Проклятая попаданка серебряной совы

Глава 27

Тишина, последовавшая за его словами, опускается гуще пыли на книгах и бархате портьер. Она давит, превращаясь в высокочастотный звон, под стать безумному тиканью часов, словно сорвавшихся с цепи и теперь отсчитывающих секунды до неведомого конца.

Виктор не движется, прислонившись к косяку двери. На его лице застыла единственная эмоция — бездонный ужас. Он смотрит в какую-то пропасть, которую моё признание обнажило перед ним.

— Как? — это слово вырывается у него хрипло, словно сквозь стиснутые зубы. Он не уточняет, не требует деталей. Этот вопрос висит в воздухе сам по себе, огромный и безнадёжный.

Я молчу. Что я могу ответить? Рассказать о пыльном кабинете, о письмах, о шкатулке с потайным отделением, куда я сунула пальцы и коснулась холодного металла? Он не поверит. Или поверит, и от этого станет только страшнее.

— Почему ты? — он отрывается от косяка, делает неуверенный шаг вперёд. Его взгляд, наконец, фокусируется на мне, сканируя моё лицо, руки, складки платья, будто ища клеймо, следы иного мира. — Почему именно тебя выдернули из твоего времени и швырнули сюда? Что ты такого сделала?

— Я ничего не делала! — голос мой срывается, звуча как у отчаянного загнанного зверя. — Я просто… наткнулась на письма. Без подробностей, но я знаю историю Крыловых. И так вышло… Мне было интересно узнать больше. Я не могла остановиться, ища ответы.

— Ответы? — он безрадостно смеётся. Звук получается сухим и трескучим, как ломающаяся кость. — На какие вопросы, чёрт возьми, ты могла искать ответы в будущем, что тебя принесло сюда, в эту… ловушку?

И не даёт мне говорить, сыпля вопросами один за другим, будто удары хлыста.

— Кто ты? Как тебя зовут на самом деле? Откуда ты?

— Лидия, — выдыхаю я своё имя, настолько чуждое в этих стенах, будто произношу запретное заклинание. — Меня зовут Лидия. Я из… из далёкого будущего. Из мира, где о вас остались лишь строчки в учебниках и пара тёмных легенд.

Мускулы на его скулах напрягаются. Виктор проводит рукой по лицу, смахивая несуществующую пыль, этим жестом выдавая крайнюю степень усталости.

— Легенд, — повторяет он без выражения. — И что же эти легенды говорят? О нашем конце?

— Что род исчез. Всё… Или погибли. Запись была скупа на детали. Но моя прабабушка много рассказывала о Крыловых, в частности об Алисии. Я её потомок и знаю, что она… умрёт как последняя женщина этой семьи.

Виктор замирает, и в его глазах вспыхивает что-то похожее на понимание.

— Так вот оно что, — шепчет он. — Ты не просто гостья. Ты её кровная родственница. Предвестник. Или наш… палач.

— Я жертва! — Мой крик разбивается о каменные стены кабинета. — Я не хочу здесь быть! Я не хочу умирать! Я хочу домой!

Слёзы, которые я так долго сдерживала, наконец подступают к глазам, горячие и беспомощные. Я смахиваю их, стараясь скрыть, но он видит мою слабость, и, кажется, это его отрезвляет. Паника во взгляде медленно отступает, сменяясь холодной, отточенной как бритва расчётливостью. Он снова становится тем самым циничным Виктором, собранным офицером, который умеет оценивать угрозы и принимать решения в безвыходных ситуациях.

— Домой, — произносит он тихо, будто пробуя слово на вкус. — Интересный план. И как ты собираешься его осуществить?

— Я не знаю. — Безнадёжно мотаю головой. — Механизм… Хранитель Времени… Я думала, он…

— Он что? Перенесёт тебя обратно, если ты до него дотронешься? — он снова фыркает. — Детские фантазии. Этому существу наплевать на желания людей. Он обещает, а затем доводит до безумия и забирает жизни. Он уже забрал Елену. Замучил отца Киллиана. Он разрушил… — Он замолкает, и его взгляд снова становится пустым. — … многое.

— Что он забрал у вас? — решаюсь я на вопрос, но он отмахивается, словно от назойливой мухи.

— Это не имеет значения. Уже не важно. Сейчас важно лишь одно: что мы будем делать с тобой.

— Мы? — переспрашиваю я.

— Ты думаешь, я могу просто отпустить тебя? Позволить тебе бродить по дому, сея хаос одним своим присутствием? Ты аномалия и ошибка, которой… не должно быть. Я должен с этим что-то сделать. — Он подходит к столу, упирается в него руками, напрягаясь всем телом. — Предлагаю перемирие, — говорит он, не оборачиваясь. — Временное. Ты продолжаешь играть роль. Я помогаю тебе. Подсказываю, прикрываю, стараюсь не дать тебе совершить фатальную глупость. А ты… рассказываешь мне всё, что знаешь. Каждый намёк, каждую деталь из твоих легенд. Вместе мы должны найти способ исправить…

Сердце заходится у меня в груди. Это шанс. Но довериться ему?

— А Киллиан? — осторожно спрашиваю я. — Мы должны рассказать ему.

— Нет. — Виктор резко оборачивается. — Ни в коем случае.

— Но он знает о механизме больше, чем кто-либо! Он десятилетие его изучал! Он гений! У него могут быть идеи, как меня вернуть!

— Ты действительно веришь, что он поделится с тобой знаниями, когда узнает, что ты не его жена, а какой-то призрак из будущего? Ты думаешь, он станет тебе помогать? Он либо сойдёт с ума окончательно, либо… снова попытается использовать тебя как деталь. Как ресурс. Ты же читала его дневник, он пойдёт на всё ради Елены.

— На моём месте должна была быть Елена?

— А ты думала, его волнует Алисия или, может, какая-нибудь другая женщина! — он внезапно взрывается, его сдержанность лопается, как мыльный пузырь. — Всё начинается и заканчивается на Елене! Снова и снова.

Картина немного проясняется перед моим взором. Но настолько ужасная и лишённая какой-либо человеческой морали, что страх затягивает меня всё глубже в темноту. Там нет ничего: ни звёздного неба, ни искренних улыбок, только фальшь в проявляемой всё это время заботе.

Мы стоим, тяжело дыша, словно только что схлестнулись в настоящей драке. Воздух наэлектризован. За окном начинает накрапывать дождь, первые капли с тихим стуком бьются о стёкла.

— Он мой единственный шанс, — тихо выдавливаю я. — Мы не справимся в одиночку. Ты сам сказал — всё идёт не так. Я — это отклонение. Возможно, именно я могу что-то изменить. Но как бы ужасен он ни был, мне нужны его знания.

Виктор молча смотрит на меня, взвешивая риски. Он словно оценивает, как воспользоваться выявленной переменной: как оружием или как щитом.

— Тьма здесь не слепая, — его голос звучит безжизненно. — Она зрячая. И она постоянно смотрит.

Это же метафора?

В этот момент его взгляд снова меняется, становясь бездонными чёрными дырами. Его голова чуть наклоняется, будто он прислушивается к тихому, неведомому мне шёпоту. Это длится всего мгновение, но достаточно, чтобы моя кровь похолодела в жилах.

Виктор общается с тенью? Что он вообще такое?

Он моргает, и пустота уходит. Его внимание возвращается ко мне, отягощённый новой, ещё более тяжкой ношей.

— Хорошо, — выдыхает он, и это слово звучит как капитуляция. — Попробуем по-твоему.

Облегчение, сладкое и головокружительное, затопляет меня. Я киваю, не в силах вымолвить и слова.

— Но… — он поднимает палец. — Не сейчас. Сейчас Киллиан не в том состоянии. Ему нельзя ничего говорить, пока мы не будем абсолютно уверены в его реакции. Одно неверное движение, одна фраза, вырвавшаяся не вовремя… и всё рухнет. Поняла?

— Поняла.

— И запомни, — он делает шаг вперёд, и его лицо оказывается в сантиметрах от моего. Как и глаза, дыхание Виктора обжигает. — Если он посмотрит на тебя так, как смотрел на прежнюю Алисию… Беги. Не оглядывайся. Забудь о нас, обо всём. Потому что то, что последует за этим взглядом, будет куда страшнее простой смерти.

Он отступает, и по его лицу я понимаю, что он не шутит. Он говорит о чём-то, что видел своими глазами. О чём-то, что живёт в его памяти, отягощённой одного и того же кошмара.

Гроза обрушивается на особняк с полной силой. Раскаты грома сотрясают стены, а свет молний на мгновение озаряет кабинет, выхватывая из мрака бледное лицо Виктора.