Потомки джиннов

Глава 38

Вопли слышались по всему саду, обрываясь один за другим. Абдалы наступали. Теперь в сад ворвались и мираджийские солдаты, убивая чужеземцев, которым удавалось выскочить из жуткого кольца. Воздух наполнился запахом крови и горящих тел.

Я поймала себя на том, что жду приказа от Шазад. Приказа не было. Прижавшись спиной к стене, подруга застыла в ужасе рядом со мной, наблюдая, как горят заживо люди, повторяя участь нашего друга Бахи.

Кто-то должен был принять командование на себя. Я окинула взглядом сад в поисках Жиня, но не нашла его.

— Сэм! — повернулась я к альбу. — Выводи, кого сможешь, через стену, а потом уходи сам… Шазад! — Она вздрогнула, ощутив мою руку, сама не своя от страха. «Что ж, значит, кто-то должен стать ею». — Шазад, соберись! — Бледная как мел, она кивнула. — Сумеешь взорвать ворота своим порохом?

Ворота находились на другом конце сада, до них надо было ещё добраться через царящий вокруг кровавый хаос.

В глазах подруги появилось осмысленное выражение. Я понимала, о чём она думает: абдалы мираджийку не тронут, чего нельзя сказать об озверевших солдатах, рубящих направо и налево.

— Мне нужно оружие, — выдавила наконец она, приходя в себя.

— Вот, держи! — Рядом появился Рахим в окровавленном мундире и протянул непривычного вида чужеземный меч. — Ты правда так хороша в бою, как говорила Амани?

— Я ещё лучше, — буркнула Шазад, берясь за рукоятку. — Идём вместе?

Султан был прав: они составляли прекрасную пару. Меч и сабля мелькали в воздухе в такт, словно ими орудовал один человек, прорубая дорогу к воротам. Сэм уже исчез в толпе, сбрасывая на ходу свой альбийский мундир.

«Где Тамид?» Мысль поразила меня как громом. Его должна была вывести Хала, но всё поменялось, и ей поручили Лейлу. «Надо срочно добраться до Тамида! Как будто мало Пыль-Тропы — не хватает ещё бросить его в беде снова!»

Ещё не додумав, я бросилась бегом вдоль дворцовой стены, увёртываясь от мечущихся в панике людей, с ходу проскочила в дверь и бросилась по коридору. Однако затихающий шум за спиной тут же сменился топотом погони. Бросив взгляд через плечо, я увидела троих солдат с ружьями, а когда заворачивала за угол, вслед раздался выстрел, и пуля врезалась в стену, осыпав меня осколками камня. Похоже, брать меня живой не собирались.

Я устремилась к следующему повороту, оскальзываясь босыми ногами на гладком мраморном полу. Глянула за угол и обмерла: в конце следующего коридора стоял Жинь с револьвером в руке! С колотящимся сердцем я кинулась к нему, но сапоги за спиной топали всё громче. Он повернулся и поднял револьвер, но не мог выстрелить в преследователей, чтобы не задеть меня. Я припустила изо всех сил, ожидая в любой миг пули в спину.

Позади уже слышалось щёлканье взводимых курков. На полном ходу я врезалась в Жиня, он обхватил меня и развернулся, прикрывая своим телом, но я тут же выхватила у него револьвер и сразу почувствовала себя как дома. Оружие трижды дёрнулось у меня в руке, и больше стрелять нужды не было. Ни у кого.

На полу валялись три трупа. Мы с Жинем стояли в коридоре одни.

— Ты вся в крови! — Его руки лихорадочно ощупывали моё тело. Меня трясло от облегчения — и от близости Жиня. «Мы снова вместе!»

— Не знаю, чья это… — Я и правда не имела понятия. — Бежим скорее! Надо выводить людей…

— Уже выводят. — Он схватил меня за руку. — Шазад занимается воротами, а Имин вытащила твоего друга Тамида. А нам надо…

Мы завернули за угол к лестнице и встали как вкопанные. Путь загораживал Кадир, два абдала у него по бокам слепо таращились бронзовыми лицами, навеки искажёнными болью. Как у Нуршема, только без глаз, и вообще без плоти и крови внутри — и без единого человеческого чувства. Солдаты, не знающие сомнений. Точно такие, как мечтал султан. Демджи, которые никогда не предадут и не ослушаются приказа.

Я выстрелила инстинктивно. Пуля глубоко ушла в глиняное тело в том месте, где было бы сердце, но истукан даже не шевельнулся. Патронов в барабане больше не осталось.

— Ну что, сучка демджи? — прошипел Кадир, поднимая свой револьвер. — Теперь никакой мой брат-изменник тебя не спасёт.

— Ты уверен? — Жинь шагнул вперёд, загораживая меня и сжимая кулаки.

Однако султим не собирался драться честно. Его палец уже нажимал на спусковой крючок… но тут пол под ногами тряхнуло. Это взорвались ворота в саду. Рука Кадира дрогнула, пуля ушла в стену. Я дёрнула Жиня за руку, и мы кинулись назад за угол и вверх по винтовой лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Кадир пыхтел следом, но мы успели выскочить в коридор — и только тут мне стало ясно, куда попали.

Я рванулась к двери в конце коридора, увлекая за собой Жиня. «Мастерская Тамида!» Откуда в первый день я разглядывала с балкона крыши Измана и думала, смогу ли допрыгнуть до дворцовой стены.

Не выпуская из рук револьвера, я торопливо задвинула за нами засов. Дверь тут же затрещала от удара плечом снаружи. Полка на стене дрогнула, и с неё упал, разбиваясь вдребезги, какой-то стеклянный пузырёк.

«Вот!» На полке среди бутылочек и бинтов лежал моток верёвки. Схватив его свободной рукой, я кинулась к балкону, Жинь не отставал.

«Так и есть, допрыгнуть можно, а оттуда без помех спуститься вниз на ту сторону!»

— Ну что, попробуем?

Я глубоко вдохнула, настраивая себя на прыжок. На самом деле до стены не дальше, чем с крыши Тамида до соседней в Пыль-Тропе, а там прыгать приходилось не раз. Только было это давно, да и падать, если что, отсюда выше.

— Нет, не смогу, — неожиданно признался Жинь, прерывисто дыша и зажимая бок.

— Плохо… — Я отвела его ладонь и увидела длинную кровоточащую рану. Пуля прошла по касательной и прорвала кожу. Между тем в дверь продолжали ломиться. Мы были в ловушке, теперь только вперёд, на дворцовую стену. — А по верёвке переберёшься? — спросила я, привязывая её к балконным перилам.

Его губы чуть приподнялись в знакомой улыбке.

— Я давно говорил в последний раз, что ты замечательная?

— Нет! — Я затянула ещё узел. — Ты опять пропал на месяцы и даже не попрощался.

— Так вот: ты… — Жинь развернул меня к себе и быстро чмокнул в уголок рта. Меня бросило в жар. — Ты замечательная! — Ещё раз — в другой уголок.

Я притянула его к себе и яростно впилась в губы, потом оттолкнула.

— Нет времени, потом!

— Это просто, чтобы тебя отвлечь… — Он сильно дёрнул за верёвку, и все мои труды пошли прахом. — А вот узлы твои не слишком замечательные… дай-ка я. — Его пальцы проворно замелькали. Затем он обвязал меня другим концом за талию. — Если уж рискуешь жизнью, надо делать это безопасно.

— Точно выдержит? — Я с сомнением взглянула на петлю вокруг перил.

— Положись на моряка, когда речь идёт об узлах… и на меня — когда о тебе.

Он помог мне забраться на перила, поддерживая одной рукой. Смотреть отсюда вниз было ещё страшнее. Пусть прыгать и недалеко, но, если не допрыгнешь… да и стена впереди неширокая, можно и сорваться. Да ещё без разбега… Ничего, справиться можно.

Дверь за спиной загрохотала, только чудом держась на петлях.

«Надо справиться!»

Я глубоко набрала в грудь воздуха и прыгнула, что было сил оттолкнувшись от балконной ограды.

Подо мной распахнулась пропасть. Так, наверное, чувствовали себя в первый миг Изз и Мазз, превращаясь в птиц и взмывая в воздух.

Босые ноги подломились, ударившись о твёрдый камень, и я едва успела обхватить руками зубец стены, чтобы не опрокинуться вперёд. Убедившись, что стою крепко, торопливо отвязала верёвку от пояса и, натянув, обвязала вокруг зубца. Остаток повис на внешней стороне — не до самой земли, но достаточно низко, чтобы спуститься.

«Слава Всевышнему, всё вроде бы нормально… только бы и дальше повезло!»

Жинь перемахнул через перила и повис на верёвке спиной вниз, уцепившись руками и ногами. Узел на моей стороне затянулся до предела.

«Только бы не соскользнул, не развязался!»

Узел выдержал, и Жинь медленно пополз ко мне, подтягиваясь руками и оставляя на верёвке следы крови. Мне оставалось лишь смотреть и молиться с сердцем, подступившим к самому горлу.

Он был уже на середине пути, когда дверь опрокинулась внутрь, и в мастерскую влетел пунцовый от бешенства Кадир.

Я выхватила из-за пояса пустой револьвер.

— Стоять! Тронешь верёвку, пожалеешь, что родился на свет!

— Не посмеешь! — Султим застыл на пороге балкона, грудь его тяжко вздымалась.

— Демджи никогда не лгут! — Я взвела курок.

Мы оба замерли, теперь двигался только Жинь. Он уже приближался к крепостной стене. Очень медленно, правда, но торопиться и не стоило, достаточно было опередить тупые мозги Кадира. Когда ещё тот догадается, почему я не стреляла на лестнице!

— Кадир! — Голос в дверях заставил меня крепче обхватить зубец стены, чтобы не свалиться.

Султан шагнул в комнату и приблизился к сыну. Правитель был один. «Куда подевались те двое абдалов?»

— Отец! — Кадир вытянул руку, показывая на меня пальцем. — Осторожнее, у неё револьвер!

Взгляд султана переместился с меня на Кадира, потом снова на меня. Соображал правитель Мираджа куда быстрее, чем его первенец.

«Жинь, поторопись!» — мысленно воскликнула я. До стены ему оставалось совсем немного.

Ладонь султана тяжело опустилась на плечо Кадира:

— Ты дурак, сын мой.

В руке правителя блеснул кинжал.

Я вскрикнула. Из горла рвались пустые угрозы, которые я не смогла бы осуществить, обещания помогать, остаться во дворце, если Жиня пощадят, — что угодно, лишь бы купить для него последние несколько мгновений, хотя бы один шанс дотянуться до стены.

Однако лезвие кинжала не потянулось к верёвке… а стремительно чиркнуло по горлу Кадира, перерезав его от уха до уха.

Смерть наступила мгновенно, так приканчивают дичь на охоте. Лицо упавшего султима даже не исказилось в агонии, оставшись яростно-возмущённым. Кадир не успел пожалеть, что родился на свет.

Мой язык застыл во рту, тело бил озноб.

Султан спокойно глянул на меня, вытирая кинжал, испачканный в крови своего первенца, о его рубашку. Я будто вновь сидела за столом напротив него и слышала его слова о сыновьях, которые обратят Мирадж в прах под сапогами чужеземцев. О том, что Кадир достоин править не более чем Ахмед.

«Ради своей страны я готов на всё, Амани», — вспомнилось мне. А ещё он совсем не дурак, и если до сих пор не догадался, что револьвер пуст, ждать осталось недолго. Разве что как-нибудь заговорить его…

— Мне давно уже не приходилось бывать на молитве… — робко выдавила я с тяжестью на сердце. Видит Всевышний, как я ненавидела Кадира, но видеть его остекленевшие глаза, обращённые в ночное небо… — И всё же, насколько я помню, убийство собственного сына…

— Да-да, знаю, — кивнул султан с печальной улыбкой. — Грешно проливать родную кровь… но ты вспомни, Амани, годовщину каких событий мы сегодня отмечаем. Думаю, после своего восшествия на трон мне уже давно нечего терять. Кроме того, Кадир никогда не стал бы хорошим правителем. Моя вина — он родился, когда я был ненамного старше, чем он теперь… был. — Он мельком глянул на окровавленное тело у своих ног. — Я вообще надеялся, что трон достанется моему внуку, минуя Кадира, но так уж вышло. Кто мог знать, что его… честолюбивая жена окажется столь предприимчивой?

«Моей сестры нет в живых всего несколько дней, а имя уже стало забываться. Небось так и назовут в истории — “честолюбивой султимой”».

— Кстати, должен признать, я никак не ожидал, что ты сумеешь освободиться. — Он покачал головой почти с уважением. — Как тебе удалось?

— Верность подданных часто переоценивают… — Я не собиралась выдавать имя Тамида. — Но скажите, неужели вы думаете таким образом спасти страну? Надеетесь завоевать народную любовь, убивая всех, кто стоит на пути?

— Мёртвые чужеземцы там, внизу, — не главное, Амани. Главное — живые, которые остались за морем. — Султан задумчиво глянул на меня поверх револьвера. — Ты же знаешь, что бывает, когда гибнет правитель? Правильно, смута. Гражданская война. Им станет не до нас, Амани… а когда о нас вспомнят, границы уже будет охранять целая армия абдалов.

«Войско глиняных истуканов, повелевающих огнём! Да уж, — подумала я, — тогда никакие галаны не страшны».

— Тот мой демджи до тебя… — продолжал султан. Он про Нуршема, поняла я. Не подстрелила бы утку, сама осталась бы безымянной. Мы для него как вещи. — Хорош был огонь, но ничего не получилось… — Потому что я освободила брата! — Вот и возникла мысль создать бомбу из металла со всей мощью джинна внутри. А получилось ещё лучше: теперь у меня есть истинный огонь, источник жизни, ведь пламя джиннов, их кровь, и есть сама жизнь. Я сумел обуздать эту мощь, но не для разрушения, а чтобы подарить своей стране. Галаны отвергли магию и обратились к машинам, альбы до сих пор цепляются за своих бессмертных, а мы пойдём по пути тех, кто использует и то, и другое.

— За счёт убийства джиннов!

— Когда-то джинны создали нас, чтобы послать на смерть! А нам они помогли в наших войнах? Отразили полчища чужеземцев, которые осаждают наши границы? Особенно сейчас, когда мой сын натравил одну часть народа на другую и тем самым ослабил нас.

Он объяснял терпеливо, словно трудный урок своему ребёнку. Только отец мой был не он, а скованный в подземелье джинн, рискующий своей жизнью впервые с времён Разрушительницы. Джинн, которому было наплевать, жива я или нет. Только мне почему-то было не наплевать на него.

— Время бессмертных давно ушло, Амани. Их мир достался людям, потому и демджи, подобные тебе, стали теперь так редки. Мы дети джиннов, но детям суждено рано или поздно занять место родителей… — Султан вдруг лукаво прищурился. — А ещё я думаю, что у тебя больше нет патронов, Амани!

В тот же миг Жинь, закряхтев от боли, ухватился за стену и перемахнул на ту сторону, увлекая меня за собой и хватаясь другой рукой за свисающую верёвку. Мы стремительно скользнули вниз.

«Свобода!»