Весна 2001 года.
Юг России, военный аэродром.
Серебристая точка выпала из облаков.
— Вижу самолет, — доложил наблюдатель. С биноклем в руках он застыл у стеклянной стены, врезанной в пространство между потолком и полом.
Постепенно увеличиваясь, транспортник Ан-12 грузно падал по отвесной глиссаде. Такая резкая техника посадки именуется «афганский заход», владеют ею опытные пилоты. И этот четырехмоторный грузовик валился с претензией на вальяжность, но как-то боком, неловко выставив одно плечо выше другого.
Из динамика прошелестел голос командира корабля:
— Прошел дальний привод, к посадке готов.
— Идешь ниже на десять метров, — рявкнул в микрофон руководитель полетов. И простужено забубнил: — Не снижайся резко, Сережа, горизонт!
Из наростов на брюхе самолета, ярко освещенного весенним солнцем, косолапо полезли колесные тележки шасси. Зажженные фары и бортовые огни проигрывали солнечному буйству. Но самолет все-таки дополнительно обозначали, указывая на явную несуразность в небе — позади ярких точек фар, вместо привычных четырех струй выхлопа, отчетливо виднелись три следа, средний из которых затухал.
— Второй двигатель выключен, — сообщил в пространство наблюдатель.
Руководитель полетов очередной доклад воспринял, привычно осматривая мониторы. Однако мельком глянуть в блистательно расцвеченную солнцем стеклянную стену тоже успел. Пожара, слава богу, не заметил.
Наблюдатель считался опытным специалистом, подтверждением чему являлся нагрудный знак первого класса. Старослужащий спец с сержантскими лычками, всякое разное повидавший за последнее время, сейчас просто крепче сжал бинокль, угадав вопрос руководителя полетов:
— Огня не наблюдаю, — и без паузы добавил: — Четвертый двигатель выключился!
Сверкая люстрами, по рулежке помчались пожарные машины — в дополнение к дежурным, уже маячившим в конце полосы.
— Третий двигатель выключился! — волнение в голосе наблюдателя едва угадывалось, однако кто-то, тем не менее, вскочил на ноги.
Стеклянная стена наблюдательного пункта выглядела как французское панорамное окно от потолка до пола. Но более всего она смахивала на боковую стенку аквариума, взятую в железный уголок. И там, за толстой стеной хорошо вымытого стекла, мир представлялся аквариумом. В том мире четырехмоторный транспортник казался майским жуком, который летать не должен. Но летает, потому что не мучается загадками природы.
Над ЦРП висел ровный гул, изредка перебиваемый вразнобой звенящими телефонами. Рядом с фоном, таким характерным для занятных своим делом людей, висел портрет Бориса Ельцина, первого и уже бывшего президента России. Привычная обстановка, обычный рабочий день, хотя текущих дел на вышке убавилось. Пылесосом Зонального Центра небо над аэродромом было расчищено, а очередные взлеты отменены. Продолжая бубнить в микрофон, руководитель полетов с чувством раздавил пожеванную, но так и не прикуренную сигарету.
Командир корабля доложил о неполадках на борту еще двадцать минут назад. Что надо предпринять по регламенту — предприняли, что следовало обсудить — обсудили. Ну, влетели в зону турбулентности, с кем не бывает? Работа такая. Экипаж на борту бывалый, под обстрелами не раз взлетали. Ученых учить — только портить, ведь действия при отказе двигателя прописаны ясно.
Так что руководителю полетов оставалось всего лишь работать, то есть руководить полетами при нестандартной ситуации. А потом случилось худшее, что можно было только представить — грозовой фронт разразился градом. Радиаторы посекло, двигатели начали терять масло. Пришлось срочно перейти в режим малого газа, а вот это уже было серьезно.
При сильном северо-восточном ветре транспортник Ан-12 заходил на аварийную посадку по кратчайшему пути, однако суеты на вышке не наблюдалось. Наоборот, механизм руководства полетами действовал четко и слаженно, мгновенно принимая поступающую информацию, и тотчас раздавая указания всем причастным службам аэродромного хозяйства.
Будучи в прошлом бывалым летчиком, руководитель полетов уверенно контролировал траекторию захода и массу параметров посадочной конфигурации. Это положение шасси и закрылков, выключенный автопилот, угол наклона глиссады, скорость… И режим работы двигателей.
Вот с этим была беда, а поделать было нечего. Подготовительные операции делаются до входа в глиссаду, чтобы на последнем этапе производить лишь минимальные вмешательства в управление самолётом. И сейчас о стабилизированном заходе на посадку речь не шла — нарушались все писаные нормы. Грузовик Ан-12 буквально валился на полосу без всяких прелюдий и коробочек.
Тяжело дыша, по крутой лестнице на башню поднялся седой полковник. Мельком оглянувшись, он встал у стеклянной стены, рядом с наблюдателем. Помедлив, полковник закинул в рот таблетку. Незаметно, как ему показалось. Появление начальства отметили, но не более того, все элементы машины ЦРП продолжали крутиться в привычном ритме.
— Полосу вижу, — доложил командир корабля, — прошу посадку.
— Посадку разрешаю! — руководитель полетов запнулся и, понизив голос, добавил неуставное: — Давай, Сережа… Давай, тяни!
По рулежной полосе с воем потянулась колонна «скорых».
Неторопливый заправщик, вальяжно кативший вдоль ряда самолетов, испуганно вильнул в сторону, затормозил. Водитель «бидона» вылез на подножку и, цокая языком, завертел головой. Будничная возня на стоянке самолетов замерла. Разнообразный аэродромный люд, прикрывая ладонями глаза, выбежал к краю бетонки.
Весеннее солнце слепило через стеклянную стенку КДП, заставляя сержанта-наблюдателя моргать чаще:
— Шасси выпущены! Закрылки в посадочном положении! Первый двигатель дымит! Огня не наблюдаю!
Технический персонал башни прилип к окнам. Уже без приборов отчетливо наблюдалась беда: у скособоченного майского жука три винта болтались безвольными флюгерами во встречном потоке. А оставшийся живым один, за всех отдувающийся двигатель номер один, отчаянно парил.
— Первый горит! — подтвердил очевидную картину наблюдатель.
Словно пьяный гуляка, промазавший мимо стула, транспортник Ан-12 неуклюже плюхнулся на торец полосы в полной тишине — система пожаротушения залила последний живой двигатель на излете.
Лизнув бетон, колеса взвизгнули жалобно и истерично. Плюнули дымным облачком, но неласковую встречу выдержали. Грузная туша самолета припала на копчик и поначалу дернулась, а потом выровнялась с прискоком, клюнула носом. Точки опоры казались неустойчивыми, инерция пушинкой несла многотонную массу вперед. Передняя стойка шасси, вздрагивая на стыках плит, на бегу приняла свою долю груза. Помедлив, она плавно просела.
С очередной пожеванной сигаретой во рту руководитель полетов матерился в телефонную трубку, зрители на стоянке, размахивая руками, радостно орали, добровольцы бежали в конец полосы. А транспортник катился, катился, сбавляя скорость, и всё ниже припадал к земле тяжелыми крыльями.
Справка. Ан-12 — четырехмоторный военно-транспортный самолет, получивший прозвище «сарай» от своего создателя, авиаконструктора Антонова.
ВПП — взлетно-посадочная полоса. Эта часть аэродрома предназначена для взлета и посадки самолетов.
КДП — командно-диспетчерский пункт.
ЦРП — центр руководства полетами.
РП — руководитель полетов.
Глиссада — траектория полета самолета, снижающегося при посадке.
ЗЦЕС — зональный центра единой системы организации воздушного движения.
Раненых начали выносить сразу же, едва опустился хвостовой трап.
— Ого, какая встреча, — Петр Груздев привстал с носилок. — Ты посмотри, Степа, оркестра только не хватает!
Подниматься сил не было, но Беседин краем глаза все-таки посмотрел.
На бетоне взлетной полосы наблюдалось столпотворение и кутерьма. Меж носилок суетились белые халаты, с двигателей капала пена. А у подкатившего автобуса вырастала гора сумок, баулов и еще каких-то ящиков с коробками. В брюхо транспортника, кроме раненых, с утра много чего напихали, и сейчас это все поспешно извергалось наружу.
В лихорадочном, но осмысленном движении муравейника вокруг матки участвовали не все, экипаж самолета отстраненно наблюдал за работой спасателей.
— Ну что, мы свою работу сделали, — командир борта в потрепанной кожанке подошел к носилкам. — Теперь, братцы, дело за вами. Не хворайте, ладно?