Предатели Гора

Глава 9 Лагерь войск Коса

— Кто здесь? — спросила одетая в большой мешок, прикрывавший большую часть ее тела, женщина, стоящая на коленях в темноте крохотной палатки.

— Это — я, — успокоил ее я.

Присев рядом с ней, я развязал шнурки мешка, которые незадолго до этого сам же и завязал под ее грудью и вокруг бедер, чтобы она не смогла выбраться из него самостоятельно. Сдернув с нее мешок, я снял и наручники, державшие ее руки за спиной.

— У вас все получилось? — поинтересовалась она, встряхивая головой и освобождая волосы.

— Займись лучше приготовлением пищи, — проворчал я, усаживаясь по-турецки посреди палатки.

Мы находились внутри ограждения косианского лагеря, с краю тучи раскинувшихся палаток и шалашей, принадлежащих отчасти солдатам, но в большинстве своем гражданским, маркитантам, работорговцам и тому подобным личностям, отирающимся близ армии. До самой близкой линии осадных укреплений отсюда оставалось пройти не больше полпасанга. С того места, где была разбита наша палатка отлично просматривались стены Форпоста Ара.

Девушка занялась приготовлением пищи. Сейчас все казалось настолько мирным, что трудно было даже представить, какая бойня разворачивалась ежедневно у стен города. А иногда она не затихала и по ночам.

— Всего лишь каша, — сообщила она, протягивая мне миску.

Я кивнул, предположив, что в большинстве домов Форпоста Ара, сейчас даже это считалось бы роскошью.

— Вы узнали что-нибудь? — полюбопытствовала она, складывая хворост и сухие листья в маленькую ямку вне палатки рядом с входом.

— Говорят, что городу недолго осталось, — ответил я.

— Они больше не в состоянии держать оборону? — спросила женщина.

— Предполагается, что нет, — пожал я плечами.

— Вы хотите пробраться в город, — предположила она.

— Да, — не стал отрицать я.

— Но зачем? — поинтересовалась женщина.

— У меня там есть кое-какие дела, — не стал я вдаваться в подробности.

— Но ваш акцент не предполагает, что Вы из Ара, — заметила она.

— Надеюсь, что так, — улыбнулся я. — Косианцы бы этого не поняли.

Воспользовавшись маленькой зажигалкой, женщина подожгла листья и, склонившись над кострищем, принялась раздувать огонек, пока маленькое пламя не перекинулось на хворост.

Смеркалось. До меня долетали запахи дыма и готовящейся пищи от других палаток.

— Ваши планы идут не так, как Вы надеялись? — спросила она.

— Я не жалуюсь, — отмахнулся я. — Конечно, кое-что могло бы идти и получше чем сейчас, но в целом все происходит в соответствии с моими ожиданиями.

Девушка подбросила веток в костер.

Прежде всего, я планировал достичь Форпоста Ара настолько быстро насколько это возможно, то есть это предполагало, что добираться следовало на тарне, причем избежав внимания патрулей косианских тарнсмэнов. Ну что ж, с первой частью своего плана я справился. Чем ближе я подлетал к лагерю, тем небо плотнее было перекрыто патрулями. Однако учитывая мою одежду и снаряжение, а также сумку, по виду курьерскую, которой я периодически размахивал, меня принимали именно за курьера. Кроме того, хотя я и не планировал этого, присутствие закованной в наручники девушки передо мной, да еще и с завязанными глазами, очевидно пленницы, скорее всего захваченной по пути и несомненно вскорости ожидающей ошейника, добавляло мне достоверности. Уши утонченной Фебы, должно быть, горели от услышанных ее довольно непристойных комментариев относительно ее соблазнительности, сделанных хриплыми голосами под аккомпанемент близких хлопков крыльев. Иногда я даже двигался под охраной эскорта тарнсмэнов, который к моему облегчению со временем отставал, предоставляя меня самому себе.

Конечно, поначалу я еще надеялся, что в идеале мне удастся попасть в Форпост Ара на спине тарна. Впрочем, я быстро убедился, что это нереально. Прежде всего, меня лишала шансов сделать это моя одежда косианского курьера. Любые попытки косианцев пролететь над городом вызывали шквальный обстрел и преследование со стороны обороняющихся. Разумеется, я предпринял попытку подлететь к стенам днем, а потом еще и вечером в первый же день после моего прибытия в окрестности Форпоста Ара. Если бы не моя сильная птица и изначально набранная скорость, моя миссия закончилась бы печально, даже толком и не начавшись. Особенно тяжело мне пришлось во второй раз. Чтобы ускользнуть от атаки защитников города мне пришлось пролететь над цитаделью и гаванью, миновать боновое заграждение в виде скованных цепями плотов, закрывавших вход в порт и перелететь через Воск. В конечном итоге, оторваться от преследователей удалось только под покровом темноты.

Понятно, что во время этих попыток Фебу я с собой не брал. У меня не было никакого желания рисковать женщиной, красота которой должным образом рафинированная и улучшенная, на мой взгляд не посрамила бы даже центральный помост Курулеанского невольничьего рынка. К тому же дополнительная нагрузка, пусть и небольшая, не добавляла моему тарну не скорости ни маневренности, что было немаловажно, учитывая, что я ожидал, что мне придется, если не нападать на преследователей, то уклоняться от них.

Соответственно, перед своими попытками проникновения в город, я усадил Фебу вплотную к небольшому дереву, так чтобы ее ноги оказались по обе стороны от ствола. Потом я привязал веревку к ее левой щиколотке, обернул эту веревку петлей вокруг другого дерева, стоявшего на расстоянии около ярда от первого, а второй конец веревки закрепил на правой ноге женщины. Делая это, я отрегулировал длину привязи так, чтобы моя служанка чувствовала себя относительно комфортно, и могла немного согнуть ноги в коленях. В завершении я прижал ее животом к коре и защелкнул наручники на ее руках обнявших дерево. Ноги женщину были разведены достаточно, чтобы она не могла дотянуться до веревок на лодыжках закованными в браслеты руками, так что отвязаться и встать, ей нечего было даже думать. Леди Фебе предстояло сидеть там, где я ее оставил вплоть до моего возвращения, или пока кто-либо иной не освободит ее. Дерево располагалось достаточно близко к дороге, так что не возвратись я к утру, она могла бы криком привлечь к себе внимание и, таким образом, спастись. Правда, я нисколько не сомневался, что это спасение в конечном итоге закончится тем, что ее бедро узнает пламенный поцелуй железа, а на ее горле сомкнется ошейник рабовладельца.

Усилиями моей служанки в ямке заплясали веселые языки огня. Я молча, с интересом наблюдал за ней. Феба развернула и установила над костром, отрегулировав по высоте, стальной прут. На него она повесила котелок с водой. Этот стальной прут имел ручку и, будучи установлен на рогатках или подвешен в кольцах, может быть также использован в качестве вертела.

— И чем же Ты занималась сегодня? — полюбопытствовал я.

— Я стояла на колени, в палатке, в чехле на теле, — ответила женщина.

— Вообще-то, это был всего лишь мешок, — улыбнулся я.

— Но ведь назначение-то его то же самое, — пожала она плечами.

В целом Леди Феба была права, мешок натянутый мною на нее действительно был импровизированным рабским чехлом для тела. На Горе существует несколько вариантов таких чехлов, не являющихся чем-то из ряда вон выходящим в обществе, в котором рабство, в особенности женское рабство — норма жизни. Большинство чехлов производят из кожи или из прочного брезента. Как-то мне попадался даже такой чехол, в котором между двумя слоями холста были вшиты стальные кольца на манер кольчуги. Одним из обязательных элементов являются устройства крепления, такие как завязки, ремни или кольца, так что чехол можно зафиксировать на теле рабыни завязав, застегнув или заперев на замок.

Чехлы некоторых видов надеваются на пленницу со спины. Ее ноги просовываются в отверстия в нижней части, после чего чехол натягивается вверх и затягивается на спине. В большинстве типов для рук отверстия не предусмотрены, и руки невольницы остаются внутри связанные, скованные или свободные, это на усмотрение хозяина, но есть некоторые конструкции и с такими вырезами. Некоторые чехлы открыты в основании и надеваются сверху, а потом крепятся внизу ремнями или завязками через промежность, но чаще за бедра, оставляя женщину открытой снизу, для удобства владельца. В других конструкциях возможность открытия основания предусмотрена. Иногда чехол задирают вверх и крепят на талии пленницы. Типичный чехол представляет собой сочетание безопасности рук с преимуществами завязанных глаз. У большинства рабских чехлов в отличие от рабских капюшоном, нет креплений для кляпа, что, кстати, не исключает того, что можно просто заткнуть рот невольнице отдельным кляпом. Но что объединяет чехол для тела и рабский капюшон, так это то, что они поощряют женщину к послушанию. Это особенно полезно на ранних стадиях ее обучения, когда она еще не до конца понимает свою новую природу и назначение. Другое полезное свойство чехла состоит в том, что он интригует и привлекает внимание к женщине, обнажая ее ноги, но при этом, особенно если руки также спрятаны, скрывая остальную ее часть, таким образом, вызывая интерес у мужчин, но в то же самое время, опять же в силу сокрытия остальных особенностей фигуры, делая риск похищения существенно ниже, чем при использовании обычных рабских капюшонов.

Бывает, что работорговцы, перемещая свои товары по улицам, прячут их под чехлами. Правда, более распространено просто набросить плащ или покрывало той или иной длины на голову ведомой рабыни, и закрепить на ней посредством шнура или ремня, обмотав их несколько раз вокруг шеи и закрепив под подбородком. Дело в том, что во многих городах свободные женщины яростно протестуют против того, чтобы водить нагих рабынь по улицам. Однако, даже притом, что девушки могут быть прикрыты плащами или покрывалами, мужчины обязательно соберутся на такое мероприятие, чтобы посмотреть на них, подшутить или даже шлепнуть пониже спины. Само собой, подразумевается, что девушки под этим покрытием — это обнаженные рабыни. Зачастую это довольно мучительно, хотя, возможно, также и очень поучительно, для новообращенной рабыни, или женщины завоеванного города, быть проведенной с таком виде по улицам, когда в тебя то швыряют камни, то щупают и шлепают, то осмеивают и подшучивают, причем, весьма фривольно и унизительно.

— Ты возражаешь? — спросил я.

— Нет, — ответила Феба, как-то через чур торопливо, и вдруг растянулась на животе передо мной, прямо на земляном полу маленькой палатки.

Затем она подняла голову и, посмотрев на меня, спросила:

— Могу ли я надеяться, что обращаясь к вам «Господин», я использую это слово во всех его смыслах?

— Но Ты — свободная женщина, — напомнил я ей.

— Я прошу ошейника! — заявила Леди Феба.

— А тебе не кажется необычной эта просьба в устах свободной женщины? — поинтересовался я.

— Моя свобода теперь не более чем насмешка, — с горечью проговорила она. — После того, что Вы делали со мной в течение двух последних ночей, как я могу теперь даже думать о том, чтобы оставаться свободной? Неужели Вы считаете, что это заблуждение все еще что-то значит для меня?

— Похоже, Ты узнала о себе что-то новое, не так ли? — осведомился я.

— О да, — протянула женщина. — Я узнала, что должен быть заклеймена! Теперь я точно знаю, что должна жить в ошейнике!

Я с улыбкой рассматривал ее.

— Не препятствуйте мне, — попросила она. — Позвольте мне быть той, кем я действительно являюсь!

— Воду для каши следует посолить, — заметил я.

— Да, Господин, — вздохнула Феба и поползала к выходу из палатки.

— Только посоли слегка, — предупредил я.

Пора ей уже учиться служить мужчине.

— Да, Господин, — отозвалась она покидая палатку.

Дни, что я находился в лагере, не прошли даром. Я занимался сбором информации о количестве, составе и возможностях осаждавших. Но основным моим занятием был поиск путей в блокированный город. Вначале, я рассматривал возможность подняться на стены Форпоста Ара по одной из осадных лестниц во время утреннего приступа. Однако понаблюдав за ходом штурма, вынужден был отказаться от этого. Сопротивление защитников все еще было таким, что редко кто из штурмующих достигал вершины стены, да и те, кому это удавалось, там долго не задерживались, обычно заканчивая жизнь у подножия стен, будучи сброшенными обороняющимися. Вариант с лестницами оказался нереальным, а принимая во внимание все мною увиденное и просто опасным. Сомневаюсь, что мне бы удалось в горячке боя, неся знаки различия косианцев, пытаясь убедить солдат гарнизона в том кто я такой и насколько важна моя миссия. Скорее меня просто сбросят с лестницы, отправив вслед дружеский подарок в виде ведра пылающего масла, или, скажем, булыжника, вытащенного из мостовой или плитки черепицы снятой с кровли. Далее я решил присмотреться к воротам города. Здесь был шанс попытаться войти в город во время вылазки обороняющихся, воспользовавшись беспорядком при отступлении отряда. К моему разочарованию, я узнал, что за последние двадцать дней не было совершено ни одной вылазки. Это само по себе указывало на бедственное положение защитников, на их малые возможности и недостаточную численность.

Также, практически невыполнимой показалась мне попытка войти в город со стороны гавани, в светлое время суток перекрытой осаждающей стороной, а ночью по причине того, что защитники могли быть необычайно настороженными. К сожалению, я не знал соответствующих паролей и отзывов, а то можно было бы попытаться подплыть к причалам, угнав одну из лодок из тех, что использовались патрулировавшими акваторию солдатами. Пробираться вплавь было чревато. Подслушав разговоры солдат, я узнал об обитающих в Воске угрях. Эти рыбины часто прячутся в затененных местах среди свай под причалами. Конечно, в основном они питаются объедками и мелкой рыбой, но нередко нападают и на пловцов. Кроме того, за прошедшие несколько недель осады, на плотах, перекрывающих вход в гавань, да и в самой гавани, имели место несколько стычек, в результате чего кровь и трупы, попавшие в реку, привлекли речных акул, чей обычный ареал обитания лежит намного дальше на западе.

Мой второй план, или точнее вторая часть моего плана, включал в себя использование женщин из «Кривого тарна». Во второй половине этого дня, как я и ожидал они прибыли в лагерь в сопровождении маркитанта Эфиальта. Я уже встретился с ним вдали от его фургона, и велел ему завязать глаза всем женщинам, за исключением Лиадны, их первой девки и единственной среди них рабыни, прежде чем я подойду, чтобы осмотреть их. Лиадна, пребывавшая в восхищении от данного ей имени, с гордостью представила своих подопечных мне для осмотра в самом выгодном свете. Она неплохо поработала с ними за эти три дня и добилась заметных результатов. Свободные женщины стояли на коленях очень прямо, втянув животы, расправив плечи и выпятив вперед груди. Само собой, колени всех женщин были широко расставлены в стороны, как колени рабынь. Здесь были все шестеро моих знакомых: Леди Темиона, Леди Амина из Венны, Леди Елена с Тироса, и Леди Клио, Ремис и Лиомач с Коса. Прежде, все они жили за счет мужчин, паразитируя на их слабостях, или хотели этим заняться. Теперь они стояли на коленях передо мной, правда, пока не подозревая, перед кем именно им пришлось это сделать. Я с интересом рассматривал их. Еще недавно все они были надменными, гордыми свободными женщинами, а теперь стояли на коленях внутри ограды воинского лагеря, напуганные, смущенные, скованные цепью, бритоголовые пленницы с завязанными глазами. Они пока понятия не имели, в чьей власти они оказались, и какая судьба их ожидает. А вот у меня на них имелись вполне конкретные планы, или, по крайней мере, на некоторых из них. И, похоже, недолго им осталось оставаться в неведении относительно моих планов и своей судьбы.

Я видел, как Феба засыпала крупу в кипящую подсоленную воду.

У Темионы и Клио уже имелось по несколько отметин на теле. Не удивлюсь, если поначалу эти дамы осмелились упорствовать, по крайней мере, до некоторой степени. Возможно, они, как свободные женщины, даже имели некоторые возражения, против того, чтобы с ними обращались и обходились как с рабынями, раздев и приковав цепью к задку фургона. Могла их возмутить и необходимость повиноваться быстро и точно приказам рабыни Лиадны, назначенной над ними первой девкой, не говоря уже о том, чтобы вставать перед нею на колени, и обращаться к ней не иначе как Госпожа. Возможно, будучи свободными женщинами, они решили, по крайней мере, первоначально, что могли бы быть выше этого. Но теперь их начали учить по-другому. Впрочем, такое обращение могло пойти им только на пользу, сделав их переход в неволю менее травмирующим, ведь этот переход был для них как наиболее вероятным, так и наиболее подходящим выходом из сложившейся ситуации. Вероятно, не существует никакого полностью соответствующего и универсального для всех способа психологически подготовиться к фактическому переходу в неволю, даже для той, кто нетерпеливо ищет и радостно приветствует ее, поскольку вместе с ней приходит новое, глубоко отличное от всего что было прежде понимание себя, своего характера и своего места в природе и в обществе. Лишь увидев, что категоричное и радикальное преобразование произошло, женщина внезапно осознает, что отныне она больше не то, чем была прежде, что теперь нечто абсолютно иное, что в какой-то неуловимый момент она перестала быть свободным человеком, и превратилась в имущество, объект покупки и продажи, в животное, в рабыню.

Феба стояла на коленях около костра, откинувшись на пятки. Иногда женщина, оставаясь на коленях, отрывала ягодицы от пяток и помешивала кашу.

— Старайся держать спину прямо, — подсказал я ей.

— Да, Господин, — отозвалась она.

Ее стройное тело прекрасно смотрелось на фоне пляшущих языков огня. Свои черные как смоль длинные волосы, женщина собрала в хвост и завязала на затылке черной тесемкой.

Вокруг нас уже горело множество костров. Лагерь полным ходом готовился к ужину.

Моя служанка, по-прежнему носившая одежду, напоминавшую курлу и чатку, снова привстала и принялась помешивать кашу. Подошвы ее ног потемнели от грязи.

Снаружи прилетел звук хлесткой пощечины. Выглянув из палатки, я увидел как мимо нас на веревке, привязанной за шею, вели спотыкающуюся голую женщину, руки которой были связаны за спиной. Она успела бросить на меня мимолетный дикий отчаянный взгляд, и затем исчезла утянутая в предзакатный сумрак. Феба еще прямее выровняла спину.

— Пожалуй, правильно я сделал, что упаковывал тебя в чехол, уходя и оставляя тебя здесь одну вчера и сегодня, — заметил я.

— Господин? — встрепенулась Леди Феба.

— Ты знаешь, почему я так поступил? — спросил я.

— Наверное, чтобы я могла изучить рабскую дисциплину, — предположила она. — А может, чтобы я осознала, что я — действительно ваш служанка, и что все, что я могу, это служить такому мужчине как Вы? И чтобы научить меня хорошо служить?

— Это, конечно тоже немаловажно, признал я, — но есть и другая причина.

— Какая же? — заинтересовалась женщина.

— Такая, что скрыв тебя подобным образом, шансы на то, что я найду тебя здесь по возвращении, существенно возросли, — усмехнулся я.

— Но я бы ни за что не убежала от вас, — поспешила заверить меня она.

— Как раз об этом-то я даже и не думал, — сказал я.

— Я не только не хочу убегать от вас, но я еще и боюсь даже думать об этом, — призналась Феба.

— Но Ты — свободная женщина, — напомнил я ей. — А это совсем не то же самое, как если бы Ты была рабыней.

— Но ведь если бы Вы поймали меня, то сурово наказали бы меня, не обращая никакого внимания на то, что я свободная женщина, не так ли?

— Конечно, — кивнул я. — Но все же не так, как если бы Ты была рабыней.

Женщина испуганно вздрогнула.

— Но, если бы я была рабыней, — заметила она, — если бы я была заклеймена и носила ошейник, я бы даже не посмела даже думать о побеге.

Я понимающе кивнул. Будучи гореанкой по рождению, она была прекрасно осведомлена о строгом обращении, как правило ожидавшем своенравных рабынь, оказавшихся достаточно глупыми для того, чтобы сделать попытку побега. В действительности, побег для гореанской рабыни просто невозможен. Законы, обычаю, культура, все нацелено на то, чтобы не позволить этого.

— Но тогда почему? — спросила она.

— Да просто вероятность того, что тебя украдут в мое отсутствие существенно ниже, — объяснил я.

— Правда? — недоверчиво переспросила Феба.

— Можешь не сомневаться, — заверил ее я.

— Вы действительно думаете, что мужчина мог бы захотеть украсть меня? — обрадовано спросила она.

— Конечно, — кивнул я.

— А Вы сами? — поинтересовалась женщина.

— Я мог бы подумать об этом, — сказал я. — Полагаю, Ты хорошо смотрелась бы на четвереньках, с моей плетью в зубах.

— Феба надеется, что за прошлые две ночи, — застенчиво улыбнулась она, — она не вызвала неудовольствия у господина?

— Возможно, — неопределенно ответил я.

— Даже притом, что я — свободная женщина? — уточнила она.

— Большинство рабынь начинают именно с этого, — усмехнулся я.

— Я хочу жить для моего господина, — внезапно заявила Феба, глядя мне в глаза, — и доставлять ему удовольствие. Я хочу, чтобы это было смыслом моего существования!

— Я вижу это, свободная женщина, — заверил ее я.

— «Свободная женщина»! — вздохнула она. — Я свободна лишь номинально! Вы же знаете, что в душе я — рабыня!

— Знаю, — кивнул я.

— Я хочу, чтобы мой господин был для меня всем, — признала женщина, — даже если он едва замечает меня, даже если его не заботит, существую ли я вообще.

— Понимаю, — сказал я.

— Но Вы не собираетесь порабощать меня! — упрекнула меня Леди Феба.

— Нет, — согласился я.

— Но ведь если бы меня украли, то я готова держать пари, что эту оплошность исправили бы очень быстро, — предположила она.

— Скорее всего, — не стал спорить я. — Особенно, если это было сделано профессиональным работорговцем.

Она что-то неразборчиво пробурчала себе под нос.

— Уверен, что Ты не можешь не бояться плети, и тех опасностей, что несет с собой ошейник, — предположил я.

— Плеть — это именно то, что нам нужно, — заявила женщина. — Возможно, вам трудно понять это, просто потому, что Вы не женщина. Она делает нашу женственность стократно более значимой. И главным здесь является не то, что нас бьют ей, что, конечно, очень больно, а то, что мы являемся объектами приложения плети. Уверена, Вы понимаете различие. Мы знаем, что мужчины по своей природе являются нашими повелителями. Для того, чтобы понять это, даже не требует особой проницательности. Соответственно, мужчины должны либо следовать своей природе, либо отрицать ее, но отрицая свою природу, отказать и нам в нашей, поскольку она является дополнением их природы. Ничего удивительного, что мы презираем мужчин, которые сдают свою естественную власть над нами. Уверена, мы не были бы столь глупы, не были бы такими слабаками и дураками, чтобы поступить подобным образом, будь мы мужчинами. Конечно, для кого-то такая сдача была бы необыкновенно значимым и великолепным событием. Но какой бы это было трагедией для всех остальных. Мы же не мужчины! Мы — женщины, и в действительности мы жаждем, в наших сердцах и животах, быть именно женщинами, но мы не можем быть женщинами в полном смысле этого слова, если мужчины не будут мужчинами! Спрячьте плеть, и мы начнем нападать на вас, подтачивать вас и, используя ваши собственные законы, институты и риторику, дюйм дюймом разрушать вас. Поднимите плеть, и мы с благодарностью оближем ваши ноги. Так владейте нами, доминируйте над нами! Поработите нас, чтобы мы могли любить Вас, поскольку женщины именно для этого предназначены, чтобы любить, полностью, открыто и бескомпромиссно, не думая о самих себе!

Она посмотрела на меня сквозь слезы, блестевшие в ее глазах, и спросила:

— Неужели это настолько неправильно хотеть быть собой?

— Не забывай, что в рабстве есть свои опасности, — напомнил я.

— Я принимаю их, — заявила Феба, — и попытаюсь понравиться моему господину.

— И я советую тебе делать это со всем старанием, — добавил я.

— Я понимаю, — улыбнулась она.

— А теперь удели внимание моей каше, — посоветовал я.

Она поспешно обернулась и, сняв котелок с огня, накрыла его крышкой, чтобы дать каше настояться. Потом женщина достала две миски с ложками, и две дощечки для хлеба. Сделала она это с почтительностью.

Я любовался ее фигурой и грудью. Надо признать, что и тот, и дрогое было превосходно. Хотя то, во что Феба была одета, трудно было назвать одеждой, по причине ее скудности, но все же на ней было надето больше, чем на многих из женщин в этом лагере.

Она разложила кашу по тарелкам и, нарезав круглый каравай хлеба клиньями, положила ломти на дощечки. Закончив с нехитрой сервировкой, женщина встала на колени позади, в ожидании, пока я не сниму пробу.

Принимая во внимание количество осаждающих, женщин в лагере было не так чтобы и много, по крайней мере, не столько, сколько ожидалось бы. Я надеялся, использовать этот момент к своей выгоде. Относительный недостаток женщин, даже несмотря на то, что аренда рабыни на ночь доходила до медного тарска, в основном обуславливался непрерывным потоком прибывающих пустых и убывающих заполненных рабских фургонов. Работорговцы спешили скупать пленниц, захваченных беженцев, женщин, которые бежали из Форпоста Ара, от наступившего там голода. Зачастую такие женщины отдавали себя в неволю за корку хлеба. Потом их развозили по дюжине близлежащих невольничьих рынков, расположенных в таких городах как Вен, Беснит, Порт-Олни и Харфакс.

Наконец, я откусил кусочек хлеба, и Феба вслед за мной, зачерпнув ложку каши, принялась за ужин.

Солнце уже скрылось за горизонтом, быстро темнело. Слышались крики женщины, получавшей удовольствие в нескольких палатках от нас.

— Как по-вашему, она свободна? — полюбопытствовала Феба прислушиваясь.

— Вполне возможно, — кивнул я. — В лагере сейчас не так много рабынь.

— Как Вы думаете, что он делает с ней? — спросила она.

— Использует ее, как владелец, — пожал я плечами.

— Вы думаете, что она сейчас связана? — не отставала от меня служанка.

— Я бы этому не удивился, — усмехнулся я.

Женщина задрожала и, густо покраснев, опустила взгляд. Это известный факт, что применение ограничивающих свободу устройств, приводит к увеличению получаемого во время секса удовольствия, причем как в физическом, так и в психологическом его аспекте.

— Женщины, которых я видела в этом лагере, — заметила Феба, — не показались мне слишком разодетыми.

— Они — пленницы сильных мужчин, — пожал я плечами.

Леди Феба еще некоторое время вслушивалась в отчаянные крики девушки.

— Она влюблена, — заключила моя служанка.

— Подозреваю, что ей не предоставили большого выбора, — заметил я.

— Тем не менее, она влюблена, — стояла на своем Феба.

— Возможно. Но я нисколько не сомневаюсь, что теперь ее судьба будет связана с ошейником, — улыбнулся я.

— Так же, как и моя, — смело заявила моя служанка.

— Ты уже — пленница и служанка. Причем полная служанка, — напомнил я.

— Я готова пойти дальше, — призналась она, — к моей следующей и последней ступени, к статусу рабыни.

— Ешь, не отвлекайся, — посоветовал я.

— Да, Господин, — отозвалась Феба.

Я снова вспомнил женщин из «Кривого тарна». У них неплохо получилось стоять на коленях, расставив ноги, почти как у рабынь. Лиадна преуспела в их воспитании. Конечно, я хотел бы, чтобы они узнали не только что такое рабская дисциплина, но и изучили кое-что из искусств доставления удовольствия мужчинам. Но, не все сразу. Лиадну, саму нельзя было отнести к слишком опытным рабыням. Помнится, она была поражена, обнаружив, что ее можно использовать со скованными цепью щиколотками. Однако она все же была на целые вселенные выше простых свободных женщин по части чувственности и страстности. Но что она могла показать им всего за три дня? Конечно, что-то могла, например, как сложить губы рабыни или научить их не лежать бревном под мужчиной. Надеюсь для моих целей, этого будет достаточно. Косианские вояки из передовых линий, вынесшие на себе основную тяжесть яростных, но бесполезных штурмов, как мне казалось, не будут слишком недовольными обнаружив в промежутке между атаками, рядом с собой женщин, особенно нагих и закованных в цепи.

— Она затихла, — отметила Феба.

— Вероятно, он решил дать ей отдых, — пожал я плечами.

— Что это? — вдруг спросила она, поднимая голову и прислушиваясь.

— Боевые трубы, — пояснил я и, поднявшись, вышел из палатки.

Женщина последовала за мной. Из палаток показывались и другие обитатели окраины лагеря.

Со стороны Форпоста Ара долетали хриплые трубные звуки.

— Похоже, ночной штурм, — пробормотал я.

Взоры всех, кто покинул палатки, были обращены к городу. С этого места было видно множество огней. Скорее всего, это горели вязанки хвороста, подожженные и сброшенные со стен защитниками города, чтобы подсветить штурмующие колонны.

— Должно быть в городе еще остается много женщин, — предположила вставшая рядом со мной Феба.

— Несомненно, — кивнул я.

— Как им, наверное, страшно, — вздохнула она, — слышать такие сигналы.

— Возможно, — не стал спорить я.

— Я видела здесь множество лагерей работорговцев и их агентов, а еще клетки и рабские фургоны, — сообщила мне моя служанка.

— Да, я тоже их видел, — сказал я.

Разумеется, что женщины захваченного города, окажутся среди самых завидных трофеев. Конечно, женщины Форпоста Ара, даже самые молодые и самые красивый, сейчас могут быть бледными, изнуренными и худыми, но вода и рабская каша, в случае необходимости, доставленные прямо в желудок через шланг, должны быстро вернув былой румянец на лица и округлив их фигуры, подготовить их к торгам. Женщины, конечно, превосходные приобретения и подарки.

Некоторое время мы вслушивались в рев далеких труб, и наблюдали крохотные огоньки под стенами. Потом зеваки, один за другим, начали расходиться по своим палаткам. Это была всего лишь еще одна попытка штурма, неудачная, и не более того.

— Там гибнут мужчины, — задумчиво проговорил я, глядя в сторону Форпоста Ара.

— Мне страшно, — призналась Феба.

— Пойдем в палатку, — сказал я, и мы, снова оказавшись внутри, в полной тишине, доели наш ужин.

— Не пытайтесь войти в город, — попросила меня Леди Феба.

— Уверен, твое бедро будет хорошо выглядеть, привязанное к столбу в ожидании клейма, — заметил я.

— Господин? — удивленно вскинулась она.

— Главное не дергайся, когда к тебе прижмут железо, — посоветовал я.

— Вы собираетесь поработить меня? — спросила она.

— Это просто совет на будущее, — пояснил я.

— Вы планируете оставить меня! — догадалась женщина.

— Я не знаю, увижу ли я тебя снова или нет, — пожал я плечами.

— Не пытайтесь войти в город! — взмолилась Феба.

— Иди сюда, — подозвал я, и добавил: — На коленях.

Женщина подползла и встала на колени около меня.

— Сложи руки на затылке, — велел я, — и не вмешиваться.

— Что Вы собираетесь делать? — удивленно спросила она.

— Привстань на коленях, — скомандовал я.

— Что Вы собираетесь делать? — повторила Феба свой вопрос.

— Этот предмет одежды, который Ты носишь, — сказал я, — на самом деле называется чатка, я собираюсь разрезать ее и превратить в две рабских полосы.

Я подтянул длинную полосу, свисавшую перед поясом спереди, и бывшую прежде длиной до середины голени вверх, оставив приблизительно восемнадцать дюймов свободной длины. Теперь чатка свисала петлей между ее ног, и я недолго думая отрезал ткань позади и немного ниже пояса. Затем я развернул женщину спиной ко мне и сделал то же самое, что и с передней частью. Теперь моя служанка носила две рабские полосы, дюймов по восемнадцать каждая, заправленные под пояс спереди и сзади.

— Повернись ко мне лицом, — приказал я.

— Что Вы наделали? — спросила Феба, повернувшись и оставаясь на коленях.

— Именно то, что Ты подумала, — усмехнулся я.

— Вы лишили меня прикрытия снизу! — воскликнула она.

— Правильно, — кивнул я.

— Верните его на место. Немедленно! Там еще осталось достаточно ткани! — потребовала женщина и, осекшись, добавила: — Пожалуйста!

Ее дыхание стало тяжелым и частым. Не сводя с нее глаз, я скомкал отрезанный лоскут ткани и швырнул его в костер. Леди Феба проводила взглядом пролетевший мимо ней и вспыхнувший в огне комок.

— Ты чувствуешь себя уязвимой? — осведомился я.

— Да! — выдохнула она.

— Вот видишь, каким простым способом можно легко увеличить страсть в женщины, — улыбнулся я, и заметив, как задрожала моя служанка, добавил: — Ты ведь понимаешь, что эти полосы несложно откинуть.

— Да! — ответила Феба.

— Держи руки на затылке, — напомнил я.

— Что Вы теперь делаете? — вскрикнула женщина.

— В будущем, твой пояс будет завязан вот таким способом, или каким-либо подобным, — сообщил я.

Она посмотрела вниз и застонала. Я развязал ее пояс и снова завязал, на этот раз, на бантик, то есть на узел, который на Горе, в определенных контекстах, как, например, в данном конкретном случае, называют «рабский узел». Думаю, это название закрепилось за ним, из-за того что зачастую рабовладельцы именно им предписывают своим рабыням крепить их одежду. Не трудно догадаться почему, ведь его можно легко развязать простым рывком за свободный конец. Обычно рабский узел завязывают слева на талии девушки, чтобы его удобно было развязать праворукому мужчине, стоящему перед ней.

— Теперь можно не только убрать каждый лоскут ткани по отдельности, но и оба сразу, легким рывком развязав пояс.

— И раздеть меня! — возмутилась женщина.

— Вот именно, — подтвердил ее догадку, и тут же приказал: — Руки на место!

Она обиженно смотрела на меня сквозь слезы, заполнившие ее глаза.

— Ты возражаешь против своего нового одеяния? — осведомился я.

— Конечно! В конце концов, я наделена правом возражать! — заявила она.

— Повернись спиной ко мне, — приказал я, и женщина, не осмелившись возражать, поспешно выполнила мою команду.

— Ой! — пискнула она.

— Теперь можешь снова встать ко мне лицом, — велел я.

Женщина снова повернулась и замерла на коленях, со страданием глядя на то как горит полоса ткани, которую я выдернул сзади из-под ее пояса. Лоскут сначала быстро почернел, а потом рассыпался серым пеплом.

— Ты все еще полагаешь, что наделена правом возразить мне? — уточнил я, протянув руку к рабской полосе спереди.

— Нет, — испуганно замотала головой Феба. — Нет!

— И почему же, нет? — поинтересовался я.

— Я — ваша пленница и служанка. Ваша полная служанка! — ответила она.

Я убрал руку от оставшейся на ней ткани, подоткнутой под пояс на ее животе.

— Держи руки за головой, — вновь вынужден был я напомнить ей.

— Почему Вы сделали это? — простонала Феба.

— На тебе по-прежнему надето больше, чем на большинстве женщин в этом лагере, — заметил я.

Феба проглотила рыдания.

— Завтра утром твоя шея окажется в ошейнике каравана, — сообщил я.

Женщина пораженно уставилась на меня.

— Ты будешь на одной цепи вместе с другими свободными женщинами. Я оставляю всех вас на хранение моему другу и агенту, маркитанту Эфиальту. Он будет заботиться о вас или будет сдавать в аренду, или даже продаст. Он вправе принимать любое решение, в зависимости от ситуации. Посему, в мои намерения входило, оставить тебя одетой только в рабские полосы, чтобы увеличить твое ощущение уязвимости и твою страсть. Кроме того, можешь считать это, в некоторой степени, подготовкой к ужасам и унижениям, ожидающим тебя в караване. Честно говоря, я планировал оставить тебе две полосы, но одну пришлось забрать в качестве наказания и как знак моей власти над тобой. Сама напросилась. Впрочем, так даже лучше, ведь это сделает тебя еще уязвимее, а, следовательно, усилит твои ощущения, и даже лучше подготовит тебя к тому, что ты можешь испытать в караване, например, пристальные взгляды и внимание мужчин. Другие женщины, кстати, будут раздеты полностью. У них даже головы выбриты. Так что, Ты в рабской полосе и с волосами будешь рассматриваться как «первая» среди свободных женщин, по крайней мере, какое-то время. Однако все вы будете подчиняться рабыне Лиадне. Она будет первой не просто девкой над вами, но у нее будет право плети, подкрепленное властью мужчин стоящих за ее спиной.

— Я понимаю, — прошептала моя служанка.

— И кстати, Лиадна будет единственной из вас, кому дали тунику, — сообщил я.

— Как часто, — улыбнулась Феба, — в бытность мою свободной женщиной, я чувствовала отвращение и ужас от одного вида таких скудных, ничего не скрывающих одежек, которые носили рабыни. Сейчас я была бы благодарна за них.

Я улыбнулся. Туника ставила Лиадну в тысячу раз выше ее сестер по цепи.

— Но она ведь рабыня, не так ли? — уточнила моя служанка.

— Да, — кивнул я.

И моментально, Лиадна, в тунике она или нет, оказалась бесконечно ниже Леди Фебы. В действительности, их нечего было даже пытаться сопоставлять, ибо они были в совершенно разных шкалах. Одна была человеком, другая считалась домашним животным.

— И я буду такой же как она, — сказала женщина.

— Возможно, когда-нибудь, будешь, — кивнул я.

— У меня руки затекли, — пожаловалась она. — Можно мне их опустить?

— Пока нет, — отказал я ей.

— Могу я вам кое в чем признаться? — спросила Феба.

— Можешь, — разрешил я.

— Когда я была свободной женщиной, на Косе, и в других местах тоже, — сказала она, — видя невольниц в рабских туниках, как я уже сказала, я чувствовала ужас и отвращение.

— И что? — поощрил я замолчавшую в нерешительности женщину.

— Но я еще и хотела, чтобы меня саму одели в такую тунику, и чтобы я, так же как те женщины, стала подвластной мужчинам!

— Я могу это понять, — заверил ее я.

— Но я все еще свободная женщина, — продолжила она, — мне стыдно и позорно носить то, что сейчас на мне. Но будь я рабыней, и не думаю, что у меня могло бы возникнуть чувство стыда. Полагаю, что скорее я была бы благодарна, ведь мне запросто могли не позволить и этого. Точно так же я не думаю, что возразила бы, будь рабыней, а не свободной женщиной, против того, чтобы оказаться голой на цепи. Опять же, я скорее чувствовала бы себя благодарной и очень гордой тем, что мужчины нашли меня достаточно привлекательной и возбуждающей, чтобы заковать меня в цепи.

— У рабства много сторон, — кивнул я.

— Мне кажется, что я знаю об этих сторонах с точки зрения удовлетворения моих женских потребностей, которых Вы, будучи мужчиной, не в состоянии понять до конца, — сказала Феба.

— Возможно, — не стал спорить с ней я. — Зато я знаю, что из любой женщины получается превосходная рабыня.

— А Вы никогда не задавались вопросом почему? — поинтересовалась она.

— Возможно, потому что они — рабыни, — улыбнулся я.

— Точно! — воскликнула Феба.

— Такие же, как Ты сама? — уточнил я.

— Конечно!

— И все же даже в этом случае, — заметил я, — мне кажется, что существуют такие ощущения и аспекты рабства, которых нельзя полностью понять или ожидать, пока не получишь реального опыта этого состояния.

— Я в этом не сомневаюсь, — сказала она, задрожав.

Я окинул ее взглядом. Надо признать, стоящая передо мной на коленях закинув руки за голову женщина, одетая в лишь рабскую полосу и пояс, была прекрасна.

— Я могу опустить руки? — снова спросила она.

— Нет, — отрезал я.

— Вы начали мое обучение, не так ли? — поинтересовалась Феба.

— Возможно, — не стал отрицать я.

— Мне страшно, — призналась она.

— Как Ты думаешь, почему я приказал тебе, стоять на коленях именно таким образом? — спросил я.

— Очевидно, чтобы заняться моей одеждой без помех с моей стороны, — предположила моя служанка.

— Ты считаешь себя скромной? — осведомился я.

— Конечно, — поспешила заверить меня она. — Я же свободная женщина.

— Однако когда Ты в первый раз предстала передо мной на постоялом дворе, твои груди были обнажены — напомнил я.

— Мне кажется, что у меня прекрасные груди, — сказала она покраснев.

— Можешь не сомневаться, так и есть, — заверил я ее.

— Я обнажила их, потому что опасалась быть отвергнутой, — призналась Феба.

— И Ты по-прежнему считаешь себя скромной женщины? — осведомился я.

— Да, — ответила она.

— Так вот — нет, — усмехнулся я, — о какой скромности Ты можешь говорить, если Ты должна демонстрировать их снова и снова, и насколько я вижу, готова делать это с удовольствием, в точности как рабыня?

Женщина понурила голову и уставилась перед собой.

— Ты можешь опустить руки, — разрешил я, и она тут же положила руки на бедра.

— А вот колени сводить я не разрешал, — заметил я.

Феба поспешно вернула ноги на прежнее место.

— Рабская полоса отлично смотрится, свисая между твоих бедер, — похвалил я.

— Спасибо, — поблагодарила она.

— И твои бедра весьма соблазнительны, — добавил я, отчего женщина покраснела еще гуще. — Да, и живот и груди, и вся остальная часть тебя.

— Спасибо.

— Да, Ты на удивление прекрасное создание, — признал я. — Уверен, Ты станешь прекрасной рабыней.

Женщина вздрогнула.

— Что-то не так? — спросил я.

— Мне страшно, — ответила она.

— Почему? — полюбопытствовал я.

— Я ничего не знаю о том, каково это — быть рабыней, — объяснила Феба. — А ведь именно это должно произойти со мной! Я ничего не знаю о том, как доставить удовольствие мужчинам! Я даже толком не умею носить тунику, или завязывать пояс!

— Когда Ты станешь рабыней, обратись к своим сестрам по неволе. Только не к тем, кто сами недавно были свободными женщинами, и теперь являются самыми низкими и самыми неосведомленными из рабынь, самыми скромным из начинающих изучать свои ошейники. Наблюдай за ними. Учись у них. Служи им. Приноси им маленькие подачки, которые Ты сможешь заработать. Проси их помогать тебе, обучать своим хитростям, своему искусству и тайнам. Даже такая мелочь как умение пользоваться языком может иметь большое значение в том, выживешь ли ты или нет.

Женщина стояла передо мной на коленях и дрожала.

— Теперь протяни руку к поясу на талии слева, — велел я.

— Я даже не знаю, как раздеться перед мужчиной, — всхлипнула Феба.

— Существует тысяча способов, как это можно сделать, — улыбнулся я.

Она нерешительно коснулась узла на поясе. Ее пальцы нащупали кончик узла и замерли. Феба подняла на меня глаза.

— Как сделала бы это рабыня? — спросила она.

— Одним из тысячи способов, — улыбнулся я.

Женщина застонала.

— Самый распространенный из них следующий, — решил просветить ее я. — Им можно воспользоваться, как стоя на ногах, так и на коленях перед своим владельцем. Прежде всего, она могла бы сказать: «Ваша собственность просит разрешить ей показать себя Господину». И вот когда разрешение получено, она делает вот так.

— Ваша собственность просит разрешить ей показать себя Господину, — шепотом повторила она за мной.

— Но, — остановил я Фебу, — поскольку Ты — свободная женщина, Ты не можешь быть моей собственностью.

Женщина удивленно уставилась на меня.

— Так что, я не даю тебе своего разрешения, — ошеломил я свою служанку.

— Вы рассердились на меня? — чуть не плача спросила она.

— Нет, — не скрывая раздражения, ответил я.

Сейчас рабыня в ней была настолько видима, настолько близка к поверхности, что это было просто невыносимо. Казалось, что она рвется из тела свободной женщины, стремясь поскорее появиться на свет, и завладеть ей, стать ей, полностью! То, что такая женщина, все еще оставалась на свободе, было произволом по отношению к правосудию и рациональности. Ее бедро должно иметь клеймо! Она принадлежала ошейнику!

— Господин? — позвала меня она.

Я заставил себя вспомнить, что она, соответствует это действительности или нет, нелепо это или правильно, но была, по крайней мере, в данный момент, свободной женщиной.

— Господин! — всхлипнула Феба.

Рабыней она пока не была. Так неужели я, на этом основании, должен оказывать ей достоинство и уважение!

— Наденьте на меня ошейник! — попросила она.

Я сгреб ее в руки, и прижал к себе. Но в этот момент до нас донеслись приглушенные расстоянием звуки труб и рожков.

— Что это? — испуганно вздрогнув, спросила женщина.

— Это — сигнал к отходу, — пояснил я. — Штурм отбит.

— Значит, город не пал? — уточнила она.

— Нет, — покачал я головой.

Я разжал руки и выпустил стройное женское тело из своих объятий.

— Мне развести огонь? — спросила Феба.

— Не надо, — остановил ее я.

Выйдя их палатки наружу, я забросал землей недогоревшие угли костра и лишь после этого вернулся в палатку и, запахнув откидные брезентовые створки, завязал завязки.

— Как здесь темно, — выдохнула женщина.

— Ложись, — приказал я.

Я снял с себя пояс, тунику. Присел рядом с ней. Опустил руку и, нащупав в темноте волосы Фебы, немного приподнял ее и повернул на бок. Пальцами другой рукой коснулся шеи женщины.

— Оденьте на меня ошейник, — снова попросила она.

Нетрудно было бы сделать это, даже в полной темноте палатки.

— Нет, — ответил я, снова укладывая ее на спину на земляной пол палатки.

— Приподними тело, — скомандовал я.

— Теперь я могу развязать пояс? — всхлипнула Феба.

— Я сделаю это сам, — сказал я.

— Не покидайте меня завтра, — попросила она.

— Я должен, — ответил я, откидывая в сторону пояс и полосу ткани. — Держи тело приподнятым.

— Мое тело теперь поднято к вам, как тело рабыни, — простонала женщина, и в этот момент я нежно провел рукой по ее телу. — О-о-о!

— Превосходно, — прошептал я, застонавшей от нетерпенья женщине. — Думаю, за тебя могли бы дать высокую цену на невольничьем рынке.

— Не оставляйте меня, — взмолилась Феба.

— Я должен, — вздохнул я.