Псионикум

Глава 10. Волнительная пора

Тем временем пока я всячески прохлаждалась в лазарете, сессия приближалась полным ходом. И даже Кэссиди пришлось сесть за зубрежку. Она навещала меня в свободное время и постоянно упоминала о приближении экзаменов. Сейчас меня это не так сильно волновало. Я отдыхала и думала совершенно о другом, о своем. Вновь и вновь крутила в памяти момент озарения и желала лишь поскорее покинуть больничную койку и проверить свою теорию.

Врач института, мужчина с таким убаюкивающим голосом, «выписал» меня только через два дня после инцидента на поле. Он говорил, что мне повезло. Кэс и сержант смогли помочь мне в момент травмы. Точно не знаю, что они там сделали, но я не получила серьезных увечий. Легкое сотрясение, ссадина на лопатке, и никакого перелома, что удивительно.

Сразу же после выписки, я готовилась повторить тот опыт. И была воодушевлена как никогда в жизни, что не скрылось от Кэссиди.

— Надо же, ты умеешь радоваться, — говорила она.

— Есть повод. Моя задумка может обернуться реальностью.

— Какая?

— Я могу вернуть зрение.

— Что?

— Пока всего лишь на несколько мгновений, но да. В момент падения я четко увидела мир. И мне это точно не показалось.

— Серьезно?

— Да.

— Но лучше так не рискуй.

— Хе. Не обещаю. А что там с сержантом? Он, наверное, со мной больше не будет иметь дел.

— Ага. Был сам не свой. Но, знаешь, я никогда не видела его таким… Не скажу, испуганным, но с живыми эмоциями. Он искренне переживал.

— Гм. Какой хороший человек, оказывается, да?

— М-да уж, кто бы мог подумать. Тебе стоит сказать ему «спасибо», он быстро среагировал.

— Определенно. Или он переживал за свою работу и репутацию.

— Не исключено.

По поводу моей теории о новом способе «зрения». После того происшествия я поняла принцип его «активации» и смогла воспроизвести. Нет, не травмируя себя. Как бы это объяснить…

Науке известно, что в критические моменты организм выдает свой максимум, чтобы справится с угрожающей жизни ситуацией. Это называется аффектом. Сильнейший эмоциональный процесс взрывного характера, характеризующийся кратковременностью и высокой интенсивностью, часто сопровождающийся резко выраженными двигательными проявлениями и изменениями в работе внутренних органов и нервной системы. Именно это я и хотела проверить, чтобы у меня появился шанс на прозрения. Так сказать, встряхнуть всю себя. И оказалась права.

Начну с того, как люди вообще видят глазами. Сначала свет попадает в глаз, проходит через роговицу и зрачок, фокусируется хрусталиком и попадает на сетчатку. Колбочки и палочки на сетчатке реагируют на свет и преобразуют его в электрические импульсы, которые передаются по зрительному нерву в зрительный центр мозга для обработки. Вроде бы ничего сверхъестественного. А значит, это можно как-то воспроизвести.

Раз глаза у меня потеряли парочку своих функций, я должна обрабатывать эти сигналы другим способом, ведь сигналы никуда не делись. Свет никуда не делся. Просто пропал «посредник».

Теперь каждый день потихоньку «включала» глаза при помощи псионики, прислушиваясь к собственному мироощущению. Результаты каждый раз удивляли. Поначалу мозг сходил с ума от обилия поступающей информации, едва я направляла все псиволны в зрительный отдел разума.

При этом мир я видела, как при панорамной сьёмке в три сто шестьдесят градусов с выкрученным на максимум контрастом. Сами представьте, насколько это неудобно. Хорошо, что я не эпилептик и с вестибулярным аппаратом всё в порядке. Но потом, постепенно начала настраивать. И в данный момент могу включать псионические глаза максимум на двадцать минут. И они более-менее показывают тот мир, к которому мы все привыкли с первого осознанного появления на этот свет.

Скажете, это ж какой успех!

Но я соглашусь лишь отчасти. Да-да, я обнаглела. Однако мне хотелось бы видеть постоянно, без «посредничества» псионики. Мозг сам должен уже обрабатывать такое. Но это лишь мечты. Что-то мне подсказывает, я такого никогда не достигну. А во время «работы» псионического зрения силы тратятся как при интенсивных умственных процессах. Так что, я решила не перебарщивать. А то заработаю хроническую усталость или слабоумие, а там никакие псионические запасы энергии мне не помогут.

Интересно, а есть такое понятие как психическая выносливость, над которой мне стоит поработать, если уж без него никак? Гм… Надо бы ознакомиться и спросить у преподавателей. Ладно, отвлечемся пока от дел на личном фронте.

Сейчас все разговоры в институте только об экзаменах, которые начнутся со следующего понедельника. Все были на взводе. Особенно аутсайдеры рейтинговой таблицы, которые волновались за свой провал. Я уже не среди них, так что, особо не напрягалась. Просто нужно было сдать всё без особых нареканий. Обычные лекции, которых никто не отменял, за первый семестр стали уже не такими впечатляющими.

А с очередным пройденным материалом, нагрузка оставалась на привычном уровне. После лекций-дискуссий по сенсорике мы проходили новую тему. Пусть и размышления на сложные вопросы — тоже по-своему важны и интересны, как например, про «банальность зла» и другие остро социальные проблемы, я все же предпочитаю практику. В этом плане Кэс была со мной солидарна. Однако до поры до времени, пока не узнали, что будем изучать.

Новая способность, которую мы будем постигать во втором семестре — это психометрия или телеметрия. Не путать с другими значениями этих слов. В отличие от телепатии, эта способность позволяет «читать» неодушевлённые объекты. Чувствовать прошлые психические эманации, окружавшие ту или иную вещь, путём собирания незначительных психических отпечатков, оставленных на нем людьми.

Полученная от вещи проекция ничем не отличается от проекции живого разума, позволяя псионику видеть события и слышать звуки, как будто бы он присутствовал там лично. «Память вещи» — можно назвать это коротко. А иногда и «памятью места».

Неодушевленные предметы могут стать для человека ценностью больше, нежели другой человек. У каждого ведь есть что-то наподобие. Близкий к сердцу подарок от любимого человека, какой-нибудь талисман, украшение, за которым кроится целая история, наследство от бабушки, например.

Казалось бы, на первый взгляд совершенно обычные предметы, путем этих длительных личных «отношений» становятся важной частью личности и вбирают в себя частички его жизни. Почти таким же свойством обладают сакральные места и памятники. Впрочем, с последними весьма сложно. Так как к месту имеют доступ слишком много людей, то они размываются. Фактор энтропии никуда не девается даже в псионике. В метафизике мы ещё не раз к этому вернемся.

Сейчас шла вторая лекция по этой теме. Слушая рассказ из жизни профессора Краусса, где он показывал нам старое пневматическое ружье из его детства, я пыталась вспомнить, есть ли у меня такая вещь? В шутку названные предметы по типу очков и трости, упоминать не стоит. И у меня не оказалось никаких памятных вещей. С собой я ничего такого не имею. Так что, в моем случае это было не столь наглядным, но вот с Кэс, другое дело.

Она показала мне свой кулон, когда-то подаренный матерью и весь пылающий, словно лучина зажигалки. Едва взяв его в руки и пропустив через себя, как сделала бы при телепатии, я точно увидела фрагмент из её прошлого, связанный с кулоном. Но не стала сильно погружаться. Кэс сама когда-нибудь расскажет. Именно потеря матери отзывалась в ней болезненным эхом, оставив рану. Я чувствовала, как она до сих пор «открыта» у нее. И та не хотела ворошить болезненное прошлое. Видимо, там непростая ситуация. Насколько знаю, её мать была видным псиоником в области астрального мира, о котором мы пока слышали лишь вскользь. И с ней случилась трагедия.

Но вернемся к насущным делам. С моими успехами в области «чтения» незримого профессор Краусс превратился в моего наставника. Мужчина сам радовался тому, что его кто-то понимает и схватывает всё, связанное с менталистикой, налету.

— А можно это провернуть с трупом? — на мой вопрос я получила гримасу шока на лице у Кэс, но не у Краусса. Мужчина просто улыбнулся. Тогда мы не предали этой загадочной улыбке значения, ведь то, что он приготовил на следующий день заставил многих впасть в шок.

К слову, я, наконец, узрела воочию, как они выглядят. И знаете, все мои ранние предположения оказались ложными. Профессор Краусс выглядел как типичный эм, простите за мой сленг, моднявый хипстер. Высокий худощавый мужчина, брюнет, лет за тридцать пять с аккуратной ухоженной бородой в очках с толстой оправой. Всегда одет в наглаженную рубашку с закатанными рукавами, клетчатые брюки, туфли и жилет. Типичный представитель современного бомонда, сказала бы я. А по голосу ранее отчего-то представляла его аристократом из 18 века, который будет в белом парике, да в военном камзоле, а на ногах чулки и сапоги, но нет. Жалко, конечно. Вот так и разбиваются о суровую реальность наши фантазии.

А с Кэс вышло наоборот. Моё представление померкло рядом с ее настоящим обликом. До «глаз» знала лишь то, что Кэс блондинка. Это из того видения из туманного поля, где видела её маленькую. Но вот, что я не знала, так это — она та ещё красотка. Правда вместо длинных локон, как в детстве, сейчас носила короткую «мальчиковскую» стрижку. Но и это ничуть не портил её облик. Странно, что она — не «местная королева» и за ней не плетется орава поклонников и подружек. Видимо, это я всех отгоняю в качестве злой страшной подруги.

Я вспомнила некоторые свои школы, где были группы старшеклассниц и среди них особенно выделялись подобные ей, с привлекательной внешностью и капитаны чирлидерской команды. Хм. Или это я путаю с фильмами? Не суть.

Мы ждали профессора уже пять минут. По аудитории начали шептаться и спрашивали, что там у него на огромном столе под простыней. Предположений было мало, ибо всё очевидно по силуэту. Похоже, мой вчерашний вопрос задел его, и он притащил труп.

— Там точно чье-то тело, — говорила Кэс. — Неужели прямиком из морга?

— Ага, но почему оно тут? — насторожилась я. — Мы будем пытаться его воскресить?

А что, было бы прикольно, разве нет? И не надо так на меня смотреть. Я говорю это сугубо из научного интереса.

— Добрый день, молодые люди. Наверняка вы гадаете, что это там у меня лежит?

Когда он снял простыню, по аудитории прошел «ох». Да, это было тело мужчины. И почему-то весьма и весьма подтянутое с рельефными мышцами.

— Интересно, найдутся ли среди вас смельчаки? Не гадайте понапрасну. Отвечу на вчерашний вопрос мисс Рейн. «Читать» мертвых можно. Но неприятно. Весьма неприятно. Самая яркая «память» у мертвеца в большинстве случаев она же последняя — миг смерти. Думаю, не нужно объяснять, что лишний раз пропускать такое через себя не стоит.

— Можно самому умереть?

— Или впасть в кому? — спрашивали студенты.

— Это меньшее из последствий.

— Не может быть!

— Что хуже смерти?

— Можно остаться разумом в мертвом теле?

— Надеюсь, вы никогда этого не узнаете, — загадочно ответил профессор Краусс.

— Боже, мне так стало ещё интереснее, — услышав меня, Кэс мотнула головой, мол, чего от меня ещё ожидалось.

— А что с ним случилось? — спросила одна из студенток.

— Вот это и мы сегодня попытаемся выяснить. Итак, кто рискнет?

В аудитории повисла гробовая тишина.

— Никто? Мисс Рейн?

— Ладно.

Я спустилась с трибун под пристальным взором однокурсников.

— Вы уверены, мисс Рейн?

— Почему бы и нет. Здесь так же, как вчера с ружьем?

— Именно так.

Естественно не все предметы обладают памятью или хранят их долго. А след всегда очень неприметный. Притом нужно потрудиться, чтобы уловить его и потом точно прочитать. Это если ты обычный псионик. Но благодаря глазам, я могу определять почти сразу по их светящемуся образу, если подойду достаточно близко и дотронусь. Если псиобраз тусклый — даже не стоит попытаться.

Тело на столе точно не было «памятным». Когда я осторожно положила ладонь ему на грудь, я ощутила лишь прохладу. А на ощупь и того было странно, будто кожа не совсем человеческая. По-моему, это не настоящее тело.

— Профессор, думаю, это муляж. И в нем нет никакого следа.

— Вы уверены? Ошибка может стоить вам баллов.

Что? Я верю своим глазам. И была уверена.

— Ну, я ничего не вижу и не ощущаю.

Профессор молчал несколько секунд, нагнетая ожидание. Потом разразился аплодисментами.

— Истинно так, юная леди! Считайте, вы прошли проверку. В прошлом году студенты такое начали сочинять, было любо дорого послушать. Психометрия довольно распространена среди псиоников. Обычно это применяется при поиске людей или в расследованиях. Сейчас я покажу вам материалы, где благодаря психометрии были сделаны открытия…

В конце лекции профессор Краусс ещё раз напомнил об экзаменах и о каникулах.

— Знаешь, Анна, а профессор Зенер был прав, предлагая тебе службу. Ты — идеальный кандидат для расследования всяких паранормальных преступлений. Да и не только паранормальных.

— Почему?

— Нелицеприятные вещи не оказывают на тебя столь сильного влияния. Ты бы видела лица однокурсников, когда он сорвал покрывало. У всех был шок разной степени и даже отвращение. И только тебя оно оставило равнодушной.

— Это потому что я — слепая и бесчувственная скотина, Кэс.

— Ага. Сейчас куда?

— Обед.

— У тебя аппетит не пропал после таких демонстраций? Ты его даже пощупала.

— А? С чего бы? Да и это тело — не самое жуткое зрелище. А этот муляж почище и ухоженнее будет, чем некоторые живые люди.

— Об этом я и говорю.

— Ой, что-то вы, богатенькие ребята, слишком нежные, ей богу. Первый труп я видела, когда мне было восемь. Это было в моем первом приюте. Как вчера помню того парня, погибшего от передоза у себя в комнате. Он был весь в пене изо рта, глаза на выкат, и такой бледный, как снег, с синюшными губами. Его я знала. Он был старшим из детворы, любил музыку, играл на гитаре, иногда давал послушать свой плеер и рассказывал байки из улиц и подземки. Говорил, что под городом целый мир. Он часто сбегал из приюта и его каждый раз ловили в метро за попрошайничество.

— Да уж, какое счастливое у тебя детство было.

— Да ладно, вполне себе нормальное. Квентин Макдональд. Так его звали, — даже вспомнила имя парня. — Ого, что это там готовится?

На носу, кроме экзаменов, маячили рождественские праздники и сопутствующие мероприятия. В связи с этим кампус украшали и говорили, что будет некое торжество, придет Санта, мать его, Клаус и всё в таком духе. Мне абсолютно фиолетово на все праздники. Так было всегда.

Зато остальные студенты немного повеселели. Впрочем, никакой рождественский дух не заставил юных псиоников отвлечься от самого главного. Все знали, что экзамены повлияют в конце учебного года. Там, где нас ожидал страшный распределительный тест, от которого зависит дальнейшее обучение каждого студента. По его результатам программа учебы меняется, становится индивидуальным.

Со спасательным кругом я вообще не парилась по этому поводу. И уже готовилась к будущей службе. Там у них в уставе всё четко написано, какие дисциплины я должна буду сдавать и какие квалификации должен иметь будущий агент. К псионическим дисциплинам добавится криминалистика и юриспруденция, как дополнительные факультативы. Также психология поведения.

Особо внимательные, наверняка, уже заметили, что я не упоминала про одну дисциплину — метафизику. Она самая сложная для меня и скучная. Потому что тут никак не обойтись без четких заучиваний формул, законов. А преподавателем сей дисциплины был тот еще педант. Суховатый мужчина с короткой, почти под ноль стрижкой, и с глубокопосаженными глазами, как у коршуна. Дитрих Нейман. Пожалуй, самый строгий из профессоров и с ним шутки плохи. По-моему, он меня сразу не взлюбил. Никогда на его занятиях я не получала выше двух баллов.

Его дисциплина пока ничем от обычной физики и математики не отличалась. Разве что лабораторных было много. Они немного разбавляли его монотонные лекции. Он, как и профессор Рише, наглядно показывал пример физического явления. Последние недели мы упорно изучали процесс горения. Было в этом было нечто первородное, с наслаждением наблюдать, как горит огонь. Большего о метафизике пока сказать нечего.

Можно смело заявить, что я вполне вклинилась в среду псиоников. Экзамены это подтвердили и остался только один незнакомый нюанс. Что за распределительный тест? Нам говорили, что это будет похоже на проверку, как в Зале Разума. Сам же тест проходит два дня в конце весны. Первый этап — самый легкий, проверка уже существующих навыков. Второй — проверка навыков на незнакомых условиях.

Рутина пролетела махом. Экзамены сданы, а дальше всё по новой. Разве что, нам прописали наши специализации. На моей карточке добавился ещё один блок данных с указанием: Анна Рейн псионик 3 уровня. Специализация: менталистика. У Кэс тоже было всё довольно очевидно. У неё телекинетика. Но в отличие от меня, на экзаменах везде высший балл. Я же довольствовалась удовлетворительными оценками, кроме дисциплины профессора Краусса.

— А ты боялась, — говорила я ей, попивая колу из стаканчика.

После экзаменов мы встречали новый год как все обычные люди. И сидели в кафешке за пределами Института. Нам полагалось три дня выходных. Да уж… Есть что вспоминать. Всего полгода назад я не мог себе и представить, как круто повернется моя жизнь и буду сидеть тут.

— Думаю, я тебя раскусила, Анна.

— Мм?

— Своим флегматичным голосом ты вводишь людей в заблуждение, усыпляешь их бдительность. И очень хорошо маскируешься.

— А? — невинно похлопала я глазами.

— Но на самом деле внутри ты тот еще хищник. Волк в овечьей шкуре.

— О, да, хвали меня ещё.

— Аха-ха-ха, конечно-конечно.

— Меня вот что ещё прельщает в службе, мы же должны будем иметь при себе оружие.

— Ну, да.

— И нас должны учить убивать, да?

— Ты про курсы молодого бойца?

— Да.

— Научат как обращаться с оружием, да.

— О, да. Я вся в нетерпении.

На мою реплику Кэс просто покачала головой. Что же, скоро нас ждет настоящий суровый мир.