По следам мистера Волка

Глава 5. Мамочка дома!

Благо Бернард Хизар похлопотал о том, чтобы Элис выпустили, как только коронер вынес справедливое заключение: миссис Олди умерла от вполне себе естественных причин.

Правда, он ещё пытался убедить её следить за мистером Оуэном, но понял быстро, что служанка непробиваемая — и с богом отпустил домой.

Элис спешит изо всех сил. Без неё все дела ведь встали! Благо, хоть дождь перестал, небо прояснилось и белый диск солнца отражается в грязных лужах.

Она думает о графе, о недостиранном белье, завтраке и кузене.

И совсем забывает о мистере Кроули, который, судя по всему, собрался прогуляться.

Он встречает её радостным взглядом, кивком головы и быстрым шагом направляется к ней. Едва ли не бросается! Но сдерживает себя, нехорошо ведь забывать о сдержанности.

— О, как я рад вас видеть, как рад! Я не понимаю, — частит Кроули и выглядит при этом таким потерянным! — Не понимаю… Граф исчез, в доме призрак, хотя, конечно, смотря кого мы называем призраками. И вас не было так долго, так долго, что я начал беспокоиться!

Элис натягивает пониже шляпку, чтобы за тенью от неё не так заметны были синяки на лице.

Столь праздный элемент гардероба достался ей от… Людарика Даймонда. Глава стражей был в хорошем расположении духа, распущенном, даже можно сказать.

— А вы, мистер Кроули, договаривались на полный пансион? А за сколько, если не секрет?

— Оу, мне как-то неловко обсуждать это с вами, — слегка хмурится он. — Денежные вопросы, это дела мужчин…

— Но я ведь должна знать, готовить мне на вас или нет.

— Конечно, готовить! — радостно восклицает он. — Конечно! Прямо сейчас?

— Но если вы не платили, я не могу… — она проходит мимо. — Ладно, поговорю с графом. Давно он ушёл?

— Вчера. И я платил! — добавляет Кроули оскорблённо. — Чтобы вы знали, я отдал несколько львов. Граф потребовал заплатить вперёд. Он был таким… раздражённым. Я не решился торговаться. Ой… — он прочищает горло смущаясь. — Простите, я болтаю лишнее.

— Мне это ни о чём не говорит, — хватается Элис за ручку двери, — львов — это хорошо. Но за какой срок? Только за комнату или и за завтраки? Или и за завтраки, обеды, ужины и массаж? Пока не узнаю, как я могу на вас готовить? Зайдите в таверну, господин.

— Про массаж речи не шло. Про комнату, завтраки и ужины мы говорили. И как же так, — он становится всё более расстроенным и раздосадованным, — как же? Я голоден! До таверны далеко! Зачем вы пришли, если не готовить еду?

Элис останавливается и едва ли не рычит на него:

— Вы сняли здесь комнату, а сам замок — мой!

Издержки родового слуги, что сказать.

Кроули резко замирает, словно ударяясь об невидимую стену.

— Простите, но разве… Эм. В каком смысле? Вы разве с мистером Оуэном, ну… Как бы так сказать, — мнётся он и не договаривает.

— Что? — не понимает Элис.

— Любовники, — выпаливает Кроули.

— Кто?

До неё не сразу доходит, так как даже подобная мысль — недопустима и невозможна.

— Вы с графом Оуэном, конечно же. Раз уж замок… ваш.

Элис округляет глаза и оборачивается на него.

— Я здесь собираюсь работать всю жизнь! И уж конечно имею отношение к замку!

— Д-да, — отступает Кроули, — прошу прощения. Но… сегодня я буду голоден?

Она поджимает губы.

— Я поговорю с граф… мистером Оуэном насчёт вас.

И сужает глаза, мол, и это будет последний разговор о вашей никчёмной личности, сэр.

— Не надо говорить! Послушайте, я просто… Разволновался, — улыбается он виновато. — И я правда давно не ел. Мне не сказали, где вы. Оставили меня одного… И я так рад вас видеть!

— Одного, да? Совсем?

На этот раз про фейри он решает не говорить. Да и не пугать ведь девушку! И без того ей приходится работать в этом мрачном, старом замке. И Кроули утвердительно кивает:

— Совсем

Она хмурится и кивает.

— Ладно, так уж и быть, накормлю вас… Но если окажется, что… В общем, знайте, я буду очень зла.

***

Герберт сидит в баре, разбитый и сосредоточенный на своих мыслях. О прошедшей ночи не осталось почти никаких воспоминаний. Но хорошо бы как-то узнать, видел его кто в облике волка или нет…

Впрочем, надежда остаётся в любом случае.

В себя пришёл он далеко от центра, на рассвете. И долго потом искал свою одежду, которая чудом уцелела и лежала нетронутой, разбросанная по улицам. То, что Герберту удалось ни с кем не столкнуться сразу после превращения, было настоящим чудом.

Он хмыкает, сдерживая нервный смех, представляя реакцию горожан, если бы заметили они обнажённого графа Оуэна, снующего мимо кустов, прячущегося за деревьями и в тёмных узких подворотнях. Решили бы в лучшем случае, что в тюрьме он лишился рассудка…

Но Герберт оделся и добрался до ближайшего бара, чтобы отдохнуть и хоть как-то прийти в себя. Всё же полнолуния — ночи не из простых, а если перекидываешься вне своего времени…

У него всё ещё поблёскивают глаза оранжевыми искрами, но этого уже почти незаметно.

И вот Герберт поднимается, надо расплатиться, но в карманах не оказывается ни одной блохи (хотя блох у него обычно и не водилось, такую мелочь держать неудобно).

Уходит несколько часов на то, чтобы убедить хозяина заведения отпустить его должником. И Герберт после глупой позорной ссоры, наконец, добирается до замка злой как собака.

Открывает двери, перешагивает порог, замирает, пытаясь устоять на ногах — всё-таки отдых требуется и срочно… — и встречается взглядом с Элис, которая выходит из коридора.

— Здравствуй, — улыбается ей граф, — рад видеть тебя здесь.

И в это время в дверь стучат стражи, которые требуют им открыть. И требуют, главное, именем закона. Недобрый знак…

Элис поджимает губы и подходит к графу, чтобы шепнуть на ухо:

— Лучше уходите к себе, я разберусь.

Он недолго смотрит на неё и, наконец, отступает, кивая ей с благодарностью во всё ещё слегка зверином взгляде.

— Я не знаю, зачем они здесь, — шепчет напоследок и спешит подняться к себе.

Элис провожает его взглядом. Сейчас главное, чтобы Курт не заявился… Где он, кстати, она так и не поняла. Неужели его никто не открыл? Или прячется? Времени проверять не было.

— Да? — она открывает дверь.

Бернард Хизар и ещё какой-то темноволосый парнишка из стражей тут же заходят в замок, словно никто и не стоял на пути.

— Мне нужен мистер Оуэн, где он?

— Я вас не приглашала! Хозяин в городе. Нам нужно к зиме готовиться, столько всего закупить…

— В городе? — интересуется парнишка и достаёт блокнот. — А давно ушёл? А ночью где был? — и смотрит на Бернарда, видимо, недавно на службе, будто ждёт одобрения, сверяется со старшим, всё ли правильно говорит.

— Я слуга, а не шпион! Что ему передать? — рявкает Элис. — Когда вернётся.

— Мы подождём его здесь, — решает Бернард и осматривается в поисках того, где можно удобнее устроиться.

— Мне это не нравится. Я не доверяю вашему… помощнику.

— Почему это? — возмущается тот.

— В каком смысле? — хмурится Бернард, доставая сигарету. — К тому же он со мной, я отвечаю за него.

— Но у вас нет этого… ордена, так?

— Ордера. А я и не обыскиваю вас, — ведёт он плечом и закуривает. — Просто хочу поговорить с мистером Оуэном. Под утро произошло очередное убийство. Почерк тот же…

— Если тот же — тогда при чём здесь он? В прошлый раз точно был не он. Есть же доказательства. Мистер… Хазар, понимаете, мне вообще-то работать надо!

— Хизар, — поправляет её Бернард и выпускает к высокому потолку пару дымных колец. — Проверить надо бы… В любом случае. А вы… постыдились бы.

— А? Я не могу вас оставить, придётся быть тут, чтобы ничего не украли. А кто посуду помоет?

— Мы не воры! — возмущается молодой страж. — Вас бы задержать за оскорбление!

Но Бернард останавливает его жестом и поясняет Элис:

— Мы пришли с делом, происходят страшные вещи, вам бы отнестись с серьёзностью и ответственностью, а вы всё о таких мелочах, как посуда и пыль. Стыдно должно быть, стыдно, — вздыхает он и присаживается на резной громоздкий стул у стены. — А я между тем и о вас беспокоюсь. Как бы там ни было, но вокруг гра… эм, мистера Оуэна тучи сгущаются. Оглянуться не успеете, как и вас накроет…

— Я хорошо делаю свою работу, вот и всё. А вы — нет, — Элис миленько улыбается. — Стыдно должно быть.

— Дерзит как, а! — снова возмущается парнишка. — Ещё и со старшим!

— Да будет тебе, — ворчит Бернард, снова его останавливая. — Может, она защищается так? Всё же сама понимать должна, среди чего оказалась… — и он осматривается, словно сам замок олицетворяет происходящее в городе.

В этот момент к ним выходит Кроули. На удивление заспанный, в полосатой пижаме.

— День добрый, господа. Что здесь происходит? Я думал, вернулся граф…

— Нет, он ещё не вернулся, — встревает Элис, — он ведь ушёл на рынок — это надолго. А вы, кажется, — переводит взгляд на стражей, — ленитесь пройтись по остальным свидетелям. Посидеть хотите? На чай напрашиваетесь? Или тоже есть хотите? Ещё одни! Мне одного вполне достаточно.

На последних словах Элис, Кроули подпрыгивает на месте.

— Меня? — тут же пугается он, делаясь ещё более растерянным и взволнованным. — Меня достаточно? Но я ведь не нахлебник какой, я внёс плату!

А вот Бернард ничуть не смущается и с важностью произносит:

— От чая не откажемся, благодарю.

Герберт тем временем мерит шагами пол в своём кабинете и чертыхается про себя.

Он понимает, что стражи теперь так просто не отступят. Поэтому граф переодевается, засовывает в карман список покупок, что составляла Элис, и открывает окно.

Высоко… Но делать нечего.

Он хватается за карниз, покрепче ухватывается за лозу винограда, который так удачно оплёл стену (и как только вырос здесь?) и едва не срывается вниз. Однако большого шума не поднимает и вскоре успешно добирается до парадного входа и перешагивает порог с напускным недоумением на лице.

— Господа, — приветственно кивает он стражам, — сказал бы, что день добрый, да похоже, что нет… — и переводит на Элис строгий взгляд. — Что делают здесь эти люди?

— Хотят вас… — усмехается она. — Мистер Кроули, идёмте, я заварю чай и для вас.

— Но… — мнётся он, с любопытством переводя взгляд со стражей на графа и обратно.

Бернард же времени не теряет и поднимается, переходя сразу к делу:

— Где вы были?

— На рынке, — волчий слух всё ещё обострён, поэтому версию Элис граф слышал.

— Кто может это подтвердить? — смиряет молодой страж Оуэна недобрым, неприязненным взглядом.

Герберт в недоумении вынимает из кармана список, который почти сразу же выхватывает Бернард.

— Да многие, — врёт он, надеясь, что всерьёз проверять это они не станут, — должно быть, меня видели прохожие… Вот список. К слову… Элис, — вновь смотрит он на свою служанку, — я ничего не купил, — и улыбается обезоруживающе. — Деньги забыл дома, голова совсем другим забита.

— Да уж, конечно! — рявкает она. — С вашими убийствами, — переводит взгляд на стражей, — все дела встали.

— Убийствами? — приподнимает граф бровь. — Произошло что-то ещё?

Ему не отвечают. Вместо этого Бернард вынимает из папки с бумагами, что была при нём, клочок бумаги и сверяет её со списком Герберта.

— Почерк не совпадает, — бормочет он, придирчиво щурясь. — Эта записка была в руках у жертвы… Хм.

— Не совпадает? — подступает к нему молодой страж и вглядывается в буквы с видом эксперта. — Да, к сожалению, не похоже, что писал один и тот же человек…

Элис морщится, открывает рот и переводит озадаченный взгляд на графа.

Герберт же так же озадаченно смотрит на неё. И молчит.

Элис не знает, как будет лучше — признаться, что это её почерк или оставить всё как есть.

Количество вранья, слишком уж любопытный Кроули и отсутствие Курта — всё это её тревожит.

А Бернард со своим напарником продолжают вчитываться в слова, словно надеясь, что схожесть таки найдут.

Герберт не выдерживает и начинает смеяться.

Кроули же наблюдает за всем внимательно и тихо, но внезапно замечает с радостной, искренней улыбкой:

— Вижу, граф, вы уже не больны!

Герберт замолкает, слегка теряясь. Не хотелось бы привлекать к этому внимание стражей. Но не кашлять же в ответ, это было бы слишком подозрительно, будто и правда пытается скрыть своё выздоровление.

Пауза, на самом деле короткая, зависает в воздухе чем-то тяжёлым и плотным. И Бернард переводит на Герберта пытливый взгляд.

— Конечно, я что зря взялась лечить гра… мистера Оуэна! — встревает Элис. У неё дико болит лицо, и она боится, что за тонким слоем крема будут заметны синяки. Вообще, приличные девушки не красятся… Но приличных ведь и не бьют! — Делала всё, как меня мать научила — горячая вода, чай, мёд.

Герберт кивает.

Едва заметно кивает и Бернард. Но, взглянув ещё раз на мистера Оуэна, замечает оранжевый блеск в его взгляде.

— Ваши глаза…

— А, да, — трёт Герберт веки, зажмуриваясь, — полнолуние скоро.

— Верно, верно… — бормочет Бернард, возвращая список Элис.

— А девушку загрыз оборотень, — встревает его напарник. — Чем докажете, что не перекидывались этой ночью?! И не надо волковедом прикрываться, они тоже могут ошибаться!

— Я, — усмехается граф, бросая на Элис блестящий, замученный взгляд, — перекидывался этой ночью? Точнее, когда ты приносила мне чай утром, я не спал в своей постели?

— А разве вы… — Кроули осекается, сомневаясь уже, правда ли отсутствовал граф этой ночью.

Однако замешательство его не остаётся без внимания, и Бернард заметно напрягается.

— Спали, — улыбается Элис.

И стреляет салатовыми глазами в мистера Кроули.

В это время сверху доносится глухой стук.

— О, — вздрагивает Кроули, — о…

— Здесь есть кто-то ещё? — отвлекается от прежней темы Бернард.

— О нет! — вскрикивает Кроули. — Нет… Думаю.

— Думаете?

— Это может быть летучая мышь, — пятится он к лестнице, не желая выдавать фейри. — Пойду проверю! Не буду вам мешать.

— Да, замок кишит всяческою живностью… — морщится Элис. — Дело в том, что миссис Смит физически не могла успеть всё, но очень старалась.

— Она была доброй и трудолюбивой женщиной, — говорит Герберт и вновь обращается к стражам. — Прошу меня простить, но мы заняты. Сами видите, работы здесь много. Вы ведь тоже не захотите остаться на чай?

— Не захотим, — после недолгих раздумий, отвечает Бернард и направляется к выходу. — Всего хорошего.

Несмотря на запрет не ходить в ту сторону, Кроули идёт на странные звуки. Увидеть фейри желание велико, страха же почти нет, вместо него в груди бьётся волнение. Такое сильное, что слезами выступает на глазах.

— Простите? — останавливается он у одной из дверей, и прислушивается. — Простите, су-существо?

Курту уже всё равно! Его не выпускали всё это время, и не разгромил он комнату до сих пор лишь потому, что опасался, что граф его выдаст стражам. Но теперь, когда господа нагрянули в дом, ему плевать Он разъярён и опасен!

— Открой, петух! Дурак! Ууу, негодник! Я им всё всем выскажу! Ууууу!

— Кому, что выскажете? — отшатывается Кроули от двери. — И как открыть, где ключи? А вы… не можете, ну, как-то иначе выйти?

— Твоим кишкам! Достану и всё им выскажу!

В животе у Курта урчит, он стукается лбом о дверь и сцепляет зубы.

— Пёс!

— О ужас, — шепчет Кроули и торопится уйти подальше. — О ужас, надо… Надо кому-то сказать! Элис! Мне угрожали выпустить кишки! — он сбегает вниз по ступеням и разочарованным взглядом обводит опустевшее помещение, не замечая там стражей. — А где… Господа уже ушли?

— Он что, до сих пор там? — шепчет Элис так, чтобы Кроули не услышал.

И Герберт ведёт плечом.

— Я… не успел, не стал… Да, — вздыхает признаваясь. — Там.

— Кричит, — продолжает Кроули, — кричит так, что я уже начинаю думать, будто бы там… человек, — заканчивает он шёпотом, округляя глаза, и косится с подозрением на графа.

— Я к себе, — устало качает тот головой, решая ни на что не отвечать и на нетвёрдых ногах направляется наверх. — Меня не беспокоить!

Элис поджимает губы. Из-за кузена, в благодарность, ей пришлось соврать стражам, совершить уголовно наказуемое деяние. А граф даже не может на минутку отвлечь мистера Кроули…

Да уж, его деньги им будут кстати, но только если он не будет совать нос в чужие дела…

Ещё и Курт… Плохой из него выйдет слуга, ой, плохой.

— Смотрите, — говорит она постояльцу, — феи не прощают обид.

— Так вы, — замирает он, — верите мне? — и глаза его начинают сиять от благодарности и радости. — Мне… Считаете, мне стоит вернуться и поговорить с существом ещё раз?

— Нет, вам нужно выйти прогуляться и не возвращаться до вечера, глядишь, тварь забудет о вас и не придушит в коридоре… Знаете, у нас сейчас и без того напряжения ситуация. Если вы умрёте в замке… это будет крайне невежливо с вашей стороны.

Кроули бледнеет. Пусть он уже и начал сомневаться в своём открытии, всё же погибнуть от твари или человека, которого то ли скрывают здесь, то ли о котором не знают вовсе, перспектива не из приятных.

— Вы правы. Я пойду… Вернусь вечером. С обо… с оборудованием! У меня есть образец фейри, я должен выяснить, что это. О, я докопаюсь до истины!

— Образец? — выгибает Элис светлую бровь.

— Да, — с гордостью выпрямляется Кроули, — мне через окно оно выдало некую бутылку, жидкость в которой я всё ещё не смог определить.

— Какая жуть… Нам хорошо бы позвать сюда священника! Мама говорила, что фэйри — демоны. А вы как думаете?

— Я думаю, что их природу сначала нужно изучить, чтобы затем уже делать выводы, — поделился он строгим голосом. — Но не считаю их демонами в классическом представлении. Ну, что ж, — как-то замялся он, вдруг смутившись, — пойду переоденусь и до вечера оставлю вас… Или, — Кроули шумно сглатывает от волнения, — вы можете составить мне компанию?

— Зачем? — не понимает Элис.

— Я приглашаю вас на свидание, — выпаливает Кроули. — Даже мой интерес к фейри меркнет пред вами.

Элис, будто даже смутившись, улыбаясь, отступает на шаг.

— Не говорите глупостей…

— Но это истинная правда! Признаться, я и сюда так спешно пришёл, не только, далеко не только из интереса к замку.

— Но вы знаете, — голос её дрожит, — кто я… Это неправильно.

— Мне всё равно, — отрезает Кроули.

И в этот момент к ним снова выходит граф.

— Элис, мне… Всё-таки нужен чай.

Она кивает и молча уходит на кухню.

Герберт ждёт её довольно долго. То есть, долго для Элис… Он уже понял, что со слугой ему повезло. Впрочем, её задержку графу легко объяснить — наверняка она занимается своим кузеном. Нехорошо вышло, как бы там ни было, надо было проведать парня и накормить его. К тому же Курт слегка… не в себе. Не стоит, наверное, провоцировать его, усугублять болезнь, даже если случайно. Герберту пора начинать больше думать о тех, кто рядом с ним.

Он отвык от этого. Последние десять лет Герберту приходилось думать о ближних своих лишь в том плане, не вонзят ли они ему нож в спину…

И ещё нет смысла теперь жалеть об испорченном отдыхе и несбывшемся спокойствии. Курт уже в замке, и это по вине (пусть Герберт и не специально) графа, как и в случае с Элис. И он, граф, должен нести за них ответственность.

Как знать, быть может, когда разрешиться всё с этими убийствами и прочим, Герберт даже сможет выставить это, как аргумент в пользу Курта. Якобы теперь граф ответственен за него, блаженного бедолагу, и вообще Курт — по праву его слуга. А преступления свои совершал он в то время, когда Герберту ещё не принадлежал, да и не в себе ведь парень! И, что уж… возможно и залог за него граф заплатить сможет.

Эти размышления неожиданно отняли у Герберта последние силы. Он трёт переносицу, крепко зажмуриваясь, сидя на кровати, и решает прилечь. Но как только голова его касается подушки, он проваливается в глубокий, тёмный сон.

Тёмный в прямом смысле — он ворочается на этой же постели, ничего не видя перед собой.

— Милый, Герберт, — голос жены ласкает слух, и её нежная ладонь опускается ему на плечо. — Тебе приснился кошмар?

Дыхание её щекочет Герберту щёку и он улыбается.

— Уже не помню… Я разбудил тебя?

— Нет, я не спала. Так и не смогла заснуть. Хочу воды…

— Я принесу, — приподнимается он и наугад приближается к ней, чтобы поцеловать.

Поцелуй приходится в висок.

Так странно… у Герберта щемит сердце.

Быть может, потому что где-то глубоко в душе он знает, что это лишь сон… А возможно — он уже и не помнит — в ночь ту и правда он ощущал нечто странное.

Как и Розали.

Она была чутка к людям, чувствительна к переменам погоды, замечала изменения в жизни, которые обычному человеку были бы незаметны. Но вот странно, то, что ждёт ребёнка, вовремя она не поняла.

Не понял этого и Герберт… А не стоило ему оставлять её одну на несколько дней, уезжая по делам. Быть может, если бы он был дома…

Розали что-то делала, вытирала пыль, кажется…

Герберт до сих пор зол на неё. Ведь есть слуги! Но Розали было не изменить, она не всегда пользовалась их помощью. Не считала нужным, пусть при этом — удивительно — и являлась истинной леди.

Она упала… И с тех пор болела. Хотя врач и заверил, что уже ни для неё, ни для малыша опасности нет.

Однако, смешно признаться, чтобы не сглазить, они нигде пока не афишировали её положение.

Герберт поднимается, зажигает свечу, бросает влюблённый взгляд на свою жену: волосы её светлые в неверном отблеске огня кажутся медными, разметались по подушке, глаза блестят, губы трогает лёгкая улыбка… И граф выходит за дверь.

В ту ночь не было в замке слуг. Кого-то он отпустил, кого-то отправил по делам. Герберт никогда не держал в замке целый штат, и подобное порой случалось.

(После скажут, что сделал он это специально, чтобы не было свидетелей).

— Я скоро, — он прикрывает за собой дверь.

И ничего необычного, ничего тревожного, тишина и покой.

И вот Герберт возвращается со стаканом воды… Замирает у двери, чуя кровь. Спешит войти и видит…

Скрип двери будит его и он рывком поднимается, заставляя Элис вздрогнуть.

— Что ты здесь? — рявкает граф, словно разозлившись на неё, и замечает в её руках чашку чая. — А… Что? А, да, благодарю, — тянет к ней подрагивающую руку.

Элис хмурится.

— С вами всё в порядке? Меня не было так долго, что успел присниться кошмар?

«Тебе приснился кошмар?» — будто эхом в его голове прозвучал голос жены, и Герберт вздрагивает.

— Что? — спохватывается он не сразу. — Нет… То есть, да, — и берёт чай. — Момент из прошлого. Всё в порядке? Что там Кроули, Курт? Быть может, не будем и дальше ломать комедию и скажем нашему гостю, что просто прячем у себя блаженного и не хотим, чтобы о нём знали? Якобы, кхм, неловко нам. Якобы, — добавляет он, чтобы не обидеть её.

— Было бы хорошо, но тот человек, что меня допрашивал… Он узнал о Курте. Мой кузен взволновал его. Если пойдут слухи, что на вас работает ещё и странноватый молодой человек… Даже стражи Бонсбёрна сложат два и два. Лишь вам решать, как с ним поступать, но он умрёт вдали от замка.

Герберт вздыхает.

— Хорошо, повременим. Когда станет поспокойнее, я разберусь со всем. А пока постарайся, чтобы он не натворил дел. Как он там? Ты можешь пока позаботиться о нём, мне больше ничего от тебя не требуется.

— Всё хорошо, мне удалось его успокоить… Он очнётся через несколько часов, — она мило улыбается. — Меня больше беспокоит, что ему нет применения. Но вот если бы мы взялись за ремонт замка, начиная с крыши… кузен очень уж бы пригодился.

— Как скажешь, — казалось, сейчас Герберт может согласиться на что угодно, только бы не занимать лишними делами мысли. — Я не против. Скажи… ты случайно не заметила, что было в той записке, которую держали стражи? Ты стояла ближе к ним, чем я.

— Что-то о свидании, насколько я поняла, и внизу «Э.». Ничего особенного. А вы… — она отступает на шаг, будто со страхом, но всё же решаясь, — поработали бы над своей репутацией. Вы не уголовник. И при деньгах. Люди должны знать, что вам нечего скрывать. Давайте устроим… званый ужин, например.

Герберт изгибает брови, не ожидая сейчас услышать это. Однако спорить не спешит.

— И кого же, по-твоему, нам следует пригласить?

— Градоначальника, — усмехается Элис. — А ещё главу стражей, его помощника и остальных по мелочи.

Он усмехается.

— По мелочи, — хмыкает сам себе и валится на кровать, отставляя опустевшую чашку на тумбу. — Пожалуй… Только уже после полнолуния и того, как высплюсь. Ступай, Элис.

Замок, как и было решено, начали ремонтировать. И к недовольству Элис, которая мечтала о непротекающей крыше, ремонт начали с мелочей — подлатать углы, что-то покрасить, заменить стёкла и всякое подобное этому, чтобы хотя бы пара комнат смотрелись прилично и не отталкивающе. Раз уж нужно принимать гостей… Герберт написал и разослал приглашения. Пусть и, возможно, стоило лично хотя бы несколько раз встретиться перед этим где-нибудь, можно и просто на улице, и поздороваться… не враждебно. А так граф испытывает большие сомнения, что кто-то в здравом уме пожалует к ним на ужин.

Но в любом случае до этого ещё несколько дней, за которые ему нужно успеть пройтись по городу, заодно покивать прохожим, выдавливая из себя улыбки и приветствия… О чём Герберт, впрочем, забывает сразу же, как сворачивает за угол одной из тёмных узких улочек и сталкивается с каким-то парнишкой, что куда-то спешит, кутаясь в длинный зелёный шарф. Вроде бы Герберт уже видел его где-то… Граф провожает паренька взглядом, но вспомнить, кто это такой, не успевает. Как и поздороваться. Но оно и к лучшему — он терпеть не может лицемерия, пусть даже ради вежливости, которая так важна.

Парнишка этот, почему-то, никак не выходит из головы, что Герберта уже начало раздражать. И он переключается на мысли об Элис. Вначале вполне приятные — она очаровательна и так забавна! А затем на вызывающие раздражение — Элис призналась ему, что договорилась брать уроки у какой-то там швеи. Работы было много и без того, а для одной служанки — слишком много, чтобы нагружать себя чем-то ещё! Тем более тем, что никак не относится к самому графу и замку.

Но запрещать ей Герберт не стал. Пока будет справляться и заниматься этим не в ущерб основному делу, пусть. Он не замечает, как почти доходит до нужного себе места, как выглядывает солнце из-за низких, рыхлых туч и пыль на дорожной кладке начинает играть радужными искрами… Из головы не идёт ещё одна мысль, от которой граф и рад был бы избавиться, да не может с тех самых пор, как Элис принесла ему в комнату чай. К слову, в любимой чашке его покойной жены…

Убийцу Розали ведь нашли… Почему он не узнал подробности? Герберт не знает даже, жив тот человек или нет… А ведь мог выяснить всё ещё на месте, когда только вышел из тюрьмы! Не считается ли то, что он… испугался узнавать об этом, предательством Розали? Герберту было проще принять мысль, что убийца её наказан, а его собственное имя очищено. Чем рисковать сойти с ума от ярости или неспособности самому наказать преступника.

Герберт ненавидит себя за это. И как бы до этого он не избегал этих мыслей, теперь они посещают его день и ночь. Из-за чего граф так и не смог расслабиться. А полнолуние между тем наступит уже совсем скоро… — Что ж, — выдыхает он сам себе и озирается по сторонам. — Ладно…

Он стоит на том месте, где недавно нашли вторую жертву. Конечно, после стражей, дождя и обычных зевак, которых наверняка успело пройти здесь толпы, найти ничего не удастся. И всё же Герберту хотелось проверить… И плевать, если его прогулка по этой местности покажется кому-то подозрительной!

В конце-то концов, улица не опечатана (что странно...). А из-за одного лишь «правила», гласящего, что убийца всегда возвращается на место преступления, Герберта вряд ли повяжут стражи. Он проходится медленно по тротуару вдоль кустарников, взглядом задумчивым и цепким обводит одинокий фонарь, дорогу, дом в отдалении… Люди говорили, что слышали крик и рычание, но всё стихло быстро, поэтому они не стали выходить.

Герберт решает подойти к дому, вроде бы девушку нашли по пути к нему… Он смотрит себе под ноги, пытаясь представить, что произошло той ночью (и пытаясь не представлять себя на месте убийцы). И замирает, когда находит на дороге, выложенной камнем, несколько глубоких царапин. — Странно… — он опускается на корточки и проводит по бороздкам кончиками пальцев. — Если это те «следы когтей» о которых говорили, то волковеда, видимо, не вызывали…

***

Элис заканчивает с основной работой — уборкой в жилых комнатах, готовкой на обед и вечер, стиркой и заштопыванием графской одежды, в которой за десять лет дырок появилось столько, сколько имеет смысл зашивать. Остальное пришлось выкинуть. И куда только смотрела миссис Смит?

Элис поджимает губы, в попытке отогнать от себя нежелательную мысль.

В письмах тётка хвалилась, что она — первоклассная слуга.

Но замок в упадке. Стоит это признать.

Элис переводит дух, стирает пот со лба и обдумывает, что лучше сделать дальше — взяться за подвал или доски на улице?

Рассудив, что в подвале и на чердаке может управиться Курт, которому нежелательно носу из замка выказывать среди бела дня, Элис идёт к горе гнилых досок и старому сарайчику. Он в таком состоянии, что лучше всего будет разобрать его на дрова. Без этого топить скоро будет нечем.

Она записывает заметку на клочок бумаги, чтобы не забыть надоумить графа.

Поправляет косынку, убирает карандаш в карман и берётся за пилу и топор.

К сумеркам одна из стен разобрана, а Элис допиливает доски. Тяжело дыша, она поднимает лицо к небу и мрачнеет при взгляде на белый призрак полной луны.

Ей никогда не приходилось раньше иметь дело с оборотнями. Как это будет? Придётся, где-то запереть графа? Но ведь подвал такой хлипкий, а комнаты с окнами и деревянными дверями не подойдут. Может… посадить его на цепь?

Элис, отвлёкшись на эти мысли, проходится пилой по руке и вскрикивает.

Рана глубокая, придётся отвлечься на перевязку и только после поскладывать дрова и доски, а потом и растопить печи и камины…

Много, много жрёт графский замок…

Но прежде чем сделать задуманное, Элис пишет, отведя кровоточащую левую руку в сторону, чтобы не запачкать бумагу и фартук: «цепь».

Впрочем, быстро понимает, что это было лишним, ведь встречает на крыльце графа и тут же выпаливает:

— Вы уже нашли подходящего размера цепь для себя?

Брови его настолько выразительно ползут вверх, что рискуют и вовсе слететь с лица.

Элис, залитая кровью, стоит перед ним, бледная, и несёт какую-то чушь… Час от часу не легче.

Герберт тут же подступает к ней и, не разбираясь, что произошло, подхватывает её на руки.

— Какую ещё цепь, что с тобой? — локтем открывает он дверь в замок.

Это замечает и один из стражей, которого послали задать графу ещё несколько дополнительных вопросов. В том числе и про его намечающийся приём.

На крыльцо капает кровь…

— Руки вверх! Отпусти девушку!

Герберт замирает, закатывая глаза и, не оборачиваясь к нему, вздыхает.

— Да с чего бы вдруг? — тянет он, словно издеваясь над стражем.

И крепче прижимает Элис к себе.

— Вы… аа! Арест! Арестованы! Ууу! Убийца!

Парень поправляет берет с нашивкой герба Элмары дрожащими руками.

— Да жива я! — встревает Элис. — Граф, не ёрничаете, у него ведь оружие… Отпустите.

Но Герберт лишь оборачивается к стражу и сдвигает к переносице брови.

— Она ранена! — рявкает он. — Хотите, чтобы я отпустил её, не оказал помощь и из-за вас, уважаемый, она заболела или умерла? И часто такие, как вы, размахиваете оружием без разбору? И вообще, мальчик, — цедит он сквозь зубы, — полнолуние сегодня. Не стоит злить волка перед полнолунием! Если мне память не изменяет, даже в законе прописано, что наказуемо провоцировать оборотней в этот день! А выглядит так, будто вы делаете это специально. Чего вообще здесь забыли?! — подступает он ближе, всё так же не спуская Элис с рук.

Ей становится неловко, всё же руку она повредила — не ногу. Да и умирать не собирается! А граф дурака валяет! Когда у них и без того полно хлопот! Она краснеет, но молчит, ведь разговор ведут мужчины.

— Мне нужно задать вам несколько вопросов, — подходит страж ближе с опаской, — но я вижу, вы предпочитаете, чтобы вас вызывали в участок.

— Может, и предпочитаю, — чеканит Герберт уже просто из упрямства. — Но вы можете пройти, раз так. Дверь заодно нам придержите, — сторонится он, пропуская стража, — а то мне несподручно как-то.

— Никто больше у вас не живёт? — с живым, даже голодным интересом спрашивает парень, с опаской подходя к двери и бросая на Элис брезгливый, осуждающий взгляд.

Это замечает Герберт и крепче прижимает её к себе, как бы защищая… своё. Однако ничего об этом не говорит, реакция выходит непроизвольной.

— Нет, — забывает он о Кроули. — Кто здесь будет жить?

— Значит, повязались с одной слугой? А работать где планируете? Замок ваш, наверное, камнем на шее висит.

Герберт проходит в гостиную, не особо заботясь о том, следует ли страж за ним, и отвечает с запозданием, устроив Элис на одном из диванчиков.

— Камнем, верно… Поэтому я и здесь. С работой уж, как выйдет. Но пока сбережений моих должно хватить. А почему любопытствуете?

— Ваша затея с приёмом вызывает опасения… К тому же если вы думаете пригласить нашего градоначальника сюда… Это оскорбление городу! — он сверлит Элис взглядом, симпатичная, ещё совсем дитя, отвратительно… — Напоминаю, что мы вправе собрать совет и изгнать вас, если на то будет необходимость…

— Замок себе заберёте в таком случае? — охотно интересуется Герберт и усмехается.

— Формально для города вы… умрёте. Поэтому, если не будет наследника, замок отойдёт государству, да. Его применят с пользой для горожан.

Он достаёт из портфеля несколько бумаг и берётся за карандаш.

— Что с девушкой? Вы её ранили? — переводит взгляд на Элис. — Заявлять будете?

— Она поранилась, — вздыхает Герберт и тоже смотрит на неё: — Что случилось? — спрашивает он тихо.

Идея с замком показалась ему привлекательной, если отбросить незваное чувство… некого родства? Если можно так выразиться. Всё-таки здесь прошли его лучшие годы…

Однако изгнание сулит и другие проблемы. Изгнанникам обычно не рады едва ли не больше, чем уголовникам. А здесь два в одном…

— Я распиливала старый сарай, потому как нужно построить новый из хороших досок. А эти пойдут на растопку. Хватит до ноября, я думаю. Задумалась и порезалась. Глупо, знаю. Но у меня много дел. Доски нужно развести до темноты, а потом подогреть ужин.

Граф сдерживается, чтобы не закатить глаза.

— Не взваливай на себя сразу столько работы. Надорвёшься, заболеешь, только хуже сделаешь. Поищу аптечку, — собирается он отойти.

— Но это не много. Ровно столько, сколько нужно. У меня есть график. Иначе будем зимой локти кусать.

Страж ухмыляется и прикрывает рот кулаком, чтобы не выдать себя.

Всё же злить волка в полнолуние — себе дороже.

Герберт стреляет в его сторону взглядом и качает головой.

— Элис… — только и говорит он, возвращая внимание ей, как к ним заходит встревоженный Кроули.

— О ужас, я видел кровь на пороге… Элис, милая, что произошло? — а замечая стража, пугается ещё сильнее. — Я врач! — выпаливает он вдруг, хотя это и неправда. — Что происходит?!

— Кто это? — выгибает страж бровь. — Вы же говорили…

— Это… — начинает Элис.

— Молчать! — голос парня на мгновение становится похож на лай.

— Как смеете кричать на неё?! — рявкает в ответ граф.

— На эту шлюху? — не выдерживает страж.

Голос его дрожит, лицо раскраснелось.

Кроули совсем теряется.

Зато не теряется граф. Он оказывается перед стражем и хватает его за грудки.

— Как ты назвал её?!

Тот в брезгливости выгибает губы.

— Её видели рядом с публичным домом! У Морригона! Ночью! Ясно ведь, зачем она приехала сюда, точно не волку служить, хотя… Судя по её ране… Вы всё-таки изловчились, как прокормить себя, а? Заставляете малышку работать по ночам? Сами ведь ничего делать не хотите… Да и не умеете… граф, — слово звучит оскорблением.

Элис готова вцепится когтями в спину… нет, не стража, а Герберта.

Не дай бог он сделает сейчас что-нибудь глупое!

И Герберт делает: с размаху впечатывает стража в стену, по пути сбивая пару ваз с комода, и сдавливает пальцы на его шее.

— Всё не так, — рычит он, — как смеешь ты?! Прикуси свой язык, нахал… Я серьёзно, кусай язык, — скалится, просверливая его мерцающим взглядом, — чтобы я видел, иначе… — и пальцы на горле стража сжимаются крепче.

Элис бросается графу на шею и тянет изо всех сил.

— А, ну, отпустите его!

И Герберт с трудом, нехотя отступает. Морщится от запаха крови, которая пачкает ему одежду, и сдерживается (дурная привычка, приобретённая в тюрьме), чтобы не сплюнуть себе под ноги.

Кроули тем временем выходит из ступора и выпаливает первое, что, как ему кажется, способно защитить честь прекрасной Элис:

— Вообще-то, она моя невеста!

— Ааа! — едва ли не ревёт Элис, словно разъярённая медведица.

Она хватает за шкирку едва опомнившегося стража и вытаскивает из замка.

— Вы сами виноваты, — кричит она. — Это была провокация. И я могу заявить, да! Клевета ведь наказуема ещё?

Лишь потому, что парню не дали нормально выдохнуть и успокоить сердце, Элис удаётся швырнуть его в окровавленные опилки.

— Вот тут я работала всё время. Я хорошая служанка! — едва не тыкает она его в кровь, словно котёнка в лужицу мочи. — И тут детки бегали и почтальон был, да, они могут подтвердить!

Граф же, который успел слегка успокоиться и вышел на крыльцо, замирает на месте, наблюдая за развернувшейся картиной с неподдельным удивлением и одобрением.

— Советую вам поскорее убраться с её глаз, — произносит он негромко, обращаясь к бледному как смерть Кроули, который высунулся было на улицу. — И побыстрее.

— Д-да, — соглашается он. — Вы правы. Не… не стоит её, кхм, смущать, — скрывается он вновь за дверью замка.

— Да пошли вы все! Лучше бы шлюхой была… — оглядывает страж Элис, отступая и отряхиваясь. — Ненормальная! Вы все ненормальные! Изгоним вас всех!

— Скажи, что приём не отменяется! — бросает Элис ему вслед. — В тот же час, и вход только для приличных людей! Как мы сами!