Надя
Черный, бархатный, весь покрытый шипами и такой родной. Людовик в шкуре зверя меня потрясает своей исключительной красотой.
Мордой он подсадил меня себе на спину, ласково прижал шеей. Теперь рядом с ним мне совершенно не страшно.
Распахнулись мощные крылья, и мы вместе поднялись в облака, нырнули вперёд с высокого склона. Земля отсюда кажется вышитым одеялом, ярким и безусловно прекрасным. Ветер хлещет в лицо, разбрасывает по спине волосы. Я раскинула руки чуть в стороны, сами собой за спиной проявились мерцающие бесплотные крылья. Свобода! Небо над головой и под нами, чудо полета, бесконечное счастье. Мой безмерно любимый дракон неторопливо, плавно и мощно вздымает вверх тяжёлые крылья, чтобы так же плавно их опустить.
Джошуа увязался следом за нами, маленький для дракона и ещё немного неловкий. Людовик шипит что-то сердитое сыну, спускается ниже к земле. И мы летим над прекрасным цветущим садом, над полем, по которому перебирают копытами покрытые густым мехом коровы. Впереди горы и солнце, в самой дали виднеется небольшой городок.
Ветер все сильнее толкает меня в спину, словно принуждает взлететь самой. И я подчиняюсь. Раскидываю в стороны руки и покидаю спину своего любимого. Он в небе один, кричит, сердится и делает круги. Потерял драгоценный груз и теперь никак не хочет взять себя в лапы, злюка.
Кружу и возвращаюсь, выскальзывая из драконовых лап. Людовик силится меня поймать, и никак это у него не выходит.
Теперь мы летим втроём бок о бок. Джошуа смешно трепещет своими крыльями рядом со мной. А я то спускаюсь на поле, то взмываю вновь в облака. Этот мир совершенно точно стал мне родным.
На секунду я присела в траве, спряталась, чтобы немного пошалить. В небе кружат две абсолютно черные тени, машут хвостами, переживают. И я тоже поднимаюсь к ним в небо.
До города мы долетели, как мне кажется, чудом. Я все время пыталась отвлечься, уйти от намеченной бароном прямой траектории.
Невысокие домики, ратуша, площадь, сотни лавок. Приятное место. Взгляды всех направлены на меня и двоих моих спутников. Людовик обернулся мгновенно. Сын ненадолго застрял в своей шкуре дракона. Пусть не с первого раза, пусть под недовольное фырчание отца, но ему все уже удалось стать двуногим. Ну и что, у меня тоже далеко не каждый раз выходит убрать крылья. Бывает.
— Не пугай меня так, — заглядывает мне в лицо с мольбой в глазах Людовик, — больше всего в жизни я боюсь тебя потерять, — ласковый шепот, бездна любви скрытая в нем. И мне становится чуточку стыдно за свои проказы там, в небе, и на земле.
— Это было безответственно по отношению к нам, мама.
— Не смей делать маме замечания.
— Кто ругается, тот будет искать меня долго-долго, — вижу испуг в их лицах и поспешно добавляю, — пока не найдет. Но найдет обязательно. Идёмте?
— Что ты желаешь, любимая? Тут продают все для удовлетворения женских прихотей. Платья, нити для шитья, украшения. Все, что пожелаешь. Может быть, тебе хочется сладостей? Только скажи.
— Я хочу просто немного пройтись, осмотреться, выбрать что-то из мелочей.
— Выбирай все, что твоя душа пожелает, — увлекает он меня за собой в ряды лавок.
Солнце искрится в непривычно округлых окнах витрин. Продавцы распахивают двери навстречу, кланяются, предлагают свой лучший товар: платки, ткани, вышивки, кружева. Мне чудится, что здесь можно купить действительно все. Звучат непривычные названия и цены.
— Не твоя забота цена этих безделиц.
— Почему? Я же должна рассчитать, чтоб нам хватило денег. Кстати, а сколько ты с собой взял? И вообще мне неудобно, я потом отдам тебе все.
Барон заливисто хохочет.
— Душа моя, не смей так оскорблять дракона. Кем я буду, если не смогу удовлетворить прихоть своей пары? Тебе понравились эти штучки?
— Да. Вон те кружева будут хорошо смотреться на шторах в нашей спальне. Наверное. Если ты не против, конечно. Я бы ещё выбрала что-то из тех полотен на чехлы для подушек. Но сомневаюсь, какой цвет лучше, может, синий?
— Упакуйте нам все, что есть. Пусть Наденька выбирает в замке, какая ткань ей нравится больше.
— А остальное можно будет вернуть обратно?
— Раздашь служанкам, — берет меня под руку барон и подводит к следующей лавке. Тут все повторяется. Бархатный голос соблазнительно просит о выборе. Посуда, тарелки, вазы и статуэтки. Стоит только приласкать взглядом какой-то предмет, как он тут же покупается. Даже неинтересно.
— Мы точно не разоримся? — и вновь он хохочет.
— Разумеется, нет. Может быть, посмотрим меха?
— Зачем?
— Чтобы сшить шубку для моей хрупкой феи.
Серебристые, золотые, переливающиеся искрами, мягкие. Какие угодно. Мастера сошьют по моей фигуре все, что я пожелаю.
— Людовик, прости, но я устала выбирать, — покаялась я в лавке ювелира.
— Ничего страшного. Тогда позволь, я сам выберу тебе подвенечное платье? Такое, какое надлежит выбрать согласно традиции моих предков.
— Красивое?
— Ты будешь сверкать в нем как самый драгоценный рубин из всех мыслимых, — обезоруживающе целует он меня в губы́ и мне кажется, будто я в них тону. Искушение и соблазн слишком велики, чтобы не сделать уступку.
— Хорошо. Пусть будет такое, как хочешь ты.
— Покорная моей воле, бережливая, своевольная, смелая. Лучшая жена.
Обратно мы возвращались уже куда медленней. Я уселась на спину дракона, устав после прогулки по лавкам. Нет, ну это какое-то свинство, а не покупки. Бери, что хочешь и думать не надо, хватит ли денег, нужны ли мне все эти вещи. Не понравится, отдай служанкам. Никакого удовольствия от покупок. И стыдно вдобавок. Или не стыдно? Барону нравится меня баловать. Значит, это было развлечением для него в большей мере, чем для меня. Вот теперь точно не стыдно. И потом, из тех синих тканей выйдут совершенно чудесные шторы в мою питерскую квартирку. Надо будет только размеры снять. Точно. И лишние кружева я на них пришью. Не сама конечно, сдам в ателье. Или попрошу портных Людовика.
— Спасибо, — провела я рукой по чешуе любимого, — Через неделю, когда мы вернёмся на Землю, я обязательно сниму промеры с окон. Их, кстати, не помешает застеклить. И кровать у меня в квартире только одна. Надо бы что-то купить для Джошуа. Или для нас. Людовик, у тебя хватит денег на две кровати? И ширму. Нет, ширму нельзя, ты слишком громкий. Джошуа оставим спать в бальной зале, а сами поставим диванчик в прихожей, чтоб нас было не слышно. Пока лето, там довольно тепло. Это зимой станет все промерзать.
— Ты решила вернуться на Землю?
— Ну мы же договорились. Две недели будем жить здесь, неделю у меня на Земле. Ладно, только три дня, но каждый месяц обязательно, слышишь?
— Хорошо, любимая. Только я не совсем понял, почему мы будем вынуждены охранять во сне дверь?
— Охранять? В моей квартире всего две комнаты. Бальная зала и прихожая.
— Как интересно. Потанцевал и на выход?
— Почти.
— Прости, любимая, — заложил дракон петлю в воздухе и подхватил сына за плечи. Маленький дракончик устало повис в крупных лапах отца.
Невероятно бережно он приземлился во дворе нашего замка. Удивительно, но я уже считаю это место своим. К нам спешит джинн, кланяется мне и моему жениху, почти мужу. Почтительно, сдержанно, оставаясь чуть в стороне. Людовик приветствует стража кивком головы.
— Иллюзии наведены, господин, джинны ждут. Драккаров не видно.
— Прибудут. Быть может, залюбовались красотами и разбили лагерь на берегу реки. Постарайтесь сделать все так, как надо. Мои друзья должны запомнить славную битву надолго. Особо следите, чтобы с ними ничего не случилось. К ночи прибудут гости на мою свадьбу, — гордость слышна в голосе дракона и не только она, ещё, кажется, лёгкая ревность, — Проводите их сразу в наш храм. На трапезу они не останутся.
— Почему? — подошла я к барону чуть ближе. Джинн стремительно отодвинулся в сторону.
— Такова традиция. Дракон, обретая жену, становится затворником на какое-то время. Пока не сможет унять своих чувств. Я могу растерзать всех, кто покажется мне опасным для благополучия тебя и нашего гнездышка, дорогая.
— Ты шутишь?
— Конечно, шучу, — притягивает Людовик меня к себе, обнимает и гладит, — Скоро наступит ночь, я уже отдал все распоряжения слугам. Ступай в свои комнаты, девушки помогут тебе обрядиться в брачный наряд.
— Можно я пойду с мамой? — фырчит Джошуа, и я торопливо глажу ребенка по голове.
— Нет, нельзя. Это женское дело. Тебя ждут подарки в твоей собственной спальне. Будь осторожней с браслетом, Клаус поможет его надеть. Это наш, родовой, отмеченный гербом.
— Папа? — ахает изумлённо ребенок.
— Я хочу, чтоб все видели, каким чудесным зверем ты стал. Только не распахивай при гостях крыльев, они ещё немного не доросли до приличных размеров. Зато у тебя изумительный хвост.
— Договорились, — устремляется к замку ребенок. Я немного медлю, разрывать объятия совершенно не хочется, тем более первой.
— Встретимся в храме, — улыбается муж, и я ухожу.
В покоях десяток служанок и домовая. При моем появлении смолкают все голоса, девушки опускают головы и только Мария Федоровна улыбается лукаво.
— Идём скорее, что покажу. Гад твой крылатый ещё днём расстарался.
Мы проходим в самую большую из комнат этой части замка. Нет здесь платья. Только зеркало во всю стену.
— Скидывай вещи. Девицы тебя обрядят, сама всё увидишь.
Раздеваюсь и тут же оказываюсь в вихре бережных рук. Мне сплетают прическу, надевают на голову тонкий венец, украшенный драгоценными самоцветами. Белье из тончайших кружев облегает кожу. Чулки, туфельки. Наконец, вносят платье.
Оно кажется нереальным. Узкий корсет, длинный подол, шлейф, который не помещается в комнате. Нет, это не шлейф. Это за моим платьем летит искрящаяся голубоватая дымка.
Само платье сшито из сотен пластин перламутра. Они лёгкие, мягкие на ощупь и светятся, переливаясь.
— Это перья одной очень редкой птицы. Их собирают в горах по одной штуке в самом начале весны, — говорит домовая, помогая одеться.
— Никогда бы не подумала. Красивые птички, наверное?
— Взгляни на себя в зеркало. Такой ты будешь одну единственную ночь в целой жизни. Больше ящер никогда не допустит, чтобы ты надела подобное. А птички смотрятся обыкновенно, как лысые куры, которых из печи только достали.
— Как кто? — поднимаю я глаза на свое отражение и замираю.
Платья нет на мне. Есть только искрящаяся невесомая дымка. Под ней совершенно не видно обнаженного тела, но и изгибов фигуры она не пытается скрыть. Сияние перетекает над кожей, парит и искрится. Я кажусь себе обнаженной, одетой только в драгоценные украшения, и в то же время я совершенно точно одета. Вот же платье на мне!
— Дракон хочет тобой гордиться. Так велит традиция.
— Я не могу в этом выйти! Там будет мой сын!
— Мальчик ничего не заметит, мал ещё. Для него платье станет выглядеть перламутровым, почти обычным, только что очень красивым.
— А остальные гости?
— Остальные увидят.
— Можно я пойду в чем-то другом?
— И давно ты стала стеснительной? Кто в мини юбках домой приходил? Ничего лишнего не видно.
— Но!
— Делай, как будущий муж велит. Он знает, что делает. По крайней мере, я на это очень рассчитываю.
— Почему?
— Потому что за такую жену как ты и на битву вызвать не грех. А джиннов он почти всех куда-то отправил, гадюкин сын! — поправляет домовая мне пряди в высокой причёске. Длинные серьги чуть путаются в волосах.
Девушки вновь склоняют головы, расступаются, образуя живой коридор, и осторожно выводят меня наружу. Здесь темно. Нет людей, нет звуков, смолкли голоса птах. Пахнет железом и серой.
— Вся знать собралась. Все драконы этого мира.
— Мне страшно.
— Так в первый раз замуж выходишь.
— Во второй.
— Не путай меня. То была репетиция, а не брак. Ты вообще все любишь испытывать заранее. Первую брачную ночь и то отрепетировала.
— Мария Федоровна!
— Цыц. Нам вроде туда.
Дорога под ногами застелена пушистым ковром, он брошен прямо на землю. Впереди нас возникает Клаус. Он несет в лапах факел. Дымное пламя лишь немного освещает мой путь.
Впереди каменный зал. Двери распахнуты настежь. Мы подходим ближе, и от стены отделяется тень. Я успеваю лишь взвизгнуть. Крылья тут же распахиваются сзади, предлагая улететь от опасности.
— Невеста, — склоняет голову мой жених и крепко берет меня под руку, будто боится, что я могу убежать. И ведь это, практически, правда.
— Напугал. Уф. Где Джошуа?
— Наш сын уже в храме.
— Там темно, — жмусь я к горячему плечу.
— Доверься мне. Сейчас зажгут факелы.
Мы входим внутрь. Здесь царит темнота. Живая, дышащая, смотрящая на нас янтарными змеиными взглядами. Один за другим зажигаются факелы.
Весь огромный зал полон драконов, и все они смотрят на нас. Зависть, злоба, одобрение, — чувства не скрыть на одетых в броню из шипов мордах.
Людовик надел на себя боевой доспех, лёгкий, как я понимаю.
Сталь нагрудника звенит, задевая за пояс. Сбоку у него висит меч. И мне до ужаса страшно. Оглядываюсь, чтоб взглянуть на лица служанок, на Марию Федоровну, но позади нас никого нет. И двери закрыты. Как же я сейчас до ужаса боюсь.
Медленно мы проходим между гостей, мимо их ощеренных морд. Людовик суров и надменен.
Впереди небольшой постамент и хрустальная чаша на нем.
— Просто опусти ладошку на дно и попытайся ухватить пальцами рыбку. Выловишь, хорошо. Нет, так и не страшно, — тихо говорит муж. К серебристой чаше мы подошли вместе. Она полна синей, непрозрачной воды. О каких рыбках вообще идёт речь?
Барон опускает туда руку первым. Я мельком отмечаю, как ходуном ходят мои дрожащие пальцы. И чтоб скрыть это, опускаю руку в жидкость следом за ним.
Тепло охватывает ладонь, поднимается вверх к запястью. Острые иголочки не больно покалывают кожу.
Никаких рыбок тут нет. Трогаю пальцами стены сосуда, провожу рукой рядом с дном. Нет ничего. Наконец просто делаю круговое движение, будто пытаюсь перемешать жидкость. Боль пронзает все пальцы. Выдергиваю руку скорей из воды.
Гости взревели, глядя на меня неотрывно. Я смотрю на свои пальцы и тоже недоумеваю. Пять разноцветных рыбок вцепились раскрытыми пастями каждая в свой палец. Даже на мизинце одна висит. И в ладонь тоже рыбка вцепилась.
— Сними с меня это! Людовик.
— Сейчас, — вынимает он из воды толстую жирную рыбину и кладет на алтарь. Там же не было такой. Да что рыбина, я и руки Людовика не чувствовала в воде.
— Скорее!
— Не тряси рукой, — тянется он за первой маленькой рыбкой. Уже отцепляя ее говорит всем гостям, — В руку моей жены намертво вцепилась удача, — первая рыбёшка с лёгким звоном опускается на алтарь, — плодородие, — за ней следует и вторая, — богатство, — третья звякнула, — она станет амулетом для нашего рода, — четвертая, — счастье, — опускается на алтарь хрустальная рыбка, — И благополучие нашего надела будет возложено в ее руки. Мне же досталось неимоверное счастье. Жирное и прекрасное.
На руках засветились синим татуировки. И на моей, и на руке Людовика, теперь уже моего мужа.
Гости спешат покинуть храм. Зал быстро пустеет. Остаёмся только мы вдвоем и наш сын. Малыш подходит, тычется мне в живот мордой. Глажу и только тут замечаю браслет, кое-как повязанный на его лапу. Сам по себе очень красивый, вот только бечевка все портит.
— Не налез, — хмурит брови сынок, — Папа был куда меньше в моем возрасте. И дедушка, кажется, тоже. Изгерд сказал, что крылья у меня слишком большие. И они ещё вырастут, папа.
— Будет проще летать. Идёмте в замок, мы опаздываем на праздничный ужин, нужно поторопиться и обязательно вымыть лапы, я помню.
— Руки. А они не вернутся больше, твои гости?
— Нет. Никто не посмеет даже взглянуть на мое сокровище до того дня, когда ты подаришь мне первенца.
— Первенец я! — надулся Джошуа.
— Ты первый в поколении. Это куда важнее. И замок со временем станет твоим. Другим моим детям достанутся иные наделы. Миров много, есть из чего выбрать.