23. «犯»

Большая чаша театра в секторе Ню по случаю расширенного заседания превратилась в зал собраний. Когда Рика ввели через незаметный боковой проход в зал, тот уже заполнился на две трети и продолжал наполняться слушателями. Люди спешили занять свободные места, проворно протискиваясь между рядов и оживленно переговариваясь. Даже по первой, беглой оценке, здесь находилось до десятка тысяч человек. Рик скользнул взглядом по нижним рядам: народы Термополиса из разных секторов сидели впритирку и так, словно подобный обычай существовал давным-давно. Каждый сектор занимал свой квадрат в общем лоскутном одеяле из людских тел.

Чуть выше находились представители Империи. Они заняли все верхние ряды и сидели так плотно, что казалось, из одного тела торчит по две или даже три головы. Рика провели между рядов партера, втащили на сцену, где уже была установлена трибуна, несколько массивных кресел и большой овальный стол, за которым сидело с дюжину человек. Его не посадили за стол; вместо этого вытащили стул и поставили напротив широкого стола, а потом усадили спиной к зрителям и лицом к столу. В руки, сцепленные наручниками, сунули лед, чтобы приложить к кровоподтеку на брови.

Рик решил воспользоваться этой возможностью. Пока холод тушил очаг боли, он угрюмо разглядывал сидящих за столом.

Состав Правительства изменился.

Вместо Креза сектор Омикрон представлял Ивон — бывший командир Рика по патрулю. Кажется, шрамов и морщин на его физиономии с момента последней встречи прибавилось. Аркадия не было; его место занимал невзрачный человек с залысиной. Женщина, возглавлявшая сектор Каппа… как же ее звали? Рик позабыл имена. Словом, вместо нее в кресле сидела Майя и чопорно поправляла прическу, значительно укороченную. Ее волосы потускнели, а лицо сделалось старше, превращая из девушки в женщину. Словно почувствовав взгляд, Майя подняла глаза, равнодушно посмотрела на Рика и, ни секунды не задерживаясь, обратилась к соседу с каким-то вопросом.

Рик уткнулся глазами в человека, занимавшего председательское место. Это был Париж. Выложив переплетенные между собой пальцы на стол, он сидел и с легкой полуулыбкой рассматривал Рика. Их разделяло не более пяти метров.

Все такой же великолепный, безукоризненно одетый, Париж тем не менее казался уставшим. На его глянцевом, без сомнения, похудевшем лице лежала тень.

Подошел секретарь и, склонившись, тихо доложил ему о готовности. Париж кивнул. Сидевшие за столом мгновенно уловили знак и выпрямились. Прозвучал звуковой сигнал. Шум в амфитеатре стал стихать.

Дождавшись, когда окончательно установится тишина, Париж встал, оперся на стол пальцами и сказал:

— Граждане Термополиса, подданные Наднебесной! С вашего разрешения мы начинаем заседание объединенной ассамблеи союзного государства.

Усиленный аппаратурой, звук голоса прокатился под сводами. Гулкая заминка: услышанное доходило до разума тысяч зрителей. Затем раздались аплодисменты — громкие, продолжительные, торопливые. Париж задрал голову и с хорошо выдержанной паузой оглядел собрание от одного края до другого. Рик поудобнее перехватил пакет со льдом; талая вода стекала в рукав и промочила локоть. Где-то над головами членов Правительства вспыхнул квадрат экрана, и на нем появилось увеличенное изображение Председателя — большое, словно поверхность планеты, с хорошо различимыми порами на коже.

— Друзья мои! — Париж простер к аудитории руки. — Приветствую вас в этом зале. Приветствую всех, кто сейчас смотрит трансляцию заседания во всех пяти башнях!

Пяти!

Рик сжал пакет со льдом так крепко, что тот хрустнул. Но этот звук потонул в новой продолжительной овации. Казалось, Париж наслаждается происходящим. Рик посмотрел наверх — и его взгляд надолго застрял на потолке. Тем временем Париж заговорил:

— Дорогие друзья! Настал великий день! Первым делом спешу сообщать вам, что Правительство Термополиса заключило с Империей Син договор о создании коалиции последних человеческих государств. Отныне создается коалиция объединенных цитаделей — нерушимый союз братских наций. Мы долго шли к этому великому дню. Веками наши цитадели существовали в автономном режиме, а предки ничего не знали друг о друге. Но нам удалось установить контакт и сделать все возможное, чтобы состыковать наши башни-корабли на орбите планеты. Теперь, когда это оказалось технически возможно, и мы смогли соединиться, наступил момент триумфа!

Мы победили время!

Мы одолели обстоятельства!

Вопреки всем трудностям мы продолжили великое дело предков, выжили в темные века холода и голода, а теперь, когда в мире есть энергия, вступаем с нашими братьями в будущее с высоко поднятой головой! Это победа, друзья! Ура!

На этом слове зал разразился новым шквалом оваций. Люди аплодировали стоя и очень долго. Буря продолжалась несколько минут; жители Термополиса и подданные, прибывшие из Наднебесной, одобрительно кричали, радостно свистели и энергично хлопали в ладоши.

— Победа! — неслось отовсюду.

Рик смотрел на зрителей. В глазах отражался искренний восторг.

— Мы многое сделали, — продолжал Париж свою речь, когда схлынула и эта мощная волна радости, — но предстоит сделать еще больше. Прежде всего, нам нужно завершить трансформацию пространства наших башен. Их уцелело пять. Кроме Термополиса и Наднебесной в орбитальный комплекс вошли Славия, некогда принадлежавшая славянам, Панаф, заброшенная цитадель, население которого было спасено от медленной смерти и Атлантис, стартовавший с поверхности точно так же, как и наш мир. Что касается населения этих миров, оно будет включено в состав наших государств — мы оказали бедным людям помощь, накормили и обогрели их. Теперь их жизням ничто не угрожает. А что касается самих башен, нам предстоит решить, что с ними делать. Каждая башня — это огромное пространство, наполненное сложной техникой древних, и этим пространством нужно воспользоваться мудро. Прямо сейчас, в эту минуту, сотни техников и инженеров усиленно работают над решением сложной проблемы — как синхронизировать вращение пяти башен. Когда проблема будет решена, весь комплекс станет стабильным. А значит, превратится в огромный дом для всего человечества.

Друзья, наши перспективы выглядят просто ослепительно. Я никогда еще в своей жизни такого не наблюдал. Я даже представить себе не мог, что стану свидетелем столь великих событий, и счастлив, что могу наблюдать за ними, как и вы. Это поистине грандиозно!

Аудитория вновь хотела разразиться аплодисментами, но Париж вскинул руку в предупреждающем жесте:

— Однако у нас еще есть ряд нерешенных проблем. Проблем серьезных, не терпящих отлагательства. И вот самая главная.

Париж нацелил ладонь на Рика. Зал затих. Казалось, за спиной у Рика никого нет, и все происходит без свидетелей, словно на репетиции спектакля. Картинка на экране сменилась изображением Рика. На него смотрели десятикратно увеличенные собственные глаза. Цепкий, мрачный взгляд бойца. Рик убрал с брови пакет с растаявшим льдом. Каждая капля воды на экране раздувалась до непомерной величины.

— Взгляните на него! Этот молодой человек — Рик Омикрон.

Париж медленно вышел из-за стола и двинулся к трибуне — плавно, хорошо поставленной походкой, словно опытный актер, блестяще исполняющий разученную роль.

— Этот парень — наш земляк. Он родился и вырос в секторе Омикрон. Был одним из лучших в своем поколении — сильный, умный, выносливый. Все шло своим чередом. Рик подавал надежды и мог бы занять высокое место в обществе Коммуны, он даже поступил на службу и стал патрульным. Но он предпочел сбежать из сектора.

Париж продолжал излагать факты из путешествия Рика вместе с друзьями по вертикали великой башни так, словно сам прошел весь этот путь. Все это время Рик неотрывно следил за Майей, но лицо девушки оставалось непроницаемым как у куклы. Наконец Париж закончил на побеге Рика из резиденции Эпсилон. По словам Председателя все выглядело так, словно Рик — эксцентричный, жестокий авантюрист, потакающий своим прихотям и плюющий на остальных людей, включая близких.

— …не подумав о своих сородичах, бросив близких, он пустился в новое бегство, чтобы попасть в нулевой сектор и запустить протокол, смысла которого даже не понимает! Потрясающая халатность! Удивительное равнодушие к судьбе остальных людей! Он даже не потрудился узнать, как эти действия отразятся на наших судьбах.

Париж перевел дух, переменил позу и ринулся в новую атаку:

— И вот он перед нами. Блудный сын вернулся в родной дом. Посмотрите на него, посмотрите хорошенько! Вглядитесь в эти глаза, там просто полыхает адский огонь! Он готов испепелить меня, это ненависть в чистом виде, а за что? Только за то, что я сказал правду. Но я еще не закончил, о нет, друзья мои.

Париж навис над трибуной, как летучая мышь, готовая к броску. Рик снова перевел взгляд наверх, к потолку. Париж гремел:

— Стоило Термополису превратиться в космический корабль, на наши головы обрушилась целая лавина бед. Бунт анархистов и дикарей из мятежных секторов охватил Термополис и грозил развалить государство. Варвары хотели утопить нас в крови и пировать на трупах, дожирая и без того скудные крохи, отложенные на черный день. А знаете, кто побывал там до начала мятежа? Рик Омикрон.

В самом Эпсилоне начались волнения среди граждан, неполадки в работе техники. Главный центр управления неделю оставался обесточен, а значит глух и слеп. От напряжения сгорело несколько блоков памяти в центральном компьютере, произошли пожары. Эпсилон захватил боевой отряд сепаратиста Креза из Коммуны Омикрона и взял все Правительство в заложники. Только чудом нам удалось избежать краха. И как вы думаете, по чьей наводке эти бандиты явились в нашу цитадель? С кем они вели переговоры по захвату цитадели, кого Крез хотел сделать вторым человеком? Рика Омикрона!

Наконец, среди людей поползла странная болезнь, вызывающая головную боль и приступы ярости. Я видел этих несчастных и клянусь, что не наблюдал ничего более страшного. Человек утрачивает способность читать, понимать речь, становится раздражительным, агрессивным, а в самом конце превращается в безумную тварь, одержимую только одним инстинктом — желанием убивать. Мы были вынуждены уничтожить самых буйных, а других заперли. И так происходило повсюду, по всей башне. Как вы думаете, когда это началось? Сразу после того, как этот человек сбежал из цитадели!

Бунты, аварии, эпидемия! Вот что нам принес этот молодой человек, Рик Омикрон.

Рик снова смотрел на Парижа, невольно любуясь метаморфозами в мимике Председателя. Да, этот человек был отменным лицедеем. Сейчас его лицо выражало решительность и праведный гнев отца нации.

— Но мы выжили, устояли перед лицом испытаний, стали крепче и сильнее. А теперь он здесь, перед нами, и мы можем задать ему вопросы. Нет! Мы обязаны задать вопросы — чтобы отдать долг тем, кто погиб по его вине! Итак, Рик Омикрон, ты готов держать ответ перед лицом народа?

Рик мрачно разглядывал Парижа, прикидывая, куда бы врезать, появись такая возможность.

— Посмотрите на него, — зловеще проговорил Председатель. — Он молчит! Похоже, ему нечего сказать. Или он рассчитывает отделаться молчанием? Нет, Омикрон, не получится! Ты ответишь за все преступления, какие совершил перед лицом народа Термополиса.

Париж драматически вгляделся в зал.

— Дорогие друзья! — он покачал головой. — Мне крайне тяжело делать это, наверно потому, что предателем оказался не чужак, а наш земляк. Но такова суровая необходимость, — он вновь уставился на Рика. — Я задам тебе простой и понятный вопрос, Рик Омикрон. Ты еще можешь облегчить свою участь.

Париж нажал на кнопку в трибуне, и на экране появилось изображение Авроры. Картинка была плохого качества, зернистая и со смещением. Однако запись ожила, и в зале зазвучал голос девочки, спокойный, немного печальный, призывающий все молодое поколение следовать за Риком.

— Это Аврора, сестра Рика. Его сообщница, возможно, еще более опасная, чем старший брат. Отвечай, Рик, где находится Аврора?

Рик взвесил в руке пакет с холодной водой, словно размышляя, можно ли использовать его в качестве снаряда. Париж, похоже, догадался о намерениях, и чуть пригнулся. Рик хмыкнул и бросил пакет на пол. Тот с влажным шлепком лопнул. Потекла вода.

Медленно, пробуя каждое слово на вкус, Рик произнес:

— Странно, что мне вообще дали слово.

— Мы не варвары, — фыркнул Париж. — Даже преступникам мы даем возможность высказаться. Поэтому говори, пока можешь.

Рик приложил руку к сердцу:

— Благодарю за великодушие, Председатель. Вы так щедры, что у меня даже слезы наворачиваются.

— Хватит паясничать! — рявкнул Париж. — Отвечай на вопрос. Где сестра?

— Аврора? Не знаю, — Рик подумал и добавил. — Я и сам хотел бы знать.

Не мигающие глаза Парижа готовы были выскочить из орбит.

— У тебя был шанс, — проговорил он загробным голосом. — И ты его упустил. Поразительно, насколько ты оказался глупым. А мог бы послужить родине….

— Эй, Париж! — прервал его Рик. — Мне надоело слушать твои сентенции. Ручаюсь, половина публики в зале уже спит, а другая не помнит, зачем вообще сюда пришла.

Париж открыл и закрыл рот, как рыбина, вынутая сачком из аквариума.

— Дай-ка я кое-что скажу, пока вы не отрубили мне микрофон, — Рик устроился на стуле поудобнее. — Ты сам заинтересован в этом, Председатель. У меня есть ответы на кое-какие другие вопросы, которые тоже очень тебя волнуют. Я знаю, что волнуют, еще как. Вот что, Париж. Ты много и складно говоришь, но твой репертуар явно нуждается в дополнении. А вы, люди Термополиса, слушайте, пока у вас есть такое право и думайте, пока можете думать. Мне плевать, верите вы мне или нет, но я скажу то, что должен.

Все, что касается стыковки Башен — это не заслуга Правительства и уж тем более Империи. Это автоматическая программа под названием «Иерихон», активированная мной из центра управления цитаделями для спасения человеческой расы на случай масштабной угрозы. Ни Париж, ни кто либо еще ничего здесь не решают. Они так же бессильны, как и любой другой человек…

— Мерзавец! — завопил Париж.

Рик удивленно глянул на него — он впервые видел Председателя в таком состоянии.

— Да как ты смеешь клеветать на меня? — придушенно шипел Париж.

— Слушайте все! — Рик легко перекричал Председателя. — Правительство лгало вам все это время! У них была возможность пустить в сектора энергию, дать людям свет и тепло, но они не делали этого! Не делали, потому что боялись потерять над вами власть! Пока вы выживали в своих закрытых мирах, они контролировали всю башню. Я был там, в Эпсилоне и видел все собственными глазами. А когда я запустил «Уран», автоматика взяла на себя полный контроль над башней и дала Термополису энергию! Вот она, правда!

— Ты лжешь! — орал Париж. — Это наглая ложь!

Он спохватился и отключил Рику микрофон, а тот продолжал кричать, но звук его голоса тонул в огромном пространстве амфитеатра. Париж снова улыбнулся:

— Друзья мои, как видите, этот человек очень коварен. Он умело использует факты, чтобы склонить их на свою сторону, он манипулирует вашими чувствами, но мы прекрасно знаем цену его гнилым словам. Совершенно ясно, что Омикрон сам преследует цель захвата власти. Еще по прибытии в Эпсилон я заметил, как он проявляет интерес ко всему, что касается систем управления и возможности влиять на благополучие цитадели. Дело в том, что Омикрон — тут Париж взглянул на Майю — носитель генетического ключа, который был заложен создателем цитаделей Архимедом Спанидисом. Именно этот ключ позволяет управлять Термополисом и запускать программы типа «Уран». Омикрон понял, что владеет редким даром, а значит, способен захватить власть. Все очевидно, друзья, граждане, соратники. Этот человек пытался и будет пытаться захватить власть над человечеством, чтобы создать тиранию и диктатуру, а всех нас превратить в рабов!

Париж взмахнул руками, словно и вправду собирался взлететь.

— Нет! — крикнул Рик. — Это не так!

Никто его не услышал, все смотрели на Парижа.

— Отсюда становится понятно, почему на нашу долю выпало столь много испытаний. Все это — его рук дело! Этот человек не остановится ни перед чем, чтобы захватить контроль над Пространством и нашими жизнями. Это настоящий злодей, само воплощение зла и всего худшего, что породило наше общество. Монстр!

Рик перестал кричать; он обернулся, чтобы посмотреть на аудиторию, но лица сливались в белесое месиво. Он пытался поймать взгляд Майи, но та прятала глаза, опустив голову. Остальные члены Правительства тоже делали вид, что его не существует. А Париж продолжал вещать:

— Эпидемия — его рук дело! Это он распространил среди населения древний вирус, чтобы уничтожить старшее поколение, а младшее зомбировать и превратить в говорящие орудия труда. Он похитил и спрятал где-то детей, наших детей, а сестру подбил на участие в мятеже. Вот какова истина, дорогие друзья.

Возникает справедливый вопрос: что делать? Он не хочет отвечать перед законом. Не желает ничего говорить…

Взгляд Парижа наткнулся на что-то в партере. Рик обернулся. Из бокового хода вышли двое низеньких людей, в которых он мгновенно узнал канцлера Като и наместника Вонга. Оба сановника неторопливо прошли мимо рядов, ласково улыбаясь ближайшим слушателям, взошли на сцену и поприветствовали Парижа.

— Господин канцлер… — начал было Париж, но Като сделал знак, чтобы тот продолжал и быстро уселся со своим подчиненным в заранее приготовленные кресла.

— Гм… — Париж быстро оправился. — Итак, Рик Омикрон не желает сотрудничать с Правительством. Прикидывается, будто ничего не знает, хотя сразу понятно, что ему известно многое.

Рик снова мельком глянул на потолок, потом осмотрел стены, сначала левую, потом правую. То, что он увидел, стало очевидно — изменения бросались в глаза, но, похоже, никто ничего не подозревал.

— В сложившейся ситуации нам не остается ничего иного, как прибегнуть к крайним мерам. В истории Термополиса и так было слишком много насилия, и речь идет о нашем сородиче… — Париж изобразил что-то вроде скорби на гладком лице. — Мы должны быть тверды. Только так можно решить проблему, иначе не справиться. Этот юноша — варвар. Многие из вас, дорогие друзья, родились и росли в сходных условиях, но вы сумели сохранить человеческий облик. В отличие от него. Он не смог обуздать свою звериную суть. — Париж вздохнул, помедлив. — Мы очень гордимся нашим государством, потому что сумели сохранить цивилизацию. Однако наш мир в опасности — по его вине. Цивилизованный человек отличается от варвара тем, что варвар понимает только силу, а цивилизация построена на разуме и культуре. Но как уберечь цивилизацию от варварства? Трагедия в том, что культура и доводы разума варварами понимаются как слабость. Поэтому, чтобы сохранить цивилизацию, нужно прибегать к силе.

Пауза. Париж обвел глазами зал и добавил:

— Рик Омикрон должен умереть.

В зале установилась мертвая тишина. Слышались шорохи, шуршание одежд и благодаря этой внезапной тишине можно было расслышать отдаленный гул — то говорил Термополис. Рик ощутил слабый сквозняк, тянувший по ногам.

— Прошу вынести этот вопрос на голосование коалиционного совета. Кто за то, чтобы…

— Секунду.

Париж замер. Канцлер Като слегка откинулся в кресле и сказал:

— Извините, что перебил. Возможно, мы пропустили эту часть, но почему обвиняемому не предоставили слово? У нас даже самый опасный преступник имеет право высказаться.

— О, несомненно, господин канцлер! — подхватил Париж. — У Рика Омикрона была такая возможность, и он ею воспользовался.

— Нет! — закричал Рик.

— Омикрон пытается что-то сказать, — заметил Като. — Но я ничего не слышу. Вы что-нибудь слышите, Вонг?

— Абсолютно ничего, — подал тот голос.

Казалось, даже с пяти метров до Рика донесся скрежет зубов Парижа. Тот облизнул губы, быстро, по-змеиному мелькнул язык. Рик ощутил, как его собственное дыхание усиливается аппаратурой.

— Так что вы пытались нам сообщить, Рик? — спросил Като.

— Что Париж лжет, — заявил Рик.

Като помолчал, обдумывая эти слова.

— Это весьма серьезное обвинение, — сказал он. — Вы готовы привести веские аргументы в подтверждение?

— Я готов изложить свою версию событий и все, что знаю, канцлер, — не растерялся Рик. — И вы прекрасно понимаете, о чем идет речь. Вопрос в другом. Готовы ли вы и все сидящие здесь услышать их, а не пропустить мимо ушей.

— Хм, — сказал Като. — Кое-что мы и вправду уже слышали, когда вы гостили у нас. Мы бы с удовольствием пообщались с вами еще, но у вас есть одна неприятная привычка — сбегать всякий раз, как выпадает такая возможность.

Париж довольно ухмыльнулся.

— У каждого свои недостатки, канцлер, — хмыкнул Рик. — Но вот я перед вами, сижу в наручниках, весь в вашей власти. Принимайте решение.

— Думаю, в этом совершенно нет необходимости… — начал было Париж, однако Като вновь перебил его:

— Прошу прощения, господин Председатель, но дело слишком серьезное, чтобы игнорировать детали. Предлагаю выслушать Рика Омикрона, а уж затем принять решение.

Члены Правительства растерянно переводили взгляды с Като на Парижа и обратно.

— Хорошо, — выдавил Париж.

— Говорите, Рик Омикрон, — кивнул Като.

Рик откашлялся. Он не торопился. Когда смерть близко, начинаешь ценить каждую секунду. Он не стал повторять то, что уже было однажды произнесено Парижем — ту часть путешествий, касавшуюся бегства из Коммуны и нахождения в Эпсилоне. Он начал с посещения Звездного зала, с тех истин и знаний, которые обрел. Он говорил, вспоминая по ходу рассказа все подробности, а голос его делался все увереннее и четче, ровный и громкий, такой голос услышит каждый находящийся в этом зале человек, будь он даже в самом дальнем углу.

Рик рассказал о плане Спанидиса, о выборе между программами «Гея» и «Уран», о запуске цитадели. Рик упомянул о своих скитаниях по заброшенной земле, о могильнике на месте одной разрушенной цитадели, о монастыре мауситов и остатках человеческих колоний, связанных между собой каналами. О первой своей стычке с больными безумием людьми. Рик поведал про дорогу в Атлантис, свои приключения внутри города-машины, столкновение с кланом фордов, скитания по подземным туннелям и бегство от чудовищных насекомых. Зрители услышали о дивизионе Василевса, его попытках сколотить государство из разрозненных племен, о трансформации сегментов, стычках с безумцами и походе к цитадели. Рик говорил, позабыв о времени, перечисляя каждый эпизод из своего долгого путешествия домой, пока не остановился на Наднебесной.

— Думаю, достаточно, — сказал канцлер.

— Я хочу добавить еще кое-что, — голос Рика сел, непривычный к долгому напряжению. — Наблюдатели из центра никогда бы не причинили человечеству вред. Все, что делается по плану Спанидиса, направлено на сохранение людей как вида.

— Ты уверен в этом? — спросил Като.

— Да, — твердо сказал Рик.

— Потому что его отец состоял в ордене! — выпалил Париж, кипя ненавистью.

— Я ничего не знал об этом! — зарычал Рик.

— Довольно, — оборвал канцлер.

По залу впервые пробежал неуверенный, приглушенный ропот. Публика начала понимать, что происходит что-то, выходящее за рамки плана Правительства.

— Париж прав только в одном, — произнес Рик. — Наступил действительно важный момент. Программа «Иерихон» близка к завершению. Все, что требуется от нас, это терпение. Нам нужно дождаться конца.

Париж вцепился в бортик трибуны так сильно, что побелели костяшки пальцев. Его лицо раскраснелось, залоснилось от пота, глаза метали молнии.

— Это безумие! — заорал он, теряя над собой контроль. Като заговорил, но Парижа это уже не останавливало. — Чистое сумасшествие! Посмотрите на него! Неужели вы не видите? Это же чудовище, он не человек. Его зрачки, они желтые, как у демона! У нормальных людей не бывает таких глаз! Он ведет наш род к гибели! Ему нельзя верить, ни в коем случае! Ни единому слову!

— Председатель! — Вонг вскочил со своего места. — Успокойтесь.

Париж тяжело дышал, у него было лицо человека, с трудом понимающего, где он находится. Потом Париж сморгнул, перевел дух и сказал:

— Я совершенно спокоен, наместник. Скажи, Омикрон, что произойдет после завершения программы?

Все посмотрели на Рика.

— Мне неизвестно, — признался он.

— Вот! — всплеснул руками Париж. — Он говорит нам ждать, но чего? Своей смерти? Кто даст гарантию, что запущенная программа — не машина Судного дня? Ну? Видите! Вот в чем проблема: никто ничего не знает, даже он сам, мы словно скотина в загоне, не понимаем, какая участь нам уготована хозяевами. Разве можно сидеть сложа руки в подобных обстоятельствах? Я говорю вам — нет. Нужно действовать. Нужно ликвидировать источник угрозы. Мало того, что он забрал у нас детей, а молодое поколение превратил в каких-то оборотней с желтыми глазами, так он сеет среди народа безумие, от которого нет спасения.

Като заерзал в кресле. Вонг продолжал стоять, с укоризной поглядывая на Парижа. Остальные члены Правительства сидели словно парализованные.

— Вы хотите знать, что происходит? — спросил Рик. — Откройте глаза пошире.

— Что? — не понял Париж.

— Посмотрите вокруг. На потолок, на стены. Что вы видите?

Париж непонимающе проследил за указующим жестом, но его взгляд не задержался на окружающем пространстве и секунды, снова вернувшись к Рику.

— Вы не видите ничего, — заключил Рик. — А Пространство говорит с нами. Каждая панель имеет узоры и изгибы, которые складываются в знаки древних. И эти знаки объясняют нам все. Нужно только уметь их понимать.

— Что за бред ты несешь? — спросил Париж.

Рик покачал головой.

— Слепцы. Вы могли бы исследовать пространство, — сказал он. — Вы имеете все технические возможности: компьютеры, архив, библиотеку. Но вам даже это сложно сделать. Все, что вы умеете, это разглагольствовать об опасности и врагах, посиживая на заднице и попивая коктейли!

— Ты умеешь читать знаки? — спросил Като, предупреждая новую вспышку со стороны Парижа. — Что они говорят?

Рик взглянул на потолок и ответил:

— Прямо сейчас между вершинами башен сформировано толстое кольцо, внутри которого строится нечто… овальное.

— Он издевается над нами, — усмехнулся Париж. — Неужели вы верите ему?

— Дайте картинку с внешних камер наблюдения, — сказал Рик, — и сами все увидите.

Все переглянулись. Париж скривился, но подал знак секретарю. Повисло тяжелое молчание. Так противники выжидают в разных углах арены, прежде чем кинуться друг на друга в последней схватке и завершить начатый спор кровавой точкой. Лицо Рика на экране исчезло, несколько мгновений над залом висел черный квадрат. Вскоре стало ясно, что он не черный, а иссиня-лиловый, с россыпью блесток, и эти сверкающие точки — звезды. Из-за края экрана показалось что-то закругленное и серебристое, ослепительно яркое в свете солнца. Серебристый предмет медленно выплывал, открывая новые подробности. Вскоре стало ясно, что это часть соединительного туннеля — внутреннего, самого близкого к центру. Тут же по краям экрана показались дополнительные туннели и край обшивки Термополиса. Туннели заметно уплотнились — похоже, их монтаж продолжался, чтобы придать гигантскому колесу стабильность. Сама башня напоминала наконечник копья, вонзенного в черноту неба. Его верхушка, соединенная внутренним туннелем, упиралась в нечто круглое и голубое — в нечто, похожее на огромный клок пуха, с миллионами нитей, торчащих из центра.

За пушистым шаром угадывались две другие башни, развернутые верхушками к зрителю. Между ними тоже поблескивали нитки тоннелей, уходившие за пределы видимости. Нетрудно было догадаться, что по левую и правую стороны экрана находятся еще две башни. Кроме тоннелей, несоизмеримо тонких с этого расстояния, самые верхние части башен соединяло внутреннее кольцо. Толщиной оно могло бы достигать до сотни метров в поперечнике. Пушиситый голубой шар, словно драгоценный камень, был закован в эту мощную оправу. Шар мерцал. Медленно, меняя окраску от белоснежного до бирюзового. Казалось, по кончикам ворсинок прыгают электрические разряды или что-то похожее на них: кратковременные вспышки, словно отражения солнца.

— Думаю, хватит, — сказал канцлер.

Экран потух, но еще долго никто не решался произнести ни слова.

— Что это? — спросил Париж у Рика.

— Ничего подобного я никогда раньше не видел, — признался Рик. — И знаю не больше вашего.

Париж поджал губы. Вонг, давно опустившийся в кресло, подал голос:

— Поставим вопрос по-другому. Как ты думаешь, Рик, что это?

Рик поразмыслил и сказал:

— Это напоминает кокон, в какой заворачиваются насекомые перед зимовкой или превращением в… имаго. Это похоже на пух от дерева, какой разносится по полям, чтобы унести с собой семя и попасть в благодатную почву. Это слишком знакомо и универсально, чтобы можно было точно определить его природу.

— Вздор, — сказал Париж. — Оно может быть опасно. Нам неизвестно, что там, внутри. Вдруг там враждебная форма жизни?

Вопрос влетел в зал и принялся плавать там, как клубы дыма от костра.

— Возможны разные варианты, — осторожно предположил Вонг. — А вы как думаете, господин канцлер?

Като насупился, оглаживая подбородок.

— Возможно все, — выдал он. — Нужно учитывать все сценарии и быть готовыми.

Париж согласно закивал.

— Именно, господин канцлер. Когда мы завершим стабилизацию цитаделей, следует предпринять туда экспедицию, хорошо вооруженную, чтобы…

— «Мы завершим»? — переспросил Като, удивленно вскинув брови. — Вы действительно полагаете, что контролируете процесс трансформации?

— В этом нет сомнений, — засмеялся Париж. — Мы же говорили с вами накануне…

— О чем?

— Ну, — протянул Париж, усиленно гримасничая. — Как раз об этом. Разве вы не помните? Мы же обсуждали этот вопрос и пришли к пониманию…

— Я ничего такого не помню, — категорично покачал головой канцлер. — Вы помните что-нибудь подобное, Вонг?

Сановник тоже покачал головой:

— Я бы обязательно подтвердил, но, увы, нет.

— Вероятно, вы заблуждаетесь, господин Председатель.

Повисала пауза. Париж с отрытым ртом уставился на Като. Тот — на Парижа. Казалось, глухой пытается говорить с немым. Като первым нарушил молчание.

— Рик Омикрон заявил, что стыковка башен-кораблей в единый комплекс — часть автоматической программы «Иерихон».

— Но вы же не хотите сказать, что верите ему? Это глупость, — неуверенно захихикал Париж.

Лицо канцлера оставалось непроницаемым. Смех Парижа быстро захлебнулся в гнетущем молчании остальных членов Правительства.

— Как раз наоборот, — медленно проговорил Като. — Именно эта версия кажется самой разумной. Наши мастера-техники подтверждают, что не могут контролировать полет Наднебесной, а человек с генетическим ключом до сих пор не найден. Все, что происходило с Башней мира и другими башнями за последнее время, нам неподвластно.

— Ну что ж, — Париж закашлялся, — кхм, в таком случае, полагаю…

— Меня беспокоит другое, — сказал Като.

Маленький канцлер встал и осмотрел членов Правительства, поочередно одного за другим. — Поправьте меня, если ошибаюсь, но похоже, что вы намеренно держали народ Термополиса в неведении относительно происходящего с башней.

Париж побледнел на глазах.

— Более того, — продолжал Като тем же ровным голосом. — Вы не просто умалчивали о происходящем, а ввели граждан своей башни в заблуждение.

Като вопросительно взглянул на Парижа.

— Я… — пробормотал тот. — Вы… То есть… Это какая-то ошибка! Вы, вероятно, неправильно что-то поняли, и, думаю, мы исправим это недоразумение.

— И что же я понял неправильно?

— Ну, — Париж сглотнул. — Мы никогда специально не лгали нашему народу, потому что главной заботой является процветание и безопасность обычных людей. Иногда в целях безопасности мы не сообщаем гражданам всю информацию, потому что это может вызвать волнения, а значит подорвать правопорядок.

Секунду-другую канцлер критически смотрел в зал.

— У меня есть информация, что вы держали сектора собственной башни в бессрочной блокаде, жестко контролируя каждый шаг и правила поведения живших там людей. Вы будете это отрицать?

— Этого требовала их безопасность! — возразил Париж. — Все делалось ради их же блага.

— Ах, конечно же, — улыбнулся Като. — Благо. Ради блага людей их морозили, не давали пищи, не позволяли использовать генераторы энергии, исправные и готовые к работе. Ради их блага устраивали ристалища и междоусобные войны. Ради их блага не говорили правду о ситуации в башне и внешнем мире. Все ради их блага. Потребовалось нечто экстраординарное, отчаянный поступок одного человека, кардинально изменивший жизнь сотен тысяч людей в лучшую сторону. Будь по-вашему, вы бы до сих пор царствовали в своем Эпсилоне на верху пищевой и социальной пирамиды.

— Господин канцлер, — в голосе Парижа зазвенели металлические нотки, — кажется, вы забываетесь. Несмотря на наш союз, вынужден напомнить вам, что республика Термополиса — это суверенное независимое государство со своей внутренней политикой, не обязанное ни перед кем отчитываться. И мы не позволим разводить тут голословные домыслы, порочащие репутацию Правительства.

Все это время канцлер добродушно улыбался и кивал. Глаза его превратились в две щелочки, руки покойно лежали на брюшке.

— Ну конечно, Председатель, конечно. В обычной ситуации я бы полностью с вами согласился. Но штука в том, что ситуация — необычная. Мы не в игрушки играем, мы отвечаем за жизни огромного числа людей и манипулировать их мнением, их жизнями, играть ими, как камешками на доске в го, это не просто аморально, это — преступно.

— Что… — начал было Париж, но голос подвел его.

— Лично у меня нет сомнений, что ваше Правительство относится к своим гражданам, мягко говоря, халатно.

Париж обернулся, пытаясь подать кому-то знак, но Като предугадал этот порыв:

— Зря, Председатель. Трансляцию вам прервать не удастся, пусть люди вашей башни и всей нашей Империи смотрят и видят происходящее. Если бы вы действовали честно, вам бы нечего было скрывать. Здесь же мы видим подтверждение догадки — вы действуете преступно и пытаетесь скрыть результаты своего преступления, даже сейчас, когда вас уличили.

— Это неслыханная дерзость, — выдавил Париж.

Рик зачарованно наблюдал за тем, как его бледное лицо теперь пошло цветными пятнами. Канцлера же эти слова, казалось, нисколько не огорчили.

— Вовсе нет, Председатель. Это вынужденная мера. Наш народ просто не может бросить братский народ Термополиса в такой ситуации. И потом, мы заключили союз, альянс, а значит, взяли на себя обязательство помогать друг другу в трудные минуты. В минуты бедствий, беспорядков, борьбы. Как с внешними, так и с внутренними врагами.

Париж наткнулся на взгляд Рика. В глазах Председателя мерцала паника.

— Мне известно о вашей политике кое-что такое, — заявил канцлер, — что повергнет в шок каждого из сидящих здесь зрителей. Это немыслимые по своей жестокости преступления, несовместимые не то что с нормами закона, но лежащие за гранью всякой справедливости и морали.

Париж издал шипящий звук, а потом резко проговорил:

— Заседание ассамблеи объявляется закрытым. Суд над Омикроном состоится позже. Все свободны!

Но не успел он договорить последние слова, как по краям балконов и партера из всех проходов выступили люди в черных мундирах со штурмовыми винтовками. Зал зароптал. Некоторые люди повскакали со своих мест.

— Прошу успокоиться, — сказал канцлер. — Заседание продолжится. Поскольку возникла чрезвычайная ситуация, Империя берет на себя ответственность за поддержание порядка в Термополисе. Граждане! Оставайтесь на своих местах. Вам не причинят вреда. Наоборот, мы призваны защитить вас от насилия государственных преступников.

Глаза Парижа метались по рядам, выискивая путь к отступлению. К удивлению Рика, зал отреагировал сдержанно. Волна вздохов и бормотания прокатилась и затухла. Никто даже не попытался закричать или предпринять активные действия.

— Благодарю за понимание, — в этот момент на экране появилось увеличенное изображение Като. — Граждане Термополиса, знайте: Правительством вашей башни готовилась программа по уничтожению всего молодого поколения людей, чудом переживших мозговую лихорадку. Они собирались убить ваших детей, поскольку видели в них угрозу и боялись революции.

Зал ахнул. Като озабоченно кивнул:

— Я поражен не меньше вашего. Никогда не встречал такой жестокости. Империя всегда ценила человеческую жизнь и борется за нее до последнего. Именно поэтому мы бросили все силы на разработку вакцины от болезни и достигли успехов. Но пока оставим эту тему. Что же касается вас, Париж, ваши преступления очевидны и не нуждаются в доказательствах. Их так много, что ознакомление заняло бы несколько суток чтения без сна.

— Это немыслимо! — закричал Париж. — Вы должны покинуть Термополис со всеми вашими солдатами! Сейчас, немедленно!

— Боюсь, это невозможно, — улыбнулся Като. — Мы должны призвать вас к ответу за все ваши злодеяния. Это тирания, узурпация власти, геноцид, развязывание войны, массовые убийства. Список можно продолжать. В большинстве случаев организатором преступлений выступали вы, Председатель, — канцлер снова посмотрел на членов Правительства. — Мы понимаем, что при той атмосфере террора и страха, какая царила в Правительстве, трудно было противостоять этому человеку. Но, может быть, кто-то хочет возразить на обвинение господина Председателя?

Вопрос упал на широкий стол, как ядовитое насекомое. Ошеломленные, напуганные, главы секторов не издавали ни звука.

— Да что же это творится! — закричал Париж. — Что за безумная вакханалия! Как вы можете позволить этим подонкам командовать в нашей башне? Сделайте же что-нибудь!

Несколько штурмовиков не спеша поднялись на сцену и взяли ее в кольцо. Никто из членов Правительства так и не подал голоса в защиту Парижа.

— Вот видите, господин Председатель, — заключил канцлер. — Мне очень жаль, но даже ваши подчиненные не горят желанием защищать вас. Что еще раз подтверждает нашу правоту.

Тут Париж истерически расхохотался. Приступ веселья оборвался так же внезапно, как и начался. Париж повернулся к залу и выпалил:

— Граждане, слушайте, пока я еще могу говорить! Я призываю вас оказать сопротивление захватчикам! Боритесь, не позволяйте этим людям захватить власть, иначе вы по-настоящему узнаете, что такое рабство! Вы слышите меня?

Молчание. Гулкая, звенящая тишина.

— Люди больше не верят вам, Париж, — сказал канцлер. — Этот мост обрушился.

Председатель пошарил по залу глазами в поисках чего-то. Затем повернулся к канцлеру.

— И что вы теперь сделаете? — с вызовом бросил он. — Будете судить меня?

— Не вижу повода для веселья, — парировал канцлер. — Для начала нам придется отстранить вас от власти и упразднить Правительство. С этого момента официально объявляем этот орган распущенным, а всех его членов помещаем под домашний арест. Вы фиксируете, Вонг?

— Слово в слово, господин канцлер, — отозвался Вонг, помечая что-то в блокноте.

— Чудесно. Далее. Арестуйте господина Председателя.

Парижа мягко подхватили под локти и приподняли на дюйм от земли. Паника в глазах бывшего Председателя распустилась цветком животного ужаса. Он дико, неистово заорал и с поразительной прытью вырвался из объятий штурмовиков. Прыжок — и он оказался на краю сцены. Но Рика не подвела врожденная реакция. Одним точным апперкотом он опрокинул Председателя на лопатки. Штурмовики быстро схватили вопящую груду плоти и, уже не церемонясь, за руки и за ноги поволокли его к кулисам за сценой. Все это время члены Правительства нелепо пялились на Парижа округленными глазами.

— Третье, — между тем диктовал Като. — Ввести в Термополисе режим чрезвычайного положения. Установить комендантский час до особого поручения.

— Будет сделано, господин канцлер, — с готовностью отозвался Вонг.

Взгляд Като задержался на Рике.

— А что касается вас, молодой человек, нам еще следует все хорошенько обсудить. Хоть Париж и был последним подонком, кое в чем он прав. Насчет молодого поколения.

— Мой ответ не изменится, — сказал Рик.

— Мы ожидали подобную реакцию, — кивнул Като. — Давайте поступим следующим образом. Сейчас возникло несколько неотложных вопросов, требующих немедленного решения. Поэтому вы покинете зал ассамблеи, и мы поговорим позже. Проводите Рика Омикрона.

Штурмовики надвинулись на него, но Рик не заставил себя упрашивать и поднялся сам. Майя быстро взглянула на него и потупилась. Рик спустился в партер. В сопровождении четверых штурмовиков, не глядя по сторонам, он прошел к центральному выходу. За спиной звучали слова канцлера:

— Граждане Термополиса! Пока идут приготовления к исполнению приговора, я как уполномоченный представитель императора предлагаю вам присягнуть на верность великой Империи…

Загрузка...