По ту сторону стены уже начинали праздновать Ауранзеб. Смех рассыпался звонкими колокольчиками, слышался разноязыкий гомон и нежные звуки музыки.
Мы сгрудились в ожидании в тени стены близ ворот, ведущих во дворец. Разодетые и тщательно накрашенные обитательницы гарема перешёптывались, бросая на меня любопытные взгляды и стараясь держаться поодаль. Никто не знал в точности, какое отношение я имею к истории благословенной султимы, но слухи по гарему разлетелись всё равно. Кое-кто даже якобы видел, как я помогала Кадиру топить младенца. Явная ложь — Хала не настолько глупа или сердита на меня, чтобы внушить кому-то подобную иллюзию.
Я покрутила головой в поисках Лейлы, но не смогла различить её в тени. На нашей стороне сада слышались лишь отдельные шепотки да шорох праздничной одежды. Мы напоминали стайку птиц, которых вот-вот выпустят на волю. Я глубоко вдохнула, успокаивая колотящееся сердце. Вот и настал главный день. Сегодня мы освободим джиннов и Лейлу. Так или иначе, это последняя моя ночь в гареме.
Потянувшись к саднящему боку, я поспешно отдёрнула руку, стараясь избавиться от привычки. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь углядел свежий заживающий шов над местом, где прежде находилась бронзовая пластинка. Железо Тамид удалять не стал — слишком большой риск. Металл изначально не предполагалось вытаскивать, и я могла умереть от кровотечения или выдать себя слабостью.
Бунт в городе, известный в народе как «мятеж благословенной султимы», продолжался всю ночь после казни Ширы. Впрочем, историю пишут победители, и если мы проиграем, то лишь мельком упомянут какие-нибудь «беспорядки из-за опозоренной султимы». Напряжение ощущалось до сих пор даже внутри дворцовых стен и наложило свой отпечаток на подготовку к Ауранзебу.
Наутро после ночных событий часть города оказалась в руках восставших. Сэм рассказал про баррикады на границах трущоб и некоторых других районов. Из песков мятеж перекинулся в столицу, и положение властей резко ухудшилось. Солнце Ахмеда мелькало повсюду и появилось даже на стене султанского дворца — скорее всего, дело рук Имин, ставшей с тех пор хрупкой и забитой служанкой при кухне, которую никто не заподозрил бы в таком безобразии хотя бы по причине маленького роста.
Трупов на улицах осталось множество, в том числе и в военной форме. По словам Сэма, стратегия Шазад была продумана великолепно, не хуже, чем на поле боя. Даже те бунтовщики, кто надеялся лишь пожечь и пограбить в своё удовольствие, направлялись умелой рукой, выполняя тактические задачи. Тем не менее, хотя жертвы были оправданы с лихвой, мятежники не могли не нервничать. Если у султана была возможность ввести в бой свою новую армию джиннов, то момент настал самый удобный.
Однако за три последующих дня ни одного бессмертного на улицах Измана не появилось, война велась лишь человеческими силами — если не считать демджи. Сегодня к мятежникам должна была открыто примкнуть и я сама.
Служанки из гарема нарядили меня в мираджийские цвета — как у военного мундира, хотя солдата я сейчас нисколько не напоминала. Тёмная кожа уроженки песков выгодно подчёркивала тонкий белый халат, льнувший к коже, словно пальцы любимого, и отделанный пышной золотой вышивкой с жемчугом по подолу, груди и рукавам. «Если пройду мимо султимских жён, — подумала я, — чего доброго станут выхватывать жемчужины, как тогда из бассейна». Руки обнажены до локтей, запястья унизаны звенящими золотыми браслетами. Кожа, усыпанная золотой пудрой, сияла, словно пронизанная солнцем насквозь.
Мои обрезанные волосы доставили служанкам немало хлопот. Обеспокоенно покудахтав, они пропитали пряди ароматными маслами и заплели в мелкие косички, перевивая блестящими золотыми нитями. Я давно уже не сердилась на Айет за ту выходку — стоило лишь увидеть её пустые от боли глаза в тюремной камере, как весь гнев испарился. Мою голову венчала миниатюрная диадема из золотых листочков с жемчужными ягодами, а губы накрасили тёмно-золотой помадой.
В бело-золотые цвета Мираджа одели всех женщин, допущенных на праздник, но я была поистине ослепительна, как золотая статуя, заказанная специально для дворца. От девчонки из песков мало что осталось. Я даже не представляла, что могу быть такой красивой, в то же время ощущая своё тело будто чужим. Тем не менее внутри оставалась прежней — мятежницей, готовой нанести удар.
— Внимание! — раздался голос глашатая из-за стены. — Наших гостей приветствуют роскошные цветы гарема!
В полной ожидания тишине ворота в стене распахнулись, и женщины вокруг меня устремились в дворцовый сад, словно детишки к долгожданным подаркам. Я шла медленнее всех, ощущая толчки обгоняющих меня и представляя, как гости любуются стаей бело-золотых птичек, выпущенных из клетки.
Пышные дворцовые сады в золотистом вечернем свете радовали глаз. Среди цветущих кустов и весело журчащих фонтанов прогуливались разряженные гости, услаждая обоняние и слух приятной музыкой и ароматом жасмина, с которым смешивались пряные запахи изысканных кушаний. Высоко над головой по всему саду протянулись золочёные гирлянды со сверкающими подвесками в виде птиц из хрусталя.
Мимо пробегал слуга с целым подносом пирожных в сахарной пудре, и я взяла одно. Оно вмиг растаяло во рту, оставив лишь ощущение сладости, так что не удалось даже как следует распробовать.
По толпе гостей вдруг прокатились шепотки, и я обернулась. Альбийская королева с брезгливым отвращением смерила взглядом девушку в открытом муслиновом платье, а затем резко отвернулась, зашелестев пышными тяжёлыми юбками.
Я поискала в толпе лица Шазад или Рахима, но поймала лишь острый взгляд султана. Кое-кто из гуляющих явно начал отмечать праздник уже давно, однако наш пресветлый повелитель был внимателен и собран как никогда. Глядя на меня, он приветственно приподнял свой почти полный бокал, а затем отвернулся, привлечённый чем-то ещё. Я облегчённо вздохнула. Вызвать подозрения сейчас было бы смерти подобно. Осмотрелась снова и стала медленно обходить сад по кругу, делая вид, что просто гуляю.
Рахим вскоре сам нашёл меня.
— Отец поручил мне сегодня приглядывать за тобой, — кротко поклонился он.
На тысячнике была новая с иголочки форма с саблей на поясе, судя по всему, не парадной, а боевой.
— Чужеземцев здесь порядочно, однако, по-видимому, он мне пока доверяет, даже после того как тебя чуть не убили.
— Как-то раз в засаде одному нашему оторвало руку… — хмыкнула я. Было это после Фахали, ещё до той пули в живот. — По моей вине, но Ахмед снова послал меня на такое задание и сказал, что во второй раз одну и ту же ошибку сделать труднее.
— Ну, будем надеяться, что больше у моих отца с братом ничего общего нет, — усмехнулся Рахим. — Пойдём-ка теперь отыщем твоих друзей. — Он предложил мне руку, но я виновато показала на золотую пудру у себя на коже и на его безупречно белый рукав. — Ах да, совсем забыл — руками не трогать.
Мы двинулись бок о бок сквозь великолепие праздника. Среди всех этих красот было легко забыть, в честь чего устроены торжества. Ровно двадцать лет назад султан Оман заключил тайный союз с галанами и силой захватил трон. К рассвету его отец султан Хасим лежал мёртвый в своей постели, а во дворце хозяйничали голубые мундиры. Султим лежал ничком в саду, словно пытался убежать, многих его братьев постигла та же участь. Новый султан оставил в живых только тех, кто был ещё моложе его, и женщин.
Двадцать лет назад здесь потоками лилась кровь, а сегодня сиял золотистый свет, звучала музыка и приятные беседы, сновали слуги с подносами, полными закусок и напитков. О смерти напоминали разве что статуи из глины и бронзы, окружавшие сад. Застывшие в болезненно искажённых позах с согнутыми коленями и воздетыми руками, они словно гибли, защищаясь.
— Я знал принца Хакима ещё мальчиком, — расслышала я слова пышно разодетого пожилого мираджийца, который показывал молодой хорошенькой девушке на одну из скульптур.
Стало быть, это принцы. Изображения двенадцати братьев, убитых нынешним султаном во время переворота двадцать лет назад. Кто-то оставил на поднятой ладони статуи полупустой бокал, и искажённое болью лицо умирающего теперь было обращено на остатки вина в стекле с отпечатками жирных пальцев.
— Что за дурновкусие! — тихонько фыркнул кто-то мне на ухо, заставив вздрогнуть.
Рядом стоял лишь слуга с подносом сладостей. Как будто знакомый, но припомнить не удавалось… пока он в раздражении не закатил глаза к небу.
— Имин? — Я насторожённо огляделась по сторонам.
— Кстати, эти цвета тебе тоже совершенно не идут, — пробурчала она, окидывая меня критическим взглядом. При виде пронзительно-золотых глаз демджи все сомнения отпали.
— Один из ваших? — догадался Рахим. — Как он ухитрился сюда попасть? — Тысячник ещё многого не знал о нас, но объяснять было недосуг.
— У меня свои секреты… — Имин взяла со своего подноса горсть печенья и кинула в рот. — Вас двоих разыскивает Шазад. — Она облизала пальцы и указала в сторону, где стояла моя подруга с косами, уложенными вокруг головы в виде короны. — Говорит, самое время познакомить её с тем, кто распоряжается той пресловутой армией.
— Дочь военачальника Хамада? — скептически воззрился на неё Рахим. — Я всегда считал её просто очередной красоткой.
— Как и все, — усмехнулась я. — Потому её и не обыскивали на входе. Одна пронесла столько пороха, что хватит освободить всех джиннов в подземельях.
— Пороха? — опасливо переспросил Рахим.
— Ты что, не рассказала ему о нашем плане? — хмыкнула Имин, набивая рот печеньем.
— У нас его тогда ещё не было, — пожала я плечами, — а потом дела навалились. — Моя рука вновь дёрнулась к ране на боку.
Золотоглазая демджи повернулась к Рахиму.
— Шазад сказала, что на закате султан, как всегда, скажет речь, и все будут смотреть на него. Тогда Сэм протащит Амани и Шазад во дворец, минуя охрану у входа, — прямо через стену.
Имин кивнула в другую сторону, но фальшивого Синеглазого Бандита я вначале проглядела. Он был в альбийской военной форме!
— Как бы сами альбы его не накрыли, — заволновалась я. «План и без того рискованный, а тут ещё и Сэм! От него зависит слишком многое». — Ведь это преступление — надевать чужую форму.
— Как и дезертирство из альбийской армии, — кивнула Имин, выковыривая из зубов семечко кунжута.
Слугу она изображала ужасно — даже странно, что до сих пор не попалась. Тем не менее была права: форма сидела на Сэме как влитая и явно была пошита на него.
Я бросила взгляд на кучку альбов, охраняющих свою королеву. Сэм сильно рискует, появляясь рядом с ними, — рискует ради нас.
Он обернулся, провожая глазами Шазад, которая не спеша двигалась в нашу сторону, и я поняла, что не только ради нас. «Беда, да и только!» Мужчины западали на Шазад и прежде, но взаимности на моей памяти не встречали ни разу.
— Хала встретит вас внутри, — продолжала Имин, — и скроет от чужих глаз, пока вы будете спускаться к джиннам и закладывать порох.
— А моя сестра? — Рахим огляделся, выискивая в саду Лейлу. Я тоже до сих пор её не видела.
— Терпение, молодой человек… — Имин нарочито тщательно прожевала печенье. — Если всё пойдёт по плану, Сэм выведет Шазад с Амани обратно прямо через стены подземелья, а затем вернётся за тобой и твоей сестрой через вон ту стену.
— Ждите его в юго-восточном углу сада, там будет спокойнее, когда публика услышит взрывы, — вставила я, понизив голос и отворачиваясь от проходящих мимо.
— Потом Хала прикроет Тамида иллюзией, — продолжала Имин, — и тоже выведет, а я просто сбегу вместе с толпой слуг… Что не так?
— Очень многое может пойти не так, — вздохнул Рахим.
— Ну, бывали у нас планы и похуже, — заметила я.
— Разве только тот, когда ты засыпала песком молельню, — ехидно фыркнула Имин, — так что сильно не хвали.
— Никто же не пострадал тогда, — пожала я плечами, встречая обеспокоенный взгляд Рахима.
— Добро пожаловать в ряды мятежников! — ослепительно улыбнулась ему подошедшая Шазад. — Приходится работать с тем, что есть… Ну так что, приведёшь ты нам армию или нет?
Билал, эмир Ильяза, стоял, полуприкрыв глаза и прислонившись спиной к одной из причудливых бронзовых статуй. Казалось, его утомляет собственное величие, но спрашивать об этом вслух будущего союзника едва ли было разумно.
«Хорошо, что говорить будет Шазад», — подумала я.
— Значит, ты и есть тот самый синеглазый мятежник, о котором ходит столько слухов? — прищурился эмир, оглядев меня, и повернулся к Шазад: — А ты, должно быть, главное лицо для переговоров — слишком красива для чего-либо другого.
Подруга сжала зубы, подавляя раздражение:
— А ты тот самый эмир, что решил пойти в мятежники?
Она кокетливо улыбалась, сложив руки, и со стороны казалось, будто всего лишь флиртует с мужчиной, а не строит планы военных действий. Музыка почти заглушала слова, и я поняла, почему эмир выбрал для встречи этот уголок сада.
— Я сын своего отца. — Билал лениво дёрнул плечом великолепного мундира. Мне показалось, что во взгляде Рахима, начинавшего службу при старом эмире, мелькнула тень сомнения. — Мой отец был верен трону и не простил султану Оману чужеземного засилья. Он только и рассуждал что о могуществе Ильяза и его важности для всего Мираджа… но не наоборот.
— Хочешь заполучить отдельную страну? — фыркнула Шазад. — Так тебя понимать?
«Да уж, скромненько и со вкусом», — подумала я.
— У тебя есть полномочия обсуждать это со мной? — Эмир высокомерно поднял брови.
Взять с собой на задание Далилу без разрешения Ахмеда — одно дело, но торговать направо и налево частями страны — совсем другое.
— Нет, — покачала головой Шазад, — для такого даже я недостаточно красива. — Не удержавшись, я прыснула, и она едва не пихнула меня в бок, но в последний момент сделала вид, что поправляет рукав. — Однако могу свести тебя с принцем Ахмедом… при условии, что назовёшь достаточно внушительные цифры.
Эмир вопросительно повернулся к Рахиму.
— Три тысячи солдат в гарнизоне Ильяза и вдвое больше резервистов в провинции, — доложил тысячник.
— А оружия достаточно, чтобы вооружить призванных? — тихо спросила Шазад и тут же весело рассмеялась, кокетливо тронув Рахима за плечо, как будто услышала что-то невероятно смешное.
— Амани… — За плечом у меня появилась Имин. — Султан идёт!
Я переглянулась с Шазад.
— Иди, — кивнула она, — я справлюсь.
От волнения мой желудок сжался в тугой комок, ни есть, ни пить не хотелось. Я сделала вид, что разглядываю жутковатые статуи, еле удерживаясь, чтобы не оглядываться через плечо на троицу переговорщиков. Скульптурные бронзовые маски на лицах глиняных истуканов напоминали о Нуршеме, хотя у того маска была гладкая. А боль и смертельный страх на их лицах напоминали, что сделает со всеми нами султан, если заподозрит.
— Внимание! — в очередной раз прокатился по саду бас глашатая. — Мы приветствуем его высочество принца Бао из Поднебесной империи Сичань!
Моё сердце глухо заныло при воспоминании о Жине.
Пёстрая кучка сичаньцев спускалась по парадной лестнице. Их яркие наряды столь же чужеземного покроя, как и у галанов, в то же время нельзя было ни с чем спутать. До сих пор мне доводилось видеть только сичаньские платья на Далиле, но здесь были одни мужчины.
Во главе делегации выступал щуплый сановник в длинной сине-зелёной мантии, за ним следовали ещё шестеро примерно такого же сложения, все чем-то похожие на Махди и его друзей-философов, если не считать одного, который держался позади. Ростом не выше других, он отличался широкими плечами и более воинственным видом.
Во рту у меня пересохло. Воспоминание вспыхнуло вновь, но на этот раз ниточка не оборвалась, а окрепла. Я невольно шагнула вперёд, вытягивая шею и всматриваясь, — и его лицо тут же повернулось, глядя из толпы прямо на меня. Казалось, нас и впрямь связывает невидимая нить, как стрелки той пары компасов.
Взгляды встретились и впились друг в друга. Нет, я не увидела на его лице лукавой улыбки султана. Мятежный изгиб рта был целиком наш.