Проект «Наполеон»

Глава 11

Разбудили меня то ли луч утреннего солнца, то ли бубнёж Дракона в моей голове.

— Ну сколько можно дрыхнуть? Вся морда, наверное, сплющилась о подушку. Можно сказать, я его, наглеца, простить решил. А он без зазрения совести храпака давит, — бубнило это чудовище.

«Как-то рано поутру прискакало к нам куку», — подумал я. Ярко представил себе настенные часы, и вместо кукушки выскакивает дракон, а я его уничтожаю из двустволки дуплетом. Представить эту картину не составляло труда. В прошлой жизни меня в детстве здорово поддерживала и любила тётя Марина, родная сестра отца. Огненно-рыжая, говорят, с тяжёлым характером. А что делать — профессиональная деформация, учитель английского языка. А дети, которых надо учить, — это, конечно, цветы, но бывают очень ядовитые, если их вовремя не окучивать и не удалять паразитические побеги-мысли. Болтали и занимались языком мы с ней на кухне, где на стене висели её любимые часы с кукушкой. Каждый час из них выскакивала мерзкая птичка и пугала меня. Я в детстве любил мечтать, как убиваю ее из самого разного оружия, а иногда — взрываю гранатой.

— Ну ты и гад! — возмутился Дракон.

— Неправда твоя, дяденька. Я друг, товарищ и место постоянной дислокации, — съехидничал я.

Дракон возмущенно запыхтел. Я встал и начал делать легкую разминку, затем умылся и облился водой, не обращая внимания на возмущенный бубнеж моего земноводного. Закончив все процедуры, облачился в вычищенную слугами форму.

— Чего будил, змей пупырчатый? — спросил я.

— Заканчивай обзываться, обезьяна бесхвостая. Я же предлагаю примирение. За него отдашь пазл вепря. Иначе на мою помощь можешь не рассчитывать! — ворчливо предупредил дракоша.

— Ну, и зачем мне это нужно? Смотри, что получается. Сейчас ты обижен и не хочешь иметь дел со мной. Предположим, я отдаю пазл вепря, поддавшись на твой шантаж. Теперь обижен на тебя я. И не хочу иметь с тобой никаких дел. То на то получается. Так я еще и без пазла остаюсь, — обозначил я свою позицию.

— И что теперь? Я столько энергии истратил, скоро впаду в литургическую спячку. Сдохнешь без моей помощи, и все мои инвестиции в твое развитие пойдут прахом, — тяжело вздохнул дракон.

— Я предлагаю не отходить от практики общения двух деловых людей. У меня есть ресурсы, добытые тяжелым трудом, и я хочу за них максимум готового продукта, — предложил я выход из этой ситуации.

— Ты не деловой партнер, а беспредельщик просто. Говори, чего надо!

— Отдав тебе пазл, я остаюсь с консервной банкой в виде туши, которую нечем вскрыть. Нужен консервный нож. Желательно не одноразовый и от хорошего дизайнера, — на одном дыхании выдал я.

— Есть один вариант. Учти, сложный и болезненный. Вырастишь кинжал «Коготь дракона» из ингредиентов по моему указанию, целую неделю будешь испытывать сильнейшую боль и принимать внутрь разные элементы, зато сможешь им резать даже алмаз из гравитационного колодца схлопнувшейся звезды. Инструкцию для получения когтя составлю за сутки, — обещал дракоша.

— Я знал, что мы найдем выход из этой сложной ситуации! — порадовался я.

В это время в дверь постучали и, хромая, вошел Жозеф.

— Наполеон! Пришел кудесник Антонио, приглашает на аудиенцию в замок герцога, — сказал он.

«Это будет интересно», — подумал я, направляясь вслед за Жозефом. В столовой за столом сидели Карло, Мария и мой друг Антонио. Они потягивали из хрустальных бокалов вино рубинового цвета. Пахло оно фруктами и, кажется, чуть-чуть клубникой. Эти ароматы, словно легкое дуновение от крыльев экзотических бабочек, услаждали мой нос.

— Всем привет! Когда жрать будем? — поздоровался я с ними.

Предположение, что шок окружающих поднимает самооценку и настроение, полностью подтвердилось. Антонио, делавший в этот момент глоток, поперхнулся и закашлялся. Подойдя и легонько постучав его по спине, я радостно объявил:

— Друг мой, я рад тебя видеть. Но, как лекарь лекаря, хочу предупредить: вино поутру бывает не только полезным, но и вредным. Если хочешь, могу на эту тему прочитать тебе лекцию, пока мы весело, с приключениями идём к герцогу.

— Ну почему все беды валятся на мою несчастную голову? Ведь умолял отца послать за тобой старшего брата! Но, видите ли, он наследник, и им нельзя так рисковать. Я ведь тоже человек и жить хочу! — запричитал Антонио.

— Чего ты переживаешь? Жить надо так, чтобы всем окружающим было мучительно больно вспоминать твои бесцельно прожитые годы. Когда мы выдвигаемся в гости к герцогу? Может, ваша милость согласится не только выпить, но и принять участие в первой моей трапезе за сегодняшний день? — склонившись в шутливом поклоне, изрёк я.

Антонио схватился за голову и застонал, как от зубной боли.

— Наполеон Бонапарт! Как можешь так себя вести? Что подумает гость о твоём воспитании и обо всём нашем роде? Твоё фиглярство начинает утомлять и раздражать. Пора повзрослеть и вспомнить, что ты из старого дворянского рода, и позорить его солдафонскими шутками недопустимо. После возвращения от герцога я лично займусь твоим обучением искусству беседы в приличном обществе, — спокойно, холодным тоном произнесла Мария. — Кажется, я многое упустила в твоем воспитании.

Постоянное общение с соратниками-ведьмаками сыграло со мной злую шутку. Да и в прошлой жизни общение в среде гиков, увлечённых играми, было без аристократического налёта. А с некоторыми близкими и друзьями — вообще с постоянным стебом. Я и ведьмаков такому разговору научил… Нужно быстрее перестраиваться на соблюдение этикета и искусству беседы высшего света, если не хочу, чтобы Мария взялась меня муштровать всерьез, она могла. Улыбка исчезла с моего лица, взгляд заледенел.

— Я готов проследовать для дружеской встречи с герцогом Маналезе I, — сказал я, словно делая большое одолжение.

Второй раз за последние пять минут окружающие впали в шок. Жозеф, стоявший возле двери, рассмеялся.

— Ты собираешься на встречу с герцогом в этой поношенной до неприличия форме, хоть и чистой? — спросил он.

— Полностью согласен с братом Жозефом. Будет неуважением посетить герцога без обновления гардероба. К сожалению, все мои вещи были утеряны во время морского вояжа. Я вынужден принести свои извинения и перенести дружеский визит на следующий месяц. Надеюсь, к этому времени удастся заказать и получить из Неаполя соответствующий этому торжественному мероприятию наряд, — на одном дыхании выдал я.

Жозеф перестал смеяться, Антонио выпучил глаза, уставившись на меня, как кролик на удава. Отец спрятал лицо в ладонях в приступе «испанского стыда» за сына. Мама очень сердито взглянула на меня.

— Хамство или чопорность не являются хорошим тоном. В обществе истинный аристократ должен найти золотую середину и придерживаться её. Так что не рассчитывай избежать занятий по этикету, — сказала сурово мама. — Подобрать достойную, без вычурности, одежду нам не составит труда. Это займёт не больше часа. Потому откладывать визит нет необходимости.

Тяжело вздохнув, я решил перестать выпендриваться.

— Мама, как вы считаете, Жозеф одет достойно? — спросил я.

— Да, его одежда выглядит просто, без лишних украшений. Но качество ткани, из которой сделан костюм, позволяет сгладить эту простоту, — ответила мама Мария.

— Надеюсь, вы слышали о материале, из которого сшит наряд герцога Гастона де Партоса. Он изготовлен из паутины косиножек. Этот материал защищает лучше латного доспеха, не горит, не намокает, а грязь, попадающая на него, исчезает в течение суток. Украсть его невозможно, наряд из этого материала имеет привязку к первому и единственному хозяину. Для остальных это саван, пропитанный ядом. Именно мой отряд зачищал по просьбе де Партоса лес возле аномалии и убил босса Тарантула. За это мне, как командиру, изготовили форму из этой паутины. Думаю, её стоимость равняется маленькому баронству. Выглядит она поношенной лишь потому, что я практически не снимаю её, и она хранит следы времени и пройденных сражений. Не думаю, что взгляд герцога Маналезе I оскорбит мой наряд, — ответил я.

Взгляд четырёх пар глаз был мне наградой.

— Наполеон, расскажи об этой битве! — вскричал мой брат, просто фонтанируя эмоциями.

Остальные не менее энергично его поддержали.

— Господа, я могу не один день рассказывать байки, но теперь мне надо нанести дружеский визит руководителю нашей солнечной Корсики. Антонио, думаю, нам пора отправляться в путь, — сказал я, надеясь увильнуть от всех вопросов.

Антонио раскланялся, и мы вместе с ним вышли во двор, где нас поджидал открытый экипаж с «двигателем в одну лошадиную силу».

— Думаю, мы доедем на этом кабриолете за полчаса, не больше, — с гордостью сказал Антонио, взяв в руки кожаные провода пульта управления двухколёсным чудом.

Ехали в молчании минут двадцать. Антонио размышлял, а я с удовольствием созерцал открывающиеся пейзажи. В своё время я с другом катался на кабриолете «Феррари» по трассам Дубая, запряжённом шестьюстами лошадиными силами. Но этот кабриолет, ставший прародителем всех грядущих, с одной лошадиной силой, нравился мне больше. В стороне от дороги стоял небольшой поселок. Время близилось к полудню, а на его улицах и возле домов не было ни одной живой души.

— Антонио, отчего пустуют жилища в этом поселении? Вроде, добротные дома, рядом дорога, обработанные поля и виноградники совсем близко. Идеальное место, — удивлённо сказал я.

— До вчерашнего дня здесь жили лучшие мастеровые. На острове его прозвали «Город мастеров». А вчера сюда ворвалась орда хрюкалов. К приходу солдат жители погибли. Потом всю ночь солдаты расчищали улицы от трупов чудовищ и хоронили жителей, — мрачно сказал Антонио.

Именно в этот момент я заметил пожилого мужчину, выходящего из крайнего дома. В руках у него были какие-то вещи. Ещё обучаясь в школе ведьмаков, я нередко сталкивался с мародёрами. Я признаю правило «Что в бою взято, то свято». Могу, хоть и с трудом, понять черных археологов из прошлой жизни. Но нелюди, грабящие дома только что погибших людей, — это гангрена на теле общества. Подлежат уничтожению.

— Тормози! — выкрикнул я, на ходу выскакивая из экипажа, наблюдая, как этот негодяй спокойно зашел в соседний дом.

Подбежав к резному крыльцу дома, в который он вошёл, я остановился, поджидая эту нечисть. Дверь скрипнула, и из дома вышел пожилой мужчина. Кажется, это был старый ремесленник, чьи плечи согнулись под тяжестью лет и горестей. Седые, растрёпанные волосы выбивались из-под простого тканого колпака, выцветшего и покрытого пятнами. Лицо его было изрезано глубокими морщинами, как потрескавшаяся кора старого дуба, а глаза, лишённые всякого блеска, смотрели в пустоту — тусклые, словно потухшие угли в заброшенной печи.

Тонкие, костлявые пальцы, обожжённые и покрытые мелкими шрамами, свидетельствовали о долгих годах тяжёлого труда с инструментами. В руках он держал детские вещи — крошечные башмачки и тряпичного поросёнка, набитого соломой. Старого, с выцветшей тканью и торчащими из разрывов соломинками, но явно сделанного с любовью. Эти вещи казались совершенно неуместными в его огрубевших руках, как напоминание о безвозвратно ушедших днях, когда жизнь была наполнена детским смехом и радостью.

Взгляд его был пуст, словно все чувства и мысли давно покинули его, оставив лишь оболочку человека, некогда известного как великий мастер. Он прошёл мимо меня, даже не взглянув, будто я был частью мебели, и, пошатываясь, направился к следующему дому.

Ко мне подошёл Антонио.

— Это кто? — спросил я, всё ещё поражённый его видом.

— Это Карло из рода Тартуро, великий механик и изобретатель, — ответил Антонио, опуская голос, словно боясь нарушить мрачное молчание вокруг.

В этот момент мужчина вернулся из дома. К детской одежде в его руках добавилось ещё одно нарядное платьице. Антонио мягко коснулся его плеча, останавливая шаг.

— Мастер Карло, что вы здесь делаете? — тихо спросил он.

Глаза мастера были устремлены куда-то вдаль, словно смотрели сквозь время. Он стоял неподвижно и молчал. Но как только Антонио убрал руку с его плеча, мастер, будто не замечая нас, молча прошёл к следующему дому.

Мы с Антонио двинулись за ним, наблюдая за его странным поведением. Он не реагировал ни на наши слова, ни на окружающий мир.

— Ещё до катастрофы мастер Карло проживал в Риме. Так получилось, что его роду Тартура объявила кровную месть одна сицилийская семья. Мой отец, используя свои связи, сумел уладить этот вопрос, и Карло в знак благодарности подарил моей младшей сестре, которая была ещё ребёнком, куклу-автоматон. Это был шедевр его мастерства: кукла могла закрывать и открывать глаза, произносить своё имя и даже исполнять маленький танец. Сестра уже выросла, но автоматон по-прежнему дорог ей как память. В день катастрофы Карло находился у нас в доме. Затем наступили смутные времена. Позже, когда жизнь начала налаживаться, мир узнал о Закрытых городах, в том числе и о Риме. Родственников у него не осталось, он стал жить у нас, в Городе мастеров. На прошлой неделе автоматон сломался, и мастер поехал в замок чинить его, — рассказывал мне Антонио, идя вслед за странным мастером, который собирал по домам детскую одежду. — О, я понял! Мы идем к его двору. Там у него сцена, где каждое воскресенье он показывал детям кукольное представление. Дети звали его Папа Карло.

Войдя в открытые ворота вслед за мастером, я внимательно осмотрел двор. Небольшая сцена, перед которой стояли низенькие лавочки, на которые в странном порядке Карло раскладывал детскую одежду. Затем он ушёл в дом и вынес великолепно сделанных марионеток, закрепляя их на кронштейнах вдоль сцены. Несколько раз он возвращался за куклами, пока все они не заняли свои места. Наконец, выйдя на сцену, он скрипучим голосом объявил:

— Любимые мои дети, я всегда рассказывал вам весёлые истории, хотя каждый раз вы просили страшные. Сегодня я исполню ваше желание.

Жила-была сиротка Мальвина в трущобах у болота, при трактире своего дальнего родственника Дуремара. Терпела постоянные упреки и побои, выполняя самую грязную работу. Раз в неделю Дуремар, собрав корзину объедков, посылал с ней сиротку к своей больной маме Тортилле, живущей в хижине на другой стороне болота. Вот и в этот раз красотка Мальвина, сквернословя, перепрыгивала с кочки на кочку и несла корзину вонючих объедков троюродной бабушке. Разные гады, живущие на болоте, старались побыстрее уйти с её пути. Только новосёл этого места скорби, пудель Артемон, не знал, с каким чудовищем столкнула его судьба. Выскочив из-за трёх кривых стволов медленно гниющих каштанов, Артемон прогавкал:

— Что ты несёшь в корзинке, милая девочка?

Через некоторое время, выплёвывая из лёгких воду и тину, он очнулся в цепких руках улыбающейся Мальвины.

— Ты, пёс шелудивый, на кого пасть открыл? Совсем страх потерял? — хриплым голосом вещала эта странная девочка.

— Ой, красавица, отпусти, не губи меня, любое желание твоё выполню! — взвыл Артемон.

Сплюнув сквозь зубы на ближайшую жабу, Мальвина ненадолго задумалась.

— Чёрт с тобой. Сумеешь бабку на том конце болота загрызть — поживёшь ещё, блохастый, — сказала она и, взмахнув рукой, отправила в полёт пса Артемона.

Красиво взмахивая лапами и хвостом с кисточкой, словно бабочка крылышками, Артемон летел в сторону хижины Тортиллы. Жёстко приземлившись, он, скуля, пополз в сторону двери. Навстречу ему выползла совсем сбрендившая голодная старушка. Вцепившись пуделю в горло, с урчанием разорвала его. Пришедшая чуть позже Мальвина пожалела бабушку и, чтобы старая карга не мучилась, умертвила её.

Проходивший мимо охотник Пьеро застрелил маньячку Мальвину.

Тут и сказочке конец, а кто слушал — молодец.

Это был гениальный кукольный спектакль, затягивающий в пучины безумия. В то же время он захватывал филигранностью исполнения, погружая зрителей в транс. Когда представление завершилось, Карло аккуратно собрал марионеток и подошёл к лавочкам с одеждой.

— Милая Элис, тебе всегда нравилась Мальвина. Прими её в подарок, — скрипуче произнёс он, укладывая одну из кукол на симпатичное синее платье в белый горошек.

Карло шёл по рядам и расставлял кукол. Мы с Антонио стояли на ватных ногах, боясь пошевелиться и привлечь к себе внимание. Казалось, кошмар, который разворачивался перед нами, вот-вот поглотит нас целиком. Закончив свой жуткий ритуал, Карло неспешно ушел в дом. Мы впервые за долгое время смогли вдохнуть полной грудью и обессиленно осели на землю.

— Скажи, Наполеон, ты проклят? — вытерев пот со лба, спросил Антонио после недолгого молчания. — Рядом с тобой все страдают, или это только мне так везёт?

— Почему ты так решил, друг мой? — удивлённо переспросил я.

При слове «друг» Антонио вздрогнул и отодвинулся на шаг.

— Ты на Корсике всего два дня, а за это время я уже дважды чуть не сошёл с ума! Можно я не буду твоим другом? Выбери кого-нибудь другого. Почему плохо должно быть только мне? — запричитал он, отходя от меня всё дальше.

— Ты говоришь глупости, но я понимаю, это нервы. Вставай, пойдём посмотрим, что делает мастер, — сказал я, поднимаясь с земли.

Антонио закрыл глаза и отрицательно замотал головой.

— Иди один. С меня хватит, я здесь посижу, — ответил он, не открывая глаз.

Я тяжело вздохнул и медленно побрел в дом. Наверное, Антонио был прав, оставшись во дворе, но я не мог бросить бедного кукольника. Возможно, следовало забрать его или предложить помощь…. Но в большой мастерской в кресле я нашел уже мертвого Карло с перерезанным горлом. Напротив него стоял автоматон, выполненный в виде мальчика с длинным носом. В одной руке он держал замысловатый блестящий ключ, в другой — окровавленный нож. Я тихо вышел из дома, осторожно прикрыв за собой дверь.

— Антонио, хватит сидеть на сырой земле. Вставай, поехали к твоему отцу, он, наверное, заждался, — сказал я, цепляясь за остатки самообладания, чтобы скрыть внутреннее смятение.