— Мои волосы, — сказала она, — Они уже немного отрасли.
— Да, — улыбнулся я, погладив ежик коротких волос покрывавших прижавшуюся к моему бедру голову женщины.
— Я так хочу, чтобы мои волосы снова были такими же длинными как раньше, — вздохнула Хлоя и, не дождавшись моего ответа, подняла голову и посмотрела на меня. — Вы сделали меня мягкой и женственной. Вам захотелось, чтобы я была такой, и Вы просто сделали меня такой. Теперь я просто не смогу быть никем и ничем другим. Странно, при этом я не желаю быть чем-то еще кроме этого.
— Поцелуйте меня, — велел я, и женщина наклонилась и прижалась ко мне губами, нежно и покорно, совсем как могла бы сделать это рабыня.
Исходя из своих предпочтений, я дал ей имя «Хлоя». Конечно, юридически, раз уж она все еще оставалась свободной женщиной, ее следовало называть Леди Клодия из Форпоста Ара. Однако некоторое время назад она имела неосторожность предать свой город, спустив со стены сообщение в котором объявила себя сторонницей Коса. Соответственно и имя я дал ей косианское. А что, прекрасное имя. Женщина отлично отреагировала на него, как в психологическом и социальном плане, так и в сексуальном. А позже она поняла уместность того, что ей было дано это имя.
Пять дней назад стены Форпоста Ара были оставлены обороняющейся стороной. Косианцы теперь хозяйничали в городе. Защитники, цепляясь за каждую улицу, за каждый дом, отходили к цитадели, тем временем перенося в нее оружие, ценности и остатки продовольствия. В цитадели помимо воинов и ополченцев скопилась толпа из сотен голодных и несчастных женщин и детей. Форпост Ара был предан огню. Дым заносило ветром даже в нашу камеру.
— Что это было? — вскрикнула Хлоя, вскакивая на ноги.
От неожиданности подскочил и я. Откуда-то из-за стен цитадели до нас донесся глухой рокочущий удар, от которого вздрогнул пол под нами.
— Не уверен, — пробормотал я.
Немного позже грохот повторился, потом еще не один раз, став привычным.
— Вот еще раз, — вздрогнула Хлоя, застывшая в полумраке камеры.
— Это — косианцы, — объяснил я. — Они зачищают пространство вокруг цитадели. Разрушают дома, чтобы подвести свои осадные машины на дистанцию выстрела.
Потом до нас долетел долгий дикий женский крик. Скорее всего, из одного из домов неподалеку от стены. Хлоя вопросительно посмотрела на меня.
— Попалась, — пожал я плечами.
— Я тоже попалась, — вздохнула моя сокамерница. — И затем еще и Вы поймали меня. Но я не возражаю быть пойманной вами, я даже рада этому.
Я подтянул женщину к себе и поцеловал. Она испуганно прижалась ко мне.
— Где-то там собирают рабынь, не так ли? — спросила Хлоя.
— Да, — кивнул я.
— Там клетки, цепи и фургоны, — сказала она.
— Точно, — согласился я.
— Теперь на многие месяцы женщины упадут в цене в сотнях пасангов вокруг, — предположила женщина.
— Возможно, — не стал спорить я.
— Признаться, я завидую их цепям, — вздохнула она, — особенно после того, что я почувствовала в ваших руках.
Я осторожно положил руку на голову женщина. Она все еще была свободной женщиной оказавшейся в руках тех, кого она предала. Пожалуй, она и правда могла завидовать тем, чьей судьбой стали просто клеймо и ошейник, абсолютное подчинение и беспомощность гореанской неволи.
— Многих из захваченных здесь, могут отправить на острова, — предположил я, — Кос, Тирос, Табор, Асперич и другие. Если так, то они вряд ли сильно снизят спрос, по крайней мере, не настолько, чтобы тебе было чего бояться.
— Вы добрый, — сказала Хлоя.
— Ты хочешь, чтобы я тебя избил? — осведомился я.
— Нет, — поспешно ответила она.
— К тому же, многие, и даже, я подозреваю, большинство, из тех женщин Форпоста Ара, которым не удалось убежать до подходе армии Коса, сейчас находятся в цитадели, — добавил я.
— Подозреваю, что в цитадели сейчас ларме некуда упасть, — заметила женщина.
— Практически, нашу камеру, можно считать одним из самых роскошных помещений в городе, — усмехнулся я.
— Почему же они не заберут нас отсюда и не прикуют нас снаружи к столбу? — поинтересовалась Хлоя.
— Возможно, чтобы люди не разорвали нас на куски, — предположил я.
Бывшая шпионка вздрогнула. Как теперь выяснилось, запертая дверь камеры, могла служить не только для того чтобы не выпустить нас на свободу, но и чтобы защитить нас от толпы. С другой стороны, я подозревал, что большинство людей снаружи, скорее всего, даже не подозревает о нашем существовании. Возможно, узнай они о причине нашего здесь содержания, и они бы уже стояли в коридоре, пытаясь выломать дверь.
— Косианцы не могут использовать свои катапульты против цитадели, — сказала женщина.
— И что же их сможет остановить? — спросил я.
— Но здесь же люди, — объяснила она. — Толпа. Давка. Это было бы ужасно.
— Понятно, — усмехнулся я.
— Конечно же, они не сделают этого, — заявила Хлоя.
— Рискну угадать, что уже завтра утром катапульту будут на позициях, — ответил я.
— Но они не станут использовать их! — попыталась убедить меня женщина, да и себя тоже.
— Боюсь, что именно это они и сделают, — не разделил я оптимизма своей сокамерницы, — камнями, горящим маслом и дротиками.
— Но в цитадели теперь очень мало продуктов, — заметила Хлоя.
Наши порции, и без того небольшие, были урезаны вдвое. Мы оба очень ослабли.
— Почему же тогда они нас все еще кормят? — спросила она.
— Не знаю, — ответил я, хотя у меня была идея относительно того, почему они, кормили, по крайней мере, ее, однако, мне не хотелось говорить с ней на эту тему.
Заслонка на смотровом окошке скользила в сторону. Я увидел голову нашей надзирательницы все в тех же белом тюрбане и вуали.
— Заключенные, встать, на середину камеры, — скомандовала она. — На колени.
Мы с удивлением повиновались ее приказам. Дело шло к закату, смеркалось. Время сегодняшнего кормления давно прошло, я до следующего было еще больше.
— А Ты, рабыня Клодия, — проворчала надзирательница. — Вставай позади и слева от него.
Рабыни, следуя за своим господином, обычно держится сзади и слева.
Этим она указывает на то, что она подвластна, что он — господин, а она рабыня. То же, что она по традиции идет немного левее, вероятно, обусловлено тем, что большинство гореан правши, так что, стоя слева невольница не мешает мужчине выхватить меч и не путается под ногами в случае драки.
— Ты смазливая рабыня, — презрительно выплюнула надзирательница, обращаясь к Леди Клодии. — Та очень естественно смотришься на том месте!
— Да! — ответила ее Клодия. — Я — рабыня! Он разъяснил мне, кем я являюсь, и теперь знаю это!
— Рабыня! Рабыня! — дразнилась надзирательница.
Конечно, Леди Клодия не была рабыней, во всяком случае, не была ей юридически. Согласно закону она все еще считалась свободной женщиной. Я не видел для себя никакого смысла в ее порабощении. Одновременно с этим, я потребовал, чтобы она не предоставляла мне себя добровольно, и даже не просила меня об этом. Каждый раз я брал ее силой, хотя, надо признать, больших усилий от меня не требовалось, а затем освобождал. Она должна была оставаться юридически восприимчивой к любому наказанию, которое они захотели бы наложить на нее. Разумеется, они, если бы только пожелали, могли бы сделать Клодию рабыней и сами, или позволить ей стать рабыней в результате моих действий, либо по ее собственному желанию, а затем уже когда она была бы рабыней по закону, делать с ней все что угодно.
Признаться, мне трудно было понять ненависть надзирательницы к Леди Клодии. Она превосходила вполне рациональные чувства, связанные с ее виновностью в части шпионажа. В первый день моего заключения, когда я использовал Клодию впервые, бросив ее к моим ногам на солому, я не торопился с ней. В тот же день, но позже, немного подремав, я проснулся и щелкнул пальцами. Она лежала на боку, свернувшись калачиком, у дальней стены, наполовину прикрывшись соломой, и широко раскрытыми глазами наблюдала за мной. По моему сигналу она ползком приблизилась ко мне и встала передо мной на колени, опустив голову в знак покорности. Схватив женщину руками, я снова опрокинул ее на солому, подмяв под себя. Признаться, я не ожидал от нее в этот раз такой бурной и беспомощной реакции. Фактически не прошло и ана, как она стала моей рабыней.
Тем вечером я дал ей новое имя — «Хлоя». В следующие два или три дня в ее теле и характере произошли такие изменения, что они стали видны даже неопытному глазу. Холодность, эгоизм, злоба, мелочность и подлость, которые были так свойственны ей, начали таять. Их место занимали мягкость и женственность, деликатность и внимательность, стремление ублажать, служить и любить. Сначала надзирательница была крайне обрадована властным и бескомпромиссным обращением, которому моя смазливая сокамерница была подвергнута, и с удовлетворением восприняла ее судьбу. Иногда, в первый и второй день, надзирательница даже наблюдала за нами, поощряя меня и глумясь над беспомощной и хорошенькой шпионкой. Вскоре, однако, даже ей стало ясно, что Леди Клодия выглядит куда более счастливой, довольной и красивой, чем вначале, и отношение к заключенной резко изменились. Надзирательница, теперь начала, всячески третировать свою подопечную, подвергая самым невероятным словесным оскорблениям, того вида, которым свободные женщины зачастую подвергают рабынь. Вот только Леди Клодия, со своей стороны, пусть и не порабощенная, казалось, не сильно возражала. Она начинала понимать, пока смутно, то, чем природа неволи могла бы быть для женщины. Казалось, чем строже я с нею обращался, тем больше она наслаждалась этим. Чем жестче я поступал, тем больше она любила это. Когда я отбросил ее от себя пощечиной, она подползла к моим ногам, и принялась целовать их. Рассматриваемая как женщина, и обнаружившая себя во власти мужчины, она теперь смотрела на меня с любовью, со страхом и с благодарностью в глазах. Я даже предположить не осмеливался, что ее реакция окажется столь глубокой стоит ей почувствовать себя по-настоящему беспомощной и порабощенной. У меня не было ни малейшего сомнения, что окажись она выставленной на торги, и мужчинам придется раскошелиться на круглую сумму.
— Шлюха! Шлюха! Шлюха! — надрывалась надзирательница, причем ее враждебность совершенно ясно была направлена на Клодию, а не меня.
Она не могла выдержать того, что ее заключенная, вдруг, почти на ее глазах, стала такой красивой. Я окинул оценивающим взглядом Леди Клодию, или точнее теперь «Хлою», в моем понимании. Да, пожалуй, она действительно теперь стала красавицей, полностью и окончательно красавицей. Она теперь совершенно отличалась от себя самой, какой она была несколько дней назад. Теперь она не смогла бы даже подумать об измене Форпосту Ара или мужчинам. Однако ее прежнее «Я» все же сделало это, и теперь ее новое «Я», правильно это или нет, не мне судить, будет отвечать за то действие.
— Да, — признала Леди Клодия, мягко и кротко, а потом добавила, возможно, несколько зло и значимо, все же она пока была свободной женщиной, — Госпожа.
Надзирательница выкрикнула в ярости и ударила в дверь камеры своими маленькими кулачками.
— Зачем Вы прервали нас? — спросил я у надзирательницы.
— Я не с тобой разговариваю, — бросила она.
— Зато я говорю с тобой, женщина, — прорычал я.
Голова позади окошка дернулась как от удара. В этот момент мне было жаль, что я не смогу дотянуться до ее вуали и сорвать, обнажив лицо этой мерзавки. Интересно было бы посмотреть, как ей это понравится.
— Только не думай, что сможешь избежать наказания, притворяясь рабыней! — усмехнулась надзирательница, снова обращаясь к Леди Клодии.
— Не волнуйся, моя дорогая, — ответила ей Клодия. — Я знаю, что юридически, я — свободная женщина. В сердце я могу быть рабыней, и оставаясь в этой камере я могу служить ему в качестве рабыни, но я знаю, что по закону я свободна.
— А Ты сама, наверное, думаешь, что цитадель падет завтра, — усмехнулся я, — или в ближайшие дни. Иначе, зачем Ты носишь такие интересные лохмотья и ходишь босиком, демонстрируя свои икры и лодыжки?
Глаза девушки полезли на лоб. Кажется, до нее дошло, что я подглядывал за ней через смотровое окошко в двери. Я знал такие ее тайны, смысл которых был достаточно ясен любому сильному мужчине. В ярости она нахмурила свои маленькие брови.
— Ты думаешь, что у тебя будет возможность сдаться мужчине? — поинтересовался я. — А Ты уже попрактиковалась в открытие одежды на груди? Надеюсь, Ты выучила наизусть слова, которыми будешь умолять сохранить тебе жизнь?
— Слин! — заверещала надзирательница.
— Похоже я был прав, Ты действительно делала это, — усмехнулся я, — благородная свободная женщина.
— Слин! — крикнула она снова.
— Мне трудно судить, но возможно, Ты неплохо выглядела бы голой, — предположил я, — в караване.
— Слин! Слин! — брызгая слюной скандировала девушка.
Леди Клодия весело расхохоталась над истерикой своей оппонентки.
— Давай, смейся, пока можешь! — выкрикнула надзирательница. — А теперь я скажу вам, зачем я пришла. Ты, Леди Клодия, изменница и шлюха, была приговорен Амилианом. Завтра, в полдень, тебя покажут на стене, в качестве вызова нашим врагам! Посаженой на кол!
Леди Клодия моментально побледнела.
— Относительно тебя, я пока не знаю, — бросила девица, обращаясь ко мне, — Амилиан, по каким-то причинам, колеблется, возможно, он все еще не решил к какой казни тебя приговорить.
Заслонка на смотровом окошке скользнула на место и закрылась с резким стуком.
Я в последний момент подхватил заваливающуюся на бок Клодию.
— Мне жаль, — сказал я.
— Кол — это быстро? — почти беззвучно спросила она.
— Боюсь, что нет, — не стал успокаивать я женщину.
— Я не могу пошевелиться, — пожаловалась она.
Подняв ее легкое тело, я перенес женщину в угол и осторожно уложил ее на солому.
Признаться, я не был удивлен тем, что Амилиан оказался не столь решительным в отношении меня. Похоже, мой случай, с его точки зрения казался несколько неоднозначным. Вот, например, разве со мной бы стали иметь дело непосредственно в Аре, если они были убеждены, что я — шпионом Коса? Тоже касалось и документов в курьерской сумке. Будь они действительно фальшивкой, предназначенной, чтобы принудить Форпоста Ара к сдаче, почему тогда их не сделали более реалистично, чтобы они могли послужить своей цели с большей вероятностью? Например, почему не их было не зашифровать таким кодом, который можно было бы взломать при некотором усилии? Кроме того, зачем было включать в якобы подлинный документ информацию, которая, по крайней мере, офицерам Форпоста Ара, должна была показаться в военном отношении неправдоподобной, если не нелепой, например, о том, что Ара держит на севере ничем не занятые войска нереальной численности! Нет, Амилиан, конечно, был утомлен и запутан, что в такой ситуации было не удивительно, но дураком-то он не был. Разумеется, к этому времени он должен был начать подозревать, что отчет разведки, каким бы он не казался абсурдным или фальшивым, мог быть настоящим. К тому же, за прошедшие дни желанная подмога из Ара, на приближение которой он так рассчитывал и на которой строил все свои размышления, в том числе насчет столь отчаянной и глупой уловки, так и не появилась.
— Кол, это, наверное, ужасно больно, ведь так? — спросила женщина.
— Все зависит от того, как это будет сделано, — пожал я плечами.
— Я — предательница, — всхлипнула она.
— Когда-то — да, — признал я. — Но не теперь.
— Мне страшно, — простонала Клодия.
Я нежно поцеловал ее. Мне было жаль, что у меня не было ничего, чем можно укрыть женщина.
— Никакой надежды, — прошептала она.
— Надежда есть всегда, — постарался успокоить ее я.
— Вы добрый, — сказала она.
— Ты хочешь, чтобы я тебя избил? — поинтересовался я.
— Нет, — улыбнулась женщина.
— Надежда есть, — повторил я.
— Откуда? — оживилась Клодия.
— Ты заметила, как тихо снаружи? — осведомился я.
— Да, и что? — не поняла она.
— Мы уже долгое время не слышим грохота рушащихся зданий, — сказал я. — Кос полностью контролирует город, и им никто не препятствует срывать фундаменты, разрушать здания, очищая путь через развалины.
— Я не понимаю, — признала женщина.
— Они закончили свою работу, — объяснил я. — Катапульты, скорее всего выведены на позиции.
Клодия испуганно уставилась на меня.
— Судя по всему, на рассвете следует ожидать штурм, — предположил я.
— Мне страшно, — задрожала она.
— Я буду защищать тебя, насколько смогу, — пообещал я. — Им придется войти в клетку, чтобы забрать тебя.
— Не надо рисковать своей жизнью из-за меня, — прошептала Клодия.
— Почему? — поинтересовался я.
— Но ведь я, на самом деле, всего лишь рабыня, — напомнила она мне.
— А Ты не знала, что именно за рабынь, мужчины чаще всего и отчаянней всего рискуют своими жизнями? — спросил я.
— О? — улыбнулась Клодия.
— Конечно, — заверил ее я. — Надеюсь, Ты не ожидала, что они будут готовы преодолеть любые опасности ради простой свободной женщины?
— Монстр, — шутливо стукнула она меня в грудь своим кулачком.
— Впрочем, если спасти свободную женщину, — заметил я, — то зачастую можно владеть ей.
— Понимаю, — улыбнулась Клодия.
— В конце концов, рабыни кое для чего полезны, — усмехнулся я. — Ее можно использовать множеством различных способов. Продать, наконец.
— Не сомневаюсь, что многие свободные женщины, в свое время, — засмеялась она, — были проданы.
— Да, — согласился я. — Они тоже могут быть захвачены, связаны и переданы в руки работорговца.
— А если бы Вы поймали меня где-нибудь, как свободную женщину, Вы бы продали меня? — заинтересовалась Клодия.
— Возможно, вначале я бы оставил тебя на ночь в своей палатке, — задумчиво проговорил я, — Надо же было бы определить, на что Ты годишься.
— Как жаль, что мы не встретились при других условиях, — вздохнула она, — на дороге или в моей собственной кровати. А если бы Вы впервые увидели меня на невольничьем рынке, на рабской полке или скамье, прикованную цепью, имущество ожидающее своего покупателя, Вы задумались бы о моей покупке?
— Конечно, — кивнул я.
— Неужели я такая привлекательная? — удивилась женщина.
— Можешь не сомневаться, — заверил ее я.
— Это приятно слышать, — прошептала она и, вдруг задрожав, вздохнула: — Как жаль, что я — свободная женщина.
— Да, — согласился я.
— Мне страшно, — всхлипнула Клодия, и я еще крепче прижал ее к себе. — Именно поэтому они кормили меня, не так ли? Для завтрашней казни?
— Думаю да, — кивнул я.
Она заплакала, уткнувшись лицом мне в грудь. Внезапно, Клодия отстранилась и заинтересованно посмотрела на меня.
— А что же насчет Вас? — спросила она.
— Не думай обо мне, — ответил я.
— Нет, правда, а что же будет с вами? — настаивала она.
— Вот настырная свободная женщина, — проворчал я.
— Ну, все-таки? — попыталась настаивать Клодия.
— Я не знаю, — пожал я плечами. — Уверенности у меня нет.
Она положила голову на мое плечо. Снаружи было тихо, лунный свет проникал сквозь высокорасположенное зарешеченное окно. Я прижимал женщину к себе. Какое-то время мы лежали молча, я и голая шпионка, на соломе, в тюремной камере.
— Я должна буду быть наказана этой ночью? — нарушила она тишину.
— А это необходимо? — поинтересовался я.
— Нет! — прошептала женщина.
— Ты страстно хочешь служить и ублажать? — уточнил я.
— Да! — ответила Клодия.
— Тогда в наказании нет смысла, — заметил я.
— Конечно, нет! — поспешила заверить меня Клодия. — А если Вы, вдруг, останетесь недовольны мною, что тогда? Вы накажете меня?
— Обязательно, — ответил я, и добавил: — но могу наказать, если я просто захочу это сделать.
— Я жалею, только об одном, — сказала она чуть позже мягким взволнованным голосом, дрожа рядом со мной от удовольствия и испуга охватившими ее эмоциями, — что я не встретила такого мужчину, как Вы раньше.
— Случись это раньше, Ты вряд ли оказалась бы здесь, — заметил я.
— Зато я не жалею о том, что встретила вас и служила вам, и о том, что Вы заставили меня служить Вам, даже при этих обстоятельствах, — призналась женщина.
— Ты наслаждаешься своим служением, — улыбнулся я.
— Да, — кивнула она, — так и есть, и если бы мне предложили выбор, я предпочла бы не иметь никакого выбора, кроме как служить, служить так, как Вы заставили меня это делать — полностью.
— Пора спать, — вздохнул я.
— Неужели Вы сможете заснуть в такую ночь? — удивилась Клодия.
— Смогу, — заверил ее я.
Она вздохнула и вытянулась на соломе, рядом со мной. Через некоторое время я услышал ее сдавленное рыдание.
— Я не знаю, будут ли они тебя кормить утром или нет, — сказал я, — перед тем, как они придут за тобой в полдень. Но могут. В конечном итоге, думаю, они именно так и поступят. Так вот, не ешь. Всю еду, что тебе принесут, отдай мне.
— Всю? — пораженно спросила Клодия.
— Да, — ответил я.
— И Вы взяли бы у меня еду? В такой момент? — спросила она.
— Да, — снова ответил я.
— Вы смогли бы сделать это?
— Даже не сомневайся, — заверил ее я.
Женщина озадаченно уставилась на меня.
— Надеюсь, если Ты подумаешь, то признаешь, что мне сейчас еда нужнее, чем тебе, — заметил я.
— Несомненно, — вздрогнув, признала она.
— Ну вот и хорошо, — кивнул я.
— Я все равно не уверена, что буду в состоянии съесть хоть что-то, — вздохнула Клодия.
— Хорошо, — сказал я. — Тогда не вижу никаких проблем.
— Нет, — ответила она. — Никаких проблем.
— Замечательно, — зевнул я, через пару мгновений уже ничего не слышал и не помнил.
Я уснул.