Пламя на двоих (СИ)

Глава 6. Дружбы не выйдет

Вороненка я назвала Барри, Бардак. Потому что именно это он и устроил в моей комнате. Тыквенные семечки, что выдала Хильда, равномерно усеяли весь ковер, и мне пришлось хорошенько поползать, чтобы вычистить его от мусора.

— Как тебе это удалось? — спросила я, доставая шелуху из пушистого ворса.

Вороненок молчал, внимательно за мной наблюдая. Он позволил посадить себя в клетку, но выбрался оттуда в считаные мгновения, поддев клювом защелку как заправский взломщик.

— Как твои крылья? — спросила я и, не удержавшись, похвасталась: — Я сегодня летала, можешь себе представить? На драконе!

Барри расправил крылья и вспорхнул на клетку.

— Молодец! — обрадовалась я и протянула ему горсть семян. — Хочешь?

Барри склонил голову набок, посмотрел на меня внимательно, будто задумавшись — можно ли мне доверять, но после деликатно взял одну семечку. Он был очень башковитым для вороненка, во всех смыслах: голова у него казалась крупноватой для тела. А смоляные перья на хвосте отливали зеленью.

Я долила ему воды в поилку, пересыпала семечки в миску, а после решила заняться собственным жилищем: разобрала чемодан, развесила вещи в шкафу, расставила на столе краски и кисти, которые прихватила. Складной мольберт был на самом дне чемодана и, к счастью, уцелел. Я разложила его, а после вынесла на балкон.

Восторженный вздох вырвался из груди. Да я могла бы заработать состояние, сдавая этот балкон живописцам! Я закрепила на мольберт лист бумаги, чистый, как нетронутый снег. Что же нарисовать первым? Красные горы, нарезанные ломтями? Изгиб бухты, что серебрится вдали? Островерхие крыши Айданы?

— Или, может быть, твой портрет? — спросила я вороненка, вспорхнувшего на перила балкона.

Барри вроде оправился, но не спешил улетать. Я вынесла клетку на балкон, поставила в угол, надежно устроив между перилами и стеной. Взяла коробку из-под красок и сделала в ней нечто вроде гнезда, пожертвовав майкой.

— Живи здесь, — сказала я вороненку, разместив коробку в клетке. — Закрывать тебя я не буду. Вот и вода, и угощение…

Дождавшись, пока я доделаю ему домик, Барри юркнул в клетку, засунул любопытный клюв в коробку. А я осторожно погладила мягкие перышки. Его тоже жизнь потрепала, но он нашел новый дом и полон энтузиазма — прямо как я.

Вверху захлопало, и Барри, истошно пискнув, забился в коробку. А я, запрокинув голову, смотрела, как огромный черный дракон опускается на башню. Следом летела серая драконица Ингрид. Что ж, рисование придется отложить. Сперва надо выяснить отношения.

— Извини! — выпалила Ингрид, как только я вышла в гостиную. — Это было глупо и невежливо с моей стороны. Ты теперь в нашей стае, и я буду заботиться о тебе, как и об остальных.

— Не надо мне твоей заботы, — буркнула я.

— Видишь? — воскликнула Ингрид, повернувшись к Элаю. — Я к ней со всей душой, а она…

Элай спустился по лестнице и остановился в двух шагах. Нахмурившись, скрестил руки на груди. Бьюсь об заклад, идея извиниться принадлежала не Ингрид.

— Ты столкнула меня в грязь, — напомнила я.

— А ты хотела учиться на боевке и остаться чистенькой? — фыркнула она.

— Ты, видно, грязи не боишься.

— Я ничего не боюсь, — заявила Ингрид, вздернув острый подбородок.

Она разрумянилась после полета, и серая чешуя на щеке казалась оспинами.

— Но ведешь себя так, будто боишься меня, — заметила я.

Думаю, в этом все дело. Пока я не появилась, Ингрид была единственной девушкой в гнезде, и все мужское внимание доставалось ей. Так глупо — будто парней мало. А может, она боится соперничества за кого-то одного, особого?

— А не много ли ты о себе мнишь? — она шагнула ближе, и Элай решил вмешаться.

— Так, хватит, — сказал он. — Ингрид, отойди от нее. Не хватало мне еще женской драки!

— Я извинилась! — воскликнула она. — Я не виновата, что эта рыжая такая неуклюжая. Сама свалилась, а я виновата. Что дальше? Я буду крайней при каждом ее провале?

А уж она мне их устроит…

— Дальше вот что, — ответил Элай. — Если я замечу, что ты как-то вредишь Вивиане или кому-то другому из нашего гнезда, ты вылетишь.

Кровь отхлынула от ее лица так резко, что бледная чешуя на щеке почти слилась по тону с кожей.

— Шутишь? — холодно спросила она. — Я была с тобой целый год. Мы вместе летали. Мы… А теперь появляется эта…

— Ее зовут Вивиана, — напомнил Элай. — Но дело не в ней, а в тебе. Это драконы выталкивают братьев из гнезда, а мы — люди. Покажи, что умеешь работать в команде. Если потом ты пойдешь в патруль, то никто не спросит, нравятся ли тебе сослуживцы. Личные симпатии ни при чем.

Паузу, что повисла в гостиной, можно было резать ножом.

— Я поняла, — наконец ответила Ингрид.

— Неделя на кухне не отменяется, — добавил Элай.

— Хорошо, — кротко кивнула она.

Но яростная синева, полыхнувшая из-под черных ресниц, не сулила ничего хорошего. Как там Элай сказал — если заметит, что она вредит… Значит, мне стоит ожидать подлости исподтишка.

— Спасибо, — сказала я, когда Ингрид отошла — с напряженной прямой спиной, сама оскорбленная невинность.

— Я уже сказал — ты ни при чем, — равнодушно бросил Элай. — Ты показала очень плохой результат, Вивиана. Не прошла даже до первой точки.

— Я справлюсь, — заявила я, посмотрев ему в глаза.

Конечно, мне придется тяжело, но я готова постараться. Элай все молчал, а его взгляд прошелся по моим волосам, и я как-то вдруг вспомнила, что не успела их заплести после душа.

— Я просила Туча помочь мне со щитом, но он сказал — это к тебе, — добавила я. — У меня пока не получается им управлять по желанию.

— Посмотрим, — сказал Элай и пошел наверх.

— Ох, Вивиана, — елейным голосом протянула Ингрид, повернувшись ко мне. — Я правда очень сожалею, что ты упала. Надеюсь, ты не подцепила водяных блох или пиявок…

— Все у меня отлично, — заверила я.

— Ну, если ничего не чешется, значит, хорошо, — выдохнула она. — А то бывает пиявки присосутся где-нибудь со спины — и не заметишь.

— Отвали уже, Ингрид, — попросила я. — Вместе со своей фальшивой заботой.

— Я пытаюсь подружиться! — сказала она нарочито громко, чтобы Элай, который еще поднимался по лестнице, расслышал ее слова.

Ничего у меня не чешется. Вот стоило подумать — и спина зачесалась, пониже лопатки. И голова как будто зудит. Что там она сказала про водяных блох?!

Вопреки его надеждам, Вивиана никуда не исчезла. Наоборот: смыла грязь, распустила волосы, переоделась в платье с кокетливым вырезом и стала еще краше. Иней и Рони вились вокруг нее как две пчелы над сладким цветком. Хильда присела к ней за ужином и расспрашивала о том, как прошел день. И даже Туч как будто поддался ее чарам и согласился однажды попозировать для портрета.

Вив, Вив, Вивиана — ее имя, как жужжание назойливой мухи, постоянно звучало над ухом. Элай пытался ее игнорировать, но краем глаза постоянно замечал рыжие волосы, мелькающие то тут, то там. В итоге он сбежал к себе в комнату, но вскоре услышал тихий смех. Не сдержав любопытства, вышел на балкон и глянул вниз.

Вив раздобыла горшок и теперь пересаживала в него цветок, выросший в щербинах каменной кладки, заодно дрессируя вороненка, прыгающего по перилам.

— Поклон, — скомандовала она, указав на ворону лопаткой. — Барри, будь хорошей птичкой. Как я приручу дракона, если у меня с вороной не выйдет?

Вид сверху открывался чудесный: на белые полукружия грудей, очерченных зеленой оборкой выреза. Элай устыдился и попятился к двери, но после вновь сделал шаг вперед.

— Да! — воскликнула Вив, подпрыгнув от радости, и упругая грудь подскочила в вырезе платья двумя спелыми яблочками. — У тебя получилось! Барри, какой ты молодец! Держи семечку. А хочешь яблочко?

Элай заставил себя отступить от перил и тихонько ушел в комнату.

Брат ударил точно по больному. Прислал в Драхас чистейший образец нежности и красоты, отлично понимая, что старший не сможет прикоснуться к ней без того, чтобы она взвыла от боли.

Но Вивиана, вроде, пока не в курсе. По крайней мере, она не шарахалась от него как от больного. Она вовсю обустраивалась на новом месте и, кажется, всерьез решила заполучить дракона. А для начала взялась за ворону.

Снаружи вновь донесся тихий смех, и Элай сбежал и из комнаты. Поднявшись по лестнице, вышел на крышу и без особого удивления обнаружил там Туча. Скрестив ноги, друг сидел перед небольшой пирамидкой из камней, выбирая очередной кругляш, а последние закатные лучи скользили по гладко выбритой голове.

Элай сел рядом, прислонившись спиной к нагретому солнцем парапету, и вытянул ноги.

— Я могу поговорить с Каталиной насчет Ингрид, — предложил Туч. — Ну, знаешь, женские разборки, вдруг она что подскажет…

— Я надеюсь, Ингрид уймется, — ответил Элай. — Куснула разок на пробу, чисто проверить — можно или нет, а сейчас посидит на кухне и одумается.

— Сомневаюсь, — протянул Туч. — То она была единственная звезда, а теперь вдруг резко оказалась в тени. Вот Каталина могла бы дать дельный совет. Она понимает во всех этих женских штучках.

— Слушай, если хочешь дополнительный выход в город — так и скажи.

— Хочу, — не стал отпираться Туч, глянув из-под лохматых бровей. — Дашь?

— Сделай что-нибудь полезное, чтобы я смог подать это как справедливое поощрение, — ответил Элай. — А что Вивиана после тренировки? Не плакала? Не хотела сбежать?

— Нет, — широко улыбнулся Туч. — Я ее замотивировал остаться.

— Это как?

— Покатал на Ковшике, теперь она никуда не уедет, — пояснил друг и осторожно положил кругляш на вершину каменной стопки. Та дрогнула, но устояла. — Мне интереснее, как Вив вообще к нам попала.

— Она знает моего брата, — нехотя сказал Элай.

— Вот как? — удивился Туч, неспешно перебирая камешки, отшлифованные морем.

Однажды он притащил целый мешок гальки на крышу, чтобы строить каменные пирамидки. Те постоянно рушились, но друг терпеливо возводил новые. Элай не видел особой пользы в этом загадочном действе, но жизнь в целом казалась ему довольно бессмысленным занятием.

— Значит, Тириан понадеялся, что ты наконец сорвешься, — продолжил Туч. — Дракон возьмет верх, человек проиграет. Пламя вырвется, ты сгоришь изнутри, а король объявит младшего принца наследником.

— Прямо по полочкам разложил, — хмуро сказал Элай.

Туч выбрал еще один камень поменьше и, держа его двумя пальцами, аккуратно поднес к пирамидке. Положил сверху, и столбик из камней даже не покачнулся.

— Она мне нравится, — признался он. — Ворону спасла. Хильде по душе пришлась. А уж Хильда всех насквозь видит. Слушай, Элай, а давай я подежурю лишний разок? Засчитаешь мне как полезное дело? Вместо Вивианы могу. Пусть она сперва освоится.

— Хорошо, — согласился Элай. — Но только на первый раз. А потом пусть справляется сама. Хотя я не представляю, как она полезет на скалы за драконьим яйцом. Ее же ветром сдует!

— Ты сам постоянно твердишь, что драконья кровь не только про тело, но и про дух, — напомнил Туч.

А Вивиана испытание и для того, и для другого.

— А если что — насыплем гальки ей в карманы, — предложил Туч, выбирая очередной камень для пирамидки. — Не сдует.

Я устала как собака и набралась впечатлений на год вперед, но мне не спалось. То рука чесалась, то голова, то вдруг казалось, что по ноге кто-то ползает. Я повернулась на другой бок и закрыла глаза, уговаривая себя поспать. Ингрид, злобная стерва, специально ляпнула про водяных блох. Такие вообще бывают?!

Я покрутилась в постели, зажмурилась, а потом ожесточенно почесала живот. Ладно, допустим, водяных блох не бывает. А пиявки?! Пиявки-то точно есть!

Не выдержав, я вскочила, сунула ноги в тапки, накинула на сорочку халат и, шмыгнув за дверь, пошла в душевые. Помоюсь еще раз, да хорошенько, чтобы ни одна блоха не проскочила!

Я спустилась по лестнице в самый низ, задержалась у двери, прислушиваясь: вроде вода журчит, но может, кто-то неплотно закрыл кран. Тихонько толкнула дверь, и та легко поддалась, распахнувшись.

Щеки вспыхнули от стыда, а сердце застучало быстрей, отмеряя секунды.

Я должна была уйти, закрыть дверь, хотя бы отвести взгляд… Но не могла.

Вода била в ямку пониже шеи, точно между лопаток, распадаясь на ручейки, струящиеся по широкой спине, по округлым ягодицам, а затем и длинным ногам.

Крепкие плечи с бисеринками влаги, сверкающими в свете лампы… Мокрые волосы, прилипшие к шее, черные, как воронье перо… Вены, оплетающие тугие мышцы, и сверкающая черная чешуя, — это было так красиво, что я не могла заставить себя отвернуться, впитывая детали.

Я смотрела во все глаза, и сердце грохотало в груди так, будто крепость Драхас рушилась, и камни катились с горы.

А Элай стоял ко мне спиной, упершись руками в стену, подставив плечи под тугие струи воды, и влажная чешуя на его лопатках сверкала обсидианом, складываясь в знак, который я видела лишь на картинках.

Черные крылья распахнулись на его спине — легендарный аркан, один из трех истинных знаков дракона. А еще знак на правом плече, и на щиколотке, и… так вообще бывает?!

Мышцы под смуглой кожей слегка напряглись, и Элай повернул голову. А я бросилась прочь, задыхаясь от стыда и пытаясь понять, что увидела.

Дверь, коридор, поворот… Я слишком поздно поняла, что не свернула на лестницу, проскочив дальше. Заметалась во мраке зала, едва не расшиблась о стену, опрокинула какой-то горшок, который предательски разбился, загрохотав на всю крепость, и позади меня вспыхнул свет. Я замерла, как застигнутый хищником зверек, но прикинуться мертвой не вышло.

— Что ты тут делаешь? — спросил Элай, и моя тень на стене задрожала.

Я повернулась к нему, но взгляд поднять не решалась — так и пялилась на голые лодыжки и бедра, едва прикрытые полотенцем.

— Я хотела помыться, — пробормотала я, решив опустить объяснение про блох и пиявок, тем более что уже ничего не чесалось. — Прости. Я не хотела мешать… подглядывать… У тебя знак на щиколотке, — выпалила я, разглядывая его ногу. Черная чешуя обвивала щиколотку кольцом. — Это знак летописца, верно? А на правом плече огонь. Сразу несколько языков пламени. Обычно искра, а у тебя прямо пожар. И еще крылья. Это ведь крылья! Один из легендарных арканов!

Я все же подняла взгляд и уперлась им в жесткий рельефный пресс, скользнула выше, к широкой груди с россыпью черных чешуек, и заглянула в глаза, которые мерцали в полумраке.

— Я в курсе, — бросил Элай.

Лампа, которую он держал, подсветила еще один знак, что тянулся на левом боку, — меч.

— Почему у тебя столько знаков? — вырвалось у меня. — Так не бывает!

— Бывает, если всадить целый шприц драконьей крови, — ответил он.

— Ты ведь мог умереть! — ахнула я.

Или… на это и был расчет? Кто-то хотел убить его? Но за что?!

Я вдруг остро осознала, что ничегошеньки не знаю о мужчине, стоящем передо мной в одном полотенчике, и инстинктивно сделала шаг назад.

Уголок его губ дернулся в кривой ухмылке.

— Ты чем вообще думаешь, когда шатаешься посреди ночи одна? — раздраженно поинтересовался Элай. — Не заметила, какой фурор произвела в Драхасе? Не понимаешь, что очень многие хотели бы познакомиться с тобой поближе? Максимально близко. Или ты этого и искала?

— Да как ты смеешь! — вспыхнула я.

— А может, это я пришел не вовремя? Помешал?

— Здесь никого нет, — заметила я. — Кроме тебя.

Огонь в его глазах полыхнул ярче, так что капли воды на черных ресницах засверкали как бриллианты. Стало так тихо, что я расслышала собственное дыхание.

Элай качнулся ко мне, и я вжалась в стену. А пылающий взгляд прошелся по моему лицу, задержавшись на губах, погладил шею, нырнул в вырез халата. Элай поддел прядь моих волос, накрутив на палец, и чуть потянул, шагнув еще ближе.

Капли воды стремительно высыхали на его плечах, поднимаясь паром, россыпь чешуи на груди стала матовой — точно живую горячую кожу присыпали каменной крошкой. Если погладить — будет царапать ладонь?

— Я лучше пойду, — прошептала я, едва ворочая непослушным языком.

Во рту отчего-то вдруг пересохло, и весь воздух как будто пропал. И я почти задыхалась от непонятного жара и этой томительной близости, а в груди сладко тянуло, словно я каталась на качелях, и те, взлетев к небу, застыли.

У Элая были красивые губы. Неожиданно чувственные на жестком лице.

— Пойдем, проведу, — сказал он, отстранившись.

И я, выдохнув, пошла за ним следом, не в силах отвести взгляд от черных крыльев на широкой спине. А потом повернула на лестницу, к которой Элай меня привел, пробормотала пожелание спокойной ночи, поднялась к себе и, бросившись к мольберту, схватилась за уголь, выплескивая на чистый лист бумаги все, что увидела.

Мокрые волосы, линия скулы, черные стрелы ресниц… Сильные плечи, вены на руках, капли воды… Кожа и чешуя… Уголь крошился в моих пальцах, но я рисовала, забыв обо всем. Изгиб поясницы, упругие ягодицы, бедра. Крепкие икры, узкие щиколотки и снова вязь чешуи...

Когда я закончила, мои щеки горели, и я распахнула окно, впуская холодный ветер. А после забралась в постель и провалилась в сон, в котором было невыносимо и одновременно восхитительно жарко.

Элай вернулся под душ и, сбросив полотенце и выкрутив вентиль до упора, встал под ледяные струи воды. Кровь дракона жглась и кусалась как бешеный пес. Цепи, на которые он усадил дракона, рвались от напора желаний. Касаться, гладить, целовать… Трогать, сжимать, любить…

Вивиана была с его братом. Тириан видел ее голой. Он брал ее столько, сколько хотел, а потом отослал прочь, как надоевшую вещь. А он, старший принц Риан Диварий Элайджен Карратис, даже не может к ней прикоснуться.

Подкупленный лекарь всадил ему на инициации полный шприц драконьей крови — смертельный приговор. Старший принц Риан должен был умереть. Но он зачем-то продолжает жить и даже строит наивные планы мести единокровному брату и мачехе, и дрожит под ледяной водой, пытаясь погасить огонь, медленно сжирающий его изнутри.

Когда зубы застучали от холода, а кожа покрылась мурашками, дракон нехотя отступил, и наваждение прошло.

Вивиана должна уехать. Чем скорее — тем лучше.