Простые истины

Глава 7

— Не люблю, когда мне ультимативно указывают, что делать, — сообщил Олегу глава семьи. — Подобное претит моей натуре.

— Никто не любит, — согласился с ним юноша. — Кому такое понравится? Но отдел сейчас в своем праве. Да и потом — о приказе речь не идет. Скорее, это возможность выбора, что в сложившейся ситуации более чем… Даже не знаю… Гуманно, что ли? Хотя нет, не очень правильное слово. О! Демократично. Это — самое то.

— А ну-ка, — заинтересовался Арвид. — Какого же именно выбора? Поясни.

— Аркадий Николаевич мог сразу повесить на вурдалаков случившееся, не разбираясь, кто виноват, чьих это клыков дело и так далее, — охотно выполнил его просьбу Ровнин. — Но не стал же? Он предоставил трем наиболее влиятельным семьям возможность самим выяснить, что и как. И времени предоставил с запасом.

— Ой ли?

— Сутки — это очень долго, — заверил собеседника молодой человек, — с учетом произошедшего. Найдите виновников, сдайте их нам — и вопрос будет закрыт. Никаких разборок, никаких конфликтов. Разве плохо?

— А ты очень быстро учишься, Олег, — глянул на юношу вурдалак. — Невероятно быстро. И не скажешь, что всего-то несколько месяцев назад ты являлся начинающим сотрудником в заштатном саратовском ОВД, где получал по голове от футбольных фанатов и умело провалил свое первое задание. Вот что значит, когда человек попадает на свое место. Там ты, возможно, так бы и остался… Ну, не никем, а, скажем так, одним из многих. Но тут, под крылом уважаемого Аркадия Николаевича, скоро станешь настоящей гончей с Сухаревки, что в целом немало.

В боксе состояние, в которое на мгновение впал Ровнин, называется «грогги». Он ожидал услышать от Арвида что угодно, только не подробности о собственной карьере, причем изложенные в деталях. Мало того — он не понимал, как ему следует реагировать на произошедшее. Спрашивать: «Откуда знаешь?» глупо, говорить: «Да с чего ты взял?» еще глупее. Можно, конечно, просто промолчать, но и этот поступок прямо сильно умным не назовешь.

— Но вот маскировать свои чувства в тот момент, когда все внезапно начинает идти не так, как тебе хочется, ты пока не научился, — заметил вурдалак, не особо скрывая то, что получает от сложившейся ситуации удовольствие. — А надо бы. Умение держать удар в любой ситуации для человека твоей профессии обязательно. Будь на моем месте кто другой, он бы тебя уже начал препарировать. Не в прямом смысле, конечно, в переносном, но сути дела это не меняет. Как там пословица звучит? «Поймал мыша и души не спеша». Вот это про тебя в данный момент.

— Все так, — признал Олег, решивший, что в данный момент это лучшее из решений. Арвид его подловил, отрицать очевидное не имеет смысла, значит, самое разумное признать то, что он прав.

— Да ты сам мне все рассказал, — рассмеялся вурдалак, глянул на чуть округлившиеся глаза Олега, а после гаркнул: — Долго нам кофе ждать?

— Несу-несу, — донесся голос от барной стойки. — Еще минуточку!

— Разленился персонал, — пожаловался юноше владелец клуба. — О чем бишь я? А, вопрос, откуда мне все известно. Да, ты его не озвучивал, но он очевиден. Повторюсь — ты сам мне все рассказал.

— Когда? — уточнил Олег, поняв, что собеседник, чуть противореча самому себе, все же душит его, как того самого мыша, направляя разговор в то русло, которое ему выгодно.

— Еще весной, — пояснил Арвид. — Помнишь наш разговор в машине? Когда я тебе вип-карту подарил?

— Помню, — кивнул молодой человек. — Вот только вроде…

— Да-да, про Саратов ты ни словом не упомянул, — подтвердил вурдалак. — Но зато, когда зашла речь о диджее, который у меня в клубе должен выступить, ты сказал что-то вроде «он у нас недавно тоже был». Первое — раз «у нас», то ты, выходит, не москвич. Ну а дальше оставалось только выяснить, в каких городах этот диджей недавно работал. Их было не так и много, всего три, причем находились они не сильно рядом друг с другом. А потом ты мне дал еще одну подсказку, притащив в клуб свою подругу из города Энгельса. Хоть мое племя с ведьмами не очень ладит, разведать, что за красотка с тобой пришла и откуда она родом, задача не из сложных. В Энгельсе Орбит не работал, зато в соседнем Саратове — очень даже. Вот и все.

Олег вроде только-только отдышался от предыдущего удара, как ему прилетел второй. И был он больнее первого, потому что тут юноша себя еще и дураком почувствовал. Он до сих пор отчего-то гордился той давней беседой с Арвидом, которая, как ему казалось, была проведена филигранно, а на деле выходит, что матерый кровосос его как младенца сделал.

— Кстати, умению выжимать из собеседника как можно больше, а о себе ему давать информации как можно меньше тебе тоже следует подучиться, — мягко произнес глава семьи. — Недаром говорится, что дьявол таится в мелочах. Все так и есть. Любое неосторожно сказанное слово всегда может быть обращено против тебя. И необязательно сразу, умные противники никогда не спешат пускать подобное оружие в ход немедленно. Они приберегают его для особой ситуации, чтобы в самый подходящий момент превратить накопленные знания в подобие мизерикордии. Знаешь, что это такое?

— Нет, — вздохнул Ровнин.

— Мизерикордия — кинжал такой, с очень узким, но очень острым лезвием. В Средневековье им добивали поверженных, но еще не умерших рыцарей, чтобы те не попали в плен, например, к сарацинам, и не подвергались пыткам, в которых на Востоке знают толк. Они же в доспехах были, которые так просто не пробьешь, а тонкое лезвие запросто может нужную дырочку найти и помочь соратнику отправить раненого бедолагу в лучший мир. Эдакое летальное милосердие.

— Познавательно, — мрачно буркнул Ровнин.

— Олег, ну что ты насупился? — рассмеялся Арвид, пододвигая к нему чашку кофе, которую наконец-то доставил к столику чуть сонный бармен. — Я же ни с кем этой информацией не собираюсь делиться. Никто не узнает от меня, как ты оказался в Москве. Вернее — почему.

В этот раз юноша вовсе никак не стал реагировать на услышанное, потому что не видел в данном поступке никакого смысла, поскольку его, все по той же спортивной терминологии, теперь не только кинули через бедро, но еще и прижали к ковру.

— Саратов не Москва, там обитает не так много таких, как я, — продолжил вурдалак. — Всего-то две семьи, и те не слишком многочисленны. Глава одной из них, наиболее достославной, относится ко мне с немалым почтением, так как его некогда одарил поцелуем нежизни мой добрый и давний друг, с которым мы знакомы с девятнадцатого века. Опуская разные подробности, скажу так: Алекс более чем охотно выполнил мою несложную просьбу разузнать все о некоем молодом человеке, служившем в милиции и недавно покинувшем родной город. Деньги и связи открывают многие двери, потому мне довольно быстро стала известна история о застреленном азербайджанце, клятве его брата отомстить за родную кровь и внезапно пропавшем невесть куда лейтенанте Ровнине. Кстати, сразу отмечу — действия твои были и разумны, и оправданны. Ты и выстрелил вовремя, и из города уехал крайне своевременно.

— Там из моих действий только выстрел, — признался Олег. — С остальным коллеги помогли.

— Повезло тебе с ними, — понимающе кивнул Арвид. — В наше время бескорыстная помощь ближнему встречается еще реже, чем совершеннолетние девственницы.

— Мне кажется, они меня просто пожалели.

— И что в том плохого? Сочувствие не самое дурное людское качество, как мне кажется. Особенно если оно продиктовано не самолюбованием или желанием как-то нажиться на чужой беде, а искренним душевным порывом, а здесь, похоже, именно он и присутствовал. Ладно, не суть. Повторю то, что уже произносил — твоя тайна останется при мне, я никак ее в своих интересах использовать не стану, в чем клянусь Ночью и честью семьи.

— Благодарю, — пробормотал Олег, которого все сильнее выбивали из колеи внезапные повороты этого разговора.

— Но не поручусь, что именно так поступят другие твои знакомые, — выдержав небольшую паузу, тонко улыбнулся вурдалак. — Я ведь могу говорить только за себя.

— Другие знакомые? — переспросил Ровнин. — Ты о ком?

— Алекс наводил справки о тебе у одного из сотрудников милиции, — пояснил глава семьи. — Обычная мелкая сошка из отдела кадров. Ты же знаешь, как все в государственном аппарате устроено — за приказом надо идти к генералу, а вот за данными и реальным делом к незаметному, но очень хорошо информированному человечку. Правда, и он не знал, куда тебя в результате отправили, но ряд предположений высказал, одно из них было связано с Москвой. А еще он сообщил, что сначала тебя искали азербайджанцы, а после молодая и красивая девушка, которая неплохо заплатила за предоставленные ей данные. Догадываешься, о ком идет речь?

— Яна, — моментально ответил юноша.

— Уверен, что да, — кивнул вурдалак. — И в ее лице ты заполучил проблему, которая может в любой момент подпортить тебе жизнь. Я, как было сказано ранее, ни с кем своими знаниями делиться не собираюсь, а вот ведьмы… Никогда не знаешь, что им придет в голову. Они могут прямо завтра устроить с тобой нежданно-негаданную встречу, на которой предложат немного на них поработать в качестве источника информации, пообещав в случае несогласия сделать твою тайну всеобщим достоянием. Или, может, попросят добыть им какой-то артефакт из вашего хранилища, слава о котором идет по подлунному миру еще с позатого века. Ну или просто продать твою тайну тем же бандитам за неплохие деньги. Марфа, которая, я уверен, выступила инициатором поисков, конечно, так не поступит, благо в деньгах не нуждается, но то она, а то ковен из региона, живущий по принципу достойной бедности.

— Какие невеселые перспективы, — вздохнул Ровнин, — аж мороз по коже.

— Собственно, к чему этот разговор был начат? — закинул ногу на ногу Арвид. — Я могу решить твой вопрос быстро и эффективно.

— Это как же? — удивился Олег.

— А ты подумай, — предложил ему вурдалак. — Кардинальных способов, которые применимы для устранения подобных проблем, на самом деле не так и много. Скорее, даже всего ничего. И без лишней скромности скажу — мало кто в этом мире может устранять подобные помехи лучше, чем мы, дети Ночи.

Разумеется, Ровнин сразу сообразил, о чем ведет речь его собеседник, вот только не очень понимал, как реагировать на его предложение. Вернее, было ясно, что принимать его никак нельзя, это все равно что сразу положить на стол Францева рапорт об уходе, но при этом и «нет» ему очень не хотелось произносить. Хотя бы потому, что впервые за все это время ему предложили вполне реальный способ решения проблемы, которая столько месяцев висела над его головой, точно дамоклов меч. Что скрывать — Олега крепко вымотал постоянный страх за родителей, к которым в любой момент могут заявиться небритые люди с пистолетами, плюс он очень устал от то и дело приходящих по ночам снов, в которых его сначала били по голове, после затаскивали в машину, затем долго и изощренно мучили в какой-то бойлерной, а под конец живьем заталкивали в печь, где гудело жадное багровое пламя.

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, — понимающе улыбнулся Арвид. — Более того — признаю, что это очень, очень непростое решение. Бесспорно, ситуация вывернута наизнанку: те, от кого ты должен охранять людей, предлагают тебе одного из них убить, причем не для своих нужд, а для того, чтобы ты сам дальше жил спокойно. Не гимн идиотизму, конечно, но близко к тому. Плюс сложнейший выбор — долг или жизнь. Тебе ведь нельзя заключать сделки с такими, как я, верно? Уверен, это если не первая, то уж точно вторая заповедь, по которой живут сотрудники организации, к которой ты принадлежишь.

— Нельзя, — подтвердил Олег. — Прямого запрета нет, но все знают, чем рано или поздно подобное заканчивается. Случались прецеденты.

И он не врал, таковые действительно были. Среди дел, которые он по-прежнему изучал с огромным удовольствием, ему то и дело попадались бумаги, которые никак не относились к описываемым операциям и реализациям былых лет, но зато представляли собой эдакие подтверждения того, что когда-то в этих стенах работали ребята и девчонки, не сильно-то от нынешних сотрудников отличавшиеся. Ровнин даже папочку специальную завел, куда такие находки складывал. Среди них имелась, например, очень недурственная карикатура на девушку, у которой в одной руке находился наган, в другой — зеркальце, и снабженная надписью «Машка-промокашка». Еще ему попался отчет титулярного советника Э. П. Штольца, написанный красивым, но каким-то дерганым почерком, в коем тот объяснял, по какой причине 12 июня 1879 года не смог прибыть в расположение Сухаревской полицейской части для проведения совместной операции по пресечению розничной торговли запрещенными товарами. Причем причина была веская и в каком-то смысле выпуклая — укус пчелы в щеку. А буквально днями в папке с документами, датированными апрелем 1915 года, он отыскал рапорт прапорщика В. В. Мирошникова, в котором тот категорично требовал отправить в действующую армию именно его, а не г-жу Аленину, несмотря на то что та является более опытным сотрудником. Ну а истинной жемчужиной своей коллекции Олег полагал три билета на оперу Оффенбаха «Перикола», которую летом 1927 года давали в студии Большого театра, причем с оторванными корешками и подколотым рапортом, из которого следовало, что агенты Шелепихин и Москвин, а также примкнувшая к ним сотрудница ОГПУ Веретенникова из соображений служебной необходимости посетили сие мероприятие за свой счет, в связи с чем просят компенсировать понесенные расходы из кассы организации. Очень Ровнину хотелось спросить у тети Паши, вернули им деньги или нет, но в результате делать он этого не стал. А ну как не вернули и она по данному поводу до сих пор зла?

Среди этого добра имелись и два особенных протокола, причем довольно невеселых. Первый совсем старый, аж от 8 июня 1871 года, подписанный его сиятельством графом Никишевым А. Х., который тогда являлся руководителем «Специальной коллегии при Особой канцелярии Е. И. В». Второй, оформленный куда менее витиевато и заверенный начальником особого отдела ГПУ при НКВД РФ А. П. Ардовым, был поновее и датировался двадцатыми годами уже этого века.

А смысл у протоколов один и тот же — вынесение приговора сотрудникам, использовавшим свое служебное положение в личных целях и для того заключившим сделки с теми, за кем поставлены надзирать. Правда, вот резолюционные части документов разнились. В 1871 году некто Лавриновский своими обоюдовыгодными связями с ковеном ведьм «нанес изрядный вред репутации коллегии, а также послужил дурным примером для других сотрудников», потому его лишь лишили места, чина, наград и приговорили к десяти годам каторжных работ, а вот в 1924 году все закончилось не так мажорно. За предательство общего дела, повлекшего за собой гибель товарища Суховой Маргариты, некто Зинько Петр единогласно был приговорен к расстрелу. И, судя по слову «Исполнено» на верхнем левом углу протокола, к стенке его поставили довольно быстро. Может, даже, в тот же самый день.

Впрочем, дело было даже не в том, что Олег боялся каторги или расстрела, тем более что ни та, ни другая мера воздействия сейчас вряд ли к нему могла быть применена. Просто в его голове как-то не укладывался сам факт того, что он может поступить подобным образом. И даже не потому, что он вот такой честный или хороший, нет, тут другое. Просто он за эти месяцы прикипел своей молодой душой к отделу намертво, вот какой коленкор. Настолько, что уже не очень представлял, как станет жить вне его. И скажи ему кто-то завтра: «Ну все, теперь можешь валить обратно в Саратов», то впал бы Ровнин в ступор посильнее нынешнего. Вот и выходит, что предать отдел для него равнозначно предательству себя самого.

— Олег, я просто хочу оказать тебе услугу. — Вурдалак, достав из кармана пиджака пачку сигарет и зажигалку, положил их на стол. — Кури, не стесняйся. Так вот — просто услугу. Я бы даже сказал, дружескую, но это слово здесь не слишком уместно. Я реалист и прекрасно понимаю, что никакой дружбы между нами быть не может хотя бы в силу того, что она хороша только между равными. Не в том смысле, что я выше, ты ниже или наоборот. Просто мы слишком отличаемся друг от друга по сути своей. У нас разные принципы и разные пути в этом мире.

— А зачем тогда тебе это все? — Ровнин достал из пачки сигарету. — Участливый тон, предложение помощи?

— Для тебя ведь не секрет, что я живу уже очень давно? Так вот, сейчас не первая эпоха перемен, что я наблюдаю. Скажу прямо: не только для людей такие времена не сильно приятны, уж поверь. Мы зависимы от вас, Олег, и сильно, потому, когда все рушится у вас, Ночь тоже потряхивает, причем неслабо. У нас тоже вверх лезет всякая гниль, рвутся наработанные связи, нарушаются договоренности, ломаются устои. Но при этом я точно знаю, что любое лихолетье непременно заканчивается, и тогда все начинается снова. Я уважаю Аркадия Николаевича, это на самом деле так, но он, уж извини за прямоту, человек из вчера. А ты, Олег, — завтра. Это мало кто понимает, ты и сам, скорее всего, данный факт не осознал в полной мере, но вот я считаю именно так. И потому мне очень хочется, чтобы ты до этого самого завтра дожил, потому что именно с тобой я планирую заключать те самые новые договоренности и возводить новые устои. Следовательно, меня не устраивает расклад, в котором бандит с одной извилиной в голове сначала станет тебя мучить, а после убьет. Да, конечно, это может случиться и просто так, без кровной мести и наводки ведьм, но если есть возможность отвести от тебя вполне реальную опасность, то я хотел бы ее использовать. Причем без какой-либо сиюминутной выгоды для себя.

— То есть?

— Клянусь Ночью, Луной, честью своей семьи и именем, данным мне при перерождении, что никогда и ничего не попрошу у тебя за эту услугу, — мерно и немного торжественно произнес Арвид. — Под словом «услуга» я подразумеваю устранение опасности в виде кровной мести от рук некоего… Как его…

Вурдалак снова запустил руку в карман пиджака, достал из него бумажку и прочел вслух ее содержание:

— От рук Равиля Алирзаева. Вот как-то так.

В формулировках клятв Ровнин немного поднаторел, потому понимал, что сейчас Арвид на самом деле отказался от любой выгоды, которая ему в этой ситуации светила. Но при этом Олег накрепко запомнил слова Францева о том, что если дети Ночи не претендуют на награду сейчас, то это не значит, что они не рассчитывают получить ее после. Даже в том случае, когда они от нее отказались. Да и слово «сиюминутная» наводило на эти же мысли.

Но «нет» Олег вурдалаку по-прежнему говорить не хотелось, причем теперь еще сильнее, чем пять минут назад. Предложи хозяин клуба что-то другое, вроде БМВ дать на какое-то время покататься или годового запаса чипсов, он от этого подарка отказался бы легко.

Но тут…

— Ты с ответом не спеши, — посоветовал Ленц, как видно, снова все считав по лицу собеседника. — Но и не затягивай. Повторюсь: совершенно непонятно, когда этот нарыв прорвется. Может, ведьмы все же захотят тебя для начала пообхаживать, потому к бандитам сразу не побегут. Но — женщины же, их поступки предсказать невозможно. Да и обычный форс-мажор не стоит со счетов скидывать, в виде случайности. Кто-то из твоих земляков ненароком тебя в Москве приметит, потом родным в Саратове о том расскажет, вот и конец тайне. Кстати — чудо, что бандиты тебя за столько времени не нашли, при их-то упорстве, деньгах и связях.

— Хорошо спрятался, — иронично пояснил Олег. — Жалко — ненадолго.

— Я знаю как людей Востока, так и бандитов, — сообщил ему вурдалак. — Если не станет инициатора мести, то остальным до нее дела не будет. Убитый тобой парень был братом этому самому… э-э-э… Алирзаеву, потому он не успокоится. Но когда он отправится на тот свет, остальные моментально забудут и про него, и про тебя. У них найдется дело поважнее, они станут делить власть и деньги.

Приблизительно то же самое весной Олег слышал от Васька, причем практически слово в слово.

— Надумаешь — скажи, — подытожил Арвид. — Мое предложение остается в силе, равно как и данная тебе клятва. Что же до тех, кто нынче настолько варварски осушил какого-то горемыку… Поищем. Может, и найдем. Но только вот здесь обещать тебе ничего не стану. Не люблю пустых клятв, Олег, таких, в выполнении которых не уверен. Они дурно влияют на репутацию.

Что скрывать — из клуба на улицу Ровнин вышел если не ошарашенный, то как минимум пребывая в крайне растрепанных чувствах. Мир вокруг, еще совсем недавно казавшийся более-менее устоявшимся и относительно понятным, вдруг снова приобрел размытые очертания, вроде как прошлой весной, после известных событий, когда некоторое время Олег не очень представлял, что с ним в принципе будет дальше. Да, тут ситуация сложилась немного другая, и жизненная основа в виде отдела за спиной Ровнина маячила, но необходимость выбора просто вымораживала его мозг. И самое главное — непонятно, какое из двух зол здесь меньшее. Или даже трех.

Не добавляла веселья и погода. Утренний снег остался только в воспоминаниях, превратившись в воду и грязь, потому город вновь стал серым. Серые дома, серое небо над ними, серая влажная хмарь, висящая в воздухе, серые от грязи машины — это все не бодрило ни разу, окончательно загоняя настроение Олега в беспросветное состояние.

Плюс еще отчего-то его начал раздражать собственный внешний вид. Не в смысле «ой, джинсы забрызгал грязью», при нынешней слякоти подобной неприятности было не избежать. Нет, Ровнин то и дело вспоминал костюм, висящий в шкафу на съемной квартире, а после сравнивал себя сегодняшнего, в турецком свитере и джинсовке, с собой же вчерашним, и по всему выходило, что он теперешний себе не сильно нравится. Не сказать, что не нравится вовсе. И плевать, что так, как он, выглядит подавляющее большинство не только москвичей, но и россиян мужского пола вообще, а значит, переживать вроде особо не о чем. Дело в том, что этот аргумент Олега не сильно радовал, поскольку присутствовало в нем что-то унизительное, вроде как уговаривает он сам себя, приговаривая: «Не жили хорошо, и нечего начинать», вместо того чтобы признать очевидный факт — ему понравилось носить дорогие и качественные вещи. Очень сильно понравилось.

Одно плохо — не очень понятно, где взять на всю эту красоту деньги.

В результате в отдел он ввалился промокший, уставший, а также злой на весь мир в целом и на себя в частности.

— Ну наконец-то, — заприметила его Ревина, вышедшая из туалета с электрическим чайником в руках. — Францев о тебе пару раз спрашивал.

— Как смог — так и приехал, — пробурчал юноша, стягивая с плеч напитавшуюся влагой джинсовку и вешая ее на спинку стула. — Не разорваться же мне?

— О как! — удивилась девушка, подошла к Ровнину, который, мрачно сопя, начал сдирать с себя не менее влажный свитер. — Ты чего, Олежка? Какие-то проблемы?

— Жизнь — вот одна моя большая проблема, — ответил тот. — Которая бьет ключом, и все по голове.

— А как по-другому? — Поставив чайник на стойку, Лена положила ладони на плечи коллеги, стоящего к ней спиной. — У всех так — чем дальше, тем труднее, что в отделе, что вообще… Но это жизнь, понимаешь? В ней только первый лист белый и чистый, а все остальные разного цвета. Прими это как данность. Чая хочешь? Я тут купила «Принцессу Бали» попробовать.

— Она же «Принцесса Нури»? — уточнил Олег, которому от участия обычно язвительно-колкой Лены стало чуть легче. — Ну, в рекламе так.

— Ой, мало ли на свете принцесс? — резонно предположила девушка, похлопав его по спине. — А вообще сейчас столько подделок развелось, что вообще в именах наследниц престола запутаешься. И «Принцесса Нури», и «Принцесса Ява», и еще невесть кто. Может, какие-то хитрованы решили к хорошему бренду присоседиться, сварганили этот чай из дешевого грузинского плиточного, и потому правильнее его вообще называть «Принцесса Гиви». А ты давай не стой, ступай к Францеву, он про тебя уже спрашивал. И я сейчас туда пойду, вот только чайник кипятиться поставлю.

В кабинете у Аркадия Николаевича было привычно душно и накурено. Но оно и неудивительно, ибо там собрался почти весь состав отдела, не хватало только Ревиной и тети Паши.

— Какие результаты? — сразу спросил начальник у Олега, как только тот вошел в кабинет. — Не артачился Арвид?

— Нет, — помотал головой юноша. — Он вообще вполне адекватный товарищ. Сказал, что справки наведет, но гарантий не дает, потому что не имеет привычки обещать то, в чем не уверен.

— Разумно, резонно, — кивнул Командор. — А по твоим ощущениям как? Станет что-то делать?

— Станет, — подумав, ответил Ровнин, — но без фанатизма. Проблемы Арвиду, конечно, не нужны, и в том, что вы ему их устроите, он не сомневается, но биться как рыба об лед все равно не станет. Не та ситуация, опять же самолюбие…

— Ну да, весну забыть не может, — поморщился Францев. — Мы тогда его хорошо согнули, от души. А вурдалаки народ памятливый и тщеславный. Ладно, на месте сидеть не станет — уже хорошо. Тем более что основная ставка все равно не на него сделана, потому если эти двое еще в городе и не стали пеплом, то самое позднее завтра мы с ними пообщаемся.

— Блин, у вас тут топор можно вешать, — поморщилась Ревина. — Баженов, надень свои кроссовки! Смердит же!

— Слава, а ты зачем их вообще снял? — опешил Францев, после привстал и, перегнувшись через стол, глянул на ноги сотрудника. — Я-то думаю — отчего у меня глаза слезятся?

— Кругом одни эстеты, — проворчал Славян, втискивая ноги в раздолбанные кроссовки. — И ничего носки у меня не воняют. Вчера только надел.

— Так. — Аркадий Николаевич обвел взглядом лица сотрудников. — А чего я вас собрал?

— Вам виднее, — флегматично отозвался Савва, сидящий на корточках под картой Москвы. — Сказано прийти — мы пришли.

— Исполнительность — это хорошо, — похвалил его Францев. — А! Вспомнил! Я хотел вас похвалить за добросовестную работу и самоотверженность, проявленную летом. Косячили мало, к делу все относились ответственно.

— Прямо все? — усомнилась Елена, глянув на Баженова.

— Нет, если брать среднеарифметическое по отделу, — пояснил начальник. — По персоналиям разбирать не хочу, мы либо в ругань скатимся, либо мне придется признать, что я, скорее, самоуспокоением занимаюсь. И вообще — не сбивайте меня. Лучше вот, разбирайте. Считайте, что это вам квартальная премия перепала.

Он открыл ящик стола и выложил перед сотрудниками не слишком толстые, но и не слишком тонкие стопки купюр, сколотые скрепками.

— Фига се! — изумился Баженов, шустро цапнув одну из них. — Неожиданно, но как приятно! Откуда такая красота, Командор? Неужто про нас кто-то наверху вспомнил?

— Не строй иллюзий, Слава, — посоветовал ему Францев, — и не жди милостей от… Не жди, короче. А за премию спасибо вон Олежке скажите. Ему Джума вчера с королевского плеча перстенек подарила, а он сказал, что носить его не собирается, потому я могу делать с ним что угодно. В результате подарок королевы превратился в деньги, а те в премию.

— Умница, Олежек! — Ревина шустро перебрала пальчиками купюры, а затем чмокнула юношу в щеку.

— Ты правильный опер, Ровнин! — не стал сдерживать эмоций и Баженов. — Да тут, может, и на «пилот» хватит! А не хватит — у тебя займу.

— Кстати! — Францев снова залез в ящик стола достал оттуда еще одну стопку купюр, на этот раз стянутую зеленой резинкой. — Вот, держи и сделай так, чтобы наш автотранспорт хотя бы до следующего лета добегал. Ты вроде говорил про какой-то сервис, где у тебя есть хорошая скидка?

— Есть такое, — заверил его Славян, забирая и эти деньги. — Сделаем.

— Собственно — все, — сообщил подчиненным Аркадий Николаевич. — А теперь работать. Задания я вам раздал, так что в путь. Ревина, Ровнин, а вы задержитесь.