Псионикум

Глава 2. Адаптация

Признаюсь, первые дни было страшно просыпаться. Страшно и больно. Была даже надежда, что это просто кошмар. Но нет, всё реальнее некуда.

Просто представьте себе такую картину, каждый день ты просыпаешься, приходишь в себя, вроде бы что-то ощущаешь, слышишь, осознаешь себя и мыслишь, а вроде бы все равно ничего не видно — сплошная черная стена кругом, словно тебя заперли в твоем же теле. Поначалу это обескураживает. Не знаешь, что вообще можно сделать. Чувство уязвимости и бессилия становится настолько явным, что даже мелькают мысли о конце жизни.

В который раз очнувшись в кромешной тьме, медленно отдышалась, прислушалась. Концентрируясь на своих ощущениях кроме зрения, прощупала палату оставшимся мне единственным способом, слухом: слева сверху дул легкий прохладный ветерок, совсем рядом слышался низкий гул электричества, видимо от аппаратов, откуда-то со стороны накатывались тихим неразборчивым шепотом чьи-то голоса, топот и скрип колес.

Сориентировавшись на местности, сконцентрировалась на самочувствии. Прошло уже четыре дня с оглашения «приговора». Во всем теле ощущалась неприятная ломота и тяжесть, особенно в области груди. Попыталась пошевелить пальцами на руках и на ногах — получилось. Это хороший знак, очень хороший. У меня надежно зафиксировали всё туловище, чтобы я случайно не усугубила заживление сломанных рёбер. Потому дышать было крайне неприятно, да и во рту пересохло просто жуть. Но как бы то ни было, ничего сверх ужасного.

Еле-еле подняв руку, медленно ощупала лицо. Вроде бы тоже ничего, всё на месте, хотя, как мне вообще судить — не представляю. Впрочем, представить-то могу — лицо Франкенштейна во всей красе или тысячелетняя мумия без глаз. Раз водитель погиб на месте, то авария была не такой легкой, чтобы отделаться всего лишь царапинами, верно? Потратив все силы на мимолетное пробуждение и исследование, вновь погрузилась в сон.

Самые трудные дни проходили расплывчато. Меня постоянно одолевала жажда, озноб, вялость, тошнота и боли в голове и в груди — эти ощущения я помнила отчетливо. А всеобщая слабость, куда же без неё, была моей спутницей почти до самого конца пребывания в больнице.

Но шло время, и темнота постепенно изменилась, немного. Слепота, естественно, никуда не делась, но что-то появилось во тьме — странные линии вокруг, замысловатые очертания и дымчатые образы, контуры из света, не знаю. Я пыталась «рассмотреть» их — выходило крайне… странно.

Казалось, изменилось не только «зрение», но и слух. Каждый звук отдавался в голове странным эхом, многократно повторяясь внутри черепной коробки. Мне сказали, что это может быть пошел процесс адаптации мозга. Как там говорилось: при потере одного из чувств обостряются остальные. Не знаю, насколько это выражение правдиво, однако соглашусь с тем, что мозг вынужден подстраиваться под сложившиеся реалии и тем самым, наверняка, пытался компенсировать потерю одного из важнейших чувств восприятия вот таким вот непонятным путем. Да и освободившиеся участки мозга нужно было поднапрячь, а то, чего это они без дела останутся, что ли.

Через три дня я спокойно могла ходить. Ноги уверенно держались, хотя за эти две недели постельного режима мышцы немного подзабыли, что это такое — двигаться. Однажды за этим самоуправством меня застукала медсестра, когда я шаркала по палате вдоль стен и ощупывала все объекты, постоянно спотыкаясь и чуть не сбивая что-то с ног.

Я вела себя подобно только что родившемуся котёнку. Она меня тогда знатно отругала. Её голос звучал с некоторой хрипотцой, поэтому я её запомнила очень хорошо. С тех пор она с меня глаз не сводила, и постоянно напоминала, что я — буйная пациентка и за мной нужен глаз да глаз. Вот так, с юмором медсестра попалась.

Сообщили, что рёбра срослись нормально, но все равно долгое время было неприятно дышать, пусть уже и без боли как таковой. Возможно это из-за лекарств, чтобы не было внутреннего воспаления. Через шесть дней окончательно пропала слабость и тяжесть в груди. Я уже могла дышать свободно. Никогда бы не подумала, что буду так радоваться тому, что просто дышу без каких-либо затруднений и неприятных ощущений при этом. Тем самым худшие дни остались позади. По крайней мере, я думаю, что это так — куда ещё хуже-то, верно?

Так что, можно было подвести очередной итог: после аварии всё, кроме зрения, пришло в норму. В какой-то степени можно сказать, что мне повезло — не сбылись самые страшные прогнозы врачей. Травма головы и позвоночника могла вызвать кучу осложнений, куда хуже слепоты. И я с ними полностью согласна. Лучше потерять зрение, чем стать овощем на всю оставшуюся жизнь, ведь так?

Да уж, тот еще выбор, конечно, никому не пожелаешь…

«Глядя» в окно, — ну я думаю, что я «смотрю» в окно, — вспомнила вчерашний разговор со своим доктором о моем направлении в реабилитационный центр. И, знаете, я как-то пропустила, что лето сменилось ранней осенью. Погода на улице заставила меня убедиться в мимолетности времени. В день, когда я поселялась в реабилитационный центр, шел дождь и гуляли прохладные порывы ветра.

Кто-то скажет, паршивая погода. Но я не согласна, у природы нет плохой погоды. А прекрасный запах и шум дождя — что может быть лучше?

Молниеносно, без каких-либо ожиданий и треволнений пошел второй месяц, как я проходила курсы реабилитации — заново училась как жить, и радоваться жизни без глаз. Скажу так, мне здесь даже понравилось. Но уже через месяц придется покинуть это место, и включаться в нормальную жизнь и заново адаптироваться. Интересно, а какова была она — моя нормальная жизнь? Ну до травмы, я имею в виду. Что-то путное сказать я не смогла. У меня особо не было никаких увлечений, достижений. Всё как у среднестатистического обывателя. А может даже чуть ниже. Ладно, и с этим разберемся.

В реабилитационном центре меня научили навыкам к самостоятельной жизни: ну, самообслуживание там, пространственная ориентировка, система Брайля и письменность, элементарные трудовые навыки, т. е. таких навыков и личных качеств, которые позволили бы мне реализовать свои возможности в современном обществе и вернуться к полноценной активной жизни с учетом моего положения.

За эти два месяца полностью изменился привычный образ жизни. Тут уже не прохладишься, без строгой самодисциплины и организованности никуда. А дотошное следование собственному распорядку дня помогает не сойти с ума и дает чувство контроля. Да и до этого я любила четкий распорядок, пусть никто и не знал, каков он у меня.

Изменения касались даже таких мелочей как одежда. Теперь я понимаю, что пуговицы придумал тот, кто ненавидел слепых всем сердцем и душой. Вместо джинсы и рубашек я теперь переоделась в свободный спортивный костюм. Его легко надевать и вообще, ткань у него такая гладкая и мягкая…

Мм… Кхм-кхм, извините, отвлеклась. А вот с обувью я ничего не решила, хотя и советовали что-то легкое, но я оставила высокие кроссовки — шнурки помогут мне постоянно развивать мелкую моторику, нашла я себе тупое объяснение. Да и с любимыми кроссовками расставаться на хотелось. Мы с ней столько прошли. Хе-хе.

Так, что ещё можно сказать? Из нового у меня появилась раскладная трость из легкого и прочного сплава по типу алюминия и очки со светодиодами. Почему со светодиодами, вдруг спросит кто-то? Это просто для того, чтобы не быть как все слепые. Последнее, в общем-то, не обязательно, ну пусть будет, не помешает. Так сказать, это будет моим отличительным знаком. А то в обычных черных очках ходят все слепые.

Думаю, я готова к самостоятельной жизни. Осталось, наконец-то, пройти последнюю проверку в Зале Разуме, получить заслуженную «0», попрощаться с приютом и ворваться в жестокий мир. Я так и так хотела поступить до аварии. Как говорится, жизнь-то продолжается. Даже подыскала себе подходящее учебное заведение. Раз уж я теперь льготник сразу по нескольким пунктам, можно с повышенной уверенностью надеяться на поступление. Мое государство в этом плане не плох. Или это мне так повезло? Хм.

— Ну что, Анна, готова? — после хлопка открывшихся дверей раздался рядом голос доктора Шарри, ответственного за пространственную ориентировку. — Анна? — повторил он, вырывая меня из пелены воспоминаний и размышлений.

Его легко узнать по низкому утробному голосу, всегда доносящимся откуда-то выше тебя и по тяжелой поступи. Почему-то я представляла его, как огромного бугая с маленькими и добрыми глазенками. Все пациенты отзывались о нем очень хорошо — что истинно факт.

— Тот же маршрут?

— Нет, сегодня боевое крещение — тебя ждут оживленные улицы нашего славного города. Без сопровождающего.

Ага, как же, отпустил он своих пациентов. Точно будет неподалеку. Уж слишком он любит свою работу, что достойно похвалы.

— А можно мне наушники?

— Ты серьезно, Анна? — думаю, он скрестил руки на груди и смотрит на меня сейчас с легким укором, а может и не с легким.

— А что?

— Сколько раз говорить, слух — один из твоих опор, надежный ориентир и друг. А лишний шум будет только мешать.

— Да ладно, я справлюсь. Или вы хотите лишить меня единственной радости в жизни? Уверяю, я буду предельна осторожна. К тому же, разве я не освоилась так, что во мне слепого не заподозришь, если бы не эти очки и трость? Отнятое зрение взамен даровало мне нечеловеческую ловкость!

— Ага-ага, скажи ещё супер силу.

— Ну, а если я скажу «пожалуйста»? Ну пожалуйста, — без живых глаз как-то сложно сделать жалостливый взгляд, но, по-моему, что-то получилось.

— Ладно, я сейчас… — сдался он под моим напором и ушел, хотя я расслышала его тихий шепот. — Надеюсь, меня за это не уволят…

Когда он вышел, покрутила тростью и отточенными за все эти дни движениями разобрала её в один взмах. Мне нравится моё новое приспособление. Её вес приятно ощущается в руках, эргономичная рукоять идеально лежит на ладони, а эти щелчки при разборе — просто мм… Только вслушайтесь.

Радостно орудуя тростью, спокойно покинула свою палату и вышла в оживленный коридор реабилитационного центра.

Сразу скажу, доктор зря так волнуется. Как я уже говорила, я точно готова к жизни. И я же не полностью ослепла, как бы дико это не прозвучало. Да, я не вижу нормально, однако… Гм… Эх, как бы объяснить-то? Гм… Вот, вы когда-нибудь видели снимки в негативе? Эти фото с черным фоном и грубо выделенными краями объектов светлыми линиями. Можно сказать, у меня почти то же самое, но и это ещё не всё. У меня будто бы расширился круговой обзор. Звучит бредово, весьма бредово, соглашусь, но у меня нет других объяснений. Хотя, по-моему, это просто создается такое впечатление из-за пространственной ориентации на слух — не более.

К такому было сложно привыкать, когда боишься сделать шаг. Но потом дело пошло. И неуверенность медленно отступила. Сначала это, повторюсь, было очень и очень необычно, да и сейчас, если честно, тоже — я не полностью привыкла к изменениям. Ориентироваться в пространстве теперь приходилось совсем иначе и медленнее, чем зрячий. Но человек — тварь приспосабливающая. А я — тем более та ещё тварь. Так что, тут вопрос лишь в упорстве и времени. Возможно в будущем я стану ориентироваться подобно летучей мыши, кто знает…

С доктором Шарри мы встретились уже у холла на первом этаже. Он одолжил свои наушники и сопроводил до внешних ворот территории центра. И пожелав удачи, сказал, когда мне возвращаться.

Снаружи ясно ощущался конец осени. Временами пронизывали кусачие морозные ветра. Я подняла воротник спортивки до носа и прислушалась к звукам. Со всех сторон меня окружил шум города: рев моторов, сигналов, гомон людских разговоров, где-то играла музыка, шум стройки и прочее. На утреннюю прогулку по городу ушло несколько часов. И я вернулась обратно без каких-либо синяков, которых явно ожидал увидеть доктор Шарри.

После обеда меня ждало последнее занятие в «бытовой самостоятельности» — необходимое условие социальной адаптации незрячего человека. И до моего «выпуска» из реабилитационного центра оставались считанные дни. И они, ставшие рутиной, пролетели один за другим, приближая «долгожданный» день выписки в одно мгновение. А потом настала пора избавления от псиучета и с сегодняшнего дня я стану «нормальной». К полудню меня навестила миссис Кимберли, чтобы забрать в Зал Разума и поделилась с последними новостями.

— Здравствуй, Анна, — пришла она, когда собирала свой рюкзак.

— Привет, — ответила, не обернувшись, но уловила знакомый запах — от неё пахло приятным мылом, лаванда, вроде бы или сирень.

Я точно ощущала на себе её взволнованный взгляд. Повернувшись, присмотрелась к её очертаниям. Они немногим отличались от очертания остальных людей. От неё будто бы веяло некой мягкой теплотой, которая нежно обволакивает тебя всю. Потому что она сама такая, да? Строила предположения.

Некоторые люди и впрямь выглядели в моих «глазах» не похожими друг на друга. А их светящиеся силуэты различались по цвету, по яркости, четкости и исходящему от них ощущению — некоторые холодные, а некоторые наоборот источали жар, некоторые легкие, словно воздух, а другие тяжелые, крепкие и сухие, как бетон. Но это всё субъективно, конечно. И вряд ли имеет под собой хоть какой-нибудь смысл. Наверное.

— Тебе не обязательно так торопиться, Анна.

— Я уверена, что готова к жизни.

— Рада слышать.

— Как там остальные? Сколько поступило в Псиинститут?

— Нисколько.

— Ну, что и ожидалось.

— Да. Зато некоторые были в восторге. Какие планы в будущем?

— На днях посмотрела университет Вэнсона. Стану судьей, слепой слугой Фемиды, так сказать. Мне же подходит? Гм… «посмотрела», теперь это как-то странно звучит из моих уст, да? Хе-хе.

— Вижу, твоя самоирония никуда не делась, — я могла поклясться, что она сейчас улыбнулась.

— Я, конечно, пропустила с подачей заявки в этом году. Так что, буду готовиться на следующий год. Я хотела спросить, когда мне можно сдавать тест на псионика? Там же вроде зависит от места проживания?

— Я как раз пришла по этому поводу. Мне сказали сегодня в два часа дня у них свободно.

— Да? Тогда сегодня?

— Если ты готова.

— Я готова. Пойдем.

— Тебе помочь?

— Нет, спасибо. Я сама, — закинула рюкзак и схватила трость.

На выходе из палаты я почувствовала неладное. Вокруг стояло несколько людей, и они чего-то выжидали, застыв посреди коридора. А затем раздался радостный голос доктора Шарри.

— С успешной реабилитацией! Надеемся, что ты сюда больше не вернешься и достойно встретишь новую жизнь!

Боги…

— Эм… Спасибо. Вам. Всем, — невпопад пропела я от неожиданности.

— Анна, вот держи, подарок от меня как моему самому упорному и не ноющему пациенту.

— Что это? — ощупала небольшую коробку.

— Угадай.

— Ну, нет. Гм… А как же ваши слова, что они будут мешать?

— Угадала? Тогда, просто скажи «спасибо».

— Ой, гм… да, спасибо за всё доктор Шарри, сестра Пэлтон, доктор Эймс. И за эти наушники гм… тоже.

— Всего хорошего, Анна, — обняли меня крепкие руки.

— И вам, — попрощалась с докторами.

Действительно хорошие люди попались… И, по-моему, я говорю такое не в первый раз.

Спустя час на такси вместе с миссис Кимберли мы прибыли в Зал Разума в нашем районе. По всей видимости, Институт уже вовсю погружен в учебный процесс, так как людей в здании было много. По словам миссис Кимберли, нас должны были встретить, а пока мы стояли у регистрационной.

Парадная Зала Разума ощущалась очень необычно, как будто здание наглухо герметично и с идеальной звукоизоляцией. В ушах ощущалось давление от замкнутости. А каждый шум раздавался слишком отчетливо, что я даже могла с точностью сказать, откуда и куда идет тот или иной человек по его топоту.

— Анна Рейн?

— Здесь, — подняла руку.

— Пройдемте со мной, а вы, миссис Кимберли, можете подождать её в зале ожидания, — кратко бросил строгий женский голос.

Каблуки женщины передо мной раздавались монотонным звуком по холодному мрамору. По пути мы пересекались с некоторыми людьми, которые здоровались с женщиной, и, поднявшись на лифте, вскоре пришли в кабинет, который пропах лимонами. В помещении сидела дюжина силуэтов.

— Можно вашу карточку? — я без вопросов протянула ей свою ИК*. Раздался щелчок и мне вернули обратно. — Подождите здесь.

Отыскав стул, устроилась на нем и украдкой «присматривалась» к остальным. Ну, как присматривалась… Оценивала их очертания и вслушивалась: кто-то слушал музыку, кто-то общался между собой, кто-то играл на телефоне.

Из всех двенадцати образов один почему-то горел ярче остальных. Внутри него словно кружились тысячи крошечных светлячков, играя изумрудным светом. Честно, такое я «увидела» впервые, и зрелище завораживало. Что-то в этом было прекрасное.

Потом раздался топот и шаги человека с ярким образом остановились на расстоянии вытянутой руки слева от меня. Человек с ярким образом очертания сел на соседнее место. Я сразу уловила запах сигарет и медового шампуня.

— Что-то не так? — услышав её хмык, на всякий случай, поинтересовалась у незнакомки, но меня окликнули со стороны.

— Мисс Рейн, можете войти.

Женщина попридержала дверь и захлопнула за мной. В кабинете я также «увидела» человека с ярким образом. Но у него он пылал холодным серебристым светом. Это и есть псионики? Пришла первая догадка и скорее всего верная. Они-то должны отличаться от обычных людей.

— Мисс Рейн, пожалуйста, садитесь.

— Я сама, — сказала ей, когда женщина хотела помочь, и уселась на предложенное мягкое кресло.

— Мисс Рейн… — заговорил мужской поставленный голос и на удивление смутно знакомый.

В памяти всплыло лицо седовласого мужчины из экрана телевизора.

— Можно просто Анна, — попросила я на автомате.

— Хорошо, Анна. Меня зовут доктор Джеймс Уильям. И сегодня я проведу вашу проверку. Но перед этим я хотел бы обсудить… — откашлялся мужчина и некоторое время просто молчал. Слышались лишь клики мышки и щелчки клавиш.

Похоже, просматривает мои личные данные.

— … Ваше положение, — наконец закончил он свою мысль.

— Что-то не так?

— Нет-нет. Просто ваши данные из больницы очень… Любопытные.

Любопытные? Не поняла я и ощутила нечто странное, будто я внезапно предстала перед софитами прожекторов и не понимала, что меня оценивают. Стало немного не по себе.

— Любопытные?

— Да. Очень любопытные. Что вы ощущаете прямо сейчас?

Чего? Это уже проверка?

— Гм… Не знаю, легкое недоумение?

— А ещё что-нибудь?

— Это уже проверка такая?

— Прошу прощения, доктор Ким, можете позвать мою дочь?

Происходило что-то очень странное. Или это их новомодные методы проверки?

Женщина ушла и спустя несколько секунд вместе с ней в кабинет зашел другой яркий образ, ранее увиденный в прихожей.

— Ну что ещё, оте… — раздался звонкий девичий голос, но быстро осекся, — …ц?

— Кэссиди, садись. Мисс Рейн, могу я попросить вас рассказать что-нибудь о человеке рядом с вами?

— Это что, новый метод такой? Раньше такого не было. Я точно пришла куда надо?

— Мисс Рейн… Анна, прошу.

— Ладно. От неё пахнет сигаретами и мёдом, — сказала я и тут же вновь услышала фырканье. Вот-вот, глупость какая происходит. — А можно я уже получу заветную ноль? Я, знаете ли, должна готовиться к университету.

— Не торопитесь, Анна.

— Да скажи ты ей уже! Даже я ощущаю, что… — вновь раздался девичий голос.

— Кэссиди, помолчи, — но девушку резко перебил её отец. — Вы правы, Анна, что ж, тогда не будем медлить. Доктор Ким, прошу.

— Позвольте?

— Ладно, — с меня сняли кепку и очки. Вместо них надели странный прибор, какой-то шлем.

— Удобно? — спросила женщина.

— Да, пойдет.

— А теперь расслабьтесь.

Я откинулась на мягкую спинку кресла и тут же ощутила, как разливается тепло в районе висков, а потом волнами растекается по всему телу. В таком состоянии прошла минута, а за ней другая… Как ни странно, мне было легко и спокойно. Безмятежность… И комфорт… Словно я плыву по волнам.

— Опишите, что вы видите?

— Это шутка?

Спросили у слепой, что видно… Ученые… Мотнула я головой.

— Анна.

— Ничего не вижу.

— Хорошо, а теперь, что вы видите? — вдруг в ушах прозвенел неприятный белый шум.

Да вы издеваетесь, что ли?

— Ничего. Я ничего не вижу.

— А что вы услышали?

— Белый шум. И только.

— Вы уверены? — я только потом поняла, что слышу его голос в своей голове. Не ушами, а в самом сознании.

— Что… Что это? Что происходит?

— Могу вас поздравить, Анна, вы — псионик.

Эм…

…

…

— Чего?! — вмиг застыла я, думая, что ослышалась. Ведь этого… Этого просто не может быть!

— Вы — псионик, — спокойно повторил мужчина.

— Это… Это должна быть ошибка. Ведь две предыдущие тесты…

— Да, я видел те данные, Анна. Но сейчас, это факт. У вас явный потенциал, и вы можете его развить.

— Явный… Такой явный, что я сама это не ощущаю.

— Уверен, вы сами понимаете, о чем я.

— Нет, не понимаю… А могу я отказаться?

— Почему?

— Потому что, думаю, это просто ошибка. Не хотелось бы тратить время на ошибку.

— Вот как. А вы не думаете, что ошибаетесь вы? К тому же, псионика — нечто удивительное. Кто знает, вдруг в один прекрасный день вы сможете вновь увидеть мир, как обычными глазами.

— А… Такое возможно?! — не думая, спросила я, услышав про глаза.

— Силе разума под силу всё, Анна. Возможно, именно она сможет заменить вам глаза, которые вы потеряли. Я могу вас уверить, что у нас имеются подобные прецеденты.

Разуму под силу всё… Заменить глаза… Возможность снова видеть… Многократно повторялись в уме последние слова доктора Уильяма. В это хотелось верить. Черт возьми, очень хотелось!

ИК* — идентификационная карта (паспорт гражданина Эдем)