Простые истины

Глава 8

— Так. — Францев глянул на стоящую перед ним парочку и вздохнул. — Что до вас — прямо сейчас отправляйтесь в «Дом на набережной». Знаете такой?

— Нет, — бойко ответил Олег.

— Конечно, — одновременно с ним сообщила начальнику Елена, после чего молодые люди столь же синхронно переглянулись.

— Ревина и Ровнин, — потер лоб Аркадий Николаевич. — Весь вечер на манеже. Одно хорошо — в том доме давно уже обитают жильцы попроще, чем, к примеру, лет десять назад, потому особых проблем вы мне создать не должны.

— А раньше там кто жил? — мигом поинтересовался Олег.

— Лучшие люди Родины, — пояснил ему начальник. — Актеры, физики, химики, кое-кто из генералитета и так далее.

— Писатели, — подсказала ему Елена.

— Нет, эти в основном на «Аэропорте» обитают, на улице Черняховского, — покачал головой Францев. — Для них там специально дома в конце пятидесятых построили. Кстати, крайне специфическая публика эти литераторы, дело с ними иметь большей частью сложно, а иногда и вовсе неприятно.

— Пьющие? — сочувственно уточнила девушка. — Или с гонором?

— И то, и другое, и третье с четвертым, — поморщился Францев. — Если столкнетесь — поймете. Но сейчас речь не о них. Так вот, кое-кто из старых жильцов в «Доме на набережной», конечно, еще остался, но в целом народонаселение поменялось. Место статусное, престижное, потому там теперь прописались новые хозяева жизни — политики средней руки, финансисты, преуспевающие бизнесмены и так далее.

— И бандиты, — добавила неугомонная Ревина.

— Ну, как без них? — кивнул Аркадий Николаевич. — И они тоже. Потому, кстати, там нет-нет и постреливают, хоть вроде бы и центр, до Кремля рукой подать. В том году одного из «центровых» прямо в подъезде положили вместе с телохранителем, до того машину банкира какого-то сожгли. А года три назад, или около того, вообще гранату в подъезде взорвали. Растяжку поставили прямо на лестничной клетке, представляете? Чудо, что никто не пострадал, только окна вылетели.

— Надо же, — проникся Олег. — Так какая у нас задача? Что случилось?

— Безобразия у них там происходят, те, которые нынче называют модным словом «полтергейст». Вот кто бы знал, как оно мне надоело, — пояснил начальник отдела, сморщившись так, будто гнилой орех раскусил. — «Аркадий Николаевич, что там за полтергейст, разберитесь». «У нас тут полтергейст разбушевался, быстро пресеките». Хуже только термин «барабашка», честное слово.

— Дилетанты ведь, — успокоительно произнесла Лена. — Чего вы от них ждете?

— В поле каждый суслик агроном, — добавил Ровнин, к месту вспомнив пословицу, которую в детстве не раз слышал от отца.

— Ну, вы меня еще по голове погладьте со словами «все будет хорошо», — усмехнулся начальник отдела и потер подбородок. — Короче, в одной из квартир безобразия творятся. Стулья двигаются, радио само по себе включается, дверцы шкафов хлопают, посуда о пол бьется и так далее. Все, как всегда. Съездите и разберитесь, пока дело в следующую стадию не перешло, с метанием колюще-режущих предметов в движущиеся цели и самопроизвольным возгоранием мебели. Думаю, ничего серьезного, просто кто-то из обитателей квартиры сделал что-то не то, не так или не там.

— Особенно если учесть то, в каком доме они проживают, — кивнула Ревина.

— Именно, — Францев протянул ей бумажку. — Здесь номер подъезда и квартиры. И еще один совет — не знаю, кто потерпевший, но, с учетом того, что мне звонили из Моссовета… Точнее — теперь Мосгордумы. Короче, там явно обитает какой-то чиновник из серьезных. Так вот, на шею себе садиться ему не позволяйте, на разные «считайте, что вы оба уже безработные» и «вы знаете, кто я такой» никак не реагируйте. Но и не грубите, конечно. Не забывайте, что вы при исполнении! Вопросы есть?

— Никак нет, — бодро ответил Олег.

— Немного заступить за черту могу? — уточнила девушка. — Или не стоит? Не в смысле общения с власть предержащими, а в разрезе задания?

— Можешь, — подумав, разрешил Францев, — но не увлекайся особо, а то выйдет как в прошлый раз. Олег, еще вот что. После того как работу выполните, приезжай в отдел. Ребята, скорее всего, сегодня уже не вернутся, а мне вечером может понадобиться спутник. Лен, ты можешь ехать домой, чего туда-сюда кататься.

— Будет сделано, — отозвался Ровнин, довольный услышанным. Во-первых, ему было интересно, чем кончится дело с двумя вурдалаками, которые прикончили незадачливого Сокола, во-вторых, Францев был тем колодцем, из которого сколько ни черпай знания, он все не мелеет.

Плюс юношу сильно жгла та информация, которую он получил от Арвида. Сам для себя решить он ничего не мог, не хватало ему ни способности сказать «да», ни решимости произнести «нет». Потому выходило, что без помощи начальника ему и тут не обойтись. Ведь это всегда проще, когда за тебя решает кто-то другой, тот, кто больше на свете повидал и точно знает, как оно будет правильно.

— Молодец. Возьми с полки пирожок, — ответил начальник, недовольно глянув на разразившийся жутким трезвоном телефонный аппарат, который, наверное, еще того самого Ардова из двадцатых годов помнил. — Там их два, твой тот, что посередине. Все, свободны. Алло, слушаю.

— Пошли, — дернула юношу за рукав Ревина и направилась к двери.

— А, Олег, — произнес Францев.

— Чего, Аркадий Николаевич? — снова развернулся к начальнику Ровнин.

— Ничего, — ответил ему тот. — Представь себе, ты не один на свете Олег, есть и другие люди, которые носят то же самое имя. Один прямо сейчас на том конце провода находится. Все, ступай. Муромцев, мы же обо всем уже договорились? Что еще? У меня времени совсем нет.

Добираться в центр города им пришлось на своих двоих, поскольку ни микроавтобуса, ни «девятки» во дворе не наблюдалось. Впрочем, если бы они и стояли на месте, все равно толку от того чуть. Ревина машину вообще водить не умела, у Олега же не было прав. Он все собирался их получить, да так до ГАИ и не дошел. Причем даже не на экзамен, благо в Саратове связка разных структур правоохранительных органов была посильнее, чем в столице. То есть один телефонный звонок Васька решил бы этот вопрос на щелчок пальцев, более того, тот его даже сделал, вот только Ровнин все откладывал визит к коллегам-дорожникам и в результате остался на бобах.

Но сложившаяся с транспортом ситуация, как ни странно, юношу не расстроила совершенно, поскольку в пути он узнал от Елены немало интересного и о том доме, куда они направлялись, и о методах, применяемых непосредственно ей в ситуациях, подобных той, что нынче сложилась.

— Видел ты этот «Дом на набережной», — толковала девушка Олегу, игнорируя поручень вагона метро и держась за его руку. — Это тот, где кинотеатр «Ударник» находится. Ну, рядом с мостом, за которым Кремль стоит.

— А, да, — покивал молодой человек. — Знаю, конечно. Не в курсе только, что у него такое название есть.

— Непростой домик, — со знанием дела заявила Ревина, — и по нашей части, и вообще по жизни. Хотя чего тут странного? Там все заранее было предрешено, с того момента, когда под строительство настолько нехорошее место выделили. Нет, так-то все вроде правильно — дом строили для партийной элиты, с тем расчетом, чтобы они на работу в Кремль пешком ходили, но это с одной стороны. Вот только возвели его на месте, где сильно раньше обитал другой высокопоставленный кремлевский чиновник, причем тоже облеченный немалой властью. И звали сего товарища Малюта Скуратов. Слышал про такого?

— Понятное дело, — подтвердил Ровнин. — Опричник. При Иване Грозном состоял.

— Не просто состоял, а обеспечивал его безопасность. А еще измену государеву выискивал, причем использовал при исполнении служебных обязанностей все доступные способы. Какие именно — понимаешь?

— Да уж понятно, что не пальчиком окружающим грозил.

— Именно. Теперь представь, сколько народу на его подворье в муках и страданиях жизни лишилось. А ведь некоторые после смерти там и остались.

— То есть?

— В самом прямом смысле. Под подворьем подземных ходов хватало, причем кое-какие в те времена и вырыли, — пояснила девушка. — Два точно по приказу Малюты соорудили — первый, идущий к Кремлю, был очень глубокого залегания, его проложили под рекой. Второй вел к Якиманке, где тогда квартировали иноземцы-наемники, им царь Иван доверял поболе, чем собственным стрельцам. Ну и тюрьму подземную тогда же для Скуратова под его подворьем отстроили до кучи — большую, добротную, с отдельными камерами и пыточным залом, оборудованным по последнему слову техники того времени. Потому, когда котлован под дом копали, костей и ржавых кандалов из него выволокли сильно много, мешков под сто ими набили.

— Вот прямо под сто? — засомневался Ровнин.

— А смысл тете Паше врать? — передернула плечиками девушка. — Она не по этой части. Я что от нее слышала, то тебе и рассказываю. Она же сама тогда там присутствовала, все лично видела. Более того — вроде как ее тогдашний начальник, фамилию которого я не помню, вообще был против строительства на конкретно этом месте и предлагал снести какой-то другой дом. Мол, лучше сегодня уничтожить здание, имеющее историческое значение, чем получить кучу проблем в будущем. Как это обычно бывает, его никто не послушал, в результате мы сейчас имеем то, что имеем. Правда, от наследия непосредственно Малюты еще до начала войны нашим тогдашним коллегам пусть с трудом, но удалось избавиться. Без жертв, само собой, не обошлось, как в таких случаях и бывает, то ли двух, то ли трех малышей неприкаянные души на другую сторону бытия увели. Собственно, после этого тогдашние отдельские какой-то сильно непростой ритуал и провели. Я так и не поняла какой, если честно. То ли они запечатали жертв Малюты в подземных ходах, не дав им права выхода наружу, то ли вообще в Навь их отправили. Тетя Паша в подробности не вдавалась, а я сама не спрашивала. Ты же знаешь ее, один лишний вопрос не о том — и получишь мокрой тряпкой по хребту.

— За Павлой Никитичной не заржавеет, — согласился Олег. — А что такое Навь?

— Навь? — озадачилась Лена. — Ну… Слушай, тут не время и не место такие вещи объяснять. Если захочешь — потом расскажу.

— Захочу, — заверил ее молодой человек, — даже не сомневайся. А с домом дальше что?

— Так не только свято место пусто не бывает, — усмехнулась Ревина. — От одних избавились, другие завелись. Из этого дома в тридцатые народ пачками забирали и везли куда надо. Сказать куда именно, или сам понял?

— Не дурак, сообразил.

— Почти все жильцы, кроме совсем уж блаженных романтиков, осознавали, что билет им выдают в один конец, причем в дороге кормить, скорее всего, не будут, а бить станут обязательно, потому некоторые предпочитали все сделать самостоятельно, не дожидаясь задушевных разговоров с людьми в форме. Кто из окна выходил, кто стрелялся, кто яд глотал. А один, очень предусмотрительный, вообще заранее вбил гвоздь в стенку и, когда за ним пришли, успел воткнуться в него лбом.

— Да ну на фиг! — проникся услышанным Олег. — Хотя… Логично. Пистолет-то наверняка отберут, а вот гвоздь… Но, если честно, не уверен, что смог бы так же.

И он передернулся, представив себе хруст проламываемой черепной кости.

— Я бы тоже, — согласилась с ним спутница. — Но то мы, а то они. Мы дети относительно спокойного времени, а тогдашний народ куда пострашнее вещи и видел, и сам творил, особенно из тех, кто за советскую власть с половиной мира в гражданскую бился. Знаешь, тетя Паша в том году по осени как-то раз крепко подпила и мне полночи рассказывала истории из своего прошлого — как она в Бухаре под землей с людьми-змеями дралась, как под какой-то Каховкой с очень сильной ведьмой сцепилась, а после ту живьем сожгла, и как в Средней Азии с коллегами-чекистами набрела на древний город, где наткнулась на капище богов чуть ли не времен Бактрии, а те, почуяв живую кровь, едва их всех не угробили. Короче — богатыри, не мы. Так что в доме этом народ жил самый разный. Больше скажу: иные из них не так давно сами расстрельные списки составляли, потому представляли, что с ними будет дальше. Потому проще и спокойнее вот так, лично и по-быстрому. Как результат — тут тебе и в большинстве своем не самые чистые души, и самоубийство, так что получите и распишитесь.

Олег слушал девушку со все более возрастающим удивлением, поскольку даже не предполагал, что та знает столько всего интересного. Нет, дело не в «длинна коса — ум короток», ничего подобного у него в мыслях никогда не водилось, просто Лена до того особо в подобные разговоры, которые нет-нет да и велись между сотрудниками, никогда не влезала и личное мнение по поводу того или иного происшествия, если у нее не спросят, почти никогда не высказывала. Более того, Ровнин даже сейчас, проработав в отделе уже несколько месяцев, по-прежнему не до конца представлял, чем она вообще занимается. Ну да, разбирается в проклятиях всех видов, наложенных на людей или предметы, может определить, чьих это рук дело или сказать, какой смертью умер человек. В смысле — от естественных причин вроде инфаркта или ему кто-то из обитателей Ночи помог. Но рассказы подобного толка он от нее никак услышать не ожидал.

— Короче, там потом еще много всякого разного случалось, — тем временем продолжала щебетать девушка. — И призраки по квартирам таскались, потом в знаменитом одиннадцатом подъезде одного за другим трех энкавэдэшников убили, причем причина смерти у всех одна и те же — раздавлено сердце.

— А чем он так знаменит? — полюбопытствовал Ровнин. — В смысле — подъезд?

— Тем, что его нет, — рассмеялась Лена. — Десятый есть, двенадцатый тоже, а одиннадцатого нет.

— Поясни.

— Все очень просто. По официальной версии он перестал быть за счет того, что площадь квартир в двенадцатом подъезде оказалась не очень велика, а туда предполагалось селить самых-самых главных людей страны, красу и честь партии и так далее и тому подобное, вот их и расширили за счет соседних «квадратов». А раз нет квартир — де-юре нет подъезда. Но де-факто он был и числился как место для казенных и внешне безобидных надобностей. Дескать, там находились склады инвентаря для садовников и слесарей, комнаты отдыха персонала и так далее. Но на деле не хранились там грабли. Там квартировали «слухачи», которые протоколировали беседы, которые партийцы вели в домашней обстановке. А еще, если не врут, там находился лифт, при посредстве которого можно было попасть прямиком в подвал «Дома на набережной», а оттуда, через систему тоннелей, прямо на Лубянку. Еще я слышала про тайные двери, ведущие в ряд квартир, где селили тех самых лучших из лучших, сделанные для того, чтобы их из оборота изымать было проще, тише и удобнее, но сразу скажу, так это или нет — не знаю. Тетя Паша на данный счет мне ничего не рассказывала, потому, может, и байки это все. Одно знаю точно — табличка с надписью «Подъезд № 11» в этом доме отсутствует. Хотя дверь, которая, похоже, сто лет как не открывалась, точно есть. Да ты и сам ее скоро увидишь.

— А чекистов-то кто убил? — уточнил юноша. — Тех, у которых сердца раздавлены?

— Призрак, — ответила Ревина. — Кто еще? Это их фирменный стиль — сердца давить. Там таких после еще много было, с дюжину, правда, уже не столь кровожадных, они больше пугали, чем вредили. А к шестидесятым вообще притих дом вместе со страной, а после и вовсе спокойно стало. Максимум какие-нибудь мальчишки сдуру пролезут через подвалы в тоннели или пианино ночью заиграет ни с того ни с сего в квартире, где вроде никто не живет. Но вреда от того большого никому нет. Играет и играет. Случается.

Одиннадцатого подъезда в здоровенном доме-бастионе, вольготно раскинувшемся на берегу Москвы-реки, и вправду не обнаружилось, при этом двенадцатый, натурально, присутствовал. В принципе, молодым людям вообще нужен был шестой, поскольку именно в нем обитали люди, у которых мебель в квартире взбесилась, но Лена не поленилась и довела коллегу до того места, про которое ему недавно рассказывала. Она вообще была из тех натур, которые любое дело доводят до ума, причем иногда не из-за того, что нужно, а просто из принципа.

— Дорого-богато, — вздохнула Ревина, только глянув на дверь необходимой ей и Ровнину квартиры, расположенной на четвертом этаже. — Чую, нахлебаемся мы горячего. Да ты звони, звони. Чего так стоять?

Олег глянул на дверь, которая отлично подходила под то описание, которое ему дала коллега. Материалом для нее послужил дуб, причем наверняка сильно старый, еще чуть ли не царем Петром посаженный. Мало того — чтобы всем стало ясно, что за материал на дверь пошел, ее еще и золотыми желудями украсили.

— Не открывают, — юноша снова нажал кнопку звонка. — Может, ушли куда?

— Конечно ушли! — раздался сварливый женский голос. — Вас пока дождешься! Почему так медленно ехали? Было сказано — явиться немедленно. А вы?

— А мы госслужащие, потому добирались муниципальным транспортом. — Елена неторопливо развернулась к вышедшей из соседней квартиры грузной немолодой женщине, одетой в пестрый шелковый халат, на котором переплетались тела драконов. — Не всем, знаете ли, машины с мигалками выделяют, кое-кто и на своих двоих передвигается. А тут уж как повезет и как повезут. Иногда выходит быстро, иногда — нет. Так что все вопросы и претензии адресуйте администрации города Москвы. А если они не ответят, тогда Лужкову Юрию Михайловичу лично.

— Сильно ты языкастая, погляжу, — уперла руки в бока женщина. — Не боишься?

— Что меня с казенной галеры в свободное финансовое плавание отправят? — усмехнулась девушка. — Не-а. Что так денег нет, что эдак не будет. Говорю же — не всем государевым людям в жизни везет, есть между ними различия. В смысле — кто с видом на Кремль живет, кто в Реутово, потому первым есть что терять, а вторым нечего. Вот только когда у первых происходит что-то совсем поганое, им без вторых никак не обойтись. Почему — сказать?

Было видно, что Ревиной очень сильно тетка в халате не нравится, и неприязнь эта явно основана не на классовой ненависти или простом неприятии бытового хамства как такового. Имелось тут что-то личное, давно в ее душе живущее.

— Дело свое делайте. — Вытянув руку, женщина ткнула пальцем в сторону закрытой дубовой двери. — У меня сын скоро с хоккея придет и дочь из института. Что им, на лестничной клетке стоять? Как сиротам?

— А что? — Ревина обвела взором приквартирное пространство. — Просторно, светло, тепло. Я бы сказала — миленько. Ладно, ладно. Шучу. Не миленько здесь, и от мусоропровода подванивает.

— Дверь откройте, — попросил Олег. — Стоя тут, мы все равно ничего сделать не сможем.

— За что вам только государство деньги платит? — брякнув ключами, направилась к двери раскрасневшаяся от гнева тетка. — А?

— А вам? — невинно уточнила Елена.

— Мой муж пашет не разгибаясь, — выкатила глаза обитательница нехорошей квартиры, — чтобы россияне счастливо жили, чтобы страна наша процветала.

— Все россияне или какие-то отдельно взятые? — уточнила девушка. — Например те, которые в этом доме обитают?

— Лен, хорош, — не выдержав, осадил ее Олег. — Перебор уже.

— Фамилию свою назови, — неожиданно спокойно потребовала женщина, щелкая ключом в замке. — И считай, что ты в органах уже не работаешь.

— Елена Ревина, — не менее невозмутимо ответила ей коллега Ровнина. — Старший лейтенант. Удостоверение показать?

— И так запомню. — Обитательница «Дома на набережной» распахнула дверь, было хотела шагнуть в коридор, но замешкалась, явно не особо стремясь покидать безопасную территорию подъездной площадки.

— Мы пройдем? — уточнил у нее Олег. — Вы не против?

— Ну, разумеется, — раздраженно бросила женщина, которую, похоже, жутко выбешивало то, что почти всемогущая она никак не могла повлиять на совершенно идиотскую ситуацию, сложившуюся в ее же собственном доме. — Иначе зачем вы здесь?

Ревина открыла было рот, чтобы выдать очередной издевательски-двусмысленный перл, но Олег легонько ткнул ее локтем в бок, не желая выслушивать еще один раунд пикировки.

Если честно, непосредственно квартира юношу не удивила. Вроде бы дом с историей, непростой, а потолки не такие уж высокие, и комнаты не то чтобы сильно большие. Ну да, было видно, что в обстановку деньги вложены, и немалые, но, к примеру, жилплощадь родителей Машки его впечатлила куда больше. Плюс еще и беспорядок в гостиной, конечно, стоял немалый. Стулья и кресла перевернуты, дверцы шкафов распахнуты, экран большого и дорогого телевизора разбит, на полу в обилии валяются осколки чашек и тарелок — хаос, и только.

Куда больше его заинтересовало то, что началось в гостиной после того, как ее порог опасливо пересекла хозяйка. В тот же миг один из стульев, до того лежавший ножками вверх, дернулся, перевернулся, пару мгновений постоял на месте, а затем, точно бык на корриде, устремился к женщине, причем так быстро, что та даже отпрыгнуть не успела, потому и получила удар в район колен.

— Делайте что-нибудь! — уже без гонора, скорее, просто жалобно, закричала она, сгибаясь и прикладывая ладони к ушибленным местам. — Пожалуйста.

— О! — подняла указательный палец правой руки вверх Лена. — Уже «пожалуйста».

Тем временем стул отскочил назад, к стене, но не испугавшись крика хозяйки квартиры, а явно для того, чтобы разгон побольше взять. Женщина это поняла, взвизгнула и неожиданно шустро для своего возраста и веса вылетела из квартиры, захлопнув при этом за собой дверь.

— Все, угомонись, — велела Ревина стулу, который, поняв, что приоритетная цель покинула поле боя, решил нацелиться на сотрудников отдела и дергался, словно зверь перед атакой, в буквальном смысле переступая с ножки на ножку. — Нас подобным не напугаешь. И потом — мы в этом доме не живем, ни тебе, ни кому-то другому никакой обиды причинить не могли, потому вредить нам не за что. У нас вообще другая цель, мы хотим понять, что случилось и отчего тебе приперло весь это кавардак устраивать.

Что до Олега — он, разумеется, тоже пугаться и не подумал, поскольку за минувшие месяцы повидал вещи куда страшнее, чем прыгающий по комнате стул, пусть даже и лупящий людей по ногам. Но при этом происходящее вызвало у молодого человека весьма живой интерес, поскольку ни с чем подобным воочию сталкиваться ему не приходилось, хотя в старых делах читал о таком он немало. Но одно дело рапорта давних лет, другое — своими глазами эдакую небывальщину повидать.

Слова Елены возымели силу, сначала стул перестал судорожно дергаться, а после его к ней точно кто-то невидимый подтащил, словно предлагая: «Садитесь, барышня».

— Благодарю, — не стала отказываться от вежливого поступка неведомой сущности девушка. — Вот видишь, Олег, все не так и плохо. Одно скверно — причин для того, почему наш новый невидимый знакомец принялся резвиться, масса. А вот какая из них верная — поди узнай.

— Так не бывает, чтобы совсем уж ничего сделать было нельзя, — усомнился юноша. — Пусть он какой-то знак подаст, например.

— Какой? — заинтересовалась девушка, причем по голосу сразу стало ясно, что насмешки в вопросе больше, чем интереса. — Азбукой Морзе пробарабанит по дверце шкафа верный ответ? Это так не работает.

— Слушай, я с мертвыми душами дела сам не имел, но вон Морозов в начале лета в усыпальнице, которая в Архангельском, с графом… Как его… Забыл. Короче — он же с призраком общался, перед тем как его запечатать в склепе?

— Так этот призрак, который «как его», отделу давно известен. — Ревина зевнула, прикрыв рот ладонью. — Да и не сильно он и нематериален. Этой душе столько лет, и в ней такое количество злобы, что она в каком-то смысле новой плотью, пусть и иллюзорной, обросла, став пусть и не осязаемой, но для общения вполне пригодной. По-хорошему, его, конечно, давно пора ликвидировать, только специалистов такого профиля в Москве днем с огнем не найдешь, а самим нам подобное не под силу, потому и ставим новые латки на старые заплатки.

— Такого профиля? — мигом заинтересовался Олег. — Это какого именно?

— Там опытный Ходящий близ Смерти нужен или поводырь душ, — пояснила девушка и следом сразу попросила: — Вот только не надо включать сейчас первого ученика и задавать еще десять вопросов. Знаю я тебя.

— Ладно, не буду, — согласился Ровнин, прислонился к стене и добавил: — Стою, молчу, жду указаний.

— Хорошая позиция, — нахмурилась Ревина.

— Какая есть. Лен, я понятия не имею, что в подобной ситуации делать, потому полностью полагаюсь на тебя. Единственное, что могу предложить: позвонить Францеву, может, он чего подскажет.

Слова юноши, похоже, призраку не сильно понравились, потому что дверца старого шкафа, еще дореволюционной, похоже, работы, трижды открылась и закрылась с громким хлопаньем.

— Что делать, что делать, — пропела Ревина. — Ладно, Олежка, не паникуй. В целом ты прав, варианты того, как добраться до истоков проблемы, есть всегда, причем у каждого свои. У Морозова одни, у Францева другие, у меня вообще третьи.

— А у тети Паши? — неожиданно для себя самого поинтересовался Олег.

— А какие у тети Паши — ни мне, ни тебе, думаю, лучше не знать, — без тени шутки ответила девушка. — Итак, конкретно сейчас я вижу два варианта развития событий. Один почти наверняка продуктивный, но сильно трудоемкий и не без последствий, второй из тех, где гарантию дать нельзя, но зато в случае удачи быстрый и эффективный.

— Яснее не стало, — заметил молодой человек. — Хотелось бы конкретики.

— Первый — я вот тут, на полу, на этом замечательном старинном паркете, долго и усердно стану рисовать один из круговых знаков Марии Лаво, после проведу некий ритуал, который нам позволит ненадолго увидеть товарища, который тут такой кавардак устроил, и даже поговорить с ним. Если все сложится хорошо, то мы узнаем ответы на все вопросы, если нет — не узнаем, но одно мне известно точно — сначала мы потеряем пару часов при приготовлениях к ритуалу, а после я пару дней буду конкретно тормозить, засыпать на ходу и орать на тебя при первой возможности.

— А орать почему?

— Потому что не отговорил, — пояснила девушка, — хотя и мог. Кроме нас тут никого нет, себя я винить никогда ни в чем не стану, так что крайний по-любому ты.

— Ну, так себе перспектива, — подумав, заявил юноша. — А второй вариант какой?

— Второй проще, но без гарантий. — Лена мотнула головой в направлении кухни. — Попробовать местных домовых к беседе склонить.

— Каким образом? — фыркнул Олег. — Буквально утром у меня с Морозом и Славяном на эту тему разговор случился, и они четко сказали — не будут домовые с нами беседовать. Им правила не велят.

— Не правила, а Покон, и не с «нами», а конкретно с вами, вечно небритыми и перегаром воняющими, — поправила его Ревина. — А со мной, милой и доброй, может, и станут.

Она встала со стула, потянулась и направилась в кухню, бросив на ходу:

— Следом не ходи, подслушивать не пробуй. Домовые этого не любят, могут наказать.

— Ясно, — кивнул Ровнин. — Лен, секунду погоди.

— Чего?

— Ну не могу не спросить. Кто такая Мария Лаво?

— Ведьма, — бросила девушка. — Невероятно сильная, жила в Новом Орлеане еще в том веке, создала целый свод заклинаний и ритуалов, в том числе по части общения с душами умерших. Она, по сути, увязала классическую ведьмовскую европейскую школу с религией вуду, которая опирается на магию мертвых, чего до того никто сделать не мог. И высот таких, как она, никто после в этом направлении не достиг, хотя многие пытались, слишком уж высока плата за успех, не всякому по карману. А платить всяко придется, хочется тебе того или нет, серые туманы не обманешь, Олежка, можно даже не пытаться. Они обязательно свое заберут, не сейчас, так чуть позже. Все, сиди спокойно и жди. Позову — заглянешь, но до того — ни-ни!

Девушка зашла в кухню, а после аккуратно притворила за собою дверь.