Повелитель разума

Глава 1. Новичок

23 сентября. Четверг

От забора до школы всего ничего. Надо пройти через футбольное поле, обойти здание и попасть к центральному входу. Оценив размер луж и количество грязи, я выбрал другой путь. Спешить не обязательно. Даже если прогуляю уроки, никто и слова не скажет. Я ведь здесь даже не учусь.

Я вышел на задний двор школы. Помимо основного здания здесь были площадки, пристройки и небольшие посадки деревьев. А ещё лужи. Бесконечное количество луж.

— Эй! — окликнули меня, когда я проходил мимо деревьев.

Низкие и корявые, они раскинули ветви в стороны и скрывали неприглядное зрелище, расположенное за ними, — старое, с побитыми окнами, небольшое на фоне школы здание. Проёмы заколотили досками, но часть выдрали, а другую часть разрисовали граффити. А этот запах ни с чем не спутать. Вечная сырость, моча и дешевое курево.

Странный выбор для одинокой девушки. Именно она окликнула меня.

— Удобно? — спросил я, останавливаясь.

Она сидела на ветке, что припадала почти прямо к земле. В толстовке и курке, бледная и худая. Мешковатая одежда не могла скрыть девчачью, ещё не оформившуюся фигуру. Дурацкая челка наползала на глаза, волосы свисали по бокам, путая и не давая разглядеть лицо. Старые, повидавшие жизнь кросовки были расшнурованы, выдавая небрежность.

А ещё она не боялась. Глаза выражали любопытство.

— Раньше я тебя здесь не видела, — сказала девушка, наклонив голову, отчего волосы сдвинулись и закрыли один глаз.

— Ты всех знаешь?

— Да.

— Как зовут?

— А тебя?

— Всегда отвечаешь вопросом на вопрос?

— Как ты?

Я стоял и рассматривал её, подмечая новые детали. Девушка покачнулась, спрыгнула с ветки, подхватила сумку и подошла ко мне.

Фонило от неё скукой и любопытством. Не самый плохой набор.

— У тебя кровь, — сказала она, заглядывая мне в глаза. — Больно?

— Не заметил.

— Я Соня, — протянула руку.

Я посмотрел на свою ладонь. Она была в крови и грязи. Протянув руку, пожал хрупкую, прохладную девичью кисть.

— Курт.

— Приятно познакомиться, Курт.

Соня отпустила мою ладонь не сразу. Прикосновение продлилось настолько долго, что сквозь прохладу я успел ощутить тепло.

Она была живой и спокойной, как солнечный камень.

— Ты спас Тоби, — сказала она, отпуская мою руку.

— Не заметил, — улыбнулся я.

Соня тоже улыбнулась.

— Ты новенький?

— Да.

— Идем в школу? Не знаю, зачем ты перевёлся в эту дыру, но покажу тебе, что здесь и как. Пригодится, если доживёшь до конца недели. В чём я не уверена.

Директор выглядел как человек, который если и хотел помочь детям, то было это давно, на заре его карьеры. Сейчас же наблюдался закат.

С пивным брюхом, короткими, седыми волосами, неприметным пятном на рубашке, он читал газету, когда я вошёл в его кабинет. Приподняв глаза, он нахмурился, увидев незнакомое лицо.

— Буду у вас учиться, — пояснил я.

Морщины пролегли на его лице. Плохое лицо. Мне сразу не понравилось.

— Документы вы уже подписали, — добавил я, чтобы унять его беспокойство.

Он силился вспомнить, откуда это в середине сентября на него свалился новый ученик. Те из родителей, кто мог себе позволить, переводили детей отсюда. Гораздо реже переводили сюда. Должно было в жизни случиться что-то плохое для этого. Трагедии — не то чтобы редкость, но и не та вещь, к которой можно относиться как к рядовому событию.

— Да? — протянул директор, силясь вспомнить документы, которых не существовало.

— Да, — сказал я твёрдо. — Всё хорошо.

А последние слова проговорил, будто он болен. Директору понравилось. Морщины на лице разгладились, и он облегченно выдохнул.

— Тогда вам пора на первый урок… эм…

— Курт. Зовите меня Курт.

— Да-да, конечно, — закивал он, а потом повторил сам себе, — Курт.

Позабыв о моём существовании, он снова нахмурился и потянулся за сигаретой. Так бывает. Когда в их мозгах покопались, люди тянулись к чему-то привычному и успокаивающему, чтобы унять диссонанс.

Выйдя из кабинета, попал в коридор. У этого директора не было секретарши. Насколько я знаю, здесь вообще проблема с кадрами. Учителей не хватает, а те, что имеются… Ну, не стоит ждать профессионалов, готовых работать в этой дыре за копейки. Говорят, когда-то здесь было лучше. Так давно, что живых свидетелей не осталось. Лишь само здание, его размеры, выдавали то, что строили и правда с размахом.

Я прошёл вдоль желтых шкафчиков и разномастных учеников. Девицы в кислотно-зеленых кофтах и с раскрашенными лицами проводили меня взглядами. Парень в спортивной олимпийке дерзко шел мне навстречу.

“Толкну угрюмого ублюдка”

Эта мысль вылетала раз за разом из его головы, окрашенная алой злостью, и устремлялась ко мне, растворяясь через пару метров.

Ну да, как же. Мы встретились взглядами и он резко свернул, в него врезался другой ученик и они начали ругаться. Я ушёл дальше — мне нет дела до мелких потасовок.

Тот толстяк, которого я спас, пытался открыть шкафчик трясущимися руками. Я прошёл мимо. Очередной неудачник, который, если хватит мозгов, сбежит из Низин при первой же возможности. Не уверен, что она у него будет.

Прозвенел звонок. Старый и дребезжащий, стремящийся залезть под самую кожу. Его я тоже проигнорировал. Как и учеников, которые вяло поплелись по классам. Вместо того, чтобы последовать за ними, заглянул в туалет. Поморщился от вони и разводов на полу. Среди них точно была кровь. Кому-то не далее, как несколько минут назад крепко досталось. Я чувствовал этот приторный запах страха, отчаяния и скрытой ненависти.

Я смыл грязь и кровь с рук, привёл себя в порядок. Одежда сильно чище не стала, но хоть что-то. Не привык я к такому. В моей родной школе совсем другие порядки.

Если бы… Если бы не…

Нет, сейчас не буду об этом. Надо найти того, кто мне нужен. Я посмотрел в зеркало, натянул маску отрешенности, вышел в коридор и отправился в класс. Надеюсь, тот, кто стоит за той троицей долго себя не заставит ждать.

Повезло мне с ними. Думал дольше буду искать зацепки.

Когда я вошёл, учитель записывал у доски крупными буквами слово «Дисциплина». Я спокойно прошёл, выбрал свободное место и уселся за последнюю парту. Полноватый мужчина в очках глянул на меня. Он что, учился хмуриться у директора? Или это профессиональная деформация? Его желание спросить, кто я такой, читалось так же отчетливо, как и то, по каким причинам он выбрал именно это слово, чтобы потратить на него мел. Мы несколько секунд играли в гляделки, а потом он отвернулся и продолжил говорить.

— Если мы разобрались с опозданиями, — половина класса дружно посмотрела в мою сторону, думая о том, почему на остальных наорали, а меня проигнорировали, — то перейдем к теме урока. Объявление о независимости городов и установление демократии.

Первый урок история. Ну отлично.

Учителю не повезло. Если его кто-то и слушал, то в порядке исключения. Большинство шепталось, обсуждая меня и отчётливые следы крови на одежде. Учитель предпочел игнорировать это. От него воняло усталостью и раздражением. Он не хотел злиться, но не знал, что с этим поделать.

Здесь же находился тот толстяк. Он смотрел на меня со страхом. А ещё потел и вертел задницей на стуле. Сидел он на три ряда впереди меня, так что я мог в подробностях рассмотреть его взмокшую спину. Запах пота был настолько едок, что чувствовался в конце класса. Кажется, он из тех, кто не в курсе о существовании дезодоранта и личной гигиены.

Соня тоже сидела в классе. Обещанную экскурсию она мне так и не устроила. Я сослался на то, что надо отметиться у директора. Девушка не настаивала. Изображала из себя пофигистку, которой плевать на всё и всех. Возможно, это мудрое решение. Иначе здесь не выжить.

Учитель замолчал. Завис лицом к доске. Его сердце начало биться чаще, и он повернулся, задал вопрос одному из учеников, чтобы скрыть неуверенность и замешательство. Кажется, он забыл ту тему, о которой рассказывал. Высший пилотаж, ничего не скажешь.

Глянул на Соню. Та достала альбом и начала рисовать что-то. Простая картина причинила боль, и я привычно загнал эмоции поглубже.

Нельзя спешить. Нельзя срываться. Я должен действовать аккуратно.

Тема мне знакома. В нашем квартале обучали куда лучше. Весь урок я скучал, изучая тех, в чей класс попал. За пару минут до того, как прозвенел звонок, Соня впервые посмотрела на меня и подняла альбом, показывая. Она нарисовала меня во время драки. Точнее, то, как я получаю по лицу и отлетаю назад.

Когда прозвенел звонок, молча встал и отправился на выход. Внезапно толстяк тоже подскочил, пробежал через весь класс и преградил мне путь.

— Чувак, спасибо…

— Отвали, — бросил я ему и вышел в коридор.

Соня подкрадывалась ко мне, хитрая лисица. А может, и волчица, но это авансом.

— Сэндвичи с собой — это так мило. Мамочка делала? — спросила она с издевкой.

Если бы я заранее не почувствовал, что она хочет найти меня на большой перемене и что её внимание направлено в мою сторону… Если бы не ощущал, что свой интерес она всячески скрывает, то отнесся бы к словам иначе.

— Сам сделал, — ответил ей. — Хочешь?

— Что в них?

— Мясо, какая-то зелень, сыр.

— Что ты делаешь в нашей дыре, Курт? — присела она рядом и взяла один из двух сэндвичей. Понюхала, откусила небольшой кусочек, осталась довольна, хоть и не показала этого, а потом укусила с жадностью.

— Теперь это и моя дыра.

— Почему перевёлся?

— Так вышло.

— Унылая отмазка, — сказала Соня с набитым ртом.

— А ты сама что здесь делаешь?

— Знаешь, ты первый, кто это спросил. Наверное… существую. Как и все остальные.

— Отсиживаешь срок?

— Типа того, — хмыкнула девчонка.

— А дальше что? Есть большие планы по покорению мира? Или тихо сгниешь в Низинах?

— Сгнить в низинах — звучит почти как клевый план.

— Значит, ты из тех, кто не думает о будущем, — кивнул я, поедая свою часть обеда.

— Здесь сложно думать о будущем. Если задержишься у нас, то поймешь.

— Кажется, ты что-то говорила про то, что мне бы до конца недели дожить.

— Ты обидел пчёлок. Странно, что они ещё не избили тебя, не запугали, не пырнули ножом или не засунули твою голову в унитаз.

— А что, бывало и такое?

— Что именно? Тебя больше удивляет нож или голова в унитазе?

— Так сразу и не скажешь.

— Кстати, помяни чертей, они и появятся.

Соня посмотрела на троицу, что вынырнула из-за угла и направилась в мою сторону. Дерзкие, полные решимости, накрученные по самую макушку. Я не шелохнулся, продолжив есть.

— Соня! — крикнул их главный. — Свалила нахер!

— Сам свали, урод! — огрызнулась она моментально.

Парень от этого растерялся и остановился, но ненадолго. Он слишком накручен. И правда, пчёлки. Эмоции так и жужжали вокруг них.

Я закинул остатки сэндвича в рот и продолжил медленно жевать, ожидая, что будет дальше.

— Ты ведь знаешь, что мы не только страх собрать можем, — выставил палец в сторону Сони парень. — Лучше вали, пока за тебя не взялись.

Я посмотрел с насмешкой на Соню. Что она сделает? Так ли крута, как хочет казаться? Девушка задумалась. Вспомнила что-то мельком, нахмурилась и огляделась, словно потеряла нить и забыла, что происходит. Увидела меня, ответила извиняющейся улыбкой, подхватила сумку и отправилась отсюда подальше. Благоразумный ход.

Посмотрел на крикуна. Он одет в длинную майку без рукавов. Толстовку повязал на поясе. Несмотря на юный возраст, руки покрывали татуировки, а на шее виднелся скорпион — знак банды. Сами они себя так и называли. Скорпионами. Люди же их звали пчёлками. Соня не знает, что сообщила мне много чего полезного. Того, чем я и сам интересовался.

Да и это её замешательство. Ещё одно подтверждение, что мне улыбнулась удача.

Отряхнув руки, поднялся и встал напротив мелкого скорпиончика. Его звали… Впрочем, какая разница. Мне нужен совсем другой человек. Я огляделся, но никого подозрительного не увидел. Слишком много школьников вокруг, легко затеряться.

— Ты кое-что забрал у нас, урод, — ткнул меня пальцем в грудь говорливый.

— Да неужели, — хмыкнул я, сделал шаг назад и достал из кармана оранжевый флакон.

Уронив его на землю, топнул. Раздался хруст стекла.

Тот, что стоял слева… Надо всё же узнать их имена, а то так и запутаться можно. Почти у любого человека, которого я встречал, имя выступало столпом личности. Что-то вроде нити, пронизывающей остальные участки. Если знать, куда смотреть, то легко найдешь нужное.

Парня слева звали Адам. Угрожающего придурка — Шон. Того, что справа, — Джейкоб. Мне понадобилось две секунды, чтобы найти, как их зовут. За это время Адам успел побледнеть, раскрыть рот и схватиться за голову. Джейкоб нахмурился, сжал кулаки и двинулся на меня. Шон последовал за ним. Эмоции, которые его переполняли, вскипели, как набитый взрывчаткой чайник.

Люди — сложные существа. Редко когда у них в моменте преобладает одна эмоция. Гораздо чаще встречаешь коктейль из противоречащих друг другу чувств. Шон не стал исключением. Он злился на меня и мечтал отомстить. При этом он ощущал страх, направленный куда-то далеко. На последствия того, что я сделал.

Шон кого-то боялся в этой школе. И этого кого-то мне надо найти. Впрочем, достаточно сделать так, чтобы он сам захотел меня отыскать.

Когда Шон схватил меня за грудки, я отвёл руку и позволил короткой дубинке скользнуть из рукава в ладонь. Когда он начал замахиваться, чтобы ударить в лицо, я шагнул в сторону, отчего моя кофта натянулась, и резко опустил дубинку ему на локоть. Раздался крик, и парень повалился на землю, схватившись за больное место.

Джейкоб был слишком тупым, чтобы осознать опасность. В его понимании он по прежнему оставался охотником, а я — добычей.

Дубинка прилетела ему в челюсть. Щека смялась, будто резиновая. Голову повело вбок, а изо рта вылетела пара зубов вперемешку с кровью. Удара хватило, чтобы обезвредить самоуверенного подростка. Но я недооценил Адама. Он набросился на меня, врезался в корпус и повалил на землю. Руку с дубинкой ловко блокировал и врезал кулаком в подбородок. В голове что-то взорвалось, я потерялся и поплыл. Он ударил ещё раз, а потом ещё, пока не разбил моё лицо всмятку.

Когда пришёл в себя, чужая туша уже слезла с меня. Перевернувшись, сплюнул кровь, ощупал языком зубы. Либо он не умеет бить, либо я слишком везучий. Поднявшись, увидел, как Адам помогает уйти своим друзьям. Те бросали на меня злые взгляды, но продолжать не захотели.

— Мы не закончили, — буркнул я, сплюнув ещё один сгусток крови. Коснулся лица, но быстро одернул руку.

Больно. Но ничего, переживу.

Моей фразы они не услышали и вскоре свалили за ближайший угол. Кажется, на сегодня приключения закончены.

Чтобы попасть домой, мне надо ехать через две пересадки. Я убедился, что за мной никто не следит. С этих малолетних бандитов станется, наверняка уже задумали подкараулить в следующий раз.

Мы с ними обязательно встретимся, в этом я не сомневался. Но встретимся на моих правилах, когда я буду готов.

Автобус тарахтел, дергался раз в пару минут и демонстрировал то ли упёртую живучесть, то ли то, что ждёт в старости каждого, если он встретит свои последние годы в Низинах. Работа на износ, даже когда срок годности вышел.

Водитель фонил тем сбором, который я называл «удушение». Едва тлеющие угли ненависти, пассивной агрессии, тупого смирения и ещё пятерки не самых лучших чувств, на которые способен человек. Тупым смирением я называл вовсе не то, про что говорилось в Библии. Нет, это было смирение сдавшегося человека, единственная радость которого — делать хоть что-то, пусть и давно ненавистное.

Я повернулся и посмотрел на женщину, что сидела рядом. Её лицо, изъеденное оспой, было отражением самой жизни. А бутылки в пакете, что позвякивали, когда дергался автобус, намекали, как именно она убегает от реальности.

Женщина подняла голову, заметила мой взгляд и приподняла верхнюю губу, показывая, что денег на зубного у неё последние десять лет не было.

Смотря на эту картину, я всё лучше и лучше понимал, почему любой человек, не потерявший остатки здравого смысла и волю к жизни, стремился сбежать из Низин. Я же туда сунулся по доброй воле.

Не желая больше слышать эмоции людей, я закрылся и дальше собрался ехать, уставившись в окно.

Голова раскалывалась от боли. Кожу на лице стянуло, а губы распухли так, будто их осы покусали. Не осы, а пчёлы, но сейчас от этого было не легче. Кулаки чесались. Я разбил костяшки, и они покрылись засохшей коркой крови. Когда вернусь домой, надо будет нормально обработать раны и закинуть одежду в стирку, чтобы отец не заметил. Хотя он мало что замечает. Отчасти из-за меня. Не хотелось бы снова залезать ему в мозги, поэтому лучше убрать лишние поводы.

Тарахтение автобуса врезалось в мозг, как сверло. Прохлада от стекла быстро прошла, а вибрация сделала лишь хуже. Я клацнул зубами на очередной кочке и предпочёл отодвинуться. Меня тошнило. Дурнота подкатила откуда-то снизу, а запахи обострились. Не люблю это состояние. Всё такое острое, царапающее, проникающее прямо в мозг.

Я снова попытался закрыться, но не получилось. Не в этом состоянии. Концентрации не хватало. Так и ехал, смотря мутным взглядом в такое же мутное стекло.

Когда автобус остановился на конечной станции в Низинах, выдохнул с облегчением. Сейчас мне предстояло испытание ничуть не меньше, чем сама поездка, но хотя бы на свежем воздухе.

Низины расположены в самой нижней части города, за что и получили название. Там, куда я приехал, находится подъём наверх. Почти отвесная скала, метров десять в высоту.

Есть дорога, связывающая верхнюю и нижнюю части города. Подходящие мне автобусы между ними не ходят. Так что впереди ждала длинная и скользкая лестница наверх.

Сколько помню себя, никогда не ценил дом. Сложно что-то ценить, когда пользуешься этим всю жизнь. Зато я точно знаю, что ценил. То ощущение тепла, безопасности и уюта, что было у нас в доме несколько лет назад.

Сейчас его нет. Сейчас там пустота и отчуждение, безразличие и мастерское умение делать вид, что ничего не произошло. В последнем я несправедлив. Как-никак, всё произошло именно из-за меня. Но нельзя иначе. Есть такие проблемы, которые лучше тщательно спрятать вместо того, чтобы жить с ними.

Я вышел в своём квартале и ещё пять минут шёл по улице, накинув на голову капюшон. Нельзя, чтобы соседи увидели меня таким. Пойдут слухи, а любой коллективный процесс для меня опасен. С кем-то одним я ещё способен справиться, если будет время, а задача выпадет не очень сложной, но если их будет много… Уже сложнее.

Мы жили в квартале Гранд Морисонта. Спроси любого жителя, кто это такой — не ответят. Задумаются, потешно нахмурят лоб, попробуют для самих себя найти объяснение, а вскоре благополучно забудут, о чём думали. Таков наш мир. Помнить о некоторых вещах — удел избранных, в число которых попал и я.

Напротив дома росло большое дерево. Семейное, как мы говорили. Среди его ветвей скрывался начавший гнить домик. Отец его построил для меня, когда я был маленьким. Сейчас всем на меня плевать. Отец пропадал на работе, и я рад, что у него есть хоть это.

Дверь открыта. Наверное, сестра опять забыла закрыть.

Я прошёл внутрь и замер, прислушиваясь. Открытая дверь — не самое страшное, что может случиться, даже если ты живешь в почти благополучном квартале. Низины не так уж далеко отсюда, и иногда с хорошими девочками случаются плохие вещи. Сестра ощущалась наверху, у себя в комнате. От неё веяло… пустотой. Вздохнув, я прошёл в ванну, смыл кровь и занялся ранами. Разбитое лицо, которое я наблюдал в зеркале, заставило вновь задуматься о том, что я делаю.

Это всего лишь стычка с тремя пчёлками-скорпионами. Что будет, когда возьмусь за рыбу покрупнее? Вопрос неутешительный. Ответ на него — того хуже. Голова нещадно болела, и я закинулся парой таблеток обезболивающего. Нельзя ими злоупотреблять. Но для этого мне нельзя злоупотреблять силой. Сегодня я слишком сильно нагрузил разум. Как минимум половина боли от этого, а вовсе не от чужих кулаков.

Когда убедился, что выгляжу более-менее приемлемо, то поднялся наверх и постучал в дверь сестры. Открыв, заглянул внутрь. Она сидела на кровати, откинувшись спиной на стену, и листала учебник.

— Привет, Курт, — поздоровалась она рассеяно.

— Привет, Али. Как твой день?

— Хорошо. А твой?

— Тоже неплохо. Ты ела?

— Вроде бы да, — задумалась она и, кажется, позабыла, что разговаривает со мной.

Больно. Каждый раз больно смотреть на это.

Десять дней назад Али не пришла домой. Я искал её весь долгий вечер и ещё более долгую ночь. Нашёл бредущей по дороге, недалеко от той самой лестницы между районами, в разорванном платье, с кровоподтеком на лице. Отец до сих пор уверен, что она была у подруги. Незачем ему тащить этот груз правды. Сама Али ничего не помнит о том вечере. Я позаботился об этом.

Она тогда многое потеряла. Гораздо больше, чем теряют хорошие девочки, встретившись с плохими парнями.

— Пробовала рисовать? — спросил я, зная ответ.

— Рисовать..? — удивилась она вопросу и тому, что я нахожусь здесь. — Я же не умею рисовать…

— Да, точно… Просто так спросил. Отдыхай, Али. Если что, я у себя.

— Конечно, Курт… — она снова потеряла нить разговора.

Вопрос про рисование был проверкой, насколько крепки мои скрепы, удерживающие её разум. Его задать мог только я. Спроси кто другой, случится беда.

Будь я чуть опытнее, то исправил бы это, но мне не хватало ни силы, ни знаний, ни мастерства. Приходилось мириться и благодарить удачу за то, что хоть что-то смог исправить.

Последние десять дней были адом для нас обоих. Сестра наконец-то успокоилась, а мой ад продолжился. Спуск в Низины — его часть. Я как Данте, отправился в самый низ, чтобы вернуть нечто важное.

Зайдя к себе в комнату, устало опустился на кровать и несколько минут молча смотрел в стену. Потом заставил себя подняться, открыл ящик и достал папку с рисунками.

Они не являлись вершиной художественного мастерства, но были сделали достаточно толково. Любой бы подумал, что автор рисовать умеет, любит и часто это делает. Толстая папка. Много накопилось за все те года, что моя сестра “пачкала бумагу”. К этому её мама пристрастила. В этом Али спасалась в самые темные вечера после того, как мамы не стало.

Это у неё отняли в ту самую ночь. Это я собирался вернуть, уберечь её разум от распада.