Пустотный Рыцарь

Глава 12 - История инквизиторов

Место взрыва тут же поглотил Сандо. Поэтому никто так и не узнал, что там всё-таки произошло. Для Нейта это не имело значения. Главное, что с Мэри всё было в порядке. Правда, он корил себя, что не защитил её от инфинита. Но, с другой стороны, навряд ли он бы смог. Энди сказал, что Мэри повезло. Если бы Сандо не отвлёкся на взрыв, то она была бы уже «частью пустыни». Поскольку всё в итоге обошлось, все легли спать. Не у кого не было желания допрашивать среди ночи Мэри о случившемся.

Йор же пришёл в башню через портал. Он нёс на плече связанного и обитого печатями

арахнида, который был без сознания. Аку безмолвно и всё также стоял на открытом балконе. Хонсу светил спереди прямо на него, превращая его в сплошную тень.

– Чувствую, что ты исправил свою ошибку.

– Ошибаешься. Не исправил…пока. Но тебе лучше на это посмотреть, – Йор кинул арахнида перед собой.

Аку обернулся, сложа руки за спиной. Он приблизился к уродливой твари, чьи очи до сих пор горели дьявольскими искрами. Наклонился к ней, чтобы поближе осмотреть. Скверна как чёрная сажа облепила почти всё его израненное тело. Выдернутые с мясом импланты оставили тошные следы. Кожа была бледной и почти синей.

– Возникли какие-то проблемы? – не капли не удивлённо спросил Аку, выпрямившись и уйдя вглубь башни.

– Если только считать то, что поговорить мне с ним не удалось, то нет.

– Где ты его нашёл?

– В Лайбертасе. Там же и девчонка сейчас, – Аку в ответ лишь посмотрел на Йора, но ничего не ответил, – Может, объяснишь, что это за чертовщина? В нём та же энергия, что и в Суринге!

– Без понятия.

– Что значит "без понятия"?

Круглое помещение башни было полностью заполнено полками с разными книгами. Аку ориентировался в полной темноте, безошибочно достав ту, что была ему нужна. Около винтовой лестницы, уходившей вниз, стоял стол с множеством разных артефактов, рун, бумаг и стеклянной банкой, в которой извивалась осквернённая фибра. Он положил книгу на этот стол, пролистав нужные страницы.

– Хм...Интересно. Здесь ничего об этом не сказано. Видимо, не всё я узнал. Придётся изучить этот вопрос, – Аку закрыл книгу и подошёл к Йору с арахнидом.

– Замечательно. А мне что делать тогда?

– Твоя задача не поменялась. Суринга должна быть у нас.

– Но она же...

– Она такая же, да. Поэтому мне нужны оба, чтобы разобраться, что не так.

– А как же Ноэст?

– Подождёт. Мы пока никуда не спешим. Возвращайся в Лайбертас. Не упусти нашу цель, – Аку пальцами открыл портал. Йор кивнул и вошёл в него.

Аку присел перед арахнидом, растопырил пальцы и прикоснулся к нему. Верёвки и печати в виде цепей загорелись фиолетовым светом и испарились. В то же мгновение арахнид накинулся на него как безумный теневой зверь. Но он будто прошёл сквозь Аку. Не понимая, что произошло, он быстро развернулся и зарычал на фигуру в капюшоне. Из него начали отрастать ветки, наполненные смертельной энергией, раздиравшей кору жёлтым светом. А тень под ним начала материализовываться, высекая из себя острые щупальца.

– Со мной ты будешь говорить, – створка на лбу Аку открылась, и око засияло ярким светом.

На следующий день Энди с инквизиторами отправился собирать долги. Всем же остальным приходилось просто ждать в дома. Нейт и Мэри, воспользовавшись ситуацией заперлись в отдельной комнате.

– Готов? – ехидно спросила она.

– К чему?

– К упражнению с камнями, – Мэри показала в ладони несколько камней, что аккуратно пролевитировали и вернулись обратно в руку.

– Я подумал не об этом… Почему камни?

– Раз уж с водой не вышло, попробуем другую фундаментальную стихию.

– Надеюсь, ты не будешь кидать их в меня?

– Посмотрим…

Элис и Карелин же пытались подслушать в соседней комнате, совсем не понимая, о чём идёт речь, параллельно споря шёпотом друг с другом, чьи догадки более правдивы.

Пройдя большое расстояние, инквизиторы начали замечать, как меняются вокруг здания. Дерева уже не было. Были только камень, песчаник, иногда металл. И все были похожи на безвкусные разваливавшиеся коробки с дверьми и окнами(иногда и без них). В один из таких постучал Энди. Ему открыл большой лысый и мышечный венатор с роботизированной шеей.

– «Сплендид? Что ты забыл здесь? И кто это? Замена тем двум уродам?».

– «Ты знаешь, зачем я здесь, Кларк».

– «Ты видишь, где и как я живу! Ты знаешь, что дело прогорело! А я ведь действовал по твоему совету!»

– «И ты думаешь, что это накладывает на меня какую-то ответственность за твой проёб? Или, может, что от долга освобождает? Долг есть долг. У тебя было время. Обстоятельства меня не волнуют».

– «Может мне тогда сразу тебе почки своей сестры отдать вместе с имплантами?»

– «Если знаешь, кто готов сегодня купить…»

Кларк взял Энди за шкирку, но увидев два ствола инквизиторов перед собой, что выскочили в то же мгновение из под пальто, тут же поставил пацана на место, – «Маленький пидор… Жди», – венатор зашёл обратно в дом за деньгами.

– «Так бы и сразу!»

– Что ты ему сказал? – спросил Алан.

– Да ничего такого. Просто, что меня не волнует его жизненная ситуация, – развёл руками Энди.

– Ох…Всё? Дело сделано?

– Ага. Осталось ещё навестить двоих.

– Ещё двоих?

– С ними не должно быть проблем. Не парьтесь!

Нейт, опершись на перила крыльца, смотрел на Лайбертас после долгих и неудачных попыток управления фибры. Опять. Но он об этом старался не думать. Ведь надо было быть начеку. Однако бдительность и настороженность со временем сменялись скукой, а заняться было не чем. Поэтому он просто разглядывал венаторов во всём их разнообразии и уродстве. Все эти грубые, неаккуратные импланты, странные причёски и одежда – развлекали его хоть как-то.

– Что делаешь? – вышла вдруг Мэри.

– Ты что делаешь? Тебе нельзя быть на виду. Хоть плащ бы одела!

– Да ладно. Все, кому надо было, и так уже всё знают. Пока мы здесь – всё равно более-менее безопасно, – Ты волнуешься из-за своих… способностей?

– Скорее уж, недоспособностей.

– Не говори так. Нужно просто не сдаваться и продолжать практиковаться.

– Да знаю. Не это меня волнует.

– А что?

– Хм…Что вчера с тобой произошло?

– Испугалась. Забудь.

– От взрыва или инфинита?

– От… обоих.

– А что отец Александр? Не пригвоздил тебя? – с ухмылкой произнёс Нейт.

– Нет. Он выглядел больше… тоже испуганным.

– Может, эти ребята не так уж и хотят тебе навредить.

– Они – нет. Церковь – да. Иначе бы она их не отправила.

– Кто это? – вдруг спросила Мэри.

– Кто? Где?

Мэри указала на бородатого старичка-венатора в каком-то оранжевом монашеском одеянии, что чуть ли не падал. Его ноги подкашивались, а у палочка тряслась в руках. Девушка решила подбежать и помочь ему. Нейт даже не успел попробовать её остановить.

– Мэри, что ты творишь? Нам нельзя…

– Да-да. Ты не видишь, как ему плохо? Надо показать его Карелин.

– Откуда такое сочувствие внезапное?

– Оттуда, где не ненавидят каирхатсу, – Нейт после этих слов замолк, ведь ему нечего было сказать в противовес.

Отведя старика в дом, Мэри перепугала Карелин и Элис. Деда посадили на диван и Карелин начала его осматривать. Элис недовольно вопила, но никто не обратил на неё внимания. Поэтому она быстро прекратила. Карелин, не задавая лишних вопросов, осмотрела тело венатора. Не найдя чего-либо необычного, из воды она сделала себе линзу, через которую могла осматривать внутренности. Но и там тоже ничего не нашла. Старик телом был здоров.

– Джупиз... – в бреду обратился к девушке старик, – Время...пришло.

– Я... я не понимаю, что не так, – терялась Карелин.

Она пошла на отчаянный метод. Её пальцы загорелись голубоватым свечением, и она прикоснулась к голове старика. Её одолели те же судороги, тот же бред, что и старца. От испуга и боли она чуть не отпрыгнула.

– Это не болезнь тела..., – отдышавшись ответила она, – Его... разум повреждён.

– Кукуха поехала просто что ли? – скептично съязвил Нейт.

– Нет. Мозг поражён чем-то… Будто бы фиброй. Я её пыталась убрать, но она чуть не перескочила на меня. К тому же, её становится больше. Просто на него оказывают влияние будто из вне. Будто из...

– Из Ноэст'а, – закончила Мэри.

– Да. Наверное, ты права. Я... я не знаю, как помочь ему в таком случае…

– Ты же там была.

– Это не значит, что я знаю, как туда попасть, Нейт. И тем более, как вылечить.

– И что нам делать теперь?

– Я… я не знаю. Попробуем последить за ним пока.

На протяжении всего дня старичок страдал непонятно от чего, а Карелин пыталась ему помочь. Элис подметила, что мутант испытывал ужас. Будто он попал в кошмар, который убивал его раз за разом. Неизвестная болезнь начинала потихоньку разрушать мозг, делая страдания деда ещё более душераздирающими. В конце концов Карелин потихоньку начинала сдаваться. Ей и остальным было уже тошно слышать эти крики, поэтому все вышли на улицу. Только Мэри вызвалась дальше следить за дедом. Когда все вышли, она положила пальцы как Карелин ему на лоб.

– Я знаю, что это ты. Как бы ты это не сделал… Зачем бы ты это не сделал… Помоги ему, – проговорила она сама с собой.

Её глаза окунулись во тьму, откуда показалась жёлтая искра. И по пальцам пошла чёрная и отвратительная смолянисто-дымчатая фибра, что всасывалась в Мэри, как в губку. Её кожа покрывалась чёрными венами, а дыханье становилось неровным, агрессивным. Наконец, когда рука стала чуть ли не полностью чёрной, она отдёрнула пальцы. Зловещая энергия распределялась по её телу, но она не чувствовала ничего. Она лишь смотрела, как чернота увядала в её бледно-голубоватой коже. Уже сиреневыми глазами она посмотрела на венатора, что уже спокойно и мирно спал. На её лице появилась печаль. А руки опустились. Откинув от себя тернистые размышления, она решила разбудить старика.

– Эй, вы в порядке? – толкнула она его в плечо.

– А-а-а-а! Glomus, dura, dera, kos! Lokus? Na. Daemar!

– Я не даэмар.

– А кто ты тогда?

– Мэри Суринга. Я спасла тебя.

– Хм… То, что причинило зло Лаписапиенту, то и спасло Лаписапиента… Хм…

– Я не причиняла тебе зла.

– Лаписапиент просит прощения. Лаписапиент не видел… вторую фибру. Слабую. Подавленную злой. Суринга увядает, но всё же делает добро, – слова старика ещё больше расстроили Мэри, но вызывали любопытство.

– Кто ты?

– Лаписапиент думал, что это очевидно.

– Что тут происходит?! – ворвался Нейт, – Я слышал крик.

– Всё нормально, – успокоила его Мэри, опустив его револьвер, – Венатор просто проснулся.

– Что? Как?! – вошла Карелин вместе с Элис.

– Лаписапиенту… – старик переглянулся с Мэри. По её встревоженному лицу он всё понял, – …удалось справиться со злом, одолевшим его тело.

– Вау, ещё один каирхатсу, говорящий о себе в третьем лице, – продолжал иронизировать Нейт.

– Наш язык так устроен. В нём долгое времени не было «я». Девенир считал, что «я» – это плохое слово.

– Но ты знаешь лингуа. Откуда?

– Лаписапиент много знает. У Лаписапиента было много времени.

– Что с вами случилось? – обеспокоено спросила Карелин.

– Лаписапиент поглотил зло. Поглотил место насилия, чтобы преподать подлым венаторам очередной урок. Но на этот раз зло оказалось сильнее. И тогда Лаписапиент думал, что это конец. Но кто-то ему помогал. Держал его тело в целости, пока разум боролся. Лаписапиент благодарит вас. Но Лаписапиент не имеет ничего более слов и мудрости, что в них таится.

– Что значит «поглотил зло, чтобы преподать урок»? – спросила вдруг Элис.

– Лаписапиент уверен, что разум девицы достаточно развит, чтобы самой понять.

– Ты Сандо?

– Лаписапиент – не Сандо. Лаписапиент – проводник Сандо.

– Ха. Как Арбор Куст? Тоже мысли умеешь читать?

– Только проводник Мисеры может читать мысли. Но Сенсумы же обладают куда большим и сложным знанием. Но не всегда это знание проводник может использовать. Лаписапиент может. Лаписапиент мудр.

– Какой же мудростью ты можем отплатить нам? – усмехнулся Нейт. Тем не менее, все остальные слушали старика очень внимательно. Особенно Элис.

– Lokus ищет смысл. Но смысл сам найдёт lokus. Но не нельзя искать смысл из утраты. Иначе познаешь ещё большую утрату. Лекарю не нужна смелость. У лекаря она и так есть. Но нужна ли лекарю сила на новом пути, полном опасностей? Ведь сила ведёт к конфликту. Эспер должен познать новую реальность, прежде чем её диктовать. И тогда эспер познает и себя. А воин… воин должен перестать бояться себя, но продолжать бороться с тьмой в душе.

– Мутант… Лаписапиент. Откуда вы знаете всё это? – завороженно спросила Элис.

– Знание есть везде и всюду. Но не каждый открыт к нему, даже когда оно перед носом.

Лаписапиент должен идти. Иначе Сандо не сможет вершить порядок на этих грешных землях.

– Прежде чем ты уйдёшь, мудрец, – остановил его Нейт, – Что за взрыв был там?

– Тот, что устроили daemare, сражавшиеся меж собой.

– Что ты знаешь о даэмар? Кто это? Что это? И знаешь ли ты что-нибудь о Рес-Новаэ?

– Lokus задаёт столько вопросов, ответ на которые ему даже ничего не даст. Lokus не выбран судьбою. Lokus не Anary Nolumm.

– Что за «анару нолум»?

– Anary Nolumm тот, кто борется с судьбой. Кто борется с Krayifo – Совершенной Формой. Лаписапиент должен идти.

Старичка все пропустили к выходу. Нейт, обдумав всё сказанное, хотел спросить ещё что-то, но на улице уже никого не было. Лишь песок, что уносило ветром вдаль. Часть этого песка врезалось в Энди, идущего с инквизиторами домой. Он недовольно помотал головой, а после махнул рукой Нейту.

Собравшись за ужином, Энди рассказал, как прошёл сбор долгов, и что у них есть всё необходимое. В ответ на это Элис поделилась историей с Лаписапиентом.

– Ага. Спасли Сандо от даэмар? Я не думал, что у меня трава где-то ещё осталось. Впрочем, она ещё дороже, чем кофе, так что могли бы спросить.

– Это чистая правда! Нейт, Карелин, Мэри! Скажите!

– Ну, старик лишь сказал, что он Сандо. И нёс какую-то пургу. А ещё у него поражение мозга было, да Карелин? – сложил руки на груди Нейт.

– Д-да, но…

– Так что сами думайте, – Мэри непонимающе посмотрела на Нейта в этот момент, будто бы осуждая его за эти слова.

– Не, я слышал, конечно, эти охренительные истории про проводника Сандо. Но каждый раз они такие разные. То это аполлон, то это говорящий камень, то это пустынный ветер, шепчущий на ухо. Теперь вот… старик. На одну легенду больше, чё. Кстати, об историях… Чья там очередь? Падре? А то вы молчите тут загадочно.

– Да. Моя. Точнее, наша с Аланом.

– Эй! Это нечестно! – воскликнула Элис.

– Наша история по большей мере совместная. Не думаю, что вы захотите слушать потом тоже самое от лица Алана.

– Но вы заняли сразу два места в очереди! Тогда бы взяли одну цифру!

– Я… я не подумал об этом. Простите, Ваше высочество.

– Да валяй, падре. Какая разница? Нам бы время убить просто.

– Хорошо. Тогда я начну с…

История Отца Александра Дерсоны и Алана Ноубла

Отец Александр когда-то был обыкновенным Александром Дерсоной. Он всегда был глубоко верующим человеком, собиравшимся связать свою жизнь с религией и открытием божественных тайн. Он даже закончил семинарию, знал священные писания и успел послужить в церкви. Но во время Войны Кланов его призвали на службу. Там он познакомился с военным медиком Лирес Мено, с которой в будущем он женился и зачал ребёнка, которого назвали Грегори. Эти двое стали самым главным в его жизни, поэтому вера ушла на второй план. Он устроился на обычную работу и ещё долго проживал простую, но счастливую жизнь.

К сожалению, всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Лирес заболела раком. Болезнь легко поддаётся лечению, но не у новусов. У новусов раковые клетки могли связаться с фиброй, черпая в себя огромное количество энергии, с помощью которой можно было легко и быстро распространиться по всему телу, "спрятаться" или противостоять попыткам излечения. Новус, способный управлять своим телом, легко может избавиться от него. Но большинство и близко не подбираются к такому уровню мастерства за долгие годы. Лирес не была исключением. Мучительное лечение с помощью химиотерапии, лазеров, иммуностимуляторов и иммунномаркеров не давало плодов. Раковые клетки возвращались и продолжали поражать всё тело. Из-за постоянной боли пациентку пришлось погрузить в искусственную кому, после которой она могла уже никогда не проснуться. Поэтому она заранее попрощалась с семьёй. А потом она мирно и, наконец, без боли ушла на тот свет. Её смерть тяжело ударила по отцу Александру. Но ещё тяжелее это ударило по Грегори. От горя он стал одержимым. А после чего был убит инквизитором. От такого потрясения отец Александр и сам бы стал одержимым. Но он нашёл своё утешение в вере.

Новая Католическая Церковь имени воли Божьей Хонсу чуть ли не важнее самого короля и государственного аппарата для Северных Врат. Помимо религиозной составляющей, Церковь активно помогала бездомным, сиротам, ветеранам. Часто выполняла социально-важные задачи. Ей единственной было позволено изучать Хонсу и его «творения». Так что Церковь даже во многом была ответственна за развитие фибринологии и мелианорологии. Ну и конечно, Церковь обеспечивала защиту, которую не могли дать ни король, ни АМК с помощью Возрождённой Священной Инквизиции. Инквизиторы защищают простых граждан от "одержимых демонами" и "неверных мутантов". А также от иноверцев, что хотят «пошатнуть веру и устои».

Одержимые или послушники Ирры (Сенсума Гнева) являлись самой большой проблемой человечества ещё с тех древних времён, когда воля Бога Хонсу прибыла на Лиденасанс. Одержимые появлялись из-за чудовищных страданий, горя и гнева, которые шли за войнами, эпидемиями, голодом и так далее. Они были преисполнены постоянным животным гневом, которым могли "заражать" других людей и объединять их в одну эмпатическую систему. Где каждый чувствовал боль другого. Их конечной целью является распространение заразы на абсолютно каждое существо в этом мире. Поскольку только так, как они считают, они достигнут мира. На Лиденасансе они достигли своего триумфа. Люди бежали на Локувит. А за ними и Хонсу, что совершил после Планетарную Телепортацию. Тем самым, он спас человечество. С тех самых пор и зародилась Инквизиция, что пресекала всеми возможными способами распространение этого греха.

Александр был военным новусом. За такими Церковь следила особо пристально. Но после его трагедии им заинтересовалась Инквизиция. Бывший солдат, способный противостоять Ирре, несмотря на всю боль, что была в его сердце. Это был отличный кандидат в инквизиторы. Александр без колебаний согласился стать «воином света». Ему больше незачем было пытаться вести мирную и беззаботную жизнь. Он потерял всё, ради чего стоило ему жить. Поэтому он согласился жить дальше ради общего блага и борьбы с ересью и греховностью. Александр был глубокоуважаем священниками, инквизиторами и даже самим Папой Римским чуть ли не со старта своей карьеры за его боевые навыки, убеждения и веру. Ещё будучи обычным военным, он уже был знаком с одержимыми, поэтому быстро освоился в их истреблении. А стойкость его духа выдерживала такие испытания, которых не переносили даже матёрые инквизиторы, становившиеся в итоге тоже одержимыми. Отцу Александру приходилось убивать и их. Поскольку иначе было нельзя. Кто-то должен был брать такой тяжкий грех на свою душу, ради всего будущего Локувита.

Спустя 10 лет службы отец Александр часто любил выйти подышать на свежий воздух. Это была его некая форма медитации после тяжёлых и жестоких миссий. Прогуливаясь в очередной раз по рынку где-то под вечер, он любовался его красотами. Что-то привлекательное и душевное он находил в этих палатках с разными товарами. Роботы, терминалы, дроны не могут торговаться, не могут тебя заверять об идеальности товара и срочной необходимости его приобрести. В них нет души. Нет эмоций. Нет возможности для общения. А какой-нибудь старичок-прохиндей и улыбку вызовет, и дешёвый ширпотреб продаст будто это манна небесная. Бабушки, молодые люди и иногда даже каирхатсу, которые явно не отличались зажиточностью, и чаще всего приезжавшие из-за стен, продавали всякие мелочи: фрукты, ягоды, цветы, игрушки, одежду, ткани, сувениры. Александр изредка лишь что-то брал, но не из-за нужды, а скорее из-за сочувствия к этим людям. Как и сейчас он решил купить платочек у девочки, что вышивала их своими руками. Он выбрал розовый с котёнком. Не очень ему подходил, но выглядел красиво и забавно. До филигранной машиной точности и качества ему было далеко, но зато в эту вещь была вложена частичка души. По крайней мере, так думал Александр.

Вдруг в инквизитора врезался беловолосый мальчуган лет десяти. Он впопыхах извинился и побежал дальше. А за ним бежал какой-то толстенький плешивый мужичок, крича и размахивая кулаком.

– Что случилось, друг мой? Чем этот ребёнок заслужил твои проклятья?

– Этот...этот маленький негодяй...этот вшивый щ-щ-щенок, чёрт бы его побрал! Спёр! 3 яблока!

– И стоит ли так беспокоиться из-за такой шалости?

– Знаете, отец, я был бы не против, если бы это произошло один раз. Но это происходит почти каждый день!

– Хм...Будет случай, поговорю с этим мальцом. Я тут часто гуляю. Наверняка, наткнусь.

– Поговорите, поговорите...Жёстко поговорите!

И отец Александр пошёл дальше гулять. На самом деле, это чуть ли не единственное, чем он занимался в своё свободное время. Гулял, общался с прохожими и лицезрел красоту мира вокруг. Во время работы ему часто не хватало такого спокойствия, что он получал от столь простого, но приятного душе процесса. Интенсивные тренировки инквизиторов и рёв умирающих одержимых не могли не давить на психику. Поэтому нужно было давать ей отдыхать. Так он гулял до самого вечера.

Когда солнце начинало садится, старый инквизитор уже шёл домой. В тени домов снова бежал тот самый мальчик, только уже навстречу Александру. Тот его окликнул, на что парнишка испугался и нырнул в улочку меж домов. А за ним сзади бежал грозный мужчина. Усатый, весь в татуировках. Александр хорошо знал, что там тупик, так что не спешил. Подходя к улочке, он решил подглядеть, что мужчина будет делать.

– Ты думаешь, можно так взять и своровать мои честно заработанные уильрихи? Маленький ворюга! Отдавай! – мальчик отрицательно покачал головой, – Да как ты смеешь? Я тебе покажу!

Мужик взял пацана за шиворот и поднял над собой. Тот лишь зажмурил глаза, но был готов к тому, что произойдёт. Кулак мужчины уже полетел в ребёнка, но его что-то остановило.

– Негоже бить детей, какие бы они проступки не совершали, – появился вдруг Александр, державший его руку.

– А? О?! – мужик тут же отпустил мальчишку и размахался руками, – Ой, ой, простите, отец! Он просто...

– Украл деньги. Я слышал. Мальчик, отдай мужчине то, что принадлежит ему по праву.

– Отец, он отказался уже... – слова мужика мальчик оборвал тем, что тут же отдал кошелёк. Причём, не мужчине, а отцу Александру. Отец же пальчиком аккуратно подвинул кисть пацана в направлении мужика, – Благодарю, отец! – мужчина стремительно удалился после этих слов.

– Ну-с, рассказывай... – присел падре перед пацаном, – Зачем ты крадёшь у достопочтенных горожан?

– Чтобы кушать, – невинно произнёс мальчик.

– А родители тебя не кормят?

– Родителей нет.

– Тогда ты должен быть в приюте.

– Я сбежал.

– Зачем же?

– Делать там нечего. Относятся как к беспомощным надоедливым детям. Я уже достаточно вырос, чтобы заботится о себе сам!

– Взрослый ты только тогда, когда ты несёшь ответственность. Бегая по улицам и воруя яблоки, ты показываешь обратное.

– Зато я так свободен, – недовольно фыркнул ребёнок.

– Хе-хе. И то правда. Как тебя зовут, мальчуган?

– Алан Ноубл.

– С такой фамилией, а вор. Ты уже несёшь ответственность, друг мой.

– Перед кем?

– Перед Господом. 8-я заповедь. "Не укради". Не уж-то твои воспитатели никогда тебе не говорили об этом?

– Что-то такое говорили, кажется. Но я не могу не красть. Мне ж нужно как-то жить.

– Ты сам поставил себя в такие условия. А теперь оправдываешься этим, – отец Александр присел перед мальцом, – Своим воровством ты, возможно, кого-то тоже оставляешь без еды. Как думаешь, разве это правильно?

– Но я не вернусь в приют!

– А я тебя обязан туда отвести. Или я могу тебя отпустить, но рано или поздно тебя поймают стражники и всё равно туда вернут. Но есть и третий вариант...

– Какой?

– Я могу отвести тебя в церковный приют.

– Чтобы мне там промывали мозги?

– Хе-хе-хе, только если от грязи. Узнаешь больше о мире. О Хонсу. О Боге. Там тебя научат жизни. Может, тебе покажется это странным, но жить по заповедям куда легче и лучше, чем тебе кажется.А дальше… ты вправе выбирать свой собственный путь.

– А если я не хочу?

– К сожалению, в жизни приходится делать то, что не хочется. Даже сейчас ты вынужден бегать от злых дядек и выслушивать мои речи. Вопрос лишь в том, что для тебя лучше?

Ребёнок задумался. Задумался как-то по-взрослому. Будто взвешивая все за и против, нахмурив брови и потирая свой подбородок указательным пальцем. Отца Александра это насмешило, но, с другой стороны, удивило. Он ожидал более импульсивной и эмоциональной реакции.

– Я подумаю.

– Как надумаешь, приходи в Церковь Лаурелия. Знаешь, где это?

– Знаю. Это далеко!

– Не так уж и далеко, если любишь гулять, – усмехнулся падре, – Если решишься, приходи туда. Скажи, что от отца Александра. А пока...до свидания, Алан Ноубл.

– Подождите!

– Что?

– Держите, – Алан протянул отцу Александру его же кошелёк. Лицо мальчугана было виновато опущено, ожидая наказания, – Прошу прощения!

– Хех, ловкие ручонки у тебя, малец! Моё прощение тебе не требуется. Ты сам раскаялся. Иди с миром.

Улыбка отца Александра и его слова тронули мальчика. К нему ещё никто так не относился. Это было видно по его изумлённым глазам. Отец Александр показался ему действительно святым.

Мальчик всё-таки пришёл в Церковь Лаурелия. Она располагалась на одном и том же уровне, что и все остальные постройки, но её отделял круглый ров, в котором располагались несколько зданий, деревья, даже детская площадка, статуи святых. К церкви вел мостик, который соединялся с двумя лестницами, поднимавшимися изо рва. Сама церковь соединяла в себе белые монолитные плиты и серый кирпич. Из крыши церкви поднимались звенья, окутывающие статуи человека, поднимающего крест вверх. В определённое время суток этот крест мог "ловить" свет от Хоуку или Хонсу, создавая ощущение, что крест "окутан божественным сиянием".

Алан постучался в могучую тяжёлую деревянную дверь, и ему почти сразу же открыли. Священник, открывший дверь, усмехнулся, сказав, что любой желающий может войти и без стука. Алан рассказал священнику о его договорённости встречи с Александром. Священнослужитель же ответил, что в данный момент отец Александр находится на миссии. И вернётся не скоро. Но Алан решил просто подождать, отказавшись заходить внутрь. Прождал он так целый день.

Уже собираясь уходить и искать ночлег, он увидел бело-позолоченный к.лар. Ему не доводилось прежде видеть "летающих машин". Он только видел "зависающих" – а.ларов. К.лар приземлился на задней закрытой площадке церкви. Алан побежал туда, но через монолитную стену не было ничего видно, так что он вернулся ко входу в церковь, присев рядом на лавочку.

Через несколько минут к нему вышел отец Александр. Алана сразу забеспокоило, что у него была перевязана рука, из которой явно натекло много крови. Но сам же Александр был преисполнен радостью.

– Всё же надумал, малец? Здравствуй!

– Здравствуй...те. А что с рукой?

– А? Это так... "профессиональная травма". Я так понимаю, ты прибыл сюда не чтобы о моём здоровье спросить. Дьякон сказал, что ты тут весь день ждёшь. Голоден?

– Немного.

– Ну так пошли. Накормим тебя. Заодно и покажу тебе твоё жилище… Если ты всё же согласишься.

Отец Александр долго показывал всё и рассказывал мальчику о местном быте: об учёбе, о службе, о развлечениях и воспитании. Ну и разумеется, кем он может стать в будущем. Дьяконы часто вызывались помочь, чтобы раненый отец мог спокойно отправиться на отдых. Но он с благодарностью отказывал их предложениям. В конце концов мальчик и падре остановились у фонтанчика. На нём был изображён Хонсу, из которого текли тонкие струйки воды на людей, что подставляли ладони к нему.

– Ну как, лучше это или твой приют?

– Улица, – усмехнулся ребёнок.

– Ну тогда…

– Я знаю. Вы меня вернёте в приют. Так что... это место получше.

– Вот и отличненько. Тогда отве...

– Только будете ли вы здесь?

– Периодически. Уж прости, такая работа у меня. Я не могу быть твоим воспитателем.

– А какая работа? Я думал, вы обычный священник.

– Ха-хах...если бы. Я – инквизитор.

– Инквизитор? А кто это?

– Когда-то инквизиторы охотились на неверных. И обращали их в свою веру. Но теперь... теперь мы охотимся на куда более страшных противников Господа.

– Каких?

– Эх...ничему вас не учили в приюте? Наш самый страшный грех, как показала история – это гнев. Раньше каждый из грехов лишь отравлял душу того, кто ему поддался. Но гнев... гнев начал распространяться как чума. Демоны пользуются слабостью гневной души и превращают человека в одержимого. Чудовищ, что несут ярость и разрушение вокруг. Благо, это не касается обычных людей. Но вот с новусами… совсем другое дело. А мы – инквизиторы – их...освобождаем от одержимости.

– О-о-о-о....Круто!

– Это не...

– А могу я тоже стать инквизитором? А у вас есть какие-то крутые способности? А летать вы можете? А...

– Ты ещё слишком мал и неопытен. Но в будущем...может быть. Однако этот путь не для слабых телом...и душой. И.…я бы сказал, что не пожелал бы тебе такой судьбы. К тому же, надо быть преисполненным верой.

– Тогда я поверю!

– Н-е-е-т, глупыш, – покачал пальцем отец, – Верить надо не для чего-то. Верить надо искренне. И соблюдать заветы божьи. Заговорился я сегодня с тобой. Уже ночь. Тебе пора спать. Да и мне. Я ещё как-нибудь тебя навещу. Ну и заодно можем проверить, силён ли ты телом и душой. Договорились?

– Договорились!

– Тогда до свидания, Алан.

– До свидания!

Так и началась совместная история отца Александра и Алана Ноубла. Александр частенько навещал сорванца, читая ему лекции и потихоньку проверяя способности паренька. А затем и вовсе стал его тренировать и готовить к тяжёлой жизни инквизитора. С одной стороны, отец Александр не желал такой судьбы парню. Но с другой, он бы не отказался от такого смышленого и способного напарника. Алан очень быстро овладел Ош'ем огня и без особых сложностей постигал мастерство Священного Ош'а Инквизиции. А вот учёба давалась ему тяжело. Паренёк был крайне избирателен в учениях и знаниях. И то, что казалось ему бесполезным, он не осваивал от слова совсем. Поэтому отцу Александру долго и упорно приходилось вызывать у него интерес к учёбе.

В течение восьми лет Алан доказывал свою веру, преданность, знания и силу Церкви. Он даже сумел попасть на пару миссий с отцом Александром, где смог-таки познакомиться с главным врагом человечества вживую. А во время Великого Покушения Алан защищал своего короля наравне вместе с остальными инквизиторами. Там Александр и убедился в стальных нервах юнца. В конце концов, Алан дошёл до момента, когда его ждало Посвящение. Посвящение заключалось в том, чтобы будущий инквизитор смог самостоятельно найти и «очистить» одержимого от демона, что осквернил его душу. Старшие инквизиторы наблюдают за ситуацией через колебосенсоры, готовые, если что, вступить в бой. Но только при угрозе мирному населению. Проходящий Посвящение будет один на один с тварью. Если же нет, то он должен это учуять и позвать на помощь до столкновения. Молодость и неопытность Алана вызывала косые взгляды, когда заходила речь о Посвящении при других священниках. Всё-таки обычно инквизиторы – это уже опытные воины, имевшие за собой множество боёв и тяжких жизненных испытаний, что закалили их дух. Поэтому на Алана смотрели как на будущего одержимого, что сломается прямо на Посвящении. Отец Александр же, знавший своего ученика, даже не сомневался в нём. Но волнение всё равно расплетало его язык в ненужные советы перед главным испытанием будущего инквизитора.

– Запомни, одержимых надо бить в голову! Насмерть. Заденешь мозг, но не вырубишь – всё, снова всё отрегенерировано.

– Знаю, отец.

– И следи за возмущениями фибры. Они дают подсказку…

– Куда может он переместиться. Помню-помню.

– И самое главное…

– Не поддаваться гневу.

– Хорошо. Тогда… я верю в тебя, Алан. Да благословит тебя Бог, и да наставит тебя Он на путь истинный, – Александр положил руку на плечо юноши и кивнул ему, поджав губы. Алан кивнул в ответ с лёгкой улыбкой, а после ушёл.

Целью Алана был одержимый, терроризировавший христиан и священников в небольшом городке Фидес. Местный бес обычно нападал сугубо на глубоко веровавших, что для одержимых нехарактерно. Придя на последнее место нападения, что было оцеплено стражами, юноша увидел труп дьякона, разорванного на куски. Он лежал таким прямо в парке, освещённым серостью облаков, прятавших за собой Хоуку. Алан переговорил со стражей. Те не дали ему какой-то ценной информации: камер по близости не было, очевидцев тоже. Но всё-таки стоило это сделать. Беловолосый юноша подключил свой даирокан. Такие раны нельзя было сделать без использования фибры. Поэтому на ней должен был остаться след. Как он и думал, след есть. Одержимые оставляют на пространство-фибре стяжки как коты на тюле. Однако, след был угасавший. Убийство произошло ночью всё-таки. Алан дошёл до какого-то старого района с потёртыми временем небольшими домиками, что заросли кустарниками и деревьями. Это, конечно, было модно, но обычно так делали богатые люди. Здесь таких явно не было. В этом районе след и пропал. И инквизитору только оставалось гадать, куда мог пойти дальше одержимый. С этого момента преступник мог скрыться абсолютно где угодно. «Раз цель постоянно совершала вылазки примерно в одном и том же диапазоне, значит и логово должно быть недалеко. Опрашивать смысла кого-то нет. Навряд ли кто-то гулял ночью тут. Даже если так, одержимый не дал бы себя заметить. Стоит осмотреться», – рассудил Алан. Несмотря на старость и неухоженность места, оно не было заброшенным. Каждый дом был жилым. Не было ни гаражей, ни каких-то полуразрушенных хибар, ни подвалов – места, где любили прятаться «приручённые гневом». Алан приметил канализационный люк. Приглядевшись к нему, он заметил небольшие отметины, что свидетельствовали о его частом использовании. «Кто-то много его открывал. Сомневаюсь, что из-за частых проблем с трубами». Открыв его и спустившись вниз, Алан начал бродить по канализационным сооружениям. Многие из них были очень развиты, так как раньше люди жили именно тут, а не на ржавой и радиоактивной поверхности. Ничего толком не видя, Алан зажёг световой шарик, что завис подле него, и пошёл вперёд. Дальше его вела только интуиция и мысли: «Где бы я захотел обжиться на месте демона?». Проходив так какое-то количество времени, он наткнулся на тяжёлую дверь. Она отделяла нынешнюю канализацию от жилых помещений прошлого. Туда Алан и направился. Он бы никогда не открыл такую дверь, не будь он новусом. Но на удивление, распахнулась она довольно легко. Значит, он шёл по правильному пути. В этих помещениях ничего не было. Лишь небольшие осколки прошлого: детские рисунки на тёмно-зелёных стенах, сломанная мебель, какие-то мелкие и незначительные вещи, давно забытые. Он часто представлял себя на месте первых колонизаторов, что бросили свой дом, свою планету, своё прошлое и обрекли себя на подземную жизнь в радиоактивной пустоши ради лишь надежды на заложение фундамента для новых поколений. Ему казалось это куда более героичным, чем даже то, чем занимался он сам.

Вдруг мысли Алана затихли, как только он заметил тусклый и тёплый свет. Он шёл лишь из одной комнаты. Осторожно зайдя в неё, он лицезрел просторный зал, где фигура в чёрной и грязной робе молилась при свечах. Свечи были повсюду и горели то обычным, то красным огнём. Вокруг него стояли иконы такого же скверного состояния, как и сам молившийся. Некоторые даже не были католическими. А сверху надломленный крест. Алану стало нехорошо от атмосферы этого места. Такой крест мог повесить лишь тот, чья вера пошатнулась.

–…блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное.Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах. Аминь, – одержимый встал и повернулся к инквизитору. Это был престарелый мужчина с длинными и взъерошенными волосами и бородой. Как и у любого одержимого, его глаза горели ярко-красным огнём. Посмотрев наверх, он сказал, – Пришла моя скала, моя твердыня. Пришёл мой избавитель! Ты, – обратился бес к Алану, – …инквизитор. Знаешь ли ты, что это за место?

– Знаю.

– Знаешь. Но не понимаешь. Это место…вне времени. Застыло. Храня в себе крупицы того, чем мы были раньше… Слабые духом…слабые телом. Оставленные Богом. Порабощённые нашими же творениями… Мы, испуганные мощью Дьявола, нашли себе нового бога. Бесчувственный и холодный шар, что «спас» нас. Но разве «Воля Бога» бы оставила нашу колыбель на съедение силам тьмы? Разве бы Бог оставил тех воинов, что боролись со злом, поглотившим их?

– Ты и сам стал частью этого зла, – спокойно промолвил Алан, – Ты поддался смертному греху, но всё же почитаешь Бога. И тут же говоришь, что Он оставил нас. Хотя, Он же и спас нас. Ты противоречишь сам себе.

– Хе-хе-хе-хе… Ты знаешь, какого быть тем, что ты ненавидишь? Презираешь? Знаешь, какого убивать того, чью боль ты чувствуешь? Знаешь ли ты, какого быть преданным своей верой, своей общиной? Что ты вообще знаешь, инквизитор?

– Знаю, как убивать таких, как ты, – Алан взвёл затвор своего пистолета.

– Ты так же слеп, как и остальные…

Красный свет вырвался из глаз одержимого, окрасив собой всё вокруг. Святые на иконах превратились в ужасающих демонов, чьи лица растекались в противные гримасы. А крест перевернулся, и его копии заполнили всё вокруг. «Тестуануром…», – подумал Алан. Его лицо даже не дрогнуло. Он знал, что это не реально. Когда свет погас, одержимого уже не было. Была только кромешная тьма. Но молодой инквизитор был готов. На удар фибриновых когтей, вырвавшихся из тьмы, он среагировал моментально. Пули, тут же выпущенные из его пистолета, направились в одержимого. Он бы непременно увернулся, если бы это не были сверхбыстрые взрывные пули, что разорвали ему часть туловища, правые руку и часть лица. Но враг был не сломлен. Левой рукой он откинул пистолет Алана. Инквизитор схватил его за вторую руку, после чего над одержимым появились световые колья. Но какого было удивление Алана, когда они врезались в такие же колья, только красного цвета. Правая рука беса отросла. Алан схватил и её. Одержимый создал ещё кольев над ним, из-за чего Алан был вынужден призвать купол, который откинул врага. Колья его пробили, но до Алана не достали.

– Откуда ты знаешь секреты светового Ош’а?

– Глупцы ныне ходят в рядах Инквизиции, – одержимый показал свой треснутый серебряный крест, – Я – отец Полит. Бывший инквизитор.

– Не очень-то, значит, ты был хорош, раз поддался заразе.

– Глупец. Пропитанный насквозь пропагандистскими речами. Во мне нет заразы. Во мне нет беса. Я стал «одержимым» по своей воле.

– И после этого я глупец? Кто захочет становится чудовищем? Силы захотел?

– Тот, кто познает, что настоящее чудище – это система, которой мы служим, не задавая лишних вопросов. Как думаешь, почему Церковь до сих пор не знает, как спасти одержимых от «демонов»? Откуда эти «демоны» берутся? И зачем это всё Дьяволу? А Богу?

– Хм… Хватит болтать, монстр.

Алан выпустил из своей руки поток огня, что заполонила собой всё помещение. Но огонь потух от вихря чёрно-красной фибры, что хвостами вырвалась из Полита. На конце хвостов были световые колья, что снова врезались в барьер Алана, закрыв ему весь обзор. Барьер треснул, а после из тьмы вырвалась лава, что окончательно его разрушила и попала на молодого инквизитора. Тот упал, крича от боли. Чувствуя, как жидкость плавит правую часть всего его тела. Но его удивляло, что он всё ещё что-то продолжал чувствовать. Отец Полит замер в изумлении. И Алан понял, что что-то было не так. Он посмотрел на свою руку, с которой лилась лава. А на ней был металл. Стальные мышцы, разогретые до красна. Алан прикоснулся ей до обожжённой части лица. И почувствовал снова… металл. Ужас одолел его. Ужас от самого себя. От непонимания и неизвестности.

– Кажется, не я один тут «неправильный» инквизитор! Ха-ха-ха! Или ЭТИМ щас становятся новобранцы? Ещё один повод сжечь Церковь вместе с Папой Римским дотла!

Полит сложил руки вместе. Его слова и действия вернули Алана в реальность. Он вспомнил совет Александра: «Обращай свои чувства в оружие, которое ты ведёшь, а не оно ведёт тебя». Из стен вырвалась магма, что готова была обрушить юнца-киборга. Алан обратил свой страх в оружие и из его металлической руки вырвался луч, которого он сам даже не ожидал увидеть. Полит был вынужден упасть и остановить магму. Не успел он встать, как Алан уже налетел на него с кулаком, что взорвал пол. Бывший инквизитор обратился в фибру и зашёл сзади со своими хвостами. Но Алан сжёг их лучом с разворота, а после заблокировал своей рукой когти. Второй же он пробил сквозную дыру в Полите, а затем откинул его, не дав шанса для контратаки. Полит снова обратился в красноватую дымку и побежал прочь. Алан подобрал пистолет и побежал за ним. С удивлением для себя, он обнаружил, что буквально полетел на реактивной тяге за ним. На каждом развороте Алан пытался поразить своим мощным кулаком одержимого, взрывая всё вокруг. Огненные лучи буравили стены, снося части тела беглеца. Но одержимый продолжал бежать. Пока, наконец, не загнал себя в тупик. Полит пытался отчаянно забросать Алана кольями, но страх вёл его, а не он страх. Поэтому Алан, уклонившись на невообразимой для себя же скорости, схватил одержимого за лицо. Его раскалённая рука приварилась к коже врага.

– Ты…ты… Чудовище! Как я! В один день, ты поймёшь это… И тогда…

Алан в момент прожёг его лицо лучом до черепа, в котором уже не было ничего. После он медленно опустил его и промолвил:

– Вечный покой даруй им, Господи, и да сияет им свет вечный. Аминь.

Перекрестившись, он сорвал крест бывшего инквизитора, на задней стороне которого было написано «Полит». Затем Алан уселся рядом с трупом, смотря на свою руку. Ему было страшно. Он не хотел подниматься наверх. Ему казалось, что он должен был остаться. Что должен был спрятаться. Как монстр. Его одеяние было сожжено и обнажало его кибернетическую натуру. И каждый бы увидел, что он такое на самом деле. Но так было нельзя. Кем бы или чем бы он не был, он знал, что душа и помысли его были чисты. А тело лишь оболочка. Но теперь его гложило, кто и зачем с ним это сделал. Пока он об этом думал, рука начала заживать. И приобретать нормальный вид клеткой за клеточкой. Это происходило так быстро, что аж завораживало. И вот Алан уже смотрел на свою нормальную руку. Торс. Он потрогал лицо: снова мягкое, снова кожаное. С одной стороны, он обрадовался. Но с другой, у него возникло только больше вопросов. Встав, он подумал, как же хорошо, что лава не попала на штаны, усмехнулся про себя и пошёл на выход, пытаясь унять бурю чувств, бесновавшихся внутри. На улице его уже ждали парочка инквизиторов с отцом Александром. Последний тут же взволновано подбежал к парню, обнял его и внимательно осмотрел.

– Слава богу! Мы почувствовали поразительно мощные всплески энергии! Всё нормально?! Ты ранен?!

– Да-да. Всё нормально.

– А что с одеждой?!

– Одержимый её сжёг… Неважно. Важно это, – Алан показал Александру крест.

– Отец Полит? Он вроде бы считался мёртвым… Чёрт… Прости боже. Я… Если бы мы знали, что это бывший инквизитор, тебя бы…

– Это неважно, отец. Всё хорошо. Но нам надо кое-что обсудить…

– Да, конечно! Говори!

– Наедине, – взгляд Алана вызвал смутные чувства у отца Александра.

– Эм… Ладно. Тогда… сначала тебе надо пройти тест на психостабильность, раз уж ты здоров. Потом поговорим.

Тест Даггера или же тест на психостабильность представлял из себя множество вопросов, через которые опытный инквизитор на пару со специалистом-детектором смотрели за реакцией испытуемого. Фиксировались его эмоции, чувства, колебания сердца, нейронная активность через полиграф, который также отслеживал влияние объекта на фибру, изменение его фибриного потенциала и структуры его СДФ. Инквизитор же, помимо безопасности, отвечал, в целом, за те же вещи, что и полиграф. На тот случай, если техника даст сбой или одержимый сможет её обезвредить. Ну и в целом, Церковь не сильно доверяла технологиям. Алана завели в небольшое и яркое помещение в здании АМК. Перед ним сел мужчина средних лет, который, предварительно подключил к будущему инквизитору все необходимые датчики. Он смерился со временем в смартмайнде, что выражалось в закатывании глащ, и заговорил:

– Что ж, пожалуй, начнём. Меня зовут Родерик Гоул. Сегодня я буду вашим полиграфологом. Вы наверняка знаете процедуру, однако, мой регламент требует вас уведомить о порядке прохождения тестирования, – голос специалиста был мягок и искусственно добр, – Когда сюда придёт старший инквизитор, который будет следить за ходом процедуры, я буду задавать вам вопросы. Отвечать надо быстро и честно, как бы правда плохо не звучала бы. Иначе полиграф будет давать неверные значения, которые уж точно не будут в вашу пользу. А вот и инквизитор. Отец Тэнэлукем Арген, здравствуйте!

Тэнэлукем выглядел как типичный инквизитор. Только его лицо скрывалось под особой респираторной маской, которая ему стала необходима после одной из травм. Глазницы таили в себе тонкие жёлтые сенсоры-линии, которые придавали инквизитору устрашающий и таинственный лик. Из-под маски выглядывали ухоженные русые волосы. Видимо, это было единственным, чему Тэнэлукем мог уделять время на своей голове. Он считался сильнейшим инквизитором всех времён. Даже одержимые давали ему клички: "Мясник", "Убийца", "Маска". А в народе его прозвали:" Серебряный Свет". Разумеется, за его подвиги и расправу над тысячами одержимых. Немудрено, что Алан переволновался, когда увидел своего кумира, которому, возможно, придётся его убить.

– Ого, кажется, вы рады видеть Отца Тэнэлукема, мистер Ноубл, – задорно подметил полиграфолог.

– Здравствуйте, отец Тэнэлукем, – взял себя под контроль Алан. Его диаграмма стабилизировалась. В ответ старший инквизитор лишь качнул головой. Не было даже понятно, кому: Алану или специалисту.

– Тогда можно начинать, если все готовы. И так, первый вопрос: поменялось ли ваше отношение к одержимым после вашей первой миссии?

– Нет.

– Поменялось ли ваше отношение к Церкви или к Хонсу – Воле Господня?

– Нет.

– Присутствие инквизитора Тэнэлукема беспокоит вас?

– Да.

– Хм…Что вы ощутили, когда убили отца Полита?

– Жалость.

– Говорили ли вы с ним? Что скажете о нём?

– Он говорил. Он пал гневом так низко, что ему пришлось искать истину во тьме.

– Какая утрата ударила по вам сильнее всего?

– Та, что я не знал. Потеря родителей.

– Что вы боитесь потерять?

– Отца Александра. Веру. Доброту.

– Что вы сделаете, если увидите плачущего ребёнка, которого распирает от злости?

– Выслушаю его. Успокою.

– Что вы сделаете, если увидите человека, что кричит из-за ярости?

– Успокою его. Если он новус, отправлю на психологическую экспертизу.

– Как думаете, зачем истреблять одержимых?

– Чтобы не было повторения судьбы Лиденасанса. Чтобы мы не пали жертвой гнева дьявольского.

– Считаете ли вы их истребление правильным?

– Нет.

– Что тогда было бы правильным?

– Найти лекарство от этой заразы.

– Хе-хе, – смешок Родерика вызвал отвращение у Алана, что специалист сразу заметил на полиграфе, из-за чего замолк и стал серьёзен, – Улучшили ли вы бы своё тело, если была бы возможность?

– Только дух, – Родерик удивился чему-то, смотря на экран полиграфа.

– Вы молод. Хотите ли вы вступить в отношения? Создать семью?

– Как Бог рассудит, так и будет.

– Это не ответ на вопрос.

– Эх… Хотел бы.

– Многие одержимые потеряли свои семьи. Как бы вы перенесли такую утрату?

– Не знаю, – честно с самим собой ответил Алан.

– Зачем вы хотите стать инквизитором?

– Чтобы сражаться за то, что считаю праведным.

– Как вы относитесь к каирхатсу?

– Никак.

– Как думаете, как поступит с ними Бог?

– Будет судить по их праведным и нечестивым поступкам.

– Как вы относитесь к идеям каирхатсу об ускоренной эволюции?

– Бог нас создал по своему образу и подобию. Только он вправе решать, куда нам двигаться дальше, – полиграфолог в ответ ухмыльнулся.

– Не только каирхатсу следуют этой идеологией. Гвардейцы тоже улучшают своё тело и вставляют себе импланты. Как вы относитесь к этому?

– Это их выбор: брать грех на душу, ради защиты короны, – Алана начинали напрягать вопросы. А специалист это сразу же видел на полиграфе, из-за чего на его хитром и добром лице возникала лёгкая улыбка.

– А если бы Бог ниспослал вам откровение, где призывал сделать всё, чтобы защитить наш мир от зла, вы бы сделали всё?

– Всё, что в силах моего тела, разума и духа, – Родерик улыбнулся, будто нашёл себе достойного соперника в своей эмоционально-интеллектуальной игре. Алан был напряжён и серьёзен. Специалист нащупал его больную тему, от которой молодому инквизитору было невозможно абстрагироваться. Всё ещё был силён шок, который он так тщательно покрывал под маской спокойствия.

– Несмотря на запрет на киборгизацию, многие люди до сих пор ходят с превышением порога имплантации среди нас. Что вы сделаете, если обнаружите такого человека?

– Сообщу стражам.

– Но вы же сами можете его задержать.

– Если он будет представлять угрозу для окружающих, я вмешаюсь. Если нет, это дело стражи.

– Угу… Многие, кто имеет опасную работу, принимают стимуляторы для улучшения своих способностей. Вы бы приняли такой в случае опасности?

– У таких вещей цена сильно выше, чем то, что они дают. Да и для настоящего новуса такие вещи бесполезны.

– Хм… Устанавливали ли вы себе импланты или улучшали своё тело каким-либо образом перед становлением инквизитором? Даже не так. Перед становлением на «путь истинный».

– Нет, – Алан говорил правду, но ему почему-то казалось, что он обманывал. Результаты полиграфа смутили Родерика, из-за чего он почёсывал свой подбородок, не зная, как докопаться до правды.

– Может, кто-то из близких или друзей интересуется по данному вопросу?

– Нет.

– Эх, – вздохнул разочарованно Родерик, – Что ж, представим ситуацию…

Опрос шёл несколько часов. Алан держался стойко, но каждый вопрос, связанный с киберимлпантацией или улучшением тела немного выбивал его с колеи. Вызывал тревогу и беспокойство. Хоть он и отвечал честно. Когда опрос закончился, Родерик мило попрощался, сказав, что результаты будут готовы позже. Тэнэлукем же молча вышел, будто его и не было. Отец Александр не смог встретить своего ученика, поскольку его вызвал архиепископ. И Алан вынужден был отправиться домой.

В своей квартире парень просто сидел у стены, смотря на свою правую руку. Его терзал страх. Ему хотелось, чтобы это всё ему померещилось. Что это всё тестуануром или сон. Он не верил. Поэтому он взял нож с кухни и провёл им по своей руке. Из пореза полилась кровь. Это его обрадовало. Это значит, он человек. Но он не поверил. Тогда он сжёг свою руку другой, терпя чудовищную боль. И тогда, когда его правая рука должна была превратится в горелый кусок мяса, он увидел нагретую сталь. Он рухнул на пол, не зная, что делать дальше. Он даже не знал больше, кто он. Он начал вспоминать всю свою жизнь, но не мог и близко предположить, когда с ним это могло произойти. Это только объясняло его силу и выносливость. И ещё вспоминал, с каким ужасом на него смотрел отец Полит. «Когда тебя боится чудовище, это означает, что ты ещё хуже,» – заключил парень и заплакал.

На следующий день раздался звонок в дверь. Алан, резко подскочивший, обнаружил, что он проспал половину дня. Открыв дверь, молодой инквизитор встретил отца Александра, на лице которого была невнятная смесь эмоций. Толи он был рад, толи зол, толи в смятении.

– Ты всё ещё спишь?!

– Да. Здравствуйте, отец…

– На тебя не похоже. Кто меня мучал фразой: «Кто рано встаёт, тому бог подаёт?». И ведь добился своего. Теперь я встаю в 5 утра!

– Хе-хе… Да…

– Пришли результаты тестирования.

– И… и как? – взволнованно спросил Алан.

– Неплохо. Но от тебя я ожидал большего. Особенно по такой глупости как киберимплантация… Даже представить не могу, что может у тебя вызывать эмоциональные всплески, хотя ты говорил правду… Просто знай, что это твоё слабое место, но… так или иначе, теперь ты можешь стать инквизиторо, малыш. Поздравляю.

– Не могу, падре.

– Что? Почему?

– Я об этом и хотел поговорить…

Алан прошёл на кухню, где было попросторнее. Он поставил Александра подальше и сказал ему не вмешиваться. Начав сжигать свою руку, молодой инквизитор успокоил своего чуть не подпрыгнувшего на месте наставника. А после, когда пламя рассеялось, у отца Александра чуть не отпала челюсть.

– Ч-ч-то? Это?

– Я это обнаружил, когда меня ранил одержимый. Поэтому на мне не было ран. Хотя, я должен был умереть.

– Невозможно…Ты…Когда ты успел? Я… – отец Александр потерял дар речи, а Алан, наблюдая за горечью в глазах учителя, продолжал.

– Я никогда не ощущал такой прилив силы и скорости. Одержимый в страхе бежал от меня и забился в угол, где я его прикончил пламенем, которого никогда и нигде ещё не видел. Но я не знаю, когда, кто, зачем и почему это со мной сделал. Кто я теперь, отец? Что я?

– Ты…, – отец Александр встал и подошёл к Алану, положив руку ему на плечо, – Ты всё ещё Алан Ноубл. Мой ученик. И это… Я знаю, что ты говоришь правду. Ты бы такое никогда с собой не сделал. Да и полиграф тоже самое показал… Но теперь понятно, почему эта тема тебя так сильно беспокоила…

– Что мне делать? Надо рассказать всё в комиссии или…

– Нет!

– Что? Но…

– Алан, ты… пойми… Если бы Церковь сама сделала себе киборга… Или как король делает себе послушных гвардейцев – машин для убийств – это одно. Но когда какое-то сверхтехнологическое чудо кибернетики, о котором они ничего не знают, появляется из неоткуда, то это вызывает страх. Они тебя отправят в лаборатории, ставя опыты похлеще, чем на одержимых. Пытаясь понять, что ты такое.

– Я бы тоже не отказался понять… Это неправильно, отец! Как я смогу в глаза смотреть своим соратникам? Как я могу изничтожать зло, когда я сам им являюсь?

– Ты не являешься злом. Зло – оно в душе. Не в теле. Твои помыслы и душа чисты. Это главное. А насчёт этого… чьих бы рук это не было дело, сомневаюсь, что он хотел чего-то добиться через тебя. Иначе бы не оставлял на улице.

– Но что если я… если я какой-то спящий агент… каирхатсу, высших… я не знаю.

– Тогда это на моей ответственности. Не на твоей. Договорились?

– Эх… При одном условии.

– Каком?

– Мы должны узнать, кто это сделал.

– Хорошо.

– Тогда договорились.

– Завтра будет Священная Акколада. Постарайся не забивать себе голову этим. Ты всё ещё тот же человек, Алан. Не забывай это.

На Акколаде, где собралось множество духовных лиц и таких же будущих инквизиторов, Алан исповедался в грехах совершённых, дал обет безбрачия, чтобы душу обезопасить от демонов, ждущих его утрат; причастился и был готов принять на свои плечи золотой клинок Михаила перед кардиналом Портамином Луксом – наставником для всей Священной Инквизиции. Это был пожилой мужчина с блестящей плешью и бородой. Его длинная белая роба, его тяжёлые брови с сияющими зелёными глазами давили на будущего инквизитора своей проницательностью. Словно кардинал смотрел на его смятённую душу. От того Алану было ещё более стыдно вставать на колено перед таким достойным и важным человеком, будучи осквернённым тёмной технологией.

– Клянёшься ли ты, Алан Ноубл, перед ликом Господа-Бога и воплощением его Великой Воли Хонсу хранить душу свою чистой и свободной от грешного мрака, даже когда руки твои будут в крови злой? – заговорил Портамин Лукс.

– Клянусь.

– Клянёшься ли оберегать Церковь и веру нашу от сил нечистых, что оскверняют умы и души людей слабых и грешных?

– Клянусь.

– Клянёшься ли ты телом своим заслонять слабых от влияния и оружия дьявольского, чего бы тебе этого не стоило?

– Клянусь.

– Да благословит Господь силу души твоей в борьбе со злом великим. Пусть не поглотит тебя скорбь, не пожрёт алчность и не опалит злоба на пути твоём священном. И да настанет час освобождения от клятвы твоей лишь в момент встречи с Ним. Аминь.

Поздравив своего ученика после церемонии, отец Александр предложил ему сходить отпраздновать это. Хоть Алан и отказался, ссылаясь на отсутствие настроения, Александр не хотел слушать отмазки. Взяв по Туту-Биту и по кофе, они уселись на улице за столик, купаясь в лучах Хоуку. День был солнечным и пёстрым. Будто бы с того ни с сего все решили устроить праздник.

– Слушай, я понимаю, что в голове твоей сейчас нет места радости. Но от того, что ты будешь страдать руминацией, ничего не изменится. Позволь себе насладиться хотя бы успехом и началом нового пути! – гордо улыбался отец Александр.

– Это был не мой успех. Это был успех моего… тела.

– А кто ж им пользовался-то? Само что ли демона в Ад отправило?

– Не знаю, отец. Мои решения, движения были так быстры, а сила так велика, что я… не ощущал себя собой в тот момент.

– Алан, не будь к себе так строг. Ты победил противника, перед которым беспомощны многие инквизиторы. Пускай даже это и была частично заслуга твоих скрытых способностей. Но именно ТЫ их использовал! Ты адаптировался к ситуации и смог победить! Я бы… я не уверен, что смог бы сохранить трезвый ум в такой ситуации. Да и по секрету скажу, что у многих инквизиторов есть грязные тайны. Кто не без греха? И твоя тайна… хоть и удивительная, но уж точно не заслуживающая порицания.

– И тем не менее, вы сказали о ней помалкивать.

– Во избежания проблем и волнений. Кардинал Портамин может быть тоже увидел, что твоя душа чиста. Но увидят ли другие инквизиторы? Архиепископы? Священники? Монахи? Не думаю, что он станет защищать твою честь перед каждым ценой своей репутации.

– Всё равно это как-то неправильно, отец…

– Алан, не думай об этом, как о проклятье. Это дар. От Бога, что не дал тебе идти на сделку с совестью для обретения силы.

– Вы предлагаете пользоваться ЭТИМ? – возмутился Алан.

– Несёт ли тьму или свет клинок определяет не он сам, а тот, кто его держит. Так и ты. Тебе дана возможность. Используй. Исследуй.

– Но вдруг кто-то хочет этого? Вдруг кто-то хочет использовать меня во зло?

– Это будет не на твоей совести. К тому же, мы же договорились. Мы узнаем, кто это. А пока ешь и наслаждайся своим триумфом, малец. У нас с тобой впереди долгий путь.

Пройдя множество заданий, спасая людей и очищая мир от демонов, Алан продолжал искать ответы на вопросы о том, кто он такой. Через приют он узнал, что его, когда ему было несколько месяцев отроду, подкинул с написанным именем на лисчтоке некий мужчина в закрытой одежде. Что не произнёс ни слова. Камеры не смогли уловить, как он исчез. Его маршрут был бы мало полезен спустя столько лет, но то, что даже этого узнать не удалось, сделало эту ниточку абсолютно тупиковой для Алана. Проверяя истории разных роддомов, он нашёл зацепку. Некий новорождённый Алан Ноубл пропал прямо из своей кроватки. За эти несколько месяцев его и могли превратить в киборга. Но вопросы кто и зачем остались без ответа на протяжении трёх лет. В конце концов, Алан сдался, ведь того мужчину было найти просто невозможно. Пропавший на войне отец и умершая при родах мать тоже не дали ничего, кроме тоски и грусти. Поэтому пока Алан лишь надеялся, что однажды Бог укажет ему путь до истины.

Очередное задание. За стеной. Приграничная зона была излюбленным местом одержимых. Там было много заброшек, где можно было ночевать и прятаться перед набегами. Одержимые часто занимались убийствами, но причины всегда были разными. Кто-то из-за ненависти, кто-то из-за страха, кто-то из-за необходимости еды. Это был третий случай.

Следы указывали на старинный детский сад, что находился около леса. Ныне вырубленного и лысого. На фоне серого и тусклого неба, что готовилось пустить свои слёзы, картина мёртвого здания, где когда-то было веселье и новая жизнь, порождала печальные мысли.

– Это оно? – спросил Алан, уже изрядно возмужавший, у Александра.

– Да. Должно быть. Местные говорили о садике в «пустом лесу».

– Странное место для убежища.

– Почему же?

– Оно же… на виду.

– Что ж, одержимые не всегда могут похвастаться мозгами. Пошли. Дело ждёт. Может, если поспешим, то кого-то найдём живым.

– Я не понимаю, зачем они это делают…

– Что?

– Едят… людей. Разве нельзя просто красть припасы или охотиться на животных?

– Животных в таком лесу не найти. Да и человек добыча попроще. А по поводу припасов… Это же надо организовывать план. Как это всё вывести, как хранить, прятать следы и так далее. Когда ты безмозглое и бешеное чудище, тебе не до этого.

– Но не все же такие… Отец Полит не был.

– Это исключения. И такие исключения куда опаснее, Алан.

– Каков план?

– Не думаю, что их сильно много тут. Жертв мало. Опаснее будет, если кто-то сбежит. Надо разделиться. Я зайду снизу. Как только почувствуешь всплески фибры, запрыгивай наверх. За работу.

Отец Александр тихонько зашёл в здание, дверь которого давно сгнила и не могла уже охранять своих жителей. Его даирокан засёк восемь душ. Подавлять фибру они не умели, но они знали, что он тут. И сидели в засаде. На кухне было двое. Инквизитор спокойно пошёл туда, активировав заранее щит. Как только он вошёл, одержимый мужчина попытался накинуться на него. Но отлетел от щита. Отец достал пистолет и выстрелил в голову женщины, напавшей сбоку. Мужчина заорал горестным рёвом, собирая фибру в свои руки, но Александр поразил и его лицо. Остальные одержимые засуетились, пытаясь попасть в Александра пулями и огнём, прожигавшим тонкие стены. Александр просто возобновил щит и кинулся прямо в пламя, расплавившее картонные стены.

Тем временем, Алан забрался наверх, запрыгнув в разбитое окно. С перепугу одержимый перед ним упал, крича как полоумный. Он выпустил сгустки красной фибры, что разорвали часть коридора. Но Алан уклонился и застрелил безумца. Ещё один одержимый с рыком побежал в атаку. Пуля Алана попала ему в шею, разорвав её. Голова почти отлетела от тела, но лоскута хватило, чтобы удержать её. Поэтому одержимый добежал до инквизитора, кулаком пробив стену. Алан увернулся. Второй удар он хотел поймать, но одержимый был настолько силён, что вбил инквизитора в коридор. Однако, рука всё же был пойман. Лучом он испепелил руку одержимого, от чего тот опешил, но снова попытался замахнуться. Рука Алана стала раскалённой и железной, и он просто отрубил ей конечность, а затем и голову одержимого, что не успела до конца встать на место.

Битва утихла что внизу, что наверху. И Алан начал проверять комнаты, не доверяя своему даирокану. Везде было пусто. Обычные полупустые и полуразрушенные комнаты, в которых раньше играли дети, работали их воспитатели. Алан вспомнил о своём приюте. О детстве, в котором он не знал печали. Даже несмотря на одиночество. Он уже хотел спускаться, но в общей спальне с маленькими разбитыми кроватками Алан услышал всхлипывания. Даирокан ничего не чувствовал, но на звук он быстро нашёл источник плача. Это была маленькая девочка, прятавшаяся в уголке. Тихонько плача, она спросила:

– Вы…вы…вы меня убьёте? Я не хочу умирать!

– Нет, что ты! Мы тебя вытащим отсюда, – сел рядом Алан, – Ты ранена? Они что-нибудь сделали с тобой?

– Они… Они были хорошими… Они не-не были виноваты в… в том, кем они стали…

– Они не были виноваты. Демоны завладели их разумом и превратили их в монстров.

– Монстров? Они заботились обо мне! Одевали. Согревали. Кормили…

– Кормили?..

– А вы… ВЫ ИХ УБИЛИ! ВЫ – МОНСТРЫ!

Девочка развернулась и издала ультразвуковой крик, что повалил Алана на пол, обездвижил. Он чувствовал вокс всем своим телом. Его мышцы и кости содрогались. А барабанные перепонки вот-вот были готовы лопнуть. Он пытался прицелиться в неё, но кисть не слушалась. Казалось, его мозг щас взорвётся также, как пули его пистолета взрывали головы одержимым. Пока вокс на него действовал, ему мерещилось Посвящение. Отец Полит, ужаснувшийся его натуре. И фраза: «ВЫ – МОНСТРЫ!», что повторялась из раза в раз, всё больше ломая волю инквизитора. В один миг всё затихло после выстрела. Алан не сразу отошёл. Не сразу понял, что произошло, хоть и слышал упавшую гильзу. Звон от вокса всё ещё был в его ушах. Тело ещё тряслось. Отец Александр помог подняться ученику.

– Ты в порядке? – его голос словно был далеко. Будто доносился из глубокой пещеры.

– Д-да. В порядке.

– Ты потерял бдительность. Повезло, что слышать меня ещё можешь.

– Она…Я… не чувствовал, что она одержимая.

– Я тоже. Но ты знаешь, что одержимые могут подавлять свою фибру.

– Но не знал, что на это способны дети…

– Пошли. Нам надо удостовериться, что никто не сбежал. Иначе нам придётся сюда возвращаться.

– Да. Сейчас. Только оклемаюсь…

Взгляд Алана упал на эту девочку. На её маленький трупик. Это парализовало его. Вокс больше не казался таким шокирующим. Ребёнок, что назвал его монстром, был мёртв из-за него же. Ему стало отвратительно горько на душе.

– Алан, у нас нет времени. Надо идти, – торопил его отец.

– Да-да…Пошлите.

Проверив следы и все комнаты, инквизиторы не нашли ничего, кроме украденных припасов и расчленённых трупов местных. Некоторые были термически обработаны, некоторые надкусаны. За несколько лет службы Алан не видел такого мерзкого зрелища. Как трупы людей хранили как какие-то припасы на зиму, которые можно ночью подъедать, если голод одолеет. Выйдя с учителем на улицу, Алан спросил:

– Эта девочка… Она отличалась от остальных. Она разговаривала. Думала.

– И она была сильнее. Сила одержимых зависит от их страданий. Чем более они сильные и высокие, тем сильнее становится демон.

– Что значит «высокие страдания»?

– Вспомни отца Полита. Он преподал тебе урок на всю жизнь. Его страдания были из-за веры. Его эмоции были направлены на разрушение Церкви и её последователей, поскольку он считал нашу религию ложной. И посмотри на этих… Сошедшие с ума от голода и бедности, всё что они могли делать, это вести себя как животные.

– Но эта девочка не была животным…

– Возможно, она не познала голод. Возможно, вся её семья отдавала последние крохи, чтобы малютка росла и не голодала. Поэтому она стала одержимой, смотря на страдание, боль и озверение своих близких.

– Это чудовищно.

– Такова цена дара Хонсу. Фибра обнажила наши души и сделала нас теми, кем мы являемся на самом деле. Сила духа делает человека ещё сильнее. А слабости лишь усиливают боль, от которой и приходится брать силы одержимым.

– И всё же… Разве вы не жалеете их? Разве не хотелось вам их спасти?

– Мне жаль тех, кем они были до того, как стать чудовищами. А спасти… лучшие умы Северных Врат и Церкви борются и по сей день за их спасение на протяжении более тысячи лет. До Планетарной Телепортации. Ещё на Лиденасансе, где Гнев одержал победу и пожрал наш дом. И всё ещё нет результатов. Видимо, такова воля Бога. А мы лишь её исполнители.

– Это всё равно как-то неправильно…

– Алан, друг мой, истина в том, что душу может лишь спасти её носитель. Бог указывает всем путь, но многие его отвергают. И падают во мрак, откуда уже не вернутся прежними. Возможно, ты когда-нибудь придумаешь, как развеять этот мрак. Но пока… мы должны заботиться и защищать тех, чьи души ещё можно спасти.

Вернувшись к местной деревеньке, инквизиторы уведомили жителей, что проблема устранена. И что они могут наконец вернуть свои припасы и похоронить близких. Простой люд был безмерно благодарен, собравшись вокруг инквизиторов, и в то же время опасался убийц монстров. Многие пытались что-то подарить, выразить своё почтение. Но инквизиторы отказывались, спеша поскорее уехать. Подойдя к своей служебной машине, которая выглядела как длинное и угловатое купе серебристого цвета, они заметили белого голубя. Он принёс послание на бумаге. Это означало, что информация была сверхважной и конфиденциальной. Отец Александр открыл миниатюрный рюкзачок и дослал записку, отпустив голубя. Тот взлетел и световым лучом мгновенно улетел назад. А отец Александр начал читать.

– Что пишут?

– Кардинал срочно собирает всех инквизиторов для важного объявления.

– Это всё?

– Это всё. Но чтобы это не было, это не к добру. Поехали.

Прибыв в Холи-Грейтнесс, перед инквизиторами предстала Церковь Святого Безымянного. Невзрачная деревянная церквушка терялась на фоне хвойных деревьев парка, в котором она стояла. И в вечернем мраке лишь тёплый свет её окон подсвечивал её для путников. Но сегодня проход для них был закрыт.

Зайдя внутрь, Алан и Александр перекрестились и увидели перед собой столпотворение. Священники и множество инквизиторов ожидали услышать слово кардинала. Несмотря на количество народа, что теснился среди свечей, икон и статуй, здесь была абсолютная и умиротворённая тишина. Когда кардинал вышел к алтарю, его голос эхом прокатился по всей зале.

– Братья и дети мои! Наш злейший враг перестал прятаться и нанёс по нам тяжелейший удар! Второй Собор Святого Петра был атакован. Триста сорок три священников и монахов погибли. Тридцать четыре из них были инквизиторами. Погибло два архиепископа. Благо, Бог уберёг Папу Римского, ведь тот не находился в этот чудовищный день в Соборе. Атака была совершена ночью, так что среди гражданских нет потерь. Но это значит лишь одно. Нам объявили войну!

После этого высказывания кардинал замолк, смотря за реакцией инквизиторов. Многие начали перешептываться, спорить. Но некоторые стояли молча и ждали дальнейших указаний. Взгляд кардинала скакал по молчаливым, игнорируя болтунов. Среди них были Тэнэлукем, Александр и Алан. Молодой инквизитор вторил кардиналу, пытаясь запомнить всех, на кого пал глас. Уж слишком проницательны были глаза кардинала.

– В связи с этим... – снова начал говорить кардинал более мощным тоном. Все тут же умолкли, – Папа Римский и наш благочестивый король дали своё благословение на крестовый поход против одержимых Дьяволом супостатов. Мы найдём их логово! Сожжём всех демонов! И очистим наш дом от греха, что заполонил улицы, пробираясь в слабые умы наших братьев и сестёр! За нами стоит Бог, а в ночи, когда зло готово нанести удар, путь нам освещает Хонсу! Мы уничтожим зло! Аминь!

Большинство инквизиторов подобно солдатам или воинам, жаждущим битвы, начали ликовать. И лишь немногие молчали, непонимающе оглядываясь. Алану казалось всё это диким. Противоречащим постулатам Инквизиции. Церкви. Каждый инквизитор знал три слова, которые его должны вести в бою: "Хладнокровие. Расчёт. Вера". И видеть, как собратья так легко пали предвкушению битвы было больно для Алана. Ведь он понимал, что крестовый поход – это трагедия, где множество людей будет убито. Не только инквизиторов. Но и гражданских, самих одержимых, каковы бы они не были. Он вспомнил снова ту девочку. Ему стало страшно, что таких детей станет только больше. И что они будут также скрываться среди обычных людей, храня глубоко в душе злобу и ненависть ко всему живому вокруг. Отец Александр разделял его опасения. Это было видно по его взгляду, выражавшему разочарование в окружающих.

Уже в машине, когда двое инквизиторов ехали домой, Алан спросил у учителя:

– Что думаете, отец?

– Думаю, грядёт страшная битва.

– А про то, что было в церкви?

– Я уже видел такое. Кардинал проверял нас. Отбирал самых стойких и спокойных для самой важной миссии. Ты справился. Большинство – нет.

– А я уж подумал, что кардинал сам позабыл, как должен вести себя инквизитор, – усмехнулся Алан.

– Кардинал прекрасно знает, что многие из нас лишь кажутся инквизиторами. И большую часть времени у них получается. Но в тяжёлые моменты они ломаются. Или после них. Каков бы силён человек не был, когда ты борешься против одержимых, твоя голова должна быть холоднее льда. А если тебя так легко вывести на эмоции...пусть даже положительные, то тебе не стоит драться с противником, что только и ждёт этого.

– Что же будет с теми, кто не прошёл тест?

– Они никогда об этом не узнают. И будут выполнять дальше свою работу. Но о большем они могут не мечтать.

– Что же будем делать мы?

– Посмотрим, – после недолгой паузы в диалоге, отец добавил, – Рад, что ты не спрашиваешь, почему я тебя не предупредил, – в ответ Алан лишь ухмыльнулся.

Спустя всего неделю кардинал снова созвал собрание инквизиторов. Но уже в Церкви Святого Михаила, что располагалась также в Холи-Грейтнесс. Это угрожающее тёмно-серое здание среди других стояло как меч, смотревший своим конусообразным остриём к небу. Лишь относительно небольшой серебряный крест у входа указывал, что это была церковь. На этот раз собрание проходило прямо в кабинете кардинала. Потому что инквизиторов теперь было в десятки раз меньше. Всего лишь дюжина стояла в просторном помещении высшего духовного лица. Портамин Лукс не имел ничего у себя роскошного, кроме библиотеки. Алану показалось странным, что все эти книги были далеко не в идеальном состоянии. Многие из них были потёртые, с отбитыми корешками, пожелтевшей бумагой. Все инквизиторы стояли молча, будто солдаты. Тут были лучшие из лучших. Разумеется, тут был и Тэнэлукем. И даже просто находится в таком строю для Алана было большой честью, какого бы не было задание, хоть оно его и пугало в преддверии похода.

Портамин, закончив читать какой-то документ, размеренно снял очки и встал перед своими избранными.

– Братья мои, служители Господа, – начал Портамин мягко и спокойно, что сильно контрастировало с его речью в Церкви Святого Безымянного, – Богом вы благословлены, не мной, не Папой, быть ликом страшного суда над отродьями дьявольскими. Ваш дух, ваша воля, ваша вера не подводят вас в час нужды. Хонсу даровал вам таланты, чтобы дух и разум ваши делали вас несокрушимыми. Поэтому вы будете нашими вестниками, что принесут рок нашим врагам. Мы ударим в самое сердце – мы устраним их лидера, чьё имя Генго-Мом, – кардинал внимательно следил за всеми микрореакциями своих инквизиторов. Лишь Тэнэлукема его взор обходил стороной, – Наш враг оказался куда более хитёр, умён и ужасен, чем мы думали. Одержимые взяли целый район Холи-Грейтнесс под свой контроль. Литургинию. Почти каждый там одержимый, что подавляет свой дьявольский фалтум. Нам придётся истребить их всех... Но это не ваша задача. В суете большого сражения вы должны найти их лидера, что будет чувствовать боль и страдания каждого своего демона. Вы почувствуйте это. Вы найдёте его. Вы убьёте его…

"О, Хонсу – дух Бога нашего, пожалуйста, благослови и защити нас, Твою группу Крестового Похода молитвы, так чтобы мы стали невосприимчивы к нападениям дьявола, и любых злых духов, которые могут мучить нас в этой Священной Миссии по спасению душ. Чтобы мы могли оставаться верными и сильными в то время, как мы продолжаем упорно держать Твое Святое Имя перед всем миром и никогда не отказываться от нашей борьбы, распространять Правду Твоего Святого Слова. Аминь".

Везде вторили этим строкам. Каждый монах, каждый священник, каждый инквизитор – все, кто знали, что грядёт. Поход на древнейшего и злейшего врага человечества. На самого Дьявола, что гордыней своей решил, что он должен заменить собой род людской, и гнев свой использовал как меч свой. Все эти мысли Алан чувствовал в своих собратьях. Как их одолевали страх, предвкушение, злоба, что таили они глубоко в своих сердцах. Алан несколько позабыл, что инквизиторы тоже люди. Но выбор кардинала заставил его усомниться: "А человек ли я?". Ведь даже отец Александр усиленно тренировался, не мог спать, есть. А Алан не испытывал ничего, что не испытывал раньше. Он лишь ощущал скорбь. Скорбь по тем, кто погибнет в этом походе. И по тем, кто будет страдать из-за гибели первых.

В день X по Литургинии ходило несколько сотен инквизиторов, что буравили взглядом каждого прохожего. Для людей было обычным делом нервничать и паниковать при виде Инквизиции, но, когда их столько, многие начинали спешить по домам или уезжать куда подальше. Казалось бы, с ними могли улизнуть и одержимые, но они не могли покинуть своего лидера. Они понимали, что им нужно будет защищать его. Они понимали, что сегодня умрут. План был в том, что так или иначе один из одержимых не выдержит такого напряжения. Так и случилось. Отец Гавриил со своим напарником Урисом проходили мимо небольшой толпы подростков, что остановилась у перекрёстка. Одного из них одолел страх, паника от тяжёлого взгляда инквизитора. Его пытались успокоить, но Гавриил с Урисом остановились. Гавриил медленно начал тянуться к пистолету, смотря за реакцией всех остальных. И ровно в момент, когда подросток выпустил свой фалтум наружу в виде красного всплеска фибры, Урис тут же убил его. Глаза остальных подростков покраснели. Инквизиторы их перестреляли за несколько секунд, несмотря на демоническую скорость. Только один мальчик, что стоял среди них, просто прижался к земле, начав плакать. Гавриил подошёл к нему и суровым голосом спросил:

– Ты одержимый?

– Н-н-е-ет!

– Ты не врёшь. Но твои друзья лгали. Вернись-ка домой и скажи своим родителям забаррикадироваться дома. Указ короля. Ты меня понял? Отвечай!

– Д-д-а, сэр!

– Вот и славно.

– Отец, у нас гости! – воскликнул Урис.

Двух инквизиторов начали окружать одержимые. Многие из них выходили прямо из машин, из ближайших магазинов, забегаловок. В то время как обычные люди в кошмаре пытались либо убежать, либо уехать, либо спрятаться.

– ВЫ УБИЛИ ДЕТЕЙ НАШИХ! – обвиняли одержимые единым гласом воинов света. С их глаз лились слёзы, а на руках скапливалась красная фибра, – ВЫ ПОЗНАЕТЕ СТРАХ. ВЫ ПОЗНАЕТЕ БОЛЬ. СВОЮ И ДРУГУЮ.

Алан и Александр смотрели за этим со спутников и камер в к.ларе, что завис над районом в новиде, поэтому был совершенно невидим. Гавриила и Уриса окружили несколько десятков одержимых. И бой только должен был начаться. Но Тэнэлукем переключил канал. На других камерах он видел, как одержимые теряли контроль. Как гнев передавался от одного к другому. А инквизиторы тем временем обрушивали на них свой праведный и смертоносный свет. Убедившись в том, что план сработал, Тэнэлукем выключил дисплей и жестом показал, что должна быть тишина. Отец Григорий, что был лысым и слепым, а поэтому носил чёрные очки, открыл дверь к.лара и глубоко выдохнул. Перед ним светило Хоуку, под которым был открыт весь район, погружавшийся в хаос. Григорий выдвинул указательный палец и как компас стал пытаться нацелиться на «полюс», что притягивал его. Он остановился на театре Холи-Фил. Громадное, разноцветное здание, выглядевшее как взрыв эмоций. В основном, в нём преобладал красный цвет. Тэнэлукем что-то показал отцу Акхазриелю, после чего второй заговорил:

– Настал час для праведного суда! Вся фибра одержимых тесно связана с этим местом. Там слияние всех осквернённых душ. Там таится Дьявол. Отец Тэнэлукем разберётся со всеми остальными, кто может нам помешать. Мы же найдём чудовище и отправим обратно в Ад!

– Тэнэлукем будет один? – спросил Алан, но никто ему не ответил. Тэнэлукем лишь кивнул, не вызвав этим более не у кого удивления.

Когда к.лар завис над Холи-Фил, Тэнэлукем спрыгнул вниз, не дожидаясь посадки. Алан широко раскрыл глаза, не понимая, что произошло. Но остальные инквизиторы, все из которых были заметно старше его, даже глазом не моргнули.

– Он так часто делает, – объяснял Акхазриель, махнув рукой. Его длинные чёрные усы подчёркивали его улыбку, – Отсутствие терпения и тщеславие его погубят однажды.

– Разве в Инквизицию принимают с такими качествами?

– Главное, чтобы рука не дрожала, когда видишь смерть и испытываешь боль. А на всё остальное… У меня был раньше товарищ, тоже страдавший от гордыни. Но силён и телом, и духом, и фиброй. И однажды… точно также побежал вперед остальных. Ему вспорол горло какой-то мальчишка-одержимый.

– Слабоумие и отвага… Ты не про Отца Михаила, случаем? – вдруг начал отец Александр.

– Про него, про него. С таким именем так помереть…

– Главное не повторять его ошибок.

– Тэнэлукем уже повторил, – заметил Алан.

– Это если он умрёт, – усмехнулся Григорий.

Спустившись на крышу-террасу, инквизиторы не встретили никакого сопротивления. Григорий показал место, в котором нужно пробить пол. Отец Александр приложил ладонь к полу и сделал ювелирную круглую трещину. А после здоровенный кусок пола будто примагнитился к его руке, и отец аккуратно положил его рядом с отверстием. Одиннадцать инквизиторов аккуратно спустились в какой-то кабинет. Здесь они застали врасплох молодую пару, что в обнимку забились в угол. Они лишь обречённо взглянули красными очами на Алана, а затем друг на друга в их последнее мгновение. Из этого кабинета было видно весь зал, в котором было совершенно пусто. Лишь одна фигура в бордовом смокинге на сцене стояла спиной к рядам, освещённая ярким синеватым светом. Это был Генго-Мом. Инквизиторы бесшумно спустились в зал, устранив лишь несколько противников. Хоть было абсолютно тихо, даироканом они чувствовали, что за стенами происходила настоящая резня. У Алана вспотела спина от кошмара, которым представился ему Тэнэлукем, чья фибра изничтожала всю другую. Но он быстро собрался, успокоив себя мыслью, что этот монстр на их стороне. Зайдя в зал, инквизиторы начали рассредотачиваться, чтобы окружить врага. Часть зашла за кулисы, чтобы отрезать от путей отхода Генго-Мома. Но Алана не покидало чувство, что что-то не так. И что почему-то этого никто не замечал. Ведь лидер одержимых так и продолжал просто стоять, абсолютно не двигаясь.

Вдруг свет погас. И от Генго-Мома стала излучаться тёмно-красная фибра. Он повернулся к залу и заявил:

– Вы уже заняли места, мои дорогие зрители? Пришли ли вы посмотреть моё выступление? Или же сами хотите принять в нём участие? – это был на вид мужчина средних лет с уложенной стрижкой и бородой, чей кончик смотрел вперёд. В белоснежных перчатках он держал трость из литого дерева. Что поразило всех, так это его яркие голубые глаза, светившиеся даже в красном свете его фибры, – Ответа от вас не дождёшься… Впрочем, как и от вашего покровителя, что сидит где-то там… И смотрит на своё собственное шоу. Где каждый страдает душевно и телесно, моля Его о помощи. Всегда было интересно, что для него наша жизнь? Драма? Или комедия? А может, это просто проба пера? Как вы считаете, священники?

Раздались выстрелы. Никто даже не заметил, как Генго-Мом увернулся, но после все застыли. Никто не мог пошевелиться. Тьма зала рассеялась краснотой, что заполонила глаза. А лидер одержимых превратился в тёмное облако, из которого смотрели два алых ока.

– На колени! – Почти все инквизиторы сели на колени, трясясь и крича в бессмысленном сопротивлении. Лишь Алан, Александр, Акхазриель и Григорий смогли выстоять, лишь слегка накренившись, чтобы лицезреть грядущий кошмар наяву, – Да расцветёт новыйсад!

Облако превратилось в ослепительный алый свет. Во всех севших начали прорастать шипастые розы, разрывавшие их плоть изнутри. Кровь заполоняла их гортань, лёгкие, глаза. В предсмертных воплях их сознание погибло, когда цветы проросли из головы. Отец Александр со всей своей силой воли встал и смог запустить кол прямо в алый свет. Генго-Мом воплотился и получил кол в живот, а его тестуануром разрушился. Но восемь трупов инквизиторов всё ещё были в цветах.

– Непонравился этот спектакль? Что ж, у меня естьещё один номер!

Генго-мом вынул кол, и его окутало колоссальное количество тёмной фибры, поглотив хозяина в момент, когда пули и колья инквизиторов пытались поразить одержимого. Из этого пульсирующего пучка проросли гигантские ростки, что врезались с безумной скоростью в поверхности зала. На ростках расцветали кровавые лепестки и листья. А в чёрном пучке зарождался красный свет.

– В укрытие! – крикнул отец Александр, возведя возле каждого выжившего собрата каменную стену.

Все спрятались тотчас, когда пучок раскрылся в огромный алый цветок, раскидавший тысячи рубиновых пылинок, оседавших на всём на своём пути. Акхазриель лишь слегка выглянул из укрытия, как пылинка попала ему на плечо. И тот загорелся красно-чёрным пламенем с ужасающими криками. Пламя сожрало всё до кости и продолжало гореть. Александр и Алан на всякий сделали защитные барьеры. Отец Григорий, увидев это даироканом, вдохнул и хлопнул в ладоши. Хлопок унёс все пылинки к стенам, и инквизиторы пошли в контратаку. Но цветок выпустил рубиново-огненный смерч. Григорий же выпрыгнул и выдохнул поток ветра в ответ. Пламя сжирало всё вокруг, но не трогало инквизиторов. И Алан с Александром начали забрасывать цветок кольями, пока Григорий сдерживал пламя. Цветок перестал палить огнём, но издал ультразвуковой вокс, подобно древнему чудовищу, что оглушил инквизиторов. Алан и Александр спрятались за камни, закрыв уши. Но Григорий оцепенел. Ростки цветка тут же впились в него, разорвав на части. Также они и впились в камни, чувствуя оставшихся в живых, но не понимая, как до них добраться. Тут оба и поняли, что Генго-Мом в такой форме совершенно ничего не видел. Лишь Даирокан кое-как направлял его удары.

– Алан! Нужен свет! – крикнул Александр.

– Понял!

Алан зарядил свою руку фиброй, от чего та потеряла свой человеческий облик, начав раскаляться как металл. А после выстрелил в потолок, взорвав его. Александр тут же открыл книгу, из которой начали светиться руны. Генго-Мом понял, что хотят сделать инквизиторы, поэтому начал усиленно атаковать своими отростками. Камень начал трескаться. Алан начал палить мощными струями пламени, заставив цветок спрятаться в бутон. И вдруг сплошной луч золотого света ударил по монструозному растению, в мгновение превратив его в пепел. Генго-Мом вырвался из этого пепла, превратившийся на половину в обгорелые струпья с криком и воксом, от которого инквизиторы остолбенели. Два отростка направились в них: отца Александра один проткнул и отправил вглубь зала, второй же не смог осилить стальной пресс Алана, поэтому он просто отлетел в сторону. Генго-Мом хотел направить ещё отростков. Но на него напали четыре инквизитора, притаившихся за кулисами, что отвлекли его внимание. Пользуясь моментом, Алан решил подбежать к Александру, который оказался аж в другой комнате, находившейся слева от зала. Это было помещение с множеством разного декора. Но примечательным было то, что в нём было огромное количество зеркал и отражающих поверхностей. Александр валялся с окровавленным животом среди обломков, пытаясь заживить рану Ош’ем света.

– Всё в порядке, отец?

– Да, да. Лучше бы помог тем трём прохиндеям, кхе-кхе.

– Они же нам не помогали.

– Так…, – сжав зубы, Александр начал прижигать рану, – …нельзя, Алан. Не надо ждать в ответ…

– Да, да, знаю. Вас я всё равно не оставлю. Не в таком месте.

– Это проявление корысти, Алан. И эгоизма. Посмотри, как они держатся хоть, пока я себя подлатаю.

Алан выглянул из комнаты. Генго-Мома, который уже полностью восстановился (даже восстановил свой смокинг), пытался поразить мечом из света один инквизитор. Генго лишь уворачивался. Так быстро будто стоял на месте. Другие же три инквизитора складывали руками печати Хоубоши. Каждый складывал разные. Когда Генго-Мому надоело, он одним движением разорвал инквизитора, но тут же застыл. От первого инквизитора шла световая руническая линия, что обездвижила его. Свет начал разъедать его тело. Генго-Мом хотел использовать свои ростки, чтобы убить их, но линия от второго поразила все ростки, и они исчезли. Когда пошла линия от третьего, лидер одержимых поразил его взглядом. И линия ушла ко второму инквизитору. Тот вырубился. И красные ростки вырвались из одержимого, расчленив священников на части. Вернув себе способность двигаться, он расхохотался: «И это всё ваше искусство, «воины света»?! Выжалки, вы ничтожны!».

– Они уже умерли… – удивлённо констатировал Алан.

– Что?! Как?!

– Первый отвлекал. Его и первым убили. Остальные складывали какое-то Хоубоши. Оно остановило Генго, но с третьей пошло что-то не так. И… все умерли.

– Триединая печать! Отличный вариант. Это его остановит.

– Что это? Я никогда не слышал о таком.

– Её изобрёл Лаурелий. Он же единственный, кто мог использовать её в одиночку. Каждая печать блокирует аспекты существа: тело, душу, разум. Лаурелий её использовал против Опустошителя. И благодаря этому шесть Великих Воинов и справились с ним.

– Я думал, это легенда.

– Скорее всего. Но печать реальная. Жалко нас двое…, – отец Александр посмотрел на все эти зеркала, и его осенила идея, – Хотя есть вариант… Ты сможешь потянуть время, а после приманить его сюда?

– Я?! Он меня разорвёт!

– Я видел тебя на твоих ночных тренировках, Алан. Сейчас нечего терять уже. К тому же, не осталось тех, кто мог бы сдать тебя.

– Хорошо…, всё тело Алана стало состоять из стальных волокон, в которых начал наливаться огонь. Глаза сменились на окуляры, в которых горели оранжевые сенсоры, – Сколько времени нужно? – его голос приобрёл металлические нотки.

– Две минуты, – Александр запустил в потолок кол, который пробил все этажи насквозь.

– Принял. Буду ждать вашей команды.

Алан вышел к Генго-Мому, что смиренно ждал на сцене.

– Я уж думал, что спектакль можно заканчивать, – играючи произносил Генго, – Однако, вы куда более интересные артисты, чем мне казалось. Инквизитор-киборг… Даже интересно, как судьба довела тебя до такого, мальчик?

– Щас узнаешь, к чему тебя она привела.

Алан ракетой накинулся на Генго. Тот увернулся, и Алан врезался в стену. Десятки отростков начали вырываться из одержимого в направлении молодого инквизитора, но тот подлетел ввысь, с лёгкостью увернувшись. Тогда одержимый изрыгнул из себя пламя, что заполонило всё вокруг. Алан пронёсся сквозь него и ударил Генго-Мома в лицо. Одержимый отлетел, а часть его лица была смята. Пламя тут же рассеялось, не оставив даже копоти на корпусе Алана. Генго мгновенно встал.

– Значит, вы любите так выяснять отношения? – оскорблённо вопросил Генго. Его лицо мгновенно зажило, – КУЛАКАМИ? А не ИСКУССТВОМвладения фибры? Отлично. Давноя не вёлсебя как ЖИВОТНОЕ!

Лидер одержимых в миг оказался возле Алана. Лишь сверхчеловеческая, даже по меркам инквизиторов, реакция парня спасла его от энерго-когтей одержимого. Нанеся контрудар, он пробил его сердце. Но Генго этого даже не заметил. Он дальше продолжал атаковать, задев руку и рёбра Алана. Порезы были глубокие, но не смертельные. Прочность Алана злила артиста, поэтому он начал кромсать ещё более нещадно. Алану не хватало скорости и реакции уворачиваться от этого всего, поэтому он просто бил в ответ со всей силой и скоростью, что у него была. Генго-Мом даже не уворачивался. Его раны, вернее, дыры, что оставлял Алан, заживали так быстро, что Генго их даже не замечал. Алану ничего не оставалось, кроме как отлететь и попробовать сжечь монстра чудовищным пламенем. Из одержимого вырвались стебли, что поглотили огонь и растворились в фибре. Затем Генго сказал:

– Падай!

Алан тут же сам упал. Но усилием воли он подпрыгнул и с разворота снёс челюсть дьяволу, что собирался его прикончить. Поймав его контратакующую когтистую руку, Алан её сломал, а после сжёг лучом половину тела врага. После он подлетел и размозжил остатки головы ногой об пол. Генго-Мом был повержен. Его тело валялось в неестественной позе, совершенно не подавая признаков жизни. Алан, не поверив глазам, отошёл и пнул обезглавленный труп.

– Кажется… кажется я это сделал, отец Александр!

– Нет, Алан! Цветы! – не выходя из комнаты, ответил отец.

– Что?!

Алан в последний момент увернулся от ростков, что все врезались в мёртвое туловище. Они подняли его и начали пульсировать красной фиброй. Напитав его энергией, растения поглотились телом, а у Генго-Мома отросла новая голова. Он завис в воздухе и расставил широко руки.

– Ты был прекрасным артистом! Но недостаточно хорошим, чтобы затмить мою красную звезду. Так что мне придётся погасить твой свирепый огонь жизни и расплавить твою сталь! А жаль! Ты был бы хорошим воином «познавших боль другого». Но мне нужен ваш зверь! Ваш пёс! Ваше чудовище «света»!

– Алан, давай! – выкрикнул Александр.

– Принял! Ты, – обратился он уже к Генго, – получишь сегодня лишь меня!

– Да брось! Твои удары быстры и сильны. Но они…

Алан тотчас оказался сзади и отправил лучом одержимого в комнату Александра. Генго тут же равнодушно встал, за секунды заживив дыру в груди вместе с костюмом, и спросил у Александра.

– Надеюсь, этот трюк будет хорош, потому что иначе я…

Генго поразили два луча из зеркал, которые отражались от рун на полу. Он тут же оказался обездвижен. А его фибра застыла. Все цветы и ростки исчезли. Алан зашёл вслед за Генго.

– Алан, не смотри ему в глаза!

– Я не могу двигаться, – удивился Генго, – Для печати Триединствия нужно отражение солнечного света разной природы. Поэтому ты нарисовал руны Рубоши, чтобы они отражались через зеркала и генерировали лучи в меня… Умно. Однако, только два луча сейчас сдерживают меня. Мои слова тоже являются оружием, священник. Надо было и запечатать мой разум тут же, как была возможность… А теперь… Освободи!

– Стойких духом это не берёт, Генго. Ты должен был уже в этом убедиться, сражаясь с нами.

– Чёрт… Ты прав. Надо же… Кажется, на этом мой последний танец окончен.

– Да. Но прежде, чем я оборву твою жизнь, ответь на один вопрос. Зачем было устраивать геноцид священников в Соборе Петра? Разве ты не понимал, к чему это приведёт?

– Геноцид священников? А-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Я думал, вы сами там себя повырезали, чтобы найти повод для уже своего геноцида. А вы всерьёз думаете, что это был я? Я, может, и чудовище, но не самоубийца. Не глупец.

– Там были найдены следы одержимой фибры. Это точно был кто-то из твоих.

– Я чувствую боль своих собратьев, а не наслаждения от убийства. Впрочем, я бы тоже насладился на месте этого индивида. Ведь вы самые лицемерные и жестокие твари, что…

– Довольно.

Александр сложил последнюю печать Хоубоши. Генго-Мом отключился. После упал луч с дыры в потолке, что начал жечь дьявола. Сначала до мяса, потом до костей. А после и до праха. Алан упал на пол и выдохнул. Всё его тело было в монструозных красных следах от когтей. Словно его кромсал медведь, а не человек. Александр подбежал к своему ученику и начал обрабатывать раны Ош’ем света.

– Ты как, сынок? Держишься?

– Да… Впервые я рад, что всё-таки оказался киборгом. Другим повезло меньше.

– Повезло, не повезло. Но ты молодец. Ты спас нас. Ты, считай, уничтожил дьявола воплоти. Без тебя этого бы не случилось, – свет очищал раны от одержимой фибры. И они начинали затягиваться. Это происходило буквально на глазах, но после регенерации Генго-Мома это уже не казалось быстрым.

– Мне помогло его тщеславие. Но если бы не я, то это сделал бы Тэнэлукем. Кстати, где он?

– Это нам предстоит узнать.

– А зачем… зачем вы наложили третью печать, если вы устойчивы к его разуму? Ведь вы ограничили его тело и дух, оборвав его связь с фиброй.

– Разум имеет свою собственную связь с фиброй. Иногда он связывается с ней настолько глубоко, что оставляет на ней отпечаток, последствия которого невозможно представить.

– А я думал, появится соуланор.

– Нет. Соуланор – это именно осколок души, отделившийся от тела и ставший частью фибры. Ладно, твои раны уже выглядят не так плохо, поэтому время познавательных фактов окончено. Нам нужно найти Тэнэлукема. Я не чувствую его фибры.

Выйдя в коридоры театра, Алан ужаснулся от зрелища, представившегося пред ним. Всё было в крови, в ошмётках плоти и кишках, на которых зияли частицы серебряного света. От многих одержимых оставались только невнятные кучи мяса и пятна. Даже лицо обычно невозмутимого к таким вещам отца Александра исказилось в омерзении и презрении. Но ничего не оставалось, как пройти по «следам», что оставил за собой Тэнэлукем. На улице Хоуку спрятался за облака, чтобы не лицезреть увиденное двумя инквизиторами. Несколько десятков их собратьев покинули этот мир ужаснейшим образом: расчленённые, сожжённые, взорванные. И ещё несколько сотен одержимых разделили их судьбу. Их трупы, их смрад и кровь заполонили улицы, отпугнув всё живое вокруг. По звукам где-то ещё шла битва, но это было далеко, и уже не имело значения. Самое страшное было то, что на большинстве из мертвецов был след Тэнэлукема. Он словно вихрем прокатился по одержимым, будто следуя за чем-то. Идя по горам трупов, Алан и Александр наткнулись на Гавриила, что пытался откачать своего напарника. Александр подошёл, одним взглядом окинул Уриса, у которого была прижжена культя, что была вместо руки, и заявил:

– Гавриил, он давно мёртв. Оставь его.

– Нет! Нет! Нет! Он был так молод! Он был мне как сын!

– Гавриил, пульса нет. Фибра больше не взаимодействует с мозгом.

– Он хотел взять имя Уриил, как станет священником..., и мы бы вместе были как два ангела..., – на глазах инквизитора накатывались слёзы.

– Таков конец почти каждого инквизитора. Лучше такой, чем одержимость. Не дай демонам...

– Чувства не есть слабость, Александр! – вскочил с криком Гавриил, – То, что я испытываю горе, не значит, что я стал монстром! Но, видимо, ни тебе, ни Тэнэлукему, ни кардиналу этого не понять!

– Мы все переживали утрату. И мы все знаем, что лучше переживать это в глубине своей души, а не в слезах. Ты это тоже знаешь.

– Иногда слёзы затапливают всю пропасть души и выливаются наружу, Александр... Хватит об этом! – Гавриил преклонил колено перед своим молодым товарищем, – Да хранит твою душу святую Господь, и да простит он все твои грехи... И да обретёшь ты истинный покой...мой друг. Аминь, – когда последняя слеза упала с его щетинистой щеки, Гавриил встал и спросил, – Что вам надо?

– Мы ищем Тэнэлукема, – ответил Алан.

– Он пошёл за Вороном.

– Вороном?

– Чудище, что убило Уриса... Что убило многих тут. Одержимый, это ясно, но объятый чёрно-красным пламенем, похожим на силуэт ворона. Тэнэлукем пошёл за ним, оставив нас тут. Сдерживать напор супостатов, защищая вас. Раз вы живые, значит, дело сделано? Генго-Мом мёртв?

– Да.

– Значит, я могу забрать тело Уриса. И уйти отсюда.

– Ты не пойдёшь с нами?

– С меня на сегодня хватит жестокости и смерти. Навсегда хватит. К тому же, если я последую за вами, я буду мстить. Не могу позволить себе такой грех. Прощайте.

След Тэнэлукема начинал обрываться, но Александр запомнил след "Ворона", который он оставил на Урисе и других инквизиторах. Его лик, однако, стал чересчур мрачным. Даже с учётом обстановки вокруг. Алану от этого становилось не по себе. Так они и шли, не обмолвившись ни словом до тех пор, пока внезапно в одном из зданий не произошёл взрыв. Он выглядел как слияние двух фибр, стремившихся ввысь. Красно-чёрной и серебряной. Оба без слов поняли, что именно там столкнулись Тэнэлукем и этот «Ворон», и побежали прямиком туда. Кусок дома просто будто бы испарился. А в оставшейся части, где провалились все этажи, Тэнэлукем свалился на колени перед своим противником. Весь в крови, без руки он ждал взмаха чёрного фламберга одержимого. Алан, не теряя ни секунды, тут же выстрелил лучом в чудище, откинув его от раненого инквизитора. А вот почему-то отец Александр стоял столбом. Алан хотел добить монстра, но учитель схватил его за руку и указал на Тэнэлукема, что свалился без сознания. Ученик его понял и оказал первую помощь. В то время, как Александр подошёл чуть вперёд к одержимому, что поднимался с колен. В его груди зияла дыра, которая затягивалась фиброй, похожей на чёрные перья из огня. Это было не так быстро, как у Генго-Мома, но казалось чем-то куда более сверхъестественным, демоническим. «Ворон» был одет в карминное пальто, под которым была чёрная одежда. Но края пальто и длинные волосы одержимого извивались как пламя. На лице трупного цвета кожи появилась улыбка с клыками.

– Здравствуй, отец.

– Этого… не может быть, – Александр был сражён увиденным. Алан испуганно встал, пытаясь понять, что такого произошло.

– Вы его знаете, отец Александр?

– Да… Знаю, Алан… Это… это Грегори. Мой сын.

– Что?! Он же…

– Мёртв, – воскликнул одержимый одновременно сладким, но надрывистым и злобным гласом, – А знаешь, кто его убил, Алан?

– Инквизиция.

– Это он тебе рассказал? – с улыбкой, переполненной гневом и обидой, вопросил одержимый, – Тогда он тебе солгал. Грегори погубил собственный отец.

– Что ты несёшь? Ты пытаешься настроить меня против него? Не получится! Отец Александр никогда бы…

– Он говорит правду, Алан… – печально перебил отец.

– Отец…, – молодой инквизитор был в полном смятении, не находя подходящих слов. Не понимая, что он должен чувствовать, – Но я не…

– Сын хотел спасти мать от болезни любой ценой, – продолжил Грегори, – Но отец уже сдался. Уже принял «волю Господа». Обрёк свою любовь на погибель. И когда сын пришёл с решением… отец отрубил ему голову.

– Ты стал одержимым! И желал такого же матери? Такую цену ты хотел, чтобы она заплатила? Чтобы она находилась в таком же кошмаре, испытывая постоянную боль и злобу?! Ты этого хотел, Грегори? – вскрикнул Александр дрожащим голосом. Алан даже перепугался от такого поведения учителя.

– Это уже не важно. Всё это в прошлом. Как это имя. Грегори умер в тот день. Моё имя – Азраэл. Новый король одержимых!

– Новый король… Так это ты! Ты устроил резню в соборе! – догадался Алан.

– Если быть честным, то не я один.

– Кто тебе помогал? И зачем всё это?

– Есть силы, что не хотят, чтобы одержимые находились в Северных Вратах. Эти силы создали существ, которые давно превзошли созданий господних. И скоро они повергнут ваш искусственный и жестокий мирок в хаос, а затем и в рабство. Я же хочу избежать такой участи для моего народа. Мы будем сражаться за наш мир, ступая по вашему пеплу!

– И зачем же ты тогда подставил свой народ, обрекая его на гибель? Сколько одержимых сегодня умерло? – не успокаивался Алан.

– Это была необходимая жертва. Генго-Мом считал, что время революции пришло. Но что за революция это такая? Делать одержимыми парочку людей в день, теряя в разы больше в борьбе с Инквизицией, АМК, с системой? Нет. Мы к этому не готовы. Но Генго был непреклонен, даже учитывая то, что нас давно уже нашли. Что о нас давно уже знали. Да. Не удивляйся, Алан. А ты думал, почему Инквизиция так быстро подготовила этот поход? Так быстро собрала информацию? Составила план? Они давно всё знали! Просто не хотели наводить шороху. Такая операция… большой удар по репутации. И по кошельку. Ведь как инквизиторы теперь будут выглядеть в глазах народа? У вас и так с этим были проблемы, когда вы без доказательств доводите обычных людей со своими молитвами. А как зарабатывать, когда все одержимые мертвы, либо сбежали из СВ? Впрочем, ваш состав сегодня изрядно сократился. Найдут чем отплатить оставшимся.

– Но ты провалился! Одержимые уничтожены! А ты в окружении, – спорил Алан, пока Александр даже не находил слов.

– Я провалился? Господи, вы живы только благодаря мне! Большинство одержимых уже сбежало. Ещё часть давно живёт за Стеной. А по поводу окружения… Каких ещё инквизиторов ты здесь видишь, Алан? Полумёртвого мясника-садиста, что валяется без сознания? Или этого старика, что беспомощно задыхается при виде грехов своего прошлого? Вспоминая, как умирала его жена, и как он отрубал голову своему отродью, – отец Александр упал на колени от слов Азраэла. Алан хотел ему помочь, но не знал, как.

– Довольно! – вскрикнул молодой инквизитор.

Алан накинулся на Азраэла, активировав режим киборга. Одержимый с лёгкостью заблокировал удар своим гигантским фламбергом и перебросил Алана в сторону. Инквизитор начал палить лучами, но Азраэл, переливаясь тёмными языками, уворачивался. На третий выстрел он выставил свой фламберг, отразил луч. Алан направил все свои усилия, чтобы расплавить меч демона. Но оружие стало лишь бесформенно колыхаться, как и его хозяин, который после сделал удар по земле. Чёрно-красное пламя охватило всё вокруг. Но не нанесло никакого вреда Алану. Он просто ничего не видел, кроме сплошной черноты.

– Ты когда-нибудь задумывался, кем ты стал Алан? Так увидь же! – раздался эхом голос в пламени. Затем Азраэл взял за шкирку Алана и на тёмных крыльях унёс на целую часть крыши, где кинул подле себя, – Посмотри же, Алан! Посмотри, что «воины света» учинили вокруг во имя Господа! Весь район, залитый кровью! Кровью людей, что до этого дня жили спокойно! Что до этого дня никогда не знали, что такое война! Что такое разрушение и смерть! Что такое – БОЛЬ!

– Ты сам всё это устроил!

– Я лишь ускорил то, что и так бы произошло. Кардинал только и искал повод, чтобы здесь устроить побоище. А повод ему нужен был. Ведь сколько умерло инквизиторов сегодня? Сколько умерло обычных гражданских, что пали случайной жертвой этой битвы? И сколько новых одержимых сегодня станет, что не справились с утратами своего дома, своих близких? Я знаю цену, что я заплатил. И она будем висеть грузом на моей спине всю жизнь. Мне не привыкать. Но вот вы… вы будете находится в неведении, успокаивая себя тем, что сделали благое дело. Что очистили город от «греха». Когда на самом деле, сами погрязли в нём, прячась за лицемерными и хладнокровными лицами, просящими Господа простить их грехи. И продолжая всё окрашивать в алые цвета. И ради чего? Чтобы нас стало лишь больше? Чтобы Ирра продолжал расти, обвивая всю планету своими колючими отростками, ожидая повторения судьбы Лиденасанса?

Алан накинулся на Азраэла, опрокинув его вниз. Но демон с помощью крыльев развернул инквизитора и приземлил его спиной на землю. Демон отошёл спокойно, давая противнику встать. Александр всё ещё был в ступоре: он продолжал смотреть то на свою руку, то в никуда. И Алану от этого и от слов короля одержимых начинало становиться страшно. А Азраэл продолжал:

– Ты и сам видишь этот парадокс. Ты видишь эту бессмысленную жестокость, нацеленную на «поддержание мира», – Алан вспомнил Полита, вспомнил девочку, что убил Александр, вспомнил слова Гавриила, – Ты знаешь, какого быть «не таким». Прокажённым. Прячущим свою истинную суть. Боящимся, что правда вскроется. И что тебя выпотрошат в подземных лабораториях. Но при этом всём, ты ничего не понимаешь. Религиозная пелена заслонила тебе глаза настолько, что ты предпочитаешь ненавидеть себя, нежели систему, – молодой инквизитор посмотрел на свою стальную руку. Ему она казалась противной. Но это лишь подтверждало слова Азраэла, – Но ты знаешь сочувствие. Ты видишь боль и тебе больно, даже когда погибает твой враг. Пытаешься понять. Но не понимаешь. Так позволь развеять пелену.

Алые глаза Азраэла засветили. И их свет объял всё вокруг. И Алан познал боль. Он чувствовал страх перед воинами света. Отчаяние, когда нет уже надежды. Гнев, что распирал изнутри и проходил по всему телу. Скорбь, что била в сердца при потере товарища. Глубокие раны и порезы, что заживали быстро, но не переставали болеть.Чувства всех одержимых. Такой наплыв эмоций, чувств, переживаний сразил инквизитора наповал. Глаза его загорались красным. И еле-еле он сдерживал зубами свой крик, стуча кулаком по земле. Сопротивляясь коллективной боли.

– Мы такие же как ты Алан. Мы смеёмся. Мы грустим. Мы злимся. Мы верим. Мы прокляты. Но не Дьяволом. А Господом. Но это проклятье сплотило нас. Сделало сильнее. И никто из нас не причинит боль другому. Ибо познает эту боль сам. Но ты… ты причиняешь, не чувствуя ничего, кроме слабых ноток сожаления. Разве это путь воина света? Разве это путь защитника слабых? Нет? Так познай страх. Познай боль. Свою и чужу…

Речь Азраэла была прервана ударом кулака в лицо. Одержимый упал со сломанной челюстью. Вставая, он язвительно промолвил:

– Собрался с силами, наконец?

– Не смей трогать его! – воскликнул Александр, стоявший в боевой стойке.

Коллективная боль тут же отпустила Алана, и он лицезрел силу своего учителя. Азраэл с криком обрушил свой меч, пылающий тьмой на своего отца. Но отец же поймал его ладонями, расщепив на искры света, из которых вырвались сотни кольев. Первые пригвоздили монстра к стене. Остальные продолжали врезаться в тело, пока всё оно не превратилось в сплошной золотой свет. Солнечный луч начал прицеливаться в демона, и только тогда Азраэл нашёл в себе силы вырваться из световых оков. Буквально оторвав часть туловища от пригвождённых частей, король одержимых сбил отца с ног, будто снаряд пушки. Мгновенно отращенными конечностями, состоявшими из пламени и дьявольской фибры, Азраэл пытался пробить появившийся барьер отца. Но чудище откинул Алан своим лучом. Двое инквизиторов окружили монстра, чьё тело было объято пламенем. Начав атаковать его, инквизиторы уворачивались от его конечностей, с лёгкостью их отрезая кольями или расплавляя лучами. Руки «Ворона» лишь выглядели как огонь, но не имели его свойств. Быстро это осознав, инквизиторы стали решительнее давить на Азраэла, пока тот не успевал отращивать новые лапы из своего туловища. Всё больше и больше было ожогов и кольев, воткнутых в спину. Пропустив очередной удар Алана по лицу, Азраэл не выдержал и изрыгнул луч из своего рта в молодого инквизитора, который откинул его. Луч был столь мощен, что часть лица Азраэла обнажила его череп. Александр вонзил кол прямо в голову одержимого, но этого не было достаточно. Поэтому Азраэл схватил инквизитора своими бесформенными руками и посадил на колени. Из бесформенной массы проросла нормальная рука, что призвала из фибры фламберг, нацеленный на шею отца.

– Око за око, отец.

Но в последнюю секунду Азраэл заметил атаковавшего Тэнэлукема, что вдруг очнулся. Поэтому он отбросил отца Александра в «мясника». Увернувшись, Тэнэлукем одним движением разрезал тело одержимого пополам и вторым ударом бы отрезал голову, если бы Азраэл снова не изрыгнул луч. Тэнэлукему пришлось его отбить, и этой лишней секунды хватило Азраэлу, чтобы воздвигнуть стену из чёрного пламени перед инквизиторами. Александр и Алан встали рядом с Тэнэлукемом, смотря, как Азраэл регенерировал новое тело и продолжал молвить дьявольским тоном:

– Несмотря на всё, мой план удался. Я поведу послушников Ирры к новому свету. Мы создадим идеальное и эмпатичное общество. И когда мир будет готов, он присоединиться к нам. Что же касается вас, то зерно сомнений посеяно. И оно взойдёт, когда этот мир будет погружён в хаос. Но будет уже слишком поздно.Прощайте, отец. Надеюсь, мы больше с вами никогда не увидимся. Ведь если увидимся, это точно будет последний раз.

Азраэл обернулся крыльями и улетел в посеревшее небо, оставив троих инквизиторов. Стена исчезла, но было уже слишком поздно. Отец Александр вздохнул, переглянувшись с Аланом, чья кожа была на половину металлическая. Тэнэлукем оглядел двух коллег с явным интересом. Особенно рану Алана, в которой металл пытался справиться с одержимой фиброй. Он кивнул обоим. И даже не пытался сказать ничего. А остальные двое не пытались ему что-либо объяснить. Ведь задание было выполнено.

Две недели двое инквизиторов находились на реабилитации. Вернее, только Александр. Рана, нанесённая Генго-Момом, никак не хотела заживать. Алан же полностью восстановился сам, используя только Ош Света. За всё это время они несколько раз виделись, но ни разу не разговаривали о произошедшем. Лишь Александр обмолвился, что написал послание кардиналу о планах Азраэла. И вот, когда Портамин Лукс снова их вызвал в кабинет, оба вспомнили о том страшном дне. Вместе с ними был и Тэнэлукем. Уже с новой рукой. Это весьма озадачило обоих, ведь киборгизация такого уровня была запрещена. Но перед кардиналом было не до этого.

– Вы исполнили свой долг, несмотря ни на что. Вы – мои... Нет, вы герои всех Врат. Теряя товарищей и собратьев, смотря на ужасы, что творили эти бестии, вы проявили стойкость духа, оставшись верными себе и Богу. Даже не могу представить, как могу я вам отплатить...

– Вы же сами сказали. Это был наш долг. Вы нам не должны ничего, – вдруг перебил Алан. Портамин гордо улыбнулся, – Только я желаю знать, что мы будем делать дальше? Отец Александр передал вам информацию об Азраэле, – Алану очень было тяжело придержать язык за зубами и не спросить, знал ли Портамин про одержимых в Литургинии.

– Каковы бы не были его мотивы, это лишь благо для нас, что одержимые более не будут таиться за нашими стенами. Осталось лишь убедиться, что это действительно будет так.

– Но теперь у нас будет меньше контроля за ними. Как бы они не размножились, пока мы даём им фору.

– Фору мы им не дадим, сын мой. Не беспокойся. Но пока мы сосредоточимся на внутренней безопасности. А вы заслужили свой отпуск.

Прошло три года с тех пор. Ряды Инквизиции сильно поредели и даже не планировали восстанавливаться. В то время как Церковь получила больше власти и контроля над гражданами, чтобы не допускать более событий в Литургинии. Никаких походов же за стены более не проводилось. И Алану начинало казаться, что все те события, погубившие тысячи людей за день, прокатившиеся трауром по всем Вратам, были всего лишь тщательно подготовленным планом. Поделившись этими мыслями с Александром, выпивая кофе с утра и наблюдая за рассветом в своей любимой кофейне на веранде, Алан заставил наставника задуматься. Тот ответил:

– Неважно, что в головах у сильных мира сего. Кем бы не был Портамин Лукс, когда под твоим руководством столько людей, это всегда политика. Мы же должны сосредоточиться на том, что делаем мы. Правильно ли поступаем. За что боремся и верим. И то, что наши действия кому-то выгодны, что кто-то использует нас... это всё не имеет смысла. Покуда мы знаем, что делаем правильное дело. И соблюдаем данную нами клятву.

– Я давал клятву защищать людей, отец Александр. И… если Портамин Лукс знал об Литургинии, то мы должны же что-то сделать.

– Ты можешь попытаться поменять его на кого-то другого, что мало вероятно удастся. Можешь занять его место. Но ты не знаешь, как выглядит жизнь с его стороны. И на какие сделки с совестью тебе придётся идти. Ведь может Портамин и знал. И финансирования, и власти хотел. Но не нам знать, от корысти он этого желал или от благих намерений. Ради защиты нашей. А может, от того и того. Бог рассудит. Главное – что мы сделали в тот день всё, что было в наших силах. И не стоит жалеть о том, что ты не мог изменить.

– А вы… вы жалеете о том, что произошло с Грегори? – вопрос Алана будто бы ударил Александра в душу.

– Это…, – тяжело выдохнув, начал он, – это единственное, о чём я буду жалеть всегда. Я знаю, что поступил правильно тогда. Но мне не даёт покоя, что я мог не допустить этого.

– Как вы живёте с такой ношей?

– Человек ко всему привыкает. Ты же вот привык, что ты киборг. Ладно, нам пора за работу.

– Да, кстати. Об этом я тоже хотел поговорить.

– Ох, что-то тебя прорвало. Так о чём же?

– Если эта Суринга не скрывает себя. И вреда никому не принесла. Может, попробуем поговорить с ней?

– Попробуем. Но сомневаюсь, что она пойдёт с нами по доброй воле. Но если она будет сопротивляться, лучше бить первым. Но не насмерть, разумеется. Одержимая она или нет, природа её фибры – это главное, что нас интересует.

– Понял. Пошлите. Всё равно кофе уже закончился.

– Ну а потом вы знаете, – закончил рассказ Александр.

– Ха, не думал, что с нами будут сразу три легенды. И убийца Плутовских.

И убийцы лидера одержимых! – воскликнул Энди, – Плюс, за нашими-то святошами ещё грешки притаились.

– Меня больше интересует, кто помог этому Азраэлу устроить эту резню в Соборе, – задался вопросом Нейт, – Наши специалисты АМК следили тогда за ситуацией. Шло расследование. И если Азраэла тогда всё-таки удалось засечь по камерам и спутникам, то тех, кто ему помогал...

– Это тайна остаётся нераскрытой, – вздохнул Александр.

– Как и то, почему Тэнэлукем не сдал вас, – приметила Элис, – Раз вы вдвоём имейте такие скелеты в шкафу, то он был обязан об этом сообщить.

– Мы спасли ему жизнь. Это, видимо, была его благодарность. К тому же, мы знаем и его секрет. Руки отрастают обратно только у одержимых. Кем он навряд-ли является. Так что либо он тоже киборг, либо он обладает запрещённым знанием.

– Так. Это была, конечно, увлекательная история, – вставил слово Энди, – И очень жаль, что я не смогу услышать откровение нашей главной и вечно хмурой, молчаливой звезды. Но я рад, что всё же не буду рассказывать свою историю. Ведь завтра у нас с вами последний день, я надеюсь. Так что выспитесь. А то не хотелось бы, чтобы вы проспали ваш рейс на хрен отсюда.