Я всегда любил прятки. С самого детства эта игра будоражила моё сознание, заставляя радоваться и трепетать от каждой победы. Ну и, конечно, мне нравилось искать самому, но с возрастом кое-что изменилось. Точнее, изменилось в тот день, когда Марти дал мне очередное задание — найти одного конкретного человека с интересной сущностью хамелеона. Вот уже прошло несколько недель, как я превратился в настоящего головореза. Никаких больше иллюзий о защите людей от нечисти у меня не было. Я искал магических мутантов, находил их и притаскивал своему наставнику для расправы, в ходе которой получал в награду сущность. Почему в награду? Очевидно, что после каждой такой процедуры я становился сильнее. Тело перестало болеть, даже насморк прошёл, не говоря уже о физической силе и возрастающих с геометрической прогрессией памяти, скорости умственной деятельности, реакции, регенерации, управлении энергией. С каждой поглощённой субстанцией я всё дальше удалялся от человека и всё ближе становился к какому-то монстру. При этом увеличивались лишь мои естественные характеристики, и не приобретались новые. А ещё Марти обещал бессмертие, но, конечно, не то, о котором я подумал (а-ля Граф Дракула), слава богу, нет. Он лишь имел в виду, что моё тело перестанет стареть за счёт элементарного здоровья. Оказывается, старение — это следствие изношенности внутренних органов, именно это заставляет некие клетки внутри нас активироваться, удаляя из мироздания старый и ненужный организм. То есть выражение «умер от старости» буквально: у человека может быть абсолютно здоровый организм, но, когда наступает определённый порог изношенности, его выключает, чтобы не мешался более молодым особям и не тянул племя вниз. Смешно, но спустя миллионы лет эволюции мы продолжали быть животными, во всяком случае, анатомически. На мой вопрос о памяти в нашей голове, которая, естественно, конечна, на это наставник лишь махнул лапкой, со словами: «Там есть естественный механизм самоочистки, который не допустит переполнения». То есть та самая вечная жизнь, о которой так многие грезят и эти же многие боятся, вполне реальна и не несёт в себе безумия по умолчанию. Наш мозг — просто чудесная штука, что ни говори.
Стояла ночь. Но для Нью-Йорка, как для любого мегаполиса, это не имело ровным счётом никакого значения. Машины, фонари, витрины редких в этом районе магазинчиков и огонь из баков бомжей освещали наполненные мерзким запахом мусора улочки. В этот раз Лены со мной не было, она лишь выдала мне билет на самолёт и все документы, необходимые для посещения не самой дружественной страны в мире. Девушка обняла меня и чмокнула в щёку, одарив белозубой улыбкой. Я хотел ей улыбнуться в ответ, но нечто странное холодком прошло вдоль позвоночника, заставив обернуться. Странное чувство неясного присутствия всколыхнуло чутьё уже третий раз за прошедший месяц.
— Что такое? — забеспокоилась красотка, но я отмахнулся. Если что-то такое и есть, то скорее всего это Марти, его лап дело, а значит, и смысла волноваться нет.
— Ничего. Показалось. Ладно, подбросишь до аэропорта? — отмахнулся я, всё-таки улыбнувшись девушке самой светлой и благонадёжной улыбкой, какая была в моём арсенале.
Добравшись до нужной страны и города, я воспользовался каршерингом (даже международные права мне выдал щедрый начальник), благо что здесь тоже было правостороннее движение, и проблем с перемещением не возникло. И вот я иду по одной из узких улочек, не понимая решительно ничего. Как человек, способный пробраться в любой банк на свете, может обитать в подобном месте? Вонь была ужасной, как и вся местная обстановка.
Морщась, я подошёл к одной из узких дверей в одном из двухэтажных домов из потемневшего от времени кирпича и постучался.
— Who's there? (Кто там?) — послышался приглушённый и робкий голос из-за тонкой дверки.
— My name is Alex. (Моё имя Алекс.) От Марти, — мой английский оставлял желать лучшего, но в данной ситуации от меня большего и не требовалось. Дверь резко распахнулась, и в проёме показался маленький мужчина. На голове полностью седой ёжик, полтора метра ростом и круглые очки, образ завершала потрёпанная жизнью, но чистая рубаха в клетку и такие же, но чёрные, брюки.
— Прошу, заходите, — на чистом русском пригласил меня он. — Желаете чая? Отдохнуть с дороги?
— Давайте к делу, — сказал я, не планируя проходить внутрь его «хором». Хотелось поскорее покончить с делом и вернуться домой.
— Конечно, конечно, — мужчина часто закивал головой и всё же углубился по узкому тёмному коридору внутрь здания. Логично, не на пороге же общаться. Пришлось располагаться на мелком, как и сам человек, красном диване и не отказываться от настойчивого предложения чашечки английского чая. Квартирка, к слову, тоже оказалась компактной, под стать хозяину, небольшая комната, увешанная портретами Элвиса, и мельчайшая кухня, в которой для двоих не было места.
— Марти сказал, что вы знаете о хамелеоне что-то, что мне поможет в поимке.
Мужчина достал из кармана платок и промокнул им выступивший пот, пожевав губы, отпил чай и начал рассказ, весьма увлекательный, однако.
История одного музыканта
Фрэнк Джос родился в Гарлеме в чернокожей семье среднего класса. Детство, юность и молодость прошли для него без нужды в деньгах или внимании. Семья его любила, отец был врачом, а мать — учителем в местной школе. Многие чёрные легко бы отдали всё, ради того чтобы оказаться на его месте, но не сам Фрэнк. Он всегда ощущал некоторую чуждость окружающей реальности и всё время находился в поиске себя. И вот однажды его пригласили в джаз-клуб Bill’s Place. Он и раньше слышал музыку, порождаемую саксофоном, но вот только не вживую. И когда Билл Сакстон в сопровождении барабанщика и синтезатора наполнил притихшее заведение звуками, сердце Фрэнка, возможно, впервые за двадцать пять лет забилось с утроенной силой, погружая в какофонию мелодии. Композиция, подобно невероятным струям огня разных цветов, смешивалась, перетекая друг в друга, образуя картину, ведомую лишь тем, кто её творил. Тогда, в бесконечных переходах, спусках и подъёмах, он осознал истину этого мира. Его мира.
Джаз. Молодой человек учился в колледже, и у него не было времени на то, чтобы заняться своей мечтой полноценно, отдав себя без остатка. Когда же он пришёл с этим к отцу, тот лишь покачал головой, настаивая на необходимости образования, особенно для чёрного. Но, несмотря ни на что, Фрэнк нашёл время на новое увлечение. Бросив подработку в магазинчике у старого друга отца, на свои скромные накопления, которые Фрэнк планировал прокутить с друзьями в барах, он купил саксофон. Самообучение шло туго, ролики из интернета и самостоятельное изучение нот не дало нужного эффекта. Нужны были деньги на репетитора, а это дорого, с учётом пустых карманов парня.
И тут Фрэнку пришла одна не самая светлая мысль. Если он обязан тратить своё время на учёбу, потому что он чёрный, то кто-то должен за это заплатить, и отнюдь не он сам. Кто-то, чей цвет кожи разительно отличался от чёрного. И вот тогда в его жизнь пришла маска. Ему требовалась маскировка и пистолет, но с последним было сложнее, потому он направился в антикварный магазин. Мама дала парню денег на карманные расходы, видя, как он загорелся джазом.
Но отец однозначно был против, вновь озвучив свою прагматичную позицию: «Сначала образование, потом всё остальное». Конечно, перед принятием опасного решения Фрэнк попытался вновь склонить родителей на свою сторону, но всё оказалось тщетно. А потому теперь он стоял у витрины и рассматривал маски. Выбор был весьма широким, начиная от каких-то непонятных индейских с перьями и заканчивая клоунскими, но не современными, а какими-то древними, выцветшими и не весёлыми, даже пугающими.
— У меня есть три доллара. Мне нужна крепкая маска, — сказал он продавцу, старенькому негру в очках с толстенными линзами.
Тот даже не взглянул на Фрэнка, лишь пожевал губами и удалился куда-то внутрь магазина. Спустя минуту старичок вернулся, и в руках у него была серая и невзрачная маска с прорезями для глаз и рта.
Старичок наконец поднял глаза на Фрэнка и с прищуром спросил:
— Чего ты ждёшь от маски?
Вопрос был настолько неожиданным, что парень выпалил то, что было у него в голове, не больше и не меньше.
— Хочу стать незаметным. Хочу раствориться. Хочу скрыться от всех. Хочу, чтобы никто не мешал мне и моей музыке соединиться в единое целое, — всё это вышло из него единым потоком, после чего на душе стало легче. Фрэнк желал стать по-настоящему свободным от взглядов людей, которые видели в нём негра, сына, студента.
— Тогда нужна капля крови, после чего ты получишь от маски то, чего твоё сердце требует, — проскрипел голос продавца и тот протянул серую невзрачную вещь Фрэнку. Парень остро чувствовал важность момента, и его не смущал ни внешний вид старика, ни обстановка, ни сама абсурдность ситуации. Каким-то шестым чувством будущий музыкант ощущал фатальность своего выбора и невозможность возврата назад. Если он выполнит требуемое и наденет маску, его желания исполнятся. Причём все, до последнего.
В маске обнаружилась тонкая игла, и будущий музыкант без задержки кольнул палец, и рубиновые капли упали на внутреннюю часть артефакта, после чего он без заминки надел маску на лицо. Первый и последний раз в своей жизни.
С тех пор много воды утекло. Тот, кто звался Фрэнком, утратил имя как таковое. Он больше не зависел от таких условностей, как цвет кожи, размеры тела и даже пол. Бывший студент медицинского колледжа мог становиться кем угодно, а потому отбросил свою первоначальную личину, не совсем конечно. Иногда он навещал маму, а отец с ним и говорить не желал вовсе после того, как парень бросил учёбу. Идея с разбоем была отброшена как нежизнеспособная, вместо неё он занялся более интересными вещами, но не менее преступными: принимал вид людей и воровал их деньги. Ничего сложного в этом нет, когда ты мог прикинуться кем угодно, повторив жертву со стопроцентным сходством, как внешним, так и внутренним. Принимая облик того или иного человека, он копировал его поведение и даже часть памяти.
Когда материальный вопрос оказался закрыт, существо, ранее звавшееся Фрэнком, начало путь по музыкальной стезе. И тут оказалось, что для настоящей музыки требуется одна незначительная деталь. Настоящий музыкант должен обладать индивидуальностью, чего существо оказалось лишено. Оно пыталось принимать облик Фрэнка Джоса, но это не приносило никакого результата. Ощущение было такое, что прежняя личность стала чужой, несмотря на полный объём имевшейся памяти. Фрэнк Джос стал лишь ещё одной маской, не более. И под этой личиной существо направилось в старый антикварный магазинчик, где неизменно работал тот же старичок.
— Я бы хотел оформить возврат, — сказало существо, глядя в искажённые толстенными линзами выцветшие глаза.
— Мы не производим возвратов, — сказал продавец и указал на объявление, которое располагалось у кассы.
Существо не намеревалось сдаваться.
— Я не могу стать музыкантом! Вы говорили, маска исполнит все мои желания.
Старичок прикрыл свои глаза и продекламировал:
— Хочу стать незаметным. Хочу раствориться. Хочу скрыться от всех. Хочу, чтобы никто не мешал мне и моей музыке соединиться в единое целое, — закончив, он открыл глаза и спросил: — Что из этого не выполнено?
— Я не могу соединиться с музыкой в единое целое! У меня нет индивидуальности! Я лишь… маска, — существо ужаснулось своему внезапному озарению.
— Твоё требование было чётким. Ты желал, чтобы тебе никто не мешал соединиться с музыкой в единое целое. Кто-то в целом мире может тебе помешать? — Голос, скрипучий и мерзкий, вещал факты, на которые у существа не было аргументов.
— И что? Мне до конца своих дней жить вот так. Без личности?
— Увы, — развёл руками старик. — Я увидел в тебе огонь, жажду к познанию музыки и решил, что ты сможешь преодолеть проблему потери личности. Но, видимо, стержень оказался не из стали, а из хрупкого стекла, что рассыпался при первом же порыве ветра.
— Это… — Существо, бывшее когда-то Фрэнком, было столь поражено, что не могло подобрать слов, а потому старик продолжил:
— Живи полной жизнью, делай что хочешь. Ты потерял музыку, но получил полную свободу. Пользуйся ей. Ты можешь стать невидимым, возможно, даже проникать сквозь стены. Изучай силы, пробуй, экспериментируй и, возможно, однажды ты получишь новую индивидуальность.
— Хамелеона.
— Верно, — кивнул старик. — Ведь ты уже не человек, ты куда больше.
Существо послушало совет продавца. Оно перестало цепляться за прошлое и больше никогда не возвращало личину Фрэнка. Оно использовало разные облики, испытывая всевозможные удовольствия этого мира, начиная разнообразными сексуальными приключениями и заканчивая прыжками с небоскрёбов с парашютом. Но однажды произошёл случай, который открыл в существе некую грань, о которой оно даже не подозревало.
Вечером в образе юной азиатской красавицы хамелеон возвращался к себе в жилище. В крови властвовал алкоголь, а в голове — весёлый туман. Такси услужливо остановилось в центре Гарлема, прямо у ступеней, ведущих к двери дома. Немного покачиваясь, существо выбралось из тёплых объятий пассажирского кресла и медленно начало восхождение в своё логово, как внезапно ощутило сзади чьё-то дыхание и шёпот, полившийся нестройным потоком в ухо.
— Сейчас ты откроешь мне дверь, — торопливо вещал мужчина, — и не будешь сопротивляться. А иначе… — Что-то холодное и твёрдое уткнулось в поясницу существа.
В ответ оно лишь кивнуло, и они медленно подошли к двери. Когда они оказались в прихожей, обладатель голоса толкнул существо на пол и начал стаскивать с него джинсы по вполне понятным причинам. Существо, привыкшее ко всяким извращениям, не сопротивлялось, ведь секс с некоторого времени перестал давать нужные эмоции и чувства, превратившись в один из неплохих, но не лучших способов занять себя. Когда всё было закончено, хамелеон получил часть памяти преступника, который, связав хозяйку жилища, принялся грабить.
Чёрный из бедной семьи — вот краткое описание этого типа, который не гнушался изнасилованиями и даже убийствами. И тут в голову существа закралась одна идея. Раньше, когда оно носило имя Фрэнк и было ребёнком, существо читало комиксы про супергероев, и там были некие мстители. Нет, не та команда розовых мальчиков и девочек, спасающих мир, а те, которые карали преступников, очищая от них улицы. Делая мир не временно чище, ограничивая мразей тюрьмами и психушками до их следующего побега, а с гарантией.
Существо посмотрело на спину бандита, который копался в одной из полок с драгоценностями, и поднялось на ноги, приняв облик женщины, которую головорез не мог проигнорировать. Верёвка и кляп спали, так как тело уменьшилось в размерах, а потому хамелеон оказался свободным.
— Сынок, — вкрадчиво сказало существо в облике пожилой женщины. Оно и само не могло понять, как получилось скопировать человека, не находящегося рядом, а лишь по воспоминаниям другого.
Преступник незамедлительно обернулся и застыл, словно олень при свете фар.
— Мама? — лишь выдавил он из себя, находясь даже не в шоке, а в каком-то трансе.
— Я, милый, — хамелеон медленно подошёл к застывшему соляной статуей телу убийце, и в его руке мелькнуло острие ножниц. Печень была пронзена насквозь, что привело бандита в чувства. Человек закричал и на чистом адреналине вынул нож и попытался ударить тварь, которая воспользовалась обликом его матери, только вот поздно. Руку со знанием дела перехватила другая. Мужчина даже сначала не понял, почему остановил свой удар, и почему у него теперь вместо положенных двух рук их три, как его глаза расширились от ужаса.
Если бы Дерек Эймс не испугался настолько сильно, то, возможно, он бы обрёл силу охотника на хамелеонов и им подобных существ, которую дарует реальность, но, увы, страх поглотил человека и не позволил ему выжить. Скопированная огромная рука мужчины, торчащая из тела миниатюрной бабушки, парализовала одним своим видом, а потому второй удар мужчина пропустил. После чего перевоплотившийся в Дерека Эймса хамелеон насмерть забил его. И когда преступник сделал последний вдох в своей жизни, а пульс прекратил свой бег, существо внезапно почувствовало нечто такое, что ощущало лишь единожды, когда в бытность жалким человеком впервые попало на джазовый концерт.
Полный восторг. Но даже не наркоманский поток дофамина, смешанный с адреналином и ощущением безграничной власти, стал тем самым толчком, который отправил хамелеона по пути маньяка. С гибелью Дерека Эймса хамелеон почувствовал себя более сильным и целым, словно часть самой сути человека перекачивало к существу и стало неотъемлемой его частью.
— Город получит своего героя, — утирая чужую кровь с лица, вслух произнёс новорождённый монстр.
Алекс, квартира в Гарлеме.
— Понятно, — сказал я, переваривая услышанное. Тварь, что завелась в этом районе, убивает с особой жестокостью преступников, бомжей, а также тех, кто на них похожи. Причём жертвами являются в основном чернокожие. Но это не повод, чтобы тащиться через две страны и половину шарика сюда, поэтому я задал интересующий меня вопрос:
— Чертовщина?
— Что? — не сразу понял мой собеседник, но спустя секунду всё же осознал и продолжил: — Конечно, да. Люди видели, как одного из людей убивал его родной брат-близнец.
— И? — начал я закипать.
— Только никакого брата-близнеца у того парня не было, это точно.
Я прикрыл глаза руками, и хозяин этого жилища, верно, расценил этот жест.
— А ещё видели, как существо превращается в свою жертву перед убийством. Как хрупкая девчонка сначала резанула мужчину исподтишка, а потом превратилась в точную копию своей жертвы, но без пореза, конечно.
— Есть карта? Нужно понимать, где случились убийства. Скорее всего, эта тварь живёт где-то в районе.
Я не детектив, конечно, но мне и не нужно, мой метод не имеет ничего общего с дедукцией, а потому всё, что мне следует знать, — лишь примерное направление для поиска. И такое я получил. Бумажной карты у моего информатора, конечно, не оказалось, но на планшете он обрисовал мне примерную зону для поиска.
— Есть вероятность, что это кто-то из белых богатеев приезжает в Гарлем отвести душу.
— Нет, — мотнул я головой. — В этом нет смысла. Тварь знает, что её невозможно выследить, знает свою силу и отсутствие слабостей, а потому ей нет смысла морочиться с конспирацией. Не удивлюсь, если существо живёт рядом с первым убийством. Кстати, где оно произошло?
— Вот здесь, — ткнул пальцем информатор.
— Отсюда и начну поиски.
Спустя три дня я понял одну важную для себя вещь: работа в полиции — не моё. Целыми днями и даже ночами кружить по району — не для меня. В первый день я объехал все места преступления, о которых знал мой информатор, между прочим, более двадцати жесточайших убийств, и не нашёл ничего. Ровным счётом. В принципе, это и понятно: существо если и владеет магией, то лишь внутренней, не способной выйти за пределы тела, а потому и следа почти не оставляет.
Итак, мои безрезультатные метания неожиданно закончились встречей. Девушка протянула руку, и моя машина невольно остановилась, как и моё сердце на какие-то мгновения, прежде чем начать истошно биться в грудной клетке, тщетно пытаясь выбраться наружу.
Соседняя дверь распахнулась, и в машине взошло солнце. Настолько тёплой и светлой была эта девушка.
— Привет, — на чистом русском сказала она. — Я здесь, чтобы помочь в поисках и поимке хамелеона. Меня зовут Лейшаса. Можно просто Лейша.
— Алекс, — сглотнул я и понял, что влечение к Лене было чем угодно, но не любовью.