Позывной Леон

Глава 9

Холодно, было очень холодно. Я пытался согреться, сжимаясь в собственных объятиях, стоя посреди голого и мокрого бетона. Где я? Сырость проникала в само сознание, заставляя меня безвольно дрожать, хотя не было ни ветра, ни сквозняка. Вокруг царил мрак и влага, и лишь небольшой клочок света освещал меня — стоящего среди бетонного «ничего» в знакомой рубахе, босого на мокром полу.

Неужели я вернулся в свой Корпус Синего Пламени? Хотя что там «свой»… я же всего лишь солдат, выброшенный на первое задание, как слепой котёнок, и выбывший, так и не поняв, что к чему. Да, это мой Корпус, и я снова здесь? Так ведь? Ответом мне была лишь тишина. Никто не пришёл за мной, как в тот раз, никто не отвёл меня наверх. Кутаясь от холода, я решил сам выбраться из этого места. Но куда идти? Другого ориентира у меня нет — значит, буду пробиваться вперёд.

Я сделал первый шаг, долгий и тяжёлый, настолько непривычно тяжёлый, что холод, казалось, сковал каждую клеточку тела, не давая двинуться. Но всё-таки я сумел вытянуть из себя эту искру воли и сделал этот шаг. Вскоре остановился, снова содрогаясь от холода и не зная, найду ли силы пойти дальше.

Впереди не было ничего, только темнота. Но ведь в прошлый раз тут были факелы, да, точно — дорогу освещали факелы. Может, их попросту забыли зажечь, раз никого нет вокруг? Я ведь второй раз здесь? Или мне только кажется?

Как я тут очутился? Что было до этого? Боль пронзила меня, отодвигая холод на второй план. Обрывки непонятных событий пронеслись в голове и тут же исчезли, оставив жуткую слабость и страх от увиденного. Я вспоминал бой: если моё «избиение» можно назвать боем, кажется, я потерял… руку? Оглянулся на правую сторону и увидел собственную конечность — она всё ещё была на месте, обхватив меня чуть ниже пояса, пытаясь обнять.

— Фуф, — выдохнул я с облегчением: рука цела. Но тут же накатила новая волна холода. Я снова попробовал сделать шаг, однако на этот раз ничего не вышло. Остался на месте, содрогаясь и пытаясь выжать из своего измученного тела хоть каплю тепла.

Раз рука на месте, значит, какие тогда были эти воспоминания? Ведь я точно помню хозяина болота, который, выйдя из своего привычного ареала обитания, последовал за мной и нанёс этот подлый удар — считай, прямо мне в спину, а я не мог ничего сделать. Смог бы я вообще сопротивляться такой громадине? Если принять за правду воспоминания о побеге из болота, то тешить себя мыслью о полном одолении Гвала было бы излишним самолюбием: если бы он захотел, то настиг бы меня, и, похоже, действительно захотел. А ведь Ир… да, у меня же есть мой дух Ир.

«Ир…» — попытался позвать я, но вместо слов из горла вырвался лишь хрип, который перешёл в кашель. Где я? Что за странный сон или кошмар? Снова возникшая мысль заставила меня осмотреться. Всё тот же бетон с лужами на полу, а вокруг темнота с каким-то слабым освещением в пятне вокруг меня. Откуда вообще взялся этот свет? Я взглянул вверх, но не увидел источника — казалось, свет просто существует, вот и всё, причём весьма тусклый, не освещающий больше метра вокруг. Что же это за свет?

Меня вновь пробрала дрожь, и я снова попытался сделать шаг в намеченном направлении. Но ноги были точно из того же холодного бетона, что и всё вокруг, и я стиснул зубы, всё же оторвал ступню от пола и предпринял этот тяжёлый шаг. В тот же миг почувствовал, как по телу прошла волна изнурения: голова на миг помутнела, в глазах потемнело. «Что за чёрт, — выругался я про себя, — что здесь происходит и где я?» Повторив этот вопрос про себя как мантру, я снова вгляделся в темноту перед собой — и о чудо, уловил слабый отблеск алого пламени.

«Алое пламя? — мелькнуло в сознании. — Откуда оно здесь?» Но внутри зашевелилась странная радость: хотя бы признак того, что я не совсем один и, возможно, там есть выход или хоть кто-то живой. Я качнулся вперёд, пытаясь пройти к этому огню, но ноги так и оставались непослушными, а сердце продолжало биться в тревожном ритме.

"Наконец-то," — я попытался выдавить слова, но меня снова скрутило: вышел лишь хрип и кашель.

Я приглядывался к разгоравшемуся пламени, которое всё меньше походило на факелы, оставшиеся в моей памяти. Оно самовольно разрасталось, становясь всё больше и больше, и вскоре уже напоминало бушующий пылающий куст, хотя находилось метрах в тридцати от меня. "Откуда тут такие расстояния?" — мелькнула мысль. Но, заворожённый тем, что, возможно, я здесь не один и кто-то идёт ко мне на помощь, я отбросил сомнения и продолжил вглядываться в это пламя, которое постепенно, казалось, заполняло собой весь коридор.

Становилось теплее, и я не мог не радоваться этому. Вскоре ощутил, как холод отступает, вернув возможность свободнее дышать. Я убрал с лица руки, которые до этого прижимал к глазам, и невольно взглянул на свою правую руку, всё ещё подозрительно бледную, почти мертвенно-серую. Меня передёрнуло от этого вида, но я пытался списать его на общий холод, который, казалось, только-только ослаблял хватку. А ещё во мне шевельнулось какое-то тревожное подозрение, будто я чего-то не замечаю, но в тот момент я решил не заострять на этом внимание.

Пламя уже упёрлось в высокий потолок, хлестало его алыми языками, а я стоял, наслаждаясь наконец-таки приятным теплом, которого так не хватало. Сначала всё выглядело почти спасением: я протягивал руки к огню, поочерёдно грея то ладони, то тыльную сторону, и чувствовал, как кровь наконец побежала чуть быстрее, разгоняя холод, сковавший тело. Но вскоре я понял, что огонь растёт слишком быстро, становясь гигантским, и с каждой секундой подбирается ко мне всё ближе. Желаемое тепло стремительно превращалось в нестерпимый жар, который я чувствовал всё сильнее: лицо, казалось, стало багровым (а может, мне просто так показалось, глядя на эти алые всполохи). Когда я пытался смотреть на пламя прямо, глаза тут же слезились и жгло веки — всё расплывалось в слепящем сиянии.

Прижав руку к глазам, я заметил, как лужи, что были вокруг моих ног, бесследно исчезли, испаряясь в мощной волне жара. Даже бетон подо мной, ещё недавно влажный и скользкий, теперь казался раскалённым. Я попятился — точнее, попробовал сделать шаг назад, чтобы уйти с линии пламени, — но ничего не вышло. В тот миг я осознал, что это пламя не дар спасения, не признак того, что кто-то пришёл мне на выручку, а предвестник гибели. И мне срочно нужно уходить, пока не стало слишком поздно.

Но я не мог пошевелиться — будто ноги вросли в пол, и все попытки их оторвать оказались тщетны. Я с ужасом понимал, что сколько бы ни прилагал усилий, тело словно приросло к месту. Рубаха на мне начала дымиться, и жжение становилось мучительно болезненным там, где ткань, раскалённая жаром, касалась кожи. Запах палёных волос резанул по носу, и я в панике понял, что мои волосы тоже начали тлеть.

Страх окутал меня с головы до ног: «Нужно убираться с пути этого пламени… быстро, очень быстро! — мелькнула отчаянная мысль. — Но как?» Ноги оставались недвижимыми, и, как ни старался я напрячь мышцы, все попытки оказались бесполезными. Моё тело не находило новой порции сил, чтобы сделать такой нужный, спасительный первый шаг.

Жар между тем становился невыносимым. Каждый глоток воздуха обжигал горло, дыхание сбивалось в кашель. Я понимал, что ещё немного — и огонь доберётся до моей груди или головы, а тогда всё кончится. Но я продолжал стоять, прислонённый к этому раскалившемуся бетону, не в состоянии двинуться с места. Рубаха уже тлела в нескольких местах, и повсюду ощущалось жжённое покалывание. Я видел лишь, как красные блики пламени набрасываются на меня, и вслушивался в треск горящей ткани.

«Помогите…» — попытался прошептать, но горло выдавало лишь надтреснутый звук, ни на что не похожий. Слёзы выступали на глазах то ли от дыма, то ли от отчаяния. Вся комната, если это была комната, зарядилась зловещим светом, танцующим на стенах. Или там не было стен? Не было сил осмотреться — огонь застилал весь обзор.

Вдруг мне почудился звук: тихий голос, далёкий, как сквозь толщу воды. Я хотел прислушаться, но тут обугленная ткань на рукаве рухнула мне на запястье, и я почувствовал обжигающее прикосновение к голой коже. Я взвыл, хотя голос звучал искажённо, больше напоминая хрип.

«Нет, не время сдаваться, — билось в сознании, — двигайся же!» Но ноги были будто приклеены. Я силился снова и снова. Казалось, если хотя бы приподнять ступни — паду на колени, и там ли сгорю, или буду ползти. Но не мог и этого — словно бетонные оковы сковали их.

Огонь уже лизал мои бедра, касаясь брюха, и я почувствовал резкую боль там, где ткань треснула и обнажилась кожа. Каждая секунда отнимала по капле надежды. Пламя ярилось, в нём не было спасения, а лишь беспощадная угроза, которую я поначалу принял за тепло.

Наконец я собрал последнюю волю, напряг все мышцы левой ноги и… оторвал её от пола. Раздался противный звук, будто отрыв чего-то вязкого, но мне было всё равно: вот оно, долгожданное движение. В ту же секунду я рухнул на бок, а неудачно поставленная правая нога так и осталась висеть непонятно как, сгоревшая ткань рубахи болталась лохмотьями.

Резкая боль пронзила меня, потому что столкновение с полом сдавило мою уже обожжённую кожу, но каким-то чудом я оказался чуть дальше от языка пламени. Жар вокруг продолжал сгущаться, я видел, как бетон пышет зловещим красным свечением, а в воздухе стоит тошнотворный дым. Сделав отчаянную попытку, я отполз ещё пару сантиметров назад, выгребая руками по раскалённому полу. Под ладонями хлюпнула какая-то жидкость, то ли вода, ещё не испарившаяся, то ли расплавленная, — я не смог бы понять.

Пара вдохов казались чудом, я непонятно как не терял сознание. Но сознание то плыло, то вспыхивало ясностью на миг. И сквозь эту дымку лязга ужаса я услышал какой-то оклик, не разобрать, чей. Возможно, голос Ира? Или чей-то незнакомый. Мгновение спустя я ощутил, что пламя не так уж близко — будто кто-то отдёрнул меня ещё на шаг.

Мышцы отказывались подчиняться, глаза слезились и жгли от едкого дыма, я осознал, что уже почти не чувствую руку, которая несла основную нагрузку. Но один-единственный миг казался мне бесценным: ведь если в этот миг успеть, возможно, ещё выживу. «Давай!» — сказал я себе, приподнимаясь на локте и снова, рваным движением, выползая из-под огненной ловушки.

Огонь будто рванул вдогонку, языки пламени разорвались. Я почувствовал, как они чуть не схватили за голень, обдав волной нещадного жара. Но тут же что-то отдёрнуло меня обратно, и я наконец освободил вторую ногу, упав на спину. Казалось, вокруг меня разверзся столб дыма и гари, а затем… я ощутил холодный бетон, чуть влажный.

Сил уже не оставалось, чтобы подниматься. Я лежал, глядя, как угасающий (или убывающий) свет мерцает над моей головой. Вокруг было нечто среднее между скорчившимся дымом и странно пляшущими тенями. Рубаха почти вся сгорела, местами торчали обугленные обрывки, а на коже щипало от многих ожогов.

Все эти мысли ускользали, когда я услышал звучание шагов или голос, не знаю.

«Очнулся?» — прозвучало как эхо в далёкой пустоте. Я хотел ответить, но лишь закашлялся, захлёбываясь дымом. Слёзы текли из глаз, но я уже не понимал, от боли, от дыма или от безысходности. Мозг кричал: «Где я? Как сюда попал? Где Ир?» Но ни один из вопросов не находил ответа, а боль и слабость затягивали меня в воронку забвения.

Пламя, которое секунду назад казалось бесстрастным убийцей, исчезало вдали, будто кто-то погасил его или перенёс куда-то прочь. А я остался лежать на мокром полу, обессиленный, вся жизнь казалась сонным миражом, где боль становилась мерой реальности. Я ещё пытался поднять взгляд, но всё заплыло красно-серым туманом.

Последней мыслью перед тем, как сознание начало таять, было: «Я всё-таки отошёл от него. Спасся? Или это лишь новый виток кошмара?» Потом всё погрузилось в темноту — ту самую, где не осталось ни боли, ни огня, ни страха. Лишь бездонная, холодная пустота.

Холод и боль словно отступили, оставив за собой приятное, почти томительное ощущение тепла — как будто я сквозь туман воспринимал реальность, не зная, чему верить. Ведь ещё недавно мне казалось, что Гвалар оторвал мою руку, а пламя испепеляло меня в непонятном бетонном коридоре. Но вот передо мной возвысилась стройная незнакомка — её тёплые пальцы скользили по моему лицу, и всё вокруг обрело иной смысл.

Я успел взглянуть на свою правую руку: от плеча до локтя она была туго обёрнута странной повязкой из листьев. Ниже — пустота. Значит, всё же оторвана? В первый миг я почувствовал шок, но горячая волна убаюкивала, не давая поддаться панике. Словно какая-то магическая дурь отнимала волю к сопротивлению и острую боль заменяла мягким покалыванием. Внутри я знал, что это неполноценное состояние — видимо, благодаря вмешательству моей спасительницы.

Я поднял взгляд и увидел большие зелёные глаза незнакомки. На милом лице лежала печать напряжённой серьёзности, волосы аккуратно убраны, обнажая аккуратный лоб и тонкую линию шеи. Изящная одежда бледно-зелёного цвета обтягивала её гибкую фигуру, подчёркивая плавные изгибы, — зрелище, которому невозможно не улыбнуться. И я действительно улыбался, слегка ошалело, не понимая, откуда во мне берётся это умиротворение.

— Пришёл в себя, — произнесла она внезапно, голосом мелодичным и в то же время уверенным. Затем резко поднялась, давая мне возможность разглядеть её в полную меру.

Пока я не мог сообразить, что ответить, куда уж спросить, кто она и почему здесь. Я лишь заметил, как моя рубаха, порванная и вся в пятнах, с трудом скрывает остатки ужасного ранения, а она, казалось, смотрела на меня с лёгкой улыбкой или участием. Тем временем в голове у меня вспыхнул знакомый, надтреснутый голос:

— Повезло тебе, Леон. Встретить такого „охотника“ (или точнее „охотницу“) в этих местах — удача… Эти земли под жёстким контролем твоих „железных“ приятелей, и боги Леса уж точно не потрудились бы подбросить тебе помощь.

Да, это был Ир, мой вечный ворчун и дух-наставник. Снова его голос наполнил моё сознание язвительной интонацией, и я понимал, что он общается только со мной. Девушка никак не отреагировала на это. Может, она не слышит его. Или же просто ему не отвечает.

Я, однако, не хотел усложнять момент разговорами с Иром, а он продолжал что-то бурчать. По словам Ира, эта незнакомка убрала мою боль чем-то вроде «обезболивающего» с элементом силы — «духа охотника». А потому мне сейчас всё кажется не таким уж страшным. Я слышал его — и пропускал мимо ушей.

У меня никогда не складывалось с девушками. Всё время на бегу, какие-то мимолётные знакомства… Но здесь, в бескрайнем лесу, кажется, я буквально «поплыл»: ведь она и вправду восхитительно красива. И пусть мы находимся среди дикого леса, где смерть бродит на каждом шагу, меня сейчас окутывает нега.

— Леон? — повторил Ир уже насмешливее. — Перестань так ухмыляться, это ведь всё воздействие её духа: он дал тебе «обезболивающее», на твоём языке. Смотри не обольщайся, скоро оно исчезнет, и тогда ты прочувствуешь всю боль. Гвалар постарался на славу, и слава богам Леса, что ему хватило лишь тебя покалечить, а не сожрать целиком. Хотя я до сих пор гадаю, чем ты его так разозлил…

— Чем же? — промолвил я вяло, возможно, даже вслух. Голова казалась тяжёлой, а боль в обрубке, как ни странно, почти не донимала. Я понимал, что это не норма, и что всему виной «благостная» магия охотницы. Зато откуда-то в глубине меня пробивался тихий голос здравого смысла: «Ты не можешь тут вечно лежать или стоять вполуголом. Твои товарищи-„друзья“ и командир в смертельной опасности, а ты… ну, ты потерял руку. Но нужно двигаться дальше».

Вспышка тревоги пронеслась и быстро смолкла, уступая месту всепоглощающему расслаблению. Может, ментальное зелье действует так, что я не чувствую острой нужды бежать? А вдруг моё тело действительно слишком ослабело?

И всё же, стоя с полузакрытыми глазами и привыкая к незнакомке, я начал спрашивать себя: «Где командир Карвел? Где мой отряд?» Но слова застревали в горле, и я мог лишь ощущать глубокое облегчение от приятного тепла, разливающегося по сосудам.

— Чем-чем, — огрызнулся Ир, продолжая свою тираду в моей голове, — да твоей „меткой“ на запястье. Зверь вроде Гвалар чует такие руны за версту, и они не просят разрешения у Леса, чтобы тебя прикончить. А уж ты, со своими „друзьями“, явно не вызываешь у здешних духов симпатии…

«Точно, мои друзья…» — обрывок мысли попытался вернуть меня к реальности, но я не смог свести воедино ни фактов, ни образов. Ещё несколько секунд я пытался шевельнуться, хотя бы приподняться, но тело отказывалось слушаться. Возможно, это совместное действие ожога, ампутации (или как назвать потерю руки), шока и магического «обезболивающего» от девушки.

Внутренне я понимал: движение нужно, но та часть меня, что кричала про необходимость идти, затихла в каком-то уютном углу сознания. Так и оставался в полупритоптанном состоянии, довольный тем, что не горю и не замерзаю — эффект чего бы ни было.

Незнакомка, в свою очередь, смотрела на меня почти безучастно, но в глазах её сквозила ласковая усталость, будто она понимала моё состояние и не пыталась торопить события. Может, она привыкла, что подобные «железные» воины натыкаются на Гвалара или прочую зверьё, и спасение для нас выглядит именно так — пара часов под ядовито-сладким воздействием «духа охотника».

Ир же не умолкал:

— Не воображай, что всё хорошо, Леон, боли ещё впереди. Как только дух охотницы отпустит тебя, ты почувствуешь, в каком ты жалком положении. Но лучше сжать зубы и готовиться.

«Готовиться к чему?» — хотел спросить я, но вяло кивнул, на что девушка подняла бровь, будто прочла мой жест не как подтверждение, а как вопрос. Однако не сказала ни слова. Она по-прежнему стояла, выровняв осанку, давая мне возможность любоваться её фигурой и мягкими изгибами плотно прилегающей одежды. В голове стучало лишь: «Как она прекрасна…»

Мысли о моих боевых товарищах и командире, увы, оставались смутными тенями в сознании. Кажется, это было действие «обезболивающего» — затмевать всю тревогу. Я слышал, как Ир продолжает что-то ворчать про Лес, про то что мне повезло что Ир оторвал мне руку, как бы странно это не звучало. Но я не в силах был заострять на этом внимание, пребывая в блаженном оцепенении.

Так мы и застали друг друга: я, оглушённый и покалеченный, с обрубком правой руки, обмотанной листьями, и она, стройная охотница, излучающая силу и магию, заставляющую меня чувствовать, будто я невесом. А над всем этим витало молчаливое обещание Ира: «Скоро боль вернётся, Леон… будь к этому готов».

И она вернулась — боль. Неожиданно, без всякого предупреждения я выгнулся дугой и заорал. Похоже, там, где меня настиг Гвалар, адреналин тогда сделал своё дело, погрузив тело в состояние безумия, чтобы я не чувствовал всей этой жуткой муки. Теперь же я ощутил её в полной мере.

Я стиснул зубы, чтобы не кричать, но на глаза навернулись слёзы, и я без стыда плакал, потому что терпеть было невозможно, настолько это оказалась невыносимая и страшная боль. Казалось, вот-вот умру, так как сердце переставало биться в изнемождённом теле. Но я жил и кричал — теперь уже внутри, в беззвучном вопле, не слышном никому, только мне самому.

Вдруг охотница (точнее, незнакомка, что спасла меня) прильнула ко мне, глядя в мои залитые слезами глаза. Что-то прошептала, и боль понемногу отползла в сторону, словно оставив меня в полутьме моего сознания — она не исчезла совсем, но уже не рвала душу на куски. Я выдохнул, снова бессильно заваливаясь в лежачее положение.

Спасительница повернулась куда-то, вернулась с чем-то в руках — это была миска с тёплой жидкостью или, может быть, странный настой. Приподняв мою голову, она прижала миску к моим губам, и я жадно впился в её содержимое. Оказалось, что я безумно хотел пить, поэтому поглощал всё торопливыми глотками, чуть не захлёбываясь. Напиток оказался сладковатым на вкус, с горьковатым послевкусием — видимо, какой-то отвар трав или нечто вроде снадобья.

— Вот так, — прошептала она, — это поможет тебе унять боль и на время залечит раны.

— Без «зелёного» лекаря тебе всё равно не обойтись, — проворчал Ир и исчез.

Опять его нравоучения и непонятные речи. А я, немного приходя в себя, почувствовал, как пульсация в районе плеча понемногу отступает. Лекарь? Я и сам хотел бы, чтобы где-то рядом находился врач, но где его взять в этих условиях? Да ещё «зелёный»… судя по всему, речь о лекаре народа Леса. Но ведь я — «железный», у меня руна… Я осёкся, кося взгляд на своё правое плечо. Нет, руки-то нет, а вместе с ней и руны тоже нет. Значит… точно: Ир говорил о том, что во мне совмещались две противоборствующие силы: Проводник и Слушатель. Теперь, когда Гвалар оторвал мне руку, от «проводника» ничего не осталось. Может, поэтому всё так страшно болит? Возможно, то же самое чувствовал командир Карвел, когда отдал все силы ради нашего спасения? И где сейчас отряд? Выжили ли они? Ведь чтобы выжить среди таких тварей, надо сильно постараться.

Значит, теперь Слушатель. Я снова вернулся к своим мыслям: выходит, именно поэтому эта чудная дева ухаживает за мной, пытаясь вылечить. Решила, видимо, что я один из «них»? А одежда… я, насколько мог, приподнял голову и осмотрел себя: фактически почти гол, от моей прежней формы ничего толком не осталось, лишь обрывки рубахи, в которой я сюда попал. Меч лежал рядом — похоже, я всё-таки сумел его сохранить. Или, быть может, охотница не дала ему пропасть.

— Не обольщайся, — вновь заговорил Ир, всё с тем же ворчливым тоном. — Слушателем ты не стал. Вернее, когда-то мог им быть, но «проводник» в тебе преобладал. То, что ты лишился руны, факт. И то, что тебе из-за этого так больно, тоже факт. Не спрашивай, почему, всё равно пока не поймёшь. А вот полноценным Слушателем ты всё равно не сделался: внешне, внутренне — нет. Я по-прежнему буду приносить тебе боль, но, может, уже не так чудовищно, как раньше.

Я не знал, радоваться мне или бояться от того, что поведал Ир. С одной стороны, может, со временем я смогу научиться использовать его силу, пусть и через боль. С другой, я ведь лишился руки, а даже если в этом мире и есть какая-то «магия», рука — это рука. Выживать мне станет куда сложнее. Потому я испытывал странную смесь страха, благодарности за спасение и разочарования от неожиданной утраты. И как не сойти с ума за столь короткий период времени?

— Не дам тебе «сойти с ума», как вы говорите, — донёсся ворчливый голос Ира, прозвучавший чуть громче. — Со мной не получится.

И я не мог не вздохнуть с горьким облегчением. Сидя или лёжа на влажной, пахнущей листвой земле, ощущая возле себя поддержку девушки-охотницы, я думал о том, что впереди наверняка ещё много испытаний. Но пока это была единственная передышка в водовороте жгучих переживаний, и мне оставалось только надеяться, что этот передышок продлится чуть дольше, чем обычно.