Последняя из рода. Скованные судьбой.

Глава 25

— Расскажи мне о нем, — попросила Талила полководца Осаку, — расскажи мне о главе Восточной провинции.

Несколько дней назад, выждав положенное время, они оставили гарнизон у реки и, подчиняясь плану Мамору, отправились на восток. Теперь же они приближались к границе тех земель, и Талила ощущала, как с каждым часом ее волнение все усиливается.

Еще когда войско не разделилось, и они стояли одним лагерем, Мамору направил множество посланий — главам тех провинций, с которыми он хотел заключить союз, и Талиле предстояло продолжить то, что он начал. Они получили не так много ответных писем, но в тех нескольких были довольно многообещающие намеки.

— Господин Тадамори и господин Мамору воевали вместе шесть лет назад, — Осака, толкнув коленями жеребца, поравнялся с Талилой и принялся рассказывать. — Они вместе оказались в западне, устроенной Сёдзан, и сблизились, пока выбирались из ловушки.

Талила хмыкнула. Ну, еще бы. Какие иные воспоминания могли объединять двух военачальников?

— Но господин Тадамори очень хитер, — прибавил полководец и поближе к ней наклонился, — за все время после того сражения он больше ни разу не направлял своих людей в императорское войско.

— Как это возможно? — она удивленно распахнула глаза. — На каждой провинции лежит повинность. Мой отец это терпеть не мог, но не смел роптать. Не смел не подчиняться ежегодному указу.

Осака заговорщицки усмехнулся

— Вместо самураев он посылал деньги.

Талила подавила вздох и покачала головой. После того как ее насильно вытащили из заточения в поместье, которому ее подвергал родной отец, ей открылся целый новый мир. И порой, в минуты слабости она жалела об этом. Была все же особая прелесть жить бессловесной отцовской марионеткой и слепо выполнять его приказы. Потому что свобода принесла с собой огромную ответственность, и ее груз становился лишь тяжелее день ото дня, и порой она чувствовала себя так, словно на плечи ей давил огромный камень, а на шее медленно затягивалась петля...

— Будьте с ним осторожны, госпожа, — пожевав губы, все же решился добавить полководец Осака.

Талила кивнула. У нее совсем мало знаний, и она ни разу не делала то, что ей предстоит — не участвовала в переговорах, не заключала союзы, не пыталась перетянуть кого-то на свою сторону. Но она обязана справиться со всем так хорошо, как только возможно, потому что Мамору нуждается в этом. Нуждается в ней.

Им необходимы союзники, им необходимы люди.

Иначе им не выстоять в этой войне.

Они пересекли невидимую границу Восточной провинции, и не прошло и часа, как каждый в отряде заметил, как разительно эти земли отличались от тех, из которых они прибыли. Рисовые поля здесь были ухожены, каналы для орошения чисты, и даже воздух казался спокойнее, без тяжелого запаха гари и пыли.

В город они въехали по широкой дороге, вымощенной камнем. На улицах было многолюдно, и никто не прятался и не выглядывал в страхе из-за угла. Люди разговаривали, торговцы зазывали покупателей, пахло теплой снедью.

Поежившись, Талила отогнала от себя воспоминания другого города, в котором она побывала не так давно.

Их встречали. Они не проехали и четверти пути, как увидели конный отряд. Кажется, господин Тадамори направил своих советников, потому что все трое мужчины казались настоящими старцами.

Как только Талила и ее самураи приблизились, они слегка склонили головы.

— Добро пожаловать в Восточную провинцию, госпожа, — заговорил тот, что стоял центре.

— Господин ожидает вас в поместье, — добавил второй, чуть старше, с полностью седыми волосами. — Но путь был долгим, и он велел сопроводить вас в покои для отдыха. Ужин состоится после захода солнца.

Талила бросила быстрый взгляд на полководца Осаку, затем вновь посмотрела на советников.

— Благодарю. Мы с удовольствием отдохнем.

— Это все ваши люди, госпожа? — третий, молчавший до того советник проницательно прищурился.

— Нет.

Повисла неловкая тишина, от нее ожидали продолжения, но Талила молчала. Она не собиралась говорить, что разделила отряд на две неравные части, потому что не хотела отправляться к господину Тадамори со всеми своими самураями. Большинство разбило лагерь прямо на границе Восточной провинции, а она прибыла на встречу в сопровождении двух дюжин воинов.

Молчание затягивалось. Советники смотрели на Талилу, она, с благожелательным выражением лица, — на них. Наконец, самый седой из них не выдержал. Кивнул и натянул поводья.

— Добро пожаловать, госпожа, — повторил он и взмахнул рукой, приглашая следовать за ним.

Талила с трудом сдержала изумление, когда они свернули с дороги к воротам поместья. Слева и справа от входа высились прямоугольные каменные столбы, увитые растениями. Деревянные створки были украшены резьбой в виде дракона, который словно охранял вход.

Стоило им пройти во внутренний двор, как повеяло свежестью воды и терпким ароматом цветущих деревьев. Главная усадьба располагалась чуть дальше по мощеной булыжником дороге. Чем дальше они заходили, тем Талила сильнее ощущала, насколько это место отличается от всего, что она видела за последние месяцы.

Роскошь и спокойствие здесь были почти вызывающими.

Ее и нескольких самураев, на которых она указала, проводили в главный дом, остальных обещали разместить со слугами. Талила все время ощущала на себе внимательные, пристальные взгляды и чувствовала напряжение, исходившее от полководца Осаки, что шагал рядом с ней.

Внутри поместье напомнило ей императорский дворец. Шелковая ткань, украшенная изящной вышивкой, покрывала стены. Молчаливые слуги с поклонами раздвигали бумажные перегородки-седзи перед гостями. В углах были расставлены изящные вазы с ветками цветущих деревьев. Татами мягко пружинили перед ногами, и вокруг было очень тихо. Царило странное безмолвие, отчего поместье казалось неживым.

— Я буду через стену от вас, госпожа, — сказал ей полководец Осака, когда слуги довели их до выделенных их покоев.

Он с намеком положил ладонь на рукоять меча, и Талила улыбнулась уголками губ.

Спальня, в которую она вошла, ничуть не уступала по роскоши всему поместью. Каждый ее шаг сопровождали две молоденьких служанки, и когда одна сказала, что для нее уже подготовлена горячая вода для омовения, вторая спросила.

— Какое по цвету вам подобрать кимоно, госпожа?

Талила посмотрела на нее.

— О чем ты?..

— Кимоно для вечерней трапезы, — зардевшись, потупилась та.

— Мне не нужно кимоно, — отсекла Талила.

Она не намеревалась наряжаться в шелка и менять одежду, в которой она отправилась в поход, на женский наряд. Она прибыла к господину Тадамори как воин, и воином она останется на протяжении всего времени. И потому она наденет широкие штаны-хакама, куртку из грубой ткани и закрепит на поясе катану.

Оробевшие служанки не решились больше ничего спрашивать и молча сопроводили ее в соседнюю комнату, где Талилу дожидалась деревянная бадья с теплой водой. Она с удовольствием выкупалась и сменила нижнее кимоно, не предназначенное для чужих глаз, на чистое. Но в остальном же осталась верна своему решению. Даже волосы она убрала в прическу, которую носили самураи, а не женщины, и не украсила свой пучок ни единой заколкой. Лишь двумя смертоносными сенбонами.

Когда она закончила со сборами и вышла из покоев, полководец Осака уже ожидал ее в коридоре. Ей показалось, в его взгляде мелькнуло одобрение. Но, может, она себе это надумала.

В лучах закатного солнца поместье показалось ей еще красивее, чем днем. Свет проникал внутрь сквозь неплотно сдвинутые перегородки и окрашивал покрытые шелком стены в насыщенные цвета. Они вспыхивали золотом и багрянцем, и положенный на ткань узор словно начинал гореть изнутри всякий раз, как его касался свет.

Их проводили в просторную комнату с несколькими низкими столами, расположенными друг напротив друга, и указали на левую сторону.

— Господин Тадамори скоро присоединится к вам, — передали слуги и удалились, оставив Талилу и полководца Осаку в одиночестве.

Она выразительно повела бровями. Они должны будут подождать, ведь это они пришли с просьбой, а не наоборот.

— Это непочтительно, — тотчас вскинулся полководец, но она махнула рукой.

Если господин Тадамори даст им то, что они хотят от него получить, Талила готова прождать его и до утра.

— Где они разместили наших самураев? — спросила она вполголоса.

— В нескольких минка рядом с главным домом. Я убедился, что все в порядке, — также негромко отозвался полководец. — Я не бывал в этом поместье много лет, но с той поры оно стало лишь богаче.

— Не так плохо живется тем, кто противостоит Императору, — усмехнулась Талила и не успела больше ничего прибавить, потому что вновь распахнулись раздвижные створки, и слуги возвестили о появлении хозяина поместья.

Сразу начинать беседу о делах было не принято, и потому первую половину ужина они говорили обо всем кроме того, что являлось действительно важным. Талила с трудом, но держалась. Никогда прежде она не занималась тем, чем обычно занимались мужчины, и у нее не было ни умений, ни знаний. Но зато было огромное желание помощь Мамору. И ради этого она была готова научиться чему угодно.

На протяжении всей трапезы господин Тадамори изучал ее. Он выразительно поиграл бровями, когда впервые увидел Талилу — в мужской одежде, с катаной и гладко убранными в скромный пучок волосами. Ничего не сказав, он выразительно хмыкнул, и она решила пропустить это мимо ушей.

Затем их усадили за столами друг напротив друг: Талила и полководец Осака, господин Тадамори и еще дюжина советников, родственников, самураев. Она смотрела хозяину поместья прямо в безмятежные, ничего не выражающие глаза и, сколько бы ни силилась, не могла угадать течение его мыслей.

Блюдо сменялось блюдом, бессловесные служанки приносили и уносили подносы, вяло текла никому не нужная беседа, остывало в пиалах теплое саке, а к цели трапезы Талила не приблизилась ни на чуть.

— Так значит, слухи оказались правдивы, — и потому она дернулась, услышав резко изменившийся голос господина Тадамори.

Из ленивого, даже чуть вялого он в одно мгновение стал жестким, цепким.

— И мой старый знакомый Мамору Сакамото поднял против брата восстание из-за своей молодой жены, — произнес он и выжидательно на нее уставился, надеясь застать врасплох.

Краем взгляда она заметила, как нахмурился сбоку от нее полководец Осака.

— Нет никакого восстания. Господин Мамору — старший сын покойного Императора. Власть всегда принадлежала ему по праву рождения, — медленно произнесла Талила.

Что и как говорить они с мужем условились еще в гарнизоне у воды. И пусть в ее словах было немного правды, главным являлось то, как уверенно они звучали.

— И тем не менее он верно служил своему младшему брату всю жизнь, — едва заметно усмехнулся господин Тадамори. — До той поры, пока не появились вы.

— Пока не появилась моя сила, — мягко поправила его Талила.

Она чувствовала себя неуверенно. Постоянно хотелось поежиться, повести плечами, скрестить на груди руки. Но было нельзя, и потому она терпела.

— Сила, которая была запечатана оковами, надетыми на вас по приказу нашего Императора, — тут же подсказал господин Тадамори. — И выпустить которую позволил ваш муж.

Она не удивилась услышав. Успела уже привыкнуть, что предатели и чужие уши были повсюду.

— Быть может, — Талила постаралась как можно равнодушнее пожать плечами. — Но все это уже в прошлом. Господин Мамору написал вам, предлагая заключить союз, и ответным письмом вы пригласили нас навестить ваше поместье, чтобы поговорить обо всем с глазу на глаз. И вот я здесь.

— А где ваш муж? — господин Тадамори потянулся к чашечке саке и слегка пригубил.

— Он отправился другим путем.

Талила насторожилась, потому что ей не понравился его интерес. Она покосилась на полководца Осаку: тот сидел в позе, которая свидетельствовала о его напряжении. Затем прошлась взглядом по лицам многочисленных советников и родственников хозяина поместья, которые делили с ними трапезу.

— Я так полагаю, самым коротким, напрямик.

Она никак не отреагировала на его слова, в которых угадывался вопрос. Пока они не заключили союз, она не станет рассказывать ему о планах Мамору.

— Почему я должен помогать вам? Почему должен рискнуть всем ради вашего восстания, успех которого далеко не очевиден?

А вот это она уже не могла проигнорировать.

— Потому что вы поможете не только нам, но и самому себе, господин Тадамори.

Он вновь приподнял брови, показывая свое изумление.

— И каким же образом?

— Возможно, в будущем вам больше не понадобится откупаться от воинской повинности золотом.

Господин Тадамори коротко рассмеялся, и у Талилы по позвоночнику пробежал холодок. Она вновь ощутила почти нестерпимое желание поежиться и заставила себя еще больше расправить плечи. Ее собеседник был умудренным годами правителем, и долгие годы он благополучно маневрировал между нынешним Императором и его непомерными требованиями и податями.

Господин Тадамори был искушен в политических интригах, Талила — нет. Он знал, как говорить и что говорить, она же полагалась лишь на собственное чутье, которого было недостаточно, и она это знала.

И худшим для нее было, что знал об этом и он.

Что она могла предложить ему? Справедливого и благородного правителя, которым станет Мамору? Звучало смешно и наивно, и хотя эти слова рвались у нее от сердца, Талила проглатывала их раз за разом и говорила о другом.

Справедливые и благородные правители не нужны никому. Особенно тем, кто не претерпевал особых невзгод и при нынешнем Императоре.

Что она могла пообещать ему — человеку, который откупился от Императора? И нарастил собственную маленькую армию прямо у того под носом?

Талила знала, что ее положение шатко. А то, что могло бы от нее понадобиться мужчине, она уже отдала Мамору.

— Вы слышали о Пророчестве? — господи Тадамори словно прочитал ее мысли и резко перевел беседу в другое русло.

— Конечно, — скупо ответила она.

— Если бы вы уже не были отданы другому, я бы предложил вам родить ребенка в моем клане.

Она позволила себе усмехнуться уголками губ. Да. Она подозревала о чем-то таком.

— Но это уже невозможно, — очень печально вздохнул господин Тадамори. — И так уж вышло, что мне гораздо выгоднее обменять вас, чем поддержать...

Его слова еще не успели отзвучать в воздухе, а все в помещении уже переменилось. Талила почувствовала, как на затылке волоски встали дыбом. По коже волна за волной разлился холодок. Самураи, что еще мгновение назад спокойно сидели напротив нее, все как один обнажили катаны, которые до той минуты прятали под столами. По бокам от себя она заметила движение: распахнулись сквозные двери, и в проемах появились воины с луками наготове.

— Простите, госпожа Талила, — с завидным хладнокровием произнес господин Тадамори, вскочив на ноги, чтобы уступить место своим людям. — Я бы предпочел избежать кровопролития, но это единственный путь.

— Я бы тоже... — успела выдохнуть она.

Самураи подались вперед, и Талила услышала, как одновременно свистнули стрелы, и что-то закричал ей полководец Осака.

Она не разобрала.

Талила сжала кулаки, и вспыхнувшее пламя окрасило комнату неестественно рыжим отблеском. Теплые языки огня возникли вокруг ее рук, словно живые змеи, вырвавшиеся наружу. При виде пламени воины отшатнулись на пару шагов — не все были готовы к столкновению со столь грозной силой.

Она же вскочила из-за стола, оглядываясь и чувствуя за своей спиной полководца Осаку.

— Берите ее, чего застыли?! — сверкнул глазами господин Тадамори. — Она одна! — он даже не посчитал Осаку за достойное препятствие, а ведь мужчина бросился грудью защищать Талилу от стрелы, которая так и не успела сорваться.

Но «одна» она была лишь в привычном понимании. Огонь бился внутри нее, требовал выхода — и Талила позволила ему. Одним стремительным движением она подняла правую руку, как будто бросала невидимое копье, и от ладони сорвался раскаленный сгусток пламени, ударивший в татами прямо перед воинами. Горячий шквал обдал их лица, заставляя отскочить назад с криком.

В помещении мгновенно запахло паленой древесиной — доски пола почернели там, где упала огненная вспышка, а по стенам поползло пламя. Замешательство самураев прошло очень быстро, и к ней снова кинулись воины, решив атаковать с двух сторон разом. В их руках мелькнула веревка-аркан, видимо, надеялись быстро связать ее, пока Талила не успеет нанести новый удар магией.

Но она не дала им шанса на такую слаженную атаку и ударила первой, отправив в их сторону несколько огненных сгустков.

— Ха! — вырвалось у Талилы.

В груди у не стучало сильно — магия выматывала, и долго в таком режиме она не могла держаться.

— Мы должны уходить, госпожа! — полководец Осака, прикрывавший ее со спины, тронул ее за плечо. — Вы не справитесь с целой армией.

Она сердито тряхнула головой и почувствовала, как из носа хлынула кровь.

— Уходим! — Осака, заметив это, жесткой хваткой сжал ее локоть и потянул за собой. — Уходим! — повторил он и занес перед собой катану, чтобы прорубить им дорогу, если понадобится.

Опасность пока не миновала, и когда один из воинов метнулся за ее спину, Талила чуть развела руки, выпуская тонкую полосу огня прямо на потолок у него над головой. Треск и искры заставили его отскочить, а несколько обугленных щепок посыпались вниз. Запах дыма усилился.

Полководец Осака уверенно вел ее за собой, к еще одной двери, что вела в боковую комнатушку. Она слышала шаги за своей спиной, чувствовала, как опасность дышала ей в затылок. Талила наугад взмахнула рукой, позволив огню стечь с ее ладоней, и этот последний удар поджег татами, и пламя пробежало дальше по помещению, обхватило стол и стены, лизнуло потолок...

Все вокруг заволокло горьким едким дымом, а воздух наполнился криками. Вместе с Осакой они бежали почти вслепую, и у Талилы подкашивались ноги. Она чувствовала себя пустым, выпитым до дна сосудом. Магия еще теплилась на кончиках ее пальцев, но это были лишь жалкие остатки. Если ей придется отбиваться вновь, она не сможет ударить с такой силой, которая потребуется...

Но пожар за их спинами разгорался все сильнее и сильнее, и вскоре весь дом утонул в черном, горьком дыму. Талила кашляла, и ей казалось, что легкие выворачивает наизнанку. Все, что она могла делать — цепляться за полководца Осаку и слепо следовать за ним, потому что глаза слезились, их беспощадно резало, и стоило приоткрыть ресницы, как острая боль заставляла крепко-крепко зажмуриться.

И потому она полностью вверилась его голосу.

— Еще немного, госпожа. Еще немного.

***

Вытерев губы, Талила распрямилась и помутневшим взглядом посмотрела на полководца Осаку, который стоял рядом с невозмутимым лицом.

Они были примерно в часе быстрой скачки от поместья господина Тадамори, который оказался весьма негостеприимным хозяином. Когда они бежали из главного дома, то за ними по пятам уже следовала стена огня и дыма, и они едва успели встретиться с теми самураями, которые ждали их, прежде чем пламя поглотило все вокруг.

Талила наглоталась дыма, и теперь ее выворачивало наизнанку в придорожную канаву, пока полководец Осака и самураи терпеливо ждали свою госпожу.

Отдышавшись, она провела ладонью по лбу, стирая холодную испарину, и взяла протянутой полководцев бурдюк с водой. Сил было немного, и Талила опустилась прямо на землю. Ее по-прежнему тошнило, и в глазах двоилось.

— Вы не должны себя так истощать, госпожа, — прямо над макушкой раздался назидательный голос Осаки, и она запрокинула голову, чтобы мазнуть по нему раздраженным взглядом.

Она и не истощала.

Она тренировалась все время, что предшествовало походу, и особенно усердно с того дня, как Мамору сказал, что им предстоит разделиться. И никогда за все эти недели — пусть их было и не много — она не уставала так сильно.

И никогда прежде пламя, давшееся ей с огромным трудом, не получалось таким мощным: стена огня, выросшая за их спинами, не опадала очень долго, даже когда Талила и ее люди были уже далеко.

И она не понимала, не знала, как это объяснить.

Проигнорировав руку Осаки, Талила поднялась с земли. Ее все еще пошатывало, но она сделала шаг, другой и осмотрелась. Покидая поместье господи Тадамори, они повернули вглубь Восточных земель и сейчас остановились на равнине. Всюду, куда хватало взора, простирались рисовые поля, и в отличие от тех, что они видели вначале своего пути, эти выглядели иначе. За ними ухаживали, на них работали крестьяне. Они дадут урожай.

«Непонятно, правда, кому», — усмехнулась Талила и вновь провела тыльной стороной ладони по губам.

Она не чувствовала раскаяния. Но была жалость к тем, кто незаслуженно пострадал от ее рук по вине своего господина. Сильнее всего ее захлестывала досада. Она должна была найти союзника в лице господа Тадамори, чтобы помочь Мамору. Но господин Тадамори успел раньше и отыскал себе другого союзника...

Талила посмотрела на полководца Осаку, который по-прежнему стоял рядом с ней, неподвижный и мощный, как скала.

Она хотела бы спросить у него: что дальше.

Но загвоздка заключалась в том, что это она была человеком, который должен отвечать на подобные вопросы. И потому она его не задала.

— Мы должны двигаться дальше, — сказала она и не узнала охрипший, сорванный голос.

В груди зарождался кашель, а в животе — тошнота. Проклятый дым.

— Вы должны отдохнуть.

Талила окинула его суровым взглядом.

— Сказал бы ты такое господину Мамору? — она прищурилась, но полководец не дрогнул.

— Сказал бы, — кивнул он и не добавил вслух: и говорил, говорил не раз.

Она хмыкнула уголками губ и не стала продолжать этот бессмысленный спор.

— Мы должны двигаться дальше, — повторила твердо.

Полководец повел плечами и скользнул взглядом на необъятную зелень полей, что раскинулись перед ними всюду, куда падал взор.

— Не думаю, что в других поместьях нас ждет что-то иное. Господин Тадамори — сильнейший глава рода из всех, но и он заключил с Императором сделку.

— Был, — тихо уронила Талила и натолкнулась на непонимание в глазах полководца Осаки.

Она скривилась, потому что на мгновение испугалась того, каким страшным человеком стала. И пояснила, что имела в виду.

— Господин Тадамори был сильнейшим главой. Я не думаю, что он пережил мой огонь. Он или его дом...

Во взгляде полководца мелькнула эмоция, которую Талила не успела считать. Затем он поджал губы, и на его лицо вернулось привычное выражение окаменевшего безразличия.

— Вы правы, — сказал Осака наконец. — Мы не можем повернуть назад и потому наш путь лежит лишь в одном направлении.

— Да, — прочистив горло, Талила вновь поднесла бурдюк с водой к губам. Напившись, она посмотрела на полководца. — Ступай к самураям. Я постою немного и присоединюсь к вам.

На мгновение Осака заколебался. Он даже хотел что-то сказать, но передумал. Коротко кивнув, развернулся и, широко отмахивая рукой, зашагал прочь. Посмотрев ему в спину, Талила отвернулась и вздохнула. Желание обхватить себя за плечи было нестерпимым, но она не могла себе этого позволить.

— Если я не возьму под контроль свою магию, я буду бесполезна для Мамору... — прошептала она себе под нос.

Она не знала, что с ней творилось, но знала, что должна как можно скорее разобраться. И попытаться исправить, пока не стало слишком поздно. Сосредоточившись, Талила вызвала небольшой огонек прямо по центру ладони и долго смотрела на него не отрываясь.

Если бы она была сильнее, им не были бы нужны союзники. Им никто не был бы нужен, если бы одним взмахом руки она могла уничтожить императорский дворец, спалив его дотла.

Тряхнув головой, она бросила последний взгляд на зеленые поля и направилась вслед за полководцем Осакой. Самураи смотрели на нее со сдержанным любопытством, и с раздражением Талила почувствовала, как на щеках появился румянец. Они все стали свидетелями ее недавней слабости — того, как ее выворачивало в канаву. И об этом она жалела.

Но то, что случилось, она не могла уже изменить и потому постаралась придать себе как можно более спокойный, уверенный вид. Талила подошла к своей кобыле, поводья которой удерживал Осака, и легко забралась в седло.

— Уезжаем, — коротко велела она, и войско тронулось в путь.

В следующие три дня им попадались лишь небольшие поселения, в которых жили трудившиеся на полях крестьяне. Талила вызубрила наизусть карту этих земель и потому не тревожилась. Она знала, что им предстоит еще день, а может, и целых два, прежде чем они покинут владения господина Тадамори.

Сперва они остерегались погони и направляли дозорных во все стороны, чтобы не дать застать себя врасплох. Но время шло, а на горизонте ничего не менялось. Не появлялся высокий столб пыли, который был виден издалека и который возвещал о том, что где-то там скакали лошади.

Они двигались медленнее, чем хотелось бы Талиле, и причиной тому была она сама. Дым, которым она надышалась, казалось, успел отправить ей все нутро, потому что тошнило ее теперь по несколько раз в день. Им приходилось останавливаться каждый раз, и вместо привычных одной-двух остановок от рассвета до заката они делали до десяти. Конечно же, это сказывалось на скорости, войско теряло темп, и они покрывали — в лучшем случае — две трети от запланированного расстояния.

Талила бы расстраивалась и корила себе, если бы у нее оставались силы, но тошнота выматывала ее до предела, и к вечеру она с трудом держалась в седле, мечтая о том сладком моменте, когда тряска прекратится, и она ступит ногами на твердую землю. А помимо собственного чувства вины ее всюду сопровождал пристальный, въедливый взор полководца Осаки.

Она даже подумывала запретить ему на нее так смотреть, но не решилась. Знала, что он не подчинится, и знала, что не сможет его никак наказать.

На пятый день они заметили на горизонте тот самый столб дыма, возвещавший о приближении всадников. Дозорные донесли, что к ним двигался отряд из двух дюжин человек с императорскими знаменами. И Талила даже не удивилась, когда заметила среди них знамена советника Горо.

Лишь сильно насторожилась.

— Нужно остановиться и занять укрепленные позиции, — сказал полководец Осака, когда они вдвоем выслушали доклад дозорных.

— Да. Встретим их после той низины, — Талила махнула рукой, — они будут вынуждены подниматься наверх, и мы будем довлеть там над ними.

Они так и сделали, но прошло еще не меньше двух часов, когда отряд советника Горо приблизился к ним на расстояние, с которого хорошо слышался топот копыт и лошадиное ржание.

Ни Талила, ни полководец Осака не говорили об этом, но оба не могли не думать, что появление советника Горо не сулит им ничего хорошего.

«Я не буду ему верить, — пообещала Талила сама себе. — Я не буду ему верить, что бы он мне ни сказал».

Но даже она не была готова к тому, что советник Горо ей покажет.

Катану Мамору.

И его обрубленные под корень волосы, перевязанные грязной веревкой.

— Теперь вы готовы меня выслушать, госпожа Талила? — спросил советник Горо, вдоволь насладившись вязкой, липкой тишиной, когда повисла с того мгновения, как он бросил им под ноги свои дары.

У нее свела горло такая судорога, что Талила не понимала, как умудряется дышать. Словно завороженная, она смотрела на катану и на волосы, что валялись на земле перед ней, и мысленно била себя по рукам, потому что хотела шагнуть и поднять все это, прижать к груди... Боль, поднимавшаяся изнутри, разрывала сердце на части, выламывала и дробила ребра, скручивала судорогой желудок.

Соблазн рухнуть на колени перед драгоценными для нее вещами, которые швырнули в грязь словно ненужные тряпки, был столь велик, что даже уничижительный взгляд советника Горо, которым тот буравил ее лоб, не казался ей такой уж существенной преградой.

А вот его едкий голос привел ее удивительным образом в чувства. Она сделала глубокий вдох и посмотрела на мужчину.

— Я всегда готова вас выслушать, советник.

И улыбнулась уголками губ, представив, как с ее ладони срывается пламя и поджигает этого ублюдка.