Проклятый Лекарь. Том 4

Глава 19

Я не паниковал, когда услышал речь Аглаи. Анализировал.

Первая мысль, ударившая в голову при виде этого бессвязного потока звуков, была — сенсорная афазия. Поражение центра Вернике. Это был бы самый жестокий удар по графу — его дочь не просто не могла бы говорить, она бы перестала понимать мир. Элегантно и страшно. Противник оставил подарок на случай её возвращения. Тонкая работа.

Я поднял руку, останавливая графа, который уже шагнул вперёд к дочери.

— Тихо. Не пугайте её, — мой голос был ровным, без тени удивления. Нужно было проверить эту гипотезу.

— Аглая, смотри на меня. Ты меня понимаешь? Кивни, если да, — попросил я.

Она энергично, почти отчаянно закивала. В её глазах была мольба.

Я выдохнул. Так. Не Вернике. Она понимает. Значит, моя первая теория неверна. Она в ловушке, но не в полной изоляции. Уже лучше.

— Отлично. Теперь усложним. Покажи на пальцах, сколько тебе лет, — велел я.

Она подняла дрожащую руку.

Медленно, с концентрацией, показала десять пальцев, сжала кулак, снова показала десять, и, наконец, ещё два. Она сделала это медленно, но без ошибок.

Интеллект сохранён. Память доступна. Вот теперь картина полная. Проблема локализована исключительно в центре, отвечающем за воспроизведение речи. Изящная подстава.

— Это моторная афазия, — констатировал я, обращаясь к графу и Ярку. — Временное, но тяжёлое последствие магического воздействия. Её мозг временно утратил способность преобразовывать мысли в слова. Но интеллект и способность понимать речь, как вы видите, не пострадали.

— Временное? Какое облегчение! Вы сможете это вылечить? — надежда в голосе графа была почти осязаемой.

— Да. Но… давайте выйдем ненадолго, — сказал я графу и Ярку.

В глазах Аглаи стоял чистый, животный ужас. Она всё понимала.

Она была заперта внутри своего собственного разума, как в звуконепроницаемой камере. Она снова попыталась что-то сказать, но из горла вырвалось лишь отчаянное «Мрк… фсш…».

Слёзы хлынули из её глаз.

Я отвёл их в коридор, подальше от палаты, где нас не могли услышать. Это был не дружеский разговор. Это была врачебная консультация. И я должен был быть предельно убедительным.

— Что с моей дочерью, доктор? — граф был бледен как полотно. — Скажите правду, какой бы она ни была. Я выдержу.

— У неё афазия. Поражение центра Брока. Представьте, что мозг — это композитор, а речевой аппарат — оркестр. Композитор написал идеальную симфонию, но дирижёр — наш речевой центр — пьян и машет палочкой как попало. Оркестр, хоть и состоит из виртуозов, играет абракадабру. Аглая всё понимает, всё чувствует, но не может отдать правильную команду своему языку.

— Но это излечимо? Логопеды, упражнения…

— Да. В обычных случаях. При инсульте или травме. Но здесь случай не обычный. Здесь причина не в повреждении «дирижёра», а в том, что у него украли партитуру. При ритуале разделения произошёл… непредвиденный побочный эффект. Звериная сущность, отделяясь, забрала с собой фрагмент её души. В данном случае, к сожалению, это был фрагмент, отвечающий за речевую функцию.

Граф и Ярк молча переваривали услышанное. Они все еще цеплялись за привычные понятия о медицине, не в силах осознать всю чудовищность ситуации. Для них душа была чем-то абстрактным, философским. Для меня — вполне конкретным, работающим механизмом.

Они не понимают. Душа пронизывает тело, как нервная система. Каждый орган, каждый центр в мозге имеет её энергетический отпечаток. И кошка, вырываясь, просто оторвала кусок души, который был привязан к её речевому центру. Грубо, но эффективно.

— Что⁈ — Ярк, до этого молчавший, подскочил. — Вы хотите сказать, что эта костяная тварь украла её речь⁈

— Не украла, Ярк. Забрала. Это более точный, хоть и не менее тревожный термин, — мой тон был спокойным, почти отеческим. — Она неразумное существо, она действовала инстинктивно, как ребёнок, который, убегая, случайно прихватил чужую игрушку. Она сама не понимает, что у неё в лапах.

Им нужен был план. И я им его дам.

— И что теперь делать? — голос графа был сломленным. — Она… она навсегда останется такой?

— Нужно воссоединить их. Не физически, а магически. Восстановить разорванный канал между душой Аглаи и её отколовшимся фрагментом. Вернуть партитуру дирижёру. Тогда речевая функция вернётся на место.

— Где кошка? — тут же спросил граф.

— Где она может быть? У меня дома, под наблюдением и в полной безопасности, — пожал плечами я. — Я привезу её завтра утром. Сегодня Аглае нужен покой, чтобы её энергетическая система стабилизировалась перед следующим тонким вмешательством. Любая спешка может только навредить.

Они поверили. Разумеется, поверили.

Когда мир рушится, человек готов поверить во что угодно, лишь бы ему предложили путь к спасению.

Я вернулся в палату. Аглая смотрела на меня с тревогой. Граф и Ярк зашли следом. Первичный эмоциональный шок прошёл. Время установить правила.

Сел на край её кровати, занимая позицию врача у постели больного. Теперь нужно было успокоить пациентку. Стресс — худший лекарь из всех мне известных.

Паника отменяется. Мы начинаем работать. Нужно установить базовый уровень когнитивных функций и наладить канал связи.

— Аглая, смотри на меня, — мой тон был клинически-спокойным и властным. — Мы сейчас установим систему общения. Я буду задавать вопросы. Один стук по кровати — «да». Два стука — «нет». Правила ясны?

Она без колебаний один раз отчётливо стукнула ладонью по одеялу.

Энергично, почти отчаянно. В её глазах была мольба.

Она в ловушке, но она готова бороться. Отлично. Воля к сотрудничеству присутствует. Прогноз благоприятный.

— Начнём. Ты помнишь, что с тобой произошло прошлой ночью? — спросил я.

Два отчётливых стука.

Амнезия на травматическое событие. Стандартный защитный механизм психики. Хорошо.

— Ты чувствуешь боль? Головокружение? Тошноту?

Два стука.

Превосходно. Значит, ядро проблемы не затрагивает центры физического восприятия.

— Ты хочешь пить? Есть?

Один стук на второй вопрос.

Физиологические потребности в норме. Организм функционирует адекватно.

— Сестра! — позвал я. — Принесите тёплый куриный бульон. Граф, — я повернулся к нему, — вы можете помочь. Кормите её. Медленно, по одной ложке. Ваше присутствие и забота сейчас — важная часть терапии.

Граф на грани бесполезной паники. Ему нужна задача, чтобы чувствовать себя нужным и вернуть подобие контроля.

Направление его отцовского инстинкта в простое, конструктивное русло было наиболее эффективным способом убрать его тревогу. Он с готовностью кивнул, счастливый, что может хоть чем-то помочь.

Ярк подошёл ко мне, когда я отошёл в сторону.

— Доктор, вы уверены, что эта… кошка… поможет? — уточнил он.

Ярк нуждается в цифрах. В вероятностях.

Он солдат, он мыслит категориями успеха миссии. Предоставление ему конкретной цифры укрепит его доверие к моей экспертности.

— На восемьдесят процентов. Магические связи подчиняются своим законам, Ярк. Они логичны. Сущность забрала функцию. Воссоединение сущностей вернёт функцию. Это не чудо. Это биомагическая инженерия. Остальные двадцать процентов — это переменные, связанные с индивидуальной психологической устойчивостью пациентки.

— Мрк! — Аглая издала тот же бессмысленный звук, но настойчиво потянула меня за рукав. Она показала на дверь, потом на себя, а затем сложила ладони у головы, как кошачьи уши, и изогнула пальцы, изображая когти.

— Кошка? — спросил я. — Ты хочешь увидеть свою кошку?

Энергичный, отчаянный кивок. Её глаза наполнились надеждой. Естественно, она знала о ней. Эта мысль роилась у нее в подсознании. Думаю, образ кошки был единственным, что она помнила. Её подтверждение даже не требовалось. Итак все было понятно.

— Завтра, — мои слова — не утешение. Это скорее врачебное назначение. Следующий шаг в нашем плане лечения. — Это часть плана. Сначала стабилизация. Потом объединение душ. Обещаю, завтра ты с ней встретишься.

Она получила надежду. И благодарность.

Оба — мощные катализаторы для исцеления. И, по удачному стечению обстоятельств, созданы для генерации высококачественной Живы. План лечения прекрасно работает. И для неё, и для меня.

После того, как я вышел от Ливенталей, нужно было заняться рутинной работой.

День был продуктивным. Но баланс сил был нарушен.

Последние ритуалы потребовали колоссальных затрат некротической энергии, а Сосуд, наоборот, был наполнен Живой.

Это дисбаланс, который нужно было корректировать.

Проклятье — это двигатель, работающий на двух видах топлива. Если один бак полон, а второй пуст, система начинает работать нестабильно. Пора было провести калибровку.

Я спускался по холодным каменным ступеням, и с каждым шагом напряжение верхнего мира — мира живых, отступало.

Воздух становился плотнее, прохладнее. Запах формалина — жалкая попытка науки остановить неизбежное. И под ним тонкий, сладковатый, мускусный аромат энтропии. Для них запах смерти. Для меня запах дома.

Внизу, в царстве тишины и холода, меня встретил его бессменный хранитель.

Доктор Всеволод Кириллович Мёртвый сидел за своим столом, заваленным бумагами и старыми медицинскими атласами.

На этот раз с копной волос, торчащих во все стороны, словно он только что пережил удар молнии. Опыт что ли проводил? Пытался воскресить кого-то? Интересно!

В его глазах не было ни страха, ни отвращения к своей работе. Только глубокая, всепонимающая усталость и циничное любопытство.

— О, Святослав Игоревич! — он поднял голову от какой-то старой книги, и его губы тронула ухмылка. — Давненько не заглядывали. Соскучились по нашим мертвым друзьям?

Доктор Мёртвый. Единственный человек в этой клинике, чей взгляд не был пустым. Он провёл со смертью больше времени, чем большинство живых, и научился видеть её тени.

Он не знал, кто я, но чувствовал. На уровне интуиции. И его профессиональное любопытство перевешивало страх перед таким могущественным существом. Надёжный хранитель моего… частного кабинета. В будущем, разумеется.

— Скорее они по мне, Всеволод Кириллович. Требуют внимания, — ответил я, подходя ближе.

— Меню на сегодня скромное, но с изюминкой, — он сделал глоток горячего чая из гранёного стакана. — Есть три блюда. Первое — классика жанра, инфаркт миокарда. Простой, понятный, без сюрпризов. Второе — остросюжетный боевик, ножевое в печень, Хитровка. Много экспрессии, но мало загадки. И третье, — он хитро прищурился, — детектив. Молодой мужчина, найден в своей постели без видимых причин смерти. Полиция подозревает отравление редким ядом.

Инфаркт — это скучно, почти нет остаточной энергии. Драка — много грубой, хаотичной силы, но мало информации. А вот загадочная смерть… Это интересно. Это сложная, тонкая работа. Вызов. И, как правило, такие случаи оставляют самый богатый энергетический и информационный след.

— Пожалуй, я возьмусь за детектива, Всеволод Кириллович. Люблю сложные случаи. Они требуют более тонкого подхода.

— Я так и думал, — он кивнул с понимающей ухмылкой. — Он в третьей камере. Не буду вам мешать… творить.

Время для настоящей работы. Не для спасения жизней, а для общения с теми, кто их уже лишился. Время для искусства.

Я надел стерильные перчатки. Не из-за брезгливости, а из уважения к процессу. Взял в руки секционный нож. Холодная сталь идеально легла в ладонь.

Мой инструмент. Моя кисть.

Передо мной лежал мужчина лет тридцати. Тело без видимых повреждений. Для обычного патологоанатома — загадка. Для меня — открытая книга. Я активировал зрение.

Тёмные, почти невидимые нити некротической энергии оплетали сердце мужчины, как терновый венец. Они всё ещё слабо пульсировали, как затухающее эхо последнего, предсмертного крика.

Я сделал классический Y-образный разрез от плеч к солнечному сплетению и вниз к лобку. Скальпель шёл легко, послушно. Кожа, подкожная клетчатка, мышцы… Всё было идеально здоровым. Слишком здоровым.

— Магическая остановка сердца, — констатировал я, продолжая работу. — Это не яд. Кто-то применил проклятье «Ледяное сердце». Редкая и жестокая работа. Вызывает мгновенную фибрилляцию желудочков, имитируя инфаркт.

— Опять эти маги со своими разборками, — цинично вздохнул доктор Мертвый, наблюдая за моей работой. — Третий такой случай за месяц. Совсем страх потеряли. Раньше хоть ядами пользовались, по старинке.

Он не просто вздыхает. Он даёт мне ценную информацию. Третий случай.

Значит, в городе работает серийный убийца. Или идёт тихая война, о которой не пишут в газетах.

Пока мои руки работали со скальпелем, моё сознание делало другую, более тонкую работу. Я открыл свои внутренние каналы.

Остаточная некротическая энергия, осиротевшая после смерти носителя, почувствовала меня. Она потекла ко мне — не как река, а скорее как утренний туман, впитывающийся в сухую землю.

Это было не кормление источника. Это была… его реставрация. Возвращение блудной энергии в её первоисточник. Мой некротический резерв начал медленно наполняться.

Энергия была чистой, но слабой. Свежий труп — как недозревший плод. Но этого было достаточно, чтобы поднять уровень с критического до оперативного. Система стабилизируется.

Я извлёк сердце. На вид — абсолютно здоровое. Но под моим зрением оно было покрыто сложной паутиной тёмных рун. Я изучал узор.

Структура проклятья… плетение некротических нитей… оно было знакомым. Не идентичным, но «почерк» был тот же. Та же грубая, силовая манера, которую я видел в проклятье трансформации Ваксина. Та же школа. Тот же… исполнитель?

Или, по крайней мере, его ученик. Они не просто убивают. Они проводят полевые испытания. Это не просто разборки. Это часть того же плана, что и охота на Ливенталей. Нити начинают сплетаться в единый узор.

Я закончил осмотр, сделал необходимые заборы тканей для гистологии — формальности нужно было соблюсти. Затем повернулся к Мертвому, который уже сидел с ручкой наготове.

— Заключение, — мой тон был сухим и официальным. — Причина смерти: острая сердечная недостаточность вследствие фибрилляции желудочков. Этиология — неясна, предположительно — токсическое воздействие неизвестного вещества кардиотропного действия. Рекомендую передать тело и образцы тканей в Тайную канцелярию для дальнейшего магико-токсикологического исследования.

— Запишу. «Магико-токсикологического»… красиво звучит, — ухмыльнулся Мертвый. — Спасибо, Святослав Игоревич. Без вас я бы написал «смерть от неизвестных причин» и отправил бы его в общую могилу.

— Всегда пожалуйста, коллега. Мы же работаем на благо науки. И порядка.

Сергей ждал меня у служебного входа в морг, невозмутимый как и всегда.

— Домой, доктор? — поинтересовался он.

— Да, Сергей. И спасибо, что не морщитесь от запаха формалина.

— Я в окопах под Мукденом служил, доктор. После того ада никакие запахи не страшны.

Я кивнул. Полезное качество. Человек, который не паникует от необычных запахов и, вероятно, от необычных зрелищ. Ярк хорошо подбирает кадры.

Когда я открыл дверь квартиры, меня встретил не привычный покой, а размеренный, слегка театральный баритон, декламирующий стихи. Интересно.

Картина, открывшаяся в гостиной, была абсурдной.

Костомар неподвижно стоял посреди комнаты. В своих огромных костяных руках он держал раскрытый том с той бережной аккуратностью, с какой первосвященник держит священный текст.

Призрак Ростислав парил рядом.

Он не просто читал. Он жил этим текстом. Жестикулировал полупрозрачной рукой, его эфирное тело слегка колыхалось в такт пушкинскому ямбу.

— … Но я не создан для блаженства; Ему чужда душа моя… — декламировал призрак с неподдельной трагедией в голосе.

— Я ем грунт! — веско произнёс Костомар, словно авторитетный критик, выносящий вердикт произведению.

— Смелый педагогический эксперимент. Культурное просвещение призрака с помощью русской классической литературы. Оригинально, — усмехнулся я.

Капитан вздрогнул и обернулся. Если бы у него была кровь, его щёки залил бы густой румянец.

— Святослав Игоревич! Мы просто… Костомар помогает мне читать. Переворачивает страницы.

Это было комичное зрелище. Пример того, как вместе всё ведёт себя иначе, чем по отдельности.

Мои активы самоорганизовывались.

Находили способы сотрудничества за рамками моих прямых приказов. Удивительно. И эффективно.

Ростислав, с его жаждой информации, мог стать моим исследователем, моим архивариусом.

А Костомар, с его безграничным терпением и физической формой, был идеальным ассистентом. Они сформировали симбиотическую единицу без какой-либо команды с моей стороны.

— Где книгу взяли? — поинтересовался я.

— В книжном шкафу нашел. «Евгений Онегин», — он с благоговением посмотрел на том. — Издание Суворина, тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года. Прекрасная сохранность! Предыдущая хозяйка квартиры ценила хорошую литературу.

— Значит, страсть к высокой литературе сильнее самой смерти. Интересный феномен. Нужно будет это изучить.

Едва я закончил с переодеванием, Костомар с бесшумно начал накрывать на стол. Борщ был насыщенного рубинового цвета, котлеты — идеально ровными.

Это была простая, но чертовски вкусная еда. Каждый элемент на своём месте, всё подано при правильной температуре.

— Костомар, превосходно, — моя похвала была сдержанной, как у командира, отмечающего хорошую работу подчинённого.

— И когда ты этому научился? — спросил призрак.

— Я ем грунт! Я ем грунт! — гордо ответил скелет.

— Он говорит, это остаточные воспоминания, — перевел я Ростиславу. — В прошлой жизни он был не простым солдатом в моей огромной армии. А готовка была его маленьким хобби.

Ростислав удовлетворенно кивнул. А я продолжил.

— Капитан, — мой тон был деловым. — Пора определиться с вашим статусом. Вы желаете перейти к процедуре окончательного упокоения, или мы продлеваем ваш временный контракт?

— Знаете, я пока думаю, — Ростислав задумчиво покачался в воздухе. — С одной стороны, вечный покой манит. С другой — тут так интересно! Метаморфы, магические проклятья, интриги высшего света. Как роман Дюма, только в реальности!

— То есть остаёшься из любопытства?

— И из благодарности, — он посмотрел на меня серьёзно. — Вы сдержали слово, освободили меня от безумия. Теперь я хочу отплатить тем же. Я помогу вам разобраться с проклятьем.

От авторов:

Уважаемые читатели! Благодарим Вас за интерес к нашей истории. Спасибо за Ваши лайки, награды и комментарии. Продолжение серии уже выложено здесь:

https://author.today/reader/493060/4643871