Пораженные

ДЖУЛЬЕТТА

На следующее утро ярко светит солнце, и Сайлас подключает солнечные батареи к генераторам на крыльце, когда я выхожу на улицу.

— Доброе утро, — говорит он с улыбкой. — Ты спала как убитая.

Я тру глаза.

— Да, ну, когда я сплю с тобой, я думаю, что сплю лучше.

— Рад это слышать. — Он поднимает взгляд к небу, и выражение его лица на мгновение меняется. — Мне не очень нравятся эти облака.

Облака, клубящиеся над нами, густые и темные, почти зеленые. Воздух липкий от влажности, и ветер треплет верхушки высоких деревьев. Я оглядываюсь на него, и он принимается упаковывать генераторы.

— Нам нужно двигаться.

— Хорошо, но достаточно ли ты взял денег, чтобы доставить нас в Роанок?

Он поднимает один генератор и заталкивает его в кузов грузовика.

— Я не знаю, мы попробуем.

— Но что, если мы не…

— Все в порядке, ангел. — Он прерывает меня широкой улыбкой, поднимая второй генератор и укладывая его обратно в грузовик. — Тебе не о чем беспокоиться. Я позабочусь о твоей безопасности, что бы ни случилось.

Мы отъезжаем от разрушающегося дома как раз в тот момент, когда вдалеке раздаются первые раскаты грома.

— Может быть, мы уезжаем от этого, — говорю я, глядя в окно на облака, которые становятся все темнее и темнее.

— Да, может быть. — Голос Сайласа звучит так же неуверенно, как и у меня.

Я пытаюсь игнорировать надвигающуюся бурю, играя пальцами, пытаясь придумать, о чем поговорить, кроме неопределенности нашей ситуации, но Сайлас опережает меня.

— Расскажи мне о своем брате, — просит он, когда мы выезжаем обратно на шоссе.

— Кейден? — Я тяжело вздыхаю. — Эм, ну, он был высоким, и, эм, он был в команде по борьбе в старшей школе. Он был очень сильным и ел как сумасшедший. Мама обычно шутила, что ей нужна вторая ипотека, чтобы прокормить его.

Сайлас смеется, его рука сжимает руль, когда он тянется другой ко мне, чтобы переплести свои пальцы с моими.

— Он хотел стать профессиональным борцом?

— Нет, он хотел быть полицейским, как отец, но тот пытался отговорить его от этого.

Взгляд Сайласа скользит по мне.

— О?

— Мой отец ненавидел быть полицейским. Он говорил, что стал полицейским, чтобы творить добро, а все, что он увидел — это коррупцию.

— Почему он не ушел?

Я пожимаю плечами.

— Наверное.… Думаю, он беспокоился о том, что не сможет содержать нас, и хотел, чтобы мы были в безопасности и уехали из дома, прежде чем они с мамой… — Я замолкаю.

— Извини, нам не обязательно говорить об этом.

— Все в порядке. Я думаю… иногда меня все еще поражает, что тогда мы думали, что у нас так много времени. Вся жизнь впереди, а теперь… — Я смотрю в окно. Тучи становятся гуще, и вдалеке сверкает молния. — Теперь я даже не знаю, каким было бы мое будущее.

— Что ты достала из своего шкафчика?

Я тереблю оторвавшуюся нитку на штанах.

— У меня есть медальон, в нем моя фотография с Кейденом. Моя мама подарила его мне, когда я ушла из дома, чтобы поступить в колледж, потому что знала, что я буду скучать по нему. Она носила его с тех пор, как мы были детьми. Это единственная вещь, которая была у меня с собой, когда вампиры окружили нас. Мне не разрешили оставить цепочку, но, по крайней мере, она у меня есть. — Я смотрю на него. — А ты? Что ты взял с собой?

— Кассету и полароидный снимок. — Его рот кривится. — Ты вообще знаешь, что такое кассета?

— Ха-ха-ха, — саркастически протягиваю я. — Да, знаю. Что на ней?

Сайлас тяжело вздыхает.

— Это запись «обратного отсчета 40 лучших» по радио. Но на заднем плане можно слышать мой смех.… как мы с подругой смеемся. Это последняя запись о ней, которая у меня есть.

— Это та самая девушка на фотографии?

Он кивает, сжимая руками руль.

— Да.

— Что с ней случилось? — спрашиваю я.

Я чувствую, что лезу не в свое дело, как будто он не хочет говорить об этом, но он тяжело вздыхает, откидывая голову назад и не сводя глаз с дороги.

— Она покончила с собой после того, как… После того, как на нее напали какие-то мальчики из школы.

У меня сводит желудок, и я чувствую холод во всем теле.

— О Господи, мне так жаль.

Его рука протягивается, чтобы схватить мою.

— Я не должен был ничего говорить. Я не должен был говорить тебе.

— Нет, нет, все в порядке, я имею в виду, я хотела знать. Прости. Я просто…

Это так грустно. Теперь я понимаю, что вызвала бы моя попытка, с какими болезненными воспоминаниями Сайласу пришлось бы столкнуться.

— Прости, если я заставила тебя заново все пережить.

Он смотрит на меня, сильно нахмурившись.

— Что? Нет. Это не… Джульетта, я был в отчаянии из-за того, что случилось с тобой. Конечно, это пробудило плохие воспоминания, но это не то, о чем тебе следует беспокоиться. Я смог помочь тебе и спасти тебя. Я… — Он умолкает, оглядываясь на дорогу с опущенными плечами. — Я имею в виду, я надеюсь, что помог тебе.

— Ты это сделал. Правда, ты это сделал. — Я сжимаю его руку, отчаянно желая сменить тему. — Я до сих пор помню, как впервые увидела тебя в кафетерии. Помню, я подумала, что ты был бы привлекательным, если бы был живым.

Плечи Сайласа приподнимаются, когда он усмехается.

— Это правда?

— В свою защиту скажу, что ты действительно смотрел на меня довольно жутко.

— Да, я часто это делал в те первые несколько месяцев. — Его губы растягиваются в усмешке. — Даже когда ты спала.

Я ахаю и шлепаю его по руке.

— Ты извращенец!

Он хватает меня за запястье и притягивает к себе, обнимая одной рукой и продолжая вести машину.

— Даже не притворяйся, что это тебя не возбуждает. — Он смеется, когда я смотрю на него снизу вверх. — Тебе нужно смириться с тем, что ты маленькая извращенка.

— Думаю, мне просто нужно было, чтобы ты помог это выяснить.

— Думаю, да.

Громко гремит гром, так громко, что мы отчетливо слышим его сквозь шум двигателя. Деревья вдоль шоссе тяжело раскачиваются взад-вперед начинающим завывать ветром. Я смотрю в заднее стекло и вижу, что облака на горизонте темно-зеленого цвета, пронизанные вспышками молний.

— Этот шторм становится все сильнее.

Сайлас выдыхает сквозь стиснутые зубы.

— Черт возьми.

— Где мы находимся? — спрашиваю я.

Я оглядываюсь вокруг, но мы находимся на участке шоссе без каких-либо заметных указателей, без заброшенных зданий. Здесь ничего, кроме деревьев, насколько я могу видеть.

— Мы в Южной Каролине, — говорит Сайлас, перегибаясь через руль, чтобы посмотреть на шторм через лобовое стекло. — Но мы не можем продолжать ехать.

Крошечные градины начинают барабанить по кузову грузовика, перемежаясь с крупными каплями дождя, которые стекают по стеклам.

— Куда мы направляемся? — спрашиваю я.

Мне не нравится паника, звучащая в моем голосе, но по какой-то причине мысль о том, что я застряла на шоссе в сельской местности Южной Каролины, пока бушует торнадо, не поднимает мне настроение.

Прежде чем Сайлас успевает ответить, вдоль края дороги появляется забор, идущий вдоль линии деревьев, пока не приводит к огромным воротам из дерева и железа. Одна сторона держится только за нижнюю петлю, другая лежит плашмя на дороге. Над головой из черного кованого железа выгравировано название «Вид на часовню».

— Это, наверное, старое поместье, — говорю я, указывая на ворота. — Если нам повезет, она все еще стоит, и у них может быть укрытие от дождя.

Сайлас поворачивает руль, и мы едем по тому, что когда-то было хорошей асфальтированной дорогой, но теперь покрыто ямами, брусчатка торчит как попало или вообще исчезла. Пространство, оставленное отсутствующими воротами, достаточно широкое, чтобы грузовик мог легко проехать.

Вдоль дороги растут живые дубы, длинные замшелые побеги дико раскачиваются на ветру. Это почти немного жутковато, их цвет резко выделяется на фоне синеватого неба над нами.

Затем впереди появляется вид на дом, высокий и величественный, с высокими белыми колоннами. Виноградные лозы завладели большей частью фасада, но он по-прежнему впечатляет, хотя и выглядит немного готично и импозантно при таком освещении. Я наклоняюсь вперед, упираясь руками в приборную панель, когда мы приближаемся.

Там есть кольцевая аллея, увитая плющом, а посередине стоит старый фонтан. Наверху стоит статуя женщины, задрапированной в тогу, с кувшином в руках, из которого когда-то лили воду в большой таз внизу.

— Что ж, кое-кому повезло, — говорит Сайлас, останавливая грузовик.

Он смотрит на большой дом и качает головой, прежде чем снова завести двигатель.

— Куда мы?

— Нужно найти что-нибудь поменьше.

Мы объезжаем дом, следуя по заросшим плющом дорожкам между деревьями и мимо старого сарая.

— Вокруг таких домов, как этот, будут дома поменьше.

И действительно, мы натыкаемся на фермерский дом поменьше, и он настолько прекрасно сохранился, что мне приходится несколько раз моргнуть, чтобы убедиться, что мне это не почудилось. У него два фронтона и белое крыльцо, на котором не хватает всего нескольких столбиков от перил. Даже на окнах все еще висят выцветшие занавески.

— Как это место до сих пор так стоит? — бормочу я. — Похоже, там все еще кто-то живет.

Сайлас останавливает грузовик и поворачивается ко мне.

— Оставайся здесь, запри двери и не высовывайся, поняла?

Я киваю, пригибаясь на своем сиденье. Сайлас достает из-под сиденья пистолет, хотя он ему, вероятно, и не нужен. Он вылезает из грузовика, и замки со щелчком встают на место. Я стараюсь снова не паниковать, делая глубокие ровные вдохи и напоминая себе, что дом, скорее всего, пуст, скорее всего, он просто выглядит так, как будто там кто-то живет, и все в порядке.

Минуты идут, а гром над головой, кажется, грохочет почти постоянно. Ветер, свистящий в кронах деревьев, почти такой же громкий, как шторм, и грузовик немного раскачивается под порывами ветра.

Я резко вдыхаю, когда Сайлас распахивает дверь и забирается обратно.

— Все чисто, я просто собираюсь припарковать грузовик в сарае, а потом мы сможем пойти и укрыться.

— Здесь есть сарай?

Сайлас кивает, останавливаясь возле него.

— Пойду открою двер, — он поворачивается ко мне с улыбкой. — Ты ведь умеешь водить, верно?

Я моргаю, глядя на него.

— Э-э, да, я могу, но…

— Хорошо, я открою двери, а ты садись за руль. — Он вылезает прежде, чем я успеваю запротестовать, и я смотрю на руль добрых несколько секунд.

Я умею водить. Моя мама научила меня этому много лет назад. Она была хорошим водителем. Я была хорошим водителем. Но мои ладони становятся липкими, когда я сажусь на водительское сиденье.

Мои ноги касаются педалей, и я сжимаю руль, когда Сайлас открывает двери сарая и машет мне, чтобы я заезжала.

ЛАДНО, все в порядке. Я могу это сделать. Ничего особенного.

Я включаю передачу, и двигатель ревет, когда я понимаю, что аварийный тормоз все еще включен. Я отпускаю его, и грузовик кренится вперед. Я нажимаю ногой на тормоз, и Сайлас смеется, махая мне рукой проезжать. Я делаю глубокий прерывистый вдох и мягко нажимаю на газ. Грузовик въезжает в темный сарай, и как только закрываются двери, я останавливаю его.

У меня дрожат руки, когда Сайлас открывает мою дверь.

— Видишь? — он улыбается мне. — Водительская память.

— Это было так странно.

— Но так классно, правда? — он поднимает бровь.

Я киваю, мои трясущиеся руки все еще сжимают руль.

— Да. И нормально.

Ухмылка Сайласа превращается в теплую улыбку.

— Тогда пойдем. — Он кладет свою руку поверх моей на руле. — Давай зайдем внутрь, пока дождь не усилился.

Я киваю, прежде чем нажать на ручной тормоз и заглушить двигатель. Сайлас поднимает меня с сиденья, и я покачиваюсь на его руке, когда мои ноги касаются земли.

— В порядке? — спрашивает он.

— Да, я в порядке.

Почему вождение машины так меня заводит?

Я позволяю Сайласу проводить меня через двор обратно к милому маленькому фермерскому дому, и он толкает выцветшую красную дверь в фойе.

Это великолепно. Пыльно, конечно. Но все идеально, как будто владельцы всего несколько недель назад уехали в отпуск. Белая лестница, устланная голубым ковром, ведет на второй этаж, а коридор ведет мимо них вниз, к помещению, похожему на кухню.

Справа от нас находится гостиная с мягкими диванами и большим ковром с неразличимым рисунком. На окнах висят выцветшие клетчатые занавески, сквозь которые яростно сверкают молнии. По крыше начинает барабанить дождь.

— Почему это место все еще выглядит таким милым? — спрашиваю я, делая несколько неуверенных шагов в гостиную.

— Наверху тоже так, — говорит Сайлас, проводя рукой по своим влажным волосам. — Я должен задаться вопросом, был ли кто-нибудь здесь до недавнего времени.

— Как их могли не обнаружить? — Я подхожу ближе к камину, к каминной полке, уставленной свечами.

— Здесь довольно уединенно, — говорит Сайлас, ставя сумки, которые он принес из грузовика, на диван. — Но в любом случае, здесь уже давно никого не было, и мы можем переждать шторм.

Он жестом приглашает меня следовать за ним, и мы направляемся через узкий коридор на кухню.

— Ого, — бормочу я.

Это старая кухня, все еще оборудованная дровяной печью. Стол со скамейками встроен в эркер, над ним висит стеклянный фонарь. По краю встроены деревянные прилавки с дверцами, отделанными зеленым, а слева от нас — большая медная раковина под другим окном.

— Это восхитительное место.

— Дом мечты, ангел? — Сайлас спрашивает меня с улыбкой. — И посмотри, что еще я нашел.

Он подходит к высокой дверце шкафа и распахивает ее. Это кладовая, полностью забитая консервными банками и мешками с зерном. Я чуть не вскрикиваю от неожиданности, бросаясь к буфету и вытаскивая две банки с одной из полок.

— Спагетти? — Я не могу удержаться от смеха, и глаза Сайласа сверкают, когда я смотрю на него, разинув рот. — Ты, должно быть, шутишь.

— Полагаю, мне все-таки не нужно будет идти и искать того убитого на дороге, да?

Я снова опускаю взгляд на банки в своих руках.

— Нет, они, должно быть, все просроченные.

Сайлас качает головой.

— Нет, я чувствую запах, что здесь все в полном порядке. Поверь мне, протухшая еда очень острая. Если бы она была такой, я бы знал.

С моих губ срывается недоверчивый смешок.

— Я не могу в это поверить. Вся эта еда. — Я засовываю голову обратно в буфет и взвизгиваю, когда мои руки натыкаются на красно-белую банку. — А вот и «Бини Вини»!

— Что? — спрашивает Сайлас от плиты, где он пытается развести огонь.

Я хватаю банку и с гордостью показываю ее ему.

— «Бини Вини! Это фасоль с колбасками! Моя бабушка готовила их для нас, когда мы ходили в поход.

Сайлас фыркает и качает головой.

— А вы, американцы, говорите, что британская кухня отвратительна.

Я прижимаю банку фасоли к груди, как старого друга, пока Сайлас разводит огонь в плите, прежде чем зажечь фонарь над столом. Буря усиливается, ветер свистит в карнизах старого дома, но все это странно успокаивает.

Я нахожу несколько старых кастрюль под одной из скамеек, и Сайлас ополаскивает их небольшим количеством воды, прежде чем открыть банку с фасолью, как будто он просто снимает крышку с бутылки. Он высыпает их в кастрюлю, помешивает, пока они не начнут пузыриться, и кухню наполняет запах моего детства.

К тому времени, как они разогреваются, у меня слюнки текут, и Сайлас от души смеется, когда я начинаю есть прямо со сковороды.

— Проголодалась, ангел?

Я киваю, мой рот слишком набит, чтобы отвечать. Я даже не заметила, насколько проголодалась, но убеждена, что это лучшее блюдо, которое я когда-либо пробовала в своей жизни. Мои глаза чуть не закатываются, когда я откусываю один восхитительный кусочек за другим, пока сковорода не становится практически чистой.

Я вытираю рот тыльной стороной ладони, затем слегка улыбаюсь Сайласу, когда встречаюсь с ним взглядом.

— Эм, я действительно была голодна.

Он прислоняется спиной к стойке, скрестив руки на груди, улыбается и качает головой.

— Что ж, тогда я рад, что помог тебе.

Я облизываю губы.

— Помог. Очень сильно.

— Хорошо. — Он со вздохом оглядывает кухню. — Ну, это определенно то место, где можно укрыться на ночь.

Или навсегда.

Я не говорю этого, но от этой мысли у меня внутри становится тепло. Этот милый маленький дом, здесь только я и Сайлас.

Только я и Сайлас.

Я немного медлю, потирая руку, пытаясь сосчитать и вспомнить, когда в последний раз мне делали укол депо. Я подсчитываю, затем делаю это снова, и снова, и через минуту замечаю, что Сайлас с любопытством наблюдает за моим лицом.

— Все в порядке?

Я тяжело сглатываю, затем быстро киваю, подхожу к нему и обнимаю за талию.

— Да, все в порядке. Более чем в порядке.

— Хорошо. — Он опускает губы, чтобы поцеловать меня, и хотя я знаю, что забеременеть сейчас безответственно, и я действительно не хочу этого, от мысли об этом у меня по спине бегут мурашки.

Его руки бегают вверх-вниз по моей спине, обхватывая мою задницу, и внезапно он поднимает меня и разворачивает так, что я оказываюсь на кухонном столе.

— Сейчас у тебя смешной вкус, — говорит он со смехом мне в губы.

— Добро пожаловать на Юг.

Он снова смеется, стаскивая с меня рубашку через голову.

— Действительно.

Его глаза жадно скользят по моей груди, когда он расстегивает ремень, и я приподнимаю задницу, чтобы стянуть штаны. Я кладу пятки на скамейку, пока он раздевается, и от его обнаженного тела у меня каждый чертов раз перехватывает дыхание. Он просто слишком красив.

Он опускается на колени, проводя языком по моему центру в одном долгом облизывании, и мои пальцы обвиваются вокруг края столешницы.

— Ммм.. — рычит он. — Хотя вкус у твоей киски восхитительный.

Я никогда не осознавала, как сильно сдерживалась раньше, даже когда мы были в лесу, даже когда мы были в хижине Сайласа — всегда что-то сковывало меня, не позволяя по-настоящему расслабиться так, как я хотела. Даже когда он был в моей заднице и подарил мне оргазм, который, как я думала, поджарит каждый нейрон в моем мозгу, где-то на задворках сознания я осознавала, что кто-то может нас услышать, что нас разоблачат и Сайласа уволокут и будут пытать.

Но здесь, на этой очаровательной кухне фермерского дома в сотнях миль от поселения, я задыхаюсь и стону. Мои руки зарываются в волосы Сайласа, пока он посасывает мой клитор, выкрикиваю его имя, когда кончаю.

Я дрожу на стойке, откинув голову к стене, когда Сайлас поднимается на ноги. Я открываю глаза, чтобы наблюдать за тем, как его член скользит внутри меня, за явным экстазом на его лице, когда он заполняет меня полностью, почти настолько, чтобы раскрыть меня.

Он трахает меня медленно, не торопясь, глядя вниз, чтобы увидеть, как погружается в меня, прижимая большой палец к моему все еще пульсирующему клитору.

— Черт, — выдыхает он. — Я мог бы смотреть, как эта киска растягивается для меня весь день. — Он шипит на выдохе, когда я стону. — Ты хорошая девочка, что так напряглась для меня. Кончай на мой член, ангел. Я хочу наполнять эту киску, пока ты будешь кричать для меня.

Мои бедра дрожат, когда он прижимается ко мне. Мое тело бушует от желания, более сильного, чем шторм снаружи. Он плюет на мой левый сосок, и покалывание электричества от его яда заставляет мою спину выгнуться дугой. Его пальцы сжимают мой сосок между ними, и мой живот напрягается, когда я начинаю сжиматься на его члене.

В этот момент он выходит из моей киски и толкает свой мокрый член в мою задницу. Я визжу сквозь крик, мое тело вопит от этого вторжения. Я все еще кончаю, мое тело содрогается, когда он приподнимает меня еще выше, толкаясь в меня, пока я царапаю его грудь.

— Сайлас, твою мать.

Последнее слово вырывается долгим стоном, потому что, несмотря на боль, к ней примешивается наслаждение, такое сильное, что я не могу думать, едва могу дышать. Он засовывает два пальца в мою киску, одновременно трахая меня рукой и своим членом, другой рукой запутываясь в волосах у основания моей шеи, чтобы притянуть меня к себе. Со стоном он вонзает свои клыки в мое горло, и все мое тело взрывается. Я кричу и извиваюсь, боль заставляет мой оргазм пронзать все мое тело, мое лицо горит, по спине стекает пот.

Сайлас высвобождается глубоко внутри меня, и я всего лишь потрепанная тряпичная кукла в его руках.

— Ты хоть представляешь, насколько ты совершенна? — Он убирает член, и я дрожу, как в лихорадке. — Ты знаешь, как приятно наполнять тебя спермой? Знать, что ты моя.

Я облизываю губы, кивая.

— Твоя. Я твоя.

— Да, это так.

Я осознаю, что меня несут наверх и укладывают на кровать. Каким-то образом Сайлас нагревает достаточно воды, чтобы помыть нас обоих. Мерцает свет свечей, в окнах вспыхивает молния, а потом я оказываюсь в мягкой постели, и обнаженное тело Сайласа согревает мое, пока я погружаюсь в глубокий сон.

Засыпая, я не могу быть уверена, снятся ли мне эти слова, но я слышу голос Сайласа, теплый и успокаивающий у моего уха.

— Я люблю тебя, ангел.