По следам мистера Волка

Глава 12. Мистер Вулкан на пороге

Вернувшись в замок, Герберт едва доходит до дивана в гостиной, на котором и заснул в первый день своего возвращения. Только на этот раз вокруг уже не пыльно, гораздо светлее и прибрано. Отчего по сердцу разливается тепло пополам с болью. Надо же… теперь это место и правда похоже на его дом.

С мыслями об Элис он ложится и прикрывает веки. Спать Герберт не собирается, но чувствует себя слишком разбитым, чтобы хотя бы проверить, не ошибся ли в том, что в замке прислуги сейчас нет. Интересно, если так, то где она?

Гуляет с Кроули?

Отчего-то мысль эта его тревожит, впрочем, не больше чем опасение, что с Элис что-то стряслось.

А Курт? Где этот мальчишка, как он тут был без Герберта?

Эта мысль в свою очередь графа веселит. Он хмыкает, насмехаясь сам над собой.

— Будто ты успел ему чем-то помочь, дурень, — шепчет сам себе, в этот момент гораздо явственнее ощущая, что каким-то образом и правда успел проникнуться им.

Надо бы и Курта признать своим слугой, подумать получше, как решить его проблемы и спокойно оставить в замке…

И на этом Герберт, сам того не замечая, проваливается в сон.

А когда в следующий раз распахивает веки — непонятно, прошёл ли час или двенадцать часов, — совсем рядом оказывается хорошенькая мордашка Элис. Она в серой косынке, из-под которой всё же торчит золотой локон волос. Салатовые глаза живые и внимательные.

Герберт вздрагивает от неожиданности и рывком поднимается на диване.

— Элис? Ты здесь! В смысле, конечно, — трёт он заспанные глаза, — ты здесь… Что такое? Что-то случилось?

— Сегодня у вас нет выбора, граф, — отвечает она ласково, но с опаской.

— Что? Какого выбора? — тревожится он, спросонья всё ещё не понимая, что происходит.

— Я ведь не знала! — будто злится она. — Я ведь не знала, господин!

Он выдыхает, вдруг успокаиваясь, и улыбается ей.

— Ужина нет?

— Есть, но там… грибной суп, — она поднимается с пола. — Могли бы и предупредить, что сбежите из тюрьмы!

На это Герберт уже смеётся.

— Сбегу? Милая… Кхм. Элис, меня отпустили.

Она выгибает бровь.

— Людарик мне ничего не сказал…

— А должен был? Что у вас с ним? — и спохватившись: — В смысле, вы виделись, всё в порядке?

Она лишь отмахивается, потому что понятия не имеет, нормально или нет.

— В общем, сегодня едим то, что хочет Кроули.

— Пусть так, — в свою очередь, отмахивается Герберт. — А Курт где?

— В своём кабинете, — ухмыляется Элис. — С девчонкой какой-то.

— С какой ещё девчонкой? — это графу не нравится. — Элис, я ведь говорил тебе, чтобы ты за ним присматривала.

— Что же, получается, мне не нужно было вам в тюрьму ходить подачки передавать? Ладно.

Она разворачивается, чтобы уйти на кухню.

Но Герберт хватает её за руку и тянет на себя, чтобы затем усадить рядом.

— Надо было, — смягчается он. — Без тебя я бы и правда сошёл с ума… Но контролировать то, что происходит в замке в моё отсутствие, твоя задача, думаю, спорить с этим ты не станешь. А то будет, как в прошлый раз или даже хуже, когда столовое серебро пропало, — находит он, как ему кажется, подходящий для неё пример.

— Откуда? — Элис едва не начинает заикаться, и весь её гнев как рукой снимает. — То есть, какое серебро?

— То, которое осталось ещё от моей прапрабабушки. И которое должна была начищать твоя тётушка. И которого здесь я больше не вижу. Или ты просто не стала его доставать? Но, мне кажется, оно действительно пропало…

— Его уже не было, когда я пришла!

Герберт изгибает бровь.

— Уверена? И куда оно делось, как думаешь? Когда пришёл я, то не обнаружил признаки взлома…

— Тётушка умерла, мало ли, кто мог пробраться, мало ли, была ли открыта дверь, — передёргивает Элис хрупким плечиком.

— Быть может, и так… — тянет Герберт. — Или ты плохо смотрела. А это серебро, можно сказать, неотъемлемая часть этого места. На вилках и ложках даже узор был такой, какой вырезан на сводах замка.

— Отлично, — Элис сцепляет зубы, чтобы не всхлипнуть. И дёргается. — Я могу пойти? Нужно проверить, всё ли в порядке на кухне.

Он замечает её состояние и решает, что перестарался.

— Ну, что ты… Не стоит так огорчаться. К тому же, ты не виновата.

— Разве?

Она встаёт резко и снова собирается уходить.

— А ну, стой! — прикрикивает он строго, и уже спокойнее добавляет: — Конечно. Речь ведь вообще о другом шла. Присядь…

— Я во всём виновата! — по ней не поймёшь, сокрушается ли из-за себя, или злится на… да на всех вокруг. — Сначала испытательный срок, потом следи за братом, потом серебро, которое я даже не видела, потом дурацкие оборотни…

— Да говорю же, я серебро привёл в пример! А… что с оборотнями?

— Я хотела воспользоваться женским предчувствием — только и всего!

— А мужским не хотела?

— Что вы себя позволяете!

— Позволяю выразить своё недоумение? — изгибает он бровь. — Что ещё за предчувствие, Элис, и при чём тут оборотни? Ты была у оборотней?

— Ничего особенного… — вздыхает она. — Мы с мистером Кроули гуляли там, это же не запрещено? Вдруг бы на глаза попался тот, кого все ищут?

Герберт звучно и протяжно выдыхает, однако говорить старается как можно более сдержанно.

— То есть ты, будучи той, кем являешься, решила прогуляться среди тех, кто способен вычислить ведьму?

Её зрачки тут же расширяются, глаза на мгновение мерцают.

— Как… вы ведь… ничего не подозревали!

— Да с чего вдруг? Я, если тебе не известно, один из лучших, кто способен учуять магию. Я знал, кто ты, ещё с тех пор, как ты пряталась у меня под столом. Мне даже насморк не помешал заметить тебя! Удивился, правда, ведь ты пару раз применяла свои способности при мне. Думал, под столом пряталась, а ворожить не боится…

— Вы, — шипит Элис — ни полсловечка не сказали! И я думала, что раз у вас нюх отбит, то у остальных и подавно.

— Так надо было лучше думать или не надеяться на калеку оборотня, раз таковым меня считала! Я молчал, — признаётся он, зачем-то с волнением взяв её за руку, — потому что не хотел пугать тебя.

— А теперь вы во всём виноваты, — хмыкает Элис робко, а затем добавляет уже громче: — да-да, вы!

Решив, что это она, видимо, от волнения, Герберт легонько похлопывает её по ладони.

— Ну-ну, будет вам, — отчего-то даже переходит он на «вы». — Всё хорошо, милая, и вы ни в чём не виноваты. Совсем ни в чём… — и тут его посещает мысль, которой он сразу же делится: — А что, если и правда ведьма? То есть, что, если в городе появилась ведьма, вот на голову оборотней и валятся беды, как думаешь? И убийца, это, допустим, действительно волк. Её сын. Этим можно было бы многое объяснить, и откуда базилик взялся, и стражей, которые никак не могут найти настоящие зацепки, и ненависть к волкам, и даже… Могла ведь ведьма убить Мэрайю из зависти, да? Она была красива… — мрачнеет он.

— Если бы тут была ещё одна… То есть, если бы тут была ведьма, — оговаривается так, будто они ещё ничего не выяснили, — вы бы знали. Учуяли своим невероятным нюхом. Как у собаки.

— Опять ты за своё, — морщится он. — Учуял бы… Хотя всякое бывает, конечно. Хм… Ладно, что там насчёт супа? Я терпеть не могу грибы. Проследишь, чтобы их в моей тарелке не было?

— Грибной суп — это грибы и вода, — ухмыляется Элис. — Может быть, хотите чаю?

— Хочу, но я ещё и голоден. Разве кроме грибов там нет какой-то крупы и овощей? Просто подашь мне без самих грибов в тарелке.

— Вы во всём виноваты, — поднимается Элис и спешит на кухню с удвоенной скоростью, — будете воду хлебать!

— Нахалка, — хмыкает он ей вслед и с сожалением понимает, что уже не заснёт.

***Дина Картер поправляет волосы, стоя у окна. Она выглядит слегка заспанной, глаза чуть припухли. Но что ещё делать, будучи запертой в замке, пусть и по своей воле, где время тянется так медленно, а то и вовсе застывает?

— Я слышала голоса внизу, — оборачивается она к Курту. — Поужинаем вместе со всеми? Как я выгляжу?

Он сидит, привалившись к стене. Всклоченный, как всегда, ошалелый. Сверлит её странным, едва ли приятным взглядом и сдерживается, чтобы не сказать что-нибудь в своей обычной манере.

— Как… корова! — всё же вырывается. — И со всеми, это с кем?

Но Дина поджимает губы и хмурится.

— Почему, как корова?! — оглядывает она себя. — Я… Вообще-то, я даже похудела здесь.

Он облизывается.

— Что думаешь дальше делать?

— Не знаю, — решает она не продолжать допытываться, да и, право, не обращать же внимания на его слова? С чего вообще её это волнует? — Буду решать, смотреть по обстоятельствам. Но я надеюсь, что всё решится само, всё-таки граф ваш за решёткой… Так, что, спустимся? Я слышала голоса.

— Тебя тут ещё и кормить должны?

— А что, — хмыкает она, — хочешь, чтобы я умерла с голода? Или, — начинает вдруг беспокоиться, — вы настолько бедны здесь? Нет, я вижу в каком состоянии это место, но мне как-то в голову не пришло, что…

— Я не могу выйти, там пока тот, кто не должен знать, что я живой. Подожди немного.

— Враг? Почему тогда этот человек здесь? Или он из стражей, а ты скрываешься? Но почему тогда скрываешься в замке рядом с ним?

— Он думает, что я фея, — ухмыляется Курт поднимаясь.

Дина смеётся.

— Он тебя видел вообще, ты скорее… Хм, — задумывается и подходит ближе, чтобы шутливо ухватить его за прядь волос и потянуть. — Даже не знаю… Кто-нибудь из леса. Лохматый, страшный и дикий. Мне-то, — тут же переводит она тему и отступает на шаг, — что делать?

Он притягивает её к себе за талию и вглядывается в милое, чистое личико.

Ещё несколько лет назад подобная особа никогда не посмотрела бы в его сторону, а теперь такая, как она, спит с ним на чердаке и крадёт объедки из кухни.

— Я же сказал, жди.

— А-а, я думала, ты… Думала, ждать придётся долго, — живот у неё урчит и Дина в смущении закусывает губу, отводя взгляд. И при этом — кому сказать! — не отступает, не отстраняется от него. — А ещё, — шепчет вдруг, — мне хочется… Знаешь, чего очень хочется?

Он, не стерпев, прижимает её к стене и ведёт холодной ладонью от горла ниже.

— М?

У неё перехватывает дыхание, она судорожно выдыхает томное: «ах», и всё-таки высвобождается из его рук.

— Позволяешь себе лишнее, — поправляет Дина блузку с гордым видом, будто не она только что едва не растаяла в его ладонях. — Не этого хочу! Сладкого мне принесёшь? Я люблю пудинг, например.

— Я же тебе его не приготовлю, — выдыхает Курт. — Это тебе не гостиница.

— Найди, — ведёт она плечиком, и бросает на него красноречивый взгляд, — где достать. Разве не можешь?

Он ударяет кулаком о стену.

— С огнём играешь!

А потом и сам пугается. И вглядывается в неё, ожидая реакции.

Но Дина смотрит на него строго и непонимающе.

— Да что с тобой? — спрашивает серьёзно. — Или… — совсем вдруг меняется её тон, и она снова отходит к окну, чтобы незаметно, как ей думается, взглянуть на себя в слабом отражении. — Правда, как корова выгляжу?

Он скрежещет зубами и выбегает на лестницу, чтобы там поколотить стены.

Наплевав в этот момент даже на то, что Кроули может его услышать.

Тем временем внизу все уже уселись за стол и даже успели немного переговорить о делах.

Кроули действительно слышит Курта и качает головой, скорбно объявляя Герберту:

— Снова еноты забрались.

Но граф не теряется и выходит из-за стола, виновато улыбаясь Элис, которая как раз подаёт им суп.

— Пойду проверю на всякий случай. Начинайте ужинать без меня.

Герберт спешит наверх, радуясь, что Курт, оказывается, на месте, и находит его на ступенях.

— Ну, здравствуй. Как ты здесь?

Курт совершенно не удивляется, ведь умудрился подслушать не так давно сотрясавший воздух разговор Герберта и Элис.

Что она, кстати, себе позволяет?

Маленькая… гадина.

— А, пёс, — выплёвывает с облегчением. — Ублюдок. Блохастая тварь. У… Ууу… Оо… Овощ, — казалось бы, приступ подступает к горлу, а слов на языке вертится не так много. Герберт усмехается будто недобро, однако голос звучит спокойно и даже с неким теплом:

— Ну-ну, что разволновался? Я соскучился, если честно. Но терпеть все твои выходки не стану, так и знай. А то совсем распустишься… Так, что, даже не поздороваешься?

Курт прокусывает губу до крови и набрасывается на него. Вцепляется отросшими ногтями в шею, бьёт в грудь (впрочем, не сильно), тихо поскуливает.

— Я не могу… Не могу…

Герберт теряется, настолько, что позволяет ему всё это и не делает ничего в ответ, кроме того лишь, что отступает к стене и… обнимает Курта, похлопывая его по спине.

— Что ты, сынок, — вырывается у него, хотя Герберт и не уверен, настолько ли стар, чтобы годиться ему в отцы, но думать об этом не спешит. Впрочем, и сказанного будто сам не замечает. Просто вырвалось. — Что случилось? Меня отпустили, — усмехается он. — Правда отпустили, я не сбежал и виселица мне не грозит, если ты вдруг подумал… Всё хорошо?

— Я не могу так с ней… — шепчет Курт. — А с тобой… — глаза его загораются странным блеском, — могу.

— Да что можешь-то? С кем не можешь?

— Вести себя, как урод… А ты… — у него дрожат губы. — Ты не должен был выходить. Кто тебя выпустил?

— Людарик выпустил, — Гербер смотрит на него растерянно. И произносит вдруг со строгостью: — Ты не урод. Успокойся же! — встряхивает он Курта за плечи. — Что с тобой, парень? Что ты вечно выглядишь так, будто в омут с головой собрался?!

И в этот момент к ним выходит Дина. Бледная, слегка встрёпанная, с ножом в вытянутой руке.

— Убийца, — рычит она, делает пару быстрых шагов в их сторону, замирает, обмякает вдруг и падает на пол, теряя сознание, чудом не скатившись со ступеней.

Герберт, наблюдая за этим, переводит вопросительный взгляд на Курта.

Тот рыкает, подрывается к ней и прижимает к себе.

— Чёрт… Вот дура, а… Вот же идиотка! Это ты виноват!

Герберт так и остаётся стоять на месте, не решаясь подойти, чтобы ещё на что-нибудь вдруг не спровоцировать Курта. Тем более когда рядом с ним и девицей лежит большой кухонный нож.

— Виноват в чём? — спрашивает холодно. — Что здесь вообще происходит, Курт?! Если не ответишь, вышвырну вас обоих на улицу!

— Она сестра Элизабет Картер, приехала к ней, а тут такое… Ей возвращаться некуда. Можешь выгнать! И Элис заодно.

Герберт тяжело вздыхает и возводит к небу (потолку) глаза.

— Объясни ей, что я не убийца, — произносит устало, с горечью, и собирается уходить. — И нож у неё забери, — бросает он уже через плечо. — Повезло же мне, свалились на мою голову…

— Откуда мне знать, что не убийца? И раз так, хорошо, я уйду… И умру под твоим забором!

— Никто тебя не выгоняет, — рявкает Герберт, — прекрати истерику, наконец! Просто уладь всё с ней, ясно тебе?!

— Почему ты это делаешь? — спрашивает Курт глухо и как-то бессильно. Герберт останавливается и пожимает плечами.

— Не знаю… Вы с Элис уже не чужие мне. А своим надо помогать. Но на шею мне ты не сядешь! — заканчивает он усмехнувшись. — Мальчишка. — Хочешь сказать, дело в доброте душевной? И ты вовсе не хочешь… её? Герберт передумывает так скоро уходить и возвращается к Курту.

— В каком смысле?

— У меня отличный слух. Так со слугами не разговаривают, как ты разговариваешь с ней.

— Она близка мне. И ты мне стал важен. Это плохо?

— Надеюсь, важен не тем же образом, что и она, — склабится Курт. — Я могу ударить тебя, — предупреждает граф, сузив глаза. — Ты позволяешь себе слишком многое. Я к тебе по-человечески отношусь, ты ко мне, как к дикому псу… Это не нормально, Курт.

— Мы с Элис никогда не ладили и вряд ли будем. Я считаю её омерзительной. Её это не волнует. Всем хорошо. Но если тронешь её — убью. — Похвально, что ты защищаешь сестру. Но палку не перегибай на ровном месте. Зла я вам не желаю, Элис тем более. Всё остальное — наши с ней дела. А теперь, — отступает он, — я пойду ужинать. Ты… огорчаешь меня, Курт. Он поднимает Дину на руки, шатаясь, и вдруг выдаёт:

— Она хочет пудинг. Где мне взять пудинг?

Герберт, уже спускаясь, начинает тихо смеяться.

— Я попрошу Элис приготовить. Курт провожает его мрачным, воспалённым взглядом.

***

Элис же болтает на кухне с Джоном, едва стоя на ногах от усталости.

— … а потом, — заканчивает он какую-то очередную свою историю, — я накрыл это тарелкой, а когда поднял её, огонька уже не было. Мне сказали в тот раз, что я всё выдумал, ведь был ещё мальчишкой, а в детстве фантазия бьёт ключом! Или это было солнечным зайчиком. Но я так не думаю!

Герберт садится за стол напротив него.

— Элис, ты достала из моей порции грибы?

— Ой, ещё и это… Граф, — упирает руки в бока, словно его старая нянька, — ну вы что, маленький?

Ставит перед ним тарелку с наваристым супом, где больше половины содержимого — лесные грибы.

Герберт кривится.

— Но я не люблю их, сказал же тебе.

Кроули тем временем принимается за еду и совершенно теряет интерес ко всему остальному, причмокивая и нахваливая суп.

— Я хорошо готовлю, — шипит Элис. — Такое в харчевне не купите и за пса с блохами!

И во взгляде её клубится отчётливое: «Жри или умри».

Герберт спохватывается (и заодно хватает ложку).

— Конечно, хорошо! Но там… Это не изменяет моих вкусов.

— Оно похоже на мясо. Правда, Джон?

— Угу, лучший суп, что я когда-либо ел!

Герберт, с трудом разомкнув стиснутые от отвращения челюсти, таки отправляет в рот ложку супа и прожёвывает гриб.

— Д-да, — выдавливает он из себя, — вкусный суп, но…

— Нравится, правда? А сколько шуму-то было, господин! Сделаем по средам грибной день, а по четвергам рыбный!

Герберт проглатывает и качает головой.

— Вкусно, но грибы не люблю. Я хочу мяса. А ещё, мил… — косится на Кроули. — Элис, ты не могла бы приготовить пудинг?

— Зачем? Я приготовила пирог. Грибной.

Он давится и колотит себя в грудь, пытаясь откашляться.

— Сп-спасибо…

— И рыбный, — улыбается она.

— О, рыбный я с удовольствием!

— Рыбно-грибной, — уточняет Элис.

И Герберт скорбно вздыхает.

— Что ж…

Она наливает всем чай и едва садится на табуретку, как кто-то принимается тарабанить в дверь.

Герберт, с удовольствием выпив чая, перебив им грибной вкус, недобро косится в сторону звука.

— Может не открывать… — задумчиво тянет он.

Элис подрывается, стиснув зубы, готовая ринутся в бой, но… то ли поскальзывается, то ли просто падает на пол.

Кроули вскакивает со своего места, но Герберт опережает его и поднимает Элис на руки.

— Что с вами, — вновь от волнения переходит он на «вы», — Элис?

— Граф… — шепчет она, щурясь, — сегодня просто… длинный день.

— А ну, Эльза, открывай сейчас же! — доносится развесёлый мужской голос.

— Тебе нужно отдохнуть… — шепчет он и направляется в гостиную, чтобы устроить Элис на диване. — Я открою сам.

— Эльза… А вдруг он зовёт мою тётю? Пойдёмте, я должна там быть.

— Что ж… — Герберт подаёт ей руку. — Но держитесь рядом.

— Такой любезный господин, — вздыхает она. — Придётся испечь вам ваш кекс.

— Кекс? — он ведёт её к двери. — Какой кекс?

— Шоколадный, наверное. Или что вы там просили? а шоколад с китовьей рвотой или без?

Когда Герберт отворяет дверь неизвестно кому посреди ночи в очередной раз, на пороге оказывается высокий и очень худой уже немолодой мужчина в плаще.

Он чуть пошатывается, но в отличие от Элис — не от усталости.

— Кто вы такие, чёрт возьми? Где моя Эльза? Или это сегодня?

— Сегодня, что? — хмуро отвечает Герберт, прожигая его волчьим взглядом. Раздосадованный, что ему помешали ответить на вопрос Элис. А ведь он просил не кекс — пудинг!

— Дык хозяин лачуги этой должен был из тюрьмы выйти. А я думал успею! — икает мужчина.

«Я хозяин этой лачуги!» — хотелось рявкнуть Герберту, но он решает поступить иначе.

— А Эльза… хм, отсутствует сегодня. Зачем ты пришёл? Что-то передать, может?

— Да чего уж теперь… — снимает он шляпу и мнёт её в крючковатых пальцах. В его рыжих волосах поблёскивают серебряные пряди. — Пойду я, — отступает на шаг назад.

— Да постой, — улыбается Герберт. — Просто теперь она, — кивает на Элис, — подменяет её. Мы здесь все свои. Рассказывай!

— Да как же, разве тут осталось что продавать? Эльза говорила, я могу к ней заглядывать в любое время. А с этой девушкой я не договаривался.

Герберта разбирает злое веселье. Что лучше в его положении, чем гнев. Ещё не хватало вновь перекинуться волком… Но сил и нервов, видимо, на злость уже недостаёт.

— И много вещей вы продали из этого замка? — интересуется он. — Мне кажется я видел ещё кое-что ценное наверху, но всё в таком запустении… Ума не приложу, что можно было продать отсюда.

Мужчина пошатывается. Если бы он был не настолько пьян, развернулся бы и ушёл, но… глаза сверкают соблазном, он облизывается и делает шаг вперёд.

— Мистер Скандрел, приятно познакомиться.

— О, мне тоже приятно, — пожимает Герберт ему руку и спешит заговорить о деле, чтобы не дать ему спросить своё имя. — Так что, разве были покупатели? А то мне, вы понимаете, идти на риск без гарантий тоже не хочется. А я бы с радостью окунулся в это дело!

— Сложно всё, — пожимает плечами мистер Скандрел, — Элиза она ведь привязана к этому месту была. Магией, чёрт бы её побрал! И ограничения были… Уверен, здесь ещё много всего есть, она просто… а вы это… — переводит взгляд с Элис на Герберта. — Ведь не родовые слуги?

В том, что они работники, он не сомневается, ведь на измождённых лицах написано достаточно даже для пьяного торгаша.

— Нет, — тянет Герберт, — что вы! Точнее, она, как бы да-а. А я совсем нет. Я так, можно даже сказать, случайно здесь. Поэтому в случае чего и проблем не будет. В отличие от родовых слуг я и уехать могу куда угодно, и замок хоть на доски да камни разобрать, не то, что пару вещей вынести попытаться. Так, что? А то у меня уже чувство, будто зря с вами разговор веду, — и он посматривает на дверь, вроде как обдумывая, а не выставить ли отсюда мистера Скандрела, раз уж тот ничего дельного сказать не может.

Но тот внезапно топает ногой и сжимает пальцы в кулаки.

— Так, погодите… Если она слуга, то… Элиза говорила… Она мертва?

Герберт переглядывается с Элис и теряется на долю секунды, однако сбивать настрой всё же не желает и поэтому выпаливает, можно сказать, полуправду:

— Элис приехала помочь. Элиза болела долгое время. Так, что? Не хочу, чтобы нас застали и прервали столь интересную беседу!

— Ох, — опускает глаза мистер Скандрел, — ох… Она же была моей… девочкой. Выпить-то есть? Надо для приличия! А кто может застать?

— Здесь постоялец обосновался, получилось у него договориться с хозяином замка. Нехорошо, если увидит нас… Выпить есть, но после дела. А то боюсь, — хлопает его по плечу, — друг мой, вы не сможете на ногах стоять, а как в таком случае выносить товар?

— Ой, — он икает и приваливается к стене. — Я уже привык заезжать к ней… Мы тут такое устраивали, а теперь мне что…

Переводит тоскливый взгляд на Элис, вид у который совершенно, совершенно невозбуждающий.

Хоть при другом свете она, наверное, и хороша.

Герберт, замечая это, невольно прикрывает Элис собой.

— А теперь вам стоит убедить меня, — подсказывает он, — что дело стоит моего участия.

Сказав это и подумав о том, какой смысл в слова вкладывал мистер Скандрел, графу становится неловко, досадно и смешно от того, как, должно быть, прозвучал его собственный ответ. Но он сдерживается и виду не подаёт.

Элис вообще вряд ли понимает столь тонкие мужские подтексты. В её голове наперебой звенят кастрюли и ножи.

Мистер Скандрел размашисто кивает.

— Да что вы заладили? Я между прочим имею связи с самим градоначальником! Он мой п-покупатель!

Герберт изгибает брови.

— О, даже так?

— Может быть, Эльза скрыла от меня, что есть в замке ещё что-то подобное той подвески… Была тут такая с красными камнями и кровью ведьмы, от которой и пошёл род Оуэнов. Ну, по легенде. Оно ещё магию-то проклятую позволяло лучше чувствовать. Видели тут что-то похожее?

Герберт мрачнеет. К их родовому амулету запрещали прикасаться даже ему, пока он не достиг совершеннолетия, ведь на силу оборотней подвеска и вправду влияла, но не всегда хорошо. Точнее, влияние могло быть непредсказуемым и если в городе, пусть даже на дальнем расстоянии, появилась бы ведьма, обладатель подвески мог слишком сильно запечатлеть её образ в своём сознании. Как если посмотришь на яркий свет, а затем, отведя взгляд, продолжишь видеть его отблеск. Нехорошо, если ведьму при этом сожгут, а связь с ней останется. Поэтому подвеской предпочитали пользоваться лишь в крайнем случае и не трогать её лишний раз.

И зачем градоначальнику понадобилась эта вещь, если использовать её может только семейство Оуэнов? Нет, возможно другие оборотни тоже, просто с меньшей отдачей и пользой, но всё же…

— Да… То есть, нет, — отступает граф. — Нет, не думаю. Элис, вынеси мистеру… Простите, как вас? — и снова переводит взгляд на Элис, вспоминая, что ей всё ещё нехорошо. — Нет, неважно. Пусть Кроули. В общем, — бросает он взгляд на Скандрела, — вам сейчас вынесут бутылку вина. И ступайте. Ступайте с миром. И больше не появляйтесь здесь. Никогда.

— Что? — мистер Скандрел так удивляется, что даже начинает сипеть. — Что за такое вино?

— Ну, вы ведь просили выпить, — напоминает Герберт. — Я подарю вам вино из моих запасов, если, конечно, вы не успели разорить и их тоже.

— А… — он открывает рот. — Да как вы смеете? — отшатывается в ужасе и спешит к двери.

— Вы что поверите этому прохиндею на слово? Где доказательства? — шипит Элис.

— Сейчас проверим, — направляется Герберт наверх. — Амулет хранился в часах за стеклом в кабинете моего отца. Если его там нет, значит этот человек говорит правду. А если легенда о крови нашей прародительницы верна, то, милая Элис, ваша тётушка могла тяжело заболеть из-за этого. Мне жаль. Ведь одно дело выносить какую-то мелочь, а другое то, в чём есть наша кровь… То, что неотрывно связано с нами и замком. Возможно, Эльза заигралась и… Сейчас проверим, — повторяет он, уже поднимаясь по лестнице.

— Да как вы смеете? — вопит Элис. На глазах её выступают слёзы. — Даже если этой вещи там не окажется, это совершенно не доказывает, что миссис Смит причастна к этому ужасу! Вы, — вцепляется в мистера Скандрела, — стойте на месте! Наглый лжец! Думаете, можете после этого уйти отсюда живым?!

Герберт тут же спешит обратно. Элис такая хрупкая и маленькая… Пьянь эта зашибёт её ещё и не заметит!

— Элис, — окликает её Герберт и протягивает руку, чтобы оттянуть её от мистера Скандрела. — Элис, успокойтесь!

— Моя тётя была хорошей слугой, а он…

Мистер Скандрел заезжает ей локтём в лицо и разбивает нос. Элис верещит, салатовые глаза сверкают магией и…

Мужчина рушится на пол с грохотом.

А Герберт лишь в этот момент успевает притянуть её к себе и крепко обнять, не отрывая взгляда от тела на пороге замка.

— Вот так поговорили… — шепчет он, пока ещё не желая верить в то, что человек… — Кажется, он умер.

Элис замирает, глядя на недвижимое тело и до сих пор ощущая покалывание на кончиках пальцев.

Она чувствует, как по спине проходится холодок.

— Да, — тянет глухо, сглотнув. — Зелёный змей до добра никого не доводит… Это сердце, наверное.

— Угу, — отзывается Герберт мрачно, конечно же, понимая и чувствуя, из-за чего случилась трагедия. — Сердце…

Она пытается вырваться из его хватки, вмиг став ещё угрюмее.

Но Герберт держит её крепко и с места не двигается.

— Успокойся, — роняет он мрачно. — Элис, прошу…

— Надо проверить… — шепчет она.

— Жив ли он? Я вижу, что нет! — и всё-таки отпускает её, отступая на шаг. — Чёрт…

Элис пинает тело мистера Скандрела, цокает досадливо и закрывает дверь.

— Угу… — только и выдаёт Герберт. — Моя слуга — ведьма и случайно убила вора на глазах оборотня, который по закону обязан отдать ведьму стражам, и сам находится под подозрением в убийстве. Мда.

— Где доказательства, что я имею к этому отношение? — у Элис срывается голос. — Где доказательства, что миссис Смит действительно знала его?

Герберт отводит от неё взгляд и вздыхает.

— Я знаю, что ты не специально. Но видел твою магию… Тебе не стоило так срываться. А доказательства… — он вновь спешит наверх, чтобы проверить, находится ли амулет на прежнем месте.

— Отлично! Раз я плохая слуга, раз миссис Смит плохая слуга — хорошо… — в голосе слышится плач, словно надвигающийся ливень.

Она легко переступает через труп и шмыгает за дверь.

— Элис, а ну, стой! — рявкает Герберт. — Я приказываю тебе, стой! И успокойся сейчас же!

— Нет!

Она — сама не знает как — запирает дверь и сползает по ней вниз на крыльцо.

— Элис! — Герберт вновь не попадает наверх, возвращается и припадает к двери с другой стороны, прислушиваясь. — Элис, всё будет хорошо. Это несчастный случай. А тебя никто ни в чём не обвинял, ты хорошая слуга! Мне всё равно, мне сейчас абсолютно всё равно, что там и как было с твоей тётушкой!

Она дрожит всем телом и плачет, что с ней никогда раньше не случалось.

— Я знаю, что у меня нет опыта! И что я деревенщина! И создаю всем одни проблемы! — она вспоминает, как в детстве из-за неё чуть не погиб Курт и… злится сильнее. — Но я старалась! Мне нравится здесь! Я хотела быть частью замка… А теперь что? Ещё эти дурацкие убийства! Чёрт!

— Элис, всё будет хорошо. Я никуда не отпущу тебя отсюда! — вырывается у Герберта и он сам замирает, пытаясь осознать сказанное. И добавляет после небольшой паузы: — Без тебя этот замок будет уже не тем. Мы что-нибудь придумаем. Вернись…

— Конечно! Я и не смогу уйти. Остаётся только умереть! Но тогда… вас обвинят ещё и в этом!

И тут она выдаёт несколько очень, очень, очень грубых слов в адрес стражей.

Герберт зажмуривается, вздыхает поглубже и предпринимает попытку выломать дверь. Тратить время на поиски ключей не хочется, а раз Элис не открывает, то что уж теперь…

— Меня сейчас волнуешь лишь ты. И не смей даже думать о смерти, глупая!

— Идите, проверяйте амулет… Оставьте меня в покое!

Но Герберт всё же выходит к Элис, не обращая внимание на повисшую на петлях дверь, и обнимает её за плечи.

— Всё, хватит… Всё это вообще не должно было отразиться на тебе. Идём…

— Мы могли бы убить градоначальника, — улыбается Элис всхлипывая.

Герберт усмехается тоже. Немного нервно.

— Ведьма… Поднимайся, давай. Мы со всем разберёмся…

— Там его фургон, — указывает Элис дрожащим пальцем.

Граф смотрит на дорогу и мрачнеет ещё сильнее, хотя казалось бы, куда дальше!

Фургон оранжевый и яркий, похож на цирковой. Броский и заметный. Заметный издали.

— Дьявол…

Элис хмурится.

— Я видела краску в подвале. Мы можем изменить его. Вы возьмёте всё необходимое и уедите из Бонсбёрна.

— Нет… Не вариант, — качает он головой. — Даже в спокойное время это было бы сомнительно, пусть и могло бы что-то выйти, а сейчас… В общем, ничего не получится.

И в этот момент из коридора доносится крик, а затем на крыльцо выходит бледный как полотно Кроули.

— Там… У вас там, — пытается показать он дрожащими руками и выпаливает: — В коридоре труп! Элис, там кровь! Или мне показалось, но… О ужас. Вы посмотрите, я не вру! Там лежит тело! Мужчина! Синий. Чёрный! О ужас!

— Он не чёрный и не в крови! — возмущается Элис, и только спустя миг, осознав ситуацию, переводит взгляд на Герберта.

А он сверлит Кроули тяжёлым и недобрым взглядом. Только вот сам Джон этого не замечает и продолжает разводить шум:

— Какой же ужас, что произошло? Что же делать, кого звать?!

— Потише вы! — шипит Элис, утирая лицо, вмиг будто взбодрившись от криков постояльца. — Что делать-то… — это произносит уже тише.

— О нет, — каким-то чудом понимает Кроули, правда слегка неверно, и переводит взгляд на Герберта, — это вы? Это вы! Вы убили человека!

Герберт рвано, судорожно выдыхает.

— Нет… Но об этом никто не должен знать в любом случае. Джон, это был несчастный случай. Если вы хотя бы немного верите нам и стали нам другом, вы не станете нас подозревать.

Кроули замирает в нерешительности и спустя некоторое время неожиданно для всех выпаливает:

— У вас большой задний двор, граф.

Даже Элис прикрывает рот ладошкой и смеётся звонко, но тут же морщится, только сейчас заметив, что половина лица залита кровью.

— Да… Но фургон… — не замечает этого Герберт.

— Я могу отогнать фургон, — решается Джон. — Но к телу не прикоснусь. Уж лучше кража фургона, чем… Или это не так работает? Я не стану соучастником!

— Его никто не убивал, это несчастный случай!

— Всё равно! Стражам это докажите! Так что только фургон.

Герберт вздыхает и кивает ему.

Элис хмыкает про себя. В голове Джона всё так странно работает…

— Может быть, пустить его на дрова? Чем он торгует? Может быть, там есть что-то ценное?

Герберт устало трёт переносицу и отвечает не сразу.

— Так, вы с Джоном разбирайтесь с фургоном. Я уберу тело. Встретимся на заднем дворе…

В этот момент с лестницы вываливается Курт и начинает крыть всех матом. Особенно почившего уже мистера Скандрела.

И Кроули, который совершенно этого не ожидал, хватается за сердце и спиной прислоняется к дверному косяку.

Дверь, в последний раз скрипнув, валится с крыльца.

У Кроули подгибаются колени, и он оседает.

— Боже… Убийца! — делает он вывод. — Это не несчастный случай, и не еноты на крыше! Я всё понял, граф! Элис! Здесь… Это даже не фей! Помо… гите, — бледнеет он пуще прежнего и кажется, что сам вот-вот отправится вслед за мистером Скандрелом.

— Достал уже… — тянет взъерошенный Курт устало. — Элис, ты должна делать пудинг, а не убивать людей!

— Да что вы ко мне прикопались со своими пирогами все? — взвизгивает она, утирая кровь рукавом.

— В прошлый раз он был вкусным, — вспоминает Кроули, слегка успокоившись.

— Курт, это Джон Кроули, — представляет их Герберт. — Джон, это Курт, брат Элис. А теперь давайте просто попытаемся сделать всё, что нужно… Если вы не против.

— Я скрываюсь, — обаятельно и широко улыбается Курт, — так что помалкивай обо мне. Особенно стражи не должны ничего знать!

— А лошадей мы съедим? — спрашивает Элис, в этот момент хмурящая бровки, пытаясь что-то подсчитать в уме.

— Не знаю, — отвечает Герберт ужасающе спокойно и с серьёзностью, пока Кроули во все глаза разглядывает Курта.

— А скрываетесь, прошу прощение за любопытство, за что? Всё-таки убийца, это вы? А убийца девушек или этого человека на полу?

— Элис, нам надо поговорить, — надвигается на неё Курт, не обращая ни на кого внимание.

Она, заложив руки за спину, будто что-то спрятав, отступает.

— У меня полно дел!

— Так, — беспокоится Герберт, — что ещё?! Курт, что ещё?

— Как ты это допустил? — он останавливается и сверлит взглядом уже Герберта.

— Я не успел…

— Как это произошло?

— Случайно. Это несчастный случай, она просто перенервничала и сама не сразу поняла, что случилось. Курт… Мы…

Его перебивает Кроули:

— Мы закопаем его на заднем дворе.

Курт встряхивает головой, зарывается пальцами в тёмные, колкие волосы, скрежещет зубами и грязно ругается.

У Элис быстро и больно колотится сердце и болит голова. Она сверлит Герберта взглядом, хмыкает глухо и садится рядом с мистером Скандрелом, чтобы проверить его карманы.

Когда она заканчивает, Герберт, пытаясь взять себя в руки, не веря до конца, что делает это, подходит ближе и принимается тащить тело вглубь дома, чтобы затем вынести его через задний ход.

Кроули же, вздрогнув, спешит на улицу, собираясь выйти к фургону.

— Элис, вы со мной? — оборачивается он, спустившись с крыльца.

Курт собирается прижать сестру к стене и кое-что объяснить (правда, он сам не знает, что полагается говорить в таких случаях, кроме обвинений, разве что), но тут позади раздаются шаги. Дина спускается.

— Чёрт, — скулит он, — корова…

И спешит задержать её. Потому что всё это становится уже слишком неконтролируемым, и Дину будет гораздо сложнее убедить молчать, чем того же — кто бы мог подумать — Кроули.

Дина спускается так, словно и не думает уже скрываться на чердаке. Уверенная и гордая, полная решимости.

— Курт, — замечает она его, — ты ещё и бросил меня… Сколько тебя ждать? Я выхожу и не спорь! И вообще, я слышала странный шум…

— Я тебе сказать хочу, — начинает он, загораживая ей проход, — тебе некуда идти, так что теперь ты будешь моей. Идём наверх.

Дина плотно сжимает губы, глаза её сверкают, пальцы стискивают края блузы.

— Да что ты себе возомнил?! Решил воспользоваться моим положением? Но я не дама в беде и не настолько загнана в угол, чтобы позволять собой манипулировать за койку на пыльном чердаке!

— А то есть если бы койка была получше, тогда — да? — рычит Курт, подхватывая её на руки.

— Мда, — тянет Элис, переведя взгляд на мистера Кроули.

— Как всё-таки это случилось? — шёпотом спрашивает он её на пути к фургону. — Такой ужас, ужас! Хорошо, что уже стемнело почти… А если нас застанут там, скажем… — Кроули озирается. — Скажем, что нас в замке не было, и пусть граф решает вопрос?

Элис передёргивает плечом.

— Я разозлилась на этого… Он затронул мою тётю, наговорил про неё неизвестно что! Она была хорошей слугой. Герберт должен быть благодарен. То есть граф… он, наверное, жутко злится на меня.

— За то, что случилось? — Кроули вздыхает и решается на то, чтобы положить свою ладонь ей на плечо. — Вряд ли злится. Боится скорее… Это очень серьёзно. Что же теперь будет? Что будет… — качает он головой и с опаской, можно даже сказать, с ужасом смотрит на дверцу фургончика. — Мы… полезем внутрь?

— Да, — Элис достаёт из кармана щепку и поджигает её магией. Страх и сумятица в голове будто делают её сильнее. — Сам фургон надо разобрать и сжечь сейчас же. Я затоплю все печи, прогреем замок. Но что делать с лошадьми и вещами?

— Вещи, — пятится Кроули, только теперь поверив, что она действительно ведьма, — можно спрятать или закопать вместе с телом. А фургон, д-да, конечно… Только нужны инструменты. Я это… Схожу за ними в замок?

— Даже не знаю, можно ли вас отпускать… — с сомнением тянет она. — Вещи хорошо бы продать. Он вроде торговец, должен быть товар. А деньги нам нужны. Но это слишком опасно. Неизвестно, будут ли его искать…

— Будут! Наверняка у него много знакомых, а быть может и постоянных клиентов. Нет, от вещей нужно избавиться. А я… Я сейчас вернусь, Элис. С топором и чем-нибудь ещё! — и Кроули поспешил обратно.

— Но нам нужны деньги! — говорит Элис ему вдогонку. — Вы могли бы купить эти вещи!

— Хорошо! Будь по-твоему. Я их покупаю и волен делать с ними, что захочу. А я хочу, чтобы их не было! Раз уж, — скорбно вздыхает он, останавливаясь, — я в это ввязался… Мне нельзя, чтобы кто-то узнал о моей причастности. Элис, — оборачивается он к ней с отчаянным взглядом, — у меня дети, пойми!

Она сегодня необыкновенно внимательна к нему, так что даже не пропускает мимо ушей последние слова.

— Нет у тебя никаких детей!

— Будущие! — кричит он едва ли не впадая в панику. — Будущие дети! Я хочу семью. Я правда ищу невесту. Хочу детей!

Элис отрывается от фургончика, подходит к нему и отвешивает слабую пощёчину.

Кроули замолкает, замирает на месте, а затем звучно проглатывает ком в горле.

— Благодарю. Не будем терять время, я… Я сейчас…

— Если они его найдут, они не узнают, что вы имеете к этому отношение. Я признаюсь, — улыбается она.

Кроули смотрит на неё с сожалением, но всё-таки едва заметно кивает.

— Надеюсь, тебе не придётся.

Она кивает, обводит взглядом замок и забирается в фургон.

Внутри оказываются какие-то ящики, свёртки бумаги, в которых упакованы ткани, платья и что-то из оружия. Склянки пустые и чем-то наполненные. Беспорядок, хорошо хоть не пыльно и паутины нет! Что-то ценное мешается с сущей ерундой, не скажешь сразу, где были его личные вещи, а где товар. Разве что фарфор, видно сразу, дорогой, искусно расписанный, загляденье.

Элис облизывается на него, но тут же себя одёргивает. Нельзя хранить это в замке. Нельзя навлекать беду на графа Оуэна.

Она находит мешок и принимается сваливать в него всё, что нельзя сжечь, одновременно ведя в голове подсчёты, чтобы назвать Кроули примерную сумму, когда он вернётся.

Не сразу, но удаётся вскрыть деревянный сундук, в котором оказываются две бутылки виски и стопка писем.

Элис выгибает бровь, ведь узнает почерк.

Она оседает на пол, вчитавшись в слова.

Вскоре возвращается Кроули с топориком, ломом и верёвками.

— Вот, разломаем, свяжем, чтобы легче нести было и в замок. Да? Что там у тебя? — пытается заглянуть он в одно из писем.

— «Знаешь, о чём я мечтаю, мой рыжий лисёнок? Как здорово было бы дождаться, когда парниша вернётся и… Нет, не убить его! Я уже так привыкла к этому месту, к Бонсбёрну, к замку! Хочу остаться, а если бедолага помрёт — меня попрут. Я хочу сделать так, чтобы он слёг… буду травить его. Он одиночка, изгой. Никто ничего не поймёт и не станет разбираться. Я буду заботиться о нём, ты сможешь переехать… Пора бы уже осесть, не думаешь?» — зачитывает Элис вслух.

— Оу… Это… Эм, речь о замке Оуэна?

— Да, — Элис зажмуривается на мгновение — и о графе… Она, видимо, решила, что род Оуэнов совсем ослаб, раз надеялась на такое! Он прав, вот что за внезапная смерть. Всем этим она сама себя убила! А ещё… «Когда же ты приедешь, мой вулкан? От скуки я даже стала переписываться с дальней родственницей, глупой сироткой. Она мечтает во всём походить на меня. Правда, забавно?»

Кроули мрачнеет.

— Элис… Не знаю, что и сказать. Мне очень жаль. Правда. Очень жаль… Но пусть это ещё больше не омрачает тебя! Сейчас у нас проблемы куда более серьёзные. Это… Ох, я сочувствую…

— Думаете, я такая же, как она? Вы должны мне много львов, мистер Кроули! — она поднимается и отряхивается.

— Много? — хмурится он, отступая. — Ах, Элис… И нет, вы не такая, с чего бы? По переписке повадки не передаются! Она же не мать вам, не растила вас, с чего бы вдруг? Ах, не берите в голову! Хорошо хоть беды с графом не случилось, — он осекается и нервно смеётся. — Ну, кроме всего происходящего, конечно. Но это уже не относится к твоей тётушке. Ну, кроме, разве что, сегодняшнего, эм, посетителя… Если бы не она, этот человек не приехал бы сюда.

— Ах, хватит, давайте… давай сменим тему.

Она отставляет бутылки, решая перелить содержимое в графин и выпить сегодня же.

— Если мы не успеем до рассвета, кто-нибудь обязательно увидит то, что видеть не должен.

Они принимаются за работу, по частям разносят фургон и таскают мешки с вещами, изредка переговариваясь.

— А ты хороший работник, — замечает Элис с одобрением. — Не ожидала такого.

— Я просто, — усмехается он, — упорный и целеустремлённый, и не боюсь трудностей.

— Что вы тут? — оказывается вдруг рядом с почти уже исчезнувшим фургоном Герберт: мрачный, заляпанный грязью, взъерошенный. — Я закончил. В замке не следа, дверь только починить нужно. И дёрн потом уложим сверху так, чтобы не было заметно, — продолжает он слегка несвязно. — И ещё я проверил, как там Курт. Но ему было не до меня, — отводит Герберт блестящий от злого веселья взгляд. — Вот уж у кого забот… — он вздыхает, прикрывая веки, возвращая себе самообладание. — Я всё ещё не понимаю, как всё обернулось тем, что у меня полон замок людей и труп в саду под яблоней будет… Элис, ты в порядке? — смиряет он её взглядом. — Тебе ведь было нехорошо…

На её бледном лице всё ещё следы крови, теперь засохшей, она глядит на него светлыми глазами и отчего-то молчит.

И Герберта это волнует. Он подступает ближе и вдруг обнимает её, прижимая к своей груди.

— Всё хорошо? — спрашивает уже тише, когда Кроули отходит к замку с очередной связкой досок.

— Я стану лучше для вас, — шепчет Элис с каким-то упрямством в голосе, будто заранее спорит с ним. — Я не дам вас в обиду.

Герберт гладит её по волосам.

— Всё хорошо… — шепчет, пытаясь её успокоить, и на всякий случай соглашается: — Хорошо, Элис, конечно.

— И я не буду, как она. Я не собиралась вас травить.

— Что? — слегка отстраняется он, чтобы заглянуть ей глаза. — О чём ты, милая?

— Она, наверное, и вправду воровала. И Курт вор. Вы теперь не будете доверять мне?

— Ты, не они, — отрезает Герберт строго. — И вообще, всё потом, Элис, всё потом… Мы закончим с телом, с вещами, и ты пойдёшь отдыхать. И я тоже…

— Не волнуйтесь. Я же сказала, что не дам вас в обиду. Зачем, — она кривится, — злиться?

— Я не злился, — отвечает он мягко, — совсем не злился… — и обнимает её крепче.

— Что… — выдыхает она хмурясь. — Что делать с конями?

Герберт медленно, нехотя отстраняется и хмуро глядит на лошадей.

— Может просто вывести их подальше и пусть уходят? Если отвести за реку, например… Возни, конечно, много, но переправить на плоту можно. Кроули попросим это сделать или Курта…

— Или я сделаю это сама, когда закончим, — улыбается Элис. — Как раз соберу травы для чая. Будет это… прикрытие.

Герберт кивает.

***

Яма… Могила вырыта глубокая, на дне её вещи, которые Кроули «купил у Элис». На них лежит тело… Аккуратный пласт дёрна находится рядом. Вокруг собрались сосредоточенные и уставшие Элис, Герберт и скорбного вида Кроули.

— Вдруг он был верующим? — подаёт Джон голос, когда на лицо покойного падает первый ком земли, и граф медлит. — Быть может, нужно прочесть молитву?

У Герберта выразительно изгибается бровь и Кроули тушуется:

— Ну, или хотя бы сказать речь, — и он переводит взгляд на Элис.

Просящий, испуганный, растерянный взгляд…

— Вам его жаль, мистер Кроули? — при Герберте она почему-то придерживается официального тона.

— Не знаю, но человек ведь, как-никак. Оставить его даже без речи разве можно?

— Валяйте тогда…

И Кроули, волнуясь, набирает полную грудь воздуха.

— Этот человек был плохо нам знаком, но своим появлением оставил след в наших сердцах на всю жизнь. А сделать такое может не каждый. На его пути наверняка встречались люди добрые, которые видели добро и в нём. А значит, что-то хорошее после него останется на этой земле, пусть даже лишь в чьих-то воспоминаниях или чувствах. Я… — прочищает горло, — надеюсь на это. Покойся с миром… Эм? — и смотрит на Элис, договаривая шёпотом: — Скажи за меня, я не знаю его имени… Покойся… дорогой? Эм…

— Мистер Вулкан, — договаривает Элис, даже не вдумавшись, сверля Джона внимательным, острым взглядом.

— Мистер Вулкан, — вторит ей Кроули торжественным тоном, и Герберт спешит закопать могилу, пока до Джона не дойдёт, почему имя такое странное.

— Пока ещё не закопали… — шепчет Элис графу, — вы уверены, что ему можно доверять?

— Хотите, — отзывается он тоже шёпотом, — чтобы мы закопали обоих?

Элис фыркает.

— Это ведь разумно.

— Не сказал бы… — работает он лопатой. — Открыться всё может в любом случае. Курт вот просто выкрикнуть способен что-то неосознанно. А тут открылось бы два трупа вместо одного.

— Вы там что? — настораживается Кроули, которому всё никак было не расслышать слов.

Элис вдруг усмехается, поймав его взгляд и сверкнув магией в глазах.

— Вы убивали хоть раз?

— Конечно нет! А вы? — выпаливает он.

Элис смеётся в ответ.

— Просто пошутила, расслабьтесь. Мистер Кроули, — говорит уже громче, — когда мне ждать плату за вещи?

— Завтра всё будет у тебя, — тяжело вздыхает он и устало садится в траву. — Завтра. Я помню.

Герберт заканчивает закапывать и принимается укрывать всё дёрном.

— Вроде не очень заметно выходит, да?

Элис запрокидывает голову.

— Будет дождь. Это хорошо.

Она переводит взгляд с хозяина на друга и произносит твёрдо, как мать могла бы говорить с сыновьями:

— Ничего не было. Мы вернёмся в замок, я проверю печи и уйду собирать травы для чая. Вам нужно отдохнуть — нам предстоит выяснить, для чего градоначальнику амулет.

— Точно, — выдыхает Герберт и, подчиняясь, направляется в замок. — Я совсем забыл… Элис, только, прошу, возвращайся как можно скорее. Я беспокоюсь за тебя.

— Всё будет в порядке.

Она знает, что должна перегнать лошадей сама, ведь если всё вскроется, будет проще обелить остальных.

Хотя Герберту это в любом случае навредит.

Впрочем, с его-то репутацией, может быть, будет уже неважно — одним телом больше, одним меньше.

Она умывается, переодевается, бросает в печь рубаху, заляпанную кровью. На всякий случай. На столе оставляет графин с виски и уходит.