Председатель

Глава 18

Федоров изображал Траволту с известной гифки – поворачивался посреди разгромленного первого этажа и недоуменно взмахивал рукой.

– Ни на минуту оставить нельзя! Ни на минуту!

Под ногами хрустело битое стекло и щепа от мебели – изрешетило поваленные для прикрытия столы. Не задело никого просто потому, что Митя вовремя увел всех на галерею второго этажа, откуда дружными залпами и накрыли налетчиков. Два трупа еще лежали внизу, четыре уже вытащили из дома во двор, всего насчитали два десятка нападавших. Двенадцать убито, пятеро ранено, трое в бегах. Может, и больше – прочесывание только началось, привлекли войска и даже собак.

У ворот, уставив фары веером в лес, стояло несколько милицейских машин. Сам командир автобронеотряда утешал рыдающую на его плече Ираиду и тут он вовсе не был оригинален: мы все разбились на пары. Я обнимал Наташу, Иван Аглаю, Митя Ольгу, и судя по звукам, они там у меня за спиной целовались. Шарль тоже оказался при деле и что-то нашептывал Даше, прижимающей ко рту платочек. Детей решительно затолкали спать, несмотря на ужасную обиду Ваньки-младшего, что с разбойниками разобрались без него.

Окна пока завесили тканью, накинули кто пальто, кто бекешу – ночью уже ощутимо холодно, как бы не минус.

– Только-только стекла вставили, – печально раздалось сзади.

Я обернулся к младшим:

– Стекла – дело наживное, а вот ребят не вернешь.

При налете погибли два охранника, одного подловили на обходе, второго при воротах, но он успел поднять шум, его-то и услышала Ольга. Других потерь – мне картечиной распороло плечо, получил пулю в бедро Иван, когда лез в радиорубку.

Понемногу прибывали новые действующие лица, первым примчался Савинков, за ним начальник московских сыскарей Маршалк. МУРовцы и КБСовцы с ходу организовали следственную группу и приступили к допросам раненых. Заодно прошлись по соседним дачам – пальба перебудила всех, может, кто чего и видел. Картинка вырисовывалась на удивление простая: обозленные облавами «деловые» решили, так сказать, привести свои угрозы в действие.

Наташа малость успокоилась, я со скрипом встал и обошел нашу большую семью. Все потихоньку приходили в себя, Ольга забеспокоилась как бы у нее не пропало молоко и Наташа увела ее в целую часть дома. Шарль с Дашей, похоже, нашли друг друга, а вот Ираида переживала тяжелее всех. Еще бы, я помню, как меня колотило, когда я застрелил грабителей в парке, а тут женщина, бац – и двое на тот свет. Терентий все старался перевести разговор на посторонние темы, вот и сейчас он вроде бы невпопад спросил меня:

– Митрич, а что насчет особой формы для автоотряда? Мы вот с Ирой считаем, что нужно что-нибудь особенное.

– А чем вам кожанки и краги не годятся?

– Так их все, кому не лень носят.

– Покрасивее нужно, – подала тихий голос Ираида.

– Например?

– Ну, куртка со шнурами… – начал перечислять хотелки Жекулин.

– Кавказская кама в серебре и бескозырка? Твоя настоящая фамилия не Щусь, случайно?

– Какой Щусь? – оторопел Терентий.

– Да есть там матрос, ты его не знаешь. Носит разом гусарский доломан, беску и кинжал.

Ираида, видимо, представив себе эдакого красавца, прыснула в кулачок, да так, что тершаяся у ног Терентия Киса шарахнулась в сторону.

Ну и хорошо, вроде все приходят в норму.

– Повезло, просто нерельно повезло, – Савинков оставил допросы Маршалку и пришел рассказать первые сведения. – Все урки правильно вычислили, выбрали ночь, когда Терентий на дежурстве, рассчитывали, что у дома будет два охранника, а в доме только ты с Иваном. Митю с этим французом никак не ожидали, плюс что женщины тоже стрелять умеют. В общем, ты как хочешь, а я буду ставить вопрос о вашем переезде.

– Борис, ты неправ. Здесь все можно реорганизовать в смысле охраны…

– Какой ценой? Построить рядом казарму на роту? Выгнать дачников, а на их место сторожей? Бросай этот эгоизм, ты нам нужен живым и здоровым.

Ближе к рассвету приехал Ленин. Только я посмеялся про себя, что оказался круче Старика – его бандит Янька Кошельков только из машины вытряхнул, причем тоже в Сокольниках, а на меня вон, целое войско отрядили, – так товарищ Ульянов тоже насел на меня с переездом, причем куда обстоятельней, чем Савинков. Ленин заявил, что проведет это решение и через Совнармин, и через ВЦИК, а если потребуется – то и через Исполком Союза Труда. И ведь действительно проведет, к бабке не ходи. Получается, все соратники за безопасность товарища Скамова и переезд, один я кочевряжусь.

– Кремль. Только Кремль. Хозяйственное управление Совнармина обеспечит быт, пропускной режим, вооруженная охрана и безопасность, – настаивал Борис, – а если тебе нужен лес, то там здоровенный Тайницкий сад.

Я только вздохнул.

– В Кремле жить нельзя, там можно только обороняться.

– А здесь ты не оборонялся? – неожиданно поддержала Ильича и Бориса Наташа.

– Только не Кремль.

– Дом Мазинга забирайте, – в разговор вклинился Федоров. – Он на балансе Моссовета и почти полностью выселен – кто за границу, кто арестован, кто переехал.

– Отличное решение! – воодушевился Савинков. – Выделим тебе целый этаж, вернешься на старое место, с чады и домочадцы. И школа рядом, девочкам даже на улицу выходить не надо. И до Кремля десять минут пешком, если не торопится.

Вот так мы и вернулись в Знаменский переулок – все, кроме Даши. В сокольническом доме я предложил сделать ремонт за мой счет и передать его Моссовету для детского санатория или лесной школы. Даша вызвалась в ней работать и даже успела проследить за восстановлением, но тут закончился срок «плена» де Голля. Мы договорились с поляками и французами и долговязый капитан собрался на родину, но перед отъездом сделал Даше предложение, а она согласилась и тю-тю во Францию. Будет как минимум генеральшей, а там кто знает, может, Шарль и здесь в президенты выйдет…

Зима 1919-20

В том же самом Версале Красин от нашего имени подписал договор по Турции. Османов обкорнали все, кто смог дотянутся, фактически турецкой осталась только Малая Азия, да и то не вся. Пока шли переговоры, мы подкинули англичанам и французам идейку о том, что международной зоне проливов хватит одной проблемной границы на востоке. А в европейской части лучше сохранить Западную Фракию за Болгарией, чтобы исключить давление со стороны Греции. Греки-то несмотря на почти пятьсот лет османского владычества считали Константинополь своим, тем более, что там сидел целый греческий патриарх и всячески требовали передать им все турецкие земли западнее проливов. Что лишало «международную зону» всякого смысла, вот наше предложение и прокатило. В компенсацию грекам выписали здоровенный кусок вокруг Смирны и все Додеканические острова, на которые зарились итальянцы. Для баланса протолкнули идею «национальных батарей для защиты Проливов», наши определили в устье Босфора, итальянцам доверили выход из Дарданелл, англо-французам выпала середка. Не фонтан, конечно, случись чего – флот в Средиземное не выйдет. Но у нас и флот такой, что его стремно из Черного моря выпускать, а пока новый построим, еще сколько лет пройдет. А там и срок оккупации международной зоны закончится, и будет новый договор о Проливах. Как говорится, либо ишак, либо падишах, кто-нибудь да сдохнет.

Но первой сдохла Османская империя. Под договором поставили свои росчерки все заинтересованные страны и даже крупнейшие черноморские державы Чехословакия, Бельгия, Португалия, Япония (!) и полуразобранная Польша. Но стоило его подписать султанской делегации, как турецкий парламент наотрез отказал в ратификации, а генерал Мустафа Кемаль-паша в Ангоре объявил о создании новой власти.

Нам от вековечного врага достался мандат на Великую Армению и фактический протекторат над полунезависимым Курдистаном. Чем думал Кемаль, когда двинул войска на восток – бог весть. Нет, наших войск там было кот наплакал, армянские дружины слабы и малочисленны, но чем Мустафа-паша собирался снабжать армию? Почти все османские запасы были конфискованы союзниками и вывезены в зону Проливов, а добрых большевиков с дармовым золотом тут не нашлось. Кемалисты пробовали договориться, присылали делегацию, и даже клялись, что «население желает советизации», но нам такое восточное хитрожопие, да еще в форме сильной страны с большими амбициями, и даром не нужно. Вот и пришлось снова разворачивать армию, куда широко записывали казаков – так сказать, искупить кровью участие в событиях на Дону, Кубани, Тереке, Урале и ты ды. Пока создавали, пока перебрасывали, турки на старых запасах успели крепко вломить дашнакам, но тут примчалась и прискакала на помощь непобедимая Красная армия. И одновременно греки высадили в Малой Азии до ста тысяч человек и принялись принуждать кемалистов к миру.

Италия ныла про дармовые острова, вместо которых получила расходы на строительство батареи, но очень скоро ей стало вообще не до Проливов. Почти с самого окончания войны ширилось движение «рабочих советов», срисованных с наших. Сперва в северной Италии, а затем всю южнее и южнее, рабочие захватывали предприятия, выпинывали владельцев и самостоятельно нанимали инженеров и управленцев. Естественно, владельцы пытались силой вернуть отнятое и вписывали в свои разборки государство. Естественно, рабочие начали организовывать отряды сперва для самообороны, а потом брать контроль не только над предприятиями, но и над целыми коммунами. Естественно, эти боевые отряды в память о гарибальдийцах носили красные рубашки.

Весь 1919 год движение нарастало, советы возникали не только на промышленном севере, но и на крестьянском юге, где традиционно были сильны анархисты. И националисты – ни дня не проходило без стычек между левыми и «Союзом ветеранов» генерала де Боно или «Легионерами Рима» Габриэле д’Аннунцио. Да что там стычки – ну поорали после митинга, ну расквасили десяток-другой носов, но осенью в Турине при попытке вытеснения рабочих с захваченных заводов начались реальные уличные бои с применением пулеметов.

Фабриканты накачивали правых деньгами, но народ верил левым. За полтора года численность Итальянского синдикального союза скакнула от ста до шестисот тысяч человек, в Милане прошел съезд краснорубашечников, на котором была создана «добровольная милиция народной безопасности». Также по нашему примеру движение опиралось на широкую базу – среди его лидеров оказались левые социалисты Антонио Грамши, Никола Бомбаччи и Бенито Муссолини, анархист Эррико Малатеста, синдикалист Микеле Бьянки, крестьянские активисты… Они по нашим лекалам окончательно оформили Авентинский блок социалистов – названный так в честь легендарного ухода плебеев на Авентин – и начали формировать местные Советы, понемногу перехватывая власть у муниципалитетов.

Итальянским красным сильно повезло, что у власти в тот момент была левобуржуазная Радикальная партия, премьер Нитти вообще закрывал глаза на многие деяния краснорубашечников. Но в декабре 1919 он ушел в отставку, а правительство возглавили консерваторы.

Правые попытались воспользоваться переменами в высших эшелонах и усилили натиск, но на Рождество «дикие» анархисты, не входившие в движение, провели два успешных теракта. Почти одновременно застрелили Эмилио де Боно и д’Аннунцио. Насколько «дикими» были исполнители неизвестно, правые обвиняли левых и лично Муссолини, но потеря двух лидеров привела к драке за власть среди ветеранов и легионеров, склоке и раздраю в лагере националистов.

Возмущенный премьер-министр Джолиотти попытался разогнать и запретить краснорубашечников, но социалисты и социал-демократы занимали в парламенте без малого половину мест и попытка провалилась. И вот тут Бенито сыграл свою лучшую партию – на митинге в Неаполе он прямо заявил: «Наша программа простая: пришло время Советам взять власть в Италии. Она или будет передана нам добровольно, или мы возьмем ее сами». Авентинцы занимали город за городом, в основном мирно, кое-где на их сторону переходили подразделения армии.

Так сложилась «Экспедиция красных рубашек» – со всей страны в столицу отправились колонны левых. По мере продвижения в городах устанавливали Советы и захватывали склады с оружием. Когда в предместьях Рима появились первые отряды, всего-то сто пятьдесят тысяч человек с сотней депутатов «Авентинского блока» во главе, король бежал из страны, а парламент назначил Муссолини премьер-министром.

– Так он себе еще и два министерских портфеля прибрал, иностранных и внутренних дел, – иронично сообщил Красин, поправляя идеальные манжеты.

– Ого, это же сколько власти в одних руках? – я даже бросил читать его отчет.

– Да, многовато. Но очень надеюсь, что Авентинский блок сбалансирует. Но ты заметил, как ловко итальянцы развили нашу систему?

– Ну да, народным фронтом с массовым боевым крылом можно добиться гораздо большего, чем просто народным фронтом. И я смотрю, немцы активно это опыт перенимают.

Три вагона щетины пересекли польско-германскую границу «на ура». Помимо самого швейцарского коммерсанта герра Маттиаса Скагена, за процессом наблюдали пограничники Народного Войска Польского, профсоюз железнодорожников Бранденбурга, отряд боевиков Рот Фронта и четверо ребят Вельяминова. Документы все были комар носу не подточит: старые накладные еще 1917 года на закупку, договора на аренду складов (никак не могли вывезти раньше, Herr Oberzollsekretar!), документы швейцарской фирмы, идеальный Митин паспорт… Наверное, можно было обойтись одним Митей, да уж больно ценная щетина, буквально золотая – каждый вагон весил на три тонны больше, чем следовало бы. Полтора миллиона фунтов, пять с половиной миллионов долларов, а сколько это в германских марках, к которым каждый месяц дописывали нолики, и сосчитать невозможно.

Зато можно посчитать в ружьях и пулеметах, причем вовсе не по отпускной цене – стреляющего товара после войны хоть завались, а сторожам на складах тоже надо семьи кормить. Вот и решил Исполком срочно помочь немецким товарищам. И Митю, не дав прийти в себя после возвращения домой, наладили сопровождать ценный груз в Германию, где ситуация с каждым днем становилась все острее и острее.

Два года «однородное социалистическое правительство» мялось и не решалось узаконить рабочие советы. Несмотря на постоянные требования спартакистов, рейхспрезидент Эберт и рейхсканцлер Мюллер, оба социал-демократы, очень боялись прищемить пальчик правым, наглевшим чем дальше, тем больше. Левые тоже не отставали – радикализация сторон шла семимильными шагами, что неудивительно в стране с инфляцией, демобилизацией и репарацией разом. В этом звиздеце ракетой взлетел вверх Гуго Стиннес – в результате нескольких финансово-кредитных махинаций он получил изрядные свободные средства и начал скупать предприятия направо и налево. Даже до войны он пользовался недоброй славой рейдера, а уж сейчас, при относительно слабом правительстве, развернулся вовсю. И, разумеется, встрял в противостояние с рабочими советами, для борьбы с которыми профинансировал полувоенные формирования, в особенности террористическую организацию «Консул». В ответ рабочие начали создавать отряды самообороны, вскоре объединенные спартакистами в Рот Фронт. Все, как в Италии, только южнее Аппенин предприятия захватывали рабочие, а севернее – Гуго Стиннес.

За зиму правые застрелили полтора десятка социалистов регионального уровня, а в конце января попытались убить Густава Носке, военного министра. Ему поставили в вину подавление и разгон фрайкоров, даже несмотря на одновременное подавление и разгон Советов в Баварии. Носке получил две пули, но остался жив и через неделю, пылая злобой, вернулся к работе. Он попытался пустить по следу террористов армейскую контрразведку с таким знакомым названием «Абвер», но… В «Консуле» было слишком много военных, в том числе друзей и старых сослуживцев военных разведчиков, информация ушла наружу и правые решили, что терять нечего, пора валить социал-демократическое правительство.

– Плохо дело, герр Маттиас, – докладывал встретивший их в Берлине старый знакомец Мартин Дриттенпрейс.

Хромота его почти прошла, светлые волосы поредели, а вот лицо сильно обострилось и загрубело, такое Митя видел только у самых бешеных «ударников» на фронте.

– Мятеж, в городе отряды фрайкоров, правительство бежало в Гамбург, там сильные отряды Рот Фронта.

– Так фрайкоры ведь разоружили? – удивился Митя.

– Припрятать винтовку недолго. Да и склады работают на обе стороны, а у Стиннеса денег много.

Вагоны загнали к дальним пакгаузам, на задворки товарной станции, вроде как под разгрузку. Товарищи из депо обещали в случае чего пригнать паровоз и вывезти «щетину» из города, а пока надо было дожидаться уполномоченного от спартакистов. Мартин и вельяминовские переговорили с путейцами, прошлись вокруг и организовали посты и патрули – да так, что посторонний наблюдатель увидел бы только обычную работу железнодорожников. В соседних пакгаузах затеяли ремонт и штукатуры с малярами прикрывали ведрами и носилками винтовки и даже пару пулеметов.

Уполномоченный появился на следующий день. После тщательной процедуры опознания, обмена паролями и мандатами, он приказал выгрузить треть на пришедшие с ним грузовики.

– Что в Берлине, товарищ? – придержал его Митя.

– Город занят отрядами Каппа, Эрхардта и Лютвица.

– Это кто, я в здешних раскладах не очень понимаю?

– Капп помещик, Эрхардт глава «Консула», Лютвиц генерал. Правительство формируют, но никто из серьезных политиков к ним не пошел, так, всякая шушера.

– Правые, значит… А в стране что?

– Всеобщая забастовка, крестьяне начали захват помещичьих земель, как в Баварии. В Руре создают Красную армию, в Гамбурге власть у Совета, – уполномоченный помялся, но все-таки спросил: – Как думаешь, поляки займут Силезию и Данциг?

– Данциг наверняка, чтобы Пруссию отсечь. И вашим надо бы срочно с Полревкомом договариваться, там на складах полно «маузеров» и «шварцлозе».

– Не учи ученого, – ухмыльнулся спартакист, пожал руку и уехал.

А Митя с командой так и остался на станции. К вечеру они подъели последние запасы и во весь рост встал вопрос – чем питаться дальше? Немецкие товарищи в суматохе как-то позабыли об этом, закупать на всех было попросту опасно, поскольку любой лавочник мог сложить два и два и настучать если не напрямую капповцам, то в полицию. Выход нашли – продсклад на станции.

– Обязательно рассчитаемся, если закончится в нашу пользу, – Митя закончил подчищать банку консервов.

– А если нет? – оторвался от такой же банки путеец.

– Тогда нам терять нечего.

– Вот уж точно, попали как кур в ощип.

И Митя снова погрузился в мысли, как сберечь еще шесть тонн золота. Один из вельяминовских ушел в город и вернулся только утром, когда остальные его уже похоронили, причем пришел не один. Высокий худой мужчина с острым лицом, в пальто и шляпе, представился Астрономом.

– Похоже, правые проигрывают, – начал он рассказ, – военные их не поддержали, хотя и отказались выступить на подавление. Что неудивительно, после Баварии Сект старается держать армию подальше от политики.

– Не только, я так думаю, что и Москва ему пряник показала, – вступил вельяминовский. – Слушок ходил, что Рейхсвер подумывает построить в России запрещенные здесь заводы. Накапливать вооружение и боеприпасы, открыть у нас несколько школ для танкистов, химиков и летчиков. Вот, наверное, ему и пообещали, в обмен на нейтралитет.

– Возможно, возможно… Маттиас, – обратился Астроном, – у меня к вам приватный разговор.

– У меня от товарищей секретов нет.

– Хм. А впрочем… Как приедете обратно, передайте отцу, – Астроном интонацией подчеркнул последнее слово, – что я хочу вернутся. Готов понести и все такое. Он поймет.

– Сделаю.

Тот встал, пригладил волосы, надел шляпу и откланялся.

Примерно через полчаса появился повеселевший Дриттенпрейс с грузовиками забирать вторую партию.

– Додавливают мятеж. Рабочие пригороды вооружаются, Бавария и Вюртемберг наши, Рур целиком советский. Хорошо бы еще пристрелить эту суку Стиннеса!

– Зачем мараться? Если условия созрели, то рабочие возьмут власть и без таких фокусов. А если нет, то террором можно стронуть лавину и свалить все в кровавое говнище.

– Ну, в Италии же не свалили?

– Так еще неизвестно, во что дальше там выльется. Если Муссолини понравится роль Цезаря, то вполне можем получить и диктатуру и террор, только слева.

В пакгаузе они просидели еще два дня, выбираясь по одному помытся в рабочие раздевалки или за мелочевкой в магазины. Рабочие отряды тем временем заняли всю Вестфалию и Нижнюю Саксонию, Капп и Лютвиц удрали в Швецию. Фрайкоровцев в Берлине переловили и разоружили, в конце недели, после того, как Митя сдал последнюю часть щетины под расписку, правительство и рабочие советы подписали соглашение. Социализация угольной промышленности, признание советов и Рот Фронта, намерение национализировать металлургию… А чтобы правые социал-демократы не вильнули, гарантом соглашения выступил Союз Советов с поставками продовольствия.