Предатели Гора

Глава 8 Отъезд из «Кривого тарна»

Я шагал к тарновому ангару. У меня было не так много времени, чтобы тратить его впустую. На этот раз я был одет в одежду синего цвета, цвета Коса, со знаком одной из компаний Артемидория. На голове красовался синий же шлем. Понятно, это были вещи, добытые мной с вешалки в предбаннике. За спиной у меня болтался мой старый походный мешок.

Подойдя к ангару, я сильно ударил кулаком в ворота. Здесь по-прежнему находился только один тарн. Дежурный появился из сторожки, притулившейся у стены ангара.

Слева от меня медленно двигался фургон. Как раз в том направлении находились стойла тарларионов. Люди в большинстве своем уже бодрствовали. Взглянув вправо, я заметил высокую конструкцию, защищавшую тарновый маяк. Само собой, сейчас он не горел. Тарновые ворота постоялого двора, располагались по правую руку от меня, если смотреть с того места, где я стоял. Таким образом, если подлетать к постоялому двору на спине тарна, то эти ворота окажутся слева.

— Готовь птица, — приказал я.

Казалось, что служащий на мгновение замер, с удивлением присматриваясь к моей внешности. Напомню, на мне была синяя туника со знаками отличия наемников Артемидория, шлем и оружие, кстати, целых два меча.

— Живо, — рявкнул я, и дежурного как ветром сдуло.

Мужчина метнулся назад в сторожку, где, скорее всего, хранилась сбруя бородача, седло, тарновая упряжь и тому подобные аксессуары. Думаю, ему не хотелось бы задерживать кого бы то ни было, имевшего отношение к компании Артемидория. Возможно, он уже имел несчастье сделать что-то подобное прежде.

Оглянувшись назад, я окинул взглядом территорию постоялого двора и особенно его главный корпус и своему облегчению, не смог увидеть никаких признаков беспокойства. Обычная утренняя суета, характерная для такого места. Большой знак, слабо покачивался на своих цепях. Несколько фургонов стояли в очереди к воротам. Мир выглядел свежим, обновленным и чистым после вчерашнего дождя. Каменную поверхность двора покрывало множество луж. Дежурный, сгибаясь пол тяжестью седла, попоны и ремней, выскочил из сторожки, и бросился к ангару.

— Надеюсь, тарновые ворота открыть не забыл, — строго спросил я.

— Конечно-конечно, — заверил он меня.

— Хорошо, — буркнул я.

Для него было очевидно, что я торопился. Несомненно, этого парня уже приучили к нетерпеливости подобных постояльцев. С другой стороны, он вряд ли подозревал, насколько именно я спешу в этот раз.

Наконец дежурный исчез в ангаре и приступил к подготовке птицы к полету.

Я обошел вокруг сторожки и ангара, пересек двор и пройдя между зданиями, удостоверился, что ворота действительно были открыты. Понятно, что их открыли вовсе не для меня лично. Это было само собой разумеющейся мерой в течение дня, обеспечивающей удобство прибывающих тарнсмэнов. Это были двустворчатые ворот открываемые внутрь. Сейчас они были широко распахнуты и закреплены. За створом ворот открывалась посадочная платформа, на пару футов возвышавшаяся над частоколом. Платформа была составной, одна ее часть была постоянной конструкцией, а вторая подвижной, убираемой, когда ворота закрыты, она крепилась на шарнирах к первой, и в данный момент была развернута и выходила за пределы частокола. Сразу за воротами начиналась рампа, ведущая к платформе. Створки ворот были очень большими, приблизительно тридцать футов высотой и двадцать пять шириной каждая. Впрочем, они были довольно легки для их размера, поскольку представляли собой рамы затянутые проволочной сеткой. Такие размеры ворот позволяли принимать как обычных ездовых тарнов, так и их боевых собратьев прямо с лета, однако, обычно, все же используется посадочная платформа. Зато такая платформа всегда используется, для посадки и взлета грузового тарна, отягощенного тарновой корзиной. Такая птица приземляясь, вначале зависает над платформой, и только почувствовав, что корзина коснулась земли, садится сама. Наклонная рампа позволяет проще убирать корзину вниз, во двор. Кроме того, она предоставляет удобство для высадки пассажиров и выноса их багажа.

Это одна из конструкций тарновых ворот, причем далеко не единственная, но, что интересно, более характерная для военных городков, обеспечивавшая быстрый взлет и посадку тарнсмэна, а также делавшая возможным открыть и закрыть тарновые ворота в течение ина. Такая конструкция заставляла предположить, что «Кривой тарн», скорее всего, не всегда был постоялым двором. Вероятно, когда-то, еще до основания Форпоста Ара, здесь стоял гарнизон, контролировавший северную оконечность Дороги Воска. На эту версию работало и оставшееся до Воска расстояние, равное приблизительно ста пасангам. Обычный дневной переход гореанской пехоты по военной дороге — составляет тридцать пять пасангов. Получается, постоялый двор лежит точно в трех днях пешего пути от реки.

Обнажив свой меч, я возвратился к дверям ангара. Тарн был практически готов. В данный момент он, стоя внутри ангара, отрывал куски мяса от бедра тарска, подвешенного перед его клювом на толстой, пару дюймов толщиной, веревке. Помнится, я видел, как крестьянки иногда готовят мясо, подвешивая его таким же способом над огнем, лишь изредка придавая ему вращательное движение, после чего за счет самопроизвольного скручивания и раскручивания веревки, оно жарится равномерно со всех сторон, без особого за ним присмотра и без использования вертела. Вдруг тарн, вцепившись клювом в окорок резко дернул его к себе, веревка туго натянулась, и с треском разорвалась примерно в футе от куска мяса. Птица разжала клюв, и подхватив упавшую пищу когтями, принялась отрывать мясо от кости.

Я резко крутнулся на пятках, выставляя перед собой меч, и с удивлением обнаружил перед собой замершую и чрезвычайно напуганную девушку. Она, как только смогла двигаться, вскинула руку ко рту, тыльной стороной ладони к лицу, и отпрянула от меня, трясясь от ужаса.

Стройная, белокожая, с волосами цвета воронова крыла, собранными в хвост и повязанными желтым шнурком и с обнаженной грудью. Талия девушки была опоясана черным поясом, завязанным на узел. Под этот пояс спереди и сзади была подсунута длинная и широкая, около семи дюймов шириной, непрозрачная полоса желтой ткани, плотно прижимавшаяся к промежности женщины и свисавшая спереди и сзади примерно до середины между ее коленями и лодыжками. Это очень напоминало курлу и чатку, часть одеяния, в котором народы фургонов южного полушария предпочитает видеть своих рабынь. Только курла, то есть пояс на ней был черным и не красным, а чатка — полоса ткани, была матерчатой и желтой, а не черной и кожаной. Кроме того, в отличие от южных рабынь на ней не было ничего похожего на кальмак — короткую распахнутую черную кожаную жилету, и шнурок, стягивающий ее волосы, совершенно отличался от кооры, красной матерчатой ленты, которой подвязывали волосы на юге. Так что ткани на ней было куда меньше, чем кожи на рабыне народа фургонов, соответственно и выглядела она куда более рабски, чем ее южные сестры.

— Ну, и почему мы все еще не стоим на коленях, с широко разведенными ногами? — поинтересовался я у нее. — В конце концов, Ты находишься в присутствии свободного мужчины.

Увидев, девушку одетую таким образом, я мог предположить только одно, передо мной рабыня для удовольствий, следовательно, она должна стоять перед мужчинами на коленях в положении с расставленными ногами. Женщина тут же упала на колени, и торопливо развела их в стороны. Желтая ткань, упавшая на влажные камни двора между ее бедрами выглядела настолько соблазнительно, что так и просила сдернуть ее с невольницы.

Я спрятал меч в ножны и окинул девушку заинтересованным взглядом.

Она, также смотрела на меня, но в ее глазах плескался испуг. Теперь была в позе покорности и уважения, подходящей женщине находящейся перед мужчиной. Лицо у нее было красивое, изящное и чувственно женственное. Не выдержав моего пристального изучающего взгляда, женщина опустила глаза.

Надо признать, что ее стройная фигура заслуживала внимания.

Я оценил ее одеяние. Хотя оно и прикрывало девушку снизу, но защита получалась крайне сомнительной. Зато бедра ее были соблазнительно выставлены на всеобщее обозрение.

— Ты напугана? — осведомился я.

— Да, — прошептала она.

Мне, показалось достаточно интересным, если я, конечно, правильно прочитал реакцию девушки, что она была чрезвычайно чувствительна и смущена тем во что она была одета. У меня было ощущение, основанное на выражении ее лица и тонких движениях тела, что она отчаянно сопротивляется желанию съежиться, прикрыться от меня руками, уткнуться головой в землю. Тем не менее, у нее пока получалось держать себя в руках и стоять так, как ей было велено. Она даже немного выпрямлялась и приподняла тело, словно застенчиво предоставляя себя к моему рассмотрению.

— Что-то не так? — поинтересовался я.

Казалось, она хотела заговорить, но ей отчаянно недоставало храбрости, чтобы обратиться ко мне.

— Что у тебя в руке? — строго спросил я, заметив, что она сжимала что-то в своей правой ладони.

Девушка разжала кулак, отведя руку немного в сторону, чтобы я смог увидеть то, что она прятала. На ладони ее руки, лежа маленький набитый чем-то кожаный мешочек, судя по виду, довольно тяжелый для своего размера. Обычно в таких носят монеты.

— Пошевели рукой, — приказал я, и когда она сделала это, понимающе кивнул: — Теперь вижу, почему Ты так напугана. Значит, кошель с деньгами украла.

— Нет-нет! — поспешила отпереться она.

— Немногие рабовладельцы, — усмехнулся я, — разрешают своим рабыням даже прикасаться к деньгам. Нет, они, конечно, они могут позволить ей отнести монеты в тубусе или в сумке поручений, привязанной к ее шее, вместе с инструкциями продавцу, но ее руки при этом, обычно заковывают в наручники за спиной.

Девушка испуганно уставилась на меня.

— И можешь мне поверить, очень немногие рабовладельцы, даже если они столь терпимы, что позволяют своей собственности сходить на рынок с парой монет за щекой, по тому или иному поручению, будут снисходительно взирать на то, как она носится с находкой, подобной той, что лежит на твоей ладони.

— Вы не понимаете, — пролепетала она.

— Встань на коленях прямее, — скомандовал я.

Девушка подчинилась. При ближайшем рассмотрении, мне даже стало интересно, сколько ее владелец мог заплатить за нее. Вероятно, немало, по крайней мере, на мой искушенный взгляд, она могла стоить хороших денег.

— Как Ты собиралась пробраться за ограду? — полюбопытствовал я.

Она подмяла взгляд на меня, и в ее глазах мелькнуло страдание.

— Ты ведь подошла ко мне неспроста, не так ли? — уточнил я.

— Да, — признала девушка.

— Насколько я понимаю, в твои намерения входило попытаться подкупить меня, чтобы я помог тебе бежать отсюда, — предположил я.

Слезы обиды брызнули из ее глаз.

— А тебе случайно не пришло в голову, что я мог бы, взяв деньги, увезти тебя с постоялого двора, только затем, чтобы поместить в свои собственные цепи? — спросил я.

Девушка вздрогнула и рефлекторно сжала мешочек в руке.

— Ты попалась, — усмехнулся я. — Ты — рабыня, пойманная на месте преступления. Теперь я должен передать тебя дежурному, чтобы тот связал провинившуюся рабыню, и вернул владельцу его собственность. А уж твой хозяин пусть решает, как именно следует наказать тебя.

— Вы не понимаете, — шепотом повторила невольница.

— Что Ты имеешь в виду? — спросил я.

— Это мои монеты, — заявила она.

— Интересно, откуда у гостиничной девки монеты? — насмешливо поинтересовался я. — Кстати, а где твой ошейник?

— У меня нет ошейника, — ответила женщина.

— На мой взгляд, это невероятная оплошность со стороны твоего владельца, — покачал я головой.

— У меня нет владельца, — прошептала она.

Я озадаченно уставился на стоящую передо мной на коленях женщину.

— А я, правда, достаточно красива, чтобы быть гостиничной девкой? — вдруг сказала моя собеседница.

— Конечно, — растерянно признал я, — и, более того, превосходной девкой.

Теперь в ее глазах светилась благодарность и удовольствие.

— Кто твой владелец? — осведомился я.

— У меня нет владельца, — повторила она.

— Не стоит отягощать свое преступление попыткой обмана, — предупредил я ее.

— Но я не рабыня, — прошептала девушка. — Я — свободная женщина.

— Что! — воскликнул я и, схватив, наполовину поднял ее, и повернув к себе сначала одним боком, потом другим осмотрел стройные соблазнительные бедра на предмет наличия на них маленького клейма, которое могло бы прояснить вопрос.

Но, ни на левом бедре, самом распространенном месте клеймения, ни на правом, втором по популярности, рабской отметины, к своему удивлению, не обнаружил. Осмотр бедер, учитывая характер ее одежды, был сделан быстро. Но я решил на этом не останавливаться, и рывком поставил женщину на ноги.

— Ой! — пискнула она.

Не обнаружил я клейма и внизу ее живота, слева. Это, пожалуй, было третьим из наиболее используемых для выжигания клейма мест. На всякий случай проверил я и несколько других мест, более экзотических мест, таких как внутренние поверхности предплечий, левая сторона шеи чуть позади и ниже уха, задних частей ног и ягодиц. Я исследовал даже подъемы левой и правой ног. На ее теле, действительно, не было клейма.

— Я — свободная женщина, — повторила она, по окончании столь грубого обследования.

— Кажется, тебя еще не успели заклеймить, — вынужден был признать я.

— Я не рабыня, — снова заявила девушка. — Я — свободная женщина.

Признаться, мне это не показалось возможным, учитывая то, во что она была одета.

— Неужели Вы не узнаете меня? — спросила она.

— На колени, — скомандовал я, и женщина моментально опустилась на колени.

— Вы, правда, не узнаете меня? — разочарованно проговорила она.

Я озадаченно шарил взглядом по ее телу. Безусловно, что-то в ней казалось мне знакомым.

— Присядьте передо мной, — попросила она, и я так и сделал.

Она поднесла руки к своему лицу. Шнурок мешочка с деньгами был дважды обмотан вокруг левого запястья девушки. Она держала руки перед собой, прикрывая лицо ниже переносицы, и скрывая ими нижнюю часть лица на манер вуали.

— Ага! — воскликнул я.

Теперь, когда меня не отвлекало ее тело, как это было вначале, я вспомнил, где я мог видеть эти черты верхней части лица. В оправдание своей ненаблюдательности могу сказать, что при нашей первой встрече было довольно темно, и мне было особо не до разглядывания ее особенностей. Я просто проходил мимо, пробираясь к своему спальному месту вчера вечером, но теперь я со всей ясностью вспомнил, эти маленькие руки, ладони которых со всей их деликатностью, чрезвычайной чувствительностью, выставленной открытостью, были повернуты ко мне. Теперь-то я понял, кем она была. Возможно, за время этой ночи она поняла, что она наделала. Возможно, большую часть этой ночи она провела рыдая от позора. И все же теперь, утром, по-видимому, к настоящему времени, будучи полностью осведомленной о том, что делала, она осмелилась снова держать руки перед мужчиной именно таким образом. А ведь даже вчера вечером, едва поняв, как она держит руки, женщина быстро и пристыжено, повернула их ладонями внутрь, демонстрируя мне их тыльные стороны. Это, кстати, вполне ожидаемо от гореанки, попытаться скрыть черты своего лица от мужчины, прижав сложенные чашечкой руки перед носом и ртом. Как я уже не раз упоминал, гореане обычно расценивают губы и рот женщины как чрезвычайно чувственные детали ее внешности, так что нет ничего удивительного в том, что многие свободные женщины, особенно представительницы высших каст, обеспокоены тем, чтобы скрыть их. Как же легко избавить их от этой иллюзорной защиты! Достаточно просто взять мизинцы и потянуть их на себя и в стороны, и можно сколь угодно долго любоваться ртом и губами женщины, открытыми перед вами. Однако в этом случае, когда она держала ладони повернутыми ко мне, я просто взял ее за запястья и мягко отвел руки вниз. Это выставило ее слегка приоткрытые губы и рот для моего обозрения. Дыхание девушки стало быстрым и прерывистым.

— Да, — кивнул я, — теперь я вспомнил.

Вчера вечером я обнажил ее лицо прямо перед тем, как закрепить ее же собственную вуаль, вставленную ей в рот. В свое оправдание могу сказать, что вчера вечером в общей спальне третьего этажа было очень темно, крошечные лампы висели далеко в стороне и сзади, но теперь, после тщательного осмотра, я видел, что это действительно была та самая женщина.

— Вы заткнули мне рот, — сказала женщина. — Вы навязали мне свою волю. Я не могла ни говорить, ни кричать. Вы просто не позволили мне этого.

Я кивнул.

— И Вы связали меня! — прошептала она.

— Конечно, — сказал я.

Я сделал это ее же чулками. Она смотрела на меня со страхом в глазах. Возможно, прежде ее еще никто и никогда не связывал. Теперь видя перед собой всю ее красоту, а не сомневался, что она создана для веревок, стали и кожи.

— Как тебе удалось освободиться? — поинтересовался я.

Признаться, мне было любопытно услышать то, что она ответит.

— Нет, — покачала она головой. — Самой мне не удалось этого сделать. Я была абсолютно беспомощна. Я не могла даже начать освобождать себя. Меня развязал кузнец, спавший неподалеку, и обнаруживший меня, когда проснулся.

— Понятно, — кивнул я.

— Вы знали, конечно же, что я не смогу освободиться самостоятельно! — внезапно, сказала она, с оттенком укоризны в голосе.

— Конечно, — признал я.

— Скажите, а рабынь тоже так связывают? — задрожав спросила девушка.

— Иногда, — ответил я.

— Вы порезали мою одежду, лишив ее всех крючков и завязок, — сказала она. — Но все же не стали раздевать меня. Вы оставили одежду лежащий на мне так, что она могла защитить мою скромность. Вы даже прикрыли мою голову и лицо моим капюшоном, что я не оказалась там с открытым лицом. Спасибо вам за это.

Я молча кивнул.

— Конечно, — добавила женщина, — капюшон при этом, мало чем отличался от рабского капюшона.

— Верно, — признал я.

— В итоге, если я не двигалась, то я не могла видеть того, что происходит вокруг меня, — заметила она, — а если бы я только пошевелилась, то я бы сама обнажила свое лицо.

— Выбор был за вами, — сказал я.

— К тому же, стоило мне дернуться, — продолжила она, — а оказалась бы голой.

— И снова, — кивнул я, — это было бы вашим выбором.

— Это потому, что я — свободная женщина? — уточнила она.

— Конечно, — согласился я.

— Будь я рабыней, то мне кажется, что у меня не было бы такого выбора, — предположила моя собеседница.

— Скорее всего, не было бы, — согласился я. — Рабыня обычно просто остается в том виде, в каком ее оставил мужчина, например, в твоем случае, по-видимому, голой и связанной.

— А что Вы сделали с моим кинжалом, после того, как разоружали меня и оставили меня там полностью беспомощной? — спросила она.

— Я его сломал и выбросил, — ответил я.

Девушка понимающе кивнула.

— Ты возражаешь? — поинтересовался я.

— Нет, — покачала она головой.

— Он скорее мог стать причиной твоей смерти, чем защитил бы тебя, — пояснил я.

— Теперь-то я это понимаю, — призналась девушка. — Ужасной глупостью было носить его с собой.

— Точно, — усмехнулся я.

— Впрочем, и помимо этого, — добавила она, — мне не следовало держать при себе такую вещь. Это было неестественно и неправильно для меня иметь его.

— Возможно, впредь Ты избежишь подобной ошибки, — предположил я.

— Даже не сомневайтесь, — заверила меня женщина.

Женщина должна защищаться не сталью, а таким оружием как ее беспомощность, уязвимость и ее способность доставить ни с чем несравнимое удовольствие.

Я встал на ноги и, обернувшись, заглянул в тарновый ангар.

Птица заканчивала с куском мяса, который еще недавно висел на веревке. Дежурный стоял рядом и держал в руке поводья.

— Я оставил тебя полностью прикрытой твоей одеждой, — заметил я, снова возвращая внимание к женщине, — хотя, конечно, их пришлось бы сшить заново и вернуть на место все завязки, но их, по крайней мере, можно было бы запахнуть и придерживать на себе. Как же тогда получилось, что Ты одета столь странным образом?

— Мне показалось, что это подходит мне, — сказала она, — что я должна носить это или нечто подобное, или возможно меньшее, даже ничего вообще.

Я промолчал, и женщина в ужасном смущении опустила глаза. Похоже, она крайне неловко чувствовала себя, будучи выставленной на всеобщее обозрение. Но с другой стороны, она сама сделала это.

Коже девушки была чрезвычайно светлой. Понятно, что основной причиной этого была ее генетическая принадлежность к белой расе, но также несомненно и то, что немалую роль в такой белизне сыграла необходимость ношения плотных, жестких, тяжелых одежд сокрытия, столь обычных среди большинства зажиточных гореанских женщин. Думаю, контраст между прежними одеждами сокрытия и ее сегодняшним «одеянием», больше подходящим для порабощенной девки, должен быть особенно и шокирующе драматичным для нее, знавшей о своем прошлом и настоящем статусе. Могу себе представить, какой богатый спектр новых эмоций она должна была сейчас испытывать, стоя на коленях на влажных камнях и чувствуя вольный воздух на своем теле.

Я снова бросил взгляд на тарна. Огромная птица как раз закончила с едой и уделила внимание корыту с водой. Практически полностью обглоданная кость с обрывком веревки, покрытая множеством царапин и борозд, валялась в стороне среди соломы. Птица погружала клюв в высокую узкую емкость, набирала в него воду, после чего запрокидывала голову и, встряхивая ей проталкивала воду в горло.

— Ага, — воскликнул я, внезапно хлопая себя по лбу, словно ко мне наконец пришло понимание происходящего, — значит, Вы — свободная женщина, стоите передо мной на коленях, как будто могли бы быть рабыней. Как грубо! Как невоспитанно с моей стороны! Мне очень жаль. Простите мне, Леди.

И я поспешил поднять девушку на ноги.

— Нет, — испуганно вскрикнула она, снова опускаясь на колени.

Я отстранился и словно озадаченно уставился на нее.

— Именно так мне и надлежит стоять, — пролепетала женщина, — на коленях, перед таким мужчиной, как Вы.

— Не понял, — сказал я.

— Вы разоружили меня, — поспешила объяснить она. — Вы заткнули мне рот. Вы сделали меня беспомощной, связав так, как связывают рабынь. Вы закрыли мою голову капюшоном, сделав так, что я не могла ничего видеть, не рискуя обнажить свое лицо. Вы сделали мою одежду такой, что она превратилась в полосы ткани и лоскуты, и я не посмела бы пошевелиться, не оказавшись нагой в общественном месте, а кроме того, любой из находившихся в спальне мужчин, мог бы поднять их и использовать меня для своего удовольствия.

— Ну, я нашел ваши действия неприятными для себя, — как бы смущенно объяснил я ей.

— Я надеюсь, что в будущем, — прошептала она, — я смогу быть более приятной для вас.

— Тарн готов, — объявил дежурный, выводя крутящую головой и сверкающую глазами птицу из ангара.

Женщина при виде этого гиганта испуганно сжалась в комочек.

— Прощай, свободная женщина, — бросил я отворачиваясь от нее.

— Нет, — вскрикнула она. — Пожалуйста!

— Веди его к тарновым воротам, — скомандовал я дежурному. — Мне пора вылетать.

— Пожалуйста! — снова крикнула свободная женщина.

Дежурный, сжимая в кулаке поводья, повел птицу от ангара к воротам. Я последовал за ним. Вскоре мы были уже у рампы, ведущей к посадочной платформе.

С высоты платформы я мог видеть местность, расстилающуюся на пасанги вокруг. Я чувствовал, как возбужден тарн, впрочем, надо признать, сам я был взволнован не меньше. Птица нетерпелива распахнула крылья. Платформа слегка вздрогнула, но выдержала, ведь ее конструкция была рассчитана и не на такие нагрузки. Дежурный развязал веревочную лестницу, ведущую к седлу.

Полагаю, что девушке пришлось собрать всю свою храбрость, чтобы последовать по рампе на посадочную платформу за мной и этим крылатым монстром.

Стоило мне обернуться и посмотреть на нее, как она мгновенно опустилась на колени, разведя их в стороны. Именно так, как она стояла передо мной ранее во дворе, когда я предположил, что она была рабыней.

— Прощайте, — сказал я.

— Нет, — крикнула женщина. — Возьмите меня с собой!

— Что? — спросил я.

— Я продала все свои вещи, — сообщила она мне. — У меня теперь нет больше ничего, кроме того, что Вы видите на мне, два тонких черных шнура, полосу желтой ткани и эти монеты!

Сказав это, девушка протянула мне кошелек.

— Кошелек достаточно тяжел, — заметил я. — Ты можешь купить себе все, в чем Ты нуждаешься.

— Я отдам их все вам, — заявила она. — Возьмите меня с собой!

— Не понял, — сказал я.

— Вы покорили меня, — пояснила девушка. — Вы показали мне, что я — женщина!

Я окинул ее оценивающим взглядом. Надо признать, что она действительно неплохо выглядела стоя на коленях.

— О, это произошло не вдруг, — сказала она. — Я уже давно, в течение многих лет, сама знала это. Я долгие годы боролась с этим. И теперь я сдаюсь!

— Полностью, и безоговорочно? — уточнил я.

— Да! — воскликнула она. — Да!

— Понятно, — кивнул я.

— Я устала жить двойной жизнью, — призналась она. — Я — женщина!

— Я вижу это, — улыбнулся я.

— Я должна принадлежать таким мужчинам, как Вы, — сказала она.

Это ее заявление не показалось мне надуманным.

— Кто Ты? — спросил я.

— Я — Феба, Леди Тельнуса, — представилась женщина.

Я улыбнулся про себя. Из косианских красоток получаются превосходные рабыню. Их, кстати, немало в Порт-Каре.

— Красивое имя, — заметил я.

— Возьмите меня с собой! — попросила она. — Я заплачу!

— Там, куда я направляюсь, будет опасно, — предупредил я.

— Я готова к любым опасностям, — сказала она.

Безусловно, опасность в любом случае угрожает, прежде всего, мужчинам, а не женщинам, ведь и исходит эта опасность в основном от мужчин, которые отлично знают, что надо делать с женщинами. Возможно худшее, что могло бы произойти с ней, это оказавшись в рабских цепях и под плетями, использоваться в качестве вьючного животного. Нет, конечно, она, будучи свободной, вполне могла подвергнуться некоторому риску. Все же свободные женщины, являясь людьми, имеют куда больше шансов быть убитыми, чем рабыни, которые фактически являются животными. Мародер, например, особенно когда его жажда крови осталась позади, скорее всего, не стал бы убивать рабыню, предполагая, что она послушна как кайила и отчаянно заинтересована в том, чтобы полностью удовлетворять его требованиям. Он просто заявит свои права на нее.

— В настоящее время в рабыне я не нуждаюсь, — отрезал я, поскольку это ни в коем случае не согласовалось с первой частью моего плана касавшейся проникновения в Форпост Ара.

— Тогда возьмите меня в качестве своей служанки, — предложила она.

— Моей служанки? — опешил я, рассматривая стройную, стоящую на коленях, полуголую красотку.

— Да! — закивала Леди Феба.

— Тарн готов, — объявил дежурный.

— Я прошу вас о женском удовольствии! — выкрикнула она.

— Тебе не получить полного женского удовольствия, будучи простой служанкой, — заметил я. — Той кто не принадлежит полностью.

— Тогда возьмите меня в качестве рабыни! — попросила девушка.

— Я же сказал, в настоящее время рабыня мне не нужна, — ответил я.

— Ну тогда в качестве служанки, — снова сказала она и, протянув мне монеты, добавила: — Я заплачу вам за это.

Я еще раз посмотрел на нее, обращая внимание на ее потребности, красоту и отчаяние.

— Может быть позже, если я буду хорошо служить, Вы сочтете меня достойной ошейника, — прошептала она, и подняла монеты еще выше, умоляюще глядя на меня.

— Каким видом служанки Ты хотела бы быть? — поинтересовался я.

— Тем видом, которым Вы хотели бы меня видеть, — ответила Леди Феба.

— Ты готова служить без ограничений и оговорок? — уточнил я.

— Да, — заверила она меня, — я готова служить именно так!

— Полной служанкой? — спросил я.

— Да, — подтвердила Леди Феба, — полной служанкой!

— Я готов рассмотреть возможность взятие тебя с собой, только на этих условиях, — предупредил я.

— Возьмите меня в качестве полной служанки, — проговорила женщина.

— От чьего имени Ты просишь об этом? — осведомился я.

— От имени всех женщин, таких как я, и у всех мужчин, таких как Вы, — объявила она.

— Ты хоть понимаешь, что находишься на волосок от рабства? — поинтересовался я.

— Я надеюсь, что, в конце концов, Вы позволите мне пересечь тот волосок, — выдохнула Леди Феба.

Тарн нетерпеливо раскрыл и сложил свои крылья. Девушка мгновенно съежилась и, повернув голову в бок, испуганно склонилась так, что между ее щекой и досками платформы остались считанные дюймы. Эта птица приводила ее в ужас, впрочем, как и любую другую женщину.

Я задумчиво посмотрел на лестницу, ведущую к седлу.

— Возьмите меня с собой, — взмолилась Леди Феба, поднимая на меня глаза, в которых я ясно читал отчаяние. — Я хочу быть собой, той кто я есть на самом деле!

— Ты хоть знаешь, о чем просишь? — спросил я, мгновенно задрожавшую женщину. — Там, куда я направляюсь, мужчины не идут на компромисс с женщинами. И можешь мне поверить, тебя, одетую таким образом, мужчины будут рассматривать именно как женщину.

— Я и есть женщина, — сказала она.

— Надеюсь, что Ты понимаешь характер таких мужчин, — проворчал я.

— Я не желаю иметь ничего общего с любым другим видом мужчины, — заверила меня Леди Феба.

— Такие мужчины предпочитают рабынь, — напомнил я.

— Значит, я буду служить им как рабыня! — заявила она.

Тарн снова в нетерпении хлопнул крыльями, переступив с ноги на ногу, и девушка испуганно вскрикнув, сжалась в маленький комочек.

Как же она боялась эту огромную гордую птицу! И какой соблазнительной, стройной и напуганной выглядела ее коленопреклоненная фигурка.

— Вот только мне сейчас не нужна никакая рабыня, — проворчал я.

— Тогда возьмите меня хотя бы как вашу служанку, — попросила женщина.

— Мою полную служанку? — улыбнулся я.

— Да, — с жаром воскликнула она. — А потом, делайте со мной все, что Вы захотите.

— Ты искушаешь меня, — усмехнулся я. — Все же, Ты — красивая женщина, одна из тех, что достойны быть проданными с торгов.

— Ну так позвольте мне купить свое рабство, — предложила Леди Феба.

— Признаться, меня беспокоит, что придется подвергать опасности свободную женщину, — признался я.

— Уверена, что Вы колебались бы куда меньше, — заметила она, — если бы я был пленницей или служанкой.

— Верно, — кивнул я.

— Вот, — подняла кошелек женщина, — позвольте мне купить свой плен и служение.

— Встань, — приказал я, забрав у нее монеты, — Запрокинь голову, открой рот. Шире!

Уже через мгновение я знал, что она не скрыла никаких мелких монеток или маленьких драгоценностей во рту, ноздрях, ушах или волосах. Затем, я, взяв девушку за руку, подвел к одной из стоек тарновых ворот и заставил ее, прижав руки к дереву, сделать шаг назад и расставить ноги. В этом положении было не трудно определить, что она ничего не скрыла от меня в подмышках. Подняв ее ноги, одну за другой, я проверил, что в пространстве между пальцами либо под стопой не приклеено чего-либо. Потом тщательному обыску подверглись и остальные части ее тела.

— Ой! — пискнула она. — Ох!

Наконец, я вернул ткань на прежнее место, плотно подтянув ее, так же как и было до осмотра и, слегка поддержав ее, снова поставил на ноги.

Леди Феба укоризненно посмотрела на меня.

— Ну что ж, кажется, у тебя больше ничего нет, — сообщил я.

— Так и есть, — заверила меня она.

— Вытяни руки вперед, — приказал я.

Она послушно выполнила команду и вскрикнула от неожиданности, обнаружив, что на ее запястьях сомкнулись рабские браслеты. Женщина подняла рука перед собой, и пораженно уставилась на них, словно не понимая, как они могли быть столь внезапно окружены сталью.

— Теперь Ты моя пленница, — объявил я ей, — и я собираюсь держать тебя при себе некоторое время, может быть всего несколько енов, а может гораздо больше, в зависимости от моего, а не твоего желания, в качестве простой, но полной служанки. По окончании этого времени, я сделаю с тобой то, что посчитаю нужным, возможно сделав тебя рабыней, или отдав другому, или продав в рабство.

Леди Феба смотрела на меня, и в глазах ее читался испуг.

— Ты понимаешь меня? — уточнил я.

— Да, — кивнула она.

Тогда я, без лишних нежностей, потащил ее к тарну, пока она не очутилась у подножия лестницы, свисавшей с седла. Оказавшись там, в непосредственной близости от крылатого гиганта, женщина задрожала от страха.

— Стой спокойно, — велел я ей, вытаскивая из своего рюкзака полосу похожей на шарф ткани.

Это была ветровая маска, которую тарнсмэны при полете на больших высотах иногда повязывают на лицо, прикрывая рот и ноздри. На этот раз я завязал этот шарф на глазах женщины, ослепив ее. Очень многие женщины, в особенности самые чувственные и интеллектуальные из них, панически боятся тарнов. Не редкость для них впасть в истерику, оказавшись поблизости. Так что нет ничего удивительного, что тарнсмэны заранее прибегают к мешку на голову или повязке на глаза. Это помогает контролировать и управлять женщиной. Кроме того, в случае если женщина — пленница или рабыня, считается полезным, не держать ее в неведении относительно маршрута и того места в котором она оказалась. Для нее достаточно знать, что она находится в безупречном заключении. Зачастую женщина в течение многих недель понятия не имеет, где она находится и в каком городе ее держат, вплоть до момента своей продажи.

— Я ничего не вижу! — пожаловалась она.

— Именно для этого я и завязал тебе глаза, — сказал я.

— Вы можете наказать меня, не так ли? — полюбопытствовала Леди Феба.

— Даже не сомневайся, — усмехнулся я.

— И Вы сделаете это? — уточнила она.

— Конечно, — заверил я девушку.

Затем я закинул ее себе на плечо, само собой головой назад, как и принято носить рабынь, и, не мешкая, вскарабкался по лестнице. Женщина отчаянно вцепилась в луку седла, едва только я посадил ее перед собой. Кстати, по обе стороны седла имеется множество различных колец и ремней, служащих для крепления груза. Само собой их можно использовать и для того, чтобы закрепить женщину. Леди Феба из Тельнуса, конечно, была свободной женщиной, и хотя будучи, в некотором смысле, моей пленницей, все же имела особый статус. Поэтому я не перебросил ее через седло, вниз животом, привязав в полностью беспомощном положении, как если бы она была обычной пленницей. Я только накинул левый ремень на ее правое запястье, и закрепил его на кольце и то же самое сделал с правым ремнем и левым запястьем девушки. Таким образом, даже соскользнув с седла, она не могла упасть, и ее руки оставались относительно свободными, чтобы держаться за луку седла. Себя я тоже не забыл пристегнуть ремнем безопасности, туго затянув пряжку. Как то раз, я не сделал этого, за что и поплатился. Это была давняя история, произошедшая неподалеку от Ара. Тогда мне здорово повезло, и я выжил после падения. С тех пор я редко пренебрегал этой предосторожностью, если, конечно, время позволяло. Сразу вспомнилась гибкая фигура оливковокожей Талены, дочери Марленуса из Ара. Правда сам Марленус отрекся от нее сразу же, как только получил очевидное свидетельство того, что она стала рабыней, и после того, как Самос из Порт-Кара, в цепи которого она попала, возвратил ее в Ар, опозоренная женщина была изолирована в Центральной башне. Однако теперь выяснилось, что в отсутствие Убара, исчезавшего где-то в Горах Волтая, во время карательной экспедиции против тарнсмэнов Трева, положение Талены начало восстанавливаться. Она снова начала появляться в общественных местах. Я сам видел ее паланкин на улицах города и нисколько не сомневался, что она снова стала гордой и надменной. Лично я не видел в ней рабыню. С другой стороны Раск из Трева, и не только он, в этом были уверены. Впрочем, с тех пор я сильно изменился, и подозревал, что теперь, смог бы быть более проницательным. В конце концов, хотя она и была дочерью Убара, и в настоящее время снова занимала высокое положение в Аре, она по-прежнему была всего лишь женщиной. Интересно, как бы она извивалась у моих ног, в попытках заинтересовать меня, оказавшись передо мной голой и в цепях.

— Ой! — тоненько ойкнула Леди Феба.

— Ты худая, — заметил я, — но все же у тебя неплохие формы.

— Спасибо, — выдохнула она.

— Думаю, ласкать тебя будет приятно, — предположил я и, не дождавшись ее ответа, — полюбопытствовал: — Ты возражаешь?

— Нет, — ответила женщина.

— Почему нет? — решил уточнить я.

— Я — ваша служанка, полностью, — сказала она.

Ее тело было необычайно чувствительно для свободной женщины. Оно, конечно, еще не было телом рабыни, но, в конце концов, Леди Феба, ей пока и не была. Впрочем, такое преобразование могло произойти очень легко, под воздействием ошейника и соответствующей дисциплины.

На короткое мгновение в памяти снова всплыл образ гордой и надменной Талены, дочери Убара, снова начавшей свой путь наверх. О да, при внимательном рассмотрении этого вопроса, я решил, что она просто замечательно смотрелась бы в цепях или извиваясь у моих ног и пытаясь заинтересовать меня. Кроме того, я не мог забыть того, какой высокомерной, надменной и жестокой была эта женщина по отношению ко мне, в Порт-Каре, с каким презрением она говорила со мной, отбросив все что между нами было прежде, наплевав на мою любовь к ней, когда я был парализован, беспомощен, и не мог даже самостоятельно подняться со стула, будучи жертвой яда Саллиуса Максимуса, прежде бывшего одним из пяти Убаров Порт-Кара, незадолго до принятия декларации о Суверенитете Совета Капитанов. Интересно, думала ли она, обо мне как об инвалиде, по-прежнему находящемся в Порт-Каре и сидящем перед огнем на все том же стуле. Но я выздоровел. Полностью! Я получил противоядие из Торвальдслэнда. Впрочем, у меня были подозрения, что Талена могла видеть меня из своего паланкина в Аре. Ведь буквально на следующую ночь была предпринята попытка покушения на мою жизнь в Туннелях, одном из рабских борделей Людмиллы, в честь которой даже улицу так и назвали: переулок рабских борделей Людмиллы. Было и еще кое-что: на берегу моря близ Брундизиума я своими глазами видел доказательства того, что она была виновна в измене Ару.

— Ой! — пискнула Леди Феба.

— О да, Талена, — подумал я про себя.

Теперь, по прошествии лет, набравшись жизненного опыта, я был уверен, что смог бы рассмотреть в ней рабыню. Возможно, я действительно был дураком, позволив ей уйти. Да, она могла бы стать интересной рабыней, возможно даже, самой низкой рабыней. Я поскорее выкинул мысли об этой женщине из своей головы.

— О-о-охх! — задохнулась Леди Феба, сидевшая с завязанными глазами передо мной в седле и уже нетерпеливо начинающая извиваться.

Тихо звякнули звенья цепочки рабских наручников. Я даже залюбовался приятным контрастом белых бедер девушки и гладкой, темной, глянцевой кожи седла. Иногда они плотно прижимались, расплющиваясь о седло, как будто в попытке охватить его изо всех сил, в других случаях, она, беспомощно ерзая, терлась ими по темной коже. Не думаю, что она была первой женщиной, которая была использована прямо на спине тарна. Ее колени внезапно подогнулись, она подняла их так, что почти обхватила ими луку седла. Я даже задался вопросом, не стоит ли мне пристегнуть к кольцам и ее лодыжки, удерживая бедра разведенными по разные стороны седла, лишив Леди Фебу всяческой возможности попытаться избежать моего внимания и вынудив ее тем самым испытать все те эмоции, что я для нее выбрал.

— О-о-ой, о-о-охх, — простонала женщина.

— Тихо, — шикнул я на нее.

— Вы остановились! — прошептала она.

— Тихо, — повторил я.

Будь она рабыней, а не свободной женщиной, и это повторение команды могло бы стоить ей мгновенной оплеухи или последующего наказания плетью.

Дежурный до этого с интересом посматривавший на нас, обернулся. Со стороны двора донеслись звуки, свидетельствовавшие о возникшей там сумятице и волнении.

— Эй, парень, — окликнул я его и бросил вниз монету.

— Благодарю, тарнсмэн! — обрадовано крикнул он, не ожидая вознаграждение такого размера.

Я вполне обоснованно был уверен относительно причин этого волнения, и таким образом, решил, что мне пора убираться из «Кривого тарна» подобру-поздорову.

— Вы по-настоящему щедры, тарнсмэн, — сказал дежурный, отходя в сторону.

Это было разумной предосторожностью с его стороны, ибо при взлете тарн запросто мог смахнуть его с платформы. А до рва лететь было приблизительно футов семьдесят-восемьдесят, что было бы особенно обидно, получив только что целый серебряный тарск. Швыряя дежурному монету такого достоинства, я, конечно, делал широкий, и как мне кажется, немного хвастливый жест. Однако с другой стороны, в действительности он мне практически ничего не стоил, поскольку монету я извлек из того кошелька, что прихватил с собой из мыльни у здоровяка из компании Артемидория.

Я быстро затянул наверх веревочную лестницу, смотал ее и закрепил на боку седла. Отчаянные вопли, крики негодования и шум драки теперь уже доносились сюда совершенно отчетливо. Судя по всему, в потасовке участвовали как минимум четыре-пять человек. Уверен, что различил даже звуки ударов и крики боли.

Я взял в руки поводья и отрегулировал их так, чтобы натяжение на всех было одинаковым, и птица с радостным нетерпением и готовностью направилась сквозь тарновые ворота к переднему краю посадочной платформы. Отсюда тарн, мог взлететь одним взмахом крыльев, немедленно оторвавшись от земли.

— Держись крепче, — предупредил я свою служанку.

Она застонала от страха, но изо всех своих сил вцепилась в луку седла.

— О, Вы только посмотрите, — привлек мое внимание дежурный. — Там какой-то голый мужик! Дерется!

— Неужели! — сразу заинтересовался я.

— Точно вам говорю! — заверил он меня.

— Интересно, — сказал я.

— Наверное, не оплатил свои счета и теперь пытается смыться, — предположил дежурный, кстати, не проявляя ни малейшего желания помчаться вниз и присоединиться к драке.

Весьма разумное решение, на мой взгляд.

— Это он напрасно, — заметил я.

Сам я оплатил все свои счета должным образом прежде, чем покинуть главный корпус «Кривого тарна». Что ни говори, но делать это нужно. В конце концов, владельцам постоялых дворов было бы трудно оставаться на плаву, если бы никто не платил по счетам. Это не очень практично, удерживать каждого мужчину или женщину в ожидании пока кто-нибудь не внесет за них сумму выкупа. Впрочем, не буду отрицать и того, что некоторые гореанские постоялые дворы, особенно расположенные в отдаленных районах, зачастую функционируют как немногим более чем ловушки для женщин, и в действительности содержатся местным работорговцем.

— Кажется, этот растяпа пытается пробиться в этом направлении, — заметил дежурный.

— Очень интересно, — хмыкнул я.

На мой взгляд, если этот товарищ действительно пытался убежать, не оплатив по счетам, то это направление было бы самым экстравагантным из всех для него возможных. Но кстати говоря, если бы здесь на самом деле имела места попытка сбежать не оплатив долг, то я едва ли мог обвинить его. Цены в «Кривом тарне» действительно были возмутительны. Мой собственный счет, например, в сумме дошел до девятнадцати медных тарсков и одного бит-тарска. Последний за использование Леди Темионы этой ночью. Если перечислить все по пунктам то сюда вошли десять за постой, два за ванну и принадлежности для нее, два за одеяла, пять за хлеб, пагу и кашу, ну и опять же бит-тарск за ан с Леди Темионой, единственное в этом чеке, что возможно, было в пределах разумных границ. И это притом, что я обошелся без завтрака этим утром, правда, прежде всего, чтобы сэкономить время, но, не скрою, отчасти это было сделано и исходя из законного протеста к ценам «Кривого тарна». К счастью, в моем дорожном мешке еще оставались несколько полос вяленого тарска. Правда, я не был уверен, сочтет ли Леди Феба их съедобными или нет, но боюсь, что ей придется отучаться быть привередливой в еде. Заодно, научу-ка я ее брать их в рот с моей руки. Это поможет ей понять, что теперь она в плане пищи полностью зависит от мужчин.

— Как там поживает наш друг? — поинтересовался я.

— Он упал! Все они взяли его! Ого, да он встает! — комментировал дежурный. — Ха! Парни успели надеть на него цепи!

— Ну, тогда желаю всего хорошего, — сказал я дежурному.

Честно говоря, я подумывал о том, чтобы подождать на платформе еще некоторое время, конечно, в случае, если бы бородачу удалось бы достичь ее, а уже затем, на его глазах обратиться в бегство, но как выяснилось, теперь он нескоро доберется досюда, по крайней мере, не этим утром.

— И вам всего хорошего! — крикнул дежурный, цепляясь за столб тарновых ворот.

Я откинулся в седле и решительно потянул верхнюю пару поводьев, вслед за этим тарн, издав радостный крик, ударил крыльями, и устремился в небо, сопровождаемый воплем ужаса моей служанки, мертвой хваткой вцепившейся в луку седла.

Лишь настоящие любители езды на лошади, познавшие восхитительное волнение, которое испытываешь, скача на этом изумительном животном, ощущая его силу, скорость, отзывчивость на малейшее желание наездника, наслаждающиеся своей властью над ним, сроднившиеся с ним до такой степени, что чувствуют каждый его вдох, каждое движения его тела, каждый удар его копыт по земле, смогут по-настоящему понять меня. Лично меня нисколько не удивляет тот факт, что народы, не знавшие лошадей, бежали в панике, от одного вида всадников, конечно при первой встрече с ними, принимая наездника и его животное за некое единое существо полуживотное-получеловека, удивительную, невероятно быструю гигантскую вооруженную химеру, нечто невероятно быстрое, казалось, летящее над землей, неустанное, непобедимое и беспощадное, чему на законных основаниях должен принадлежать этот мир. Возможно именно такие первые встречи, приукрашенные испуганными очевидцами, могли стать причиной возникновения мифов о кентаврах, полулюдях-полуконях. Так что, легендарная природа кентавра, его склонностей, его жадности и властолюбия, возможно, при ближайшем рассмотрении, не более чем хорошо забытый исторический факт, относящийся к временам приручения лошадей, и к первому восприятию всадника и его роли, теми, кто все еще передвигался пешком. И даже позже, когда для всех уже стало ясно, что наездник не является единым целым со своим животным, страх перед всадником только возрастал. К счастью для многих, племена, до такой степени сроднившиеся с лошадями, в основном обитали на окраинах цивилизации. И все же, бывало и так, что они подобно шторму обрушивались на своих оседлых соседей, как это было в Египте сокрушенном никсами пришедшими из пустыни. Мистическая природа всадника не подвергалась сомнению в течение многих столетий. В свое время Александр превратил кавалерию в решающую силу на поле боя. А несколько столетий спустя, варвары, изобретя стремя и пику, сокрушили самую успешную цивилизацию того мира. Само слово «Рыцарь», в немецком языке — «Ritter», буквально означает «Всадник». Господство кавалерии оставалось бесспорным вплоть до революции в тактике пехоты и стрелковом вооружении.

Вот нечто наподобие этой же, существовавшей на Земле связанной с лошадью радости и мистики всадника, имеет место и на Горе только по отношению к тарну. Например, если человек чувствовал восторженный трепет, скача на мощном прекрасном скакуне, то у него может быть некоторое представление о том, чем может быть полет на спине тарна. Свист ветра, чувство животного под собой, скорость, движение, но теперь во всех измерениях, взлет и пикирование, парение и повороты, свобода небес! Единение человека и животного. Кстати, на Горе существует даже легенда о тарнотавре, или существе наполовину человеке — наполовину тарне, который в гореанской мифологии, играет роль во многом подобную, и можно даже сказать, эквивалентную, той роли, что отведена кентавру в мифах Земли. Только тарнсмэн по-прежнему сохраняет что-то вроде очарования, с которым на Земле относились к всадникам. Основная заслуга в этом сохранении статуса лежит на законах Царствующих Жрецов, таинственных хозяевах Гора, запрещающих механизацию транспортировки и развитие оружия. Единство с природой, как и отношения человека и животного, и их симбиотической гармонии, на Горе по-прежнему в силе.

Я летел!

Какое-то время я, позволил тарну лететь куда он захочет, но затем, спустя несколько пасангов, развернул его, и сделал широкой круг в небе, центром которого был постоялый двор, оставшийся далеко внизу.

— Вы будете ласкать меня снова, не так ли? — осторожно спросила моя служанка.

— Возможно, — не стал я отказываться, — если Ты попросишь меня об этом.

— Я прошу этого! — воскликнула Леди Феба.

Ну, тогда держись крепче за луку седла, — усмехнулся я.

Женщина так и сделала, но у меня пока были несколько иные планы. У меня еще будет время для моей служанки, немного позже. Не в этот момент.

Во время первого полета на новом тарне, точно так же как и в случае с новой женщиной, следует основательно проверить его в деле, чтобы понять, что он может, и на что может рассчитывать всадник. Только в отличие от женщины, в ситуации с тарном, сама жизнь мужчины может зависеть от знания его способностей, таких как скорость, скороподъемность, радиус разворота и тому подобных немаловажных характеристик.

Моя смазливая, полуголая, ничего невидящая служанка вскрикнула от неожиданности, отброшенная назад так, что ее закованные в наручники руки, вцепившиеся в луку седла, выпрямились и натянулись как тетива.

Похоже эта птица неплохо набирала скорость. Я отпустил поводья, позволив тарну некоторое время парить в воздухе.

У девушки снова перехватило дыхание, а когда ей все же удалось набрать воздуха в грудь, от ее визга у меня заложило уши. Впрочем, я мог понять ее страх, ведь тарн начал такой резкий подъем, что спина красотки легла почти горизонтально. Да, этот тарн оказался весьма неплох и в крутом подъеме. Температура воздуха пошла вниз, становилось заметно холоднее. Подобный маневр весьма полезен, и часто применяется в воздушном бою. Не раз мне удавалось опередить своих противников, забравшись на высоту быстрее их. Девушка в ужасе мертвой хваткой вцепилась в луку седла. Конечно, у нее имелось немало причин для испуга. К тому же, одетая подобным образом, в то, что в действительности было не более чем курлой и чаткой, предметами одежды пригодными для рабыни, и уж никак не для свободной женщины, она должна была уже здорово замерзнуть. Я не сомневался, что чувствовала она себя далеко некомфортно. Через несколько енов я установил приблизительный потолок этой птицы. Земля расстилалась где-то далеко подо мной. Поверхность озера, мерцавшая по правую руку от меня, смотрелась небольшой лужей. Признаться, до настоящего времени я даже понятия не имел о существовании этого водоема. Слева, далеко внизу, яркой нитью сверкавшей в лучах восходящего солнца протянулась Дорога Воска.

— Пожалуйста, спуститесь. Остановитесь! — всхлипнула Леди Феба.

— Ты закована в наручники, — напомнил я ей. — Такие вопросы теперь вне твоих желаний.

— Прошу вас, спуститесь пониже! — заплакала она.

— Тебе холодно? — осведомился я.

— Да, я очень замерзла! — простонала женщина. — А еще я боюсь! Мы очень высоко?

— Да, — заверил я ее.

— Пожалуйста, спуститесь ниже! — взмолилась она.

— Пожалуй, я ошибся, позволив тебе ехать таким благородным образом, — заметил я. — Для женщины на спине тарна куда уместнее путешествовать по-другому. Обычно ее привязывают поперек седла на спине или на животе, если она — одна или, если в паре с еще одной пленницей, то висеть вместе с ней по разные стороны седла, скажем так, чтобы не нарушать баланса.

— Но я же свободная женщина, — попыталась протестовать Леди Феба. — Надеюсь, Вы не посмели бы связывать меня таким образом.

— Зря надеешься. Это было бы последним из того, о чем я бы подумал, — заверил я девушку.

Она дрожала, хотя я и не знал от чего именно. Может быть от холода, а может и от того, что вдруг поняла, что я, если бы того пожелал, мог бы закрепить ее именно так, как и сказал.

— Пожалуйста, ну давайте снижаться, — попросила она.

— Что Ты подразумеваешь под этим? — уточнил я.

— Очевидно же, что я имею в виду ничего другого, кроме как поскорее оказаться внизу, — простонала Леди Феба.

— Ну тогда, держитесь крепче, женщина, — предупредил я.

— Женщина? — удивленно переспросила она, и тут же заверещала.

Это был долгий, дикий, отчаянный вопль. Тарн, ответив на мою команду, поданную четырьмя поводьями, внезапно свалился в крутое пике. Одной рукой я все же придерживал ее в седле. Волосы женщины, словно черный флаг или бунчук развевались позади и выше нас. С пикированием у этой птицы тоже все было в порядке. Стремительность спуска была просто невероятна. С такой силой, даже притормозив в последний момент, ему ничего не стоило переломить хребет взрослого табука. Ярдах в пятидесяти от земли я натянул поводья, позволив птице закончить свое пике. Проскочив по инерции ниже, тарн перешел в горизонтальный полет, едва не касаясь стеблей травы.

— Стойте! Остановитесь! Пожалуйста остановитесь! — причитала Леди Феба. — Что Вы делаете! Где мы?

— На высоте человеческого роста от земли, — спокойно пояснил я.

В таком полете можно пользоваться деревьями, рельефом местности или даже домами, чтобы скрытно подобраться к цели. Кроме того, бреющий полет вообще, уменьшает возможность обнаружения противником.

— Мы летим слишком быстро! — простонала женщина. — Ну пожалуйста, остановитесь!

— Какое счастье для тебя, что Ты ничего не видишь, — усмехнулся я.

— Что Вы собираетесь делать? — предчувствуя очередную каверзу закричала она.

— Ну мне же надо испытать тарна, — снизошел я до объяснений.

— Да Вы просто монстр! — всхлипнула Леди Феба.

— Держись крепче, — приказал я.

В ответ на мою команду, женщина застонала, согнулась к луке седла, и зарыдала. Ее плачь внезапно перешел в дикий визг, когда она чуть не вылетела из седла отброшенная влево. Это я резко одновременно натянул второй и третий повод, отчего тарн, заложил крутой вираж вправо. Отзывчивая птица. Я еще дюжиной способов проверил его способности к полетам на разных скоростях и виражах. Девушка передо мной билась в истерике. Не разжимая побелевших пальцев, сомкнутых на луке седла, она рыдала, стонала, задыхалась, вскрикивала, взвизгивала и выла в темноте своих завязанных глаз, всякий раз, когда птица, послушная командам поводьев, совершала очередной маневр. Признаться, я был доволен. Это был настоящий боевой тарн.

— Пожалуйста, пожалуйста, — причитала девушка.

Мы снова оказались поблизости от «Кривого тарна», я сделал еще три прохода, два над частоколом, едва не задевая противотарновую проволоку и третий над мостом и воротами.

После первого прохода, я скомандовал птице зависнуть на некоторое время, ярдах в пятидесяти над той частью вершины окруженного оградой плато, немного позади и левее главных зданий постоялого двора, если смотреть от входа. Там, я рассмотрел сидящую фигуру крупного голого мужчины, прикованного цепями за запястья и щиколотки к слиновому кольцу, вбитому в скалу. Похоже, у него не было средств, чтобы заплатить по счетам. Мне показалось, что увидев меня, он как-то заволновался, и даже я бы сказал, чрезвычайно возбудился. Правда, все чего ему удалось достичь, это выгнуться и, натянув цепи, запрокинуть голову, чтобы посмотреть вверх. Он там еще что-то подвывал, но я не смог разобрать, что именно, все же расстояние было приличным. Возможно, это было даже неплохо, а то я, чего доброго, мог бы захотеть вернуться и устроить поединок, а так, я всего лишь помахал ему его же кошельком, чтобы ему было нескучно сидеть не цепи, прежде, чем начать второй проход. Кажется, бородачу не очень понравилось то, что я делал. Но, по правде говоря, я не стал бы обвинять его в этом. Второй проход я сделал вдоль левой от входа стены главного корпуса постоялого двора. Я даже успел разглядеть несколько комплектов цепей, еще совсем недавно наслаждавшихся обладанием нескольких соблазнительных пленниц, имена которых, как я узнал в зале паги от Леди Темионы, были: Ремис, Клио и Лиомач, все они были с Коса, Елена с Тироса, и Амина из Венны. Правда, теперь эти цепи были пусты. Я взял на себя смелость выкупить их с утра пораньше, действуя через моего агента, маркитанта, отличного парня, хотя и излишне терпеливого и позволяющего пользоваться собой, которого, как выяснилось, звали Эфиальтом. Мои расходы в общей сложности составили сто восемьдесят два медных тарска за всех пятерых. На уплату их долга в основном ушли деньги, взятые вчера вечером в качестве трофея с шайки Андрона.

Не сомневаюсь, что поначалу они даже обрадовались тому, что нашелся тот, кто согласился выкупить их. Возможно, они смеялись и хлопнули в ладоши от радости. Впрочем, их радость была недолгой, и ее несколько поумерил тот факт, что на их шеях сомкнулись железные ошейники с прикрепленными цепями. Когда я проходил по двору, направляясь к ангару, то, с раздражением, но, признаться и с некоторым удовольствием, увидел еще одно доказательство деловой хватки хозяина этого постоялого двора. Оказывается, он не просто позволил выкупить женщин, но и получил кое-что с них сверх суммы их неоплаченных счетов в качестве своеобразной моральной компенсации за неудобство, которое они принесли ему. Сбоку на стойке висели несколько пучков прекрасных длинных женских волос. Как я уже упомянул, волосы являются чрезвычайно ценным сырьем для производства тросов для катапульт, особенно во время осады, хотя, следует признать, на Горе всегда есть спрос на такой товар. Учитывая то, что я уже знал об этом товарище, я нисколько не сомневался, что у него даже мысли не возникнет о милосердии, и волосы этих леди будут обриты под корень. В конце концов, при стрижке волос можно потерять пятую часть хорта от длины волос. Так что можно было не сомневаться, обрил он их налысо. Многие девушки будут отчаянно стараться угодить мужчине, ради того, чтобы им разрешили оставить их волосы или, если их уже обрили, чтобы позволили отрастать снова. Кстати, на стойке было шесть пучков. Шестым были длинные и красивые, темно-рыжего цвета. Через посредничество Эфиальта, я выкупил и Леди Темиону. Она стоила мне серебряный тарск и пять медных. Это было дороговато, конечно, но я решил, что она будет хорошо смотреться в ошейнике и на коленях. Учитывая обменный курс в сто медных тарсков за один серебряный, в итоге, все женщины обошлись мне в два серебряных тарска и восемьдесят семь медных. Если все прошло как запланировано, то эти женщины в данный момент были на пути к Форпосту Ара, причем, скорее всего, шли они пешком, прикованные у задку фургона Эфиальта. Их побритые головы, само собой, несколько снизили их цену, но я не особо возражал против этого, поскольку меня мало беспокоило, получу ли я с них прибыль или нет. В моих планах этому не отводилось какой-либо существенной роли. В чем-то это могло быть даже полезно, ибо позволяло предположить, что они оказались во власти сурового товарища, просто в данный момент испытывающего недостаток средств.

На третьем заходе я осмотрел место перед оградой постоялого двора. Там все еще находилось несколько фургонов. Особенно меня заинтересовал один из них. У его борта на коленях стояла невысокая белокурая женщина. Голая, с тяжелой цепью на шее. Перед нею стоял мужчина, державший в руке плеть. Я видел, как блондинка испуганно склонила голову и поцеловала его ноги. Это была совсем не та стройная темноволосая красотка-рабыня, которая валялась под фургоном прошлой ночью, кутаясь в брезент и прячась от грозы. Как раз ту женщину должен был этим утром купить Эфиальт, если, конечно, все прошло удачно. Она должна была стать первой девушкой в караване «свободных женщин», Леди Темионы и других, и преподать им, что такое дисциплина и обучить основам искусства доставления удовольствия мужчинам, то есть тому, что могло бы вскоре иметь серьезное значение не только для качества их жизни, но и для сохранения их жизни вообще.

Брезент, покрывавший фургон, был откинут, вероятно, чтобы проветрить внутренности от сырости скопившейся там за время дождя. Насколько я успел рассмотреть, в кузове повозки никого не было, как и вокруг нее, за исключением этой пары у борта. У меня не осталось никаких сомнений, что блондинка, стоящая на коленях перед мужчиной с плетью, была его свободной спутницей или, скорее, его бывшей свободной спутницей. Девушка, сидевшая под фургоном ночью, как я понял, была куплена, прежде всего, в попытке поощрить компаньонку более серьезно относиться к своим обязанностям. Однако та, похоже, намека не поняла, и единственное, что сделала, так это стала относиться к рабыне с большой жестокостью. Но теперь рабыня исчезла, и на ее место необходимо было кого-то подобрать. Вот и оказалась цепь на шее бывшей свободной спутницы, как раз сейчас получавшей первые инструкции относительно своего нового статуса. Даже если она и была все еще его свободной спутницей, то теперь она будет сохраняться на положении невольницы. Хотя и я бы не исключал того, что она уже была его бывшей свободной спутницей, и ее правовой статус был снижен до статуса фактической рабыни, которую отныне мог купить любой желающий. Я запомнил, в каком ужасе женщина согнулась перед мужчиной, чтобы поцеловать его ноги. Теперь можно было не сомневаться, что она пересмотрит свое отношения к спутнику и возьмется за исполнение своих обязанностей со всей серьезностью. Достаточно трудно не сделать этого тому, кто принадлежит и помнит, что постоянно живет под угрозой применения плети. Представляю себе, что почувствовала эта женщина вдруг обнаружив, что ее компаньон, или теперь уже бывший компаньон, возможно, прежде рассматриваемый ей с некоторой легкомысленностью, и к которому она, до сего момента, относилась с недостаточным вниманием и уважением, а возможно, и пренебрегала и игнорировала, если не сказать презирала, внезапно действительно оказался мужчиной, тем, кто отныне проследит, чтобы она хорошо служила ему, тем, кто теперь будет владеть и командовать ей, тем кто, пробудив в ней женщину, потребует и получит на нее все права владельца.

Наконец, я повернул тарна на нужный мне курс и вывел его на оптимальную высоту. Серебристая лента Дороги Воска теперь тянулась прямо подо мной. Мы летели строго на север. От «Кривого тарна» до Форпоста Ара полк гореанской пехоты, нормальным маршем в пешем порядке, проходит за три дня, останавливаясь на ночевки в укрепленных лагеря. Можно предположить, что фургон Эфиальта, особенно если он позволит девушкам ехать в кузове, как он и собирался сделать несколько позже, доберется до места назначения примерно за то же самое время. Обычно марширующие колонны гореанских пехотинцев сопровождаются фургонами их обоза, а так же и иными повозками, принадлежащими, например, маркитантам и владельцам лагерных рабынь.

Признаться, я не знал, как звали ту женщину, которую я использовал под фургоном прошлой ночью. Впрочем, по большому счету, это не имело никакого значения, ведь она была рабыней. Я даже не потрудился спросить ее об этом. Однако теперь, раз уж она должна была принадлежать мне, вероятно, придется дать ей некое имя. Иметь имя — хорошо для невольницы, в конце концов, надо же ее как-то определять, что приказ отдан именно ей, и реагировать на него соответственно. Это удобно и для рабовладельца, все же куда легче обратиться к своей женщине по имени, подозвать ее и скомандовать ей. Кроме того, осознание того, что имя ей дано властью владельца, положительно влияет на нее. «Кто повинуется?», «Тина повинуется!». Полагаю, что видя перед собой красивую женщину, мужчина вправе ожидать, что у нее и имя будет под стать внешности. Само собой, если она — рабыня, и принадлежит мужчине, то он может дать ей любую кличку по своему выбора, возможно именно то самое имя, которое, по крайней мере, по его мнению, идеально подходит для нее. Конечно, рабыня могла бы попросить то имя, которое она всегда хотела, и, если это приемлемо для владельца, он может дать его ей. Впрочем, клички могут использоваться, и для того чтобы унизить и наказать женщину, и такие клички являются такими же настоящими именами, как и самые красивые из имен. Более того, зачастую они гораздо точнее указывают на то, кем является та или иная женщина. Возможно, в будущем, ради того, чтобы ей дали лучшее имя, она будет стараться понравиться своему господину намного активнее чем прежде.

Вспоминая ту прекрасную девушку, которая под фургоном, во время ночной грозы подарила мне наслаждение, я думал, что ей подошло бы имя Лиадна. Красивое имя. Я решил, что пожалуй назову ее именно так. Теперь для меня она была Лиадной, хотя сама она еще не знала об этом.

Я посмотрел вниз, скользнув взглядом по Дороге Воска. Этим утром беженцев на ней было значительно меньше чем прошедшим вечером. Возможно, большинство из них в течение ночи миновали эту область. Но не исключено и то, что часть беженцев сошли с дороги, спрятавшись в придорожных кустах, пережидая светлое время.

Мое внимание снова привлекла девушка, согнувшись в три погибели сидевшая в седле передо мной. Она по-прежнему мелко тряслась от рыданий и не выпускала из рук луку седла. Похоже, тяжело дался этот полет Леди Фебе. Впрочем, ее можно было понять.

Взяв девушку за волосы, я заставил ее выпрямиться и, повернув голову лицом к себе, осмотрел ее. Повязка осталась на глазах. Женщина издала тихий стон. На ее щеках под завязанными глазами остались влажные дорожки слез, имевшие продолжение ниже на теле. Убедившись, что ничего страшного не произошло, я отпустил ее волосы и позволил женщине отвернуть лицо.

Некоторое время мы летели в тишине, изредка прерываемой ее сдавленными рыданиями.

Признаться, глядя на ее мокрое от слез лицо, я почувствовал к ней жалость, но сразу же выкинул из своей головы подобные мысли. Это была слабость недостойная воина. Она была женщиной, чьи запястья были в моих наручниках. Но она плакала.

Еще на земле я обратил внимание на то, что, несмотря на некоторую худобу, у нее были соблазнительные формы и очень красивое лицо.

— Теперь Ты можешь попросить, — сообщал я ей.

— Что? — вздрогнув от неожиданности, спросила Леди Феба.

— Ты можешь просить о ласке, — пояснил я.

— Да Вы с ума сошли! — попыталась возмутиться она.

— Кажется, Ты намериваешься начать наше общение с трудностей, — заметил я.

— Только не надо меня бить, — попросила девушка.

— Итак, Ты можешь попросить о ласке, — напомнил я ей.

— Неужели я попала в руки монстра, — простонала она.

Конечно, чисто юридически Леди Феба оставалась свободной женщиной, но сейчас она сидела передо мной, полуголая, с завязанными глазами и скованными руками, моя пленница и служанка. Более того, она сама купила свой плен и услужение. Интересно, сколько раз она уже успела пожалеть о том, что сделала. Во всяком случае, теперь она гораздо яснее понимала то на что решилась.

— Проси, — напомнил я.

— Я не в том настроении, — выкрикнула женщина.

Я расхохотался. Насколько забавными могут быть свободные женщины! Рабыни приучены быть «в том настроении» мгновенно. Им достаточно взгляда мужчины, щелчка его пальцев или просто кивка на пол.

— Пожалуйста, — взмолилась она. — Пожалуйста!

— Проси, — потребовал я.

— Я прошу вашей ласки, — сквозь слезы проговорила она.

И я начал ласкать ее, сидящую передо мной, плачущую и пытающуюся сопротивляться пленницу, цепляющуюся за луку седла.

— Монстр, — простонала женщина. — Монстр.

Но внезапно в ее рыданиях послышались нотки удивления и отчасти новых незнакомых ее ощущений, заставившие меня тихо усмехнутся. Ее широко расставленные, рефлекторно дергающиеся ноги, прекрасно смотрелись на фоне глянцевой кожи седла.

— Монстр! — всхлипнула она, запрокидывая голову.

Руки женщины выпустили луку седла, дернулись назад в тщетной попытке дотянуться до меня. Я услышал тихое звяканье звеньев цепочки соединявшей браслеты, то расслаблявшейся, то натягивавшейся втугую.

— Кажется, теперь Ты уже в настроении, — усмехнулся я.

— Только не останавливайтесь! — простонала Леди Феба.

— Ты знаешь, как теперь тебе следует назвать меня? — поинтересовался я.

— О! — только и смогла выговорить она. — О-о-о-охх!

— Уверен, тебе любопытно то, как Ты должна обращаться ко мне, — заметил я.

— Да! — выкрикнула женщина. — Да! Да-а-а! Как мне называть вас? О! О!

— Ты не ошибешься, если будешь называть меня «Господин», — подсказал я.

— Да-а-я, Господи-и-инн! — закричала она.

Потом, когда женщина прекратила дергаться и вырываться, я некоторое время держал ее, прижав к себе, пытаясь успокоить.

— Я назвала вас Господином! — всхлипнула Леди Феба. — Я все еще считаюсь свободной юридически?

— Да, — заверил ее я, — но думаю, что тебе будет полезно привыкать к тому, чтобы называть господином любого свободного мужчину.

— Да! — выдохнула она.

Я решил, что пока воздержусь предоставлять ей ошейник, хотя, на мой взгляд, она уже вполне готова к этому. Она была свободной женщиной. Пожалуй, стоит заставить ее испытать чувство неудовлетворенности в ожидании этого.

— Пожалуйста, дотроньтесь до меня еще раз, — попросила Леди Феба.

— Так значит, тебе понравилось? — спросил я.

— Теперь, почувствовав это, — вздохнула она, — я отчаянно нуждаюсь в этом.

— Даже отказываясь от того, кем Ты была и кем являешься? — уточнил я.

— Вы испытали своего тарна, — вместо ответа сказала она. — Так, испытайте и меня!

Я полюбовался на стройную фигурку сидевшей передо мной девушки. Да, подумал я, она будет отлично смотреться голая и абсолютно беспомощная, привязанная на спине или животе поперек тарнового седла.

— Господин? — напомнила она мне о своем присутствии.

Пожалуй, это был бы самый подходящий способ крепления для такой как она.

— Возможно позже, — ответил я, и укрыл ее своим плащом, защищая от ветра.

Мы летели на север.