Султан был опасен с одним джинном в руках, а теперь их у него целая армия!
Джинны создали людей, чтобы те дрались за них, но известны и другие истории, когда сами бессмертные сражались в людских войнах. Жестокие завоеватели надевали на джиннов железную узду и направляли их мощь против целых народов. Другие доблестью и геройством привлекали джиннов на свою сторону и с их помощью рассеивали врагов. Как бы то ни было, противостоять бессмертным не мог никто.
Уже пробивался рассвет, когда султан повёл меня обратно, по-хозяйски приобняв за талию. Мы уже подходили к гарему. «Что делать?» Мысли в голове крутились как бешеные. Слишком много надо успеть, а времени почти не осталось.
Рассказать о новых джиннах Сэму. Позаботиться о маленьком Фади, плачущем у меня на руках. Придумать, как вызволить Ширу. И всё это до того, как Айет донесёт на меня султану. Поговорить с ней! Сейчас всех занимает только история с Широй, но рано или поздно Кадир или кто-нибудь другой выслушает его жену, султан допросит меня и узнает, кто такой Синеглазый Бандит. Тогда всё кончено. Скорее, скорее…
— Отец!
Рахим шагал навстречу по коридору — воротник расстёгнут, волосы всклокочены. Похоже, не спал всю ночь. Следом за принцем семенили две служанки. Что он здесь вообще делает? Если Айет выдаст, ему тоже несдобровать.
— Отец, можно тебя на два слова?
Мужчины отошли в сторону, где никто не мог их слышать, и быстро заговорили полушёпотом. Я занервничала ещё больше. Рахим не захочет подвергать опасности Лейлу и пожертвует ради неё мною не задумываясь. Что его осуждать, ведь и для меня жизнь любого из наших дороже их обоих! Почему мне ни разу не пришло в голову, что он может спасти сестру и себя за мой счёт, не дожидаясь, пока это сделает Айет?
— Простите…
Служанки с поклоном шагнули ко мне, загораживая сомнительного союзника. Одна из них требовательно протянула руки к младенцу.
— Нет! — Я судорожно прижала его к колотящемуся сердцу.
«Пусть ничего не успею, но не дам ещё одному демджи исчезнуть в гареме!»
— Его пора покормить! — заговорила другая. Раздражение в её голосе казалось странным для дворцовой прислуги. — Ну же, не упрямьтесь!
Такое нахальство заставило меня глянуть внимательнее, но она стояла, почтительно склонив голову, и лица я не разглядела. Тем не менее наша перепалка привлекла внимание султана.
— Отдай, Амани! — рассеянно бросил он, продолжая беседу с сыном. Я попыталась поймать взгляд Рахима, но принц вёл себя так, словно мы никогда не были знакомы.
— Не надо бояться, — вновь заговорила первая служанка. Голос был чем-то знаком, но я совершенно точно никогда не видела её в гареме. — Мы о нём позаботимся.
Султан повернулся спиной, и она на миг приподняла голову.
Я стояла лицом к лицу с Халой!
Свою золотую кожу она скрыла под иллюзией, но черты невозможно было не узнать. «Как странно, знакомая и в то же время совершенно другая!» От прежней остались лишь высокие надменные скулы и длинноватый нос, но с обычным цветом лица она выглядела моложе и беззащитнее.
Другая служанка тоже взглянула на меня. Вместо тёмных глаз уроженки песков на меня смотрели золотые. «Имин!»
Сердце снова пустилось вскачь. Что-то уже началось!
Имин еле заметно подмигнула, так ловко, что не заметил бы и султан, смотри он на нас. Младенец был уже на руках у Халы. Хоть я и получила приказ, но мало кому доверила бы Фади с такой радостью. Не знаю, как насчёт материнских инстинктов у демджи, но своих они в обиду не дают.
Я ожидала, что они обе скроются в дверях гарема, но Имин обернулась и схватила меня за руку.
— Живо! — шепнула она, увлекая меня дальше по коридору. — Не оборачивайся!
«Слишком быстро, — подумала я. — Султан обернётся и сразу поймёт, что мы убегаем».
— Что вы затеяли?
— Время поджимает, придётся строить планы на ходу… Сюда! — Мы завернули за угол, и я немного перевела дух.
«Рахим не предатель, он просто отвлекал султана!» Мне стало стыдно за свои подозрения. Когда беседа закончится, султан подумает, что я уже в гареме, — если вспомнит обо мне вообще.
— Фади… младенец… — выдавила я, запыхавшись. — Султан станет его искать, надо…
Имин раздражённо закатила глаза к потолку.
— Думаешь, без тебя не сообразили? — Она замедлила бег и свернула из мраморного коридора в обширный сад.
Дневная жара ещё не навалилась, но яркое утреннее солнце после мрачных подземелий заставило меня прищуриться. Мы скользнули в тень деревьев подальше от любопытных взглядов, и Имин одним движением скинула халат служанки. Под ним оказался военный мундир, слишком длинный для её роста и обвисший на плечах. Ослабила затянутый ремень и отпустила закатанные рукава, готовясь сменить тело.
— Мы не можем просто так вынести ребёнка из гарема, — объяснила она. — Кто-нибудь обязательно заметит. Пусть сначала подумают, что он умер. Например, увидят, как Кадир топит его в припадке ярости…
«Хала способна такое устроить», — подумала я. Потому они рискнули послать её сюда. Может даже вложить воспоминание в голову самого Кадира, а если его не случится рядом, кому поверит султан, десятку жён и дочерей, видевших убийство своими глазами, или сыну, известному своим дурным характером? Особенно если младенец уже исчезнет.
— Тогда моя любимая сестрица сможет вынести его на руках под прикрытием другой иллюзии, — усмехнулась Имин. — Очень просто.
— А как же его мать? — У меня упало сердце. — Шира, моя двоюродная сестра… её получится вытащить?
— Её мы и не… — начала Имин и осеклась, не успев предсказать будущее.
Тем не менее я поняла. Мы не будем спасать Ширу. Предсказано или нет, но решение уже принято.
— Почему? Если вынести Фади, почему не вывести и его мать? Сэм проводил сквозь стену и Шазад, и вас…
— Мать в тюрьме, а там везде железные решётки, Сэму не пройти. — Имин опустила глаза. — Но я могу провести тебя, чтобы попрощаться перед казнью. — Вот для чего форма охранника. — Она хочет увидеться с тобой.
Я всё-таки не понимала. «Чего-то Имин не договаривает».
— Но почему нельзя заставить охранника просто отпереть замок и вывести её? Значит, есть ещё какая-то причина. Почему?
Имин выпрямилась. Она тонула в огромном мундире, рукава свешивались до колен, словно в детской игре с переодеванием в одежду взрослых, но по выражению лица ей можно было дать куда больше восемнадцати лет.
— Потому что мы ещё не оставили надежды спасти тебя.
Теперь понятно. Если Шира исчезнет, мне можно самой идти сдаваться. Она не младенец, смерть которого легко внушить. Рано или поздно султан меня заподозрит, ведь я уже упрашивала его пощадить изменницу. Пара вопросов, и я выдам всех… Получается, либо Шира, либо мы все.
— Но Айет… — начала я. Для меня всё и так уже почти кончено. Моя глупость и беспечность поставили наше дело на грань полного краха.
— Об Айет можешь не беспокоиться.
Тело Имин начало расплываться, заполняя одежду стражника и вырастая на глазах. Пара мгновений, и Имин была уже на голову выше меня. Был…
— Что ты имеешь в виду?
Она сердито потёрла подбородок, обрастающий щетиной.
— Терпеть не могу эту бороду! — Гулкий бас явно привык отдавать приказы. — Навид тоже отрастил, теперь с ним целоваться, как со щёткой! Везёт тебе, твой Жинь всегда гладко бреется.
— Зато Навид не пропадает то и дело неизвестно куда, — фыркнула я. Надавила пальцами на глаза, борясь с усталостью. — Выходит, мы позволим им казнить Ширу?
— Либо её, либо тебя, — стражник пожал могучими плечами. — Если очень хочешь, могу её вытащить, но тогда придётся убить тебя сразу и прямо здесь, чтобы не выдала всех нас. — Имин выразительно побарабанила пальцами по рукояти кинжала за поясом. Я понимала, что угроза не пустая. Ради общего дела так поступил бы любой из нас. — Ты полезнее живая, а она… — Голос Имин дрогнул, но демджи не может лгать. — Она полезнее мёртвая.
Во дворцовой тюрьме даже в разгар жары бил озноб. Спускаясь по выщербленным ступеням вслед за фальшивым стражником, я зябко передёрнула плечами. Взглянув на мундир, тюремный охранник пропустил нас без слов, и мы остались одни.
Шира дрожала в углу в том же окровавленном халате, в котором рожала. Я шагнула к ней, но Имин положила мне руку на плечо и выразительно кивнула на соседнюю камеру. По ту сторону запертой решётки виднелось в сумраке что-то похожее на груду тряпья, но затем я уловила еле заметное дыхание. Женщина скорчилась на боку, спутанные чёрные волосы скрывали лицо, но я узнала розовый халат с вишнёвой вышивкой, тот самый, в котором она была тогда в зверинце.
— Айет?
— Не зови, она больше не говорит, — хрипло произнесла Шира, не оборачиваясь. — Полумёртвая, еле дышит. — Как Саида и Узма, с ужасом поняла я. Шира медленно приподнялась и села, опираясь на стену. — Ты хотела знать, куда исчезают женщины из гарема? — Она величественно обвела рукой вокруг себя, словно демонстрировала золочёные палаты. — Вот сюда мы и исчезаем. А ты не верила, что я ни при чём. — Рука бессильно упала. — Хорошо ещё, только одна из нас сегодня умрёт.
— Шира…
— Можешь не утешать, — хмыкнула она презрительно, как когда-то в нашей общей спальне в доме у тётки, но теперь меня было не обмануть показной бравадой. В голосе слышалось отчаяние. — А ты мог бы и не таращиться! — прошипела она Имин. — На закате меня казнят, на вторую казнь уже не высмотришь!
Хотелось сказать, что Имин своя, но зачем? Ей не до того. Я чуть заметно кивнула Имин, и она вернулась на лестницу, чтобы не слышать.
— Ну вот… — вздохнула я, сползая по стене. Мы сидели почти рядом — впервые почти за семнадцать лет. Что в Пыль-Тропе, что в гареме только препирались лицом к лицу. Теперь нас разделяла железная решётка. — Ты хотела меня видеть, и я пришла.
— Смешно… Последний человек, которого я хотела бы видеть, он же последний, кого вижу в жизни.
— Можешь не объяснять, Шира. — За полгода я привыкла, что любая встреча с кем-то из своих может стать последней. Так бывало не раз… только теперь я знала наверняка. — Кому охота умирать в одиночестве?
— Только не надо пафоса, ради Всевышнего! Это утомляет, — раздражённо закатила глаза Шира. — Мне от тебя нужно только одно. Твои друзья-мятежники уже побывали здесь и сказали… — Она болезненно сглотнула, словно хотела скрыть, что надеялась до конца. — Сказали, что не могут меня вытащить…
Моё сердце сжалось от чувства вины. «Могут, но предпочли меня сестре. Я променяла старую семью на новую».
Шира вдруг широко распахнула глаза и вцепилась в прутья решётки.
— Зато сказали, что могут помочь Фади! — прошептала она. — Но я никогда не стала бы благословенной султимой, доверяй я всем и каждому… Теперь я хочу услышать это от тебя! Какая бы ты ни была, а всё ж родная кровь… и ещё ты никогда не врёшь. Скажи, что мой сын в безопасности!
— Хала вынесла его из дворца, — произнесла я, с облегчением ощутив правду на языке. — Мы сможем защитить твоего сына.
Глубоко въевшийся страх, которого я прежде даже не замечала, внезапно исчез с её лица. Наверное, ещё тогда, в первую встречу в банях, она увидела в моих глазах демджи свой приговор. Тогда я ещё могла бы спросить, зачем она так рискует, неужели надеется избежать участи матери Ахмеда и Далилы… и всех остальных, кто был настолько глуп и самонадеян? Теперь, прожив в гареме достаточно, я понимала, что здесь легко умереть и по-другому, взять хотя бы пример Айет.
— Почему ты не попробовала выдать меня султану в обмен на свою жизнь? — вырвалось у меня. Несмотря на месяцы, проведённые среди мятежников, мне до сих пор не верилось, что кто-то способен жертвовать собой ради других. Такой у нас в Захолустье долго бы не прожил. — Ты знаешь, кто я. Как же твоя игра на выживание любой ценой?
Она глянула свысока, как смотрела когда-то на школьном дворе, желая показать своё превосходство над несчастной идиоткой:
— Султан никогда не торгуется, Амани! Это знают все. Последний раз он сделал ошибку, поменяв на трон свободу Мираджа, и больше её не повторит. Теперь он только берёт, не взамен, а просто так. Узнай он о тебе, нас казнили бы вместе, вот и всё. А я хочу, чтобы хоть кто-то остался жив… лучше бы, конечно, я, но и ты сойдёшь… — На её лице мелькнула усмешка, но тут же угасла. — Я умру, а ты помоги своим друзьям-идиотам поскорее выпустить кишки султану с султимом! — Чем больше она говорила, тем ощутимее становился наш родной выговор. — Ненавижу их! Мне почти удалось захватить их трон…
— Что? — вытаращила я глаза. — Как это, захватить?
— Фереште мне обещал! — Глаза её горели наивной, почти детской верой.
«Обещание джинна, — подумала я с ужасом. — Если даже для демджи опасно обещать, то что говорить о бессмертных?» В памяти всплыли несчётные истории о жутком, вывернутом наизнанку исполнении таких обещаний.
— Я быстро поняла, — продолжала Шира, — что гаремных игр мне не выиграть. Родить принца мало, надо стать матерью султима. Только от Кадира принцев было не дождаться, вообще никаких! А Фереште вдруг появился в саду… прямо как из сказки. Сказал, что подарит мне сына, я стану султимой, и пускай тогда Кадир спит с кем хочет, меня он больше тронуть не сможет! — Взгляд её затуманился. — А ещё Фереште спросил, чего я хочу для нашего сына…
— В каком смысле? — нахмурилась я. Во рту вдруг пересохло.
Она вдруг вскинулась, налитые кровью глаза сверкнули.
— Сказал, что выполнит одно желание! Любой джинн такое может.
— Шира, — медленно произнесла я, — ты же слушала сказки, как и я. — «Обещания джиннов…»
— В сказках люди вымогают их, чтобы добиться богатства и счастья обманным способом! Потому джинны и извращают их желания, понимая слова на свой лад. Воры никогда не добиваются от джиннов, чего хотели… но если желание исполняется по доброй воле, совсем другое дело!
— Значит, ты захотела больше, чем принца… — Мне невольно вспомнилась Пыль-Тропа и моя собственная мать. Что бы она пожелала для меня? — Ты захотела сына-султана.
— Только так можно победить в игре. — Сестра вздохнула, откинув голову к холодной стене, и глаза её вдруг наполнились слезами. — Я хотела стать матерью правителя, тогда мне больше не пришлось бы выживать, у меня было бы всё. — «Слова джинна всегда сбываются. Если он и впрямь обещал такое, то какая судьба ждёт Ахмеда?» — Но я проиграла. — Она зажмурилась, слёзы покатились по щекам. Я впервые видела их у Ширы, и мне стало неловко.
— Хочешь, я уйду?
— Нет, — покачала она головой, не открывая глаз. — Ты права, никто не хочет умирать в одиночку.
Вместо горя я ощущала один только гнев. На себя, что не успела её вывести. На неё, что так глупо попалась. На султана, который во всём виноват…
Она тряхнула головой, смахивая слёзы.
— Надо было попросить что-нибудь другое. — В глазах её сверкнул огонь, которого я прежде не видела, просто не замечала. Ещё в Пыль-Тропе, когда воображала, что одна мечтаю выбраться в Изман, а потом в гареме, когда думала, что одна что-то скрываю. Просто Шира куда лучше умела скрывать. — Скажи мне, что победишь, Амани! Что убьёшь их всех! Отнимешь у них наши пески, и мой сын будет жить в мире, который не пытается его убить! Вот моё настоящее желание. Скажи правду!
Я раскрыла рот… и замолчала, не находя слов. Слишком многое хотелось сказать. Что её сын не пострадает… вырастет свободным, сильным и умным… увидит, как рухнет прогнившая власть, тираны падут, а герои возвысятся… У него будет детство, какого у нас никогда не было, и он сможет гнаться за своей мечтой в далёкие дали или, если захочет, спокойно остаться дома. Станет таким, что любые матери гордились бы, в мире, который мы построим после её смерти.
Говорить всё это было бы слишком опасно. Я не всемогущий джинн, который может всё предусмотреть, и не мне давать обещания.
— Не знаю, что будет, Шира, — вздохнула я наконец. — Зато знаю теперь, за что буду драться.
— Ты уж постарайся. — Она прислонилась щекой к решётке. — Ведь я отдаю за это свою жизнь… в обмен на вас всех! — Высохшие глаза лихорадочно блеснули. — Я обещала вашим, что если они спасут сына, то покажу всему городу, как умеют умирать девчонки из песков!
Толпа на площади перед дворцом гудела и бурлила. Я услышала её гул, даже ещё не добравшись до балкона. Ширу увели, когда стемнело. Предложили переодеться, но она отказалась. Её не пришлось тащить, она не вырывалась и не кричала. Когда за ней пришли, встала навстречу как султима, приветствующая подданных, а не девчонка в ожидании смерти.
Она взяла с меня обещание остаться с ней до конца. На каменное возвышение, где проводились казни, конечно, не пустили бы, но я не собиралась обманывать. Прошла по коридорам, поднялась на балкон, и никто не остановил. Имин следовала тенью по пятам.
Я впервые смотрела на Изман с высоты с тех пор как попала сюда. Балкон был наполовину огорожен резной деревянной решёткой, чтобы смотреть на город, но не показываться его жителям. Внизу расстилалась огромная площадь, вдвое шире каньона, где располагался наш первый лагерь, на которой сегодня не оставалось свободного места. Новость о казни султимы разлетелась по городу мгновенно, и люди пришли посмотреть, как умрёт женщина из гарема, родившая монстра, — история будто из сказок заканчивалась наяву у них на глазах.
Каждый старался пробиться поближе к эшафоту, расположенному прямо под балконом. Глядя сверху, на гладкой с виду поверхности камня можно было различить резьбу с адскими сценами: гули пожирали человеческие тела, нетопыри высасывали душу из младенцев, рогатый упырь поднимал в лапе оторванную женскую голову. Эти картинки видел последними каждый, сложивший голову на плахе. Увидит их и Шира.
— Ты зря не посоветовался со мной, Кадир! — прошипел султан, когда я протискивалась мимо. — В городе и так беспорядки! Надо было избавиться от неё по-тихому, как с ребёнком.
Хале удалось всех убедить, что султим убил маленького Фади. «Слава Всевышнему, младенец был в безопасности».
Тамид стоял в уголке и выглядел совсем несчастным. Так вышло, что в Пыль-Тропе они с Широй почти не разговаривали, а если бы познакомились поближе, наверняка возненавидели бы друг друга. Однако уехали в Изман и выживали тут вместе — такое не забывается.
— Она моя жена! — свирепо рыкнул Кадир, бросая вызов гневу отца. — Я могу делать с ней всё, что хочу! — Отвернувшись, он заметил меня и грязно ухмыльнулся. Затем покосился на Имин. — Ты свободен, убирайся!
Демджи в форме охранника у меня за спиной ощутимо напряглась, но поделать ничего не могла и с коротким поклоном удалилась.
— Рад, что ты здесь! — шепнул султим, придвигаясь и кладя руку мне на талию.
Я беспомощно взглянула на султана, но тот безучастно смотрел в сторону. Рахима нигде видно не было. Мы встретились взглядом с Тамидом, но и от него помощи ждать не приходилось. Даже если и не так уже ненавидит, с султимом ему не справиться.
Миновав двух своих жён, смотревших через решётку, Кадир подтолкнул меня к открытому краю балкона, и из толпы тут же уставились сотни любопытных глаз.
— Ты помогала ей удрать… — Султим подался ко мне, прижимая к перилам. Каждая клеточка тела протестовала, но оттолкнуть его я не могла — приказ султана. Жаркое дыхание обжигало шею. — А теперь полюбуйся, как она умрёт!
Мне не требовалось принуждение, я обещала сестре. Каковы бы ни были наши отношения, общая кровь требовала пойти навстречу хотя бы в такой малости. Шира заслуживала и большего, но я не могла ничем помочь.
Когда она появилась на помосте, толпа заревела. Кое-где раздались издевательские выкрики, но они быстро смолкли. Только теперь я поняла, как права была Шира, что не стала переодеваться. В шелках и бархате она была бы чужой, но в простом халате выглядела той, кем и была, — девушкой из пустыни, одной из тех, кто собрался на площади. Толпа её приветствовала, а не требовала головы.
Ступая босиком по камню, она пошатывалась и дрожала от холода. Когда глашатай стал перечислять её преступления, беспокойная толпа притихла, а приговорённая выпрямилась, гордо подняв голову. Лёгкий ветерок пошевелил её чёрные волосы, обнажая шею. Чуть повернувшись, Шира встретилась со мной взглядом, не обращая внимания на Кадира, и чуть улыбнулась, словно что-то обещая.
Тем временем глашатай продолжал зачитывать:
— За измену своему мужу и султиму…
— Я верна истинному султиму! — выкрикнула вдруг она, заглушая его и заставляя умолкнуть. — Нашему законному султиму, принцу Ахмеду! — Толпа откликнулась грозным рёвом. — Он избран на состязаниях рукой самого Всевышнего, а не своего отца, который пошёл против всех обычаев народа Мираджа! Я знаю волю джиннов — они накажут фальшивых правителей, и Кадир никогда не даст наследника нашей стране!
У меня в душе шевельнулась гордость. Султан был прав: публичная казнь только вредила ему. Кадир обеспечил легендарной султиме шанс выложить все его постыдные секреты. Простоволосая и оборванная, за миг до смерти, она на последнем дыхании сумела сделать больше, чем все разбросанные до сих пор руххами мятежные листовки, и даже если теперь её заставят умолкнуть, эта история разойдётся по всему Мираджу, обрастая всё новыми подробностями.
— Если Кадир когда-нибудь усядется на трон, он станет последним султаном Мираджа!
Отпустив меня, султим кинулся к выходу, выкрикивая приказы, но было уже поздно. Заткнуть рот приговорённой означало бы признаться в желании скрыть правду. Я перехватила отрешённый взгляд султана — похоже, он заранее ожидал от глупости сына подобного результата.
— Он умрёт без наследника! — продолжала выкрикивать Шира, перекрывая возбуждённый гул толпы. — Тогда страна снова попадёт в руки чужеземцев — тех самых, с которыми фальшивый султан сейчас договаривается за закрытыми дверьми! У народа Мираджа осталась лишь одна надежда — принц Ахмед! Он истинный наследник…
Стражники толкнули женщину вперёд и с силой впечатали её голову в плаху.
— Новый рассвет! — успела выдавить она, поворачивая разбитое в кровь лицо и снова встречая мой взгляд.
Восторженный рёв толпы заглушил остальное. Палач шагнул к плахе. Я подалась вперёд, перегибаясь через перила балкона, чтобы оказаться как можно ближе, и смотрела в глаза сестре, пока не рухнуло лезвие топора.