Последний шанс (СИ)

Глава 81. Красное и черное (Часть 3)

Вечером я связался со Сталиным и доложил ему ход переговоров. Он меня успокоил и сказал, что все идет нормально, никаких ошибок я не совершил. Также он заверил меня, что по информации Власика никто из нашей делегации, а тем более из немецкой подмены не заметил и никакого волнения по этому поводу не проявляет. Так что со своей ролью я справляюсь прекрасно. Мы также обсудили все нюансы будущего расширения двусторонних экономических связей, которому предстояло стать ширмой для запланированной Берлинской спецоперации.

Еще в Москве мы рассматривали со Сталиным возможность моего прямого перемещения к нему в перерыве между встречами с Гитлером. Это выглядело бы намного естественней, поскольку времени у меня этот процесс не занимал, а знакомое мне место, куда я мог бы тайно переместиться для встречи со Сталиным, найти было бы проще пареной репы. Тем более, что такой вид общения совершенно исключал какую-либо утечку информации. Однако, подумав. Сталин отбросил этот вариант. Он предпочел пойти на риски, связанные с телефонными проводами, но не захотел идти на другие.

Первое, чего он хотел бы избежать, так это огласки подмены за рамки тех трех человек, кто был в курсе. Вероятность того, что в момент, когда я перемещусь, случится нечто, требующее немедленного информирования товарища Сталина хоть и была небольшой, но тем не менее не нулевой. Но главной причиной несогласия Сталина была иная. Не только по моим воспоминаниям, но и по данным нашей разведки было известно, что немцы очень большое внимание уделяют эзотерике. Практически всегда неподалеку от Гитлера находились люди из Анненербе, включая тибетских монахов. Существовала большая вероятность того, что и в Бресте будет кто-то из них. Мои перемещения, пусть и незначительно, но колебали тонкие пространства, и те, кто находился рядом, могли это почувствовать. А расстояние от Бреста до деревушки, где остановилась немецкая делегация было слишком незначительным, чтобы быть уверенным в обратном.

Даже в том случае, если бы немцы и не смогли бы понять, что именно происходит, то возмущение астрала так или иначе могло бы негативно сказаться на доверии Гитлера к переговорам. Он вполне мог бы принять это за атаку на самого себя. Сталин иногда просто поражал меня тем, насколько внимательно он относился к различным мелочам. Даже в тех вопросах, к которым сам относился с подозрением и недоверием.

Следующий день переговоров начался довольно рутинно, с той же самой экономики, на которой мы остановились вчера. Я предложил Гитлеру показавшийся ему интересным вариант. Мы отказывались от масштабных претензий по закупкам готовых изделий, по которым в Германии намечался дефицит, но заменяли их на интересующие нас германские технологии и сложное современное промышленное оборудование. В частности мы отказались от ранее заказанного крейсера "Лютцов", отказались от чертежей устаревших образцов техники и вооружений, отказались от закупок тысяч тяжелых грузовиков, поставка которых была нами давно отлажена из США. Вместо этого мы хотели несколько современных заводов по производству тех же грузовиков, авиатехники, конструкторскую документацию на некоторые модели немецких самолетов, самым интересным из которых был разведчик Fw 189 "Рама" и широкий набор технологического и производственного оборудования. Вне политических соображений это предложение было фантастически выгодным для Германии. При сохранении общего стоимостного объема поставок немцы получали бешеную экономию по затратам материальных ресурсов, в первую очередь, металла, энергии и трудозатратам.

Гитлер слегка задумался, подсчитывая опасность передачи своему пусть и гипотетическому противнику современных немецких разработок, в том числе и военных, но в конце концов счел опасность не слишком существенной. В его голове, безусловно, уже бродила мысль о возможном вторжении на Восток, хотя решение принято не было. Но сопоставив возможные сроки военной операции и те же сроки, необходимые для полного освоения переданных технологий и оборудования, решил, что Германия ничего не теряет от такой замены. А потому ответил согласием. Документы должны были быть подписаны руководителями наших дипломатических и экономических ведомств через две недели в Москве.

Затем Гитлер после небольшой паузы задал вопрос, который волновал его больше всего прочего. По нему даже было заметно, что он готовится к чему-то важному для себя и всячески пытается сделать так, чтобы вопрос звучал обыденно и выглядел простым любопытством.

- Скажите, товарищ Сталин, а что за странное письмо Вы передали мне с Риббентропом в прошлом году после подписания договора? Там было что-то насчет Дюнкерка и какого-то странного полета Гесса в Англию? Что Вы имели в виду. Я долго пытался понять, но у меня ничего не получилось.

Разумеется, мы со Сталиным были готовы к этому вопросу. Еще в Москве, рассматривая различные варианты тем, которые могут всплыть на этой встрече, мы пришли к выводу, что проявление интереса Гитлера к этому письму будет практически неизбежным. Ну и ответы готовили со всей тщательностью.

Я сделал вид, что вспоминаю, затем, что глубоко задумался над ответом и наконец задал встречный вопрос.

- Скажите, господин канцлер, а как Вы относитесь к возможности увидеть будущее?

Гитлер слегка ошалел от столь прямого вопроса, в котором фактически содержался и мой ответ. Посмотрел на меня внимательно и проговорил, - Герр Сталин, Вам наверняка известно, что мы очень внимательно относимся к области так называемого "тайного знания". Для меня скорее является удивлением, что и Вы, судя по всему, уделяете этой теме не меньшее внимание. Так называемое ясновидение является достаточно распространенным явлением. Вопрос лишь в том, насколько можно доверять такой информации. Уж слишком часто попадаются или шарлатаны, или те, кто что-то увидел. Но не смог правильно интерпретировать увиденное. У что, та информация в письме была получена от ясновидящего?

- В целом да, и от ясновидящего, в отношении которого нет ни малейших сомнений, что он не шарлатан. Но потом эта информация была дополнительно проверена по другим каналам, скажем так, более реалистичного характера. Наши аналитики просчитали некоторые варианты возможного развития ситуации в Европе, кое-что подкинули наши товарищи из Лондона. Вы же понимаете, что я не могу быть более откровенным.

Гитлер задумчиво кивнул.

- Разумеется. Но все же какое существенное или тем более судьбоносное значение может иметь небольшое местечко на побережье?

- Судьбоносным я бы его не назвал, а вот слово "существенное" вполне точно определяет смысл. Ваше решение в этой точке способно существенно повлиять на весь ход дальнейшей кампании Рейха в Европе. И в том числе привести к последующим фатальным ошибкам.

- Даже так? Но Герр Сталин, я же не могу принимать решения на основе столь туманных намеков. Не могли бы вы хотя бы несколько конкретизировать сказанное и написанное в Вашем письме?

- Ну что касается вашего любимого соратника Гесса, то в определенный момент он захочет посетить Англию для тайных переговоров с Вашими якобы сторонниками на островах. Если Вы дадите свое добро, то больше его не увидите.

- Он погибнет?

- Нет, он имеет все шансы пережить Вас и надолго, но Вы его больше не увидите.

- Так, с этим понятно хотя бы на уровне общего смысла. Употребленное Вами слово "якобы" говорит о многом. А что все может случиться в Дюнкерке?

- Поверьте, господин канцлер. Я совершенно не призываю Вас верить мне или не верить. Мы все же политики и всегда действуем, исходя из интересов собственных государств. Но все же предлагаю прислушаться. Если Вы во время летнего наступления во Франции дадите возможность английскому экспедиционному корпусу спокойно эвакуироваться с континента, а это и может произойти в Дюнкерке, то Германия в итоге войну проиграет. Случится это не сразу, но тем не менее. Так говорит наш ясновидящий, так прогнозируют наши аналитики. Это все, что я могу Вам сказать по данному поводу.

- Понимаю. Спасибо и за то, что сказано. Я не буду утверждать, что обязательно последую вашему предупреждению, но я к нему внимательно прислушаюсь. Я чувствую к Вам расположение и доверие, Герр Сталин. И я высоко ценю сказанное Вами.

- В таком случае, господин канцлер, позвольте высказать еще одно соображение, хотя оно на порядок менее конкретно, чем предыдущие.

- Буду признателен.

- Не торопитесь после победы над Францией немедленно форсировать Ла Манш. Вы, кажется, готовите операцию под названием "Морской Лев". Слишком рискованно и неоправданно. Есть более эффективные способы добиться окончательной победы.

Неизвестно, что испытал в душе Гитлер, услышав название операции, являющейся одной из самых страшных тайн рейха, кого именно он захотел немедленно поставить к стенке, но вслух он проговорил достаточно спокойным и доброжелательным тоном,

- Ваша информированность, Герр Сталин, делает Вам честь. Мои поздравления. Мы хоть и не враги, но название этой операции не висит на каждом столбе в Берлине. А что Вы имели в виду под более эффективным путем в победе?

- Дорогой, господин канцлер. Я знаю Вашу приверженность молниеносным решительным действиям. Тем не менее в случае с Англией было бы лучше поступить иначе. Выкиньте их сначала из Средиземноморья. В этом случае они вдвое увеличивают маршрут, связывающий их с колониями, несут дополнительные расходы и потери, а Вы получаете доступ к ресурсам северной Африки.

- Это замечательно, но не так легко сделать.

- Наши аналитики утверждают, что это реально. Думаю, Турция могла бы помочь Вам с Суэцем, а Каудильо Вы наверняка сможете уговорить на совместную операцию в Гибралтаре. После чего Средиземное море становится внутренним для Вашего Рейха, а Англия оказывается на грани коллапса. Затем Вы легко добьете ее на островах, перерезав оставшиеся крайне растянутые коммуникации.

- А в чем Ваш интерес, Герр Сталин? Не станете же Вы утверждать, что обсуждаете со мной этот план лишь исключительно из интеллектуального интереса. Вы отказываетесь присоединиться к странам Оси, но, что особенно удивительно, спокойно предполагаете вступление в войну Вашего соседа - Турции.

- Не скрою, наш самый главный интерес в крушении Британской империи, от которой Россия видела немало зла. Безусловно, у нас есть собственные интересы, но они лежат не в Европе. Они вообще не связаны с какими-то завоеваниями. В отличие от Германии, у нас достаточно собственной территории и собственных ресурсов. Но мы очень заинтересованы в том, чтобы вокруг наших границ все было спокойно, чтобы СССР был окружен сильными развитыми государствами, с которыми можно плодотворно сотрудничать, строить совместное будущее. Голодный и униженный сосед, это плохой сосед, который всегда будет смотреть на тебя с завистью и ненавистью. Мы способны защитить себя от любого врага, мы никого не боимся. Но мы не хотели бы, чтобы на нашу страну смотрели с вожделением и желанием попробовать нашу оборону на крепость. Это отвлекает от действительно важных дел и бесцельно расходует ресурсы, для которых найдется лучшее применение. Но та же история, на которую я все время ссылаюсь, говорит нам, что пока Англия существует, она всегда будет стравливать другие государства между собой в надежде поймать в этой мутной воде свою золотую рыбку.

- Да, именно, Вы совершенно правы, Герр Сталин, - Гитлер даже чуть не подскочил в волнении. - Именно Англия всегда была источником и наших бед. Но теперь ей точно наступит конец. Немецкий солдат растопчет своим сапогом британскую империю и вернет Германии величие, которого она заслуживает.

Мы проговорили с Гитлером довольно долго, плетя взаимные словесные кружева с целью выяснить насколько мы можем полагаться друг на друга и насколько мы должны друг друга опасаться. Точнее это Гитлер водил хороводы вокруг меня, у меня такой проблемы не было. Я точно знал, чего от него можно ожидать и видел своей задачей сделать максимум, чтобы у него не возникло желания и впрямь счесть СССР колоссом на глиняных ногах, как это было в моей истории. Для этого я даже специально затронул прошедшую краткосрочную финскую операцию, поскольку помнил, что именно неудачи на этом фронте в моей истории заставили Гитлера усомниться в силе советской армии и подвигли его на поиски счастья на востоке. Здесь Гитлер был вынужден согласиться со мной, что операция в Финляндии была проведена идеально, даже заметил, что немцам есть чему поучиться на этом примере. Думал ли он так на самом деле или просто проявил вежливость, не знаю. Но я точно был уверен в том, что никаких признаков нашей слабости он точно не заметил.

Закончились наши переговоры драматически. На нас с Гитлером было совершено покушение.

Точнее о том, что в здании были мы, скорее всего, никто не знал, а покушение готовилось против генералитета обеих стран, изображавших масштабное совещание. В тот момент, когда немецкие генералы уже выходили, чтобы сесть в автобус, а наши их вышли проводить, на площадь перед зданием вылетели две машины, из которых раздались автоматные очереди. Машины прорвались через кордон оцепления и, не снижая скорости, пронеслись мимо стоявших у входа генералов. Слава богу, генералы оказались боевыми и при первых же выстрелах браво бросились на землю или под защиту автобуса. Никто не пострадал, лишь одному из наших пуля зацепила бедро.

Вслед умчавшимся машинам понеслась охрана мероприятия, и вскоре за поворотом раздалось два мощных взрыва. В это время мы с Гитлером продолжали сидеть в креслах, как приклеенные, а в комнату дружно ввалилась моя и его охрана, обступившая нас со всех сторон.

Вскоре ситуация разрешилась, нападавшие были убиты в машинах во время тех самых взрывов, лишь один попытался скрыться, но его настигла очередь преследующих сотрудников НКВД. По крайней мере к такому выводу пришло совместное следствие наших и немецких специалистов, прошедшее по горячим следам. На трупах было найдено достаточно мелочей и документов, указывающих на польское происхождение террористов. А немцы даже узнали одного из нападавших, им оказался поляк, которого давно и небезосновательно подозревали в работе на британские спецслужбы, и который давно находился в розыске гестапо за приписываемые ему диверсии на территории немецкой зоны оккупации Польши.

Происшествие несколько скомкало завершение нашей встречи, но поскольку все закончилось благополучно, то особого негатива не было. Мы договорились о том, что и дальше расследование этого инцидента должны проводить совместно обе наши стороны, которые должны были довести его до конца и сделать однозначные выводы. Хотя все и так было ясно.

Вернувшись в Москву через какое-то время я с удивлением узнал, что во всей этой истории настоящими оказались лишь поляки, которых НКВД незадолго до этого выловило в лесах под Брестом, где они на полном серьезе собирались вести партизанскую войну как против нас, так и против немцев. Все остальное было спецоперацией НКВД, призванной убедить Гитлера в крайне негативном отношении англичан лично к нему. А учитывая, что к собственной безопасности Гитлер относился едва ли менее серьезно, чем Сталин, это должно было сыграть свою роль в будущем.

И, надо сказать, операция прошла блестяще. По результатам расследования никаких сомнений относительно возможного заказчика этой акции у немецкой стороны не осталось. Сталин, как всегда, сумел выжать из ситуации максимум.