Проклятая попаданка серебряной совы

Глава 25

Я просыпаюсь с уже знакомым ощущением тяжести на душе, но сегодня к нему примешивается новое намерение. Вчерашнее ночное озарение всё ещё жжёт изнутри, не позволяя снова погрузиться в апатию.

Завтрак проходит в привычной тишине. Я механически съедаю яичницу с трюфелями, запивая её ароматным чаем, но вкус не ощущаю. Мой разум лихорадочно работает, выстраивая планы. Хранитель Времени в библиотеке — ключ, но слишком очевидный, чтобы просто коснуться его и вернуться в свою реальность. Может случиться обратный эффект, или того хуже, эта штуковина забросит меня ещё дальше в прошлое. Магнитное притяжение Хранителя Времени явно подразумевает что-то нехорошее. Нужен другой путь. И понять, что движет Киллианом. Что за тень преследует этот дом? И что такого случилось с Еленой?

Катерина суетится вокруг, её беззаботное стрекотание — единственный звук, нарушающий тишину. Мой второй приближённый союзник в этом доме, источник информации, пусть и невольный. Боюсь, Марфу не получилось бы уговорить, но вот молодая горничная точно знает сплетни и все запертые двери в особняке.

— Катя, — начинаю я, делая вид, что внезапно что-то вспомнила. — Мне сегодня приснился такой странный сон… Там была комната, вся в белом, с высоким окном, из которого видно берёзовую рощу… И пахло мёдом. Я проснулась с таким чувством… будто это что-то важное. Может, это память возвращается?

Смотря на неё широко раскрытыми глазами, я стараюсь выглядеть как можно более растерянной. Старая уловка с амнезией должна сработать, кто знает, сколько ещё я смогу ей пользоваться.

Катерина замирает с подносом в руках, её лицо становится озабоченным.

— Белая комната с видом на берёзы… — она бормочет, перебирая в памяти. — Это же покои покойной графини Елены. Барышня, да вы никогда там и не бывали! Откуда вам такое привиделось?

Сердце ёкает. От нечего делать рассказала ей свой позавчерашний сон и попала в точку. Естественно, я не видела таких помещений в особняке, а в то, что мне приснилось, я даже не попыталась вникнуть.

— Не знаю. Может, кто-то рассказывал… Или просто душа потянулась… — искренне недоумеваю я, раздумывая, в какую степь направить разговор. — Мне бы одним глазком взглянуть и убедиться. Вдруг я там была и это правда поможет?

— Сударыня, туда никто не входит. Сам господин… После того, что случилось, он запер её и велел не тревожить.

— Пожалуйста, Катерина, — умоляю я, выдавливая настоящие слёзы отчаяния. — Мне кажется, это как-то связано с тем, что со мной произошло.

Её сопротивление в мгновение тает. Тяжело вздохнув, она шепчет:

— Хорошо… Ключ я достать не смогу, это выше моих полномочий. Но… дверь в старый флигель, где те покои, давно не запирается. Замок сломан. Если тихонько… и только на минутку…

Спустя час, под предлогом утренней прогулки, я отрываюсь от бдительного ока Кати, свернув в глухую галерею, ведущую в заброшенное крыло особняка. Воздух здесь спёртый и пыльный, пахнет затхлостью. Сердце колотится где-то в горле, но я заставляю себя идти вперёд.

И вот она. Резная дубовая дверь, ничем не примечательная с виду, если бы не ощущение, исходящее от неё, будто из-под двери хлыщет тяжёлая скорбь, запертая вместе с воспоминаниями. Я осторожно нажимаю на ручку. Дверь оказывается не заперта и с тихим скрипом поддаётся.

Комната совсем не похожа на склеп, какой я её представляла. Она просторна, залита утренним светом из высокого окна, выходящего в берёзовую рощу. Интерьер выполнен в нежных пастельных тонах: бледно-голубые стены, белоснежный камин, мебель из светлого дерева. Но пыль толстым слоем лежит на всех поверхностях, а в воздухе висит сладковатый, неподвижный запах застоявшегося воздуха. Время здесь остановилось.

Осторожно делая несколько шагов, я чувствую себя варваром, ворвавшимся в святилище. Взгляд падает на маленькое овальное зеркало в резной раме. А под ним, на туалетном столике, стоит миниатюрный портрет в бархатном футляре.

Взяв его в руки, я замечаю, что стекло чистое, будто его кто-то недавно протёр. А сквозь него на меня смотрит молодая женщина. У неё светло-русые, мягко вьющиеся волосы, собранные в простую причёску, и светлые, добрые глаза, в уголках которых притаились лучики смешинок. Она не ослепительная красавица, но от неё веет такая тёплая, спокойная гармония, что на душе становится и светло, и бесконечно горько.

Елена?

Проскальзывает что-то знакомое в её лице, но я не могу ухватиться.

Осторожно поставив портрет на место, я тянусь к ящичку столика. Внутри, под стопкой вышитых платочков, лежит небольшая пачка писем, аккуратно перевязанных голубой ленточкой. Большинство писем адресованы не Киллиану. Они подписаны инициалами «В. В.». Я листаю их, и обрывки фраз складываются в новую, ошеломляющую картину.

«…Киллиан просто одержим своей идеей. Он уверен, что механизм его прадеда — не просто диковинка, а ключ к величайшему открытию. Он говорит о возможности корректировать ткань реальности. Порой он шутит, что однажды вернёт мне моего сокола, улетевшего в детстве. Я смеюсь, но вижу в его глазах не шутку, а пламя настоящей веры…»

«…Сегодня он до утра просидел в библиотеке. Говорит, почти нашёл недостающее звено. Иногда он смотрит на меня с таким странным выражением… будто хочет что-то сказать, но боится спугнуть удачу. Виктор, брат мой, не смейся над ним. В его амбициозности к величию кроется огромный потенциал. Он хочет не просто понять мир. Он хочет его исцелить…»

В. В. Виктор Верский? Брат Елены? В ушах звенит от этого открытия. Всё встаёт на свои места. Его преданность Киллиану, его боль, его ярость — это не служба и не дружба, а кровная связь. Он потерял сестру. А Киллиан… потерял любовь всей своей жизни.

«…Он сделал это. Вчера ночью механизм заработал. Ненадолго. Свет был ослепительный, а звук… похож на пение. Киллиан был вне себя от счастья. Но сегодня утром я проснулась с чувством… будто что-то изменилось. Воздух стал гуще, тени в углах живее. Мне показалось, будто кто-то стоит за дверью и дышит. Я, наверное, просто впечатлилась. Киллиан говорит, что это побочный эффект, временное явление. Он уверен, что теперь всё получится…»

Письмо обрывается. Меня бросает в дрожь. Елена ничего не боялась и верила в него. А он… он был учёным, гением, ослеплённым возможностью совершить прорыв… которую оплатил её жизнью? Но как она умерла?

Подняв взгляд, я встретилась с собственным отражением в зеркале, как за спиной возник странный силуэт. Не тень, а размытое пятно света, которое вдруг начало двигаться. Внутри меня всё сжалось от неожиданности, я дёргаюсь и задеваю столик. В панике, сбивая что-то на пол, я оборачиваюсь, но за спиной никого не оказывается.

С протяжным звуком по полу крутится маленький деревянный футляр, пока я не останавливаю его, чтобы поднять. Изящная коробочка явно предназначена для хранения кольца, но когда я открыла его, на бархатной подушечке обнаружила миниатюрную золотую монету.

Выглядит слишком просто, даже грубовато для женщины её круга. Может, талисман или… ключ.

Я беру монету в руки. Она холодная и необъяснимо тяжёлая, с отверстием в центре и зазубринами по краю. И тут до меня доходит: это шестерёнка. Крошечная, искусно выполненная деталь механизма.

Что она делала в комнате женщины, далёкой от инженерии? Подарок Киллиана?

Внезапно за дверью раздаются шаги. Я судорожно захлопываю футляр и прячу его в складках платья.

В проёме возникает Киллиан. Я застываю, словно пойманная воровка, сжимая в кармане чужую тайну. Его взгляд скользит мимо меня, к миниатюрному портрету на столике и открытому ящику с письмами. И глаза наполняются таким горем, что у меня перехватывает дыхание.

— Что ты здесь делаешь?

Каждое слово отдаётся в тишине комнаты пушечным выстрелом. Он не делает резких движений, просто стоит на пороге запечатанной комнаты и дышит медленно, будто здешний воздух для него ядовит.

— Мне приснился сон, — наконец нахожу в себе силы говорить. — И я подумала… что если я приду сюда, то пойму.

— Поймёшь что? — он подходит к столику и берёт в руки футляр с портретом.

— Пойму тебя.

Киллиан медленно поднимает на меня взгляд. В тёмных глазах бушует буря из боли, гнева, недоумения. Но сквозь них пробивается что-то ещё.

— И что же ты поняла?

— Что ты не злодей. Просто человек, которому очень больно.

Он замирает, словно перестаёт дышать. И смотрит на меня так, будто видел впервые. Не Алисию, не легкомысленную жену, а кого-то другого.

— Боль не оправдывает всех поступков, — говорит он хриплым голосом. — Некоторые ошибки нельзя исправить.

Он имеет в виду Хранителя Времени? Моё появление здесь?

— Но можно попытаться не совершать новых, — тихо отвечаю я. Он делает шаг вперёд, и я невольно отшатываюсь, но Киллиан проходит мимо меня к окну, где видны голые ветви берёз.

— Она любила смотреть на эти деревья, — произносит он почти шёпотом. — Говорила, они словно серебряные нити между небом и землёй.

Киллиан стоит ко мне спиной, плечи напряжены. В этой уязвимости, в этом молчаливом признании больше силы, чем во всех его ледяных масках.

— Уходи, — тихо говорит он, не оборачиваясь. — Здесь нечего искать. Лишь пыль и призраки.

Я понимаю, что переступила невидимую черту, но не чувствую раскаяния. И выхожу из комнаты, оставляя его наедине с призраками. Дверь за мной не закрывается. Она остаётся приоткрытой, словно незаживающая рана.

Ничего уже не будет прежним. Ни для него. Ни для меня.