Последняя из рода. Скованные судьбой.

Глава 18

— Господин, в гарнизон у реки ехать должен я.

Мамору раздраженно фыркнул и бросил на своего полководца хмурый взгляд. И пары дней не прошло, как тот встал на ноги, а уже перечил ему.

Но в его словах было зерно разума. И от этого отмахнуться не получалось.

Ранним утром они собрались в просторном шатре: Мамору, Талила, полководец Осака, Такахиро и еще несколько самураев, которым можно было доверять.

Им нужно было уводить войско подальше от горного хребта, нужно было возвращаться из этой снежной блокады в Империю. И им нужно было искать людей, готовых стать частью их безумного замысла.

Мамору считал, что должен ехать сам. Он возглавляет войско. Он принял решение. Ему за него и отвечать.

Он не удивился, столкнувшись с сопротивлением Талилы. Но разозлился, когда к ней присоединились почти все из собравшихся в шатре людей.

— Я могла бы поехать... — она как раз заговорила, воспользовавшись его затянувшимся молчанием.

— Простите, госпожа, но нет, — Осака покачал головой. — Мы не знаем, что происходило там все это время. Нет никаких гарантий... вы подвергнетесь риску.

— Мы все подвергнемся риску, — тихо возразила Талила.

Но не стала дальше спорить и замолчала, и все взгляды устремились на Мамору.

Ему претила сама мысль остаться в стороне. Отправить заместо себя полководца. В его глазах это означало переложить на Осаку ответственность. А полководец не должен расплачиваться за решения, которые принял его господин.

Но иначе не выходило.

Проклятье! Ему требовалось чуть больше времени, чтобы восстановиться. Времени, которого у них уже практически не осталось.

— Я могла бы возглавить отряд, который отправится на разведку, — вновь тихо обронила Талила.

Она завела себе привычку, которая заставляла Мамору глухо ворчать и скрежетать зубами.

Она перестала с ним спорить. Перестала возражать. Перестала что-либо доказывать. О, нет. Она начала говорить тихо и размеренно. Она отводила взгляд. Она не смотрела на него, когда выдыхала в воздух одну из своих безумных идей. Притворялась, словно рассуждала сама с собой.

А они — его советники, верные самураи и преданные полководцы — это подхватывали!

Вот и сейчас.

— Госпожа предлагает разумные вещи, — сказал один из них, и Осака согласно закивал.

Мамору перевел разгневанный взгляд на Талилу, которая нарочно отводила его в сторону и стояла, скромно потупившись.

Что же.

Он поговорит с ней наедине.

— Мы слишком долго не получали никаких новостей о том, что происходит вне горного перевала, — Осака заговорил, поскольку молчание Мамору все длилось и длилось.

А он смотрел на бессовестную жену.

— Нам пригодятся любые сведения. Любые. Мы должны понимать, к чему готовиться... — полководец все никак не унимался.

— Мы закончим позже, — Мамору грубо перебил его.

Какая-то часть глубоко внутри него устыдилась. Он никогда не уподоблялся своему младшему брату и говорил вежливо даже с низшими из низших. Тем более он не позволял грубых окриков, слов и приказов, когда говорил с самураями, которым в бою доверял свою жизнь.

Но не сегодня.

Он почувствовал на себе несколько удивленных, вопросительных взглядов, когда все, подчинившись приказу, направились к пологу.

— Талила. Останься, — пророкотал он и испытал странную смесь злого удовлетворения, заметив, что плечи жены едва заметно вздрогнули.

Он дождался, пока самураи покинут шатер — Осака и Такахиро ушли последними — и лишь тогда повернулся к ней, неподвижно замершей так далеко от него, как позволяли стены.

— Что это было? — спросил он недовольно.

Талила вскинула невинный взгляд.

— Ты не отправишься на разведку. Это исключено, — зло выплюнул он, и впервые она позволила себе недовольство.

Скинула с себя образ кроткой, послушной жены.

Она может притворяться перед его полководцами. Но его обмануть у нее не получится. Он слишком хорошо знал, какой огонь бежал по ее жилам вместе с кровью. Он его видел.

— Почему? — спросила она, не отводя требовательного, строго взгляда.

Ее темные глаза пылали, и он проглотил довольную усмешку.

«Так-то лучше, жена. Так-то лучше».

— Потому что это опасно.

— Моя жизнь не стоит больше жизни любого твоего самурая.

— Стоит.

— Почему? — и вновь огонь блеснул в глубине ее глаз.

И слишком поздно Мамору осознал, что невольно угодил в ловушку. Ловушку своих собственных слов.

Талила стояла напротив, чуть приподняв подбородок и вытянув руки вдоль тела. Ладони ее были сжаты в кулаки. Крылья носа трепетали из-за шумного, резкого дыхания. Она поджала губы и смотрела на него, сузив глаза.

Ждала, требовала ответа.

Неуверенность, к которой он не привык, которой он не знал, захлестнула горло, помешала ему сказать что-либо в ответ. Мамору тяжело сглотнул — дернулся кадык — и ладонью поправил завязки рубашки у горла.

Дышать легче не стало.

— Почему? — требовательно повторила Талила, и его губы изогнулись в усмешке.

Ни следа напускной покорности, ни следа мнимого смирения.

Что он мог сказать?..

Потому что я не хочу тебя отпускать? Потому что я не хочу, чтобы ты уходила из моего поля зрения? Потому что я не хочу, чтобы ты рисковала своей жизнью вдали от меня, когда я не смогу прийти на помощь?..

Потому что буду... тревожиться за тебя?..

Волноваться?..

— Потому что твоя магия слишком важна и ценна, — сказал Мамору.

И мог покляться, что увидел, как в глазах Талилы раскрошился мир.

Но ему это показалось, ведь спустя краткое мгновение она моргнула и опустила взгляд, и больше уже не поднимала его от своей обуви.

— Именно благодаря моей магии я могу принести пользу в разведке, — глухо сообщила она своим сапогам. — Преданных людей слишком мало. Мы должны беречь их. Не можем ими рисковать.

«А кто будет беречь тебя?!»

Ему хотелось наорать на нее. Повысить голос, схватить за плечи и встряхнуть. Но вместо этого он шумно выдохнул и стиснул челюсть.

Талила ведь во всем была права.

И ему нечего ей возразить, кроме недостойных военачальника глупых мыслей о том, что он будет за нее волноваться.

— Хорошо! — бросил он зло и раздраженно, когда жжение в груди достигло своего пика. — Хорошо, ты возглавишь разведывательный отряд!

Она не подняла взгляда, чтобы поблагодарить, а ведь он согласился с ней, сделал так, как она предложила!

— Благодарю, господин, — пробормотала Талила по-прежнему со склоненной головой и сбежала из шатра прежде, чем Мамору смог найти повод задержать ее еще на немного.

«Твоя магия слишком важна и ценна».

Идиот.

Шагнув к пологу, он рванул его с такой силой, что чуть не выдрал с мясом.

— Такахиро ко мне! — бросил двум самураям, что стояли на страже возле шатра.

Те переглянулись, обменялись взглядами, и один из них отправился выполнять приказ Мамору. А тот, ступив несколько шагов, остановился, запрокинул голову и позволил прохладному ветру обдуть его лицо.

Успокоить разыгравшуюся в груди бурю это не помогло, но к моменту, когда перед ним вырос чуть удивленный Такахиро, Мамору вернул себе видимый контроль над чувствами. Заговорил он уже ровным, почти спокойный голосом, и только изредка в нем слышался скрежет метала.

— Госпожа Талила возглавит разведывательный отряд, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты отправился с ней.

Такахиро дернулся вперед и уже приготовился возражать, когда наткнулся на предупреждающий стальной блеск во взгляде своего господина. И вместо слов он глотнул ртом воздуха и склонил голову.

— Будет исполнено, господин.

Мамору кивнул сам себе со злым удовлетворением.

Хотя бы кто-то не стал ему перечить.

Затем был очень долгий день, полный новых обсуждений и планов. Он переговорил с полководцами и самураями, и вместе они решили, что в отряд, который возглавит Талила, войдет дюжина воинов, и они отправятся в путь как можно скорее, уже на рассвете. Они должны держаться тайно и вернуться, как только узнают, что происходит в Империи.

Все это проговаривал полководец Осака. Мамору молчал. Как молчала и Талила, а ведь это ее задумка исполнилась.

Это злило его еще сильнее.

Выдержка, что он тренировал годами, вдруг разом иссякла. И это также злило. Мамору смотрел на Талилу и чувствовал, как внутри бушевало раздражение. И проклятая тревога. И недовольство. А еще он перехватывал взгляды, которые бросали на нее самураи, и чувству, что возникало в то мгновение, он не мог найти подходящего названия.

Хотелось вернуть ее в шатер. И не выпускать. Никогда.

Вечером же он, напротив, не хотел возвращаться в него как можно дольше. И это было недостойно самурая, и потому Мамору, смирив себя уже в который раз, вошел в шатер сразу после заката.

Талила, которая собирала вещи в небольшой мешок, мазнула по нему тусклым взглядом и даже не прервала своего занятия.

— Я хочу, чтобы ты была осторожна, — Мамору заговорил, и это заставило ее повернуться к нему и отложить мешок в сторону. — Ты поведешь за собой людей. На тебе лежит ответственность за их жизни.

— Конечно. Я буду осторожна, — пообещала она так, как могла бы пообещать последнему самураю в этом лагере.

— Хорошо, — он сглотнул, почувствовав на языке вязкую сухость. — Я рассчитываю на тебя. Как на... на своего полководца. Не подведи меня.

Он падал, падал и падал в пропасть.

— Конечно, — деревянным голосом повторила Талила. — Я не подведу тебя, господин.

Мамору с трудом удержался, чтобы не закатить глаза и не цыкнуть раздраженно языком.

На следующее утро она уехала.

А у него в груди образовалась дыра размером с кулак.