ДЖУЛЬЕТТА
Все мерцает. Мои руки, моя одежда, волосы Сайласа. Все усыпано крошечными серебряными крапинками. Я не могу снять это с себя. Я не могу снять это с него. Это покрывало его губы. Это свисало с кончиков его ресниц.
— Сайлас. Сайлас, — шепчу я, держа его за руку в своей. — Сайлас, пожалуйста, очнись. Пожалуйста. Не поступай так со мной.
Они пришли и сняли нас с крыши. Мой истерический крик говорил им, что я была там. Я подвернула лодыжку, бросаясь назад через пространство между зданиями. Я даже не почувствовала этого.
Я все еще вижу лицо Сайласа, когда закрываю глаза, момент, когда он посмотрел на меня, долю секунды перед тем, как рухнуть на землю, эти крошечные серебристые крупинки, отравляющие его организм. У Национальной гвардии была непредвиденная ситуация, чтобы вывезти Пораженных, и они сбросили ее прямо на нас.
И убили Сайласа.
В задернутую занавеской кабинку входит медсестра и бросает взгляд на тело Сайласа. Она смотрит на меня с сочувствием, поджав губы, и похлопывает по плечу.
— Мне жаль, дорогая. — Она показывает на мою лодыжку. — Они сказали, что ты поранилась.
— Это не имеет значения. — Я сжимаю руку Сайласа, и тот факт, что она все еще теплая, почти злит меня.
Я почти могла поверить, что он просто спит.
Медсестра успокаивающе кладет руку мне на плечо.
— Ну, когда будешь готова, дай мне взглянуть на ногу, хорошо? — она уходит, не сказав больше ни слова.
Я кладу голову Сайласу на грудь, вглядываясь в его неподвижное лицо.
— Ты такой красивый. — Я провожу пальцем по линии его подбородка. — Ты не можешь быть мертв. Я не позволю тебе умереть. Это нечестно. Я потеряла всех остальных.
Я обвиваю его пальцы своими, и слезы скатываются по моему лицу. Они скапливаются у него на груди, мерцая крошечными серебряными осколками.
— Я не закончила рассказывать тебе о Париже. — Я шмыгаю носом и закусываю губу, чтобы снова не расплакаться. — Знаешь, я думала, ты бы поехал туда, Марго ведь француженка и все такое. Наверное, это были плохие воспоминания, да? В любом случае, я думаю, тебе бы там действительно понравилось. Галереи были потрясающими. Они разместили этих людей на берегу Сены, они были там со своими мольбертами, и у каждого был свой художественный стиль, на это было так увлекательно смотреть.
Я склоняюсь над ним, убирая темные завитки волос с его лба.
— Я открыла там макаронсы, и меня затошнило от зеленых. Я рассказывала тебе о том, что Кейдена везде тошнило, что ж, позволь мне сказать тебе, что это было ничто по сравнению со мной. — Я смеюсь, смахивая слезы, которые продолжают бежать по моим щекам. — И тошнило зеленью, ну, это было намного хуже.
Мимо палаты раздаются шаги, голоса говорят о капельницах и физиологическом растворе, и «Можем ли мы принести сюда еще одни носилки» Люди ранены, люди мертвы. Но я не могу столкнуться со всем этим и предложить помощь. Вместо этого я утыкаюсь лицом в изгиб шеи Сайласа.
— Знаешь, ты заставил меня снова захотеть жить, — шепчу я ему. — Я не хотела этого, когда я… Я пошла к ручью. Несмотря на то, что ты был так добр ко мне, я не видела в жизни ничего хорошего. А потом… Знаешь, что это было? Знаешь, что это был за момент? Когда я проснулась, а ты был рядом. Это было похоже на то, что я чуть не умерла, а потом появилась причина, по которой я была здесь. — Я сдерживаю рыдание. — Я думала, ты монстр, я думала, ты тьма, зло и все такое дерьмо, и я была так неправа. Ты был моим светом, Сайлас.
— И ты была моим.
Я отступаю со вздохом, мой рот приоткрывается. Этого не может быть. Это нереально. Я сплю.
Сайлас слабо улыбается мне, его глаза тускло-карие.
— Привет, ангел.
Со сдавленным криком я бросаюсь к нему, рыдания одно за другим вырываются из моего горла, когда он обнимает меня.
— Ну же. — Он гладит меня по волосам, его грудь сотрясается от кашля. — Все в порядке, не плачь.
— Ты был мертв! — я смотрю ему в лицо, качая головой. — Я не понимаю, ты был… они выбросили серебро, и ты, ты был… ты был мертв.
Занавеска позади меня раздвигается, и с другой стороны кровати появляется медсестра. Я отступаю, когда она склоняется над ним, осторожно поворачивая его голову из стороны в сторону, затем жестом велит ему открыть рот.
— Ну, это неожиданно. — Она критически смотрит на Сайласа. — Хм. У нас здесь есть врач из Национальной гвардии, он эксперт по охране здоровья вампиров. Я попрошу его прийти и осмотреть тебя.
— Серебро должно было убить его, — тупо говорю я. — Как это возможно?
Медсестра пожимает плечами.
— Без понятия, я имею дело с людьми, а не с вампирами. — Она приподнимает бровь. — Хотя выглядишь ты дерьмово, так что серебро определенно ослабило тебя. Оставайся здесь, и я пришлю за тобой доктора.
Она уходит, а мы с Сайласом просто смотрим друг на друга.
— Прости, что напугал тебя. — Он тяжело кашляет и со стоном переворачивается на бок. — Я чувствую себя дерьмово.
Я помогаю ему устроиться поудобнее на кровати, и он морщится, улыбаясь мне.
— Думаю, просто еще не пришло мое время, да?
Я сажусь обратно и беру его за руку.
— Я не понимаю, но мне тоже на самом деле все равно. Ты здесь. Я думала, что потеряла тебя.
— Я тоже, ангел. Но, черт возьми, я рад, что все еще здесь.
Занавеска с громким шипением распахивается, и входит мужчина в белом халате. Он поправляет на носу серебряные очки, которые носит, и смотрит на нас обоих, приподняв брови.
— Мне сказали, что у нас в доме есть вампир, невосприимчивый к серебру? — Он скрещивает руки на груди. — Впечатляет.
— Вряд ли у него есть иммунитет. — Сайлас тяжело кашляет, громкий хрип эхом отдается в его груди. — Я чувствую себя мертвым.
— Чувствовать себя мертвым и быть мертвым — две совершенно разные вещи, мой друг. — Доктор обходит кровать, и я отступаю, чтобы он мог осмотреть Сайласа.
Он светит фонариком ему в глаза и что-то ворчит себе под нос. Он осматривает клыки Сайласа, затем выпрямляется.
— Когда тебя обратили?
— 1995.
— А что ты знаешь о своем создателе?
Сайлас перекатывается на спину, шипя от резкой боли.
— Много, а что? Что тебе нужно знать?
— Что-нибудь необычное было в ее внешности?
Сайлас хмурится, его глаза изучают потолок.
— Хм, не совсем.
— В ее глазах не было ничего необычного? — доктор улыбается непонятной мне улыбкой, как будто он предчувствует, что вот-вот произойдет что-то удивительное.
— У нее были голубые глаза, ничего необычного…
Доктор издает смешок и сжимает руку в кулак.
— Я так и знал.
— Что знал? — я спрашиваю. — Что здесь происходит?
— Создательница твоего парня, она была Оригиналом.
— Мужа! — рявкаю я, и доктор закатывает глаза. — Что значит — Оригинал?
— Это невозможно. — Сайлас пытается сесть, но вынужден остановиться и снова падает на кровать. — Она была обращена во время Французской революции, она много раз рассказывала мне об этом. В 1792 году ей был 31 год. Она рассказала мне все о своей жизни. Она не была Оригиналом.
— Только у Оригиналов были человеческие глаза, — говорит доктор.
— Это нелепый миф, — усмехается Сайлас.
— И, как известно, они были единственными вампирами, невосприимчивыми к серебру. — Доктор многозначительно смотрит на Сайласа. — Она передала это тебе. Только потомки Первородных могут противостоять серебру. Вас немного, но мы встретили нескольких, и нам очень повезло, что мы используем их кровь для производства новых вакцин.
— Это правда? — В голосе Сайласа звучит неподдельное любопытство.
— Несомненно. Это то, над чем мы должны были работать все время.
— Так ты хочешь сделать это со мной?
Я вскакиваю на ноги.
— Никто не тычет в него пальцем, когда он в таком состоянии.
Доктор весело смеется и поднимает руки вверх.
— Расслабься, дорогая, никто не причинит ему вреда. — Он тепло улыбается Сайласу. — Но, если бы вы захотели, у нас есть большая лаборатория в Филадельфии. Вы оба могли бы переехать туда, мы бы позаботились о том, чтобы у вас было все необходимое.
— Там есть колония? — осторожно спрашиваю я.
Доктор тепло улыбается мне и кивает.
— Вы двое, вероятно, этого не знаете, но вампиры и Президент подписали соглашение. Ведутся восстановительные работы.
Мое сердце уходит в пятки, и я падаю в кресло. Сайлас встревоженно поднимает голову.
— Джулс, с тобой все в порядке?
— Да, да, я в порядке. Я просто не могу поверить, что это происходит.
Добрая улыбка доктора переходит ко мне.
— Грядут хорошие события, я обещаю. — Он снова смотрит на Сайласа. — Ты, вероятно, будешь чувствовать себя ужасно еще день или два, но мы возьмем тебе немного крови, и ты быстро придешь в норму. Потом, если ты решишь, что хочешь, я устрою так, что ты приедешь в Филадельфию. Кстати, я доктор Харрис.
— Сайлас. — Он поднимает дрожащую руку, которую доктор Харрис берет и коротко пожимает. — А это моя жена, Джульетта.
— Рад познакомиться с вами обоими. Я оставляю вас обдумать мое предложение.
— Конечно, спасибо, док. — Сайлас поднимает руку в знак благодарности, и доктор Харрис, кивнув, уходит.
— Господи Иисусе. — Сайлас проводит рукой по лицу, и до меня доходит, что для него это очень важно.
Конечно, мир за этими стенами восстанавливается.
Я подаюсь вперед на своем стуле и беру его за руку.
— Ты в порядке?
— Да, в порядке. Я просто… — его брови хмурятся, и он проводит клыками по губе. — Зачем Марго лгала мне? Зачем ей говорить, что она была обращена тогда, когда это было не так?
— Может быть, ей было что скрывать? Может быть, она от чего-то убегала?
— Должно быть, это было что-то важное, раз она мне не сказала. — Сайлас хмуро смотрит в потолок. — Чтобы выдумать целую жизнь, целую историю, которая не была правдой? От чего бегут Первородные, если они так поступают?
— Должно быть, это было что-то очень серьезное. Может быть, поэтому она была одиночкой?
— Даже вампиры в Бостоне были обмануты этой историей. — Он тяжело вздыхает, прежде чем снова посмотреть на меня. — В любом случае, я думаю, мы никогда этого не узнаем.
— Думаю, что нет. — Я выдыхаю. — Итак, Филадельфия, да?
— Я хочу помочь. — Голос Сайласа полон решимости. — Если моя кровь может каким-то образом помочь, может каким-то образом сделать вакцины для того, чтобы люди были здоровы, я хочу этого.
— Конечно. — Я крепко сжимаю его руку и оставляю поцелуй на тыльной стороне ладони. — Куда захочешь. Я пойду с тобой. Навсегда.
Он притягивает меня к себе и обнимает.
— Больше, чем навсегда, ангел. Вечности недостаточно. Он целует меня в лоб, и я прижимаюсь к нему носом.
Теперь все будет хорошо.
Я смотрю телевизор. Я сижу на диване, Сайлас сидит рядом со мной, его пальцы переплетены с моими, и мы смотрим телевизор.
Люди теснятся в комнате вокруг нас, тишина такая, что можно услышать, как падает булавка. Все взгляды прикованы к зернистому экрану, когда за кафедрой появляется наш Президент. Я до сих пор помню ее по экстренным передачам, когда Болезнь впервые вызвала беспокойство. Она выглядит так же, только немного старше, в ее каштановых волосах пробиваются седые пряди.
Она тепло улыбается в камеру и открывает рот, чтобы заговорить.
Сайлас сжимает мою руку, пока она рассказывает о событиях последних двух недель. Беспорядки в Бостоне. Восстание людей и вампиров против ковена вампиров в Бостоне. Национальная гвардия была распущена за неправильное использование Пораженных. Выпущенный ими новый вирус, который медленно убивал пораженных, их число сокращалось с каждым днем.
— Все защитные комплексы для людей будут расформированы. — Ее голос сильный и уверенный. — Мы знаем, что эти учреждения вызвали массовые страдания, и мы окажем всю необходимую поддержку, чтобы помочь людям вернуться к нормальной жизни.
Она поворачивается на бок и жестом приглашает кого-нибудь присоединиться к ней. Рядом с ней появляется мужчина, вампир, его светлые волосы ниспадают на плечи. Его глаза цвета ржавчины смотрят на нас с экрана, и он улыбается.
— Мы добились огромных успехов в создании синтетической альтернативы крови, которая обеспечивает питание, идентичное питанию человеческой крови, — говорит он, и зал взрывается шепотом. — Забор человеческой крови будет осуществляться на строго добровольной основе и только до тех пор, пока не будет усовершенствована синтетическая альтернатива.
Он поворачивается к президенту, и она тепло улыбается.
— Он укусил ее, правда, — бормочет Сайлас себе под нос. — Посмотри, как она ему улыбается.
Я толкаю его локтем.
— Ш-ш-ш.
— Я уже видел это выражение на твоем лице раньше.
Я подавляю смешок.
— Ш- ш- ш.
— Мы будем двигаться вместе, как одно целое, — продолжает вампир на экране. — Один народ с общей целью — перестроить наш мир. Вместе.
— Вместе! — Кто-то кричит в конце зала, и все разражаются аплодисментами.
Я смотрю на Сайласа, и его губы растягиваются в улыбке. Он снова похож на себя, хотя его глаза более светло-карие, чем были раньше. К нему вернулись все силы, благодаря большому количеству крови и новой добавке, разработанной доктором Харрисом.
Я наклоняюсь и нежно целую его. Его губы такие мягкие и теплые.
— Ты готов? — тихо спрашиваю я, пока зал вокруг нас продолжает праздновать возможность этого нового будущего.
Он кивает.
— Конечно. Пошли. Они будут ждать нас.
Мы поднимаемся на ноги, оставляя ликование колонии позади. Снаружи толстым слоем лежит снег, и охранник сметает его с нашего грузовика. Доктор Харрис ждет нас с двумя другими людьми, приветственно машет рукой, когда мы подходим.
— Не могу выразить, как я рад, что вы согласились на это. — Он пожимает нам руки, и Сайлас улыбается.
— Рад услужить. Вроде как с нетерпением жду начала жизни с чистого листа. — Он обнимает меня за плечи и целует в висок. — Начало супружеской жизни было довольно трудным, как вы можете себе представить.
Доктор громко смеется.
— Боевое крещение, как говорится. Что ж, они нашли вам двоим отличную квартиру, вас все ждет.
Я поднимаю взгляд на Сайласа.
— Не могу дождаться.
— Я тоже. — Он целует меня в лоб. — Я тоже, ангел.
Наш грузовик трясется на дороге позади машины доктора, две машины сопровождают нас по бокам, пока мы направляемся в Филадельфию. Я держу Сайласа под руку, наблюдая за проносящимся мимо пейзажем.
— Знаешь, — говорит он через несколько миль. — Теперь, когда мир возвращается в нормальное русло, мы, возможно, отправимся в Париж раньше, чем думаем.
Я не могу удержаться от смеха.
— Ты так думаешь?
— Конечно, почему бы и нет?
— Я обещаю, что меня не стошнит на тебя зелеными макаронсами.
Он громко смеется.
— Да, я действительно слышал, как ты говорила об этом. — Он улыбается мне сверху вниз. — Навсегда, да?
— Нет, не навсегда. — Я кладу голову ему на грудь, снег вокруг нас сверкает в лучах заходящего солнца. — Ты был прав. Вечность — это недостаточно долго.
— Недостаточно долго, ангел мой.