Раб из нашего времени. Книги 1-7

Несмотря на жуткий стыд, моя наглая натура и не подумала как-то извиниться или хотя бы тактично уйти от темы моего неуемного потребления пищи. Спрыгнув со стула, я сделал несколько наклонов в сторону, словно проверяя, не нарушилось ли равновесие тела из-за вздувшегося живота, и деловым тоном воскликнул:

— Ну ладно, раз чуток подзакусили, то, может, до обеда и доживем! Тем более что уже недолго осталось! Ну а пока суд да дело, давай, Трофим, по стенам и донжонам прогуляемся. А?

— Прошу! — сделал приглашающий жест сотник. Еще и каблуками при этом щелкнул, словно перед каким-нибудь поцарником. Именно так называли прямых и не прямых наследников трона или престола. У нас на Земле — принцами, а здесь — поцарниками.

Глава семнадцатая

ЗНАНИЕ-СИЛА

Пока мы шли по коридорам, переходили двор с ристалищем, на котором тренировался десяток воинов, и поднимались на стену, Леонид не выдержал и таки прошелся несколько раз по моей ненасытности, торчащему животу и ногам, не влезающим из-за опухлости в обувь. По его словам выходило, что это я от ожирения пухнуть начал, и надо будет меня сегодня же выгнать на ристалище.

Смеялись мы вдвоем в полный голос; глядя на нас, и врач стал подхихикивать, а потом и на вопрос решился дружеским тоном:

— У тебя болезнь кишечного тракта? Ничего не переваривается?

— Да нет вроде. Это у меня из-за последних событий такой аппетит прорезался. Нервы, видимо, лечить надо.

Кажется, в этом мире о такой болезни еще не знали, но Кайдан все равно успокоил с профессиональным сочувствием:

— За год у тебя все болезни излечатся.

— Кстати, расскажи, как ты себя первый год чувствовал? — догадался я спросить, уже поднявшись на стену.

— Ну, не скажу, что хорошо. Да как и все остальные, чего тут скрывать… — Доктор замялся от неприятных воспоминаний, — Тоже, как и у всех, жуткая худоба была первые три лутеня, с большим трудом буквально заставлял себя съедать хотя бы половину дневного рациона. Худее стал раза в два, чем был. Частенько в обмороки падал. И лишь на пятый лутень стал хоть жизни немного радоваться, и чуток аппетита прибавилось. Последние три лутеня года вообще прошли замечательно: набрал прежний вес, стал много двигаться, усилилась выносливость. Зрение тоже тогда восстановилось до прежнего уровня.

Он еще что-то там перечислял, уставившись со стены в пространство перед собой, но барон Лев Копперфилд уже отчаянно мотал головой.

— Слышь, Цезарь! — воскликнул он, когда Кайдан сделал паузу в перечислении пропавших болячек, — Ты, конечно, глотай свой шит сколько угодно, но потом сразу же отправляемся в Ледовое. Что-то мне культ храма Светоча нравится несравненно больше.

Честно говоря, и я уже стал подумывать об альтернативе своего выздоровления. Мало того, настолько смалодушничал, что даже мысли в голове промелькнули: «С другой стороны, мне и так неплохо живется. Даже Мансана ко мне отнеслась как к полноценному мужчине. Так почему бы и дальше так не продолжать жить? Тем более что талант художника У меня есть, наглость барона-самозванца в наличии, аппетит терять ну никак не хочется, да и вообще по жизни мне везет. Вон, даже волшебного угря поймал играючи. Может, и так проживу?»

С такими размышлениями мы обошли по верхней кромке стены весь форт и приблизились к центральному донжону с другой стороны. Как это ни странно, но обороняющимся, несмотря на весь теоретический запас знаний на эту тему в Интернете, мы помочь ничем не могли. Все у них было: постоянно подогреваемая смола, камни, луки, стрелы, внушительные и тяжелые алебарды. Копий и жердей для отталкивания осадных лестниц тоже хватало. Другой вопрос, что стена возвышалась всего на пятнадцать метров, число защитников было не безгранично и у них не было арбалетов. Наши два пока в счет не шли, да и заговаривать о них было слишком рано. Вряд ли и в местной кузне быстро соорудят нечто подобное из подручных средств. Это только в сказках герой, добравшись до молота с наковальней, выходит наружу через два часа с готовым арбалетом и начинает всех косить магическими очередями из реактивных болтов.

Кстати, воспоминание о болтах, два из которых лежали у меня в кармане, заставили побеспокоиться о боезапасе. Уж такие простейшие загогулины опытные кузнецы могут помаленьку ковать и ковать. Много они вряд ли сделают, но даже десяток в наших обстоятельствах может пригодиться. Но про кузню я спросить не успел: заиграл горн и лучники встали под небольшие каменные козырьки с приготовленными луками.

— Опять летят, гниды! — не сдержал рыка комендант форта, — В одно и то же время, разведчики проклятые! Высматривают, сколько наших от потравы вымерло, — и, перегнувшись со стены на внутренний двор, крикнул: — Всем посторонним — в помещения!

— Как бы опять чего сыпать не начали, — сомневался доктор, — Хоть и все прикрыто и закупорено, но бойцы все на виду.

— Пусть сыплют! Ветер приличный, все снесет, — возразил Трофим Осмолов и стал подталкивать нас в донжон, — Лучше там переждите, а то порой эти твари и камнями бросаются.

Действительно стали бросаться! Как только четверка кречей повисла над стенами, то на стрелков полетели довольно увесистые обломки породы, грозящие при прямом попадании вдавить голову в туловище вместе со шлемом. Но защитники держались стойко и без паники. В самом опасном месте на стенах воины прикрыли себе ноги щитами, а тела вдавили в ниши под навесами. Их страховали другие стрелки, в которых камни не летели, и как только кречи пытались снизиться, навстречу им неслись стрелы.

К сожалению, подлые крылатые создания держали четкий потолок около ста метров и не опускались ниже, так что поблескивающие стрелы до них не долетали. Но и их камни не нанесли урона защитникам на стенах.

Пока кречи атаковали, я стал прикидывать убойную силу наших арбалетов, их возможности и вполне справедливо решил, что за шесть выстрелов все четыре твари оказались бы сбиты. Потому что они действовали совершенно не согласованно и даже не оглядывались друг на друга. То есть первая пара падет вниз чуть ли не случайно, а потом надо только успеть сделать перезарядку арбалета, самое затяжное по времени действо. В крайнем случае еще раз можно успеть взвести арбалеты и выстрелить вслед драпающим подранкам. Все-таки арбалеты созданы для прицельного поражения подобных целей даже с дистанции в двести метров.

— Разведчики! — подтвердил свои догадки сотник. — Камни кидали больше для отвлечения внимания и подсчета лучников на стенах.

— И что это значит? — спросил Леонид.

— Возможно, этой ночью они пойдут на штурм. Тем более что об эффективности своей потравы они знают и догадываются о больных: раньше мы выставляли на стены вдвое больше лучников даже при такой тревоге. Перед ужином эти разведчики тоже прилетят, опять будут кидаться камнями и все высматривать.

— Неужели кречи ночью лучше видят? — задал мой товарищ несколько опрометчивый вопрос. Хорошо, что его восприняли скорее как иносказательный, для общего плана беседы или проверочный. Хотя, даже постреляв десяток этих тварей при защите своей сгоревшей ладьи, мы могли и не знать особенностей их ночного зрения.

— Нисколько, — ответил врач — Просто при ночной атаке, да еще и при поддержке зроаков с поля, у кречей все преимущества нападения с высоты. Они сбрасывают вначале корзины с углями, потом на них горящий хворост и устраивают кострища. После чего они нас видят как на ладони, а нам только остается бессмысленно пялиться в темное небо и посылать стрелы в каждую неверную тень. Уже одно это заставляет более половины воинов смотреть только на небо, чем и пользуются прущие с поля зроаки. Именно так были взяты два остальных форта правобережья.

— Хм. Сегодня, говорите? — задумался я, посматривая вслед нагло орущим кречам, которые сбились в стайку и полетели в сторону ближайшего холма.

На вершине там хорошо просматривался огороженный частоколом лагерь, а вот что творилось за холмом? Жаль, не-чем там пошевелить людоедов.

— А лодок у вас сколько?

Мой вопрос заставил Трофима Осмолова тяжело и безнадежно вздохнуть. Хотя отвечал он с честно открытыми глазами:

— Две! — Он сразу подумал, что мы собираемся как можно быстрее отсюда смыться вместе с остатками магического угря, и, кажется, подозревал такой исход с самого начала.

Но не для того я клялся страшными клятвами отомстить людоедам, когда метался по двору от бича повара, а перед моими глазами стояла разрубленная детская ладошка, чтобы сейчас просто смыться на левый берег и поспешить по безопасной дороге к Рушатрону. Не для того я давил в себе бешеную злобу при виде вонючих созданий, которые воровали детей и служили сборщиками трупов для людоедов. Хоть одного, вернее, хоть один десяток, но я просто обязан уничтожить!

Кажется, отблески моих мыслей нечаянно пронеслись в моем взгляде на коменданта, и тот непредумышленно от-ступил назад, непроизвольно положив руку на рукоять своего меча. Я хрипло переспросил:

— Две? Значит, точно есть четыре! — затем вышел из донжона и опять уставился на холм. Вначале постарался успокоиться и унять дрожь мстительности, разлившуюся по всему телу, и только потом мечтательно протянул: — Эх, сюда бы только один гвардейский миномет!

После моего негромкого восклицания Леонид в тон поддакнул:

— И вдобавок штук сорок мин со шрапнелью.

А что, нам все можно! Мы буйные и отсталые бароны с диких гор, чего с нас взять? Но комендант, вставший сбоку, с какой-то надеждой в глазах сразу стал уточнять:

— А кто такая шрапнель и этот самый… как его? Миномет?

Ища сравнение, я почесал затылок.

— Да это больше бабкины сказки. Нечто вроде тирпиеня и летящей из него ядовитой дымки.

После чего в затылках зачесали врач с комендантом.

— Разве такое бывает?

— Так ведь говорю: сказки! А вы уши развесили. Да! Где у вас тут кузня?

— Имеется, — ответил сотник.

— И уголь есть? Меха? Железо для ковки?

— Да все как положено. Но вам-то зачем? — Но сам сразу же и догадался: — В оружии нуждаетесь? — Правда, тут же скривился от вида наших не блещущих атлетическим сложением фигур, — Мы вам шпаги выдадим. Если надо.

Я постучал себя по лбу и выдал сакраментальное:

— Знание — сила! — затем немного подумал и добавил: — Но если ты поставишь возле нас еще и по одному самому сильному в форте воину, наша сила увеличится в пять раз. Есть такие?

— Ну, если надо… — Сотнике недоумением переглядывался с носителем двух щитов, а тот только плечами пожимал.

— Тогда вначале бежим в кузницу!

По пути в местную вотчину дыма, копоти и жара Кайдан Трепетный от нас отстал, поспешив в лазарет для проверки состояния больных. Тогда как Трофим стал интересоваться в том же духе:

— Чем кузнецы тебе помочь могут?

— Не мне, а нам всем, — поправил его я, входя в небольшую кузню, где два затейника что-то разогревали в пышущих жаром углях, — Если ваши умельцы сумеют, то получится смерть и для кречей, и для зроаков.

На мои слова мастера обернулись и замерли. Видимо, о щедрых гостях и до них уже слухи дошли, потому что жилистые, худощавые мужчины продолжили уважительно молчать, но на губах играли усмешки. Мол, чего это мы не сумеем?

Я достал один из болтов и протянул на раскрытой ладони вперед:

— Вот, называется болт. Надо сделать точно такие же. Ими мы с бароном Львом будем убивать людоедов и их вонючих прислужников.

Минут пять кузнецы крутили, пытались согнуть, стучали, царапали и даже зубами пробовали болт погрызть, бормотали при этом что-то непонятное, а потом решительно спросили:

— А как этот сделан?

Описывать им условия штамповки на словах показалось мне делом неблагодарным и безнадежным. Поэтому я все показал больше на жестах и на примерах:

— Когда выливается вот эта ваша большая наковальня, вот такие болты делаются из глины, ставятся вот так на основу и железо заливается сверху. Наковальня застыла, глина выковыривается. Потом сюда кладется мягкое, раскаленное железо и ударяется молотом. Грубая заготовка готова. Потом на ней надо зачистить заусеницы и подточить вот эту канавку.

— Но ведь мы сейчас не будем лить новую наковальню! — возмутился один из кузнецов.

— Да и не надо. Залейте пластину вот такой толщины и уложите ее сверху на наковальню. Для работы в одни сутки она вполне выдержит. Сделаете до ночи десяток — поверю, что умеете работать. Получится полсотни — смело буду утверждать, что мастера. Ну а за каждый выданный болт поверх означенной полусотни получите от меня лично денежную премию.

Но премия кузнецов, кажется, совсем не интересовала, они с сомнением продолжали крутить болт и ожесточенным шепотом спорить между собой. Итог их спора стал для нас с Леонидом несколько неожиданным:

— Никто не заставит нас заниматься напрасным трудом. Этим кусочком железа можно убить только голубя, да и то лишь запустив ему в голову с расстояния не более трех метров.

— О-о-о! Какие недоверчивые папуасы! — возмутился барон Копперфилд. И хорошо сделал, что употребил незнакомое для людей этого мира слово.

Но все равно интонация мастерам сильно не понравилась. Они нахмурились, стали играть желваками, и тут к гадалке ходить не следовало, чтобы понять: таких зазнавшихся спецов и сам царь не заставит напрасно молотом ударить.

Но ведь сама суть спора решалась легко и быстро. Поэтому я предложил:

— А если я сейчас докажу, что этим можно убить укутанного в броню рыцаря со ста метров?

Впервые кузнецы заулыбались, показывая белые зубы и смешно, по-детски гыкая. Но замерший рядом со мной комендант вдруг зашипел истинно змеиным шепотом:

— Ночью возможен штурм со стороны зроаков и кречей, а вы лыбу давите?! На вопрос его милости отвечайте!

Даже этих прокопченных дымом гордецов проняло. Да и я понял, как иногда может быть сотник Осмолов опасен в минуту своей лютости.

— Ну если докажет, — скривился кузнец в задумчивости, — то мы тогда…

Затянувшуюся паузу прервал его коллега:

— То мы тогда все, что угодно, сделаем!

— Ага! Еще и нашим справным бароном называть станем, — ехидно добавил первый.

Чем отличается справный барон от обычного, я никак не мог вспомнить. Да, кажется, о таком вообще ни одного слова в прочитанной мною книге не было. Но звучало неплохо, да и по большому счету мне было глубоко плевать, как они меня назовут. Лишь бы приступали к работе немедленно.

Поэтому я выскочил во двор, прикинул самое дальнее расстояние, посоветовал коменданту и кузнецам, какую мишень соорудить, и помчался в выделенные нам апартаменты. Мой арбалет так и остался лежать нетронутым возле кровати, в чем я не сомневался. Раз уж ни одного кусочка тирпиеня не пропало, то что можно сказать о непонятном устройстве? Зарядить его с помощью корды оказалось делом тридцати секунд.

Во дворе бегом вначале подался к сооруженному чучелу: на простой палке цельный, видимо недавно отремонтированный доспех и сдавленный страшным ударом зроакский шлем. Как только я задумался возле чучела, барон Копперфилд авторитетно заявил:

— Стреляй в шлем, докажешь точность.

— А может, в доспех? — с придыханием поинтересовался сотник.

— Ваша взяла! Попробую угодить обоим!

После чего я перевернул шлем, зацепив ремешком за верхушку палки. Я еще и пояснил свои действия:

— По идее, болт должен и шлем пробить, и доспех. Разве что рикошет получится. Так что вот тут не стойте, а встаньте вон туда, мало ли что.

Все четверо меня послушались, встав в безопасное место. Все остальные воины, которым было видно происходящее во дворе, тоже сосредоточили свое внимание на предстоящих испытаниях. Я отошел к самой стене, старательно выставил планку прицела. Про оптику даже и не подумал, с такого расстояния я на пробах в пятирублевую монету попадал, так что не промажу.

Спуск. Щелчок. Далекий звон.

И со всей прыти уже бегу к неподвижному чучелу. Только и успел удивиться: а куда это мой живот делся?

Возле мишени мы все оказались одновременно. Причем кузнецы теперь открыто и ехидно улыбались. Им металлический звук показался совершенно безобидным и несущественным. Даже вслух пошутили:

— Неужели так далеко свой кусочек железа забросил?

А я с торжеством великого фокусника снял шлем и пальцем показал образовавшуюся в нем сквозную дырку. Потом в полной тишине показал еще большую дырку в броне доспеха как на грудной пластине, так и на спине. И только потом указал на лежащий возле каменной стены огрызок искореженного болта:

— Жаль. Одним убивцем кречей и зроаков меньше. Теперь ваша премия начнется только после пятьдесят первого болта.

Глава восемнадцатая

ПЕРВЫЙ РАУНД — СТРЕЛЬБА НА ПОРАЖЕНИЕ

За оставшееся до обеда время защитники крепости, в том числе и оклемавшиеся больные, побывали возле мишени и собственными пальцами значительно расширили получившиеся после показательного выстрела дырки. А уж сколько разговоров и пересудов велось на эту тему, не сосчитать. Спорили почти все, но большинство спорящих сходились в одном: заезжие бароны-благодетели имеют некие магические Устройства, которые могут плеваться или, подругой версии, швыряться маленькими кусочками железа с невероятной силой. Потому что сразу осознать и принять чисто механическую суть арбалета простые воины вряд ли смогут.

А я не сильно против этого заблуждения и возражал. И вовсе не потому, что не доверял данным людям или подозревал их в продажности. А потому, что каждая техническая новинка имеет палку о двух концах. И если суть арбалета или знание о его устройстве случайно попадет к зроакам раньше времени, то вся тотальная попытка уничтожить их единым махом пойдет насмарку. Они тоже могут наклепать подобного оружия, и тогда любая война вновь станет позиционной и затяжной. А у меня ведь была задумка прорваться в высший штаб империи Моррейди, тайно организовать и обучить полную дивизию, а то и все пять дивизий арбалетчиков, и только после этого единым ударом стереть империю людоедов с лица этого мира. Совместно с кречами. Чтобы о них даже следа в истории не осталось.

Конечно, сотник и несколько его десятников с этого момента прямо глазами ели и нас, и наши арбалеты. Наверняка мечтали взять в руки и подержать, рассмотреть как следует, но я этому воспротивился кардинально. Сослался на семейные тайны и запрет предков на раскрытие этого секрета до окончательной победы над зроаками. Отговорка была принята лишь официально, а неофициально, как я подозревал, ни комендант форта, ни его приближенные теперь не остановятся ни перед чем. Скорее всего, и без зазрения совести заберутся в нашу комнату для тщательного осмотра и попытки срисовать, измерить все детали и перенести эти размеры на чертежи.

Хорошо еще, что с того самого момента арбалеты находились возле нас постоянно и большого соблазна не получалось. А случилось это потому, что я решил любыми способами сократить время зарядки каждого устройства. В предстоящей охоте на кречей перед ужином мне это казалось основополагающим. А если ночной штурм состоится, то и при обороне форта скорострельность наших арбалетов скажет решающее слово.

Для этого нашему истребительному звену придали двух самых больших и сильных воинов, которые руками могли ломать подковы. А после первых проб еще добавили двух ловких молодых парней моего возраста. Потому что обращаться с высокопрочной полиамидной нитью следовало очень осторожно и деликатно. Чуть замешкался — и остался без пальцев. Это раз. А второе — все-таки три человека для обслуживания одного арбалета, как я посчитал, самое то. Здоровяк, числящийся первым номером боевого расчета, принимал у меня разряженное устройство, упирал его пяткой в выступающий камень и всем своим весом, совместно с силой, налегал на дуги. Второй номер заводил струну на место, четко выкрикивал: «Готово!» — и хватался за приклад. Детина распрямлялся, убирая свое тело чуть в сторону, и уже взведенный арбалет поднимался вторым номером мне для зарядки. К тому времени я как бы должен был успеть осмотреться, выбрать новую цель, быстро заложить болт в паз и прижать его стопором. То есть даже при сотрясении или наклоне болт не выпадал и оставался на месте. Потом мне оставалось только выстрелить. На все про все после усиленных тренировок и экспериментов у меня от выстрела до выстрела уходило десять секунд. Отличная скорострельность, если сравнивать с целой минутой, уходящей при стрельбе в одиночку и использовании ворота для натяжения струны.

У барона Льва Копперфилда на перезарядку уходило чуть больше времени, так как его арбалет был более тяжелым и более дальнобойным. Там и второй номер участвовал в натяжении струны и свою силенку прикладывал. Но и в этом случае пятнадцать секунд — прекрасное время.

Пока шла тренировка и отработка действий обоих боевых расчетов, кузнецы тоже развили бешеную деятельность. Дым с того края форта вздымался в небо то сплошным потоком, то густыми клубами, а на помощь туда отправили чуть ли не десяток выбранных самими кузнецами воинов. Первые изделия штамповочным методом они обещали дать только поздней ночью, ну а пока полным ходом пытались делать болты методом простой ковки из вытянутой толстой проволоки.

Заряды для обоих арбалетов употреблялись одни и те же, на что я в свое время указал своему отцу, так что мы очень надеялись на истинное мастерство кузнецов форта. Ну а если ожидания не оправдаются, чуть ли не шестьсот болтов для любого боя тоже должно хватить. Мало того, я сразу категорически потребовал от Трофима Осмолова максимальной поддержки в плане добывания уже использованных болтов из тел врагов, отмывки их, просушки и подачи нам для новой стрельбы. Но тут меня Трофим сразу заверил:

— Вы, главное, попадайте, а уж мы ваши железки из любого места быстро выковыряем, не побрезгуем.

Это он сказал в тот момент, когда мы стояли во внутреннем дворе, переводя дух после интенсивной тренировки наших боевых расчетов. Вот туда к нам и примчался Стае с докладом сотнику:

— Стол для обеда накрыт!

После чего я, даже не ожидая официального приглашения от старшего военачальника форта, вскинул арбалет на плечо и двинулся в сторону главного крепостного здания. При этом еще и посмеялся над поспешившими следом за мной сотрапезниками:

— Кто хорошо работает, тот хорошо ест!

— Да твоя милость хоть весь день проспит, все равно больше всех слопает.

— А что поделать? — плакался я присоединившемуся к нам врачу. — Болезнь у меня такая, неизлечимая.

— Это точно, — смеялся Леонид, — такое не лечится!

— А может, и не надо лечить? — Мы вошли в банкетный зал, и я всплеснул руками от восторга: — Это мы хорошо попали! Как в той песне пелось? «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро…

— …то там свинья, то там шашлык, на то оно и утро!» — еще больше развеселился мой напарник. — Мне почему-то кажется, что после данного обеда некоего барона Цезаря отсюда вынесут. Или просто выкатят, как надувшийся шарик.

Стол и в самом деле ломился от яств и разносолов. Даже какие-то особо яркие глиняные лейзуены стояли, и именно к ним вначале потянулась рука коменданта:

— Предлагаю дорогим гостям отведать самого лучшего вина нашего царства!

Кажется, это было и в самом деле нечто редкостное, потому что даже Кайдан Трепетный расширенными глазами присмотрелся вначале к емкости, а потом уставился на сотника. Тот просто пожал плечами:

— Для хороших людей не жалко!

Но я сразу его остановил:

— Ни в коем случае! Во-первых, нам еще нечего праздновать. Ни одного креча не подбили. Во-вторых, во хмелю глаз неверный делается. Можно и без пальцев остаться и только одно небо дырявить. Ну и в-третьих, я вообще предпочитаю не пить. Не тяготею, так сказать.

— Ну а если повод появится, выпьешь?

— Появится — выпью, — согласился я и отправил первую полную ложку чего-то очень вкусного в рот.

И понеслось! Безобразие оголтелого обжорства с моей стороны вновь стало неуправляемым. И только чуток заморив червячка, я вновь стал размышлять здраво: «Действительно, что-то со мной случилось страшное. Особенно мой жор усилился после употребления жареного тирпиеня. А что это значит? Кайдан на эту тему только мычит и пожимает плечами. Да оно и понятно, что столько магического мяса ни один идиот не съедал за всю историю, поэтому аналогов в медицинской практике еще не было. Но если я в самом деле настолько растолстею, что превращусь в колобка? Вон, уже и рубашки со штанами тесными становятся! Надо тормозить».

Но на такое было легче решиться, чем выполнить. ВТОРУЮ половину обеда я только и делал, что всеми остатками силы воли боролся с желанием хватать все подряд и кушать, кушать. Да какое там «кушать»! Наворачивать все, до чего руки дотянутся.

Но сдержанность все-таки сказалась. В том смысле, что на столе кое-что осталось из объедков, и я вышел на свет мирской собственными ногами. Выкатывать меня с позором не пришлось.

Ко всему прочему оказалось, что до планового прилета кречей оставалось часа три, а то и все четыре, и добродетельные хозяева предложили гостям поспать пару часиков. Комендант еще и настаивал на послеобеденной сиесте:

— Не переживайте! В крайнем случае, если летающие вонючки раньше направятся в сторону форта, мы вас успеем разбудить. Наблюдатели на башне не дремлют.

Как это ни казалось странным, но мне спать совершенно не хотелось. Несмотря на полный, округлившийся живот и осоловевшее состояние от сытости, мне хотелось куда-то идти, что-то делать, чего-то добиваться и свершать. Да только мой товарищ настолько заразительно зевнул, что я задумался. Затем он философски добавил:

— После сытного обеда по закону Архимеда…

И я безропотно пошел за ним следом в апартаменты. Хотя больше себя утешал мыслью, что следует и в самом деле немного вздремнуть перед возможным ночным бодрствованием. Куски тирпиеня так и лежали на столе, не распространяя при этом неприятного запаха. Подтверждая тем самым свое магическое происхождение.

Остальные вещи тоже оказались нетронуты, и мы, разувшись, завалились на кровати. Только и буркнули по парочке слов на тему, что и в самом деле «хорошо».

Разбудил нас негромкий стук в дверь, а когда я отозвался, в комнату заглянул Стае со своей вечно довольной физиономией:

— Ваши милости! Вы уже три кара проспали! И над лагерем зроаков кречи на крыло становятся.

— Уже мчимся! — выкрикнул я, резко усаживаясь на кровати и дотягиваясь до подаренных сапог. — Пусть наши расчеты ждут в условленном месте!

Леонид тоже обувался, затягивая шнурки на ботинках, тогда как я, сделав две бесполезные попытки засунуть ноги в голенища сапог, чуть не взбесился:

— Что за шутки?! Зачем ты поменял мне сапоги?

Он недоуменно взглянул на кучу подаренной нам обуви, потом на меня и беззлобно посоветовал:

— Лечиться надо!

Да и я сразу вспомнил: заснул он со мной одновременно и с кровати больше не вставал. Не то чтобы я так чутко сплю, но вот была у меня такая уверенность. Но ведь сапоги не налезали! Кто-то их явно поменял, пока мы спали!

Мой товарищ уже опоясывался ремнем с подсумками и болтами, поэтому коротко посоветовал:

— Да надень любые, лишь бы налезли! Потом разберешься с шутниками!

Действительно, стоило поторопиться, если я хотел занять удобную позицию до прилета кречей. Мне повезло сразу наткнуться на нужный размер, и вскоре я уже находился в небольшом лабиринте простенков, воздвигнутых на крыше второго, наиболее высокого донжона. Чуть выше находилась только дозорная башня, но оттуда сейчас спустились оба наблюдателя. Защищать башню от атаки с неба предпочтительнее получалось перекрестной стрельбой со стен и донжона.

А со стороны противника и в самом деле летела очередная кучка разведчиков. Причем не в ожидаемом количестве четырех особей, а сразу семи.

— Точно перед штурмом решили присмотреться! Да и Дым из кузни их явно заинтересовал! — констатировал сотник, покусывая от переживаний губы и посматривая на наши приготовления, — Справитесь?

— Будем стараться, — пообещал я.

Хотя на самом деле уверенности в себе не чувствовал. Сразу подозревал, что, как только первые тушки кречей рухнут вниз, все остальные бросятся наутек и достать их потом вслед будет практически невозможно. Ведь по движущейся воздушной цели попасть крайне сложно, аспидов человечества надо бить в тот момент, когда они зависают на месте и сами готовятся бросить камень. Если бы хоть на один арбалет с расчетом у нас больше было!

Но ничего, даже если тройка крылатых тварей сбежит и расскажет потом о странной смерти своих подельников, вряд это слишком насторожит неприятельское войско. В любом случае оно спишет первые потери на слишком удачные выстрелы из луков и слишком неосторожное, чрезмерное снижение. Мы для этого даже заранее отвлекающий маневр придумали, и, как только кречи прилетели, первое локальное сражение с нашим участием началось.

Семерка кречей оказалась не идентична по своему составу. Четверо прибыли с сумками, наполненными камнями. Двое несли какие-то корзины. Как мне сразу подсказали: то ли в корзинах средства для поджигания зданий, то ли емкости с очередной потравой. Ну и седьмой оказался в некотором роде то ли десятником, то ли координатором всей воздушной атаки. Именно по его сигналам камнеметатели прошлись вначале по крышам донжонов, а потом стали прицельно охотиться на воинов-лучников, прячущихся под козырьками на стенах. Пара летающих козлов с корзинами для начала зависла в районе центральных ворот форта и там ждала сигнала о сбросе.

Координатор тем временем повисел над районом кузни, все тщательно высматривая, и заметил тот самый наш отвлекающий фактор, который невдалеке от угловой башенки только под прикрытием тяжелых щитов готовился к стрельбе излуков. Может, десятник кречей выбрал именно воинов как цель для атаки, может, вспомогательное здание, которое примыкало к кузне, но сам остался висеть в районе ворот, а пара с корзинами подалась в сторону кузни. Причем четверка камнеметателей при этом настолько увлеклась прицельным киданием, что на троих своих подельников и внимания не обращала. Чем я и решил воспользоваться:

— Лев! На счет «три» вдвоем валим координатора! Раз… два… три!

Висящий прямо по солнцу кречи мне показался самым опасным и самым неуязвимым именно из-за блеска Светоча. Но наш спаренный выстрел оказался идеален: креч погиб сразу и камнем рухнул в каменный коридор между донжонами. Ни крика от него не послышалось, и если на это падение кто из врагов обратил внимание, то лишь со стороны лагеря на холме.

После чего мною была поставлена новая цель:

— Левую пару камнеметов! Я дальнего, ты ближнего! — Краем глаза я заметил, что товарищ уже прицелился. — Три!

Еще два тела кувыркнулось вниз в полной тишине. На отсутствии восторженных воплей среди защитников я настаивал заранее и очень строго. Один кречи упал во двор, второй прямо на стену, где его сразу же добили брошенными копьями. Следующий наш залп убил третьего камнеметателя и тяжело ранил четвертого. При всей своей хваленой точности — это я сплоховал. Хотя впоследствии выяснилось, что немедленному убийству врага помешал толстенный кожаный ремень для сумки, в который мой болт и попал.

Но раздавшийся звериный крик боли и отчаяния уже ничего особенно не решал. Твари с корзинами явно были ошарашены. Так и не выпуская свою ношу, они стали разворачиваться, дабы посмотреть, что случилось. Двоих собратьев по стае они никак не могли отыскать взглядами: один лежал на стене нашпигованный копьями, и еще один падал по пологой дуге наружу, за стену форта. Себя оставшаяся пара чувствовала на должной высоте и в полной безопасности, поэтому исторгла из своих гротескных ртов вопли ярости пополам с испугом и стала интенсивно разыскивать глазами неведомого обидчика.

Что нам и требовалось! О чем я страстно мечтал и с вожделением шептал нечто вроде такой просьбы:

— Ну, родненькие! Хорошие птички, хорошие. Замрите! Вот так! Отличные кречики, послушные. Сейчас мы вас подарочком угостим… Ой как угостим!

Перед этим я уже скомандовал Леониду, что стрелять будем по готовности зарядки, поэтому выстрелил первым, вполне расчетливо и зряче сняв дальнего врага. Это тоже помогло: оставшийся в живых в недоумении оглянулся в сторону и вниз на падающего подельника, который так и не отпустил свою корзину и теперь со стоном несся на каменные плиты двора.

В последний момент единственный живой кречи осознал нечто страшное и попытался спастись. Моментально освободившись от корзины, он резко раскинул крылья, собираясь набрать высоту.

Вот тут его и достал болт барона Льва Копперфилда. А когда мне в руки подали взведенный арбалет, я даже не стал вкладывать очередной болт в ложемент: добивать было не-кого. Но своих позиций мы не покинули, вполне подробно и в деталях предупрежденные сотником о возможном появлении новых кречей:

— В истории много подобных случаев, когда группу разведчиков таки сбивали на землю единым залпом, перед тем заманив в ловушку, выставив как бы беззащитную жертву. И практически никогда другие кречи не летели на помощь или на досмотр места происшествия по той простой причине, что на них нападает жуткий страх и некоторый паралич. Они страшно переживают смерть себе подобных. Но мало ли что! Вдруг и отыщутся отчаянные, чтобы прилететь немедленно? Зато через несколько часов, а в нашем случае — когда стемнеет, паралич их отпускает и они начинают беситься от злобы и ненависти настолько, что порой атакуют наших рыцарей с мечами в руках.

Понятно. Вначале шок, потом отходняк и желание отомстить. Хоть и подлейшие создания, но за своих друзей по вонючей стае постараются и нам доставить неприятности.

Объяснения были нами приняты, и мы оставались еще некоторое время на позиции, хотя больше поглядывали на творящееся в крепости действо. Упавшего за стену врага добили стрелами, и на него больше никто и внимания не обращал. А вот тот, который упал вслед за своей корзиной, теперь горел чадящим пламенем. Потому что корзина оказалась с раскаленными углями и предназначалась для поджигания любого доступного строения. Вдобавок и вторая корзина упала рядом, окатив тело креча второй волной жара и углей настолько, что тот пылал как картонный.

Пришлось его спешно заливать водой и крючьями волочь за открытые ворота. Иначе от мерзкой вони можно было задохнуться. Словно горел птичий помет. Туда же, прямо на поле, после извлечения болтов выволокли и все остальные тела. Причем защитники форта делали все это не большой толпой, а всего лишь с помощью трех конных рыцарей, цеплявших тушки летающих сатиров арканами и по очереди выезжая с ними за ворота. Попутно я узнал, что в подвалах первого донжона имеется еще двадцать лошадей, способных нести тяжеловооруженного рыцаря.

До холма с лагерем зроаков было километра полтора, и те все прекрасно видели. Но никакой конной атаки или попыток забрать тела своих крылатых прихлебателей людоеды не предприняли.

— Ждут ночи, — проворчал Трофим Осмолов, хмуро глядящий в сторону злейших врагов всего живого.

— Ничего, — бодро отозвался я, привлекая к себе всеобщее внимание. — И мы подождем! А чтобы не скучно было, Давайте подумаем и согласуем наши действия при отражении атаки огромных башен. Ведь наверняка они строят нечто подобное.

Да, у меня был повод для удовлетворения. Первый раунд мести зроакам и кречам мы выиграли всухую. Теперь оставалось дождаться и правильно подготовиться ко второму раунду.

Глава девятнадцатая

РАУНД ВТОРОЙ — РАЗГРОМНЫЙ

До самых сумерек мы только тем и занимались, что отрабатывали методы контрдействий против возможного ночного штурма противника. Вернее, методов проверенных и без нас хватало, но в данный момент, когда самыми ценными единицами обороны стали именно два арбалетчика, вся остальная тактика строилась лишь на прикрытии, защите или отвлечении внимания от баронов с их боевыми расчетами.

Только и отвлеклись два раза: на ужин да на испытание, осмотр первого десятка болтов, которые выковали кузнецы. Но если ужин прошел на должном уровне для моего ненасытного брюха, то предложенными мне изделиями местных умельцев я остался весьма недоволен и на каждом конкретно указал замеченные ошибки и огрехи. Неровные, с кривым оперением, порой слишком большие и тяжеловесные, болты могли сорваться во время стрельбы, повредить полиамидную нить, и хоть для каждого арбалета имелось по две запасные, менять ценнейший элемент во время боя — задача не из простых.

Поэтому я даже позволил себе немного пошуметь на смирно стоящих кузнецов. Тем более что Стае мне до того объяснил, что такое «справный барон». Оказалось, это некто высший, со званием наподобие магистра, слово которого считается свято, незыблемо, и к нему ученики имеют право обращаться только «уважаемый учитель». Мало того, без согласия справного барона его ученики не смели лишнего вздоха сделать. Они обязались согласовывать свое место проживания, вид работы, берущиеся заказы и получать добро на ведение домашнего хозяйства. Мило того, они даже свои семейные дела были вынуждены вершить лишь после полного одобрения «уважаемого учителя». То есть вступать в брак, женить сыновей, отдавать дочерей замуж.

Над последним я особенно посмеялся.

— Разве у них есть дочери?

— А как же! Это только сейчас форт на военном положении и все гражданское население на левом берегу. А когда все спокойно — тут и жены спят, и отцы туда на ночь уезжают. Семьи большие.

— Так что, получается, теперь, кузнецы из-за неосторожного обещания ко мне в кабалу пожизненную попали?

— Получается, что попали, — радовался Стае, словно сам стал справным бароном.

Больше поговорить мы не успели, и от данного слова я собирался освободить кузнецов в самое ближайшее время, но при распекании за нерадивость и неумение в выражениях не постеснялся. Пусть стараются, получение моральной и духовной свободы еще заслужить надо!

Старались. Когда я уходил из Кузни, как раз выколачивали первую пластину с заполненными глиной выемками. Может, после этого изделия станут приемлемыми для стрельбы?

Как только стало темнеть, вокруг холма с неприятельским лагерем началось интенсивное повеление. Там виднелись отблески гигантских костров, передвигались тени осадных башен и гарцевали на лошадях облаченные в броню рыцари-зроаки.

Теперь уже приготовления к Готовящемуся штурму ни у кого не вызывали сомнения. И мы с Леонидом отправились на свои позиции. Практически мы с ним оставались в пределах видимости и могли перекрикиваться для согласования Действий. Но как оно будет в шуме и суматохе боя, предсказать было невозможно.

Я выдвинулся к угловой башенке правого фланга нашей обороны, и приданные мне двадцать луч ни ков только и обязывались беречь мою тушку с помощью оружия, деревянного навеса из толстых досок и самого здания башенки. Еще больше воинов прикрывали барона Льва Копперфилда. Кстати, мой товарищ перед боем маску снял, а свои шрамы раскрасил не радугой мэтра клоунады, а темными штрихами в стиле Рэмбо. И стал выглядеть настолько жутко и гротескно, что даже я вздрагивал, натыкаясь в сумерках на его лицо взглядом.

Кажется, именно тогда оказавшийся рядом со мной врач и удивился вслух:

— Зачем ему менять внешность и делать себе нормальное лицо? Станет как все. А тут смотри, какой образ!

Кстати, Кайдана Трепетного тоже приставили ко мне в охранники с помощью магии. Вначале я обрадовался, но после беглого перечисления боевых возможностей разочарованно спросил:

— И это все?

— А чего ты хотел, если я только недавно со вторым щитом сросся?

— Но первый что тебе дал?

— Скорость, силу, ловкость, выносливость… — стал с гордостью перечислять носитель, но я его не совсем вежливо перебил:

— Понятно. То есть все то, что и так можно набрать путем тренировок и физического совершенства.

Кайдан возражал, интенсивно продолжив длиннющий список, в котором ничего действенного вроде как не нашлось против любого воина, который приблизится и резко двинет носителя двух щитов мечом по «кумполу». Как-то большего я ожидал от местных магов. Или это просто я с таким слабым познакомился? Но как-то не впечатляло.

Чуть позже, уже вглядываясь в ночной мрак, врач форта похвастался, что из сорока одного человека, еще утром лежавших в бессилии, на стены и на вспомогательные работы отправилось тридцать девять. А оставшиеся двое обязательно к утру встанут в строй. Ну, тут мясо тирпиеня оказалось на умопомрачительной высоте в своей магической сути.

— Вот бы так еще и носитель щитов мог лечить! — вырвалось у меня.

На что Кайдан только хмыкнул:

— Чудес в нашей жизни не бывает.

Хорошее выражение. Нонсенс для данного мира, а вот как-то зацепило. Даже поругаться захотелось. Как это чудес не бывает? Вот на Земле точно не бывает: сплошная техника, загрязнение окружающей среды и раздуваемые междуусобицы между оболваненными толпами народа. Вернее — чуда до сих пор не было. Сейчас-то уже есть, но об этих чудесах знает только пять землян да барражирующий иногда по лесу рядом с Лаповкой Грибник. А вот что случится, если вдруг с помощью Интернета по всему миру раскинуть знания об иных мирах, иных вселенных и иных цивилизациях?

Этот страшный вопрос я оставил на потом, потому что в свой прицел с инфракрасным освещением заметил начавшееся наступление зроаков. А через полчаса и взлетевшую с холма стаю кречей в количестве около сорока особей. С самого начала все мои сообщения дублировались дрожащим от восторга шепотом по всему форту. Чуть кличка с первой минуты не приклеилась: «Зрячий в ночи».

— Со стороны холма двигаются три штурмовые башни. Пока идут след в след!

Не страшно. Командование форта опасалось, что таких башен зроаки настроили четыре, а то и пять. А раз только три, то живой силы у них не так уж много. Максимум около двухсот — двухсот пятидесяти воинов. Что при надлежащей обороне и полном комплекте всего гарнизона почти не страшно.

— Показалось три отряда рыцарей. Каждый примерно три, четыре и пять десятков, — докладывал я, вращая своим арбалетом, установленным на подпорке, во все стороны. — Самый многочисленный принял в сторону по большой дуге, скорее всего, будет атаковать донжон. Тянут за собой длинные лестницы. Самый меньший отряд прикрывает передвижные башни. Сорок рыцарей сдвинулись по направлению к нашему флангу.

То есть и в самом деле получалось около двухсот зроаков. Ну разве что непосредственно в лагере остался кто-то из самого крупного командования и десяток, максимум два охраны. Неплохо для такого «неравного» сражения. Ведь враг рассчитывал застать на стенах из защитников лишь половину личного состава. И если бы не наша добыча тирпиеня, подсчеты командира зроаков почти совпадали.

Ну и самая страшная сила, которая им помогала в ночи, — это подлые летающие отребья. Они взлетели тогда, когда движущимся башням оставалось до стен форта пройти всего сто пятьдесят метров. И каждый из кречей волоку себя под лапами огромную корзину с углями. Башни чуть преобразовали строй, выстраиваясь клином, и приближались хоть и медленно, но неумолимо. Многочисленные амбразуры для стрельбы пока прикрывали выставленные наружу тяжелые щиты. По логике такой щит полновесным копьем пробить можно, но ведь только с расстояния метров двадцать, не больше. Но еще раньше высунувшиеся лучники расстреляют любого копьеметателя.

Пятиэтажные башни — это не шутка! Мне было прекрасно видно, как они раскачиваются от неровностей почвы, но, к сожалению, так ни одна и не завалилась. А когда приблизились на двести метров и выпрягли поставленных перед башнями лошадей, продвижение стало втрое медленнее, но зато и более плавное. Теперь башню тянули лишь лошади внутри да сами воины с боков и сзади. При этом они совершенно не смотрели ни в сторону, ни назад, ни на небо. Чего смотреть? Если толкать надо.

Этот и масса других факторов только способствовали нашей победе. Вначале я стал с максимальной скорострельностью сбивать несущих угли кречей. Они падали прямо на поле, и там легко разгорались островки сухой травы и пирамидки сложенного после уборки мусора. Вроде мелочь, но она сразу дала шанс начать стрельбу и моему товарищу. Причем он по предварительной договоренности принялся за планомерное и поголовное истребление рыцарей, приближающихся к центральным воротам. Ориентировался он при этом на слабый отблеск начищенных рыцарских доспехов. И начал истреблять врагов с хвоста колонны.

Пока те спохватились, уже более десятка людоедов рас-прощались с жизнью. После чего командир отряда вполне логично предположил нападение запасного отряда лучников именно с тыла и организовал круговую оборону. Даже заставил спешиться некоторых рыцарей и прикрываться лошадьми. Нет ничего лучше, чем враг, не знающий о твоих преимуществах! Еще десять минут — и под покровом ночи с нашей стороны к врагам метнулся отряд из десяти воинов с топорами и широкими короткими кинжалами. Они без-жалостно добили всех, кто оставался в сознании или взывал о помощи.

Тем временем форт продолжал вести трудную оборону. Я подбил четверых вонючек еще над полем. Но уже это заставило остальных сильно дезориентироваться. Им показалось, что их собратья уже стали сбрасывать угли на крепостные стены. Поэтому и еще пяток корзин безопасно рухнули вниз. Четыре емкости с углями умудрились попасть на стену, ну а все остальные «живые „юнкерсы“», к сожалению, сбросили свой раскаленный груз на внутренние строения форта. После чего все дружно разворачивались и неслись к холму за новыми корзинами.

Жуткий тактический просчет! Пока они бомбили, разворачивались и улетали, я сбил еще восемь кречей! Итого — двенадцать! И в суматохе разворота, спешки и желания успеть за второй порцией углей никто на это особо не обратил внимания.

Понятно, что тушить пожары — тоже не сахар. Но для этого внизу оставались воины, имелось вдосталь воды, песка и должных емкостей. Так что, когда вторая волна с корзинами вновь приблизилась к форту, ни единого огонька у нас не горело. Жирный плюс — я за это время остановил ближайшую ко мне башню, и она замерла на месте в ста двадцати метрах от стены. Леонид как раз тоже закончил отстреливать пять десятков зроаков из первого отряда, после чего перенес стрельбу, причем ставшую довольно малоэффективной, на башню со своего фланга.

Во время второго налета на форт я уже стрелял, как в тире, спокойно и без единого промаха. Теперь отблески падающих в поле корзин меня больше слепили, чем помогали, но я и с этим справлялся: еще шестнадцать кречей прекратили свою никчемную жизнь.

Пожалуй, в тот момент и для меня создалась наибольшая опасность. Корзина с раскаленными углями рухнула буквально в нескольких метрах от нашей группы, прямо на стену. Но с той стороны стоял носитель двух щитов, Кайдан Трепетный. И не знаю, как он там прикрывал и чем морозил, но ни я, ни остальные воины прикрытия не получили ни единого ожога. Сразу потухший жар словно смело со стены ледяным порывом ветра. Правда, после этого магические силы Кайдана истощились полностью и окончательно, и он поспешил вниз оказывать помощь раненым как врач.

А я стрелял, не теряя драгоценных мгновений.

На этот раз оставшиеся в живых кречи обеспокоились не на шутку, но ничего, как взлететь повыше, не придумали и вновь поспешили к своему лагерю. Как позже выяснилось, за камнями и за мечами. Вернее, не так мечами, как длинными и тонкими саблями, которыми самые воинственные кречи орудовали с неожиданной легкостью и лихостью.

За время отсутствия кречей я уничтожил отряд, приблизившийся к моей башенке на правом фланге обороны, и располовинил отряд, который прикрывал передвижные башни в центре штурмующих, и теперь интенсивно пытался сдвинуть с места остановленную мной громаду. А тут и второе подобное строение замерло: худо-бедно, но Леонид с этим справился.

Третью атаку с воздуха мы встретили уже спаренными залпами и за каких-то три-четыре минуты уничтожили всех кречей до последнего. Весть об этом тут же разнеслась по всему форту, и силы, энтузиазм и вера в победу среди защитников буквально утроились. С той минуты враги остались только одни — зроаки! За небом следить нужда отпадала. Теперь в окончательном итоге сражения никто не сомневался, и сам сотник возглавил выскользнувший через центральные ворота отряд конных рыцарей. Они отправились по большой дуге и ударили по зроакам с тыла. А чуть позже и встретили в пики несущийся на них отряд от лагеря противника. Видимо, командование не могло понять, что конкретно творится на поле боя, поэтому послало отделение для осмотра. Весь десяток людоедов тоже вырубили одним неожиданным наскоком.

Как раз в это время нам на стены доставили первые десятки болтов, сделанных кузнецами с соблюдением основных стандартов и моих требований, и мы с Леонидом постарались использовать в первую очередь новые изделия. Тем более что высокой точности, как при стрельбе по кречам, уже не требовалось. Несколько тяжеловатые, изделия местных умельцев на близком расстоянии даже обладали более убойной силой. Впоследствии помощники кузнецов так и подносили нам боеприпасы небольшими партиями по десять — пятнадцать штук в каждой.

Передняя башня приблизилась тем временем к стене мет-ров на пятьдесят, и щиты стали чуть сдвигаться в сторону, открывая своим лучникам щель для стрельбы.

— Лев! — крикнул я, и мой крик продублировали по цепочке, — Бей сквозь щиты!

Оказалось, весьма действенно! Вскоре почти все щиты попадали под колеса башни, и мы уже методично расстреливали мельтешащих внутри стрелков. Парадоксально, но засевшая на вершине башни штурмовая группа лишь цепко Держалась за борта, мечтая только об одном: не вывалиться наружу при качке. Поэтому вниз никто особо и не посматривал. То есть заметить, что подстраховки в виде лучников уже не существует, члены штурмовой группы не смогли или не догадались.

В итоге им никто не посочувствовал.

Башня приблизилась к стене на расстояние пяти метров, и висящий на канатах широкий мостик рухнул на камни парапета. Тотчас засевшие на верхней площадке людоеды с грозным ревом бросились на штурм форта. И с тем же самым ревом, но уже боли и ужаса стали валиться с мостка, пронзенные стрелами. Кто в ров упал, кто на стену, но погибли все быстро и неосознанно. Разве что парочка спряталась на площадке, так их пришлось добивать копейщикам.

По команде на стенах и под ними запылали костры из сброшенного вниз сухого хвороста, и стало видно на большое расстояние в глубь поля боя. Ночной прицел мне пришлось снять, но эффективность стрельбы только усилилась. Мы с Леонидом добивали любого шевелящегося зроака, попадающего в наше поле зрения. Отряд рыцарей во главе с сотником Осмоловым пускал кровь в тылах врага. А когда и там добивать стало некого, Трофим развернул свой поредевший отряд и бросился на штурм самого штаба зроаков.

К сожалению, а может, и к счастью измученных рыцарей, штаб ударился в панику и поспешно отступил, оставив имущество, обоз и даже не уничтожив нескольких пленных людей, которые работали на рубке леса в последние дни. Ушло около сорока людоедов, и, хорошо это рассмотрев, сотник не стал напрасно рисковать при погоне. Вернувшись к форту, он правильно сделал: из его отряда в двадцать три рыцаря семь человек погибли и трое получили тяжелые ранения. Из оставшихся тринадцати воинов более половины имели легкие ранения.

Не обошлось без жертв и в самом форте. Здесь пало одиннадцать человек.

Но как ни прискорбна была общая цифра жертв при обороне Уставного, восемнадцать погибших не шло ни в какое сравнение с потерями зроаков. Когда стало светать, подвижные отряды насчитали двести тридцать один труп людоеда и сорок два кречей. Если встречались раненые, то их сразу добивали, хотя сотник потом и ругался за это самоуправство страшно. Такого уничижительного удара зроаки не получали уже очень давно, и по этой причине прямо во внутреннем дворе после завершения всех дел и оказания полной помощи раненым состоялся малый банкет, совмещенный с поздним завтраком и ранним обедом. Кричали такие здравицы, выдавали такие тосты и пожелания, что даже я стал помаленьку потягивать крепленое вино из подаренного мне кубка. Вино мне понравилось. Потом удивительно взбодрило. Как и золотой кубок, украшенный камнями, который я старался из рук не выпускать. А напоследок я почувствовал себя всесильным и стал петь вместе со всеми древний победный гимн царства Трилистье.

Глава двадцатая

РАУНД ТРЕТИЙ — ПОБЕГ

Как раз в момент затянувшегося исполнения гимна со стороны берега к форту и прибыли многочисленные обитатели левобережья. Да и несколько ладей из верховий реки прорвались сквозь заслоны зроаков на правом берегу. Кстати, по словам прибывших из дальних весей, получалось, что боевые действия ведутся на больших участках правого берега.

После чего победный банкет перешел в несколько иную стадию. Вначале стали оплакивать павших. Потом их унесли к месту захоронения чуть дальше вдоль берега. После чего масса народу и воинов ринулась в покинутый лагерь зроаков за трофеями. Отдельные трофейные команды опять-таки с помощью трофейных коней и повозок свозили доспехи и все снятое оружие к берегу. Оттуда перевозчики все это интенсивно доставляли на левый берег. Не стал сотник хранить такое огромное состояние в стенах форта. С башнями поступили тоже весьма мудро и расчетливо. Подтянули их к обрыву и столкнули вниз на песчаный пляж. Так что разбирать на бревна не пришлось. А внизу обломки проворно вязали в плоты и тоже тащили к рыбацким поселкам. Лес там ценился, и добру пропасть не дали.

Специально собранная команда препарировала трупы врагов и с завидной скрупулезностью доставала арбалетные болты. Даже явно поврежденные не выбрасывались, а складывались в отдельный мешок, дабы впоследствии быть представленными пред ясные очи их милостей для отчета о проделанной весьма нелегкой, жутко неприятной работе.

Помимо всего и кузнецы ни на минуту свою работу не прекращали. Со стороны кузни неслись гулкие удары молотов, громкая ругань и звон наковален.

Самые большие плоты использовали для переправы лошадей, коих насобирали к финалу дня около сотни. Не стали брезговать и павшими на поле боя животными, конина ценилась не хуже иного мяса. Ближе к вечеру эвакуировали из форта и всех раненых. Кстати, каждый для ускоренного лечения получил должные порции магического тирпиеня, и — как обещал врач — выживут все. Но обещал это он, пробегая мимо и говоря все на ходу.

Потому что ни его, ни прибывших с другого берега старост, ни самого сотника с десятниками за столом во дворе больше не оказалось. Праздновать победу осталось только человек двадцать: оба барона-благодетеля, услужливый Стае и чуть более полутора десятков легкораненых, которые все равно ничем не могли помочь своим товарищам. А вот кушать и даже пить — получалось у них прекрасно. Уж про нас с Леонидом я и не вспоминаю. Мы отрывались по полной. За парочку часов мы так изрядно «накушались», что я и в самом деле стал похож на Винни-Пуха, а вино у меня только что из ушей не выливалось. Сам удивляюсь, чего это я так набрался? Бывали времена, когда подруги меня и не так спаивали, но чтобы сам? Да еще и до такой степени?

Только и находил потом оправдание своему поступку, что славная победа над самыми злейшими врагами каждого человека вскружила мне голову и начисто затмила здравый рассудок. И то еще, что мой организм оказался значительно более стоек к алкоголю, чем организм прославленного мэтра клоунады. Его первым унесли в нашу комнату вместе с арбалетом, там аккуратно раздели и бережно уложили на кровать. После успокоения на ложе одного барона Стае вернулся за другим, то бишь за мной. Еще и уговаривать меня пришлось, потому что я никак не хотел отрывать одну руку от стола, а второй рукой продолжал колотить по нему кубком и заплетающимся языком требовать:

— Ну! Еще один глоток! За победу! Наливай!

Так меня с кубком и унесли. Пока несли, меня изрядно укачало, и я уснул мертвецким сном дорвавшегося до дармовой выпивки алкоголика. Случилось это примерно в послеобеденное время, так что выспаться до ужина мы все равно не успели. Зато сами проснулись, когда почти стемнело. Вернее, это Леонид потревожил мой нежный сон каким-то несуразным, неразборчивым мычанием. Шевелить тяжеленной головушкой мне вначале долго не хотелось, поэтому я только с шестой или десятой попытки понял, что хочет мой товарищ:

— Пить! Будь ты проклят, Мохнатый, если опять не дашь опохмелиться!

Видимо, ему приснились кошмарный манеж и проклятая работа в передвижном цирке. Пришлось сочувствующе помычать в ответ и попытаться самому вспомнить, кто я и что здесь делаю. Вспомнить о себе ничего путного не удалось, зато ясно представилась бочка с ледяной водой, стоящая совсем рядом со спальней. Вот какая у меня память избирательная с перепою!

Со вздохом уселся на кровати, и в следующий момент меня оглушил знакомый голос. Заодно он жестко, до боли в висках напомнил, кто я такой и что здесь делаю.

— Ваши милости! Вставайте! Тревога! — Стае влетел в спальню, чуть не грохнулся, споткнувшись, рассмотрел меня и запричитал: — Беда, господин Цезарь, беда! Сотник выслал Дальний дозор еще пополудни, и вот теперь от них голубок прилетел с плохой новостью: огромное войско зроаков в нашу сторону идет! Никак не меньше пяти тысяч рыцарей. Видимо, те, что ночью сбежали, к ним подались и теперь сюда мстить ведут.

Хмель выветривался из головы, словно от урагана. Зашевелился, пытаясь встать, и мой товарищ. А я, пошатываясь, ввалился в ванную и с размаху засадил голову в бочку с ледяной водой. Вынырнул и вместо вопля воскликнул:

— И что?

— Комендант объявил полную эвакуацию личного состава на левый берег. Надо спешить!

Это мне нравилось. Раз обстоятельства так складываются, то лучше и в самом деле оставить форт, но зато спасти всех людей. Мы и так тут славно повоевали, теперь можно и отступить на более укрепленные, а главное, неприступные из-за широкой водной преграды рубежи. И Трофим не стал оглядываться на приказы или указания из ставки князя Михаила держаться на стенах до последнего воина. Молодец!

Другой вопрос, что эвакуировать следует в первую очередь самое ценное, а про тирпиеня никто сам спросить и права не имеет. Не хотят умирать от ядовитой дымки! Хорошо, что я сам вспомнил, выходя из местного аналога ванной комнаты:

— О! Ты чего стоишь?! Бегом куски тирпиеня в руки и на берег! Стоп! Зови еще двоих!

Стае сделал это через окно, и, когда все трое уже оказались нагружены, я отдал строгий приказ:

— Что бы с нами ни случилось, вы должны эту лечебную панацею сберечь и в крайнем случае употребить для нужного дела по собственному уразумению. Даю вам на это полное право. — Заметив, что они замешкались, топчась на месте, рявкнул, как положено: — Выполнять! Бегом!

Больше мы ни Стаса, ни его помощников не видели. Но кто-то нам чуть позже подсказал, что парни сразу с первой лодкой отправились на левый берег Лияны. Раз уж я назначил их своими наследниками на такой ценный груз, то уровень трех воинов на социальной лестнице сразу резко подскочил вверх.

Экипировались мы и загрузились своими пожитками довольно быстро, хотя и на этот раз не обошлось со странной чехардой с обувью. Мне показалось, что опять я надел совершенно новые сапоги из кучи под стеной. Свою многокарманную курточку я на этот раз надевать не стал, а продолжил пользоваться местным аналогом боевого жилета. Тоже вещь весьма удобная и, будучи накинута поверх ремней и патронташей с болтами, оказалась весьма просторной и практичной. Кстати, после ночного сражения зарядов у нас оставалось всего лишь по четыре десятка на каждого.

Во дворе под торчащими из стены факелами нас ждали оба боевых расчета с мешками болтов, как потерявших свою годность, так и вполне еще пригодных для стрельбы. А рядом с ними, на столах, поблескивали разложенные по рядам новые, наштампованные кузнецами смертоносные жала.

— Последние еще теплые, — любовно поглаживая оперения рукой, похвастался один из гигантов. Кузницу только что разобрали и самое ценное к берегу понесли.

— Сколько? — коротко спросил я, лихорадочно хватая то один, то другой болт и проверяя его на правильность исполнения. Как на первый взгляд, то очень, очень неплохие они получились для таких кустарных условий производства.

— Восемьсот! И более двухсот пригодных достали из тел кречей и зроаков.

— Хо-хо! — обрадовался Леонид, интенсивно распихивая болты по своим подсумкам и патронташам и кивая запыхавшемуся сотнику, — Да мы еще одно сражение выиграть можем! Кого стрелять будем?

— Никого! — резко выдохнул Трофим, — Немедленно уходим на тот берег. С минуты на минуту наши разведчики Должны примчаться, и надеюсь, они успели солидно оторваться от погони.

— А если не оторвались? — озвучил я очевидную мысль.

— Ну, тогда их прикроем залпами из луков, а потом и сами в лодки попрыгаем.

— И для всех лодок хватит?

— Снуют между берегами вовсю, но пока сами на берег не спустимся, не узнаем.

— Тогда надо какой-нибудь барьер перед самым обрывом соорудить, — посоветовал я. — Мы там с расчетами чуть подождем и, когда уже точно все эвакуируются, спокойно отойдем последними. Для нас шестерых одной лодки хватит.

— Ладно, давайте бегом к берегу, там разберемся! Тем более что телег над обрывом скопилось порядочно, чем не барьер против любой конницы?

Дюжие первые номера легко подхватили наши рюкзаки, вторые номера — мешки с болтами, и мы поспешили вместе с последними воинами и сотником Осмоловым к берегу. Причем, уходя последним, он поджег огромные кучи хвороста у ворот как первого, так и второго донжона. Хотя я заметил при этом навернувшиеся у него на глаза слезы, но говорил от твердо:

— Иначе самим потом штурмовать придется. А так легче будет после возвращения отстроить заново.

— Одобрям! — хлопнул я его по спине. — Нечего врагам готовую крепость оставлять.

— Не только это. Разведчики сразу поймут, куда мчаться, — стал перечислять дальновидный сотник. — Нам их видно будет отлично при свете пожара, зроаков сразу рассмотрим, если они на хвосте сидят, стрелять будет сподручнее по теням на светлом фоне.

На кромке берега и в самом деле ничего особенно сооружать нужды не было. Более пятидесяти повозок огромной дугой прикрывали уводящий вниз овраг, по которому и мы всего лишь вчерашним утром сами сюда карабкались. После приближения к самой кромке перепада высот становился виден берег, освещенный несколькими кострами, и группки людей, поспешно рассаживающиеся в прибывающие лодки. Вроде и средств доставки было достаточно, а воинов все равно оставалось довольно много на пляже. Да плюс отряд в двадцать лучников, который во главе с сотником и нами отходил от форта последним.

Прикинув на глаз, что лодок все равно не хватит даже на тех, кто уже на берегу, Трофим стал распоряжаться на самом обрыве:

— Связать все повозки между собой! И оставьте проход для наших! Потом сразу туда затолкаете вот эти три огромные телеги! И еще: приготовьте четыре факела для подачи сигналов, но чтобы пока они не горели.

Все приготовления сделали быстро, после чего каждый выбрал для стрельбы наиболее удобную, защищенную позицию, и мы стали ждать. Правда, не совсем беззвучно, потому что один из воинов продолжал смотреть на берег и вслух комментировать процесс эвакуации:

— Человек пятьдесят осталось. О! Еще две лодки показались! Теперь чуть более трех десятков. Еще шестерых забрали. Здорово! Большой баркас сразу двенадцать человек загрузил! А вот и последние отплыли… Одна… Уже три лодки с кормчими стоят у берега и ждут нас. Еще две прибыло…

— Уже легче! — не сдержал радостного восклицания сотник, — Где же эти дозорные?..

Словно услышав его мольбы, что-то замаячило в моей ночной оптике. Как мне ни мешал отблеск разгорающегося пожара, но, прикрываясь с правой стороны досками, сумел-таки рассмотреть всадников. Вначале только нескольких.

— Вижу! Четверо наших! — Мое восклицание вызвало радостный рев среди лучников. А я уже просматривал пространство за спинами скачущих во весь опор разведчиков, и не зря: — Вижу погоню! Один метрах в пятидесяти! За ним еще три зроака! Растянулись цепочкой! Без доспехов, видать, легкая кавалерия. Опа! За ними еще пять… нет, около десятка! Вроде за ними еще кто-то виднеется.

Ну, воевать из нас никто не отказывался. Наоборот, все горели желанием напоследок хоть как-то отомстить за покинутый и сожженный собственными руками форт. Так что послышался шум, когда все лучники натянули тетиву и достали первые стрелы. Остальные они разложили в пределах досягаемости.

Два молодца выдвинулись вперед с факелами и закрутили их условными фигурами. Да и сами дозорные, уже издалека рассмотревшие горящий форт, сразу скорректировали движение своих уставших лошадей прямо к оврагу. Но так как они могли в темноте просто убиться, врезавшись в телеги, им и показывали сигналами остановиться, а когда взмыленные лошади стали останавливаться, еще и криками продублировали:

— Спешивайтесь! И к нам! Тут телеги! А погоню сейчас перебьем! Тут и бароны, и лучники! Сюда, сюда!

Кажется, коней загнали насмерть, потому что те, даже избавившись от всадников, успевали сделать лишь десяток-два шага в сторону и заваливались с болезненным храпом на землю. Но увы, тут уже было не до посмертной благодарности верным друзьям человека. Дозорные тоже шатались от усталости и бессилия. Потушившие факелы воины хватали товарищей под руки, проводили по узкому проходу и сразу же сдвигали расставленные чуть раньше повозки. Еще и веревками крепко связывали, фиксируя мертвыми узлами.

А оба наших арбалетных расчета уже давно работали с полной нагрузкой. Причем начали мы отстрел примерно со второй пятерки зроаков, уверенные, что первых лучники и сами успокоят. Так и получилось. Самые шустрые оказались уничтожены, не сумев добраться до засеки и даже не рассмотрев ее. Зато скачущие во второй волне погони, не снижая скорости, постарались не просто атаковать всем скопом, а сбились в единый клин, выставили перед собой щиты и продолжили наступление с яростным воем. Слишком им, видимо, хотелось догнать, растоптать и уничтожить. Да и численность им позволяла чувствовать себя непобедимыми: около шестидесяти всадников.

Этим удалось домчаться до засеки, и добрый десяток убился насмерть, врезавшись в темноте в неожиданную преграду. Остальных наш отряд перестрелял без особого напряжения.

Разве что нескольким зроакам, скачущим в самом тылу, удалось развернуть своих коней и ускакать за пределы зоны поражения от прицельного огня наших орудий. То есть около трехсот метров. Конечно, и на таком расстоянии убойная сила у болтов оставалась, но пока мы не видели смысла показывать такую дальнобойность. Враг отступил и вряд ли больше сунется к берегу в ближайшее время, а значит, наш отряд может преспокойно эвакуироваться.

— Ну что там?! — восклицал сотник у меня над ухом.

— Да вроде как и тяжелые рыцари прискакали, — пытался я рассмотреть неясные тени, — Спешиваются, все спешиваются.

— Элита! — словно выплюнул Трофим, — Чтоб они быстрее издохли! Своих лучших коней берегут. Сейчас соорудят деревянные щиты или железными большими прикроются и пойдут в атаку пехом. Кречей не видно?

— Ни одного.

— Значит, отстали во время скачки. Уходим! — решился он наконец, — Вполне успеем! Цезарь, двигайся!

Воины сорвались с мест и поспешили вниз, тогда как я решил еще пополнить свой счет убитых людоедов. И опять у меня перед мысленным взором замаячила детская разрубленная ладошка. Поэтому я отвечал таким тоном, что суровый сотник даже не посмел что-то возразить:

— Отходите все! Для нас шестерых оставьте только одну лодку с кормчим. Мы тут еще чуток развлечемся и вас догоним. Ну! Давай не стой и не серди меня понапрасну! — Не дожидаясь от него ни слова в ответ, я переключился на своего товарища: — Барон Копперфилд, а не лучше ли нам слегка сдвинуться к центру?

— Истину глаголете, друг мой! Этаким способом мы с одного выстрела и двоих порой завалим. На войне бережливость тоже нужна.

Внутренне я порадовался за своего товарища. Кажется, он уже прошел все испытания на выносливость, чувствительность, бесстрашие и умение действовать холодно и расчетливо. Как по мне, то он действительно сейчас напоминал больше прославленного Рэмбо, чем мэтра клоунады. Да и его боевая расцветка, которую он подновил перед уходом из форта, лишний раз это подтверждала.

Трофим Осмолов только и позволил себе пригрозить:

— Пока вы не начнете спускаться, мы отчаливать не ста¬нем.

— И зря!

— Нет, не зря! Вон какой туман по воде стелется! Скоро там ни зги не рассмотрите.

— Но кормчий не заблудится?

— Никогда! Тем более для вас самого лучшего поставим. И вообще…

— Все, кончай торговаться, — перебил я его и вновь приник к окуляру своего прибора. Только и услышал за спиной топот сапог убегающего сотника. — А вы, ребята, как вниз побежим, постарайтесь из наших вещей ничего не забыть.

— Никак не забудем, ваша милость! — прогудел мой первый номер, поглаживая своей лапищей мой рюкзак, водруженный на телегу перед нами.

Зроаки и в самом деле решили атаковать в пешем строю. Соорудили острый клин, закрылись наглухо щитами и, грозно поблескивая броней, двинулись в нашу сторону. Мощно смотрелись, устрашающе. Ноу меня, наоборот, только бешенство усилилось от их вида. Около восьмидесяти рыцарей пошли в атаку в единой колонне.

Все могло быть, даже медлительность стального клина могла не принести победу всего лишь двум арбалетчикам. Поэтому я сказал вслух не только для своего товарища, но и для наших помощников:

— Как только колонна приблизится на пятьдесят метров, сразу хватаем ноги в руки и бежим в лодку. Ну и рюкзаки, конечно.

Минута прошла в наших рядах в полной тишине, но когда зроаки приблизились на дистанцию в сто девяносто метров, как показал мой прибор, Леонид вдруг предложил:

— А спорим, что они дрогнут и начнут отступать сразу за отметкой в восемьдесят метров!

— Это будет самая большая глупость с их стороны, — фыркнул я, тщательно прицеливаясь прямо в голову идущего во главе клина зроака. — Но я буду рад, если выиграешь ты! Начали!

Шаги зроаки в единой колонне делали маленькие, по два на метр. То есть за последующие две минуты они как раз достигли отметки в сто метров. Я за это время сделал двенадцать выстрелов, а Леонид всего десять. Но какими действенными наши выстрелы оказались! Похоже, и в самом деле некоторые болты валили по два врага одновременно. Потому что на дистанции в сто метров от стального клина осталось лишь чуть больше половины. Причем идущие в строю людоеды не видели ни стрел, ни летящих камней или копий, а подельники все равно продолжали падать кровоточащими кусками мяса все чаще и чаще. Скорее всего, именно поэтому они дрогнули гораздо раньше, чем предсказал барон Копперфилд.

Уже пригибаясь за щитами, они сомкнули их опять плотным клином и стали пятиться. Причем пытались наложить край одного щита на другой, тем самым увеличивая толщину защиты. Но мы только радовались от этого действа: главное, что враг не двинулся бегом вперед! Иначе мы просто бы не успели их уничтожить со своей скорострельностью.

— Хо-хо! — орал от восторга мой напарник и друг, — Лучше не придумаешь! Вернее, было бы лучше, если они сразу бы закололись кинжалами. Больше бы болтов мы сэкономили! Получи, фашист, фанату!

Моя душа тоже пела песню кровавой мести. Я прямо вздрагивал от удовлетворения, когда очередной силуэт людоеда валился на землю.

Как следствие, из всего отряда пешего клина не спасся никто. Последнюю парочку мы добили буквально в спину, когда те, бросив щиты и личное оружие, позорно бежали в спасительную для них темноту.

Хорошо, что я не отвлекся на восторги и взаимные поздравления по случаю победы. То, что я рассмотрел вдали, заставило резко выдохнуть: там готовилась к атаке тяжелая кавалерия. Причем рыцари выстраивались единым строем, одной шеренгой, намереваясь в любом случае окружить нас со всех сторон и одолеть с флангов.

— Все, отстрелялись! Бегом вниз!

После моей команды копаться или медлить никто не рискнул. Вторые номера как самые легкие неслись впереди, вторые волокли наши рюкзаки, ну а мы с Леонидом, неся в руках только арбалеты, старались не отставать.

А лодка и в самом деле уже почти не виднелась за густым туманом. Только по кормчему, стоящему с веслом, словно гондольер, мы и ориентировались. Уселись, удобно разложили вещи и тронулись в путь. Хотя я все равно решил взвести арбалеты и приготовить их к стрельбе. Упора для силачей тут не было, поэтому мы взвели свои устройства сами с помощью воротов, наложили болты и замерли. Больше от нас ничего не зависело. Гребли вторые номера расчетов, как на каноэ, только каждый со своего борта, а кормчий больше правил, чем шевелил веслом.

И все бы хорошо, но уже через пару минут прямо по ходу сквозь туман затрепетали отблески факелов, послышался шум сражения и раздались предупреждающие крики:

— Зроаки! Лодка и большая ладья! Всем в стороны!

Кормчий круто свернул вправо и шепотом приказал нам пригнуться. Видимо, ему лучше было видно поверх тумана.

Да и на привычном пространстве он мог лучше чувствовать присутствие врага. Потом он и парням приказал:

— Не грести! — и тут же добавил: — Ваши милости, прикройтесь щитами с левой стороны!

Щита имелось всего два, и я собрался возражать, но вторые номера и слушать не стали, прикрыли нас и щитами, и собственными телами. Да и опасности вроде никакой не слышалось, шум боя значительно удалился влево и за корму и почти стих. Так что шепот кормчего мы различали хорошо:

— Сейчас, сейчас, нам бы только на стремнину выбраться… Вот, вроде выплыли.

Казалось, что уже все обойдется, когда вдруг послышался резкий звук спущенной тетивы и свист многочисленных стрел. Наш поводырь в густом тумане свалился в воду почти без всплеска, я только и успел заметить торчащую у него из лица стрелу. Потом резкая боль кольнула меня в лопатку, что-то тяжелое двинуло по макушке, и я потерял сознание.

Глава двадцать первая

ВЫХОД К ГРАНИЦЕ

Остальные шесть дней перехода в место назначенной дислокации полк наемников «Южная сталь» двигался ритмично и без единого отставания в графике движения. Больше никаких задержек, дуэлей, ссор или недоразумений. Хотя все напряженно продолжали ждать: чем все-таки закончится противостояние между заслуженным ветераном и молодыми новобранцами.

Пока поссорившиеся довольно удачно оказывались в противоположных концах строя, колонны, лагеря или столовой. Конечно, большую роль в этом сыграло командование полка, контролируя ежечасно местонахождение соперниц и Делая их существование крайне изматывающим и тяжелым. Даже привыкшей к перегрузкам Апаше не удавалось выспаться как следует.

Следовательно, вся драчка откладывалась именно на первые дни непосредственно боевого дежурства. Теперь уже все понимали: достаточно будет новеньким наемницам хоть раз не вызваться в дальний дозор или не настоять на своем участии в разведке, скандальная заува сразу отпустит такую колкость или презрительное замечание, что дуэль начнется немедленно.

И подспудно условия для этого создавались заблаговременно. Как ни была ветеран Грозовая загружена в походе, она отыскала время и возможность выловить шустрого командира дальней разведки и оповестить:

— В первый выход — я с тобой! И только попробуй что-то возрази при всех!

— Когда это я тебе возражал, подруга?! — возмутился вслух Олкаф Дроон, бывший в миру бароном и тоже прослуживший в полку восемнадцать лет. — Да и какая без тебя разведка?

А про себя сразу догадался, что к чему. Ибо знал и о ссоре, и про обет, и про отсрочку дуэли. Поэтому, отходя в сторону, чертыхался вслух и бормотал:

— Ну и как я теперь от этих строптивых бабенок избавлюсь? Машут они шпажками, конечно, лихо, но в разведке это их не спасет. А если еще и Апаша будет рваться в самое гиблое место? Так вообще никто не вернется.

На одну тренировку трех красавиц он сам пришел понаблюдать специально. Так что вынужден был признать и высочайшее, невиданное мастерство, и логичность пусть даже опрометчивого поступка по приему новых воительниц в строй. Но ведь в разведке совсем иные навыки нужны, чем просто фехтование.

Оставалось только надеяться, что к моменту прибытия полка на границу обстановка там окажется спокойной и времени для притирки, осмотра, а потом и глубокого рейда окажется более чем достаточно.

Надежды не оправдались. Чуть ли не с марша полку пришлось вступать в бой. Вернее, сделать попытку зажать в кольцо и уничтожить небольшой отряд зроаков, которые напали на маленький хутор и подожгли его. Хорошо, что хуторяне успели спрятаться в заготовленной на такой случай землянке в лесу и остались в живых. Но вот дым от пожарища привлек леснавских пограничников, те наткнулись на численно превосходящий отряд людоедов и стали с боем отступать. Вот тут как раз и полк наемников из союзной империи Моррейди нарисовался, перехватив посыльного от пограничников, просящих о помощи. С ходу развернули свои порядки широкой цепью и стали окружать врага.

К несчастью, у зроаков оказалось прикрытие с неба. Как только кречи рассмотрели внушительное воинское формирование, так сразу сообщили своим хозяевам, и те на полном скаку стали уходить от погони.

Дело как раз близилось к вечеру, кони наемников были измучены дальним переходом, и поэтому должной погони ну никак организовать не получилось. Потом и отряд зроаков скрылся в густой, труднопроходимой чаще, где нарваться на засаду и коварные заструги было проще простого. Поэтому оказавшийся во главе погони майор дал категорический приказ к отступлению собравшимся вокруг него воинам. Но только после этого с удивлением заметил самых недовольных приказом: трио Ивлаевых и десятница Грозовая. Ну, с последней все было ясно, она врожденной интуицией воительницы чувствовала место предстоящего сражения и всегда оказывалась там раньше всех. А вот как новобранцы, находящиеся до того в середине походной колонны, успели оказаться в отряде преследования, он так и не смог понять. Хотя полковнику чуть позже доложил:

— Их лошади породы керьюги — словно ураган! Всех обогнали.

— Да? Может, они просто раньше всех дым вдали рассмотрели?

— Не спрашивал.

— Тем хуже для них, — пожал плечами командир наемников, — Олкаф Дроон просто вынужден будет взять таких шустрых в ночную вылазку.

— А какова будет задача для отряда?

Полковник, с романтическим именем Дункан и носящий довольно простую фамилию Белый, неспешно расстелил карту и ткнул пальцем на круг непроходимой чащи:

— Если мы и по всему периметру воинов расставим, это ничего не даст, зроаков около двадцати, и они легко прорвутся. Так что будем прикрывать целыми сотнями основные направления: здесь и вот в этих двух местах. Пограничники обещают перекрыть вот эту и вот эту дорогу, ну а отряду Дроона надо обойти лес с севера и по тамошней тропе попытаться в ночное время пройти вглубь. Если и не возьмут никого, то, может, вспугнут зроаков, и те нарвутся на одну из наших засад.

— Тридцати человек ему может не хватить, — сомневался майор.

— Потому и посылаем всегда добровольцев.

Действительно, подобные ночные вылазки всегда считались привилегией воинов, только вызвавшихся добровольно. Мало того, по неписаным законам полка ветераны в таких случаях отзывались самыми последними, давая возможность и новичкам себя показать. Так что избежать первого боевого крещения у трио Ивлаевых возможностей не было. Тут даже стоящие в наряде новобранцы имели право напроситься в рейд.

И в данной ситуации командиров озадачивала проблема с отложенной дуэлью. Вдруг Апаша воспользуется ситуацией и в запале боя просто сделает дырку во лбу Марии?

Нечто подобное подозревал и сам командир разведки. Поэтому, когда после ужина стал проводить отбор трех десятков для ночного рейда, сразу перед строем категорически заявил:

— Сегодня задание особенное, поэтому я набираю только тех, кто сможет быстро и тихо с расстояния в двадцать метров убить часового!

На что сразу все понявшая Апаша с нарастающим бешенством воскликнула:

— А умеющих переспать с часовым и замучить его до смерти ты не ищешь?

При этом она красноречиво посмотрела на трио наглых девиц Ивлаевых. Мол, только для этого они и годятся. Но Олкаф Дроон проигнорировал выпад:

— Тридцать человек прошу к этому костру для обсуждения! — после чего, тщательно скрывая торжество в голосе, добавил: — И не забывайте о моем предупреждении!

До этого он узнал, что новенькие совершенно не умеют обращаться с луком. Бросить тяжеленное копье — для них тоже нереально. Значит, сегодня — без них.

И сильно удивился, когда к обозначенному костру Ивлаевы таки приблизились. На хищно оскалившуюся за их спинами Апашу он внимания постарался не обращать.

— О! А вы чего сюда подались? У меня приказ, ихцорить я не собираюсь!

— А с кем спорить? — тут же отозвалась одна из двойняшек, — И по какому поводу?

— По поводу снятия часового с двадцати метров.

— Так это — запросто! — подхватила вторая из двойни, — Где и кого?

Командир разведки молча приблизился в ближайшему дереву, нарисовал на нем угольком овал лица и поставил в нем две черточки и точку. Получились глаза и нос. Затем демонстративно сделал двадцать больших шагов в сторону, воткнул там свою рапиру и отошел.

— Вот! Вы здесь, а часовой — то дерево. Убить!

— А куда попадать надо? — Двойняшки потянулись руками к обшлагам своих курток.

— Ха! В глаз, конечно! — хмыкнул Олкаф. И не удержался от ехидного добавления: — Шпажки хоть добросите?

— А в нос можно? — уточнила Мария, уже держащая в руке нож для метания. Причем нож особенный, явно не в Рушатроне произведенный. Точно такие же появились в руках и ее родственниц.

— Можно и в нос, — уже не таким самодовольным голосом разрешил Олкаф.

Только он это договорил, как последовали размазанные для взгляда броски и все три ножа оказались в заданных местах: в черточках овала и в том месте, где носу быть положено. Уважительный гул вырвался из трех десятков глоток добровольцев и тех, кто следом за ними подтянулся. Даже кто-то громко и явно щелкнул зубами то ли от досады, то ли от восхищения.

— М-да! — Командир разведки покачал головой, как бы сожалея, что его задумка не сработала, и в задумчивости остановил свой взгляд на старой боевой подруге, — А вот если бы…

Но та его ход мыслей раскусила сразу:

— Может, не надо? Вышла я самой первой и за двадцать метров могу не только сама прыгнуть, но и тебя за ногу добросить. Ты ведь знаешь.

Ничего барону Дроону не оставалось, как отбросить свои затеи по отсеву из отряда одной из противоборствующих сторон и под сдержанные смешки подчиненных подтвердить:

— Знаю. Ну, раз так, то слушай все сюда! В темноте мне потом некогда вас будет по лесу выискивать.

Инструкция и ознакомление с картой заняли четверть часа. После чего отряд из тридцати одного всадника скрылся в густой ночной темени.

Вначале скакали по дороге. Потом тоже по дороге, но заброшенной и сильно заросшей травой. А потом подковы коней обмотали специальной войлочной обувкой, каждый воин взял повод коня следующего за ним, и всей цепочкой двинулись вслед за командиром.

Ветераны, конечно, знали, а вот новички могли только догадываться о странной «прозорливости» Олкафа Дроона.

О том, что тот изучил за восемнадцать лет в пограничье каждый овраг, лес или болотце, все уже были наслышаны, но вот так уверенно вести за собой отряд в непроглядной мгле леса человек без обладания хотя бы первым шитом не смог бы. А вот барон — мог! У него с самого рождения имелся особый дар ночного зрения, словно сама судьба предназначала ему быть командиром разведки в полку наемников. В его семье вообще всех причисляли больше к семейству кошачьих за звериные умения и удивительную живучесть. Наследственные способности, значит. Да плюс недюжинная смекалка, смелость, боевая хитрость и знание партизанской так-тики на уровне подсознания — все это и позволяло ветерану выжить там, где большинство гибло на первых пяти, а то и первом году службы. Всегда быть на острие наибольшей опасности, на грани постоянного риска и оставаться при этом в живых удавалось только ему да Апаше Грозовой.

«Повезет ли на этот раз? — Барон двигался неспешно, всматриваясь в детали и примечая знаки, видимые только ему. Предупреждал о низко нависших ветвях и успевал думать на общую тему: — Зроаков не меньше двадцати. Пара кречей. Вроде бывали ситуации пострашнее. А вот непримиримые враги за спиной — это хуже всего. Девчонки вроде неплохие, хоть и дворянского рода, но не зазнаются. В нарядах стоят безропотно, хотя и могли потребовать от командира привилегий с первого дня. Да и внешность… Есть в них что-то такое страшное, сразу намекающее: с такими отчаянными воительницами лучше не связываться. Уж я-то чувствую любых безжалостных хищниц сразу! И все равно с ножами они меня удивили. Очень удивили! Жаль, что они в такую свару попали. И как только Апаша такое затеяла? Хотя с ней все понятно, иначе она не может. Но тем более дура! Мучайся тут теперь и переживай, вместо того чтобы спокойно убивать этих тварей! Ладно, будь что будет, а там посмотрим».

Ветеран заставил себя забыть про трения в тылу и полностью сосредоточился на осмотре ночного леса. Вовремя. Заметить ничего не заметил, но его до звериной чувствительности развитый нюх уловил еле заметный запах дыма, и он злорадно заулыбался: «Не выдержали, аспиды! Горяченького захотелось?! Ничего, дайте нам только до вас добраться! Напьетесь вы у меня бульона из собственной крови!»

Он замер, останавливая остальных. Шепотом приказал спешиться и проверить оружие. После чего четверых оставил с лошадьми, а остальных разделил на две группы, что и так оговаривалось заранее. Одну возглавила Апаша, обходя тропу по правому флангу, и в ее задачу входило лишь пройти метров сто и наглухо залечь, а потом, в случае шума, стремительно двигаться на него и убивать попавшихся на пути зроаков. Вторую группу командир повел сам, заходя по дуге далеко влево. Трио Ивлаевых, естественно, оказалось под его началом.

Этот лес он тоже знал неплохо, поэтому заранее предполагал примерное место ночлега вражеского отряда. Как и мог рассчитать местонахождение их дозорных. Основная задача полковником Дунканом Белым ставилась одна: подкрасться как можно ближе к противнику и вспугнуть их имитацией атаки. После чего враги уже сами нарвутся на засады и заслоны. И если будут при этом рассеяны и разрознены, то большой опасности не представят. А при ночном отступлении разрозненность грозит любой группе в любом случае.

Другой вопрос, что командир разведки или, как в данном случае, командир боевого рейда имел все права на импровизацию. Поэтому всегда мечтал и старался снять бесшумно дозорных и прокрасться непосредственно к вражескому лагерю. Для этого ему прежде приходилось полагаться только на свои силы и умения лучника. Но звук распрямившейся тетивы слишком громко разносится в ночной тиши, и один выстрел ничего не решает. Остальные не видят так хорошо, как он, даже когда он им указывал точное место со спрятавшимся дозорным.

А вот умения девчонок для этого дела подходят идеально. Хотя и приходилось сожалеть, что не отработали совместно тактику снятия часовых заранее.

Остановился. Шепотом подозвал Ивлаевых к себе и стал проверять их зрение:

— Что видите справа?

— Контур толстенного дерева, — прошелестел ответ. Да оно и понятно, даже в такой мгле некоторые могли что-либо рассмотреть. Хотя многие из группы в тринадцать человек вообще ничего не видели.

— Хорошо! А слева?

— Густая темень. Вроде как кустарник высотой метра полтора. За ним чуть белеющие стволы.

— Отлично! Это лесной клен, его тут полно. Значит, готовьте свои ножи и держитесь за мной. Начнем подкрадываться к цели. Главное, на сук сухой не наступите.

На удивление, воительницы двигались следом за ним словно привидения. Ну а остальные наемники уже давно получили навыки бесшумного хождения по лиственному лесу. И уже метров через пятьдесят Олкаф рассмотрел первого зроака. Тот расположился в нижней развилке веток на высоте метров трех и вращал головой во все стороны. Ни особым зрением, ни особым слухом людоеды не отличались, но это не значило, что можно было подойти и просто стащить часового вниз арканом.

Вскоре командир и второго зроака заметил: тот бессовестно дремал, упершись лбом в соседнее с первым постом дерево.

— Должен быть и третий, у них в тылу, — прошептал он девушкам, после того как в мельчайших подробностях описал местоположение двух обнаруженных им зроаков. — Но попробуйте вначале этих снять, а там дальше видно будет.

Все остальные остались на местах, а они вчетвером подались вперед. Девушки заметили цели, когда до них оставалось метров двенадцать, так что отдавать команду кидать ножи вслепую не пришлось. Что для барона Дроона показалось немыслимым результатом. В полной тишине сделали вперед еще по два шага, раздвинулись чуть в стороны, подняли руки.

Тому, что на дереве, ножи попали в глаза; тому, что сидел на земле, один нож вонзился в висок. Ни единого стона не раздалось.

Правда, Олкаф первым метнулся к дереву, собираясь ловить падающее тело, но зроак так и застрял на ветках, свесив голову вниз.

— Очень удобно, благодарствуем, — прошептали чуть ли не мысленно двойняшки, вынимая свои ножи из глазницу трупа.

Мария тоже вынула свой нож из мертвого тела, не забыв тщательно вытереть лезвие о чужую одежду.

— Первый, — злорадно прошептала она.

Опять командир выдвинулся вперед, перемещаясь зигзагами и высматривая третьего часового. Тот также оказался на дереве. Причем стоял таким образом, что, попади в него нож, часовой рухнул бы вниз обязательно. На этот раз воительницы действовали без подсказок и не спрашивая советов. Двойняшки лишь бросили другие ножи, более длинные и тяжелые, которые пришпилили мертвое тело к стволу дерева. Нож Марии торчал у зроака из глаза. Ветерану только и оставалось, что подхватить легонькую костяную пищалку, выпавшую из разжавшейся ладони людоеда.

Но после этого он не сдержался от своеобразной похвалы одновременно всем троим наемницам:

— Вы мне нравитесь! Ели останемся живы, буду к вам свататься!

Как ни странно, но путь к самому лагерю и после снятия часовых не стал открыт. Когда оставалось метров двадцать, разведчик заметил на верхушке дерева одного кречи и не сдержался от досады:

— Высоко! Не достанем!

— А что он там делает? — Мария могла рассмотреть только контур в переплетении веток.

— Спит, мерзкий урод.

— Ну и пусть себе спит. Пошли резать остальных зроаков, — предложила она так спокойно, словно предлагала поспешить на ужин. — Двоих с луками оставим здесь; если вдруг в лагере поднимется шум, пусть эту птичку сразу сбивают.

Ни спорить, ни рассуждать, ни восторгаться времени не было, поэтому барон Дроон отдал нужные распоряжения двум самым зрячим наемникам и вновь выдвинулся на острие атаки. Последние кусты преодолены, и вот она, вожделенная поляна с врагами.

По умолчанию считалось, что на других направлениях стоит еще три группы часовых. Значит, девять. Да второй кречи где-то спит на дереве, уже одиннадцать. А на поляне оказалось еще двадцать три людоеда. Все спали, кроме дво¬их, сидевших у самого большого костра, прикрыв спины щитами и держа в руках готовые лук и стрелу.

Слишком неожиданное преимущество врага в количестве. Но три воительницы и малейшего сомнения в своих действиях не допустили. Жестами оговорили первые цели для каждого, и все восемь наемников за их плечами наложили стрелы на тетиву своих луков. А потом уже отлично видимые при свете костров Ивлаевы стали бросать свои ножи. И эти моменты навсегда запечатлелись в памяти однополчан.

Три броска одновременно — и девушки встали из-за кустов во весь рост. Часовые умерли, не издав ни звука. Следующие броски проходили с единым шагом всех атакующих наемников на лагерь зроаков. При третьем ножевом залпе один из людоедов захрипел, несмотря на нож в глазнице. Его соседи пошевелились, но тоже оказались успокоены четвертой тройкой ножей. Затем пятый бросок — и пятнадцать трупов на поляне. Ножи кончились. В ход пошли стрелы. Но тут уже вопли раздались на весь лес: сразу убивать врагов не получилось, даже с нескольких попаданий, хотя и на ноги успели вскочить всего лишь три людоеда.

В тылах раздался звук падающего тела, и на поляну выскочили лучники, сбившие кречей:

— Готов!

Шум короткой схватки раздался справа, с направления атаки Апаши и ее группы. Успел оттуда донестись и пронзительный свист. Потом еще с трех сторон послышались свистки запоздалой тревоги. То есть часовых по периметру лагеря оказалось несколько больше. А вскоре и они стали выбегать на поляну, пытаясь помочь своим подельникам и совсем не ожидая увидеть их всех мертвыми. Некоторые бросались сразу обратно в лес, но там их в спину настигали несущиеся от костров стрелы. Вначале одна пара, а потом сразу трое зроаков выскочили из леса с мечами в руках и сошлись в сватке с командиром и тройкой воительниц. Пали они быстро. Причем на свой счет невероятно прославленный мечник Дроон сумел записать только одного.

Но еще больше недовольной осталась Мария, в азарте боя прикрикнувшая на одну из двойняшек:

— Ну и зачем ты его убила?! Он ведь на меня бежал!

Та виновато пожала плечами и попыталась оправдаться:

— Зато это мой седьмой.

— А мой был бы девятый! У-у-у!

Как раз к концу этого диалога на поляну ворвались наемники во главе с Апашей Грозовой. Глаза у той были круглые от желания кого-то убивать, топтать и рвать руками, и, пожалуй, только Олкаф и умел остановить подругу грубым, но действенным окриком:

— Ну и куда ты мчишься, словно корова за быком?! Все, бой окончен! Труби!

Последний приказ уже относился к горнисту, который на весь лес стал трубить условную мелодию, означающую «Прочесывание общей цепью к центру леса!», потом тоже условно дал сигнал, что два зроака и один кречи сбежали, следует смотреть тщательно. Всю эту гамму звуков он повторял многократно в течение получаса, так что поговорить и обсудить детали боя спокойным тоном наемники между собой не могли. Да и командир им не дал особо расслабляться, заставив выводить из глубокого распадка лошадей, затем тщательно обыскать окрестности поляны и стащить к кострам все вражеские трупы. Заодно и еще десяток костров разложить по краям поляны.

А когда пересчитали седла вокруг костров, то поняли, что по лесу бегают не два, а сразу четыре людоеда. Горнист заиграл новую мелодию. Через четверть часа прибыли и товарищи, оставленные сторожить коней. Они просто продолжили движение по тропе на призыв горна, ведя за собой животных, но по пути лоб в лоб столкнулись с несущимся в панике зроаком. Так что после этого по лесу искали только троих. Понятное дело, что подстрелить мерзкого кречи никто и не надеялся, хотя вверх поглядывали частенько. Но больше всего все смотрели только на трио Ивлаевых, которые при еще более ярком свете от разгоревшихся костров выглядели словно мечущиеся средь деревьев молнии. К тому времени двойняшки уже сбегали к дереву с пришпиленным часовым, вынули свои ножи, и теперь все три воительницы находились возле своих лошадок и тщательно чистили побывавшее в бою оружие. Их показательное нежелание участвовать в обыске и раздевании трупов тоже лишний раз доказывало их высокое происхождение, потому как не пристало родовитым дворянам заниматься грязными делами. Тем более когда и так желающих хватает.

По условиям контрактов, любой наемник получал от империи не просто жалованье, но и премиальные за голову каждого убитого зроака или кречи. Причем одна треть шла в кассу полка, а остальная часть премии доставалась лично отличившемуся воину. При спорной ситуации премия делилась на все подразделение, участвовавшее в бою. То же самое делалось и с трофеями, если таковые удалось снять с врага, и добытым верховым животным. Но порой проходили месяцы, а то и годы, пока новичку лично удавалось уничтожить хотя бы одного зроака или кречи. Все-таки боевое дежурство на границе — это не война. И только после убийства врага молодого сослуживца начинали считать прошедшим первую ступень посвящения. Так что нынешние зеленые новобранцы в одночасье, в первую же ночь пребывания полка на границе становились почетными, прославленными ветеранами.

Подобное ни у кого в голове не укладывалось, хотя довольны были все. Ну, кроме, пожалуй, только Апаши Грозовой. Она долго ходила кругами вокруг трио, присматривалась и прислушивалась к происходящему, пыталась раздавать команды и советы простым наемникам, но в конце концов не выдержала и приблизилась к Марии:

— Ну что, время нашей дуэли приблизилось?

— Увы! Не настолько близко, как хотелось бы! — со вздохом сожаления ответила та.

— Конечно, восемь зроаков ты убила, а вот где кречей наберешь до целого десятка?

Летающих сатиров изначально считалось и высмотреть сложнее, и убить, но молодая воительница в ответ покачала головой:

— К сожалению, не восемь, а только семь зроаков. Одного я выменяла на кречи. Так что худо-бедно, но и счет второго десятка у меня открыт.

Такое делать в одном бою и в одном подразделении тоже не возбранялось, но когда только она успела совершить обмен? Раздосадованная Апаша поспешила в той паре лучников, которые сшибли кречи с дерева, и стала возмущаться:

— С какой это стати вы убитыми врагами меняетесь?

Те тоже не первый год в полку служили, так что отвечали хоть и вежливо, но без страха, скорее даже с самодовольством:

— Ну как не поменяться, если сама героиня попросила?

— К тому же она нам взамен командира зроаков дала, а у него вон сколько всего ценного и дорогостоящего.

Они указали на кучу вещей, снятых с убитого врага, и зауве ничего не оставалось делать, как отойти с потемневшим лицом. Но по всему ее виду и учащенному дыханию становилось понятно: ненависть к молодой противнице у нее только усилилась.

Об этом подумало и командование, которое тоже через определенное время добралось до центра леса, дабы собственными глазами обозреть итоги беспримерного по удаче рейда. Все-таки за последний десяток лет такого не случалось: столько убитых врагов и ни одного потерянного бойца со своей стороны.

Все замечающий и соображающий Олкаф Дроон сделал доклад вначале чисто официальный, а потом уже стал делиться своими выводами и соображениями.

— Ничего не могу посоветовать, но знаю только одно: дуэли допустить никак нельзя! — горячился он. — Делайте что хотите, но…

— А поконкретнее можешь? — оборвал командира разведки полковник. — Это мы и без тебя знаем, чего нельзя допускать. И так удивляюсь, как Ивлаевы отсрочку сумели организовать.

— Может, троицу срочно куда-то отправить? — стал предлагать майор. — Допустим, в соседний полк, который на границе с Шартикой. Или в столицу, за личной наградой от императора. А? Вроде как положено представить.

— Согласен, представим обязательно. Но раньше письменного приказа из Рушатрона я их отправить туда не имею права. А тут пока согласуют, пока утвердят, пока сам император подпишет — так уже и месяц пройдет. А за это время эти гордые дворянки обязательно сцепятся.

Он тяжело вздохнул, озирая взглядом ярко освещенную поляну. Зато хитро прищурился командир разведки, в голове которого мелькнула крамольная мысль:

— Как я понимаю, для благого дела можно и на обман пойти? — Дождавшись неуверенных кивков, он продолжил: — Давайте на их фамильной гордости и сыграем. Вернее, на фамильной гордости Апаши. Сами ведь знаете, как она готова за своих родственников глотки рвать.

— При чем здесь родственники? — фыркнул полковник.

Но майор сразу уловил контур идеи:

— Давай, давай дальше!..

— Сделаем какое-нибудь письмецо, якобы ответ на официальный запрос командования полка, который мы, мол, сразу сделали еще в Рушатроне. Дескать, для полной конкретизации рода Ивлаевых просим дать точные сведения о ее княжеском роде. Ну или что там в тех Пимонских горах можно отыскать. И в ответе будет указано, что такие не просто существуют, но и имеют прямую связь с семьей заувы Грозовой. Детали этой связи можно продумать утром, на свежую голову. А потом это письмецо подкинуть так, чтобы его и Апаша прочитала. — Ветеран разведки самодовольно улыбнулся: — Как вам идейка?

— М-да! — зацокал языком майор, — У тебя и ночью голова свежей остается.

— Потому и убить меня трудно!

— Все-таки такое будет не совсем законно, — сомневался командир полка. — Вдруг потом что-то изменится? Или заува отыщет точные, но совсем противоречивые сведения? Как бы хуже не получилось.

— Хуже не получится, — продолжил убеждать Олкаф. — На это времени уйдет масса, да и письмо обязательно надо уничтожить. А потом ссылаться на то, что и где-то в архивах что-то бюрократы напутали. Нашей, мол, вины в этом вообще нет. Вдобавок взыскание Апаше влепить, чтобы чужие письма не читала.

Полковник многозначительно переглянулся с майором, который коротко хохотнул:

— Да нет, все нормально. Я всегда радовался, что это v нас такой командир разведки, а не у зроаков. Иначе лично бы повесил.

Все трое неожиданно рассмеялись, привлекая к себе внимание подчиненных. Но у тех только и мелькнули мысли в голове: «Радуются! Ну еще бы! Такая слава для полка, почет, награды! Может, и обед днем праздничный устроят по этому поводу? Вот здорово будет!»

А о чем еще воин думает, когда его командиры радуются?

Глава двадцать вторая

УХОД ОТ ПОГОНИ

— Очнись! Да что с тобой?! Борис! Мать твою!

Эти понукания и мокрая вода у меня на щеках и за воротом вернули меня к действительности, я открыл глаза и сразу их закрыл от страха. Потому что, пока отключился, перенесся, словно во сне, в свою спальню деревенского дома в Лаповке. А события последних дней, а то и недели не сразу вернулись в мою головешку. Вот и вздрогнул от не узнавания жуткой, гротескно разрисованной хари, вплотную пялящейся на меня из густого тумана.

Кажется, товарищ догадался об этом по моей реакции:

— Борис, это же я, Леонид! Это у меня просто шрамы на лице и черная краска!

Вот после такой «наводки» в мозгах прояснилось, я почти все вспомнил, уже вполне осознанно открыл глаза и с облегчением выдохнул:

— Уф! А мне вначале какое-то чудовище померещилось. Извини.

Он помог мне усесться, и я сразу почувствовал три неприятные вещи.

Но если с влагой у меня на груди и животе можно было мириться, то остальное меня насторожило.

— Голова болит. Кто это меня так?

— Наверное, стрелой ударило. Огромная шишка и потертость, волосы вырваны.

— Е-мое! Лей зеленку. А по спине у меня что теплое стекает?

Ну-ка, наклонись. Вот гадость! И туда тебя кольнуло сквозь твоего первого номера. Если бы не он…

Только сейчас я рассмотрел, что в лодке, кроме нас двоих, в живых больше никого не осталось. Да и мертвых товарищей лежало всего двое: молодой парень, второй номер из расчета Леонида, и добродушный здоровяк, который помогал взводить луки моего арбалета. У него из спины торчали сразу три стрелы, а одна из них проникла в тело настолько глубоко, что пробила его насквозь и проткнула мне спину.

Мэтр клоунады и в оказании первой помощи оказался весьма ловок. Пока я со стонами горевал о наших потерях, он быстро меня раздел, тщательно заклеил рану на спине медицинским клеем и закрепил повязку пластырем. Уже помогая одеться, мой товарищ скороговоркой обрисовал создавшуюся ситуацию:

— Слышишь рев? Там водопад. Я чуть не обделался от усилий, выгребая со стремнины влево. Сейчас мы тут наскочили на какие-то камни и застряли среди них. Но берег вроде рядом. Надо уходить, потому что чуть выше по течению слышен плеск весел и чей-то говор. Не понятно, кто именно, но нас, кажется, разыскивают.

— Чего тут понимать, — забормотал я, пытаясь встать на ноги и осмотреться поверх тумана. — Наши бы воины выкрикивали имена. Свои, по крайней мере. А где берег-то?

Если ориентироваться по направлению течения и принять к сведению местоположение водопада, то слева я видел только два больших камня, отсвечивающих в тумане, и больше ничего. Именно туда и махнул рукой Леонид:

— Где-то там.

— Может, утра дождемся? — предложил я. — А то ты — плавать не умеешь, я — короткий слишком.

— Не напоминай, — вздохнул мой товарищ страдальчески. — Ветер поднимается.

В самом деле погода резко менялась, и теперь нарастающий по силе ветерок с каждым мгновением все больше и больше колебал клубы речного тумана, а рассеянный свет звезд стал прорываться к речным пространствам. То есть видимость могла улучшиться в любой момент, а это тоже явление двузначное: мы можем лучше осмотреться, но и враги имеют шанс нас заметить. Тем более что плеск весел и скрип уключин становились все отчетливее. Но даже в таком случае куда-то убегать не имело большого смысла, далеко ли мы доберемся через прибрежные промоины с тяжеленными рюкзаками?

Поэтому мы подхватили свои заряженные арбалеты, выставили головы из густого тумана и стали ждать. Вскоре в той стороне, где раздавался равномерный скрип уключин, показались огни нескольких больших факелов, а потом, после порыва ветра, мы рассмотрели и внушительную ладью со зроаками. Всего на дистанции в сорок метров! Она спускалась кормой вперед по течению, готовая в любой момент вильнуть в более спокойные воды ближе к нам, а то и вообще, ускорившись, подняться выше. Восемь людоедов сидели на четырех парах весел. А еще двое стояли на носу и корме с факелами. Они внимательно осматривали воду и командовали, с какой скоростью грести и куда. Довольно грамотно маневрировали, профессионально.

— Рядом со стремниной идут, — прошептал Леонид, — Бьем факельщиков?

Но у нас было преимущество: мы их заметили раньше, а значит, и ситуацию оценить мне удалось лучше.

— Нет! Бьем тех, кто на веслах, но с противоположного борта. Я загребного, ты — того, кто сзади него! Готов? Пли!

Результаты своей стрельбы мы визуально определить и не пытались. Сразу же присели и стали воротами взводить арбалет для следующего выстрела. Но зато прекрасно услышали все, что происходило на ладье. После нескольких грубых ругательств и панических восклицаний раздался властный голос одного из зроаков.

— Твари! Куда гребете?! На стремнине уже!!! — орал он в исступлении, — Убрать тела с банок! За борт! Гедрер, садись за мной на весло!

Короткий всплеск сменился резким, порывистым, но равномерным скрипом. Опять все восемь весел стали выгребать ладью из стремнины. Но зато и мы уже наложили новые болты в пазы своих арбалетов!

Приподнялись, осмотрелись. Ладья уже находилась гораздо ниже по течению и теперь медленно, но уверенно продвигалась примерно в нашу сторону. Чуть полубоком, но для удобства нашей стрельбы — просто идеально. Чуть ли не в спину стрелять можно. Да и факелы остались гореть на выдвинутых над водой подставках. Так что нам даже густая волна тумана не помешала хорошенько прицелиться. Доспехов на зроаках не было, так что мы одним залпом вывели из строя если не четверых, то троих врагов точно.

Дальше мы опять ориентировались по стонам, паническим воплям и злобным командам. При всех усилиях спасти ладью у людоедов ничего не получилось: их почти сразу же вновь вынесло на стремнину и поволокло к водопаду. Тогда от старшего последовали команды срывать с себя все и плыть клевому берегу. После чего послышалось не то четыре, не то пять всплесков. Еще чуть позже — натужный, отчаянный вой. Видимо, кого-то из пловцов, а то и всех затянуло-таки в сильное течение и они осознали свою гибель в приближающемся водопаде.

Наши арбалеты опять оказались заряжены, и мы минут пять стояли и прислушивались. Все-таки слух у меня оказался более тонкий.

— Кто-то плывет. Оттуда.

Недолго думая, мы вылезли из лодки и стали спускаться по камням чуть ниже по руслу. И правильно сделали. Чуть левее мы рассмотрели запыхавшуюся и дышащую после тяжеленного заплыва фигуру зроака. Ни мгновения не сомневаясь в своих действиях, я вскинул арбалет и выстрелил. Погружаясь в воду, труп стал уплывать от берега. Все равно ему суждено было встретиться с водопадом.

— Зря болт потратил, — проявил скаредность мой товарищ, — Могли и просто веслом добить. Или ногой пнуть.

— Тебе повезло, и ты не видел, как некоторые попадают ножом в глаз, — ответил я, возвращаясь к лодке и стараясь не поскользнуться на мокрых камнях.

— Как раз не повезло! Или ты забыл о цирке?

— Ах, ну да.

— Учти, сам я тоже умею неслабо и ножи кидать, и топорики, и тесаки огромные. Порой Мохнатому помогал на выступлениях. На перекладине меня акробаты тоже с детства натаскивали, так что для меня сотню раз подтянуться — пустяк.