Простые истины

Глава 13

Как оказалось, Францев жил в центре Москвы, в добротном позднесталинском доме-колодце, с несколькими арками, за которыми шумело Садовое кольцо, и с пустынным по причине плохой погоды и неспокойного времени двором. Даже собачников, которым и дождь, и разгул преступности не помеха, видно не было.

Не меньше Олега поразил и лифт, в котором сначала надо было закрыть за собой железную решетку, а после еще и две деревянные дверцы, со вделанным в них круглым отверстием класса «иллюминатор», потому что без этого устройство отказывалось функционировать.

Ну а финальным аккордом выступил сам начальник отдела. Нельзя сказать, что Аркадий Николаевич ходил на работу эдаким франтом или ежедневно поражал сотрудников изысканным гардеробом, но треники с вытянутыми коленями и майка с полинявшей от времени эмблемой Олимпиады-80 Ровнина, что скрывать, весьма впечатлили.

— Я дома, — мигом смекнув, что именно вызвало легкий ступор у сотрудника, заметил Францев, после пропустил гостя в приличных размеров прихожую, а затем закрыл за ним дверь. — В чем хочу — в том хожу.

— Так я чего? — смутился Олег. — Я ж ничего. Просто у моего бати такая же майка есть.

— Ясное дело, — ответил Францев. — После Олимпиады половина страны в таких ходила. И сразу — ты меня про этот праздник спорта не расспрашивай, не люблю его вспоминать. Для всех это было событие планетарного масштаба, а для нас сплошная головная боль. Сутками не спали, с ног валились, Сурен Погосян вообще с нервным срывом в «Кащенко» на две недели отбыл, причем даже не дожидаясь окончания соревнований. Но его понять можно, не каждый день на твоих глазах чернокожий боккор-верзила поднимает старое деревенское кладбище в Мытищах.

— Кто? — снимая кроссовки, переспросил юноша.

— Боккор, — подпихнул ему ногой тапочки начальник. — Жрец вуду. Проще говоря — заклинатель мертвых. Он покойников возвращает к жизни и заставляет себе служить. Фильмы про зомби видел? Ну вот. Этот, правда, изначально подобной цели не имел, он просто решил смастерить себе уангас с душами наших с тобой соплеменников. Ну, амулет такой, что-то вроде батарейки, которую можно после использовать в обрядах или с какими другими целями. Зрелище, скажу тебе, было еще то.

— Догадываюсь, — кивнул Олег.

— Я до сих пор не знаю, правда, чего в нем больше присутствовало — страшного или странного, — подумав, добавил Францев. — С одной стороны, вроде бы жуть — ночь, луна, два десятка мертвяков вылезают из могил с покосившимися крестами. А с другой — меня лично еще и смех разбирал. Ну представь себе — негр под два метра ростом в пестрой простыне с дыркой в середине, джинсах и сандаликах шаманит в Мытищах. Вот только я посмеялся, а Суренчик надорвался от этого всего.

— А амулет-то этот боккор сделал?

— Да как же! — хмыкнул Аркадий Николаевич. — У нас тут не Гаити, чихать хотели покойные Василии и Настасьи на его тропические штучки. Чуть не порвали они этого гостя столицы, еле-еле мы его успели у них отнять, а то ведь полетели бы клочки по закоулочкам. Да не то беда, что его разодрали, то скверно, что после чекисты нас на ноль помножили бы. Все же гость страны, хоть и вот такой, с придурью. По сути, тогда как раз лубянские концертом дирижировали, потому те две недели под ними и мы ходили, и прокурорские, и даже ребята с Петровки, что диво дивное. Они с начала времен с чекистами не очень ладили. Хотя «петрам» изначально было чутка попроще, чем остальным.

— Почему?

— Они еще до начала Олимпиады заключили с ворами джентельменское соглашение на тему «Вы не создаете нам проблем, мы это после не забудем». Чуть ли не на уровне Щелокова с одной стороны и авторитетных людей, таких как, например, Черкас, с другой, переговоры проходили. То есть — все по серьезному. И в Москве на самом деле было тихо. Но то они, а то мы. Не поверишь, Олежка, я после того, как сначала мишка олимпийский улетел, а за ним и все остальные любители спорта по домам разъехались, впервые в жизни надрался в хламину. Прямо вот в щи! Где пил — там и полег.

— Верю, — кивнул юноша. — Еще как!

— Конторские, если не врут, в те же дни квасили не меньше нашего, — добавил начальник. — Хотя у них в ведомстве подобное не очень приветствуется. Но их можно понять: кто окончание спортивной мозголомки отмечал, а кто и предстоящие звезды на погоны, потому что всякой пакости в те дни они повязали немало. Причем и чужой, и своей, отечественной.

— А «петры»?

— «Петры», — рассмеялся Францев. — Эти ребята для подобных забав олимпиаду не ждут. У них как зарплату дали, так и олимпиада. Ты чего встал? Пошли на кухню. Раз уж заговорили на эту тему, так давай по полтинничку примем. В такую погоду да с устатку — можно. Нет, я в принципе старый закон, гласящий: «С подчиненными не пей», чту, но, с другой стороны, в данный момент ситуация другая. Сейчас ты гость, я хозяин, а это иной счет.

Наверное, надо было и эти слова как-то прокомментировать, но Олег не нашелся что сказать, потому просто направился в кухню.

Кухня оказалась под стать прихожей — здоровенной, размером с добрую половину той квартиры, в которой Олег сейчас жил, да еще и с балконом.

— Опять же сразу, чтобы снять ненужные вопросы. — Францев открыл шкафчик и достал из него початую бутылку армянского коньяку. — Квартира мне от родителей досталась, а им от деда моего. А ему ее по личному распоряжению товарища Сталина выдали.

— Того самого? — изумился Олег. — Да ладно!

— Представь себе. У меня дедушка был профессор-химик, основоположник, лауреат, светило и прочая, прочая, прочая. У него до сих пор несколько работ засекречено, представляешь? Папа тем же самым занимался, правда, с меньшим успехом, потому стал лишь доктором наук. Я же, вероятнее всего, добрался бы всего лишь до кандидата, и то в лучшем случае, потому мудрить не стал и выбрал совершенно другую стезю. И ни о чем не жалею.

— Ругались родители? — понимающе уточнил Олег.

— Просто не разговаривали со мной года три, — ответил Францев. — Хорошо хоть на похороны деда позвали. Впрочем, и после них ничего не изменилось особо. А когда границы открыли, они оставили мне эту жилплощадь и отбыли на ПМЖ в город Дюссельдорф, где отцу в университете прикладных наук Роберта Шумана с ходу кафедру дали. С тех пор, собственно, я с ними не виделся. Да и слышался в последний раз еще в том году, под Рождество. Причем католическое. Впрочем, они апатеисты, им что то, что другое…

— Они кто?

— Апатеисты. Они не отрицают наличие Бога и не подтверждают его. Им просто все равно, — пояснил Аркадий Николаевич, разливая коньяк по рюмкам. — Впрочем, мне так даже спокойнее по нынешним временам. Там у них тихая спокойная страна с почти полным отсутствием криминала и хорошей медициной, потому они нас с тобой переживут. Ладно, вздрогнем, а потом расскажешь мне о том, чем тебя твоя суженая порадовала.

— Она не суженая, — опрокинув в себя рюмку огненной жидкости и заев ее лимоном, возразил начальнику Ровнин.

— Как посмотреть, — хмыкнул тот. — Ладно, не суть. Ты мне излагай то, что от нее узнал.

— Так уже, — хлопнул глазами юноша. — Еще по телефону все главное сказал. Эти двое родня Сокола. Он им дядька, а они друг другу двоюродные братья. У покойного две сестры имелись, одна старшая, другая младшая, и у каждой по сыну.

— Олег, это уже лирика, — поморщился Аркадий Николаевич. — Лишние детали.

— И оба бандиты. — Понятливо кивнув, Ровнин перешел к следующему разделу бытописания семейства Соколовых: — Ну как бандиты? Мелкая шелупонь, правда, из стремящихся. Один на малолетке полгода отсидел, другому чуть голову не открутили, когда выяснилось, что он себе партаки не по масти набил. Уже почти на ножи его поддели, как облава началась, он и сумел вывернуться из этой ситуации, с тех пор его в родном городе кое-кто подментованным считает. Так что и в родной Гатчине, и в соседней культурной столице у них никаких перспектив не имелось, кроме всего одной — сложить свои дурные головушки в самое ближайшее время.

— Ничего, в сущности, не изменилось, — усмехнулся Францев. — От судьбы не уйдешь.

— Ну, не скажите, — возразил молодой человек. — Умереть в Москве куда как приятнее, чем на малой родине.

— Да какая разница? — изумился Францев.

— Уж поверьте, — со знанием дела заверил начальника молодой человек, — так и есть. Большой город, красивый! У нас люди оценивают не только то, как ты жил, но и то, как и где умер.

— Ну, может быть, — согласился тот, листая документы. — Тем более что они умирать наверняка и не собирались. Ага, вот и знакомое имечко! Как знал!

— Что именно знали?

— А что следок найдется, — пояснил Францев, снимая трубку с телефона, который стоял на кухонном столе. — Небольшой, вот такусенький, но он есть. Теперь главное — человека дома застать, а то он с тех пор, как вверх по карьерной лестнице пошел, сильно занятый стал.

К великому изумлению Олега, его начальник, оказывается, обладал связями не только в Москве, но и в Санкт-Петербурге, причем, похоже, весьма высокопоставленными, что следовало из фраз вроде: «Три больших звезды на одну здоровенную сменял» и «Поди, в Таврический сад гулять ходишь вместо обеда». Что за сад такой, Ровнин не знал, но в целом вектор разговора был ему ясен, тем более что после прозвучало имя человека, которое фигурировало в документах, подготовленных Машей.

Ну а финальным подтверждением того, что служебное положение собеседника Францева в Петербурге более чем стабильно, стало то, что уже через час телефон заверещал длинными трелями, говорящими о том, что звонок междугородний.

Если честно, Олег порадовался, услышав этот трезвон. Не то чтобы ему было совсем уж не по себе, но некий дискомфорт он, конечно, ощущал. Даже накануне, в гостях у Машки, ему и то спокойнее было, чем здесь. Плюс ко всему его жутко тяготили мысли о его делах с Арвидом, и то, что он о них, по сути, обязан рассказать начальнику. Вот только как? Особенно теперь, когда отступать некуда. Не вернешься же в клуб со словами «Я передумал». Несерьезно это, по-детски. После такого ни о каком уважении к себе можно не думать.

И отсюда никак не уйдешь. А как? Что сказал Францев после разговора со знакомым? Он произнес:

— Теперь сидим и ждем.

Все. Начальник сказал «ждем» — значит ждем. И чай с сушками пьем.

Хорошо хоть, что долго ожидать не пришлось. Не до утра.

— Ага. — По довольному лицу Аркадия Николаевича Олегу стало ясно, что его питерский знакомец новости принес если не приятные, то как минимум полезные. — Слушай, парню твоему можно верить? А то знаешь, сейчас сотрудник какой пошел? Не выдумал он «на отвали»? Ерунду только так выдумают, лишь бы начальство лесом пошло. Ой, вот прямо у нас в Москве с агентурой никто работать не умеет, а у вас там все опера один к одному. И в бой, и в пляс. Что? На носу смотр художественной самодеятельности, потому пляс это тоже про вас? Ну… Молодцы, наверное. Самое то время для народных танцев и хорового пения.

Распрощавшись с приятелем, Францев потер ладони, глянул на Ровнина и снова взялся за телефон. Правда, теперь никакой вежливостью даже не пахло, тон был скорее делово-приказной, не предполагающий того, что собеседник ответит отказом или примется торговаться.

— Мотор, мне плевать, что ты триста водки уже выкушал и собираешься с лялей из центровых стресс снять. У меня есть вопросы, на которые ты мне можешь дать ответы. Приезжай на наше место, кое-что обсудим, а вот потом твори что пожелаешь. Нет, по телефону нельзя. Почему? Потому что я сказал.

Аркадий Николаевич повесил трубку, зябко потер ладони, а после сообщил Олегу:

— Ну, хоть что-то сегодня пошло не юзом. А то прямо не день, а какое-то мучение. Будь я помнительнее, то решил бы, что меня сглазили.

— Так сглаз же на самом деле есть? — уточнил Ровнин. — Мне Ленка рассказывала.

— Есть, — подтвердил Францев, — но не для меня. Еще лет двадцать назад я одной очень сильной и очень старой ведьме жизнь спас. Не нарочно, просто карта так легла. При другом раскладе я бы и пальцем не пошевелил для того, чтобы ей жизнь сохранить, но там либо обоим было пропадать, либо ее вытаскивать. Вот она в благодарность и сделала так, что от меня теперь любые проклятия и сглазы точно горох от стены отлетают. Так что сегодня просто день такой. Случается иногда — за что ни берешься, все вкривь да вкось выходит.

— Случается, — подтвердил его подчиненный. — Еще как. Судьба.

— Ты на судьбу всё не вали, — велел юноше начальник. — Она, конечно, есть, это факт. Но в большинстве случаев истоки большинства проблем следует искать в самих себе. Тут не предусмотрел, тут не предугадал, там не сделал, здесь лишнее брякнул. Последнее обстоятельство, кстати, является самым частым катализатором различных неприятностей. Во-первых, слово материально. Во-вторых, ты сказал и забыл, а тот, кто услышал — нет. И всё, рано или поздно вернется к тебе твоя дурь бумерангом, можешь не сомневаться. Да что далеко ходить — вот прямо сегодня один обалдуй изрядную глупость сказал, сам того не поняв. А ведь ее услышали, мало того — дальше передадут, в этом можно не сомневаться. И рубль за сто немалые проблемы могут в самом скором времени нарисоваться, причем и у него, и у нас, поскольку я стоял с ним рядом.

— Может, еще обойдется?

— Может, — согласился с гостем Францев. — Но вот только на душе сильно муторно. Давно такого не случалось. Да еще этот василиск некстати в городе нарисовался… Одно хорошо: маленький еще совсем, недавно из яйца вылезший, на птичку похожий. Так, давай притормози с вопросами, я схожу джинсы натяну. Не в трениках же в Дегунино ехать, верно?

И снова Олегу пришлось забираться в раздолбанную «четверку», которая своим скрежетом, рычанием мотора и гулким чихом выхлопной трубы, наверное, одну половину дома перебудила, а вторую перепугала.

— Я про василисков в книгах читал, — сообщил начальнику Ровнин, когда машина, судорожно дергаясь на ходу, вырулила через арку на пустынный по причине позднего времени проспект. — Они человека взглядом в камень превращают.

— Все не совсем так, — качнул головой Францев. — Хотя некое зерно правды в твоих словах есть. В любом случае василиск — одна из самых опасных тварей, которые могут нам встретиться. Почему? Потому что у них есть некое подобие разума. Ну да, на уровне инстинктов, но тем не менее. А уж если это взрослая особь, которая осознала свою силу и попробовала людское мясо, то большая беда может случиться. В последний раз, когда в Москве обнаружилась эта тварь, прилично народу полегло. А еще Пиотровский погиб, тогдашний начальник отдела и мой наставник. Собой пожертвовал, чтобы большей беды не случилось. Хотя куда уж больше… Таких профессионалов, как Иван Николаевич, днем с огнем не сыщешь. Отдел точно осиротел тогда.

— Ничего себе, — проникся Олег. — Так надо же что-то делать?

— Что ты! — чуть иронично произнес Аркадий Николаевич. — А мы бы не догадались. Морозов землю весь день носом рыл, чтобы понять, откуда эта красота у нас объявилась. Вернее, отправную точку мы теперь точно знаем — таможня. Важнее понять, куда его после увезли.

— Так надо тамошних сотрудников тряхнуть, — предложил Олег.

— Надо, — кивнул Францев, — если бы было кого. Мы, по-твоему, как узнали, что в Москве объявился василиск? Как раз благодаря таможенникам, царство им небесное. Двое из них обнаружены сегодня в терминале, у обоих лопнули глаза, из ушей по литру крови вылилось и выражение ужаса на лице. Сто процентов работа василиска-птенца.

— Ничего себе птенчик! — недобро усмехнулся Ровнин.

— Была бы особь постарше, там от голов одни воспоминания остались бы. А если половозрелая, то всей смене таможенников конец бы наступил. Эти твари живых за собой не оставляют.

— И на кой вот такого ввезли в страну? — удивился юноша. — Кому такое счастье нужно?

— А ты думаешь, у нас в стране идиотов мало? — ответил вопросом на вопрос начальник. — Да полным-полно. Я тебе больше скажу: велика вероятность того, что ни тот, кто продает, ни тот, кто покупает, понятия не имеет, о каком товаре на самом деле идет речь. Его запросто могут выдавать за редчайшую породу попугаев или какую-то экзотичнейшую птицу откуда-нибудь из устья Амазонки.

— Серьезно?

— Предельно. Случалось такое ни раз и не два, сам тому свидетель. Тем более что маленький василиск выглядит весьма мило, эдакая пестрая птичка с золотым клювом и хвостом того же цвета. Чудо что такое! Вот только покупатель представить себе не может, что он со временем вырастет в покрытую броней человекоподобную тушу, способную косить врагов голосом и взглядом. Впрочем, своих новых хозяев он убьет куда скорее, чем вырастет, а после свалит куда-нибудь туда, где темно и никто не ходит. Ну, например, куда-нибудь на нижние уровни канализации, такие, на которые даже слуги Джумы не суются. И, как результат, года через три-четыре мы огребем такую проблему, что мало никому не покажется. Потому давить эту пакость надо сразу, пока у нее перья в хвосте мягкие.

— Найти бы ее только!

— Найдем, — заверил юношу начальник. — И ее, и тех, кто канал для транспортировки этакой дряни наладил тоже. Может, и не сразу, но обязательно. Причем в этот раз они переломами не отделаются, конкретно этим я устрою веселую жизнь.

— То есть такое не в первый раз происходит? — уточнил Олег.

— Ну везете вы всякую не очень законную всячину вроде колибри, обезьянок-резусов и бамбуковых медведей, и везите. Пусть. Нет, плохо, конечно, что через границу волокут откровенную контрабанду, но тут я ничего изменить не могу. Времена такие, что народ не живет, а выживает, и таможенники не исключение. Только такое-то зачем в страну переть? Повторюсь — ясно, что эти идиоты понятия не имели, что за птичка у них в руках. Но если ты не знаешь, кого везешь, то зачем это делать? А если это носитель заразы, и ты первый от нее сдохнешь? Или инвазивный вид, который запустит цепь изменений в родной природе? За такое срок навесить могут побольше, чем за теракт, всю жизнь будешь в маленькое окошко вечной мерзлотой любоваться. Прецеденты есть. Но нет, отказываются люди голову включать. Теперь думать им некогда, надо деньги зарабатывать. Тьфу!

— А если бы они знали? — подумав, уточнил Олег. — Ну вот выяснили бы, что это не прикольный попугай, а василиск. Тогда как?

— Не поверили бы, — ответил ему начальник, — как и остальные люди по всему миру. Если ты не заметил, то те, с кем мы сталкиваемся, особой тайны из своего существования не делают. Ну, кроме, может, только домовых, для которых традиции — все. Вот не любят они людям показываться со времен царя Гороха. А остальные особо не таятся. Ответишь мне почему или сразу рассказать?

— Попробую, — Олег выдержал паузу, а после предположил: — Потому что в них никто не верит.

— Снова молодец. Именно. Двадцатый век перевернул мир вверх тормашками несколько раз, и этого хватило для того, чтобы в нем изменилось все. Вообще все, от государств и социальных отношений до ареалов обитания целых народов. В том числе и веками существующие отношения мира тварного и мира ирреального сошли на нет. Сказки, фольклор, фэнтези — вот как теперь называется наша клиентура. Ее де юре просто нет. Она не существует. И ее, к слову, это более чем устраивает, им так удобнее жить. Если в тебя не верят, то тебя, выходит, как бы и нет, потому можешь творить все, что заблагорассудится. С кого спрашивать-то?

— Ну да, — подумав, согласился Олег. — Если бы я весной к вам не попал и столкнулся, к примеру, с теми же гулями случайно, подумал бы, что кино про зомби снимают. Или еще что-то в этом роде.

— Именно. И понял бы, что ошибаешься, только тогда, когда тебя стали бы на куски рвать. Вот только рассказать о том, что это не сказки, а чистая правда, уже никому бы не смог. Просто потому, что был бы мертв. Понимание реальности происходящего к людям чаще всего приходит тогда, когда уже ничего не изменишь. Но это не самая большая беда, Олежка.

— А что же еще хуже?

— То, что иногда люди переступают через рациональность мышления и докапываются до сути происходящего. Их таких мало, но они есть. Большая часть подобных сталкеров довольно безобидна, их, как правило, называют городскими сумасшедшими и охотно приглашают на программы с названием «Третий глаз» или «Удивительное рядом». Ну или определяют по весне и осени в «желтый дом», прокапаться и отдохнуть среди своих. Еще есть особо упорные журналисты, которые нет-нет да и постигают суть явлений, чаще всего на свою голову. На моей памяти имеется десяток таких, которые вышли из дома и никуда не дошли или были найдены на городских свалках. Еще парочка в автокатастрофах погибла, причем на довольно спокойных участках дорог. Их жалко, но они сами виноваты.

— Работа такая, — покивал юноша.

— Именно. Но есть и третья категория, для нас самая неприятная. Это умные и сильные люди при власти и деньгах, которые очень хотят жить как можно дольше. А лучше — всегда. Таких единицы, но они есть. И один из таких как раз сейчас очень активно ищет способ ускользнуть от смерти, которая его за горло взяла.

— Монах, — утвердительно произнес Ровнин.

— Он, родимый, — подтвердил Францев. — Я не знаю, когда и как он осознал, что есть те, кто сможет ему помочь, минуя официальную медицину и материалистическую теорию, но это случилось. А поскольку господин Ревельский относится к тем натурам, которые, приняв решение, сразу же приступают к его реализации, то это сразу привлекло внимание отдела. Не потому, что мы должны подобное пресекать, мы не пограничники на границе миров, у нас другой функционал. Но, во-первых, гибнут люди, пусть не самые лучшие, но все же. Во-вторых, если Монах добьется успеха, то это может создать нам серьезнейшие проблемы в будущем. Под его рукой полторы сотни бойцов и прикормленные люди в государственных структурах. Может, он просто продолжит заниматься тем, чем и раньше — это ладно. А если нет? Если у него возникнут куда более глобальные планы? Человек он, повторюсь, более чем неглупый, со здоровыми амбициями и склонный к масштабным проектам.

— Аркадий Николаевич, я, возможно, сейчас скажу не самую правильную вещь, — тщательно подбирая слова, проговорил Олег. — Я же все-таки сотрудник милиции, о таком даже в принципе думать не должен. Но раз такая ситуация, так, может, лучше этого Монаха…

— Убрать, — закончил за него Францев.

— Ну да. Даже если не брать в расчет то, что он может в будущем натворить, то все равно по нему вряд ли кто заплачет. Ну вот не самый он лучший гражданин нашей страны.

— Все так, все верно. Да и реализовать такое несложно, уж поверь. Без всяких снайперов и взрывчатки в машине можно обойтись. Однажды утром он просто не проснется, и все. Вот только с ним много информации уйдет. Он же почему-то поверил в реальность происходящего, кто-то его просветил на этот счет. Причем так, что у него в голове одно с другим замечательно сошлось. Я вот упоминал о том, что сегодня за город ездил. А знаешь куда?

— Куда?

— На одну речку, что недалеко от столицы. Не самая большая, не самая широкая, каких в Подмосковье полно. Но с одним отличием от остальных — в реке этой ключ бьет, и не абы какой, а с живой водой.

— С чем? — опешил Олег.

— Повторяю — с живой водой. Что ты глаза пучишь? Если есть гули, вурдалаки и арыси, почему не быть живой воде?

— Да нет, конечно, — пробормотал юноша. — Просто это совсем уж… Ну… Неожиданно.

— Ну да, совсем из сказок. Олежка, эти самые сказки на ровном месте не возникают, за каждой из них стоят факты и реальные происшествия. Да, случившиеся столетия назад и обросшие левыми деталями, но рациональное зерно есть в каждой. Что до живой воды — я лично два раза всего видел ее действие, причем оба случайно. Это запретная тема. Никто из детей Ночи никогда, ни под каким предлогом не станет делиться живой водой со смертными, потому что Покон категорически воспрещает подобное и карает отступников беспощадно. Нет, есть два или три официальных исключения из правил, вроде даже кому-то из наших в том веке свезло глотнуть заветной влаги, но не поручусь за то, что это правда.

— Круто, — перевел дух Ровнин.

— Я к чему, — продолжил его начальник. — Таких ключей по России два с половиной десятка, по нашей области их всего два. И представь себе — люди господина Ревельского прибыли именно к тому месту, где бьет этот ключ. А это, напомню, река. Не озеро, не пруд. Река, пусть не самая протяженная, но все же. Понимаешь, о чем я?

— Им дали наводку.

— Именно, — усмехнулся Францев. — Причем очень точную, я бы сказал, детальную. Отдельно замечу — не так и много столичных обитателей Ночи в курсе того, что этот ключ вообще существует. Скорее даже наоборот — мало кто про него знает. А тут — нате вам, получите и распишитесь. Причем у этих гавриков имелся четкий план действий. То есть — разработанный ранее, и, скорее всего, не ими самими. Вопрос: кто же это у нас такой продуманный и информированный?

— Ну уж точно не сам Монах.

— Но и это не все. Не надеясь на живую воду, он попутно реализует другой замысел, связанный с бессмертием, которое ему может подарить вурдалак. Это, конечно, куда более глупый по своей сути план, хотя, конечно, более реальный.

— Почему?

— Видишь ли, до живой воды добраться все же довольно сложно. У нее есть защитник в виде водяного, плюс еще кое-какие частности следует учитывать. Берегинь, которые в давние времена дали жизнь этим ключам, давно нет, но есть те, кто их помнит и кто встанет на защиту их творений. Что до вурдалаков… Им такой неофит в радость, ибо денег у Ревельского полно, и все они перейдут в их ведение. Монах думает, что он будет диктовать свои условия кровососам, только вот все случится строго наоборот. Ему дадут немного покуражиться, но ровно до той поры, пока он богат. А как карманы опустеют, он станет просто одним из прислужников главы семьи. Или вообще его в пепел обратят и по ветру оный пустят.

— Жесть, — выдохнул Олег.

— А ты как думал? У вурдалаков вопросы иерархии и соподчинения проработаны до мелочей. Вот только есть у меня ощущение, что Монах про это все как раз не в курсе. Перед ним разыгрывается спектакль, основная цель которого создать иллюзию, что его ждет долгая счастливая нежизнь. Причем отлично срежиссированный спектакль, главная цель которого далеко не бессмертие его единственного зрителя, а что-то совсем другое. И я очень хочу знать, кто автор и постановщик этой пьесы. Для того мы с тобой и приперлись в такую поздноту аж в Дегунино, причем в такое глухое место, где и днем человека не встретишь. Кстати, мы на месте. Видишь, машина стоит? Это комитет по встрече.