Потомки джиннов

Глава 16

Я представляла ценность, и только поэтому осталась жива. Иначе султан дал бы мне себя зарезать.

Он решил поместить меня в гарем. Так и сказал: «помещу» — даже не как пленницу, а как необходимую вещь вроде ружья с дорогой отделкой. Пускай лежит, пока не понадобится снова.

А ещё — новые приказы. Он отдал их, поручая меня надзирательнице в форменном халате песочного цвета и тёмной куфии на чёрных волосах. Зачем покрывать голову в дворцовых залах, где всегда прохладная тень?

— Из дворца не выходить! — приказал он мне. Я хотела возмутиться, да что толку? Тело всё равно не послушается. — Ни шагу за стены гарема!

Он знал, с кем говорит, и хорошо продумал слова. Сказал бы: «Не пытайся убежать», и дорога открыта. Убежать и только попытаться — разные вещи.

Поднимаясь по каменным ступеням из подземелья, я оглянулась. Бахадур — мой отец, как бы странно это ни звучало, — провожал нас взглядом, сидя на полу в освещённом кругу. Казалось, даже в человеческом облике он всё ещё горит своим внутренним огнём. Тысячекратно могущественнее меня, проживший бесчисленные жизни ещё до моего рождения, теперь он так же точно не мог уйти отсюда по собственной воле. «На что же надеяться мне?»

— А ещё ты не причинишь вреда никому во дворце, — продолжал султан, — и себе тоже! — Он боялся, что я покончу с собой, ускользну из его лап во тьму смерти. Не хотелось даже знать, от чего мне захочется спастись таким способом. — Но если со мной что-нибудь случится… если меня убьют, поднимешься на самую высокую башню и бросишься вниз!

Итак, мне не светило пережить султана. Были и другие приказы, и все намертво засели у меня под кожей. Женщина в песочном халате вела меня по сверкающим мрамором коридорам, и мои ноги послушно выполняли последний приказ:

— Пойдёшь с ней и сделаешь всё, что она скажет!

Пройдя под низкой аркой с вырезанными в камне сплетёнными телами танцующих женщин, я вдохнула горячий водяной пар, а затем приторный аромат цветов и благовоний, от которых сразу закружилась голова, словно от вина после долгой жажды в пустыне.

Впереди открылись бани, огромнее и роскошнее которых я в жизни не видывала. Радужная плитка голубых, розовых и золотистых оттенков от пола до потолка переливалась завораживающими мозаичными узорами. Подогретые бассейны окутывал пар, придавая влажный блеск стенам и обнажённым женским телам.

Женщин тут было не сосчитать.

Я слышала множество рассказов о султанском гареме, где женщин держали для удовольствия правителей и их наследников, а также пополнения рядов будущих претендентов на трон и принцесс на продажу ради будущих политических союзов.

Вот они — лениво намыливают плечи, плещутся на краю бассейнов, прикрыв глаза, пока служанки умащают им волосы благовонными маслами, сонно раскинулись на роскошных ложах, подставляя гибкие тела умелым рукам массажисток.

Надзирательница, не говоря ни слова, начала расстёгивать пуговицы на моём халате. Я не мешала, занятая непривычным зрелищем.

А вот и мужчина! Довольный, как лис в курятнике… и такой же, видно, прожорливый. Нежится на подушках у края воды, обнажённый до пояса. Старше меня всего на год-другой, но тело будто высечено из камня, массивное лицо с квадратным подбородком, ни единого следа юношеского изящества. Был бы красив, если бы не жестокий и неприятный изгиб рта. Никогда мне такие не нравились.

Подле неприятного здоровяка расположились в расслабленных позах три невероятно прелестные мираджийки, прикрытые лишь длинными льняными простынями, влажные локоны длинных чёрных волос свисали на голые плечи. Одна устроилась у мужчины в ногах, наполовину погрузившись в горячую воду и опираясь на колено малышке, прильнувшей к его боку. Третья положила голову ему на колени и жмурилась с блаженной улыбкой на пухлых губах, пока он лениво перебирал её волосы.

Смотрел он, впрочем, не на этих трёх, а на двух других, чем-то мне знакомых, стоявших напротив в чём мать родила под придирчивым взглядом служительницы, которая осматривала каждый уголок их тела — очевидно, в поисках недостатков. В царство совершенной красоты допускали далеко не всех.

Пока надзирательница снимала с меня халат, я усердно рылась в своей усталой голове и наконец вспомнила этих двух. Они были со мной на корабле у работорговцев. «Интересно, что случается с теми, кто не подходит для султанского гарема? Продают в богатые дома или, как утверждают слухи, топят в море?»

Словно ощутив посторонний интерес, малышка, лежавшая у мужчины под боком, подняла голову и встретилась со мной взглядом. Удивлённо наклонилась к уху подруги, и та, распахнув глаза, тоже воззрилась на меня. Задумалась, надув пухлые губы, затем обернулась и что-то шепнула остальным двоим, и все трое визгливо захихикали.

Их хозяин обернулся и взглянул на меня. Женщины мигом притихли.

— Новенькая? — поднял он брови.

Голос его мне сразу не понравился. Липкий какой-то, причмокивающий, он словно приставал к коже.

— Поклонись султиму! — бросила мне губастая, демонстративно потягиваясь, словно кошка на солнышке.

«Ах вот это кто! Старший из сыновей султана. Принц Кадир, наследник трона, за который мы воюем. Тот самый, что дрался с Ахмедом в последнем бою султимских состязаний».

Времена, когда принцы меня впечатляли, давно прошли. Только за последние несколько дней я успела поцеловаться с одним и наорать на другого. А этот вообще был моим врагом. Кланяться я не стала и спокойно ждала, пока служительницы снимут с меня бинты. Между тем султим не сводил с меня глаз.

Когда из-под бинтов показались уродливые багровые швы, красотки прыснули со смеху.

— Должно быть, это и есть творение портного Абдула? — воскликнула губастая под дружное хихиканье подружек.

Сердце кольнула обида.

В истории про портного Абдула рассказывалось о человеке, который был очень придирчив к женщинам. Взял первую жену за красоту лица, вторую за изящество тела, а третью за доброе сердце. Однако не переставал сокрушаться, потому что первая оказалась злой, вторая была уродлива, а тело третьей вызывало лишь отвращение. Тогда он нанял портного и поручил ему составить из трех жен одну, но зато идеальную. Абдул охотно принялся за работу. Пришил голову первой к телу второй, а сердце взял у третьей и сделал всё так аккуратно, что даже шрамов не осталось. Останки прежних жён бросили в пустыню, но в конце концов они были отомщены: их мужа сожрал живьём гуль, вселившийся в их тела.

Я потянулась было к швам, уродовавшим руки, но тут же одёрнула себя. Не к лицу мятежнице-демджи, Синеглазому Бандиту, повидавшему куда больше, чем какие-то соплюшки из гарема, смущаться перед ними.

Однако принц Кадир лишь улыбнулся.

— Значит, портной Абдул сшил её для меня.

— Скорее, для зверинца, — фыркнула другая жена. — Мышцы на руках, как у гориллы.

Остальные вновь захихикали, но султим их уже не слушал. Рывком поднялся на ноги, скинув с себя губастую, и двинулся ко мне.

— Ты из наших, я вижу, — произнёс он с опасным интересом в голосе. — Мне так редко привозят мираджиек, а я их так люблю! Судя по лицу, ты из западной пустыни…

Я молчала, но он не нуждался в ответах. Схватил меня за подбородок и повернул лицом к свету, оглядывая с головы до ног словно кобылу на рынке. Руки чесались двинуть ему как следует, но покорно свисали, повинуясь воле султана.

— Хоть какой-то толк от моего мятежного брата! — продолжал Кадир. — Война приносит пленниц!

Гарем султана Омана давно уже пользовался дурной славой. Говорили, что во времена его отца женщины приходили сюда по доброй воле. Теперь он пополнялся в основном рабынями, захваченными в занятых городах и селениях либо купленными в чужих землях и у пиратов, как мать Жиня. Теперь источником стала и неразбериха в самом Мирадже, которой вовсю пользовались работорговцы.

— А благословенная султима уже видела тебя? — встряла губастая, пытаясь вновь обратить на себя внимание.

— Все новые девушки для султима вначале представляются ей, — поддакнула крошка с подобострастием.

— Она должна одобрить тебя, — закивала третья.

— Или не одобрить, — ухмыльнулась губастая.

— Тише, Айет, не стоит беспокоить султиму. — Пальцы Кадира отпустили мой подбородок и поползли по шее вниз, вызывая у меня мурашки отвращения.

— Эта отдельно! — впервые заговорила надзирательница, едва пальцы султима добрались до края моей простыни. Голос старухи звучал сурово, как у матери семейства, отчитывающей ребятню. Кадир раскрыл рот, чтобы возразить, но она перебила: — Приказ твоего отца!

При упоминании султана Кадир опасливо отдёрнул руку. Лицо его вспыхнуло от унижения, он пожал плечами и двинулся прочь мимо меня, словно так и собирался. Жёны торопливо последовали за ним. Проходя мимо сброшенного мною халата, такого нового и чистого всего несколько дней назад на свадьбе, до нападения, бегства через пустыню и похищения, но всё ещё красивого, губастая Айет нарочно зацепила его ногой и сбросила в бассейн.

— Ой! — сверкнула она издевательской улыбкой. — Извини… — Она тряхнула мокрыми волосами, обрызгав мне лицо, и важно удалилась под хихиканье и шепотки подружек, раскатившиеся эхом по радужной плитке стен.

Кровь бросилась мне в лицо.

«Пусть только Ахмед захватит султанский дворец — сожгу дотла этот проклятый гарем!»