Последние ратники. Бросок волка

Эпилог

В воздухе сладко пахло свежей стружкой и древесной смолой. На холме стучали топоры плотников, взвизгивали пилы и размеренно шуршали рубанки. Слышался задорный переклич мастеровых, ставящих на месте бывшей хаты старосты крепость. С высокими стенами и еще более высокими вежами. Место это незащищенным впредь держать было нельзя. Мальчишки с ведрами, наполненными опилом, таскали его, высыпая на тропу, ведущую от хуторка к крепости. Глубокий ров, с заостренными кольями по всему дну и наполненный водой из Мегры по специально отрытому рукаву, был уже почти готов. Как и длинный причал, растянувший свой дощатый настил на десять-пятнадцать саженей. Рядом рубили еще два.

На ленивых волнах реки по обеим сторонам пристани покачивались две лодьи. На обеих уже вовсю ставили паруса, по сходням закатывали какие-то бочки и заносили сундуки с ларями. Судя по раздававшимся командам, струги вот-вот собирались отчаливать.

— Господари Ладоги сильно струхнули, когда показались идущие обратно корабли нордов. Очень злых нордов. И предпочли от них откупиться. Купцу война на собственном пороге без надобности. Это не других в нее, как в дерьмо, окунать. В знак мира и доброй воли викинги поснимали с носов своих драккаров головы драконов, а заодно — и с плечей Тормунда Волчий След. Последнюю и вовсе оставили новгородцам в подарок.

Молчан Ратиборыч умолк, переводя дух после долгого своего рассказа. Князь хмурился и на проходящих мимо и в пояс кланяющихся людей внимания не обращал, уставившись куда-то на речную ширь.

— Парнишка…ну, тот, который с Хромом был, думаешь, они его с собой захватили? — подал он, наконец, голос, переводя взгляд на Котла. На том сверкала новая броня, и если бы не рука, висящая на перевязи, да перемотанная чистой тряпицей голова, дружинника по дороговизне его лат вполне можно было бы принять за боярина.

— Скорее всего, да, — заметно осунувшись, ответил здоровяк. — После битвы его не нашли ни среди раненых, ни среди убитых. Как в воду канул. Только одно остается — заговорщики его с собой за какой-то своей проклятой надобностью забрали.

Князь молчал. Не открывали ртов и Молчан с Котлом.

— Как Хром с Перстнем?

— Да что с ними станется? — проворчал Молчан. — Уже даже подниматься с коек начали. Но… многих других уж нет.

— Знаю, — угрюмо процедил Святослав. — Я это змеиное посольство, что в моем же детинце приютил, повелел обратно отправить.

— А сюда зачем их всем скопом притащил?

— Чтобы увидели, гниды, то место, где Русь отстоять удалось. Да и чести им много — через стольный град убираться. Пусть все знают — русский князь им всем жизни даровал. И даже в темницы бросать не стал — отпустил. Но чтобы не чувствовали эти собаки себя победителями, и не задирали гордо головы, решил спровадить их отсюда. Пусть вкружную, через половину мира до Царьграда своего добираются.

— А в пути с ними всякое может случиться, — понял княжеский замысел Молчан.

— Ну, им через такую глухомань добираться придется, что мы и сами-то не знаем, что там в ней творится. А еще через Варяжское море. Туда-то и с доброй дружиной мало кто сунется. Вот ты, Молчан, и поплывешь следом за ними. В качестве доброй дружины. И проследишь, — понизив голос, князь приблизил свое лицо к молчанову, — чтобы ни одна живая душа никогда не узнала, что с ними стало. Ни одна!

— Но ведь наши, хм, ряженые посланцы богов — не в счёт?

— Ясное дело. Какие же они к лешему ромеи? Тем более, что это ведь благодаря этому мальцу, Якову, тут всё таким… чудесным образом разрешилось. Кстати, чуда этого он повторить так и не может?

— Нет. Говорит, больше оно не работает.

— Добро, — совсем недобро вздохнул Светлый. — Разберусь с этим делом погодя. А со вторым что?

— Тоже пропал. Как в воду канул.

ХХХ

Все это он уже проходил. Тряская дорога, конский топот.

Он очнулся окончательно. Вокруг лес. Дорога, разрезавшая чащобу ровно поровну, весело убегает под лошадиные копыта и тележные колеса.

«Сон, — вдруг с потеплевшим чувством в груди понял Кутька. И на душе у него сразу стало как-то легко и солнечно. — Весь этот кошмар мне только приснился. А мы с Хромом по-прежнему едем в Белоозеро. В той же самой телеге!»

От удовольствия, которое доставило ему понимание этого, он с удовольствием потянулся.

Тело мгновенно ответило вспышкой боли. Особенно голова. Если ломоту во всех остальных членах еще можно было объяснить тряской дорогой, то башка в это объяснение не вписывалась.

Кутька хотел резко привстать на локтях и осмотретьсяся. Но руки оказались связанными.

Да и возница — не Хромом.

Вокруг воза с угрюмыми рожами шли оружные люди. И вид у них был такой, что и мать родная должна была испугаться.

На голову Сявке будто ушат студеной воды вылили, когда его глаза встретились с глазами ромея Никодима. Валявшегося тут же, на дне телеги. И тоже со связанными за спиной руками.

— О, надо же, очухался, — тоном, будто он и взаправду этим открытием был поражен, хмыкнул тот. — А то мне уже, знаешь ли, волкам в глаза стыдно смотреть. Они тут голодные рыскают, на меня осуждающе смотрят. Везу, мол, совершенно для меня бесполезный труп в телеге, а им он куда больше пригодился бы. Пару раз чуть было даже не пожалел их.

— Где я?

Если Никодим не сон, то и все остальное, значит, тоже ему вовсе не привиделось. И битва у Мегры, и разъяренная рожа предателя Котла. Но что было дальше — он совершенно не помнил.

— Как это — где? В телеге. Или в вашем языке еще нет что ли слова, служащего определением транспортного средства с четырьмя колесами на гужевой тяге?

— Чем закончилась битва? — не желая слушать очередной ромейский многомудрый бред, перебил парнишка.

— А чем они обычно заканчиваются? Полным полем трупов и толпой радостно вопящих безумцев, полагающих, что они ее выиграли. Хотя как можно выиграть резню? Бойня — это ж все-таки не футбол.

Кутька всегда испытывал жгучее желание от души вдарить по этой всезнайской роже. Но он видел святошу в деле, и имел представление, чем это может для него закончиться.

— Что случилось с нашей ратью? Где Хром, все остальные?

— Понятия не имею, — пожал плечами ромей с таким видом, будто говорили они о том, будет ли сегодня дождь.

— Но… Как это, не знаешь? Я же там был, а сейчас оказался здесь. Как-то ведь я сюда попал?

— Благодари наш почётнй эскорт. Куда нас везут — понятия не имею. Но, думается мне, наш общий друг имеет на наш счёт какие-то планы.

— Ты тоже знаешь, что он — заговорщик? Тот самый потомок конунга Синеуса.

— Хм. Потомок? Теперь знаю. Что ж, по нашему обыкновению — баш на баш. Хочу, чтобы тоже знал: я эту баталию планировал завершить ещё до её начала. Притащил из схрона, как бы это тебе понятнее сказать, очень запрещённое в этих местах и в этом времени оружие. Так сказать, фол последней надежды. А Котёл, оказывается, следил за мной. И хотя не знал, что именно я замыслил, решил от греха убрать меня с этой шахматной доски. Вот в эту самую телегу. А как там справился без меня мой заместитель — без понятия. Хотя, зная его таланты, имею очень тревожные опасения.

— То есть… они там все… погибли?

— Прости, что эти прекрасные люди не дали и тебе к ним присоединиться.

Долгое время они ехали в молчании. Над головами перекликались лесные птицы, где-то стучал детял, поскрипывала на кочках и выбоинах телега. Солнце словно играло в прятки, то выглядывая на краткий миг сквозь листву, то вновь прячась где-то в кронах. Почти у самого носа деловито прожужжал тяжелый шмель. Лишь после того, как проехали пару верст, Кутька снова заговорил.

— И как у вас, пришлых, всё время получается устраивать какие-то тайники в наших местах? Вы что, к нам целыми караванами переправляетесь?

— Сказать по правде — нет, — перешёл вдруг на шёпот Никодим. — Вся эта погань уже была оставлена здесь до нашего появления. Знаешь, в чём тут главный фокус? Мы ведь не из других миров сюда заброшены. И даже не из будущего. Живём мы с вами в одно время. Но в разных, как бы это выразиться, локациях. Просто мы в развитии шагнули чуть дальше. И теперь подталкиваем вас. В нужном направлении.

— Кому нужном направлении? — ошарашено уставился на «ромея» Кутька.

— Судя по тому, что в этой битве мы оказались по одну сторону баррикад — в направлении, нужном обеим нашим сторонам. Поэтому лежи тихо, не отсвечивай. Я уже придумал, как нам отсюда выбраться. Твоя овнищенская светлость.