В начале 41-го года события на военных фронтах Европы несколько стабилизировались. Англия предпринимала отчаянные попытки восстановить свое положение в Средиземноморье, для чего активно перебрасывала войска из Австралии и Индии в зону Суэцкого канала как с Палестинской стороны, где продолжались вялотекущие боевые действия с турками, так и со стороны Египта, где ситуация казалась намного более угрожающей.
Турки не горели большим желанием бросаться на амбразуру любой ценой, а потому заняв Дамаск и дойдя до Голанских высот, перешли к позиционной борьбе, дожидаясь решительного наступления немецко-итальянского экспедиционного корпуса в Египте. Этот корпус формировался на захваченном союзниками плацдарме в Ливии под командованием пока еще не знаменитого немецкого генерала Роммеля.
Но главная проблема англичан была все же не в Суэце. Оборона Канала была продумана ими достаточно давно и очень хорошо, так что теперь с "колониальным усилением" она и вовсе превратилась в крепкий орешек для любого противника. Гораздо опаснее был тот факт, что потеряв Крит и Мальту, имея очень серьезные риски и практическую невозможность удержать Кипр, атака на который ожидалась в самое ближайшее время, и, что несравненно важнее, потеряв Гибралтар, англичане фактически потеряли для себя Средиземное море вообще. И в любом случае потеряли его для проводов караванов из колоний в метрополию. Теперь конвоям приходилось огибать Африку и совершать путь через всю Атлантику. Это занимало лишний месяц по времени я являлось на порядок более опасным. На океанских просторах давно и успешно рыскали подлодки Кригсмарине, собирая свою кровавую жатву. Редкому конвою удавалось без потерь преодолеть путь до Британии. Причем, это касалось не только кораблей, идущих из Индии или Австралии, но и судов, пересекавших Атлантику из США. Американский противолодочный флот еще только строился и фактически все атаки немецких подводников проходили совершенно безнаказанно. Еще в своем мире я немало читал, что в 40-м году немецкие "кригсмаринеры" настолько наглели, что не стеснялись высаживаться на американский берег и в собственной форме, не снимая знаков различия, посещать американские бары. Истории эти были очень похожи на утку, но попадались довольно часто.
Знаменитый британский Грандфлит в этот период почти не оказывал влияния на события на океанских коммуникациях, сконцентрировавшись вокруг Британских островов, чтобы ни в коем случае не допустить возможной десантной операции, и лишь немного тревожил немецкий флот к северу от европейского континента в отдельных рейдах. Единственным его успехом было то, что средиземноморская эскадра смогла успешно вырваться в Атлантику в последний момент, когда Гибралтар уже пал, но испанцы еще не полностью восстановили его артиллерийскую мощь. При этом, что подавалось как особенный успех флота, благо радостных новостей был самый мизер, это уничтожение нескольких французских кораблей на рейде в порту Мерс-ель-Кибир в Алжире. Англичане даже придали этой операции собственное кодовое имя - "Катапульта".
Да, как ни странно, уничтожение остатков флота бывшего и уже окончательно павшего в конце 40-го союзника, как и гибель почти тысячи трехсот французских моряков подавалось в Англии как грандиозный спех британских моряков. Иначе, писала официальная лондонская пресса, эти корабли почти неизбежно оказались бы в руках Кригсмарине и действовали бы против Англии. Но газеты не писали другого, гораздо менее приятного. Безжалостное и предательское уничтожение французских моряков, не подозревавших об угрозе и подпустивших англичан беспрепятственно на дистанцию уверенного огня, не поднимая боевой тревоги, очень резко изменило отношение французов к происходящему. Если раньше практически во всех провинциях страны активно действовали партизанские группы, а каждый город обладал серьезным подпольем, то теперь все громче стали слышны призывы отомстить коварным англичанам и присоединиться к Германии, создав единый Еврорейх.
Немцы, разумеется, не препятствовали этому никоим образом, напротив, всячески раздували эту историю в подконтрольных французских СМИ. Газеты с каждым днем все больше вспоминали то Столетнюю войну, то битву при Ватерлоо, где лишь коварство и случай позволили англичанам взять верх над Наполеоном. И как следствие накал противодействия немецкой оккупации во Франции стал существенно спадать. Это в свою очередь позволило Германии перебрасывать все больше войск в Африку и даже устраивать для войск постоянную ротацию с регулярным отдыхом в Европе.*****
В советско-германских взаимоотношениях царил мир и порядок. Даже экономическое двустороннее сотрудничество вышло на полностью сбалансированный уровень взаимных поставок. Фактический захват всей европейской экономики и снижение накала борьбы на континенте позволил Германии довольно быстро нарастить свои поставки оборудования и транспорта по заказам СССР, ликвидируя ранее возникшую задолженность и даже уже вовсю осваивая перевезенное в Берлин советское золото.
На этом фоне Сталин наконец отвлекся от текущих вопросов и добрался до экономической части моего трактата. Результатом стало то, что в начале февраля я был вызван "на ковер" для обсуждения всех возникших у вождя вопросов. Увидев практически сразу же обилие пометок, сделанных Сталиным на страницах моего документа, я понял, что на этот раз дискуссия получится и жаркой, и обильной. Хотя легкая хитроватая смешинка в глазах Сталина, когда он предлагал мне присаживаться, говорило за то, что он находится скорее в хорошем расположении духа.
На эту работу я реально потратил несколько месяцев. Постарался учесть все, что мне было известно о достижениях советской экономики моей истории, а также все ее недостатки, приведшие среди прочего к итоговому провалу. В неменьшей степени я постарался вспомнить и осознать опыт капиталистического хозяйствования последних двадцати лет, прожитых мною в моем времени после развала СССР. Чем дальше я старался вникнуть в проблему, тем больше понимал, что как и в других областях виноватой в провале оказалась не сама экономика социализма, а то, во что ее в итоге превратили. К сожалению, о реальной экономической политике сталинского времени мне было известно гораздо менее детально, тем более, что из-за войны, а потом устранения ее последствий эта политика претерпевала неоднократные изменения под действием текущего момента. Но этот пробел я постарался устранить за счет непосредственных наблюдений происходящего уже здесь, а также за счет многих и продолжительных обсуждений с руководителями советской индустрии. Не забывал я, разумеется, и про серьезный положительный опыт в других странах. Та же Япония в моем мире показала множество интересных и поучительных примеров организации производств.
То, что у меня в итоге получилось, оказалось странной на первый взгляд смесью командной, плановой и свободной предпринимательской экономики. Но именно эта "жуткая смесь" могла показать наилучшие результаты. Оставалось теперь убедить в этом Сталина и остальное советское руководство.
Пока Сталин пробегал глазами мои тексты и свои пометки к ним, освежая их в памяти и не начинал разговор, я вспоминал, как трудно шел поначалу процесс подготовки материала.
Первое, с чем я столкнулся, была необходимость общего осмысления экономики и тех задач, которые она должна была решать в интересах страны. То, во что она выродилась в моем времени оптимизма, не внушало совершенно. Погоня за прибылью, как главной целью экономики привела к тому, что планета оказалась загаженной в считанные десятилетия, а ресурсы планеты, которых при другом подходе могло бы хватить не на одну сотню лет, истощились. Мир год за годом становился все абсурднее, примат материальных ценностей над духовными привел к стремительному разрушению цивилизации, имеющей перспективы развития.
Безусловно, рост материальных потребностей человека, его стремление сделать жизнь комфортнее, а труд более легким есть объективный процесс, который совершенно не стоит пытаться отменить или затормозить. Но поставить его в необходимые рамки, сбалансировав или даже подчинив материальные потребности духовным совершенно необходимо.
Второй вопрос, который меня заботил в самом начале, потому что считал его фундаментальным, это найти необходимый баланс между справедливостью, при которой уровень жизни человека должен был впрямую зависеть от количества и качествам его труда на благо общества и безусловной важностью сохранения единства общества как такового. То, во что может превратить человека вырвавшийся за флажки индивидуализм, я прекрасно видел собственными глазами в России после распада СССР. Но я также видел, к чему может привести тупая показная уровниловка всего и вся, дополненная чиновничьими спецраспределителями, в последние десятилетия СССР. Необходимо было придумать систему, при которой индивидуальные творческие устремления граждан находили всестороннюю поддержку государства и работали на общество, а не на его разрушение. Но при этом и все те, кто не обладал какими-либо уникальными качествами для индивидуальной самореализации должны были бы иметь достойный уровень жизни и не считать себя людьми второго сорта, ненавидя со своей стороны "выскочек" до глубины души. Общество должно было всемерно поддерживать тех, кто смог подняться над общей массой, чтобы у них от этой поддержки только прирастали силы для новых свершений.
Исключение должно было касаться только тех, кто проявлял склонность к откровенному тунеядству и желанию жить за счет других. А это ставило передо мной задачу решить проблему и так называемых раньте, кто в какой-то момент "выстрелил" идеей или удачным решением, получил от страны и людей заслуженную благодарность, а потом решил почить на лаврах всю оставшуюся жизнь, проживая ее в неге и безделии.
Когда я впервые попытался набросать на бумаге все эти положения, чтобы свести их воедино, мне показалось, что попытка безнадежна. Что я пытаюсь совместить противоположности, которые могут лишь взаимно уничтожить друг друга, а не гармонично дополнить. Но потом кое-что стало постепенно вырисовываться. Хотя за то, что вырисовывалось, меня бы легко заплевали все современные мне экономисты.
Первая задача, на мой взгляд, глобально решалась переосмыслением глобальных целей экономического развития. Если в моем мире ими была максимизация прибыли, а двигателем развития была конкуренция, то здесь все должно быть иначе.
Во-первых, целью экономики должно было стать максимально эффективное удовлетворение потребностей страны и народа в товарах и услугах при минимальных затратах ресурсов. Слава Богу, социалистическая экономика имела возможность не ставить вопрос прибыли во главу угла. Общенародная собственность на все средства производства и прямое материальное распределение всех основных ресурсов позволяли сделать в этом направлении очень многое. Тем более, что эта цель базово оказалась совершенно непротиворечивой существующей в этом времени цели максимально быстрого развития объемов промышленного производства в виду постоянного и всеобщего дефицита. Сейчас эта задача решалась как правило тупым методом максимальных валовых объемов, более сорока процентов которых тут же уходило в брак и в лучшем случае означало необходимость вторичной переработки сырья, а то и окончательную потерю ресурсов. Впрочем, второе присутствовало всегда, поскольку затраты электроэнергии, топлива и рабочего времени являлись невосполнимыми потерями.
Естественным образом напрашивалось повсеместное переориентирование производств на выпуск именно качественной конечной продукции, принятой независимой экспертизой. А распределение ресурсов по заводам и фабрикам должно было производиться в прямой зависимости от того, какое итоговое ресурсное потребление приходилось на одно конечное изделие. А помимо внешней независимой приемки должна была существовать и система внутреннего контроля, отсекавшего брак сразу же после его появления. В противном случае забракованной могла оказаться продукция гораздо более сложная, включающая труд множества добросовестных людей. Да, такая задача и такой путь необходимы. В моей истории ставить ее не было ни времени, ни возможности. Сначала бесконечная индустриальная гонка, чтобы успеть подготовиться к войне, затем сама война, потом ликвидация ее последствий не давали даже шанса на такую формулировку задачи. А когда напряг спал и в семидесятых ее все же попытались поставить, то выяснилось, что привычку к попустительскому отношению к браку впитало в себя уже не одно поколение рабочих и инженеров, да и партийным и государственным чиновникам было проще закрывать на это глаза, нежели реально пытаться перестроить систему с риском сломать себе шею. Единственное, где брак карался с самого начала по всей строгости, было штучное сложнейшее производство типа ракетостроения или сложных систем вооружения. И именно благодаря этому данные отрасли пусть и полузадушенные рынком, но все еще держались спустя два десятилетия на момент моего "отбытия" в эту реальность.
Здесь и сейчас благодаря тому, что очень многие проблемы оказались решены намного раньше, подготовка к войне завершена досрочно, а сама война отменяется или в худшем случае серьезно отодвигается по срокам, эту задачу можно и нужно было ставить. Но проблемы были и здесь, причем такие, которые кабинетным мозговым штурмом не снять. Это проблема объективного и всеобщего дефицита квалифицированных рабочих кадров. Даже при том, что СССР удалось всосать в себя тысячи профессиональных рабочих из США или воюющей Европы, этот дефицит составлял десятки процентов от численности работников по всем основным специальностям. И эта проблема могла быть решена только наличием комплексной системы качественного образования и профессиональной подготовки молодежи, совмещенной с такой же комплексной системой передачи опыта и навыков от мастеров к новичкам уже на самом производстве.
Не меньшую важность имело для решения данной задачи и единение трудовых коллективов, причем не привычными идеологическими лозунгами, в изобилии продуцируемыми местными партийными органами, а через регулярное обсуждение в коллективах имеющихся производственных проблем, стимулирование и поощрение, включая материальное, любых эффективных рационализаторских предложений. Если объединить эту систему с общей системой стимулирования производства и трудового коллектива по итоговым результатам выпуска конечной продукции и снижению ее ресурсоемкости. А чтобы не было злоупотреблений и сговора, то помимо независимой приемки непосредственно на производстве должна была существовать система контроля еще и у потребителя этой продукции. Например, если одно предприятие получило и приняло без указания брака станок, произведенный поставщиком, то этот станок должен быть загружен работой в самое ближайшее время. Если он пылится на складе получателя, то либо наказанию подлежит тот, кто заказал ненужное оборудование, либо оба предприятия если одно поставило, а второе приняло бракованную продукцию. Точно также в отношении населения. Если на качество проданного торговлей товара имеются претензии купивших его граждан, то торговля несет такое же наказание, как и производитель.
Наконец, общественное признание и поощрение качественного добросовестного труда можно и нужно дополнять изменениями в социальном статусе самого работника. Мы уже начали вводить в общественное сознание важности Рода и индивидуальной ответственности человека перед Родом, как и наоборот. Вполне можно увязать и социальный статус самих Родов с тем, какую пользу приносят его члены обществу своим трудом.
Я прекрасно отдавал себе отчет в том, на каком низком материальном уровне находится сейчас жизнь народа СССР. Но это палка о двух концах. С одной стороны, нужно делать все, чтобы он рос максимально быстро, но, с другой, именно сейчас прекрасный момент для того, чтобы донести до людей, что пусть он растет медленнее, но зато только за счет качественных товаров, имеющих длительный срок использования.
Кстати о последнем. В моем мире погоня за прибылью привела к тому, что искусственно раздувалась потребность к потреблению все новых и новых товаров. Бесконечная смена моды, стилей, постоянное появление лишь слегка модернизированных товаров, имеющих по сути те же самые потребительские свойства, заставляли людей все заработанное тут же тратить, даже залезая в долги, чтобы только соответствовать текущим стандартам. Но даже эти стимулы имели свои пределы зомбирования, а потому производители неизбежно перешли к производству быстропортящихся товаров, требующих замены. Ремонт как таковой вообще ушел в прошлое. Колготки у женщин планово рвались на второй-третий день носки, электроника "случайно" ломалась сразу же после окончания гарантийного срока. И даже автомобили фирм, некогда знаменитых качеством и надежностью, требовали после окончания гарантии почти также гарантированно сложного и дорогостоящего ремонта, что проще было их продать, заставляя мучиться с этими проблемами будущего "счастливого" покупателя б/у продукции. Здесь мир пока к счастью до этого не дошел. И очень важно сейчас в самом начале построения системы нацелить ее прямо на противоположное. В сущности, если разобраться, то кардинальные изменения даже в сложную технику вносились не так часто. Проще говорить о поколениях этой техники, нежели о постоянном процессе существенных изменений. А потому гораздо проще настраивать производство таким образом, чтобы физический износ первого поколения наступал не раньше, чем начинало выпускаться четвертое. Конечно, в каждом виде продукции частота поколений будет различной, но суть от этого не изменяется. Более того, низкий уровень текущего потребления и невозможность мгновенного удовлетворения потребностей всех сразу будет здесь только в помощь. Например, автомобили. Допустим, первое поколение выпускается десять лет, далее каждую декаду идут их смены. А качество таково, что срок службы автомобиля без серьезных принципиальных проблем составляет не менее тридцати лет. В таком случае имеем сразу два огромных плюса. Тому, кто купил автомобиль первым, просто нет смысла его менять все десять лет. За это время он все зарабатываемые деньги тратит на приобретение других видов потребительских товаров, столь же качественных и долговечных, а потому именно с качественной точки зрения уровень его жизни растет наиболее быстрыми темпами. Через десять лет он меняет авто на второе поколение, а свой прежний "пепелац" продает другому потребителю, у которого нет достаточных средств на покупку нового автомобиля. В итоге и его качественный уровень жизни растет быстрее. Насыщение рынка товарами, выдерживающими многолетнее интенсивное использование, решает сразу несколько важных социальных задач. Во-первых, производителю нет смысла гнать объемы в ущерб качеству. Во-вторых, общий качественный уровень жизни всего народа растет намного быстрее, поскольку на каждый вид продукции можно тратить деньги один раз за множество лет, а потому новые заработки идут на покупку, удовлетворяющие уже все новые потребности, а не на постоянно возобновляемые старые. В-третьих, общий объем потребляемых ресурсов снижается в разы, выигрывая для цивилизации целые десятилетия, если не века и сохраняя экологию планеты.
Единственное, что при этом страдает, это потенциальная прибыль производителя. Но в условиях настоящей социалистической экономики, это может коснуться только частного сектора. Но это отдельная проблема, ничуть не менее важная, чем данная. Можно было бы сказать, что проблему частного предпринимательства очень просто решить кардинально, путем простой ликвидации такого понятия вообще. Но практический опыт того же СССР наглядно показал, что это не выход. Что планировать абсолютно все, включая цвет и рисунок трусов, которые станут популярными в народе, а потом еще и обеспечивать необходимое их количество в магазинах всех городов и сел СССР невозможно. Должно существовать очень четкое разделение тех секторов, которые должны в обязательном порядке являться государственной монополией и основываться на общенародной собственности, в каких секторах допустимо и оптимально наличие обоих видов собственности, а какие экономические области должны быть вообще полностью отданы на откуп частному предпринимателю.