Глава 10 Лето-осень 454 года. Цезарея Лупанарий

Охота странствовать овладевает всеми без исключения. Нет такого человека, которому удалось бы задержаться где-нибудь больше чем на один день.

Жан-Мари Ле Сиданер.[11]

«Голубой дельфин» прошел Геркулесовы столбы без всяких проблем. Пополнил запас провизии и пресной воды в Тингисе, и вот уже под форштевнем ласково засверкали бирюзовые волны Вандальского моря.

На этот раз шли, как и все, вдоль берега. Пиратские корабли Гейзериха бороздили море вдоль и поперек. Балеарские острова, Сардиния, Сицилия, Корсика превращались в разбойничьи базы, а неподконтрольная вандалам торговля замерла, застыла в испуге. Доставшийся от Карфагена огромный варварский флот король Гейзерих превратил в пиратский.

Самым благоразумным сейчас было идти вместе со всеми, прижимаясь к берегу и уплачивая дань во всех встречающихся по пути портах. Один только вопрос все больше тревожил Сашу: где взять средства? Можно, конечно, попытаться ограбить какое-нибудь подходящее купеческое судно, но в одиночку они не ходили, а для масштабных проектов просто не было сил.

Даже Гита понимающе улыбалась:

— Вам нужна дружина, парни!

Нужна, но откуда ее сейчас взять? Оставаться в порту, набирать людей — это все задержки, а ведь где-то рядом, впереди, может быть всего-то в нескольких десятках миль, шел «Тремелус», на борту которого находились профессор Арно и Катя. Но чтобы их отыскать, не отстать, нужны были деньги. Ветер и море, конечно, бесплатны, однако пресная вода, провизия, портовые взносы…

По всему выходило, что придется завернуть в первый попавшийся порт, лучше всего в какую-нибудь малопосещаемую дыру, и поискать попутный груз если не в Карфаген, то хотя бы в Гиппон Регий.

Такая дыра возникла на их пути уже к полудню после того, как прошли Геркулесовы столбы, или столпы Мелькарта, как их на старый пунический манер еще продолжали называть жители африканских провинций.

Мавритания, Цезарея, Нумидия, Проконсульская Африка — бывшая имперская житница теперь покорилась вандалам. Они, кстати, не сами явились, а были приглашены римским комитом Африки Бонифацием. Как и многие правители провинций в то неспокойное время, он «восхотевши сам правити и всем володети». Это вполне понятное желание, конечно же, не вызвало особого энтузиазма у Рима, по привычке продолжающего считать своей всю Африку. Однако посланные против него войска Бонифаций разбил, а затем, видя, что дряхлеющая метрополия все никак не хочет уняться, призвал на помощь вандалов, точнее говоря, асдингов. Другой вандальский народ, силинги, на тот момент ослабевшие донельзя, уже признали власть своих братцев.

В ту пору вандалы жили в Испании (ту область впоследствии назовут их именем — Вандалусия или Андалузия), однако постоянно собачились с находившимися там же более сильными вестготами. Так что любезное предложение мятежного правителя пришлось как нельзя более кстати, тем более что цветущие африканские провинции, две трети которых Бонифаций обещал отдать за военную помощь, ничуть Испании не уступали.

Дабы не быть голословным, африканский комит даже успел жениться на знатной вандалке Пелагее, однако затем каким-то образом примирился с императрицей Плацидией, матушкой императора Валентиниана, который и отозвал войска, в основном состоящие из наемников-готов.

Таким образом, приглашенные вандалы оказались лишними. Однако они уже явились в количестве, по разным источникам, от пятидесяти до восьмидесяти тысяч человек, «со чады и домочадцы» и со всем своим скарбом. В Испании их никто не ждал, как, впрочем, и в Африке. Никто, кроме крестьян, задавленных налогами сверх всякой меры, колонов, рабов.

Не встречая сильного сопротивления, король Гейзерих захватил все африканские города, в том числе и Карфаген, который сделал своей столицей. С этого момента — с 439 года — вандалы и отсчитывали ход времени.

Гейзерих управлял своим королевством довольно жестко, и первое, что сделал, — укрепил свою личную власть, приказав утопить жену родного брата и их детей. Точно так же, кстати, через несколько десятков лет поступит и основатель Франкского королевства Хлодвиг. Такие уж были времена, нравы и обычаи. Близкий родственник короля — опасная привилегия!

~~~

— О мой вождь, не скажешь ли, как называется эта дыра? — опираясь на борт, лениво поинтересовался Гислольд.

Хевдинг лишь пожал плечами и скомандовал смену галса.

— Мы что, собираемся туда поворачивать? — Стоявший на румпеле Фредегар удивленно захлопал глазами.

— Собираемся, — Александр пригладил растрепанные ветром волосы. — Если те моря, где мы плыли раньше, ничьи, то это — вандальское. Хозяевам нужно платить, а у нас нет денег и нет достаточных сил, чтобы сражаться со всем флотом Гейзериха.

— Тогда поступим на службу к этому славному кенигу! — громко расхохотался Оффа. — Думаю, он не откажется нас принять.

— Да. Но для начала нас ограбят его люди. Не будем платить — заберут корабль. Какими бы мы ни были сильными и умелыми воинами, вандалов все равно больше!

— Так мы сворачиваем…

— Чтобы взять попутный груз, любезнейший братец, и заработать денег для уплаты портовых взносов.

Лошадиная Челюсть снова захохотал:

— Груз? В этой дыре? И что такого там может быть?

— А вот поглядим.

Убогий причал, не менее убогие суденышки, полуразрушенная стена, которую, судя по всему, никто и не собирался восстанавливать, нелепая базилика на холме, пара каменных домов, остальные — хижины. Однако вместе с тем — и бескрайние колосящиеся поля, и тучные стада, пасущиеся на зеленых лугах, и финиковые пальмы.

— Пристанем между вон тех лодок, — скомандовал хевдинг.

Признаться, не только желание заработать влекло его сюда. В крупные порты «Тремелус», естественно, не заходил, чтобы не вызвать ненужного ажиотажа. Но не мог же он совсем обходиться без пристаней? Команде нужна пресная вода, свежая пища. Скорее всего, корабль вставал на рейде и с него высылали в селение шлюпку. Да, скорее всего, так.

Наверняка кто-нибудь из местных что-нибудь да заметил.

Нужно было убедиться, что «Тремелус» никуда не свернул.

~~~

Оставив дружинников на корабле, Александр прихватил с собой приодевшегося по такому случаю Гислольда и, справившись у первого попавшегося мальчишки о том, где находится рынок, отправился туда.

На ведущей между хижин дорожке царила неописуемая грязь: под ногами валялись рыбьи потроха, кости, гниющие фрукты, навоз, а обочь высились какие-то смрадные кучи.

На рынке торговали буквально всем: финиками, кокосами, рыбой, керамической посудой, деревянной и плетенной из лозняка утварью, мелким скотом, домашней птицей и даже рабами — чернявыми тощими девочками-подростками, кому такие нужны-то?

— Что мы будем брать, мой вождь? — деловито осведомился молодой варвар.

Саша пожал плечами:

— Пока ничего. Просто постоим, посмотрим. Да, я бы чего-нибудь попил.

— А вон там навес! Наверное, продают вино…

— Возможно, но туда мы пойдем чуть позже.

Чужаков, конечно же, заметили, тем более таких видных, при оружии, в добротных плащах, надетых, несмотря на жару, для пущей солидности. Заметили и наперебой зазывали, крича на странной смеси латыни, местных и германских наречий:

— Купите орехи, добрые господа! Очень хорошие орехи, вкусные. Отдам корзинку всего за денарий!

— Ага, за денарий, — с усмешкой бурчал Гислольд. — За денарий ее вместе с тобой можно взять.

— А вот пояса, сумки, сандалии! Вы посмотрите только! Настоящая змеиная кожа, не какая-нибудь подделка.

— Ножи, точила, ножницы… Ножи, точила, ножницы…

— Иголки-булавки! Иголки-булавки. Иголки… Господа, не проходите мимо — есть прекрасные фибулы для ваших плащей!

— Ткани, ткани, замечательные, койские, прозрачные — от жары и для любимых жен… или любовниц!

— Что у вас сегодня, базарный день? — хмуро осведомился Саша.

— Да, господин.

— То-то я и смотрю — слишком уж много народу.

— Господа-а-а! Купите девочек! Дешево совсем отдам, если возьмете всех сразу. Ну, за всех четырех всего три денария, а? Ладно, два!

— И в самом деле, дешево продает, — оглянувшись, заметил Гислольд. — Может, купим?

— Нам только девочек не хватало.

— Симпатичные… Все же я пойду, приценюсь, заодно поболтаю.

— Давай. Встретимся под навесом, поглядим, что там за харчевня.

Александр неспешно зашагал дальше, то и дело останавливаясь у бойких мест. Приценивался, лениво торговался, а больше прислушивался к разговорам, иногда пытаясь направить их в нужное русло.

— Говорят, здесь, в ваших водах, рыбаки видели огромный черный корабль.

— Черный корабль? Может быть. А что значит — огромный?

— Примерно как пять египетских зерновозов.

— Действительно огромный. Не, такой не видали.

— Откуда товар? — Саша остановился напротив торговца инжиром.

— Свой.

— А много его у тебя?

— Да есть. Возьмешь сразу телегу, уступлю дешево.

— Телега мне без надобности. Что, только здесь, у себя, продаешь или куда возишь?

— Да вожу иногда в Цезарею. У нас многие туда возят. Не такой уж и близкий путь, господин, целый день уходит.

— Да еще, поди, разбойники — лихие люди?

— А на это уж господня воля, мой господин. Так возьмешь телегу-то? Могу и полтелеги отдать.

— Да я не покупаю, — честно признался хевдинг. — А вот попутный груз в Цезарею взял бы. У меня корабль.

Маленький, сморщенный, смуглый торговец осклабился:

— Корабль — это хорошо.

Кто бы спорил.

— Значит, тебе не надо везти?

— Не надо, господин. Здесь продам. А ты по рынку-то походи, поспрашивай, может, кому и надо. Во-он туда, в харчевню иди. Там важные купцы собираются, с ними и потолкуй для начала.

Поблагодарив торговца отрывистым кивком, Александр оглянулся: Гислольд все стоял да, прицениваясь, щупал девок. Хевдинг сплюнул и деловито зашагал к навесу.

Никаких столов, стульев, лавок в харчевне не было, и Саша уселся прямо на покрытый ковром дощатый помост, поджав по-турецки ноги.

Служка в белой бараньей шапочке, подбежав, поклонился и, ничего не спрашивая, налил из кувшина вино в большую глиняную плошку.

Саша поднял глаза, и слуга снова поклонился:

— Уже разбавленное, мой господин!

— Нет уж, неси чистое, неразбавленное, — ухмыльнулся хевдинг. — И чего-нибудь поесть. Сыр там, фрукты…

— Сделаю, господин.

Слуга тут же переменил кувшин и притащил целое блюдо снеди: лепешки, острый соус из протухших рыбьих кишок — гарум, вареную фасоль, коровий и козий сыры, жаренную на вертеле рыбу.

Саша даже рассердился:

— Я ж просил — только закуску! А впрочем… Тащи-ка еще одну кружку.

Гислольд уже подходил к помосту, довольный и улыбающийся.

— Есть попутный груз, хевдинг! — едва сев, выпалил парень.

— Молодец! — Александр все же недоверчиво прищурил глаза. — Пей вино и рассказывай.

Утерев выступивший на лбу пот рукавом, юноша с удовольствием опростал кружку:

— Его зовут Ашкензи, ну, того торговца. И у него есть брат.

— Очень приятно, что у него есть брат, — кисло улыбнулся хевдинг. — Только нам с того какой толк?

— Родной брат этого Ашкензи — тоже торговец, и он с удовольствием бы отправил в Цезарею смоквы и сливы, — продолжал Гислольд, налив себе еще кружку. — Иначе они просто сгниют, их слишком много. А там, в Цезарее, нас встретили бы и разгрузили. Четверть этих слив — наша!

При этих произнесенных радостным тоном словах Саша чуть было не поперхнулся вином:

— Вот так радость! Понос теперь точно обеспечен. На что нам сдались эти сливы?

— На… что, мой вождь?

— Я спрашиваю — зачем?

— Ну, ты же сам искал попутный груз — так вот он! Хоть сейчас забирай. И ничего с ним не сделается, я узнавал: до Цезареи по морю ходу меньше чем полдня.

— Да, но сливы…

— Их можно выгодно продать. Я думаю, слегка скинув цену, мы уступим нашу долю посреднику… Ну, тому, кто придет в порт. И это будет… — Гислольд зашевелил губами. — По денарию за корзину — почти четыреста денариев, то есть десять золотых солидов! А портовый сбор, я узнавал, два солида.

— Ничего себе! — удивленно присвистнул Саша. — Ловко же ты подсчитал, словно всю жизнь торговлей занимался.

Гислольд отмахнулся:

— Это не я, вождь, это все тот купец, Ашкензи.

— С чего б это он такой доброхот?

— В придачу к сливам и смоквам он дает своих девок. Заодно уж!

Саша только головой покачал: вот уж час от часу не легче!

— И на что нам девки?

— Продадим! А без них Ашкензи нас со своим братцем не сведет. Ну с тем, у кого сливы и смоквы.

Подумав, Александр согласился: в конце концов, деньги были нужны, а долго торчать в этой дыре не хотелось. Девки так девки, тоже товар!

Конечно же, купец Ашкензи продал девчонок не задешево. Из полученной перевозчиками прибыли цезарейский посредник должен был вычесть за юных рабынь изрядную сумму.

Гита, узнав об этой сделке, долго смеялась. Потом, пока грузили сливы, принялась о чем-то шептаться с рабынями. Так и шепталась в течение всего пути, благо плыть было недалеко.

Уже к вечеру «Голубой дельфин» встал у причала Цезареи, некогда пышной столицы одной из двух римских Мавританий. Впрочем, город и сейчас сохранял царственный вид, даже несмотря на когда-то разрушенные варварами стены.

Какие там были дворцы! Какие храмы! На мощеных улицах еще сохранились мраморные статуи, в тени многочисленных портиков и пальм неспешно прогуливались горожане, а рынок шумел, словно море!

Быстро уладив все дела с посредником, хевдинг получил всю оговоренную сумму, естественно, за вычетом стоимости рабынь, которых Александр намеревался продать здесь же, на рынке… И продал бы, пусть и прогадав немного, если б не Гита.

Она, едва корабль пришвартовался, отвела Сашу в сторону:

— Помнишь, мой господин, ты говорил о том, что я могу выбрать, где жить и чем заниматься?

— Да. — Александр кивнул с некоторым удивлением: с чего Гита именно сейчас об этом вспомнила? Понравилась Цезарея? А! Она же как-то упоминала, что у нее есть здесь знакомые.

— Эти рабыни, — мечтательно улыбаясь, продолжала девушка. — Отдай их мне, вождь!

— Тебе? Но зачем? Выгодно ты их здесь не продашь, можешь и не пытаться.

— Я не буду их продавать, господин. Я открою лупанарий!

— Что?! — Вот тут молодой человек по-настоящему удивился.

Ну ничего себе придумала. Открыть публичный дом в христианской или считающей себя христианской стране!

— А епископа местного не боишься?

— Нет! Я ведь сама из Цезареи и многих знаю, — Гита расхохоталась. — Девушки согласны. Поработают на меня год, а там кто не захочет — может уйти, а кто останется — прогонять не буду.

— Лупанарий… — покачал головой Саша. — Однако… Девки-то точно согласны?

— Конечно! И очень того ждут. Нам бы только немножко серебра для обзаведения.

— Получите, — тут же заверил хевдинг и, помявшись, добавил уже куда более ласковей: — Мы все обязаны тебе, Гита. Думаю, парни отвалят немало монет, каждый из своей доли.

Так и случилось. Прощание было кратким, но трогательным: Гита крепко перецеловала всех, всплакнула, улыбнулась и, прихватив девчонок и деньги, зашагала по причалу в город.

— Славная девушка, — грустно вздохнул Фредегар. — И очень красивая.

— Да, — Оффа Лошадиная Челюсть согласно кивнул. — Серебра для такой не жаль.

— Это уж точно, — хором добавили Рутбальд и Гислольд.

— Эй, парни, она что-то кричит… Желает, чтоб Господь всегда помогал нам!

— И тебе удачи, Гита! И помни: в случае чего мы рады будем тебе помочь. Если, правда, когда-нибудь сюда вернемся.

Последнюю фразу Оффа произнес очень тихо, так, что слышали только свои.

Александр улыбнулся: в чем-то эти варвары смешны и наивны, как дети. А вот Гита их, можно сказать, легко раздоила. И правильно сделала, очень правильно!

— Удачи тебе, Гита, удачи и счастья вам всем, девчонки.

Уличный торговец, худенький, с большим кувшином за спиной, подбежал к сходням:

— Прохладная вода, самая лучшая! Выпейте на дорожку.

— Ну, раз самая лучшая — давай. Стой… Что это у тебя за фляжка такая? Дай-ка взглянуть!

— Только верните! — Помявшись, мальчишка вытащил из-за пояса… пластиковую бутылку с надписью «Пепси-кола».

— Да-а… — пытаясь унять волнение, протянул Александр. — Хорошая фляжечка. И где ты ее взял?

— А прямо тут, в гавани, — Водонос улыбнулся. — Три дня назад. Ее прибило вон к тем камням!

— Три дня назад, говоришь?

Молодой человек улыбался: вот оно! Вот подтверждение того, что он на верном пути, что «Тремелус» никуда не делся, не повернул на север, а идет прямым курсом… в Карфаген? Или куда-то дальше?

— Там еще крышечка была, да я ее потерял, — похвастал разносчик. — Красненькая такая. А внутри записка!

— Записка?! — Александр так и застыл. Потом резко схватил парня за плечи, чуть не затряс. — Что за записка? Где она?

— Да она сразу же и размокла, — Водонос посмотрел на Сашу с явным испугом. — Клянусь святым Иаковом!

— Но ты хоть что-то прочел? — грозно вопросил молодой вождь.

— Я не умею читать, господин — Мальчишка уже чуть не плакал, но даже не пытался вырваться, слишком устрашающе выглядели эти варвары.

Вырвешься, побежишь, а они стрелу пустят или нож метнут… Или даже секиру!

— А что там были за буквы? Латынь или какой-то другой язык?

— Не знаю, господин, правда не знаю. Отпусти меня ради всех святых. Можешь даже забрать себе эту чертову флягу.

Юный водонос скрючился, зашмыгал носом, и Саша махнул рукой:

— Ладно, иди. Фляжку оставь себе. Пользуйся!

Ага, как же! Едва почувствовав свободу парнишка поклонился и тут же дал деру, позабыв про бутылку.

— Ну и ладно. — Пожав плечами, молодой человек хотел было выбросить бутылку за борт, да потом передумал — незачем тут мусорить. Усмехнулся, обернулся, махнул рукой — Поднимаем паруса, господа! Ютовые — на ют, баковые — на бак. Отдать швартовы!

Загрузка...