Глава 7


Москва. Лето 2013-го.


Про то, как мы ограбили сектантов из "Нового мира" можно рассказать многое. Однако операция прошла довольно таки просто. А что достается легко, то не ценится и особо не вспоминается.

Ну, а если коротко, то мы сделали ставку на наглость и не прогадали. Это пусть на далеком-далеком западе "друзья Оушена" чего-то там мудрят, схемы чертят и строят хитроумные планы, а мы в России и у нас все по-простому. Сигнализация, охрана, полиция, видеокамеры. Все это имело место быть. Однако не так страшен черт, как его малюют, и линии защиты нас не пугали. Для налета выбрали будний день, моя непутевая сестрица как раз принесла проповедникам денежку. Охранников было немного, два чоповца с травматами внизу и еще двое с самым главным местным проповедником, "просветленным отцом Вениамином", который в свое время был хорошо известен органам правопорядка как мошенник Славка Триппер. Полицейский участок за три квартала. Поэтому оставалось только вырубить электричество, а затем войти в здание, и эта проблема решалась легко и просто. Мелочиться не стали, а решили отключить сразу несколько кварталов. Паша Гоман с винтовкой засел на крыше одного из домов и по звонку на мобильник расстрелял трансформатор.

Паша стрелок аховый, скажу сразу. Но со ста пятидесяти метров с хорошей оптикой он не промахнулся, и несколько десятков домов погрузились во тьму. После чего в дело вступила ударная группа: Эдик, Федя, Андрюха и я. Охранники на первом этаже после отключения электричества, как это водится, вышли на улицу, узнать, в чем дело, а тут мы, четыре отморозка в масках. Ша! Стоять бояться! Руки в гору! Жить хотите, мужики? Да. Тогда на колени, мордой к стене.

Сторожить чоповцев, обычных работяг из провинции, которые не стремились стать героями, остался Федя, а остальные поднялись на второй этаж. Здесь тоже неразбериха, никто не мог понять, что происходит, а мы ни с кем не церемонились. Телохранителям проповедника, которые, как это ни странно, не имели при себе оружия (думаю, надеялись на прихожан в полицейской форме), дали укорот сразу. Одному прострелили плечо, и он скис, а другому врезали по яйцам. Все просто, а затем занялись "просветленным Вениамином", который безропотно отдал нам все неправедно нажитые деньги и даже не пообещал нас найти. Умный, мразь. Знал, мошенник, что не надо нас злить. Да вот только не помогла проповеднику его мнимая покладистость. Я встал у него за спиной, приставил к башке ствол и выстрелил. Девятимиллиметровая пуля вскрыла черепную коробку "просветленного Вениамина" и расплескала его мозги по стене. После чего мы рванули с места преступления, что было сил, а у нас их не меряно.

Электричество появилось спустя пятьдесят пять минут после отключения. Пока аварийная бригада приехала, да пока был произведен осмотр, да пока полиция подкатила. Все это заняло какое-то время, а потом высокое начальство принимало решение, каким образом обеспечить подачу электричества в обесточенные кварталы. Короче, все нормально. Резервные линии были, и ток пустили по ним.

Когда лампочка под потолком моей съемной квартиры мигнула, а затем вокруг разлился мягкий желтоватый свет, вся группа уже была в сборе. Лица парней, в крови которых все еще бурлил адреналин, горели. Паша стоял у открытой форточки и флегматично курил. А у меня в руках была сумка с деньгами.

— Сдаем оружие, камрады, — потребовал я.

Стволы, один за другим, опустились на кушетку. Запасные обоймы легли рядом и Паша, одной затяжкой, добив сигарету, спрятал смертоносные игрушки и травматы (один наш и два были изъяты у охранников) в толстый полиэтиленовый пакет, который поставил в уголок.

Далее следовало посчитать добычу, парни ждали этого, и я их не прогонял. Расстегнул клапан объемистой сумки (мечта оккупанта) и высыпал толстые пачки банкнот на коврик, рукой поворошил их, произвел быстрый подсчет и объявил:

— Ровно шесть с половиной миллионов евро. Хороший куш.

— А если бы мы проповедника с собой прихватили, то он бы нам еще два раза по столько выдал, — шмыгнул носом Эдик и добавил: — К гадалке не ходи.

— Если бы, да кабы, — я пожал плечами. — Кто знает, как бы все сложилось? Что взяли, за то высшим силам и спасибо.

Камрады поддержали меня кивками. Да, лишний риск нам не нужен. Что по силам, то и сделали, а зарываться не стоит.

Под взглядами парней я собрал деньги, отделил одну пачку сотенных евро (самые мелкие купюры в сумке) и перекинул Эдику:

— Раздели на троих.

Шмаков занялся дележкой денег, а мы с Гоманом переглянулись — он уже знал о моих планах на будущее, и я подошел к кухонной плите. Чайник был горячий, и я сделал себе кофе. Затем присел за стол, и когда парни закончили раскидывать деньги, обернулся к ним:

— Что скажете, други? Нормально все сделали?

— Да, — кивок от Шмакова.

— Нормально, — Федя с Андрюхой ответили одновременно.

— По деньгам претензий нет?

Вопрос был адресован только двоим из троих, и оба кивнули:

— Нет

Ответы были стандартные, никаких других я не ожидал, и продолжил:

— Тогда давайте думать, что станем делать дальше.

— А чего думать? — первым откликнулся Шмаков. — Будем дальше сволочей и ворье вскрывать, да на нож ставить. Всех не перебьем, но подадим пример другим.

Федя с Андреем промолчали, и я усмехнулся:

— Валить мразей будем — это не вопрос. Но нас мало — расширяться надо. Нужна база. Нужны надежные люди. Нужны стволы. Нужны схроны. Нужны запасы продовольствия и медикаментов. Нужен врач, не коновал какой, а реальный специалист. Нужна одежда. Много чего нужно. Ради этого мы деньги и добывали. Теперь они есть и надо делать следующий шаг. Согласны?

Камрады согласились и, промочив горло, я продолжил:

— Раз согласны — слушайте дальше. Москва для нас зона боевых действий и место проведения операций, а базу организуем в Подмосковье. Для начала в сельской местности нужно прикупить два-три дома с гаражами и подвалами, которые будут использоваться как перевалочные базы. Это раз. Потом необходимо обзавестись транспортом, три-четыре неприметные машины и небольшой грузовичок, можно, "газель". Это два. Далее следует познакомиться с местным населением, участковыми и властью. Это три. Ну, а затем начнем присматриваться к военным частям вблизи Москвы и пошарим по лесам. Это четыре. Кстати, — я посмотрел на Федю и Андрея, — вам повестки из военкомата еще не приходили?

— Приносили бумажки, — сказал Федя, — но мы думали откупиться. Нахрена нам год жизни в армаде терять? Как зашлют в дебри, куда Макар телят не гонял, и все — назад уже не выберешься.

— Неправильно мыслишь, камрад, — я покачал головой. — Служить надо. Но не наобум. С бабками многое можно провернуть и так все устроить, что служить будешь рядом с домом.

— А зачем нам это?

— Затем, что в каждой воинской части имеется склад боепитания и есть арсенал, а нам потребуется оружие. Много оружия. А кто обеспечит проход на закрытую охраняемую территорию? Правильно, солдат Федя, который укажет, у кого ключи от оружейной комнаты, где отключается сигнализация и как незаметно проникнуть за забор. Ну и, кроме того, не надо забывать, что в нашей рабоче-крестьянской армии служат бедные, которые не смогли откупиться, а значит, это наши союзники и братья, которые при наличии здравой мотивации могут к нам присоединиться. Как большевики и прочие революционеры в свое время делали? Внедрились в структуру, набрали авторитет и сколотили ячейку, которая в нужный момент вывела целый полк на улицы и снабдила рабочих оружием. Так же и мы обязаны действовать. Усекли?

— Да.

— С моим предложением послужить родине согласны?

— Подумать надо.

— Конечно, подумайте, Федя, а то на словах патриотом быть легко, а на деле все иначе.

— Да мы…

Было, парни подорвались, но я взмахнул рукой:

— Сели!

Они вновь упали на тоскливо скрипнувшую кушетку, и я мотнул головой:

— Вы меня услышали парни, а дальше думайте сами. Если вы готовы драться за наш народ это одно, а коли с нами только ради бабла, то это другое. Вы сами сказали, что за социальную справедливость, а теперь в кармане крупные купюры зашелестели, и назад сдаете? Это понятно и я вас не осуждаю. Хочется красиво пожить, на дорогой тачке по району покататься, с биксой красивой на показ тусануться и на дискотеку королем войти. Дело ваше. Но это все преходяще. Наступит момент, когда вы останетесь ни с чем, и что тогда? Пойдете грабить и убивать. Но мы к этому отношения уже иметь не будем. Вот потому я и спрашиваю — вы с нами или разбегаемся? Если да, тогда подчиняетесь моим приказам, беспрекословно. Ну, а если нет, тогда флаг вам в руки, барабанные палочки на шею и попутный ветер в спину.

— Егор, мы все поняли, — на этот раз за двоих высказался молчун Андрей. — Ты сказал — мы услышали. Так что назад не сдадим и если надо в армаду сходить, то мы пойдем.

— Договорились. Пока свободны. Завтра мне позвоните, а послезавтра встретимся. Деньгами не разбрасывайтесь, лучше близких обеспечьте. Понты не колотить, светиться не стоит. Связь держать постоянно. Чуть где-то косяк какой, сразу за трубку и доклад. Идите.

Парни вышли, а Шмаков подсел к нам с Гоманом и кивнул на дверь:

— Как бы они нас не сдали.

— Не сдадут, — я поморщился. — В голове у них каша, но парни правильные. Деньги, конечно, многих портят, но эти не из таких. Да и вообще, Эдик, это ты парней порекомендовал, так что несешь за них ответственность.

— Согласен, ответственность на мне.

Я допил чай, отставил кружку и в разговор вступил Паша:

— Значит, партизанская война?

— Да, — подтвердил я и обратился к Эдику: — Что такое партизанская война? Можешь сформулировать?

— Ну…

Шмаков замялся и я пояснил:

— Партизанская война — это вооруженная борьба на территории, которая захвачена противником.

— Логично, — Эдик кивнул. — Раз страна под жидами, значит, захвачена противником, который является оккупантом.

— А какова конечная цель партизанской борьбы?

— В освобождении, наверное.

— Правильно. В итоге эта борьба должна привести к освобождению занятой противником территории. Завтра дам тебе книжку, заучишь наизусть. Называется "Руководство по ведению партизанской войны". Но это завтра, а сегодня надо решить, где брать людей и в каком именно районе лучше всего создавать базу. Какие предложения?

На столе появился ноутбук, и пошла работа. Карты. Схемы. Имена начальников, как гражданских, так и полицейских. Кто в прокуратуре? Какие дороги? В каком состоянии лесные массивы? Где военные части? Кто ими командует? Какие криминальные группировки держат район? Есть ли националисты и патриотические организации? Сколько азиатов рядом живет? Сколько кавказцев и насколько сильны диаспоры?

В общем, обычная ознакомительная суета, которая необходима для понимания того, как, где и с кем придется работать. Но окончательное решение принимать было рано, и мы разбежались. Эдик отправился к Паше, он вызвался почистить винтовку и пистолеты, что характерно, добровольно, а я вышел во двор.

Тихо. Время далеко заполночь. Где-то еле слышно выводит свою нервную песню сирена. Возможно, что возле базы сектантов. Там сейчас, наверняка, полно полицейских. Во дворе безлюдно. В большинстве окон темнота — люди устали и отдыхают.

Рука потянулась к пачке сигарет. Достал. Закурил. Затянулся. Не курил несколько часов, и в голове слегка зашумело. Но вскоре отпустило, а потом во двор въехало такси, из которого вылез Миша Токарев и в руках у него был тугой сверток. Он увидел меня и подошел. После чего молча присел, положил на лавочку сверток, помолчал и попросил:

— Дай сигарету.

— Ты же не куришь.

— Бросил. Пять лет назад. Вредно. Но теперь уже все равно.

— Бери, — я передал ему пачку и зажигалку.

Токарев сделал всего одну затяжку, и ему стало плохо. Он отвернулся и сплюнул, а затем выбросил тлеющую сигарету в урну.

— Не пошла?

— Нет, — рукавом пиджака смертельно больной человек вытер губы и сказал: — Сегодня я бизнес продал и квартиру на Тормасову переписал.

— Молодец, — одобрил я. — И что теперь?

— Деньги поделил. Половину тебе, а половину детям и женщине. Пусть своих потомков нет, так хоть о чужих малышах позабочусь, бедствовать не будут. Это твоя доля. — Он пододвинул сверток ко мне: — Возьми.

— Я не просил.

— Не важно. Ты человек и этого достаточно. Так что прими. Там не очень много, сто тысяч евро, но лишними они не будут. Знаю, что тебе пригодятся.

— А ты теперь куда?

Токарев скривился:

— Есть идея рвануть к морю и оттянуться на всю катушку. Напоследок. Сил уже нет никаких. Голова болит постоянно. Иногда зрение отключается, а сегодня ноги отнялись. Прямо на улице упал. Значит, времени у меня все меньше и, оглядываясь назад, я понимаю, что профукал свою жизнь, просрал ее и ничего назад не вернуть. Это горько и печально. На душе тоска и хочется что-то совершить, неразумное и не укладывающееся в рамки, но не могу. Устал я и двигаюсь уже через силу, не оттого, что мышцы ослабли, а потому что душа в клочья.

Он встал, навис надо мной, и я кивнул на такси:

— Поедешь?

— Да, — он улыбнулся, печально и как-то умиротворенно. — Самолет через полтора часа. Не хочу опаздывать, лучше заранее приеду.

— Ну, бывай, — понимая, что вижу Токарева в последний раз, я протянул ему руку.

Мы обменялись рукопожатиями, и он отвернулся. Шаги его были неровными, и он покачивался, но до машины дошел без проблем, на миг замер возле дверцы, помахал мне рукой и прокричал:

— Будь здоров, Егор. Живи долго и сделай, что задумал.

Что тут скажешь? Токарев умирал, и шансов на выздоровление у него не было. Поэтому все мои слова пустые. Мне нечего ему сказать и, проводив взглядом такси, я подхватил сверток и направился в квартиру. При этом мне было немного тоскливо, а в голове бились пришедшие после встречи с Мишей мысли:

"Судьба дала тебе второй шанс, так не проеби его, Егор. Нельзя как Миша Токарев свою жизнь проебать, а потому не стой на месте и двигайся. Нельзя допустить, чтобы твой народ умер, и память о нем была исковеркана. Нельзя дать тварям уничтожить последних настоящих людей и заменить их животными. Нельзя, и потому вперед, через кровь, через смерть, через ложь и непонимание к победе, а иначе все будет напрасно. Старт есть, удача с тобой и соратники найдутся. Ты не один и это главное".


***

После встречи с Егором Нестеровым бывший преуспевающий бизнесмен Михаил Токарев, как и собирался, отправился в аэропорт. Но время в запасе имелось, и он решил заехать в ночной магазин. Совершенно неожиданно захотелось есть и организм потребовал не деликатесов или диетического питания, а хороший шматок ветчины, белого хлеба и холодного лимонада. Пища не здоровая, так считал Токарев раньше, но в настоящий момент его это не беспокоило. Барьеры, которые он воздвигал в себе всю сознательную жизнь, рушились один за другим, и Михаил уже не боялся смерти.

Таксист, пожилой дядька, которому нравился не жадный и спокойный клиент, заметил светящуюся в темноте вывеску небольшого магазинчика и остановился. Токарев вошел внутрь, слегка прикрыл глаза, слишком ярким был свет, и замер перед стеклянными витринами. Колбаса, окорока, ветчина, сыры. Выбор был неплохой и хлеб имелся. Желудок Токарева, предчувствуя пиршество, заурчал, и во рту у Михаила скопилась слюна. Он сглотнул, впервые за день улыбнулся и подошел к кассе.

— Что будете брать? — спросила его миловидная девушка чуть старше двадцати без обручального кольца на пальце.

Было в девушке что-то привлекательное и на мгновение Михаил замер в ступоре. Обычная симпатяшка, мягкий голос, стройная фигурка, чистое лицо, карие глаза. Наверняка, провинциалка, которая приехала в столицу за счастьем и уберегла себя от панели. Таких в Москве много. Однако эта девушка зацепила его, и Токарев подумал: "Эх, встретилась бы ты мне раньше. Обязательно постарался бы познакомиться".

— С вами все в порядке? — продавщица слегка склонила голову.

— Нет-нет, не беспокойтесь, все в порядке, — Михаил развел руками. — Просто задумался. Мне, пожалуйста, ветчину, вон тот кусочек. Хлебушек и лимонад. Если можно, ветчину и хлеб порежьте.

— Это можно. Желание клиента закон.

Продавщица занялась заказом, и в этот момент в магазин вошли новые посетители. Их было трое, по виду азиаты, но не работяги. Несмотря на лето, одеты в кожу, на ногах ботинки с толстой подошвой, а на пальцах татуировки. Они отошли в сторону от кассы и заговорили на своем родном наречении. Сплошное жур-жур и косые взгляды на Токарева и девушку.

— Не уходите, пожалуйста, — тихо прошептала продавщица, передавая Михаилу пакет. — Охранник на смену опаздывает, вот-вот подскочит, а эти опасные.

— Хорошо, — совершенно спокойно ответил Токарев, отметил, что бутылка лимонада в его пакете может сойти за метательный снаряд, а острый нож, которым орудовала девушка, лежит на разделочной доске. — Не бойтесь. Я буду рядом.

— Спасибо вам.

Девушка кивнула, а Михаил поинтересовался:

— Сколько с меня?

— Ой! — продавщица всплеснула руками. — Совсем забыла. С вас пятьсот сорок три рубля.

Токарев достал портмоне и расплатился. А иноземцы, увидев, что он при деньгах, направились к нему. Они решились на активные действия, и Токарев к этому был готов.

— Прячься в подсобку, — бросил он девушке и развернулся навстречу азиатам, которые этого не ожидали и уперлись один в другого.

Впрочем, они не растерялись, и вперед выступил один из них, приземистый и смуглый. Словно киношный уголовник, он веером раскинул перед собой пальцы рук и зашептал:

— Слишь, мюжик. Глядим с брятвой, ты при деньгах.

— Ну и что из этого? — Пакет с продуктами лег на прилавок. После чего правая рука Токарева освободилась и, прикрытая пакетом, сомкнулась на рукоятке ножа.

— Так делиться надо. Давай лопатничек и уйдешь отсюда целий.

Месяц назад Токарев, наверняка, поджал бы хвост и сделал то, что ему велели. Но сейчас он не хотел отступать, а наоборот, силы вернулись к нему, а в голове стало ясно, словно и нет никакой болезни Кройцфельдта-Якоба. Что-то проснулось в душе Михаила. Что-то прорвалось сквозь навеянную зомбоящиком муть и грязь. Что-то заставило вспомнить деда, на которого он всегда хотел походить, сурового ветерана, имевшего на своем счету два десятка "языков". Что-то воскликнуло от радости — наконец-то, бой! И потому Токарев не спасовал, а громко и вызывающе рассмеялся.

Азиаты, тем временем, окружили его, и он услышал:

— Дебиль, блядь…

— Деньги, давай. Русня, еб…

— Эй, слишь, заткнись, маму твою раком ставиль…

В руке двух "гостей столицы" мелькнули ножи, а у одного оказался травмат, и Михаил понимающе кивнул. Да, так и должно быть. Может быть, именно ради этого момента, да ради спасения детей Елены Тормасовой, он и появился на этот свет. Вот он — его час. Он пробил, и Токарев не медлил.

Михаил ударил наотмашь и остро заточенный клинок рассек горло первого противника. Кровь не успела ударить фонтаном из рассеченных вен, а он бросился на второго. Массой своего еще не потерявшего лишние килограммы тела, Токарев сбил его с ног и ударил в живот третьего. Тот согнулся и заверещал, будто поросенок, а Михаил не останавливался. Ногой он ударил по руке того, который свалился на пол, отшвырнул прочь травмат и коленями упал ему на грудную клетку.

Хруст вдавливаемых в тело ребер ворвался в уши Токарева и он прокричал:

— Суки! Хрен вам, а не Москву!

Потом он кричал что-то еще. Клинок в его руке стал скользким, но Михаил держал оружие крепко. Кровь врагов опьянила его, и на краткий миг он уподобился берсерку. Сталь кромсала тела чужаков, и Токарева совсем не волновало, что они уже не двигаются.

Однако продолжалось это безумство недолго. Вскоре Михаил очнулся и поднялся. Он был заляпал кровью с ног до головы и, бросив взгляд на подсобку, в которой пряталась продавщица, Токарев направился на выход. Михаил не знал, что будет делать дальше, но судьба все решила за него. Дверь магазина вновь открылась, и на пороге возник еще один азиат, судя по всему, он стоял на шухере и решил посмотреть, как идут дела у его дружков.

— Что, говно!? — не узнавая своего голоса, прорычал Токарев, направляясь к нему. — Тоже смерти ищешь!?

Четвертый "гость столицы" перепугался. Его лицо перекосила судорога, но, тем не менее, он успел выхватить пистолет, который находился у него за поясом.

— Стой, билядь! Стой! — прокричал азиат.

Токарев не остановился. Он приблизился к недобитку и занес окровавленный нож, после чего у грабителя, которому не хватило мозгов сбежать, сдали нервы и он выстрелил. Пистолет у него был боевой, и пуля разворотила Михаилу грудь. Вот только азиата это не спасло. Токарев рухнул на него, и нож вонзился последнему грабителю в бок, а затем они оба упали на проходе и руки Михаила, неосознанно, сомкнулись на шее врага.

Разум Токарева туманился. Михаил умирал, но его душа пела, потому что он погибал как мужчина — в бою, за правое дело и за человека одной с ним крови.

Последним усилием, уже ничего не понимая, он смог свернуть грабителю шею и только после этого затих. Так оборвалась жизнь Михаила Токарева. Отмучался, и его уже ничто не беспокоило.

Ему все равно, что таксист не дождался клиента, а потом уехал с его вещами и прибрал к рукам деньги, которые Токарев хотел потратить в Сочи.

Ему все равно, что полицейские оформили все произошедшее в магазине, как выходку сумасшедшего русского алкаша, который напал на четырех недавно освободившихся из тюрьмы мирных таджиков.

Ему все равно, что спустя три дня спасенная им продавщица Людочка Арефьева встретила хорошего парня, а через десять месяцев у них родился замечательный ребенок.

Все это уже было неважно, ибо проблемы и дела живых мертвых не касаются.

Загрузка...