Прятки с охотником

Глава 6

7 лет назад. 323 год со Дня Объединения Пяти Королевств

Аяна

В трущобах Иеллоуна я провела всего три недели. Потом нашла пристанище в деревне, такой крошечной, что у нее и названия-то не было. Просто «деревня». Я не захотела оставаться в ней: боялась, что так буду на виду.

Около полугода жила в портовом городке Витьон, пока тот же самый охотник не отыскал меня. Так же, как и в Иеллоуне, он позволил мне уйти. А потом снова и снова. Мне бы порадоваться, да только становилось все тревожнее. Почему он меня отпускает? Почему даже не пытается догнать? Может, это какая-то тактика… загнать меня и потом схватить уставшую? Да ну, бред какой-то. В Витьоне на моих глазах связывали молодую семью гномов с младенцем, и никто не дал им шанса скрыться.

И вот, в дождливый день последнего осеннего месяца, когда деревья уже голые, а земля и пожухлая трава хрустят от морозов, я кутаюсь в вонючее покрывало в почтовой телеге и еду черт знает куда.

Трижды мы останавливаемся на ночлег, ужинаем в придорожных забегаловках, спим в телеге. Почтальон немногословен: он заговаривал со мной всего дважды за время пути. А нет, трижды: еще когда я поймала его на дороге и слезно умоляла подбросить туда, куда он едет.

Я высовываюсь из-под покрывала, хмуро осматриваю местность. Поля, подернутые серебристым инеем, повсюду сырой холодный туман и широкая насыпная дорога, сплошь в крупных булыжниках. Она лентой тянется за нами и пропадает, тянется и пропадает. Из-за тумана ее видно на расстоянии не больше трех метров.

Лошади тяжело тащить за собой груженую телегу и двоих людей, но она упрямо шагает вперед. Почтальон, кажется, прикорнул.

— Эй, — зову я его. Дотягиваюсь до плеча и трясу. Мужичонка вскидывается, шамкает полубеззубым ртом. — Долго еще ехать?

— День. Может, два.

— Как понимать?

— Как хочешь, так и понимай. Не видишь, что ли, какая дорога.

— Ты впервые по ней почту везешь?

— Я и работаю-то первую неделю.

Больше он не говорит мне ни слова, а я скрываюсь под покрывалом и стараюсь заснуть. Лучше спать, чем пялиться в затянутое серым небо и бороться с воспоминаниями. Не хочу больше бороться с призраками прошлого. Из-за них не остается сил на настоящее.

День спустя мы прибываем в Уэлт-Пирс — так написано на дорожном указателе. Роюсь в памяти, вытягиваю из ее недр карту мира: Уэлт-Пирс, городок средних размеров, когда-то почти полностью заселенный нелюдьми.

Понимаю, что и из него мне придется уехать довольно скоро, потому что теперь он, скорее всего, пуст.

Так и есть. Почтовая телега натужно скрипит колесами, минуя одну улицу, вторую, третью. Ни души вокруг. В окнах двухэтажных многоквартирных домов не горит свет. Магазины, мастерские, ателье, аптеки — входы в них заколочены.

Я спрыгиваю с телеги, коротко благодарю почтальона и ныряю в арку между каменными строениями. На мне теплое пальто и хорошие овечьи сапоги — не замерзну. Жаль, шапку потеряла, но густота волос позволяет ходить без нее.

Ну и куда идти?

Осматриваюсь, вижу еще одну арку и шагаю к ней. На той стороне ничуть не лучше: заколоченные двери, окна, ни капли света. Только туман, густой как кисель, ползет по брусчатой дороге, делая мертвый город еще более зловещим. Повсюду витает запах гари, прелых листьев, сточных канав.

Но телега-то полная. В ней кипы писем, коробок, мешков. Раз сюда кто-то пишет, то и люди жить должны.

Взгляд утыкается в двоих мужчин у входа в бревенчатое здание. Присматриваюсь и вижу вывеску: «У Гашека». Ресторан? Трактир? Бегу к нему, молясь, чтобы у них нашлась для меня работа.

— Куда ты? — одергивает меня один из мужчин. — Закрыто еще.

Я отхожу в сторону. Не знаю, который час и когда открывается заведение, но идти-то все равно больше некуда.

Мужчины курят, над их головами клубится вонючий дым, негромко переговариваются. Один харкает и с ухмылкой говорит собеседнику:

— Видел бы ты, как они верещат. Так им и надо. Я бы вовсе гильотину на сожжение заменил.

— Зря, — отвечает второй. — Сожжение требует ресурсов, незачем на нечисть топливо тратить.

Я скриплю зубами, отвожу взгляд. Делаю вид, что рассматриваю храм, находящийся через дорогу. Он был красивым, наверное, а теперь обгоревший, с потрескавшимися стеклами. Только купол с изображением святых остался нетронутым, словно огонь до него не добрался. Не человеческий храм — в такие, как этот, раньше ходили гномы, верящие в какого-то своего бога.

— Как вообще жизнь в столице? — спрашивает тот, что говорил о топливе.

— Стало намного лучше. Свободнее, что ли. Людей наконец-то на работу принимают, а то, сам же знаешь, что ни фабрика — так работники сплошь орки.

— Им тяжелый труд легче дается.

— Легче, а нам-то что делать? Я так свое место упустил, когда на него взяли одного из этих бугаев. Нет, с подписанием закона об истреблении особей жить намного проще стало…

— А че, когда назад? Надолго ты здесь?

— Хату сдам да уеду. Жалко оставлять, сгниет ведь без присмотра.

Я напрягаю слух. Мне бы не помешало жилье, а на первый месяц аренды деньги есть. Потом или заработаю еще, или двинусь дальше. Скорее второе.

— Извините. — Я делаю шаг вперед и приветливо улыбаюсь. — Простите меня великодушно, я вообще-то не подслушивала, но услышала… Вы квартиру сдать хотите? А мне как раз жилье нужно.

Мужчины переглядываются, один кивает.

— Ну не квартиру, а так, комнату. А ты откуда?

— Из Витьона. Училась я там, а как главу института, падаль эту, на казнь увели, так решила попытать счастья в другом месте.

Лгать ровным тоном я тоже теперь умею.

— «Падаль», — усмехается мой будущий арендодатель. — С огромным удовольствием сдам вам жилье.

Комната за два серебряных в месяц соответствует цене. Я стою на пороге, а передо мной от силы пять квадратных метров пустого пространства. С окном, и на том спасибо. Пахнет сыростью. Что там говорил этот мужик: жаль, если сгниет? Я поднимаю голову и вижу дыру в потолке. Во время дождей крыша прохудилась настолько, что еще одного хорошего ливня не переживет. Да мне все равно: к сезону ливней я буду далеко отсюда.

Принимаю ключи, отдаю две монеты. Мужчина пробует одну из них на зуб и довольно кивает.

— Каждое пятое число месяца плати в банке на счет Дэжэба Виона. Не думай, что раз я далеко живу, то некому будет с тебя стрясти плату…

Я жестом прошу его замолчать.

— Видела вашего друга. Он заставит заплатить. Идите, я хочу начать обустраиваться.

Мужик лыбится и уходит.

Обустраиваться… Да тут ремонт необходим, но делать я его, конечно, не буду. Очищу стены от плесени, вымою пол, окно. Надо бы кровать раздобыть, постельное белье, а больше мне ничего и не нужно. Есть давно привыкла где придется, так что стол не понадобится.

Со вздохом пинаю стеклянную бутылку, валяющуюся на полу, ногой сдвигаю в сторону пустые коробки из-под еды и иду к окну.

Интересный вид открывается отсюда: на контору управления городской стражи. Но стражи меня нисколько не пугают до тех пор, пока и им не выдадут артефакты-поисковики. Странно даже, почему правительство до сих пор этого не сделало. Артефакты дорогие?

Запираю дверь, кладу ключ в карман. Из вещей у меня только этот ключ и мешочек с монетами. Немного, но на первое время хватит. Вещами я больше не обрастаю, после второго побега без всего я решила, что нет смысла в гнездовании. Поначалу было жаль: женщины, с которыми мне удавалось подружиться то в одном городе, то в другом, постоянно наряжались, хвалились друг перед другом обновками. У них были полные шкафы одежды, обуви, красивой посуды, предметов интерьера. Мебели в собственных домах.

А я каждый вечер думала только о том, удастся ли мне поспать или придется сорваться среди ночи и бежать куда глаза глядят. Спать ложилась одетая, иногда даже в обуви, а под боком держала маленький рюкзак с необходимым. Рюкзак — вот и все мое имущество. Но даже его мне пришлось оставить в Витьоне, потому что он упал с кровати, а поднять его значило потерять драгоценную секунду времени.

Роланд

Мягкий свет лампы рассеивает полумрак в кабинете. Отблески огня в камине мерцают на стенах, обшитых мореным деревом, играючи тонут в бокале с вином.

Я кручу бокал в руке, сидя в кресле для посетителей напротив массивного стола, делаю глоток и морщусь: слишком холодное. Читаю про себя какой-то стих, но скорее — несвязный набор предложений.

Голос отца грохочет громом. Я его почти не слышу, не хочу слышать.

— Три года, черт тебя подери!

Я сбиваюсь с мысли и поднимаю глаза на отца. Разъяренный как бык. Толстое лицо багровое, глаза-щелочки налиты кровью.

— Ее не так просто поймать, — говорю я и пожимаю плечами. Лгу, конечно. Семь раз уже ловил.

— Его величество начинает думать, что тебе зря дали знак охотника. — Отец устает орать и снижает тон. Теперь он шипит, подобно змее. — Вот уже три года ты гоняешься за одной особью, в то время как другие охотники приводят в столицу по сотне за раз! В Совете шепчутся, что ты путешествуешь, пользуясь служебным положением, а о ведьме и думать забыл. Либо ты хреновый ищейка!

Мне сказать нечего, и я молчу. Если признаюсь, что каждый раз при встрече с Аяной я даю ей возможность бежать, выжидаю время, а потом отправляюсь за ней следом, меня казнят тут же. Ладно, не тут же, но завтра точно. А почему я это делаю? Почему подставляю себя и позволяю жить одной ведьме из сотен других?

На эти вопросы у меня нет ответа. Я помню, как встретил ее впервые — испуганную, изможденную, в этом ее дурацком девчачьем платье… Глаза как у олененка, губы дрожат. Тогда мне не хватило сил убить ребенка.

Сейчас ей, должно быть, лет восемнадцать-девятнадцать. Она взрослая девушка или уже даже женщина, и она, по словам короля, опасна… Ведьмы в приоритете. В них вплетена магия природы, и эта магия мешает общему магическому фону, сетью раскинутому над миром. По последним данным, ведьм осталось чуть меньше трех десятков — на год поисков от силы.

Что касается Аяны…

— Почему, сын? — теперь уже с какой-то жалостью в голосе спрашивает отец. — Отдай эту цель кому-то другому!

— Нет. — Я вздрагиваю.

— У тебя с ней свои счеты?

Я отвожу взгляд, делаю глоток. Вино согрелось в руке, но лучше не стало: кислит.

— Я поговорю с его величеством, — бросает отец. — Скажу, что Аяна на коротком поводке и ты с ней обязательно поквитаешься… за что-то. За что хоть?

— Не твое дело. И уж точно не короля.

— Сын…

— Хватит, па. — Я оставляю бокал на столе и поднимаюсь. — Ты вызвал меня на личный разговор и оторвал от преследования Аяны. Она сейчас в двух тысячах километров отсюда, я потратил три недели на дорогу, и еще столько же понадобится, чтобы вернуться.

— Не упусти ее! Каждая особь в этом мире должна быть казнена, ни одной нельзя оставить!

Я киваю на прощание и выхожу из кабинета. Каждая особь… За что их казнят, не знаю даже я. Нет, то есть официальная причина всем известна, но какова настоящая?

А может, она и есть настоящая. Странность только в том, что драконья кровь есть и во мне, но я не чувствую ее призыва карать всех без разбора. Мой отец тоже только выполняет приказы своего дяди, а ненависти в его сердце нет.

Три недели спустя я паркую мобиль, выданный мне главнокомандующим, неподалеку от дома, где живет Аяна.

Девчонка глупа, если думает, что в больших городах можно затеряться. В них-то как раз найти ее труда не составляет. Приходится обнаруживать себя, чтобы Аяна срывалась с места и бежала дальше. Я гнал ее на край мира, чтобы ни один охотник, кроме меня, не знал где она.

В Уланрэйской тайге ищейки часто пропадают, там Аяне будет намного безопаснее. Что ж она никак этого не поймет!

Я сижу в мобиле, склонив голову на руль. Скоро закончится рабочий день и Аяна вернется в свою крошечную комнатушку. Я бывал в ней до того, как отец вызвал меня, нервно ходил из угла в угол, ждал. Кроме узкой кровати, другой мебели в комнате нет. Как она живет в таких условиях? Хотя… я же сам в этом виноват.

С улицы доносятся торопливые шаги. Аяна спешит, не глядя по сторонам, и не замечает мой мобиль.

Пора.

Я оставляю дверцу открытой, шагаю к дому и поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Комнатушка ведьмы находится под самой крышей, в конце коридора. Я встану на пороге, и ей некуда будет деться. Не в окно же прыгать? Как-то раз она прыгала, но там был первый этаж.

Я замираю у двери. Поисковик на груди пульсирует и жжется, как всегда бывает при приближении к особи. Приходится сдернуть артефакт и сунуть его в карман, иначе рискую получить ожог.

Аяна шуршит бумажным пакетом, а потом звуки стихают. Она не раздевалась, точно знаю: почти каждый раз я застаю ее в верхней одежде и обуви. Неудобно, должно быть, спать все время одетой.

Прижимаюсь лбом к двери. Хаотичные мысли никак не желают оформиться в одну, правильную, и я не могу найти в себе сил ворваться к Аяне прямо сейчас. Она устала: работать грузчиком на фабрике нелегко. Как ее вообще туда взяли? Но другой работы в этом городке нет, с тех пор как население из восьмидесяти тысяч человек сократилось до двух тысяч. Отец сказал, что охотники приводят каждую неделю по сотне особей… Лжец. Их гораздо больше.

Я стою так долго. Час или два. Затекли ноги, шея, а я все стою.

Заснула, наверное.

Я осторожно сую отмычку в замок и проворачиваю. Раздается тихий щелчок. Приоткрываю дверь так, чтобы не скрипела, и вхожу в комнатку.

На полу стоит масляный фонарь, зажженный. Аяна спит на кровати, как я и думал — в одежде. Не реагирует на шорохи: у нее нет сил проснуться.

Лицо серое, потрескавшиеся губы приоткрыты. Под глазами темные круги, на щеке справа грязный развод. Пыльные волосы заплетены в тугую косу. Она сильно изменилась с нашей первой встречи. Выросла, растеряла девичье очарование, стала похожа на обычную жительницу трущоб. Ей всего восемнадцать, а выглядит на сорок, и в этом тоже моя вина.

Я слишком жалостливый, и у меня сжимается сердце. Но лучше ее буду преследовать я, чем кто-то другой. Со мной она хотя бы жива.

А нужна ли ей такая жизнь?.. Нужна, наверное, иначе она давно бы сдалась.

Аяна всхлипывает во сне и внезапно распахивает глаза. Видит меня, бледнеет. Ее взгляд мечется по комнате, застывает на окне, но глаза тут же тухнут. Она понимает, что нет ни единого шанса выбраться.

— Забирай, — шепчет она слабым голосом. — Я больше не могу так.

Может. Сейчас в ней говорит физическая усталость, но стоит немного отдохнуть и выспаться, как силы вернутся и наша гонка продолжится. Она хочет жить, а я ее оберегаю. Я должен делать вид, что ищу ее по всему свету, чтобы меня не казнили. Если меня казнят — Аяну передадут другому, и уж он с ней церемониться не станет.

— Пойдем, — прошу я негромко и протягиваю руку. Когда ее пальцы оказываются в моей ладони, помогаю встать. Тощая, слабая, сонная. Плетется рядом со мной безропотно.

Что творится в ее душе? О чем она думает? Неужели и впрямь прощается с жизнью?

У нас есть три недели, чтобы добраться до столицы. И я должен ехать в ту сторону, чтобы не привлекать внимания стражей. За мной следят, как и за всеми охотниками, и пусть мне часто удается уйти от слежки, однажды это сделать не получится.

У нас есть три недели, во время которых у Аяны будет возможность сбежать. Только бы она решилась на это снова, только бы решилась…

Я сажаю ее в мобиль, запираю дверцу, иду на водительское место. Аяна откидывает голову, засыпает. Труба выплевывает облако пара, двигатель урчит, и мобиль уносит нас из Уэлт-Пирса на Королевский тракт.

По пути в столицу с десяток городов и деревень. Где-то мы будем ночевать, где-то — останавливаться поесть. Я не могу взять Аяну с собой в мужской туалет и в баню, придется связывать ей руки и ноги. А нож, который я оставлю рядом с ней, окажется там совершенно случайно. Забыл спрятать, бывает. И мешочек с монетами будет лежать на видном месте из-за моей оплошности.