Простые истины

Глава 6

— И кого такого завалили? — попыхивая сигаретой, осведомился Славян, выруливая со двора. — Неужто самого? Ну, па-а-анимаешь?

— Этот всех нас переживет, — отмахнулся Морозов, — даже не сомневайся.

— Да, да, нет, да, — хохотнул Баженов. — А кого тогда? Не просто же так нас Францев дернул?

— Сокола, — ответил Саша. — И важно даже не то, что его завалили, такая уж у братвы планида. Главное — как.

— Делов-то, — скривился Славян. — Я уж невесть что себе выдумывать начал.

— Сань, объясни для тех, кто на бронепоезде, о ком речь? — попросил у него Олег. За последние месяцы он научился в ситуации, когда что-то не знает, задавать вопросы без особого смущения и сложных речевых оборотов, состоящих из десятка «извините» и «если не сложно». — Что браток — уже понял. Но как высоко он стоял в иерархии бандитской Москвы, пока неясно.

— Бандит средней руки, — не стал лезть в бутылку Морозов. — Группировка не большая и не маленькая, с полсотни бойцов. В остальном классика — на востоке Москвы держат пяток оптовых и вещевых рынков, плюс крышуют обменники, магазины и игровые залы.

— И шлюх, — добавил Славян.

— Согласно традиции, — согласился с ним Морозов. — Олежка, я удовлетворил твое любопытство?

— Более чем, — кивнул юноша. — И как его положили? В подъезде два выстрела в корпус, а после один в голову, или же в машине взорвали? Что необычного-то?

— Обескровили, — невозмутимо произнес Морозов. — Полностью. До последней капли.

— Полностью? — изумился Баженов. — Да ладно?

— Так сказал Францев, а он, как вы понимаете, в подобных вопросах толк знает.

— Снова непонятно, — влез в беседу Олег. — Ну обескровили и обескровили. И что? Попался особо голодный вурдалак, вот и все. Нет, конечно, сам по себе факт смерти человека неприятен, но и пострадавший при жизни не ангелом был. В каком-то смысле этот кровосос услугу органам правопорядка оказал.

— Во-первых, конкретно в нашем случае неважно, кто погиб, всегда принципиально важна причина смерти, — жестко ответил ему Морозов. — Если один человек другого убил, кого-то током шарахнуло или бедолага просто с пьяных глаз в ванной утонул — это одно, тут юрисдикция не наша, пусть с этим коллеги разбираются. А вот когда руку, клык или свой дар к смерти людской кто-то из Ночи приложил — расклад другой и расследование будет проведено непременно. Независимо от того, кем был покойный или покойная — банкиром, бандитом или бомжом. Нам все равно, важен факт смерти и последующего за ней непременного наказания виновника случившегося. Кстати, странно, что тебе подобные азы растолковывать приходится. Мне казалось, что это давно пройденный этап.

— А во-вторых? — пропустив упрек мимо ушей, поторопил его Ровнин.

— Ни вурдалаки, ни даже упыри безмозглые никогда человека досуха не выпивают, — пояснил Саша. — Почему так — не скажу, поскольку сам не знаю, но, полагаю, эта традиция уходит в такую глубь времен, о которой даже Аристарх мало что знает. Более того, не выдаивать человека до последней капли — это одно из первых правил, которому матерые кровососы учат свежеобращённых ими людей. Хочешь убить — убей, но в венах кровь оставь, хоть сколько-то. А если не сделаешь так, то беда случится. Какая — неизвестно, но непременно. Догадываюсь, что дело в посмертии жертвы, за которое убийце после придется нести ответ после собственной конечной гибели. Но когда чего-то точно не знаю, то уверенно о том не говорю.

— Любопытно, — сделал пометку в блокноте Олег. — Саш, а ты сам Аристарха видел?

— Нет, — мотнул головой Морозов. — Он в мир выбирается раз в год по обещанию. Версии по местонахождению его логова, кстати, я слышал самые разные. Одни говорят, что Аристарх осел в Александровской слободе, поскольку там когда-то квартировал тот, кто его обратил, другие дом Пашкова упоминают, третьи вообще Кремль. Мол, обосновался он под Тимофеевской башней, в одном из подземелий, которых, как известно, под Кремлем как собак нерезаных. Но на деле правду в городе никто не знает. Ну — почти.

— Даже Францев? — усомнился Славян.

— За него не скажу, — признался Саша, — но и утверждать, что это так, не стану. Хотя я в данном случае скорее поставил бы на тетю Пашу. Встречался ли Аркадий Николаевич с Аристархом когда-то — это вопрос, а вот она его точно знает. Более того, этот вурдалачий аксакал, если верить тому, что я года три назад слышал, у нее в должниках ходит.

— Ни разу не удивлен, — снова влез в разговор Баженов. — От тети Паши и не такого можно ожидать. Вот ты, Мороз, в курсе, что она, оказывается, была пассажиркой яхты, которая носила название «Гранма»?

— Нет, — удивился Саша. — И что?

— Ага! — злорадно хохотнул Славян. — А еще меня вечно шпыняете, дескать, надо культурку подтягивать и первоисточники изучать. Еще и Олежку в пример ставите постоянно, а он наверняка тоже не знает, что это за яхта такая.

— Не знаю, — признался Ровнин.

— На самом деле знаете, — не стал дальше интриговать коллег Баженов. — Просто про само название не в курсе. Яхта эта в пятьдесят шестом шла в порт Сантьяга-де-Куба, но сбилась с курса, и потому почти сотня бородатых ребят с автоматами, которыми руководил Фидель Кастро, высадилась невесть где, а после долго шарохалась по мангровым болотам.

— Да ладно! — в один голос воскликнули оперативники отдела.

— Прикиньте! — довольный произведенным впечатлением, заверил коллег Славян. — Помните, мы в том месяце дело в «Ленинградской» раскручивали, где домовой отчего-то на американцев обозлился и наведенными кошмарами пяток туристов в психушку оформил? Так вот, там в одном из номеров я журнал иностранный полистал, что на тумбочке лежал, а в нем фотка черно-белая напечатана, где наша Павла Никитична стоит в обнимку с Че, Раулем и Камило Горриараном. В берете, в кубинской форме, с мачете на поясе и с калашниковым, только без сигары и бороды. Ту страницу из журнала выдрал и ей показываю — мол, теть Паш, ну ничего себе! Я просто фанат Кубы с юных лет, еще в детском саду песню пел о том, о том, как по ней шагают барбудос, а тут — такое!

— И?

— Ты тетю Пашу не знаешь? — хмыкнул Баженов. — Страницу отобрала, сказала, что это просто какая-то похожая на нее баба, да еще пинка отвесила. Но слово даю — это она. Хотя, конечно, непонятно, какого лешего ее в такую компанию занесло.

— Ну, не скажи, — возразил ему Морозов. — Куба остров непростой, там такое смешение культур, что ого-го. Тут тебе и африканские культы, и европейские, и еще невесть что. Кто в бога верит, кто дереву поклоняется, кто вообще отцу-леопарду. Вот и отправил ее тогда на остров Свободы какой-то генерал как специалиста узкой категории для сопровождения и поддержки борцов за счастье братского кубинского народа. А может, отдельские решили под шумок какой артефакт добыть. Так что вариантов, почему наша тетя Паша на этой яхте оказалась, тысяча и один. Или еще больше.

— Факт, — подтвердил Ровнин. — Саш, а Францев смертью этого братка занялся только потому, что его досуха выпили, или на то есть еще какая-то причина?

— Давай ты это у него самого спросишь, — предложил Морозов, — а потом нам расскажешь.

— Чего ты в бутылку-то лезешь? — удивился Ровнин. — Явно же ты больше нашего знаешь.

— Если бы, — глянул в окно Саша. — Командор в последнее время со мной не особо откровенничает.

— Как и со всеми, — подал голос Баженов. — Но я вот чего вспомнил. Мне ребята из соседнего ОВД про этого Сокола ведь рассказывали. Знаете, под кем он с недавнего времени ходит? Вернее, теперь уже ходил? Под Монахом.

— Ишь ты! — удивился Морозов. — Серьезно?

— Абсолютно, — кивнул Славян. — Я тогда этому значения не придал, а сейчас вот в памяти всплыло. Там какая-то мутная история вышла, у Сокола сначала одного за другим трех бригадиров положили, из числа давних приятелей еще со времен качалки, и «пехотинцев» пяток, а следом кто-то из соседей предъяву мутную кинул и под это дело начал точки отжимать одну за другой. Причем жестко так, чуть ли не по беспределу. Начали с палаток, потом автосервис забрали, а когда Сокол стрелку им забил, то против него под сотню рыл выставили, и все с калашами. В такой ситуации только полный идиот начнет права качать.

— Типовой передел, — кивнул Олег. — Странно, что его прямо там не завалили.

— А через неделю все кончилось, потому что Монах за него слово сказал, — продолжил Баженов. — Сокол ушел под его руку, причем процент, что следует засылать, ему определили вполне божеский. Ну, так мне сказали убойщики из ОВД, а там наверняка информация достоверная. Они же не из телевизора ее черпают, у них «барабанщики» среди людей Монаха есть.

— Сто пудов не случайность, — констатировал Ровнин.

— Что именно? — уточнил Морозов. — Что Монах нарисовался после наезда? Или что Сокола в результате все же грохнули?

— И то и другое, — ответил юноша. — Хотя и непонятно, на кой Монаху, который держит часть центра, подгребать под себя окраины. Я понимаю — соседние районы попробовать к рукам прибрать, в этом есть логика, но тут?

— Ну, лишняя полусотня стволов никогда никому не мешала, — резонно заметил Баженов.

— А вот не факт, что Сокол в случае больших разборок за него бы впрягся, — бойко возразил Ровнин. — Так, создал бы вид, но не больше. А то вообще врезал бы в спину при первом удобном случае. Просто раньше он был сам себе хозяин, а теперь под кем-то ходит, такое всегда напрягает. Но вообще я про другое. Очень Францева Монах интересует, похоже. Сами глядите — сначала Маленький, теперь Сокол. Совпадение? Как по мне — нет. Скорее закономерность.

— В принципе да, — согласился с ним Славян. — Есть в этом логика. Что же до остального — думаю, Монах классическую двоечку изобразил, причем особо даже не шифруясь. Сам на Сокола наехал, а после сам вроде как его и отбил. Зуб даю, так оно и есть. Причем если нам это понятно, то и Сокол наверняка сообразил. Ну не совсем же ему в спортзале голову отбили? А раз понял, то Олежка прав — он точно зло на Монаха затаил. Никак тут нельзя не затаить.

— Красиво излагаете, душа радуется, — выслушав коллег, согласился с ними Морозов, — но есть одна пустяковая закавыка: как в вашу стройную схему вписываются вурдалаки? Причем очень странные, выпивающие жертву до донышка. Где точка пересечения?

— Ну, положим, Сокол решил нанять снайпера, чтобы тот его обидчику череп прострелил, — задумчиво пробормотал Ровнин. — Монах узнал об этом, и… Ну да, дальше как-то не складывается. Другой стрелок, который после Сокола в расход пустил, в схему вписывается. Вурдалак — вообще никак.

— А может, все-таки случайность? — предположил Славян. — Обычный блудняк? Какой-то кровосос-юниор наткнулся именно на Сокола и его до упора выдоил, а мы теорию заговора разрабатываем.

— Повторюсь: даже самый тупой, самый голодный и только-только пришедший в Ночь вурдалак на уровне рефлексов знает три вещи — нельзя плодить упырей без разрешения старшего, нельзя высказывать вслух вещи, идущие вразрез с политикой твоей семьи, и нельзя выпивать человека до донышка. Эти понятия приходят к ним во время инициации, с кровью того, кто подарил им нежизнь.

— Поэтично сказал, — отметил Славян, — заслушаешься.

— Просто есть хочу, — пояснил Саша, — не завтракал сегодня. Отсутствие пищи в желудке всегда будит во мне талант литератора. Видно, не врали древние, когда говорили о том, что художник должен быть голодным.

— Так купил бы пару пирожков, — посоветовал ему Баженов. — Делов-то?

— Не то чтобы не на что, но лишние траты, даже такие, себе пока позволить не могу, — печально отозвался Морозов. — Совсем в этом месяце поиздержался. Скажу так: аналогичного периода в своей жизни не припомню. Даже в студенческие годы сытнее жил.

— Вот! — тоном непризнанного пророка заявил Славян. — А послушали бы меня тогда, весной, сейчас мы с тобой, Олежка, носили бы «пилоты», а ты, Морозов, в одной руке держал чебурек, в другой беляш и кусал бы их по очереди!

— Смысл говорить о том, что не случилось? — резонно возразил ему Саша. — Хотя врать не стану — до сих пор не до конца уверен в том, что тогда Командор был прав. Думаю, что у отдела случались времена и посложнее, чем сейчас, но безденежнее, наверное, не было никогда. Вернее, даже не так — никогда еще власти не было настолько не до нас. Ясно, что при царях, что при коммунистах служилых людей всегда держали в черном теле, дабы они не разбаловались, но не настолько же?

— Называй вещи своими именами: никогда на нас так, как сейчас, хрен не забивали! — Теперь уже Баженов не был согласен с коллегой. — Властям до нас дела нет — и мне до них тоже!

Олег уже привык к тому, что в столице вообще мало кто стесняется в открытую выдавать чрезвычайно фрондерские фразы, причем игнорируя тот факт, что вокруг могут находиться совершенно уж незнакомые люди. Нет, в родном Саратове народ тоже не особо стеснялся в выражениях, особенно когда речь шла о перестройке и не самых простых временах, наступивших следом за ней, но все же делал он это более келейно, думая о том, с кем на такие темы разговоры вести, а с кем лучше воздержаться. Просто более ученый жизнью народ в провинции жил, больше ей битый. Тут ведь как — сегодня можно говорить что угодно, а завтра придут к тебе и спросят, зачем ты это делал.

Ровнин, которого Москва пусть уже немного и пообтесала, все же пока не избавился от ряда прежних привычек, потому никак на слова приятеля реагировать не стал и уставился в окно, за которым утренний, недавно еще белый снег потихоньку превращался в серую неприятную жижу.

Обитал покойный Сокол в одном из московских спальных районов, которые были похожи друг на друга как родные братья. Типовые жилые здания, типовые школы, типовые дворы, если так можно назвать скудное придомовое пространство, которого еле хватало на качели, песочницу, несколько деревьев и столик с парой лавок, на котором уже несколько лет как профессионально безработные, а потому уже с утра поддатые мужички лет пятидесяти, не обращая внимания на поганую погоду, «забивали козла».

— Почему в подъездах брежневок всегда воняет кошаками и говном? — внезапно осведомился у коллег Славян, подходя к лифту. — Вот прямо постоянно. В хрущовках — нет, там обычно чем-то нормальным пахнет, привычным — жареным лучком, пельменями, табачным перегаром. Но тут, блин!

— Хорошо, что Ревиной с нами нет, — усмехнулся Морозов. — Она тебя после таких слов недели две Шариком или Бобиком называла бы и предлагала пускать по следу преступника с розыскными целями, раз уж у тебя такой тонкий нюх.

— Она в последнее время вообще словно с цепи сорвалась, — буркнул Баженов и ткнул в бок Ровнина. — Что ни скажи — в ответ какая-то гадость прилетает. А все ты виноват!

— Я тут при чем? — возмутился юноша.

— Маша-Маша, Маша-Маша, — передразнил его коллега. — Чаще про бабу свою новую говори, Ревина еще сильнее озвереет. И ведь самое обидное что? Она на тебе зло не срывает, всё нам достается!

— Ой, хватит придумывать! — отмахнулся от него Ровнин. — Одинаково она всем раздает, поровну, причем делает это от всей своей широкой души и невероятно доброго сердца. Да и не поминаю я Машку всуе так часто, как ты говоришь. Вот мне больше делать нечего.

— Ты просто не замечаешь, — и не подумал сдаваться Славян. — Отвечаю.

Неизвестно, до чего приятели в результате договорились бы, не доберись они наконец до пункта назначения.

— Впечатляет, — констатировал Морозов, оглядев покойника, который, вытянув ноги и запрокинув голову назад, сидел в раздолбанном кресле с зеленой матерчатой обивкой и таращился в потолок незрячими глазами. — Сказал бы, что краше только в гроб кладут, но тут подобный фольклор явно не к месту.

— Абсолютно верно, — согласился с ним Францев.

Саша явно имел в виду то, как выглядел убитый. Впалые щеки и радикально белый цвет лица вызывали ряд вопросов, особенно если учесть то, что еще совсем недавно этот товарищ являл собой образец крепкого и здорового мужчины. О последнем свидетельствовала фотка, на которой обнаженный по пояс мускулистый Сокол стоял в компании таких же приятелей на фоне штанги с каким-то невероятным количеством навинченных на нее «блинов». Можно было бы, конечно, предположить, что это старая фотография, но на ней в правом нижнем углу дата стояла, из которой следовало, что сделали ее в начале этого года.

— Прямо как в фильме ужасов. — Баженов ткнул пальцем в щеку Сокола. — Нет, в прах не рассыпался. Значит, не прямо как.

— Тебе делать нечего? — осведомился у него начальник, мельком глянув на местных судмедэксперта и участкового, которые находились тут же, в комнате. — Да? Тогда сходи на кухню, я там какие-то записные книжки видел. Поройся в них, может, чего полезное раскопаешь.

— Хорошо, — покладисто согласился Славян. — Надо порыться — пороюсь.

Как выяснилось через пять минут, когда к Баженову в кухне присоединились и Морозов и Ровниным, которых то ли не выспавшийся, то ли просто раздраженный чем-то начальник отправил по тому же маршруту, записные книжки этот прохиндей изучать и не подумал. Вместо этого он обшарил холодильник, обнаружил в нем кучу разнообразных продуктов, выложил их на стол и в данный момент сооружал себе многоэтажный бутерброд.

— Слав, ты совсем сбрендил? — изумился Саша. — Мало огреб? Добавки хочешь?

— Когда Командор в таком настроении, то лично мне перепадет тумаков при любом раскладе, — усаживаясь за стол, сообщил ему Баженов. — Тебе — не факт, Олежка вообще его любимчик, так что так и так я первый на раздаче окажусь. Ну а на сытый желудок гнев руководства воспринимается проще. И потом — пропадут же харчи. Жалко. А так хоть какая-то от них польза. Кстати — по дороге сюда ты сам причитал, что в животе кишка кишке стучит по башке. Вот и не теряй времени, его по любому не сильно много в запасе, наверняка Николаич очень скоро нас всех в разные адреса пошлет. Давай, сваргань себе бутер. И ты, Олежка, не тормози, у нас дома с хавкой беда, Ленка с Зойкой конкретно наши запасы вчера проредили. Вроде худенькие, а жрут как не в себя.

— Это новость, — заметил Ровнин, нарезая толстыми ломтями чуть черствый батон. — Причем не скажу, что веселая.

На самом деле он был немного удивлен. Нет, не тем, что давешние гостьи поставили под удар их с Баженовым продуктовое благополучие, это-то дело житейское. Он впервые за все то время, что провел в отделе, увидел Францева в дурном настроении. Ему отчего-то казалось, что с Аркадием Николаевичем подобное вообще не случается и он всегда благожелателен, спокоен и уверен в себе.

— Чудно это все, — накладывая на хлеб попеременно колбасу и сыр, произнес Морозов. — Топорная работа. Даже не знаю, кто такое сотворить мог.

— Так сказано же — вурдалак, — пояснил Ровнин, занимаясь тем же. — Там и след от клыков на горле есть.

— Олег, ты меня вообще слушаешь? Еще раз: даже самый глупый неофит, который встретил свою первую ночь после возрождения, не станет выпивать человека полностью. Да еще и у него дома, это вообще за гранью понимания. В кино, особенно американском — да. Там сначала вампиры хитростью попадают на жилплощадь жертвы, затем не отражаются в зеркале, после демонстрируют зверский оскал, а следом давай бедолагу за шею кусать. В жизни же эта публика предпочитает работать на свежем воздухе или на своей территории.

— Почему?

— Потому что сюрпризов меньше, — произнес Саша и впился в бутерброд зубами.

— Никогда не знаешь, кто обитает по соседству, — стряхнул крошки со свитера прямо на пол Баженов. — Как пример — вдруг за стеной проживает ведьма, которой нет совершенно никакой радости от того, что после душа убитого бедолаги повадится по дому шнырять? А ведьмы бабы мстительные. Опять же домовые, которые подобное терпеть тоже не станут. Да, они от своего дома далеко не отходят, но это не значит, что у них короткая память. Фиг, это публика, с которой лучше не ссориться. Нет, ничего масштабно плохого с тобой не случится, но зато на голову посыплются десятки неприятных мелочей. Например, ты сегодня тут кого-то убил, а завтра у тебя в ночном клубе одним махом вся канализация засорится и говно прямо в танцевальный зал потечет полноводной рекой. А следом из всех кранов кипяток саданет, что добавит атмосфере дополнительной изысканности и пахучести. Само собой, следом стартуют разборки на тему отчего и почему так случилось, и в результате старшаки непременно выйдут на прожорливого тебя. Ну а далее тишина, поскольку твоя глупость привела семью к финансовым потерям, а это для вурдалачьего племени одна из самых главных бед.

— Серьезно? — Олег, вспомнив вечно хмурого и сосредоточенного Аникушку, в принципе поверил услышанному, но кое-какие сомнения в душе у него сохранились.

— Более чем, — прожевав кусок, подтвердил Морозов. — Домовых в Москве полным-полно, и все они друг с другом знакомы если не напрямую, то через вторые-третьи руки. Потому, когда речь идет о том, что кому-то из них подложили свинью, то обчество всегда придет на помощь собратьям.

— «Обчество»?

— Так они друг друга называют. Кстати — наверняка местный подъездный наш разговор сейчас слушает. Вот бы с кем пообщаться, он точно что-то видел и знает. Жаль, что не получится.

— Почему? — Олег повертел головой. — Если мы про него в курсе, какой смысл прятаться? Тем более что не для баловства интересуемся.

— Нельзя, — качнул головой Саша, — Покон не велит, а это значит всё, разговор закончен. Нет в Ночи больших ретроградов, чем домовые. Даже лешие — и те более гибки в своем мировоззрении.

— Гипотетически можно домового к беседе принудить, — заметил Баженов. — Есть такие ритуалы. Но как по мне — лучше пойти в зоопарк, залезть в клетку к медведю и палкой в него потыкать. Реально проблем меньше наживешь.

В коридоре раздался топот, и в комнату прошли два мордатых санитара с носилками.

— Труп забирают, — констатировал Славян. — Значит, скоро будут квартиру опечатывать. Давайте доедайте скорее. Там, кстати, еще одна палка колбасы лежит неразрезанная, и сыра хороший кусок. Такое ощущение, что то ли Сокол пожрать был не дурак, то ли гостей ждал. Хотя такие, как он, чаще по кабакам зависают, домой только ночевать приходят, да и то не всегда. Я к чему — может, прихватим в отдел? Считай, ужином всех обеспечим. А за хлебом Ленку отправим, пусть от нее хоть какая-то польза будет.

— А давай, — согласился Морозов. — Все равно испортится.

— Мародерствуете? — в кухню вошел Францев.

— Ну, как сказать? — уклончиво ответил Славян. — Скорее…

— Не сегодня, — попросил его начальник. — И без твоей трескотни голова раскалывается. Старею, видимо, метеозависимым становлюсь. Значит, так: нашего красавца убивал не один вурдалак. Их было двое.

— Почему вы так решили? — вырвалось у Олега.

В данном случае он не подвергал сомнению выводы Францева, ему просто было интересно, на основании чего они сделаны.

— Один укус — на шее, — пояснил начальник отдела. — Второй — на запястье. Какой вывод из этого можно сделать?

— Бабы, — мигом отозвался Баженов. — По неопытности его до такого состояния уходили. Он вроде как их снял, домой привел, чтобы повеселиться от души, вот они его в четыре клыка и того. Случалось же такое раньше, мне кто-то рассказывал, то ли Савва, то ли еще кто. Ну, не досуха, конечно, выпивали, но на тот свет бедолага отправлялся.

— Вариант, — кивнул Францев. — Если все так, то задача упрощается. А если нет? Если так и было задумано?

— Если нет — все сложнее, — вздохнул Морозов.

— В любом случае правонарушение налицо, — подытожил Францев. — Причем серьезное. Потому сейчас мы с тобой, Баженов, отправляемся к Ростогцеву, ты, Саша, едешь к Загряжскому, а Олежка держит путь к своему приятелю Ленцу.

Ровнин хотел было сказать, что не такие уж они и приятели, но, подумав, решил промолчать. Не стоит раздражать начальство тогда, когда у него голова болит.

— Каждой из перечисленных персоналий выкатывается претензия по поводу случившегося, — продолжил Аркадий Николаевич. — В ультимативной форме, без всяких сюсюканий, упреков и тому подобной чепухи. Убит человек, причем в том, кто и как его прикончил, никаких сомнений нет, потому любые разговоры здесь лишние. Отделу нужны те, кто это сделал, срок исполнения — сутки. Причем, что важно, нужны не в виде пепла и фразы «Мы сами с ними разберемся, даем слово». Мы желаем получить их живыми. Ну, разумеется, условно, поскольку формально они нежить. Если нет — отдел сам займется розысками, но тогда уж не обессудьте, дальнейшие разговоры вести никто не станет. Плюс я лично побеседую с представителями налоговой полиции, ОБНОНа и еще много с кем. В смысле — я их клубам и ресторанам устрою веселую жизнь. С опечатанными помещениями и бесконечными проверками прибыльный бизнес вести очень, очень трудно, будь ты хоть трижды бессмертный.

— Зассут, — уверенно заявил Баженов, вставая и подходя к холодильнику. — К гадалке не ходи!

— Поживем — увидим, — усмехнулся Францев, а после уточнил: — Ты чего делаешь?

— Обеспечиваю нам ужин, — ответил ему Славян. — Хочешь жить — умей вертеться.

— Н-да, — вздохнул начальник, а после обратился к Ровнину. — А ты что так одет? Прямо сирота казанская. Вчера же тебя экипировали по высшему разряду?

— Так погода-то какая? — показал на окно Олег. — Грязно, сыро. Жалко костюм! Да и холодно в нем.

— Ладно, заберешь у меня в машине свои вещи. А то очень уж куртка страхолюдная, честное слово, тебя в такой к Арвиду просто не пропустят, ты в ней бомж бомжом. Прямо так и тянет милостыньку подать!

Олег и сам с радостью снова натянул на плечи верную джинсовку. Нет, прежде он ее тщательно обнюхал, чем немало повеселил Баженова, но, к его немалому удивлению, ничем она не пахла. В смысле, не уловил он отголосков вчерашней подземной вони.

Что до клуба — никаких сложностей с тем, чтобы попасть внутрь, у него не возникло. Как Арвид и говорил, черная с золотом карточка на самом деле открывала ему все двери, даже несмотря на то, что в данный момент заведение не работало. Плюс и Себастьян его моментально вспомнил, несмотря на то что ранее видел всего пару раз.

Отдельной удачей оказалось то, что Ленц бодрствовал. Просто спи он, то вряд бы кто-то стал его поднимать для беседы с Ровниным. Нет, возможно, для Францева бы сделали исключение, но Олег, конечно, был персоной не такого калибра.

— Рад видеть, — поприветствовал юношу как всегда элегантно одетый глава вурдалачьей семьи, а после протянул ему руку. — Хорошо, что заглянул. А то как тогда разок зашел в гости, так и пропал на все лето.

— Работа, — сжав его ладонь, ответил Ровнин. — Москва город большой, все время где-то что-то случается.

— Не стану спорить. — Вурдалак уселся за стол. — И она никогда не спит. Что-то выпьешь? Или, может, перекусить желаешь?

— От кофе не откажусь, — кивнул юноша. — Только в целом я не в гости, а по делу.

— Не сомневаюсь. Но я рад, что именно ты заглянул в мой скромный дом. Просто, хочешь верь, хочешь не верь, я уж собирался сам ехать на Сухаревку и тебя поджидать на дороге. Ну, как в тот раз.

— Неожиданно.

— А вот представь себе. Я, вообще-то, никогда в чужие дела не лезу, но тут ситуация такова… Впрочем, давай об этом позже. Сначала ты расскажи, с чем ко мне пожаловал. Так будет правильнее. Внимательно тебя слушаю.