня пускают на Дно. Апофеоз справедливости!

– Ты не ерничай! – осадил меня поставной. – Я ведь еще не порассказал, что на самом деле представляют из себя Светозарные. Именно поэтому барон и выдал такое наказание и просит разрешение тебя казнить. Я уже не вспоминаю основательную порчу Ловчего, такого в истории просто не существует: человек победил стального монстра. Этот твой грешок просто теряется на фоне другого поступка. Ибо про убийство Светозарного тоже ни разу нигде не упоминается. А знаешь почему? Да потому что считается: их убить невозможно.

– Иди ты… – вылетело у меня грубое словосочетание вместе с отвалившейся челюстью.

Хорошо, что больше двух слов не сказал, остальные успел остановить. Все-таки не со сверстником в подворотне общаюсь.

Но и за эти два слова мой собеседник слегка обиделся.

– Сам ты иди! – После чего отпил вина прямо из глиняной бутылки, крякнул и покладисто продолжил: – Откровенно признаюсь: с таким героем и мне не справиться.

Я уже просто молчал, тупо засунув себе в рот кусище мяса. Ну разве что вопросительно замычал. Получилось примерно следующее: «Ты-ы-ы-ы?!»

– Да! Я! Насколько мне известно, такого выходца со Дна и валух убить не сможет. Будет его от себя отбивать кулаками, отшвыривать ногами, просто душить или ломать кости и… проиграет. Светозарный выкрутится, покусает его кулаки, отобьет ему ноги, вырвет ноздри и выколупает глаза, а напоследок свернет шею. И не смотри на меня так. Именно так мне рассказал о подобной стычке один очень информированный человек. Причем учти: тому Светозарному за убийство валуха ничего не сделали. Так и дальше проживает в своем городе. Вроде даже знаменитым профессором стал, в академии преподает.

– Эпическая гайка! – вырвалось у меня. – Так они живучее, чем гаузы?

Глаза поставного уставились на меня с подозрением.

– С чего это у тебя такое мнение о высокой живучести гаузов?

– Ну как же! – спешно соображал я, как выкрутиться. – Меня с детства родители убеждали, что они бессмертны, и сама мысль о причинении им вреда влечет за собой тяжелое наказание.

– Хм, правильно воспитывали, – успокоился, а может, только притворился, что успокоился, мой опытный и умнейший собеседник. – Тяжелым копьем, брошенным в упор, гауза убить можно. Да и не только таким способом, частенько встречаются идиоты, пытающиеся повредить хоть одного нашего иномирского покровителя различными изуверскими способами. А вот в Светозарного копьем не попадешь, хоть со спины кидай, хоть сбоку. Обязательно вывернется или отскочит. Будто бы у него глаза на ушах и на затылке. Подобные наблюдения имеются уже при контактах с теми героями, которые подались в военные.

Очень мне захотелось в тот момент спросить: а что ж это за военные такие, с кем они воюют и где они обретаются? Но и так моя легенда с побегом из города Пловареша трещала по всем швам. Больше интересовали магические способности Светозарных. Примерно так же вели себя во время ближнего боя трехщитные. Те тоже от ударов меча уходили играючи, от броска копья уклонялись со смешком, порой и стрелу, пущенную в упор, или отклоняли силой, или свой корпус отводили в сторону. Хуже дело у них обстояло с защитой от стрел, пущенных издалека, они просто не чувствовали самого намерения противника убить, поэтому и не реагировали как следует без визуального контакта. И уж совсем беззащитными можно было считать обладателей трех щитов при стрельбе по ним из арбалета. Уж в этом деле равных мне специалистов не было. Вон мы с Леней сколько среди людоедов этих магов выбили. Душа радуется, как вспомню.

Но в данном случае получалось, что, побывав на Дне, а также собрав десяток груанов, человек получал при этом магические силы если уж не трехщитного, то как минимум обладателя двух щитов. Даже такого убить – невероятное дело. Помню ведь отлично, как при сражениях за форт Уставной в царстве Трилистье меня прикрывал от падающих камней и летящих стрел тамошний целитель. Я только диву давался силе и умениям этого тщедушного на вид двухщитного. И ведь несколько часов тот на стене рядом со мной продержался, хватило сил!

Поэтому меня дико заинтересовали в этом отношении сам процесс поиска груанов и последующее их употребление. Все-таки они светятся, сияют, фосфоресцируют не только в темноте, и вот из трупа подобное сияние не так давно было заметно даже при электрическом освещении. Если провести сравнение первого щита и груана, то некое сходство просматривается сразу: симбионты, светятся, любят сожительствовать с другими существами, стараются придать своему носителю больше сил и развить выносливость. Да и само рождение, происхождение и существование иначе чем магическими не назовешь.

И вдруг такое в этом мире тоже возможно: человек отыскивает груан, и тот к нему прирастает? Или, чего от голода не бывает, человек съедает груан, и тот приживляется у него к стенкам желудка, как прижился во мне мой первый щит? Может, и еще какая система единения симбионтов существует, но некое магическое действо сразу просматривается.

Вот на эту тему я и стал задавать вопросы:

– Груаны приживаются на хищных слизняках. А на человеке?

– Никогда!

– Ну а если груан проглотить?

Поставной рассмеялся:

– Наверное, у всех дураков мысли одинаково работают. Были такие случаи, и не раз. Но во-первых, устрица довольно большая, проглотить ее очень проблематично. Во-вторых, при лишнем сжатии в гортани или в пищеводе хрупкие створки разрушаются, и в следующий момент человека разносит изнутри взрывом. Ну и в-третьих: если устрица таки попадает в желудок, то там на нее набрасываются желудочные соки, которые слишком активны и… Ты уже догадался? Все тот же взрыв. Разве что чуток попозже, через полкара примерно.

– Но отчего тогда герои становятся Светозарными и начинают светиться?

– Да тут все сходятся в едином мнении: само обладание сразу десятью груанами, пусть и недолгое время, создает вокруг человека определенное защитное поле, которое и поддерживает его, защищает, улучшает его и модифицирует потом до конца оставшейся жизни. Кстати, они ведь легко после обретения новых возможностей переносят жесткие лучи нашего Ласоча.

Я продолжал развивать свои идеи дальше:

– Хорошо, представим, такой вот герой вернулся, стал почти бессмертным и самым ловким, умным и честным. Но были случаи их повторного посещения Дна?

– Нет. Никогда! – последовал твердый ответ. – Да и зачем им это?

– Ну просто представим такую картинку, что человек опять, уже пользуясь своими новыми силами, наловил и насобирал десяток груанов, разместил их в специальных коробочках на теле и просто решил посмотреть, как оно пойдет дальше. То есть станет ли он жить с такими трофеями, преследуя цель еще более увеличить собственные силы? Что с ним будет?

– Такое тоже невозможно. Любой груан в городах или на поверхности сразу фиксируется устройствами гаузов. Да и любой спуск-подъем на глубинном лифте не просто фиксируется, а невозможен без разрешающего сигнала от корабля гаузов.

«Ну вот, теперь мне становится понятно, где эти гаузы обитают: на собственном корабле. Скорее всего, он висит на орбите этого мира. Пришельцы из космоса. И никакие они значки для перехода между мирами не используют».

Подобная догадка у меня витала в голове уже давно, но теперь она получила точное подтверждение. Теперь следовало выяснить сам процесс связи Ирша с Дном:

– А как ты узнаешь, что кто-то внизу из принудительного войска насобирал десяток груанов и требует выхода на поверхность?

– Для этого герой заходит в открывшийся для него лифт в виде клети. Там его сканируют устройства в стенах, обнаруживают наличие трофеев, и тут же лифт закрывается. Это я к тому, что бывали случаи нападения остальных охотников с целью вырвать трофеи для себя. Потом ко мне в кабинет поступает специальный сигнал, который я передаю на устройство гаузов. Мне в ответ приходит разрешение, я запускаю лифт на подъем, а сам бегу организовывать встречу и передачу трофеев.

– Как все сложно.

– Но меня удивляет другое… – Сергий развернулся ко мне всем корпусом и впился в меня колючим взглядом: – Почему ты не удивился при слове «корабль»?

– Что здесь такого? Ты ведь сам сказал.

– Ты и в самом деле… ух, как странный!.. Потому что никто, даже такие, как я, не знают о кораблях. Это огромная тайна. Все думают, что гаузы и валухи выпадают из облаков. Самые образованные считают, что те живут и плодятся на лунах. Те, что убывают на работы в иные миры, даже умирая, не скажут о кораблях, они бают только о каком-то молниеносном переходе. А ты вот совсем не удивился. Почему? И никак не отреагировал при словах «сканер», «лифт», «переговорное устройство».

М-да! Это не Ксана. Такому рот хамством или в приказном порядке не заткнешь, и он на раскрутке пойманных на лжи преступников не одну собаку съел. Скорее всего, сейчас начнется допрос с пристрастием, а у меня в ответ ничего, кроме наглости да бесшабашности, нет. Значит, на них и будем строить свою защиту.

– Чему тут удивляться? Знаешь ты, знаю я, значит, обязательно и третий отыщется. Не так ли?

Поставной нахмурился и слишком многозначительно пошевелил своими необъятными плечищами. Словно примерялся, как меня сподручнее схватить и быстрее голову оторвать.

– Хватит выкручиваться! Называй точный адрес своего проживания в Пловареше и настоящее имя. Свое и своих родителей. Быстро!

Как это ни странно, но его колючий взгляд я выдержал нормально и глаз не отвел.

– А вот не скажу! – сказал, словно сам бросился в холодняк.

– Почему? – даже как-то растерялся босс данного сектора.

– Да потому что домой ты меня к родителям все равно не вернешь. А самое жуткое наказание за это? Правильно: попасть на Дно! Так я и так туда скоро отправлюсь. И если попаду туда слабовооруженный и неподготовленный, то назад не вернусь, картины тебе не нарисую, и наш родной, любимый сектор опять проиграет соседям по всем статьям.

Упоминание о грядущем проигрыше немного расслабило Сергия, но свои пудовые кулаки он не разжал. Наоборот: словно приготовил для удара.

– Ты можешь из этой камеры и не выйти живым!..

– Ну и что? – продолжал я бравировать напропалую. – А если вдруг гаузы решат меня казнить показательно и с размахом? Кого ты подставишь вместо меня? Сам отправишься? А ведь валухи такие, виноватого долго искать не станут!

– Подобного никогда не случалось! – набычился все еще готовый атаковать поставной.

На что я пожал плечами и изрек с философским спокойствием:

– Все когда-то случается в первый раз. Тем более ты ведь и сам заметил: все, что вокруг меня, – все впервые. Вначале Ловчий, потом грядущая победа на конкурсе (а что, я и в самом деле считал, что мои картины победят), затем глупая гибель ревнивого Светозарного… О! А судя по тому, как ты на меня сейчас смотришь, то ты впервые познакомился с человеком, который так много съедает. Верно?

Наверняка в данный момент мой собеседник смотрел на меня с совсем иными намерениями, но мое утверждение и вопрос его сильно отвлекли и сбили с мыслей. Он рассеянно оглядел стол с мизерными объедками и окончательно удостоверился в моей необычности в виде несдержанного восклицания:

– Ну ты и жрешь! Куда оно в тебя лезет?

– А это я за пятнадцать дней съел! – заявил я, указывая большим пальцем на уже пустующий мольберт. – Потому что именно за такой срок можно нарисовать подобную картину. Или ты раньше слышал о таком, что красками получится написать подобный шедевр за несколько часов?

Новое направление мыслей заставило поставного наморщить лоб. Все правильно, пусть думает над тем, что выгодно мне, а не пытается загнать меня в угол своими неудобными вопросами. Чем бы его еще озаботить?

– А вот скажи мне честно: ты с гаузами с глазу на глаз общаешься?

– Нет! – поспешно ответил здоровяк, и я сразу понял, что он соврал.

Потому и продолжил с настойчивостью:

– Ну а как они тогда тебя выбрали на этот пост?

Кажется, поставной мысленно посчитал до десяти, чтобы успокоиться, или что-то в этом духе. Потому что задержал дыхание, а потом сделал длинный выдох. Наверное, сумел понять, что я его специально увожу от неприятной мне темы. Вот только вряд ли он уловил конкретно, от какой темы я ускользаю.

– На чем мы остановились?

– Ты собирался поискать мне для беседы Светозарного. Еще лучше по этой теме опросить гаузов. Наверняка у них много материалов накопилось. Да и вообще, лучше предоставить им все сегодняшние события не как мое наказание, а как некий научный эксперимент, который ты проводишь со своим избранным воином. То есть ты заявляешь, что отправляешь меня на Дно целенаправленно, а я соглашаюсь туда идти добровольно.

– Что за чушь?!

– Зато какой эффект будет, если я вернусь не только с десятком груанов, но и с ответами на те конкретные вопросы, на которые даже гаузы не знают ответов. Я почему-то уверен, что таких вопросов у них предостаточно.

Взгляд Сергия стал совсем иным, а я старался и дальше развивать и в самом деле несколько абсурдную, возможно, что и несвоевременную тему:

– Также я уверен, что всесильные гаузы не могут по многим причинам отправить на Дно свои хитроумные устройства, тех же Ловчих к примеру. Как не могут, хотя очень бы хотели, послать повторно на Дно организованный отряд Светозарных. Ну а каждому преступнику, которому только грозит отправка в принудительное войско, давать должные инструкции вроде как не с руки, уголовники все-таки. Вот тут и получается парадокс, антагонизм интересов: и хочется, и колется, и мамка не велит!

– Чья мамка?..

– Известно чья! Гаузов! Или ты думаешь, что у них матерей не бывает?

Я шутил. Особенно по поводу матерей. Скорее все это к слову пришлось. Но к перекошенному лицу поставного следовало присмотреться со всем тщанием. Он еще и прошипел с каким-то страхом:

– А кто тебе про них сказал?

И я понял, что, ткнув пальцем в небо, уловил принцип размножения колонизаторов этого мира.

– Да просто сам догадался. Ну не могут летающие шарики размножаться, как люди. Скорее всего, они либо делятся почкованием, либо одна большая или несколько маток высиживают из яиц, икринок или чего-то подобного.

– О-о-о! Да ты и в самом деле академик. Вернее, академик над заслуженными академиками. В Пловареше такого жителя по умолчанию быть не может.

– Ха! Почему бы и нет? Как сказал один древний мыслитель: «Невероятно много выражений, неведомых старейшим мудрецам!» Знать все не под силу даже гаузам.

Я бы еще выдал несколько философских притчей, да больше меня мой благодетель слушать не стал.

– Пойду узнаю, казнить тебя будут или…

Решетку за собой он не просто тщательно запер, но еще и тщательно подергал замок, проверяя, что тот, часом, не раскроется. Видимо, стал опасаться по поводу действенности мер для моего удержания. Если уж я Ловчего повредил да местного героя упокоил, то что для меня из тюрьмы сбежать?

«И правильно опасается! – злорадствовал я, поспешно засовывая в рот последний кусок мяса, вставая после этого и направляясь к решетке. – Скорее всего, и в самом деле пришла пора делать отсюда ноги! Чем быстрее, тем лучше. Об этом городе я уже знаю достаточно после лекций словоохотливой девицы, чтобы затеряться на его окраинах. Главное, из управы выйти да подальше от нее убраться… Опа!»

Прислонив лицо к решетке, я выглянул в коридор и опупел: там сидели на лавке сразу два молодца, строгих с лица. То ли дозорные, то исполнители, поди разберись в их пестрых нашивках. И у каждого в руках тяжеловесная дубинка. Не удивлюсь, если из специальной резины.

«А ведь босс-гамадрил-орангутанг умнее меня оказался! Сразу понял, что сбежать я в любом случае попытаюсь. Эх! – схватился я за голову от отчаяния. – С раннего утра надо было бежать, пока еще все спали. Связал бы эту несносную Ксану, кляп в рот, да ноги в руки. Уже бы давно отсиживался на окраине, в заброшенном доме, а то и долбил бы гранитные блоки, пытаясь выбраться наверх по воздуховодам. Так ведь нет, возжелал богемной жизни живописца! Вот и получите, распишитесь!»

Понятное дело, что ковыряться в замке на виду у соглядатаев – дело пустое и бессмысленное. В лучшем случае сами дубинками по пальцам проедутся, в худшем – прибежит взбешенный поставной и лично мне пальцы на руках поломает… на всякий случай.

Вернувшись за стол, я машинально подхватил в руки какие-то остатки пиршества и отправился к окну полюбоваться хоть напоследок на свободу. Словно мне назло, наблюдаемый мной кусок улицы будто вымер. А те несколько прохожих, которых удалось заметить, отличались разнообразием, как мои подружки-близняшки Катя и Вера. Проторчав бессмысленно у окошка минут десять и пережевав жалкие объедки, понял, что моя деятельная натура, а вернее, первый щит во внутренностях этой натуры не даст мне спокойно насладиться последними часами, а то и минутами сомнительной свободы. Дурные мысли водили в голове хороводы, запоздалые укоры травили сознание, а бессмысленные варианты благоприятных ситуаций только злили и раздражали. Хотелось куда-то мчаться, что-то рушить, крошить, кого-то душить и с кем-то яростно ругаться.

Хорошо, что здравый смысл все-таки возобладал. Но самое главное, мой взгляд наткнулся на мольберт у кроватей, стоящих от входа с левой стороны. Там так и стояло полотно, на котором я пытался сделать некие наброски на тему «Фантазия». Видимо, художник – это все-таки не дар и не призвание, а самая настоящая болезнь. Болезнь, разрушающая мозг и убивающая здравый рассудок. Даже мое славное тело, непомерно усиленное первым щитом и наращенными мышцами, не стало сопротивляться творческому порыву.

Дальше я осознавал себя какими-то фрагментами.

Вот я стою у холста и рассматриваю прежние наброски. Вот, лихорадочно и резко водя карандашом, что-то меняю, добавляю, выделяю. А вот уже и краски пошли в ход. Сразу за ними начались прикосновения ладоней к уже полуготовым фрагментам.

Кстати, именно эти движения отвлекли второй поток сознания от работы новыми размышлениями: «И пусть тот же Ястреб, патриарх монахов, усомнится, что это не одно из моих новых умений, сродни “маленьким гадостям”, или как он их научно называл: тринитарные всплески. Кстати, надо будет продумать, не могу ли я подобную “гадость” использовать в бою? Например: дотронулся до противника, а у того кожа на солидном участке руки или плеча сразу и высохла до состояния румяной корочки. Здорово? Ему-то, конечно, совсем не здорово, но как по мне – то феноменально! Другой вопрос, что надо будет срочно на ком-то опробовать подобное умение… – И тут же сам себя осадил: – Садистом становлюсь. Зроаков тут нет, кречей тоже. Самая главная сволочь – Ксана, но наверняка она уже кормит собой слизней на Дне. Вряд ли кого мне в ближайшее время удастся пригласить на эксперимент. Или попробовать при побеге? Да вроде как людей жалко. Ничего плохого ни дозорные, ни исполнители мне не сделали. Старшина тем более. Поставной? Так у него служба такая, и он хорошо ко мне относится… О! А свои остальные попытки по наработке тринитарных всплесков… Надо бы возобновлять и прогонять мысленно все действия чуть ли не ежечасно. Вдруг у меня в этом мире благодаря радиации и эти умения заработали? Ну-ка, ну-ка…»

Понятное дело, что большинство «маленьких гадостей» тоже требовали для своей отработки живого противника. Но еще Ястреб мне доказывал, что тренироваться следует на всем: на сухом листике, на пламени свечи, на свисающей паутинке. Между прочим, в этом мире я не заметил ни паука, ни паутины. Ни мух, ни комаров. Про стрекоз и пчел и говорить не стоит: сколько я там был на поверхности? Но видимо, для подобных насекомых Ласоч не оставлял шансов для выживания. Искоренял, так сказать, все попытки насекомых развивать свою эволюцию.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник