Крик и паническое хлопанье по волосяной лопате оборвались после короткого удара в висок. Громила тяжело рухнул в тёмный угол, который с его появлением там на короткое время перестал быть таковым. Борода догорела быстро, в нос ударил смрад палёного волоса.
— А если они были на нашей стороне? — пролепетало за спиной.
— Тогда б они звались союзниками. А старик сказал, что таковых здесь мы не встретим.
«Ромей» в неверном свете гаснущей барбершоповской растительности осмотрел дверь. Никаких хитростей и секретов. Заперто на обычный здоровенный засов. Что особенно приятно — с этой стороны.
Возникшую за спиной возню Никодим поначалу оставил без внимания. Подумал, что шебуршит его молодой спутник. Но бахнувший в дверь в паре сантиметров от его носа арбалетные болт яснее ясного дал понять — прогноз оказался неверен. Парнишка шустро метнулся под прикрытие столба, и линия обстрела, с которой он уходил, говорила о том, что стрелок находился за их спинами, на лестнице.
Видимо, спешно ретировавшийся наверх Старый не встретил союзников и там.
— Живо, за мной!
Ряженый черноризец дёрнул гулко брякнувший засов и рванул дверь на себя. Надо признать, довольно своевременно — едва он успел прикрыться ею, как щитом, в доску вдолбился ещё один обрубок стрелы. Мелкого долго уговаривать не пришлось. Соображаловка у средневекового лаптя работала не в пример продуктивнее, чем у иных аналитиков: он мгновенно прыснул из-за столба под прикрытие двери, и Никодим с треском захлопнул её.
Что характерно, засов нашёлся и с этой стороны. Лишь вогнав его в железную скобу, Никодим оскочил от низкой входной группы, которая тут же приняла на себя гулкий удар. За ним последовал ещё один, уже потяжелее и понапористее. Потом кто-то из опоздавших на подножку уходящего поезда саданул по крепким доскам топором. Те выдержали. Равно как и засов.
Лишь после полудюжины тщетных попыток прорубить окно в противоположную от Европы сторону, провожающие успокоились. И пластать дверь на дрова прекратили. Видимо, занялись валяющимися под ней ранеными «однополчанами». Если, конечно, им ещё можно было оказать какую-то помощь подручными средствами. Потому что «Скорую» в их ситуации пришлось бы ждать никак не меньше десятка веков.
Парнишка смотрел то на дверь, прекратившую, наконец, попытки слететь с петель, то на «ромея» дико вытаращенными глазами.
— Ну что, освободитель? Похоже, мы оказались в той же точке, с которой и начали этот томный вечер. Разве что теперь пребываем по одну сторону запертой двери.
— И куда теперь? — на диво быстро взял себя в руки малец.
— А у нас есть выбор? Туда же, куда и шли. Выбираться, судя по всему, нам с тобой всё равно придётся другим путём.
Словно в подтверждение его слов снаружи громыхнул задвинувшийся с той стороны засов.
ХХХ
На потайной ход это место с каждым новым поворотом становилось похоже всё меньше. В конце концов, тайна требует тишины и отсутствия свидетелей. Здесь же их набралось — будь здоров. Единственный плюс, вопросов они не задавали. Потому что находились в разной степени разрубленности и изломанности. Тела валялись повсюду: лежали ничком, застыли скрюченными силуэтами в лужах тёмной крови, кто-то грузно привалился к стене, иные громоздились друг на друге. Обломки стрел в ранах, рваные рытвины распотрошённого мяса, вмятины в черепах, отрубленные конечности. И вонь бойни, которую невозможно спутать ни с чем.
— Что тут творится? — упавшим голосом прошептал мелкий.
— Видимо, государственный переворот, — Никодим подобрал с земли топор на длинной рукояти. — Возьми себе вон тот щит. О! И арбалет подбери.
— Чего?
— Самострел, говорю, хватай. Сумку с болтами вон с того жмура сними. Да не тяни ты её, всё равно он тяжелее тебя, не поднимешь. Расстегни ремень на перевязи.
— А что мы собираемся делать? — проверив, не сломан ли спусковой механизм, перехваченным горлом осведомился сопляк. — Тоже что-то там… государственно переворачивать?
— Твоя, путчист, главная задача — меня не подстрелить с перепугу. Перевернут кого надо и без твоих соплей. Нам бы пока просто разобраться, что тут творится.
— Да как разберёшься, коль свои на своих попёрли? Кто теперь наши, кто — нет?
Никодим кисло хмыкнул.
— Знаешь, что зачастую важнее всего в битве?
Малой почему-то тоже хмыкнул. И совершенно непонятно было — то ли над Никодимом насмехнулся, то ли сам над собой. Заострять на этом внимание «ромей» не стал.
— Важнее всего правильно определить, кто пытается тебя укокошить. Скорее всего, это и есть враг.
— А если нет?
— Да какая разница? Дашь ему себя прирезать, и что-то кому-то доказывать станет уже поздно.
ХХХ
Звуки рукопашной наплывали постепенно. В переходах всё чаще стали встречаться посечённые, но ещё живые ратники. Одни выли и загребали ногами землю, другие молча провожали странный дуэт из черноризца и соплежуя пустыми взглядами. Малец дёрганными движениями нацеливал арбалет с одного раненого на другого, явно опасаясь, что кто-то из них вполне может оказаться ещё в силах напасть на крадущихся чужаков. Резонно рассудив, что от такого надёжного помощника и сам может в любую секунду схлопотать стрелу в брюхо, Никодим велел пацану развернуться к нему спиной и прикрывать тылы.
Именно поэтому, вынырнув из-за очередного поворота, он увидел Светлого первым.
На человека, лихо и кроваво берущего на копьё преграды на пути к своей августейшей цели, князь сейчас походил меньше всего. Прижатый к какой-то двери, он отмахивался от трёх наседавших ратников. В особенностях местной экипировки Никодим разбирался не особенно, но даже его беглый взгляд профана определил, что атаковали первое лицо государства свои же. Хотя… Чему было удивляться, если по разные стороны баррикад оказались родные мать с сыном?
И, кстати, совсем непохоже было, что неделями планировавший нападение на двор своей родительницы Святослав успел к этому штурму как следует подготовиться. Был он в белой рубахе, уже изрядно посечённой и окровавленной, а его по идее застигнутые врасплох противники — напротив — рубились в полной амуниции, словно готовые хоть сейчас пуститься в дальний поход.
В любом случае, не похоже было, что кому-то требуется помощь в удерживании спятившего самодержца в узде. Справлялись с ним и без посторонней помощи. Оставалось лишь бочком проскользнуть мимо затухающей баталии и поискать менее популярные среди местных головорезов туристические маршруты к выходу из княжеских покоев. Даже сам Светлый, похоже, не особенно препятствовал такому развитию событий. Он бросил на черноризца мимолётный взгляд, по которому было понятно, что вновь прибывшего самодержец совершенно определённо узнал, и помощи от него точно не ждёт.
Странно, но примерно к такому же выводу пришёл и четвёртый гридень. Не участвоваший в баталии. Скорее всего по причине того, что правая его рука висела плетью. Однако, стиснув зубы, молодчик всё-таки нашёл себе фронт полезных работ — он с деловитым видом шагал меж валяющимися тут и там ранеными бойцами и прерывал мучения тех, кто выступил в дворцовом конфликте не на стороне его партии. Едва завидев новые действующие лица андеграундной драмы, он отчего-то решил, что они, несомненно, представляют стан оппонентов. Иначе с чего бы ему было, издав какой-то хриплый воинственный рёв, бросаться на Никодима?
Во-первых, раненый мечник переоценил свои силы. Во-вторых, неверно оценил возможности ряженого монаха. Клинок свистнул у самого носа Никодима, пустив холодок по волосам и чиркнув по каменной стене. Потерявший от неожиданности равновесие воин слишком глубоко качнулся вслед за мечом — и тут же сам всем телом грянулся о кладку, после чего медленно сполз по ней вниз. А «ромей», цедя сквозь зубы ругательства, вырвал из его спины топор.
— Что-то я не понял, мы на чьей стороне?
Пацан ошалело переводил тупое рыло арбалета со Светлого на его гонителей.
— Ах ты… — зло выдохнул один из трёх наседавших на князя гридней, бросаясь в сторону новоприбывших. И дико взвыл в следующий миг. Так и не дождавшись ответа, малец, видимо, решил воспользоваться советом Никодима: кто нападает, тот и враг. Сухо щёлкнул самострел, и болт сшиб бородача на землю. Начисто пробив кольчугу где-то в области солнечного сплетения.
Похоже, объяснять остальным поединщикам, кто тут на чьей стороне, стало окончательно поздно.
Оставшиеся двое гридней княгини, словно не заметив, что численность их отряда сократили в два раза, переглянулись и разделились. Один продолжил наседать на князя, второй — уже куда более осторожно — пошёл в сторону возникшего из ниоткуда двойного недоразумения.
Или, может, объясниться никогда не поздно?
— Послушай, уважаемый… — Никодим постарался взять топорище одной рукой таким образом, чтобы стало понятно — давать волю оружию в его намерения не входит. — Мы не желали этого досадного недопонимания. На самом деле мы на одной стороне.
— Ты?!
В тусклый зал, куда набилась куча старательно режущего друг друга народа, вело три хода. Один загораживал спиной Святослав. Из другого вышли Никодим с пацаном. А третий находился под самым потолком, и вела к нему высокая каменная лестница. На верхней площадке которой сейчас стояла и зло пялилась на черноризца тощая оглобля. Та самая, что отправила в лучший мир боярина Клина и едва не пустила в погоню за ним и Никодима.
Змей. Сегодня он натянул на свою рожу какой-то респиратор, но не узнать этот скучающий скелет было сложно.
— Да когда ж ты сдохнешь?! — рявкнул Кощей. И, как царевна лягушка из сказки, широко махнул рукавом. Только полетели из него, конечно, вовсе не белые лебеди. Времени анализировать, чем на сей раз решил порадовать своих оппонентов отравитель, не было. Никодим просто метнулся в сторону, подставляясь под свистнувшую в затхлом воздухе неприятность. Вернее, две неприятности. Одна из них — узкий, как спица, стилет — звякнул о вовремя подставленный топор и отлетел в сторону. Зато второй врубился чётко в плечо.
Никодим повернулся в сторону мелкого, которого и прикрыл собственным телом, и прохрипел, еле ворочая деревенеющим языком:
— Заряжай! Быстро! Говорил же тебе — вали за старым. Дался ты мне…
И сполз на пол.
ХХХ
Как и в прошлый раз, он всё видел и всё понимал. Но снова не мог пошевелиться.
— Убей мелкого, — скучающе махнув рукой, распорядился тощий. Видеть в этот момент пацана Никодим не мог, зато чётко услышал, как у того от такого приказа перехватило дыхание. Вот тебе и союзнички в борьбе со спятившим узурпатором.
Зарядить арбалет соплежуй, разумеется, ещё не успел. А потому у него — если он, конечно, не был полным кретином — оставался один выход. Бежать. Да, не далеко, лишь до той самой двери, через которую они проникли в это бомбоубежище. Но мало ли как могла улыбнуться удача по дороге?
Прочитал ли малец мысли Никодима, или сам оказался на диво догадлив, но он пришёл к точно таким же выводам. Его удаляющиеся шаги бегло зашуршали по подземному переходу. Дружинник, утробно рыча, бросился следом.
В зале осталось четверо.
В отличие от прошлого раза, сейчас тоскливый хмырь не спешил сбрасывать со счетов повторно запутавшегося под его тощими ногами черноризца. Он подошёл к нему, словно не замечая позвякивающую железом возню князя с дружинником, присел на корточки. В скучающем взгляде наконец-то сверкнула искорка живого интереса.
— Ты кто такой?
Может, оно и к лучшему, что горло, как и всё остальное тело, скрутило судорогой. Потому что в этот момент у Никодима нашёлся только один вариант ответа на этот вопрос. Да и тот матерный.
— Не можешь говорить? И двигаться? — кислый дистрофик для верности ткнул валяющегося на боку Никодима пальцем в чёрной перчатке. — Фу, ну и несёт от тебя. Что ж ты за пропойца такой, на которого смертельный яд оказывает лишь парализующее воздействие? И почему-то не убивает, как остальных. Именно так ты выжил в прошлый раз? Дай угадаю: застал врасплох моего верного дуболома Каплю. Да? Что ж, жаль, конечно. На редкость полезный был человек. Мало слов, много дела. Таких в любые времена редко встретишь. Но меня на этот же трюк тебе уже не поймать, уж не обессудь. Пусть от яда ты не околеешь, но с перерезанным горлом, думаю, и тебе не выжить. Конечно, вопросов у меня к тебе куча, но, как это всегда бывает в таких случаях, на них совершенно нет времени. Поэтому — не взыщи, коллега.
Унылый бубнёж прервал резанувший уши вскрик. Постный скелет мгновенно вскинулся, рывком отодвигаясь подальше от неподвижного собеседника и оборачиваясь на неприятный звук.
Будь у Никодима задатки к рисованию, то руководителя царства мёртвых, какого-нибудь там Аида, он изобразил бы именно так. Слипшиеся волосы, падающие на пылающие лютой злобой глаза, разодранная в бурые лоскутья рубаха, окровавленный меч в опущенной руке. А под ногами бьющееся в агонии тело затянутого в полный доспех гридня. Заорал, похоже, именно он. Наверняка в тот самый миг, когда Светлый подрубил ему коленные сухожилья, а затем пропорол живот. Ну, или, например, когда из брюха полезли сизые змеи потрохов. Не отрывая горящего прицела глаз от взгляда тягомотного отравителя, князь сухо дёрнул клинком, вгоняя лезвие в основание шеи поскуливающего дружинника княгини Ольги. После чего перешагнул через затихшее тело и хмуро двинул в сторону Змея.
— Где. Мой. Сын.
Слова самодержец припечатывал веско и угрюмо, выплёвывая их с каждым следующим шагом. Творись весь этот драматизм на сцене, Никодим обязательно бы поаплодировал.
Змей оказался куда менее благодарным зрителем. Он, скучающе вздохнув, выдернул узкое ложе клинка из одеревеневшего плеча Никодима. Судя по тому, что замершему в неподвижности черноризцу пришлось стиснуть зубы, чтобы не вскрикнуть от боли, парализовавший тело яд начал потихоньку отпускать. Гораздо быстрее, чем в прошлый раз.
— Видишь ли, любезный князь, — пустился в очередную навевающую сон лекцию тощий. Похоже, приближение настроенного на смертоубийство монарха его ничуть не трогало. — Твой сын — весьма полезный артефакт с ярко выраженной перспективой. Он совершенно явно пригодится в будущем. В совсем недалёком, я бы отметил, будущем. Рисковать столь ценным капиталом было бы чересчур нерационально. Конечно, его тут нет. Главной нашей целью было заставить тебя сделать максимально необдуманный шаг. Сунуть шею в петлю, если угодно. И ты, твоя светлость, с задачей этой превосходно справился. Сломя голову ринулся на выручку отпрыску. Зря. Поступков, движения которым задают порыв да инстинкт, хороший самодержец должен всячески избегать.
Святослав остановился, обвёл мутным взором картину побоища. И снова воткнул взгляд в глаза Змея.
— Значит, все эти люди легли только для того, чтобы выманить меня сюда? Да кто вы такие после этого?
— Политики. Кем, судя по всему, тебе не стать.
Никодим знал тысяцкого, который с этим утверждением мог бы поспорить. Благо, тоску своего занудства Змей не выдержал и сам. Решив прервать заунывный урок философии физкультурным нормативом. Он коротко подбросил стилет, поймал его за лезвие, скупо размахнулся и даже, наверное, точно определил, куда именно прилетит нож. Мишень была крупной, близкой, да к тому же ещё и не отягощённой бронированной защитой.
Правда, Змей опять не учёл один очень важный фактор.
Который незамедлительно пнул его сзади в сгиб коленного сустава. Конечно, это была скорее лёгкая неприятность, чем удар. Но и её хватило для того, чтобы нож в момент броска сорвался с траектории и звякнул об пол где-то очень далеко от намеченной цели.