Проклятый Лекарь. Том 4

Глава 10

— Прямо-таки не смогу? — я приподнял бровь. — Это звучит как угроза.

— Это звучит как обещание, — она улыбнулась, и в её глазах мелькнули озорные искорки. — Обещание чего-то невероятно выгодного. Для вас.

Предложение, от которого я не смогу отказаться? Интересный выбор слов.

Больше подходит для разговора с ростовщиком в тёмной подворотне, чем для больничного коридора.

Она играет в игру. Что ж, хорошо. Я люблю игры

— И насколько я неспособен отказаться? Абсолютно? Категорически?

— Совершенно полностью и окончательно! — она рассмеялась, и этот смех, звонкий и уверенный, привлёк внимание пробегавшей мимо медсестры. — Я уверена на все сто процентов!

— Ну что ж, давайте проверим ваше чудо-предложение.

— О нет! — она покачала головой, и её каштановые локоны качнулись в такт. — Не здесь. Не в этом больничном коридоре. Такие предложения требуют соответствующей обстановки.

Она сделала паузу, глядя мне прямо в глаза.

— Давайте встретимся вечером в более подходящем месте. Знаете ресторан «Славянский базар» на Никольской?

«Славянский базар». Разумеется, знаю.

Не какое-нибудь тихое кафе. Самая дорогая и аристократическая сцена во всей Москве. Место, где за тарелкой стерляди заключаются сделки и создаются или рушатся репутации. Это уже не просто приглашение на ужин, а демонстрация статуса.

— Конечно, знаю. Но…

— Восемь вечера, — перебила она, не давая мне возможности отказаться. Похвальное рвение. — Я забронирую отдельную комнату. Поужинаем, выпьем хорошего вина, и я расскажу о своём предложении.

Провести вечер в компании красивой, умной и явно заинтересованной мной аристократки. В роскошном ресторане. За отличным ужином. Заманчивое предложение. Очень заманчивое.

Но…

Образ взбешённого призрака, в ярости бьющегося о серебряный барьер на моей кухне, вспыхнул в памяти.

Магический круг был временной мерой. Барьер продержится до полуночи, может, чуть дольше. Если я не разберусь с ним сегодня, он вырвется.

И разъярённый дух гвардейского офицера, разгуливающий по центру Москвы, привлечёт то внимание, которого я категорически не мог себе позволить.

— Я бы с огромным удовольствием, — сказал я с самым искренним сожалением, на какое был способен. — Но у меня сегодня у бабушки именины. Обещал навестить, не могу подвести старушку.

— Бабушка? — Анна прищурилась, её взгляд стал подозрительным. — У вас есть бабушка в Москве? Вы же не москвич.

Ложь далась легко. Хорошая ложь, как и хороший диагноз, строится на деталях.

— Дальняя родственница по материнской линии. Я зову её бабушкой, хотя формально она мне двоюродная тётка отца. Ей восемьдесят два года, живёт одна, я единственный, кто её навещает.

— И что, никак нельзя перенести? — она явно расстроилась. Её идеальный план дал сбой.

— Именины — раз в год. Да и старушка может не дожить до следующих — у неё сердце шалит.

— Хорошо, — Анна тяжело вздохнула, но быстро взяла себя в руки. — Семья важнее. Это даже похвально, в наше время мало кто помнит о стариках. Тогда завтра?

Вы меня удивляете, Анна Алексеевна.

— Ценю и восхищаюсь вашим напором. Завтра так завтра.

— Прекрасно! — она мгновенно повеселела. — То же время и место — восемь вечера, «Славянский базар».

Она достала из изящной сумочки визитную карточку.

— Вот мой личный номер. Позвоните, если что-то изменится. Ваш номер я уже знаю — отец дал. Точнее, я выпросила, — она подмигнула. — Скину детали завтра утром.

Развернувшись, она пошла к выходу. И я не мог не заметить, что её бёдра покачивались чуть сильнее, чем того требовала обычная ходьба. Классический женский манёвр — уходя, убедиться, что мужчине есть на что посмотреть.

Но она напрочь забыла, что уже давала мне такую визитку. Или нет?

Я посмотрел на кусок дорогого картона у себя в руке. Сравнил его с тем, что был у меня забит в телефоне. Он был другим. Графиня Бестужева действительно дала свой личный номер.

Вот это девушка. Сильная, целеустремлённая, красивая, умная. Знает, чего хочет, и не стесняется этого добиваться. В моей прошлой жизни женщины вроде неё становились либо великими королевами, объединяющими нации своей волей… либо опаснейшими врагами, плетущими интриги в тени.

Я направился в ординаторскую, чтобы наконец оформить историю болезни Выборгова, когда заметил фигуру у двери.

Волков. Стоял, прислонившись к стене, явно поджидая меня.

Но что-то было не так. Никакой враждебности в позе. Наоборот, сутулые плечи, опущенный взгляд, руки сложены перед собой как у провинившегося школьника перед кабинетом директора.

Что за метаморфоза? Ещё вчера он смотрел волком, готовым вцепиться в горло. А сегодня — кроткий агнец.

Нет, не агнец. Побитая собака, которая ждёт, ударит хозяин или бросит кусок.

— Святослав Игоревич, — он отлепился от стены, когда я подошёл. — Можно вас на минуту? Если вы не слишком заняты, конечно.

Голос был тихий, а интонации — заискивающие. Полная противоположность его обычному высокомерию.

— Слушаю вас, коллега, — я остановился.

— Тут такое дело… — он замялся, переминаясь с ноги на ногу. — Немного неловко, но… Пётр Александрович, наш новый главврач, вызвал меня на днях.

— И?

— Он распорядился, чтобы мы с вами работали в паре. Сказал, что вы — ведущий специалист, а я должен… — он сглотнул, словно проглатывая комок унижения, — … учиться у вас. Перенимать опыт.

— Правда? — я изобразил лёгкое, вежливое удивление. — Первый раз слышу. Пётр Александрович мне ничего не говорил.

Конечно, говорил. Но пусть думает, что это решение Сомова, а не часть моей игры.

Пусть чувствует себя пешкой, которую двигает начальство, а не я. Так он будет более предсказуем. И более безопасен.

— Он сказал, что сам вас уведомит, но раз мы встретились… — Волков полез во внутренний карман халата. — Вот, официальный приказ. С подписью и печатью.

Я взял сложенный вчетверо лист, развернул. Действительно, приказ номер семнадцать от сегодняшнего числа.

Подпись Сомова, гербовая печать клиники. Всё по форме.

Это была публичная порка. Официальный документ, опускающий его, аристократа и протеже Морозова, до уровня моего личного ассистента.

Сомов дал мне поводок. Короткий, официальный, заверенный печатью. И теперь эта змея будет шипеть только по моей команде.

Однако интуиция покоя не давала. Чего Волков был такой кроткий? Любой другой на его месте с таким характером рвал все в клочья и метал бы молнии.

А значит это…

Подстава.

Волков ненавидит меня. Эта ненависть — одна из немногих предсказуемых величин в этом хаотичном мире. И вот этот человек, чьё эго было растоптано и униженно, мирится с тем, что он мой ученик?

Бред.

Перемена была слишком резкой, слишком театральной. Волк не стал овцой. Он просто натянул на себя плохо выделанную овечью шкуру. И теперь он блеял, ожидая, что я поверю в его превращение.

И у него лишь несколько вариантов игры.

Первый, самый простой: подставить меня. Найти безнадёжного пациента, передать его мне под ответственность, а когда тот неизбежно умрёт, свалить всё на мои «неортодоксальные методы».

Второй: интеллектуальное воровство. Он приносит мне сложный случай, который не может разгадать сам. Наблюдает, как я работаю, запоминает мой диагноз и методику, а затем представляет всё это Рудакову как своё собственное гениальное озарение.

И третий, наиболее вероятный: он не играет в свою игру. Он — ищейка, а Рудаков — охотник. Его прислали вынюхать любую слабость, любое отклонение от правил, любой намёк на ту «магию», слухи о которой уже наверняка ползли по клинике.

— Что ж, раз главврач распорядился, — сказал я спокойно, возвращая ему бумагу. — Будем работать вместе. Когда начинаем?

— Хоть прямо сейчас! — он изобразил такой энтузиазм, что ему мог бы позавидовать актёр императорского театра. — У меня как раз есть сложный случай. Женщина, тридцать два года, периодические обмороки неясной этиологии. Третий раз за месяц к нам поступает.

— Интересно. Что показывают анализы?

— В том-то и дело — всё в норме! — Волков развёл руками. — Кровь чистая, моча без патологии, ЭКГ как у космонавта. Давление стабильное — сто двадцать на восемьдесят. А она падает в обмороки по три-четыре раза в неделю!

Он так рвался показать мне именно эту пациентку. Значит, это и есть его ловушка. Или его загадка, которую он надеется решить за мой счёт.

— Давайте посмотрим вашу загадочную пациентку, — согласился я.

Сыграю роль наставника. Позволю ему думать, что его жалкий спектакль работает.

Палата номер восемь располагалась в женском отделении. Четыре койки, три из которых были заняты. У окна лежала наша пациентка — худая до болезненности женщина с землистым цветом лица и глубокими тёмными кругами под глазами.

Она была не просто уставшей. Она была истощённой.

— Марфа Степановна Козлова, — представил Волков, с деловитым видом раскрывая историю болезни. — Тридцать два года, замужем, двое детей. Работает белошвейкой на фабрике Коростелевых. Жалобы на внезапные обмороки без каких-либо предвестников.

Я подошёл к кровати.

— Здравствуйте, Марфа Степановна. Я доктор Пирогов. Расскажите, как именно происходят эти обмороки?

— Ой, доктор, — она говорила слабым, едва слышным голосом. — Страшное дело! Иду себе по улице или дома хлопочу, и вдруг — темнота! Очнусь — лежу на асфальте, а надо мной люди столпились.

— Были какие-то симптомы? Головокружение, тошнота, потемнение в глазах?

— Нет, ничего! Просто раз — и всё!

Я активировал диагностическое зрение, маскируя это под обычный врачебный осмотр. Проверил её пульс на запястье, приподнял веки, чтобы посмотреть на зрачки, провёл пальпацию лимфоузлов на шее.

Потоки Живы в её теле были… необычными.

Не патологическими в прямом смысле. Они не были заблокированы, как при тромбе, или хаотичными, как при инфекции. Они были… заторможенными.

Словно река, в которую насыпали песка. Она всё ещё текла, но медленно, вяло, с трудом преодолевая невидимое сопротивление.

— Вы что-нибудь принимаете, Марфа Степановна? — спросил я. — Лекарства, капли, порошки?

— Нет, доктор, ничего не принимаю! — она даже обиделась. — Я не из тех, кто по докторам бегает да пилюли глотает!

Но потоки её Живы говорили об обратном.

Я отчётливо видел следы химического воздействия на её центральную нервную систему. Что-то регулярно, методично угнетало её мозговую активность.

Не сильный яд. Скорее, медленно действующий седатив.

— А травяные сборы? — продолжил я. — Может, чаи для успокоения? Или от бессонницы?

Женщина густо покраснела и отвела взгляд.

— Ну… это же не лекарство…

— Что именно вы пьёте?

— Соседка даёт отвар. Тётка Фрося, знахарка наша дворовая. Говорит, для спокойствия нервов хорошо. А у меня нервы-то слабые, муж пьёт, дети шалят…

— Как часто пьёте этот отвар?

— Да каждый день по три раза. Утром, в обед и вечером. Тётка Фрося сказала — пить, пока нервы не успокоятся.

— И после этого отвара вы теряете сознание?

— Нет, вы что… — она задумалась. — Вообще никак не связано. Через час-два бывает приходит. Это же травки, не химия какая!

Вот и вся разгадка.

Простая, банальная и до смешного предсказуемая. Классическая передозировка седативным травяным сбором. Наверняка там белена, дурман или что-то подобное.

Тётка Фрося, в своём невежественном рвении, переборщила с концентрацией и вместо лёгкого успокоительного создала яд медленного действия. А моя пациентка, как и миллионы таких же, свято верила в «безопасность» травок.

— Марфа Степановна, — сказал я твёрдо. — Прекратите пить этот отвар. Совсем. Выбросьте всё, что вам дала эта соседка.

— Но тётка Фрося сказала…

— Тётка Фрося не врач. Она не знает ни дозировок, ни противопоказаний, ни побочных эффектов. А я — врач с дипломом и опытом. И я говорю вам: никаких отваров! Ваши обмороки — это отравление травами. Лёгкое, но регулярное.

— Отравление⁈ — она всплеснула руками. — Да как же так? Тётка Фрося всю нашу округу лечит!

— И сколько человек от её лечения в больницу попало? — строго спросил я.

Она задумалась, загибая пальцы.

— Ну… Машка-прачка в прошлом месяце с какой-то сыпью лежала… И дворник Семён с поносом… И ещё…

— Достаточно, — я прервал это перечисление жертв народного целительства. — Никаких знахарских отваров. Если вам нужно успокоительное — приходите в клинику, я выпишу вам настойку валерианы. В правильной, безопасной дозировке.

Волков смотрел на меня с плохо скрываемым восхищением, которое граничило с плохо скрываемой завистью.

— Гениально! Да вы просто гений! Я три дня бился над этим диагнозом! Все анализы перепроверил, даже консультацию у невропатолога просил!

Конечно, бился.

Я готов был поспорить, что он догадался о самолечении в первый же день. Но он ждал меня, чтобы я решил эту задачку. А затем либо приписал бы этот успех себе, либо использовал бы моё решение как-то иначе.

Только как? Нужно ждать развития событий. Финал этого спектакля расставит всё по местам.

— Это опыт, коллега, — сказал я. — Первое правило диагноста — всегда спрашивать о самолечении. Люди не считают травы лекарством и часто скрывают их приём.

— Научите меня! — он изобразил такое рвение, что мог бы получить главную роль в студенческом спектакле.

Ага, конечно. Научился бы, а потом использовал бы это против меня же.

— Как-нибудь потом, коллега. У меня ещё дела.

Я медленно развернулся и вышел из палаты.

Он определённо что-то задумал. Но что? В любом случае, нужно было быть начеку. Но пока я буду играть роль доброго, немного снисходительного наставника.

Держи друзей близко, а врагов — ещё ближе. Древняя мудрость. И всегда знай, что задумал твой враг, прежде чем он нанесёт удар.

В пять часов вечера я покинул клинику.

Работа была закончена, пациенты стабилизированы, враги временно нейтрализованы. Теперь можно было заняться личными делами.

А точнее — подготовкой к вечернему сеансу экзорцизма на собственной кухне. Ведь дома меня ждал мой прозрачный и очень нетерпеливый питомец.

Магазинчик Шмыгина располагался в кривом переулке недалеко от Сухаревской башни.

Вывеска давно покосилась, а витрина была завешена. Обычный прохожий прошёл бы мимо, не заметив.

Колокольчик над дверью жалобно звякнул, когда я вошёл. Густой запах пыли, старых книг и чего-то неуловимо-озонового. Запах активной магии ударил в нос.

Шмыгин сидел за своим заваленным свитками прилавком, изучая через большую лупу какой-то позеленевший от времени амулет. Услышав звонок, он поднял голову.

И увидел меня.

Реакция была мгновенной и комичной. Он подскочил так резко, что опрокинул стул и инстинктивно схватился за пах, прикрывая своё драгоценное хозяйство обеими руками.

— А! ЭТО ВЫ! Я… я ничего плохого не делал! Клянусь! Никаких больше псов! Никаких подстав! Никаких подделок! — завопил он.

— Успокойтесь, — я поднял руки в примиряющем жесте. — Я не охотник за вашими бубенцами же. И не палач из тайной канцелярии. Мне просто нужен катализатор для ритуала.

— Ка… катализатор? — он немного расслабился, но руки от паха убирать не спешил. — Какой именно? У меня много разных…

— Кристалл фокусировки. Третьего класса чистоты будет достаточно. Для ритуала связывания духа.

— Связывания духа? — он покосился на меня с новым витком подозрения. — Это же… это же некромантия…

— Это экзорцизм, — спокойно соврал я. — Изгнание беспокойного, агрессивного духа из жилого помещения. Благое, общественно-полезное дело.

— А, ну если экзорцизм… — Шмыгин, не выпуская меня из виду, одной рукой полез под прилавок, второй продолжая защищать промежность. — Есть хороший кристалл! Чистейший горный кварц, без единой примеси! Идеально подойдёт для вашего… благого дела.

Он достал из бархатного мешочка прозрачный кристалл размером с грецкий орех. Грани были идеально отполированы, а внутри — ни единого дефекта, ни одной трещинки.

— Отличный экземпляр, — одобрил я. — Сколько?

— Для вас — бесплатно! — затараторил он. — После того, как вы… и мой пес! В общем, забирайте так. За счет заведения.

Он не лгал. Ужас, который он испытал, был искренним. И благодарность — тоже. Но бизнес есть бизнес.

— Стоп, — я поднял руку. — Шмыгин, давайте без сантиментов. Будете всем раздавать товар бесплатно — через неделю разоритесь и пойдёте по миру с сумой.

— Но я хочу отблагодарить!

— Тогда сделайте скидку. Но разумную. Сколько обычная цена?

— Пятьсот рублей, — неохотно признался он.

— Вот и возьмите четыреста. Скидка в двадцать процентов — это щедро, но не разорительно.

Я положил на прилавок четыре хрустящие купюры.

— Может, все же триста… — начал было он, его торговая натура взяла своё.

— Четыреста, — твёрдо сказал я. — Это окончательная цена. Вы получаете прибыль. Я получаю скидку. Все довольны.

Шмыгин посмотрел на деньги, потом на меня, и его крысиное лицо расплылось в довольной улыбке.

— Вот это правильный подход к делу! — обрадовался он, сгребая купюры. — Спасибо, доктор! С вами приятно иметь дело! Не то что с некоторыми — требуют всё бесплатно, а потом ещё и жалуются!

Он понял правила игры. Я был не просто клиентом.

Я был… патроном. Тем, кто не грабит, но и не позволяет садиться себе на шею. Это была основа для долгих и продуктивных деловых отношений.

— Кстати, — я понизил голос. — Как там ваша собачка?

— Хворает! — он опустил плечи. — После того… столкновения с невидимкой сама не своя.

— И как это проявляется?

— Лежит целыми днями и смотрит в одну точку. Раньше был такой активный, дружелюбный пес.

— Охотно верю. Ест? Пьет?

— Это да! Аппетит как и был раньше.

— Вот и славно, — кивнул я. — Значит, у вашей собачки банальная депрессия. Не каждый день проигрываешь воздуху. Это пройдет! До свидания.

С этими словами я развернулся и вышел из лавки.

У меня был катализатор для ритуала. И лояльный, запуганный до смерти поставщик.

День определённо удался.

Дома меня встретил крайне взволнованный Костомар. Он метался по прихожей как тигр в клетке, размахивая костяными руками.

— Я ем грунт! Я ем грунт! Я ем грунт! — его голос, обычно ровный, звучал почти панически.

— Что случилось? Спокойнее!

Он схватил меня за руку своей холодной костяной ладонью и потащил на кухню, продолжая причитать.

— Я ем грунт! Я ем грунт!

— Да что же такое-то?

На пороге кухни я замер.

Магический круг, который должен был надёжно удерживать призрака ещё минимум до полуночи, трещал по швам. Серебряные линии рун тускло мерцали и искрили, как проводка перед коротким замыканием.

А из круга…

Призрачная рука торчала из самого барьера, пробив его, как кулак пробивает гнилую ткань. Полупрозрачная, с длинными, почти звериными когтями, она яростно размахивала в воздухе, пытаясь дотянуться до чего-нибудь.

Так, значит, пациент решил ускорить процедуру.

— Ну отлично, — констатировал я. — Сам наружу просится. Знаешь что? Это даже упрощает дело.

Я достал из кармана купленный кристалл-катализатор. Его холодные грани приятно легли в ладонь.

— Костомар, отключай барьер.

— Я ем грунт⁈ — он в ужасе замотал головой, отступая к двери. «Вы с ума сошли⁈»

— Отключай, говорю!

— Я ем грунт! Я ем грунт! — он явно протестовал всеми фибрами своей костяной души. «Он же нас убьёт!»

— Ты стал слишком мягким в этом мире! — я нахмурился. — Где мой боевой капитан? Где воин, который не боялся целой армии живых? Где тот, кто в одиночку штурмовал крепости и не отступал перед превосходящими силами противника?

Костомар обиделся.

Я увидел это по тому, как он выпрямился, гордо вскинул череп и проворчал что-то, что явно было костяным эквивалентом: «Да пошёл ты!»

Но к кругу он подошёл. Медленно, с явной неохотой, он начал стирать ногой внешние, замыкающие руны, разрывая контур.

Последняя серебряная черта исчезла.

Барьер погас.

На секунду в кухне воцарилась абсолютная тишина. Призрак замер, словно не веря в свою свободу. Его полупрозрачная фигура колыхалась, как мираж в жаркий день.

А потом…

— ВРРРРААААААААА!!!

Беззвучный, но осязаемый вопль ненависти ударил по моим ментальным щитам, и призрак гвардейского офицера бросился на меня.