Пятьсот пять

Глава 6

— За тебя, Ласси! — Эллис первая подняла бокал с сидром — ничего крепче в приюте они не могли себе позволить, но и тот пьянил Лас не хуже вина. Вернее, не сам сидр, а причина, по которой она и ее подруги напиток так по-праздничному пили. Не прошло и двух недель с начала ее собственной акции протеста против чересчур длительного рабочего дня для работающих женщин, как Королевская канцелярия выступила с соответствующим предложением, и еще спустя несколько дней Его Величество подписал указ о том, что рабочая смена для мужчин не может быть больше десяти с половиной часов, а для женщин девяти с половиной. Небольшая, тем не менее, победа.

Разумеется, фабриканты различных мастей выступили с протестами, обещали кары, увольнения, хотя последнее было совсем не логично. Но оказалось, что в канцелярии предусмотрели и это. Теперь фабрикантам грозили существенные штрафы в случае превышения определенного порога увольнений — не важно, по решению владельца или желанию работника в связи с низкой зарплатой — за месяц. Но пока первые рвали и метали — в своих кабинетах, закрытых клубах и частных гостиных — популярность Его Величества у последних возросла до небывалых высот. По удачному совпадению (или не совпадению?), на следующий день после объявления указов состоялся торжественный выезд королевского семейства в летнюю резиденцию, что была расположена в пятидесяти милях к югу от столицы, и вдоль Марж-стрит, по которой проезжал кортеж, собралась, приветственно крича, наверное, вся столица.

Да и самой Ласси указ, надо признаться, принес облегчение. Отступать от своего слова она не была намерена, поэтому, действительно, в течение последних двух с половиной недель работала в приюте весь день, возвращаясь домой только в девятом часу вечера. А после этого была еще вынуждена отсиживать несколько часов на званых вечерах, устраиваемых бабушкой, а то и посещать приемы и даже балы, которые частенько заканчивались за полночь. Ставила ли бабушка своей целью вынудить Лас отказаться от своего слова, та не знала и не спрашивала. Из гордости. Надеясь, что у кого-то все-таки не хватит терпения, и это точно будет не она. Девушка даже старалась вести себя без нареканий. На званом вечере она непременно высказывала пару ничего не значащих фраз по какой-нибудь узкой теме, вроде особенностей навигации в Тарецком проливе или разновидности кайльских попугаев, в общем, обязательно такой, чтобы никто ничего не понял. На балу выходила только на самые замысловатые танцы, в которых было трудно общаться с партнером. А по возвращении домой без сил падала в кровать и засыпала, едва ее голова касалась подушки. О вылазках на Хант-стрит при таком ритме жизни не могло быть и речи. По крайней мере, Ласси так думала в те первые несколько дней, когда ее только загрузили балами и вечерами, а потом у нее стало не хватать сил даже на то, чтобы спуститься с балкона, да еще почему-то было неловко. Ведь она обещала, что придет сразу же, а не пришла. Может, гард ее уже не ждал?

Лас засыпала с мыслью о нем, и он снился ей почти каждую ночь. Будто его руки гладят ее по голове и по плечам, его губы невесомо целуют, а голос шепчет что-то нежное, что она, к сожалению, запомнить была не в силах. Несколько раз ей казалось, что это не сон, и она с усилием заставляла себя проснуться, но ласкающая рука ускользала, как и губы, и более не был слышен голос. Ласси просыпалась в полном одиночестве и темноте, которую лишь немного рассеивал лунный свет, а когда засыпала снова, ни голос, ни поцелуи, ни поглаживания ей больше не снились.

— За такой же отличный результат новых кампаний! — предлагали новый тост подруги.

— И чтобы беды обходили наш приют стороной! — добавляла предусмотрительная Фанни.

— Именно так! — хором соглашались остальные. За прошедшие две недели приют едва успел успокоиться от потрясений связанных с похищениями детей. А ведь им еще повезло: детей нашли здоровыми и невредимыми, похитители были пойманы и арестованы. А что было бы, если те не оставляли бы детей где придется, а избавлялись как от ненужных свидетелей? Ласси было страшно об этом даже думать. В каком-то непонятном даже для нее самой порыве она попросила отца о снисхождении для арестованных заговорщиков, на что ее вежливо попросили не беспокоить свою лучистую головку не своим делом. Попросил, разумеется, отец (после той просьбы Лас с ним до самого указа совсем не разговаривала). Его секретарь перед нею больше не мелькал. Обиделся. Она все-таки ему сказала — Ласси всегда предпочитала честность — что замуж за него никогда не пойдет. И с тех пор в особняке своего начальника тот почти не показывался. Казалось, теперь Лас могла вздохнуть спокойно. Но нет! Вместо него появились сразу шестеро (или семеро?). Лас никак не удавалась их пересчитать. Племянник пансионной подруги бабушки, Вирен Дальдан, внук давно переехавшей в Даллию подруги юности бабушки, Сорель Брант, сын приятельницы еще одной давней подруги бабушки, Картен Краст, и еще несколько, чьих имен девушка еще не успела запомнить. Они являлись на каждый вечер, постоянно мелькали поблизости, делали дежурные комплименты, задавали пустые вопросы, глупо шутили и крайне раздражали. К тому же, некоторые из них повадились сопровождать Лас и ее бабушку на балы и вечера, терзая слух плоскими шутками, глаза яркими костюмами, а обоняние невозможно скверной туалетной водой. Ласси даже дала себе зарок, что если вдруг когда-нибудь у нее все-таки будут дети, она ни за что на свете не позволит им досаждать семьям своих подруг. Из-за этого Ласси возвращалась из приюта домой как на каторгу, и, наверное, не возвращалась бы вовсе или совсем поздно, если бы не Гаррет. Тот не роптал и преспокойно ждал ее до восьми или девяти вечера, отчего девушка чувствовала себя по-настоящему виноватой. Она попробовала один раз заикнуться о том, что могла бы доехать до дому на извозчике, но получила такую отповедь, что более эту тему не поднимала.

Хорошее настроение, несмотря на выпитый сидр, быстро закончилось, стоило подъехать к дому. Тем более что уже издалека Ласси увидела множество колясок, столпившихся у подъезда. Своими стараниями бабушка все-таки заставит ее скоро сбежать из дому, невольно подумала она.

— Не к парадному, Гаррет, — попросила девушка, как только экипаж проехал за ворота, решив, что если удастся пробраться в дом незамеченной, то она переступит через нормы приличий и сразу же скроется в своей комнате. Слугам она показываться на глаза тоже не хотела — единственным исключением стала бы Грета — поэтому к черному входу она тоже не подъехала, а кралась к тому пешком, стараясь придерживаться неосвещенной части парка. Гравий на дорожках нещадно скрипел, поэтому девушка ступала сбоку по траве и немедленно замерла, когда услышала характерное поскрипывание, а затем и голоса.

Шли двое и, не смотря на то, что слов было не разобрать, голос своего отца Лас узнала. Мысли немедленно заметались из стороны в сторону. До входа в особняк она добежать не успевала, но и не желала, чтобы отец встретил ее в этот час пробирающейся по парковой тропинке. Времени на размышления не было совсем, поэтому она просто нырнула под сень раскидистой ивы и прижалась к стволу, надеясь, что ее не заметят.

— …. рискованный шаг, — первым Ласси услышала голос Рэнда и прижалась к дереву еще теснее.

— Как говорится, держи своих друзей близко, а врагов еще ближе, — убежденно парировал слова своего секретаря ее отец.

— Мне не нравится, что он крутится рядом с леди Ласиндой, — выдал Драгор.

«Как же, не нравится ему!» — буркнула про себя девушка, перемещаясь вдоль ствола так, чтобы тот хоть немного прикрывал ее от идущих по дорожке мужчин.

— До сих пор дочь держалась на расстоянии от всех ее ухажеров. Я рассчитываю, она и дальше будет проявлять благоразумие, — ответил исключительно заботливый лорд Бердайн.

«Даже так!» — Лас на несколько мгновений потеряла дар речи, впрочем, из-за положения, в котором оказалась, она и так не могла вымолвить ни слова.

— Мне самому это не нравится, — признался, между тем, отец, — однако он сумел не только отмахнуться от всех обвинений, но и найти защиту у Его Величества. От Его Величества мне была дана четкая рекомендация.

— Обстановка при дворе нагнетается, — заметил секретарь.

— Дворцовые марионетки поднимают бурю, — уже еле слышно отозвался его начальник. — Ждать осталось недолго.

— Мне все-таки кажется, что замыслы в отношении…. — продолжение речи Рэнда затерялось в кустах, за которыми скрылись мужчины.

«О чем они говорили? Кто такой «он» и что за буря?»

Все это было более чем странно, учитывая, что Лас, как и большинство жителей столицы (за все королевство она говорить не стала бы, хотя в промышленном юго-западе была уверена) считала, что король пребывает в восторге от популярности последних указов, от того, что поймали заговорщиков, поэтому настроение отца и его помощника были ей совсем не понятны. Впрочем, чем больше она размышляла над подслушанным разговором, тем больше заостряла внимание на тех словах, которые поняла.

«Благоразумия они от меня ждут! Сами от меня скрывают все на свете, а я должна быть благоразумной!»

В самом деле, Ласси не могла добиться от отца даже подробностей того дела, в которое оказались вовлечены дети из приюта! Эллис и то знала больше! Каким-то образом в одном из злачных мест столицы некие личности прятали то ли оружие, то ли боевые артефакты и наткнулись на мальчишку беспризорника. Мальчика они спугнули, незаконный свой груз спрятали, но через некоторое время попались жандармам. Место своим подельникам они по каким-то причинам сразу не сообщили, только казус с беспризорником, а после того, как их арестовали, сделать это тем более не могли. И подельники начали охоту на мальчишку, а так как всех беспризорников в последние полгода отправляли в приют Эллис и кто именно им нужен тоже, то просто стали похищать детей и считывать им память. Хорошо, что обошлись без вреда, но все равно действовали преступно. Поговаривали, что среди заговорщиков были влиятельные люди, наверное, поэтому был так обеспокоен отец. Тем не менее, с дочерью он мог бы и поговорить!

— Что же, — девушка тряхнула головой. — Придется все узнавать самой. Тем более отец сказал, что это кто-то из тех, кто крутится вокруг меня.

Проводить остаток вечера в блаженном одиночестве Ласси более не собиралась. Уже не таясь, она шагнула к подъезду и, пройдя по коридору для прислуги, вышла к входу в приемную залу. Бабушка, как обычно, развлекала гостей (или те развлекали бабушку), среди которых было как минимум полдюжины молодых людей, и то, что те явились на прием не ради бабушки, было очевидно.

— За что мне все это? — еле слышно прошептала Лас, в общем-то, ни к кому не обращаясь, но один нечаянный (или не очень?) свидетель ее услышал.

— Вы очень красивы, леди Ласинда, — тоже шепотом ответил оказавшийся за ее спиной отцовский секретарь. — У вас чистая душа и горячее сердце.

Девушка изо всех сил постаралась не вздрогнуть, но недовольство во взгляде сдержать не смогла.

— И еще папенька может так пристроить, что всю оставшуюся жизнь можно как сыр в масле кататься, — невольно усмехнулась она.

— Вы ошибаетесь, леди Ласинда, — сухо ответил тот, отвернувшись. Снова обиделся.

— Я не вас имела в виду, господин Драгор. Вы-то уже пристроены, — недовольная всем, и собою, и Рэндом, и тем, что позволила втянуть себя в неприятный разговор, Ласси вошла-таки в гостиную.

Мужское общество при ее появлении заметно оживилось, а вот женское по большей части сникло. Помимо приятельниц леди Бердайн в наличие имелась еще пара молодых девиц, которых возили на подобные вечера, очевидно, тоже с надеждой пристроить.

— Господин Драгор! — подскочила одна из них, заметив оставшегося в дверном проеме секретаря. — Пойдемте к нам! Будем играть в фанты.

— Да, да! — тут же вскинулся Дальдан (или Брант?). Все они выглядели столь одинаково, что Ласси их путала. — Пусть леди Ласинда будет распорядительницей!

Первая девица на миг скуксилась, но возмущаться не стала, лишь еще слаще улыбнулась Рэнду.

«И что она в нем нашла?» — подумала Лас раздраженно. — «Впрочем, тем лучше».

Отказываться от навязанной роли она не стала, по опыту зная, к чему могут привести подобные конкурсы, если позволить кому-нибудь развлечься за свой счет. Ее торжественно усадили на стул, спиной к остальным участникам игры и лицом к чересчур благостной бабушке, которая с видимым удовлетворением наблюдала за мучениями своей внучки. Наконец, возня позади Лас закончилась — активные девицы собрали с молодых людей по фанту, сложив добытое в позаимствованный у кого-то мешочек для рукоделия. Самая неугомонная девица по имени Бертель — той было уже девятнадцать, поэтому она с настойчивостью осадной машины рвалась замуж — стала вытаскивать конфискованные предметы.

— А какое задание получит этот фант? — девица визгливо, отчего у половины присутствующих закладывало уши, перекрикивала шушуканье и смешки.

— Спеть карлейский романс, — отвечала Ласси под громкий хохот оставшихся, еще не знающих как им не повезло. Романс выпало петь Вирену Дальдану, которому неизвестный медведь оттоптал оба уха, зато природа наградила глубоким тембром, позволяющем петь как на низких так и на очень высоких нотах. Последним он по какой-то причине и отдал предпочтение, отчего даже у леди Бердайн, держащей лицо при любых обстоятельствах, начали страдальчески подрагивать уголки рта.

— А этот фант? — голос Бертель звучал уже скорее просительно и настороженно. Лас сжалилась и задала несчастному прочесть хвалебную оду на даллийском. Счастливчиком, казалось, удачно оказался Брант, но тот, путаясь и краснея, понес такую тарабарщину, что Лас, с языком немного знакомая, тем не менее, не услышала в оде ни одного знакомого слова. Рэнду, зачем-то оставшемуся для участия в нелепой забаве, достался поиск невиданного чуда в парке, после чего Ласси здраво рассудила, что тот, скорее всего, оттуда и не вернется. Двум следующим жертвам досталось станцевать друг с другом волькшот, что те и исполнили, наступая друг другу на ноги.

Шестой исполнил хвалебный стих для бабушки Лас так, что даже сама девушка заслушалась. Восьмому досталось поцеловать с завязанными глазами первую попавшуюся особу, но, сколько не старались Бертель и ее подружка, поцелуй достался Красту, который шел под номером семь и в тот момент пытался пересечь комнату с обмотанными веревкой ногами. В результате, уже после первого раунда обессиленные ухажеры к неудовольствию соискательниц ретировались, и Лас с чувством исполненного долга отправилась к себе. Однако стоило выйти в коридор, как из темноты ей навстречу шагнул отцовский секретарь настолько внезапно, что девушка едва не приняла его за другого.

— Это вам, леди Ласинда, — он протянул девушке небольшой, но дивный цветок. — Эйнорсы обычно растут в горах далеко отсюда, но один из них каким-то чудом оказался у вас в саду.

— Благодарю, господин Драгор, — Ласси замерла, не в силах ни взять, ни оторвать взгляда от цветка. Тем более она не могла сказать мужчине, что это еще ее мать пыталась прижить эти цветы в городском парке, но, с тех пор как та умерла, не взошел ни один цветок. — Вы можете отдать его леди Бертель и вернуть свой залог, — не своим, почти безжизненным голосом произнесла она.

— Нет, — твердо ответил тот. — Это вам, — он взял ее за руку и вложил в ладонь стебель, после чего, даже не попрощавшись, скрылся в коридоре.

У себя в комнате Ласси вложила эйнорс в первую попавшуюся книгу и тут же забыла про странное поведение отцовского секретаря. Вместо него ее мысли заняли остальные гости. Кого из них имел в виду отец? И что за опасность может им от этого человека грозить? Все гости были почти в равной степени нелепыми. Может, искомого противника среди них этим вечером и не было? Или тот искусно притворялся? Кто же из них? Может, Брант? Ведь удивительно, что проведя все детство в Даллии, тот не выучился изъясняться на даллийском. Или это Дальдан? Может, он намеренно пел так, что уже после первого куплета у всех присутствующих заложило уши? Или те двое, которые проявили удивительную неловкость? Хотя нет, те скорее походили на переодетых гвардейцев — уж очень слаженно они действовали во всем, даже на ноги друг другу наступали в полном согласии между собой. Или тот, чьими сладкими речами, если те были бы патокой, можно было покрыть дюжину дюжин пирогов? Этот тип, по мнению Лас, выглядел подозрительнее всех.

А если задуматься над тем, зачем этому неизвестному недоброжелателю проводить вечера в особняке Бердайнов? Вряд ли тот надеялся вызнать какие-то секреты или планы отца, тот на этих вечерах не появлялся. Что тогда? Может быть, он хотел таким образом втереться в доверие? Кому? Бабушке и ее таким же умудренным жизненным опытом приятельницам? Нет. Значит, самой Ласси? Да и Рэнд упоминал какие-то замыслы. Вот только в чем эти замыслы могли заключаться? Надеялся ли этот неизвестный жениться на ней и тем самым впоследствии давить на отца? Вариант мог бы показаться привлекательным, но не учитывал планы самой Лас, а значит, был совершенно несбыточным. По крайней мере, сама девушка не представляла, при каких обстоятельствах тот мог быть реализован. Впрочем, если противник, действительно, метил в нее, то не мог этого не знать. Тем более что Ласси уже несколько раз недвусмысленно дала каждому понять, что ни в ком из них не заинтересована. Это означало, что замыслили что-то другое. Вот только что это могло быть? Похищение? Чем не вариант?! Преступники замыслили ее похитить, чтобы потом шантажировать отца! И куда только тот смотрел, пуская в дом?!

«Но раз не смотрит — тем лучше» — решила она про себя. — «Сама разберусь и докажу ему, что тоже на кое-то способна!».

А для этого в первую очередь надо было выяснить, кого имел в виду отец.