Страх — ненадёжный союзник. Он сжимает горло, леденит разум и заставляет сердце биться в бешеном ритме, выбивая один примитивный сигнал: «Беги! Спасайся!». Он ослепляет, и за ночь я хлебнула его до дна.
Киллиан спокойно проводил меня до спальни, и это молчание было красноречивее любых слов. Я же шла, нервно озираясь, ловя каждое движение теней от пламени свечи. А в постели, под непомерно тяжёлым бархатным одеялом, металась между жуткими образами: призрачный лик, искажённый маской отчаяния в тенях библиотеки, и глазами Киллиана, полные той же твари, что сидела и в моей груди.
Но к утру, когда первые лучи солнца пробились сквозь щели штор, со мной что-то произошло. Паника, высосавшая душу до дна, отступила, оставив после себя странную пустоту. И в ней, на удобренной отчаянием почве, начала прорастать уверенность. Не истеричная, а беспощадная.
Если уж судьба, магия или чёртово проклятие забросили меня в эту золотую клетку, я перестану биться о прутья. Я буду использовать единственное оружие, которое никто не сможет отнять: свой ум. Не стану игрушкой в чужой игре с неведомыми правилами. Пора самой начать играть.
Первым делом — информация. Мне нужна карта этого враждебного мира, чтобы составить чёткий план. Я должна понять, кто здесь друг, кто враг, а кто просто молчаливый свидетель, которого можно обойти или превратить в свой инструмент. Нельзя сражаться с призраками прошлого, не зная, на кого опереться среди живых. Пора изучать поле битвы.
Когда Марфа вошла с утренним чаем, я встретила её не растерянной жертвой, а собранной, хотя и продолжала притворяться слабой.
— Доброе утро, сударыня! Как почивали? — её лицо озарилось искренней улыбкой, и в этом простом участии я почувствовала нечто исцеляющее.
— Доброе утро, — приветствую я тихо, но чётко. — Лучше, спасибо. Голова уже не так кружится. — Я сделала маленький глоток душистого чая, давая себе время собраться с мыслями. — Марфа, скажи… мне до сих пор всё кажется таким туманным. Эта женщина, Марта… она всегда так сурова?
Горничная засуетилась, поправляя и без того идеальные складки покрывала.
— Ах, нянечка наша, Марта Эпсворт… Она у нас человек старый, из прежних времён. Служила ещё отцу вашего супруга, покойному графу. Строгая, да, но сердце золотое. Просто она… всё видит. Говорят, у неё дар.
— Дар? — притворяюсь наивно заинтересованной, широко раскрывая глаза. Играть роль несведущей сейчас мой главный козырь.
— Ну, знаете… Чует она, когда беда стучится в дом. И с нечистой силой, поговаривают, может справиться. Все её побаиваются, но уважают. — Марфа понижает голос до конспиративного шёпота, оглядываясь на дверь. — Сам хозяин с ней советуется в важных делах, хоть и виду не показывает.
Вот оно. Первая деталь вписана в ментальную карту. Марта — некий мистический страж дома, чей авторитет простирается даже на Киллиана. Враг определённо не из плоти и крови, но у любой нечисти есть уязвимые места, и Марта, похоже, знает, где они.
— А кроме неё… Кто ещё из старой прислуги? — осторожно спрашиваю я, делая вид, что с трудом вспоминаю лица.
— Да кто же ещё… — Марфа вздохнула. — После того как старый граф скончался, многих распустили, хозяйство уменьшилось. Остались я, миссис Эпсворт, дворецкий Филипп да повар Григорий. Остальные все молодые, новые. Горничная ваша Катерина, к примеру, девушка беззаботная.
Дворецкий Филипп. Ещё один столп «старой гвардии», преданный в первую очередь семье и её тайнам, а не лично Алисии. С такими нужно держаться осторожно. А вот молодая горничная Катерина… Беззаботная. Такие обычно любят посплетничать, блистая осведомлённостью. Возможно, её болтовня станет моими ушами в этом доме.
Позже, когда Марфа помогает мне одеться, я всё так же твёрдо настаивала на платье с минимальным корсетом, отстояв право дышать, в комнату постучалась та самая Катя. Юная, румяная, с любопытными глазами, в которых нет и тени того мрака, витающего в каждом углу особняка. Она принесла стопку свежевыглаженных полотенец.
— Доброго здоровья, госпожа! Слава Богу, вы поправляетесь! — щебечет она, ловко и грациозно раскладывая бельё. — А то мы все так перепугались! Хозяин наш извёлся весь, и с тех пор сам на себя не похож.
— Да, я слышала, он был очень встревожен, — небрежно вступила я в беседу, ловя её взгляд в зеркале и приглашая к откровенности.
— Ещё бы! — Девушка аж всплеснула руками, забыв о полотенцах. — Я в тот день убирала в коридоре и вижу, хозяин вас на руках несёт, сам белый как полотно. А в глазах… — она понизила голос, — страх настоящий! Я ж окаменела на месте. Он меня даже не заметил, пронёс мимо, как ураган, прямо в библиотеку. Никогда таким его не видела, честное слово! Обычно он же какой? Холодный, спокойный, как мраморная статуя. А тут… живой человек.
Испугался, что я помру, как его бывшая жена?
Или его сковал страх перед тем существом, что обратилось против того, кого он пытался спасти?
— Наверное, он очень меня… любит, — произношу я с лёгкой, наигранной грустью, опустив взгляд и позволяя голосу дрогнуть на последнем слове. Этот крючок, заброшенный в воду, покажет мне, какая рыба клюнет.
Оживлённое личико Кати на мгновение смущается, взгляд бегает по сторонам, ища спасения.
— Ну… Хозяин человек сдержанный… Тяжёлый на ласку… — запинается она, чувствуя ловушку. — Но, конечно, конечно! — спешит добавить, словно пытаясь заткнуть прорвавшуюся плотину. — Вы ведь его супруга. Он о вашем благополучии печётся.
В её голосе, особенно на последних словах, прозвучала фальшивая нота слащавой уверенности. Она что-то знает или слышала пересуды среди прислуги. Но болтать об этом с «госпожой», да ещё и в таком состоянии, видимо, верх безрассудства.
— Спасибо, Катерина, — я улыбаюсь ей, стараясь выглядеть искренне благодарной. — Твои слова меня утешают.
Девушка, явно польщённая тем, что смогла «утешить» госпожу, и облегчённая безопасным поворотом разговора, расплывается в сияющей улыбке и, сделав реверанс, выпархивает из комнаты.
Я остаюсь наедине с Марфой, заканчивающей мою причёску, и своим отражением. И смотрюсь в зеркало уже по-другому. В огромных зелёных глазах незнакомки нет и следа прежнего страха, теперь в них горит ровный аналитический огонь.
Истина, наконец, проступает сквозь пелену тумана. Сущность, что дышала в углу библиотеки, та ледяная пустота с глазами-безднами, вот подлинный враг. Проклятие, рождённое артефактом, что пожирает особняк изнутри.
Киллиан… Его отчаяние всего лишь искра. Он точно не злодей, а жертва, попавшая в капкан собственной тоски. Но бессилен ли он? А Марта? В её взгляде знание, выстраданное поколениями. Она верит в неотвратимость судьбы, и это сделало её и пророком, и узником.
И точно, они же с Киллианом давно советуются друг с другом. Весь вопрос в том, на каком этапе их диалог. Что их остановило? Страх? Или фатальная покорность Марты судьбе?
Хранитель Времени. Этот механизм должен быть уничтожен. Разрушен до основания. Или… о, это «или» гораздо страшнее… понять его. И подчинить, чтобы заточить в его латунь того, кто разгуливает на свободе.