Щедрино, небольшая деревня на пересечении Ярославского и Костромского шоссе, имела стратегическое значение для связи между Москвой и Восточным Союзом. Сейчас Щедрино контролировали войска генерала Говорова, но фельдмаршал Модель собирался отбить деревню и таким образом перерезать формирующуюся дорогу жизни. Если «пожарный фюрера» сможет добиться этого, смелая операция Говорова, начатая им в начале августа, не достигнет цели, и судьба Москвы повиснет на волоске.
Щедрино уже пострадало во время недавних боев, однако немцев оттуда выбили довольно быстро, так что значительная часть домов уцелела. Самым большим сохранившимся зданием была каменная усадьба в один этаж с мансардой, выстроенная местным помещиком на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. Во время революции владельца усадьбы расстреляли большевики, а здание передали под сельскохозяйственный техникум. После недавнего освобождения деревни в усадьбе расположился штаб батальона, занявшего позиции вокруг Щедрино. Спокойно здесь не было никогда — немцы, как только потеряли деревню, предприняли несколько контратак с целью вернуть позиции, но безуспешно. Однако теперь, когда Моделю удалось перебросить к Ярославлю два батальона тяжелых танков, ситуация резко изменилась — перевес оказался на стороне вермахта. Говоров понимал, что решающая битва за Щедрино начнется в ближайшие дни, и тоже готовился к ней, стягивая под Ярославль резервы. Командующим танковой группой он назначил майора Крутова — две усиленные роты в составе двенадцати ИС-2 и десяти ИС-3 под руководством майора были единственными подразделениями тяжелых танков, с которыми Говоров начал операцию «Север».
Майор вместе со своим заместителем, капитаном Самониным, поднялись на мансардный этаж усадьбы Щедрино, еще недавно бывшим обителью голубей. Их сухой помет хрустел под ногами. Офицеры подошли к разбитому окну, из которого открывался просторный вид: ровные поля, перемежаемые кое-где невысоким лесом, справа плавно спускавшиеся к Волге, отсюда невидимой. Вдали виднелись пригороды Ярославля, а за ними возвышались купола церквей и храмов. Крутов не сомневался, что немцы используют их как наблюдательный пункты — советские позиции просматривались оттуда, как на ладони. «Надо было брать город», — мелькнула мысль, и тут же сомнение: а если бы увязли при штурме высокого берега Которосль?
— Что скажешь, капитан? — спросил Крутов.
Тот, немного помолчав, ответил:
— Позиция сложная, товарищ майор, естественных препятствий нет. «Тигры» здесь пройдут без проблем.
Крутов кивнул.
— Что предлагаешь?
— Во-первых, нужен мобильный резерв для встречного боя, — ответил капитан.
— Так. Что еще?
— Опорники с круговой обороной, расстояние между ними не больше километра. В каждом опорнике — зенитки, пехота с противотанковыми ружьями. Закопать танки с неисправной ходовой частью, использовать их как доты в составе опорников.
Кивнув, майор достал из полевой сумки карту и развернул ее на подоконнике.
— Наметь места для опорников.
— Есть, — козырнул капитан.
Крутов спустился на первый этаж, где кипела штабная жизнь. Атмосфера приближающегося сражения чувствовалось в разговорах и жестах, в том особом сосредоточении, которое возникает при мысли о возможной смерти. Майору это состояние было привычно, смерти в лицо он смотрел не раз. На собственном опыте Крутов усвоил, что лучший способ справиться с напряжением и с ненужными мыслями — это думать, как победить врага наличными силами. А подумать было о чем, потому что сил в распоряжении майора после двух недель непрерывных боев оставалось немного. Из двенадцати ИС-2 на ходу осталось только шесть, а с трешками ситуация оказалась еще хуже — постоянные поломки коробки передач и двигателей вывели из строя две трети машин. И сейчас для отражения атаки двух батальонов «Тигров» в распоряжении майора была только неполная рота тяжелых танков. Ситуация усугублялась сложной для обороны местностью — ровные поля, по которым «Тигры» с легкостью могли обойти оборонительные позиции, если встречали упорное сопротивление. И засаду так просто не организуешь — лесок слишком жидкий, все просматривается…
Послышался приближающийся гул самолетных моторов — на горизонте показались «Юнкерсы». Шли одни, без прикрытия — знали, что у Говорова нет истребителей. Надежда оставалась только на зенитки. Юнкерсы шли высоко и снижаться не собирались — видимо, пилоты примеривались к бомбометанию, знакомились с местностью. Несколько бомб упали в поле, выстрелы зениток тоже оказались в молоко. Разминка перед боем.
Ладно, подумал Крутов, надо решать, как лучше распределить скудные силы. При отсутствии тяжелых танков в бой против «Тигров» придется бросать тридцатьчетверки. Потери будут, и большие…
Генерал Говоров просматривал донесения подпольщиков Ярославля. Немецкие танкисты завершили переобувание «Тигров» на широкие гусеницы, и заканчивали подготовку машин к бою. Модель, похоже, ввел режим осажденной крепости: по его приказу часть зданий железнодорожного вокзала переоборудовали под временные казармы и окружили их оцеплением, выходить за пределы которого танкистам категорически запрещалось. Такие жесткие меры диктовались партизанской активностью: фельдмаршал не без оснований опасался нападений на танкистов, если те выйдут в город. Да, в спокойные времена порядок в городе удавалось поддерживать, но сейчас, в преддверии решающего сражения, подпольщики наверняка готовы активизировать борьбу. И если не получилось пустить под откос эшелоны с танками на пути в Ярославль, то можно уничтожить тех, кто эти танки управляет. Поэтому фельдмаршал, несмотря на недовольство офицеров, желающих расслабиться после тягот походной жизни, запретил выход в город.
Итак, решающая битва близится, Модель может начать атаку хоть завтра. Четыре десятка свежих «Тигров» с опытными экипажами — грозная сила. Что им противопоставить? Десяток ИС и еще примерно столько же тридцатьчетверок? Этого не хватит, особенно с учетом рельефа местности. Ровное поле, засаду устроить негде.
Стук в дверь отвлек генерала от невеселых мыслей. Это был начальник штаба с очередным донесением. В нем сообщалось о переброске на северную железную дорогу тяжелых двенадцатиосных платформ.
— Ты понимаешь, что это значит? — спросил генерал.
Начштаба кивнул.
— Думаю, да. Модель готовится к транспортировке «Маусов».
— Согласен.
Говоров прошелся вдоль карты, размышляя.
— Ну, и что ты думаешь об этом, Василий Евгеньевич?
Тот ответил не сразу.
— Тут есть два момента, — осторожно сказал он. — Конечно, «Маусы» увеличат боевой потенциал ударного кулака немцев. Но, с другой стороны, ему потребуется время, чтобы их сюда доставить. А время работает на нас. Войска Тухачевского уже близко, они смогут нам помочь.
Генерал остро взглянул на своего заместителя.
— «Время работает на нас», — повторил он, — неужели ты думаешь, что Модель, король обороны, не понимает этого?
— Уверен, что понимает. Но все же он хочет нарастить мощь бронетанковой группы, чтобы действовать наверняка.
Говоров покачал головой.
— У меня другое мнение. Он начнет атаку до того, как прибудут «Маусы».
— Но тогда какой смысл возиться с их транспортировкой? Зачем ему эти машины, если они не будут участвовать в бою?
— Он рассчитывает выиграть сражение уже имеющимися силами, а мышата ему нужны, чтобы закрепить победу. Модель хочет захватить Щедрино и создать там оборону, о которую обломают зубы и мы, и Тухачевский. И «Маусы» сыграют в этом ключевую роль.
Начальник штаба ненадолго задумался.
— В этом есть смысл, — признался он.
— Это еще и психологическая игра, — продолжил генерал, — он понимает: мы узнаем о подготовке к переброске «Маусов», и рассчитывает, что мы решим, будто он отложит наступление до их прибытия.
— И ударит, когда мы не будет ждать, — тихо проговорил Василий Евгеньевич.
— Именно, — подтвердил Говоров. — Так что информацию о «Маусах» принимаем к сведению.
— Интересно, а сопровождение мышат по железной дороге Модель организует так же, как для «Тигров»?
Генерал хмыкнул.
— Хороший вопрос. Если так же, часть авиации ему придется отвлечь на выполнение этой задачи, что ослабит наступательный потенциал. А если нет, то у партизан появится шанс нанести удар… надо обсудить это с Центральным штабом в Челябинске, — резюмировал Говоров. Сделав пометку в блокноте, оно продолжил: — Ладно, в любом случае «Маусы» — это не то, что нас должно волновать в первую очередь. Как нам остановить лавину «Тигров», да еще поддержанную с воздуха — вот в чем вопрос…
Начальник штаба молчал. Говоров щелчком выбил сигарету из портсигара и, щелкнув зажигалкой, закурил.
— Что скажешь, Василий Евгеньевич? — тихо спросил он, выпустив дым.
После паузы тот с глубоким вздохом ответил:
— Будет тяжело.
Генерал подошел к окну. Штаб группы войск размешался в усадьбе Урусовых села Спасское в нескольких километрах западнее Ярославля. Окраины города виднелись на горизонте. Никакого движения там пока не наблюдалось, но Говоров знал: это спокойствие обманчиво — вражеские танки могут появиться в любой момент. Причем не только днем, но и ночью — в тепловизорах немцам не было равных.
За последние сутки генерал мысленно перебрал множество тактических схем, пытаясь понять, как остановить немецкое наступление. Ни одна из них не удовлетворила его. В широких полях под Ярославлем преимущество в тяжелых танках, ставшее очевидным после переброски двух батальонов из-под Москвы, компенсировать было нечем. Тем более, задача Вальтера Моделя представлялась весьма ограниченной — его войскам надо было всего-то продвинуться на несколько километров южнее Ярославля, чтобы достичь цели: перерезать дорогу между группой Говорова и войсками Восточного Союза. Добившись этого, Модель начнет медленное, но неуклонное удушение Москвы, и помешать этому уже не получиться…
— Нам нужна помощь, — сказал Говоров, — встречный удар с восточного направления. Без этого мы продержимся пару дней, не больше. Василий Евгеньевич, свяжитесь с Тухачевским, доложите обстановку и выясните, чем он может нам помочь, причем в ближайшее время.
— Есть, — ответил начальник штаба. Признавать свою слабость было неприятно, но он знал: без трезвой оценки сил — своих и противника — успеха не добиться. Что ж, теперь надо, чтобы Тухачевский понял, насколько серьезно их положение. Впрочем, у начальника штаба были основания подозревать, что тот в курсе: разведка партизан работала исправно, так что в Челябинске должны все знать. Другое дело — захотят ли там пойти на риск и выдвинуть войска столь далеко на запад? Ответ на этот вопрос пока оставался неясен.
Войска Говорова и Восточного Союза впервые встретились в городе Судиславле, что восточнее Костромы, несколько дней назад. Тяжелые «Львы» полковника армии Восточного Союза Артема Ковалева и тридцатьчетверки капитана Самонина встали бок о бок на обочине дороги, ведущей из Шарьи — опорного пункта, только что захваченного войсками Тухачевского. Эта встреча во многом была символической — танки Ковалева совершили рискованный бросок на запад, и в тылу могли находиться еще боеспособные подразделения румынской и немецкой пехоты. И где-то там, между Судиславлем и Шарьи, оставались еще три танка Т-4, ускользнувшие от Ковалева. Для тыловых подразделений без серьезной охраны они представляли реальную угрозу.
Пока Модель занимался переброской двух батальонов тяжелых танков, армия Тухачевского укрепляла контроль над магистралью от Судиславля до Котельнича. На всем протяжении пятисоткилометровой трассы в деревнях и селах обустраивались гарнизоны. Наибольшее внимание штаб Тухачевского уделял ситуации возле Котельнича — нельзя было исключать попытки удара со стороны северной группировки Восточного фронта вермахта, возглавляемой генералом Кремером. Западнее Шарьи плотность немецких войск, по данным разведки, была невысокой — соответственно, сил для защиты дороги требовалось меньше.
Донесение из штаба Говорова Тухачевский получил, когда вместе со своим штабом разбирался, какие части после формирования гарнизонов на освобожденных территориях можно выделить для дальнейшего движения на запад. Прочитав донесение, Тухачевский, немного подумав, обратился к Якиру, своему заместителю:
— Иероним Петрович, на пару слов. А вы, товарищи, продолжайте работать.
За рабочим кабинетом Тухачевского, предназначенным для совещаний, находился еще один, совсем небольшой — вернее, даже на кабинет, а спальня: там военачальник ночевал, если не успевал вернуться в квартиру. Именно здесь маршал обсуждал самые важные вопросы.
— Прочитай это, — он протянул донесение Уборевичу.
Тот с непроницаемым выражением лица пробежался глазами по строчкам и вернул бумагу начальнику.
— Что будем делать? — спросил Тухачевский.
Уборевич уселся на стул, стоявший у небольшого письменного стола, и закинул ногу на ногу.
— Два батальона тяжелых танков — серьезная сила, — сказал он.
— У Говорова тоже много танков, — возразил Тухачевский, — по моим сведениям, не меньше, чем у Моделя. Почему ему нужна наша помощь?
— Ваши сведения устарели, товарищ маршал, — сказал Уборевич. — Эти «трешки» с приземистой башней и хищным носом, которые вам так понравились, оказались не очень надежными. Ходовая часть постоянно выходит из строя. Кроме того, у Говорова проблемы с топливом — Московский НПЗ работает на запасах, а они близки к концу.
— И каков вывод?
— Танки у него есть, но он не может доставить их куда надо — под Щедрино. Вот в чем проблема.
Тухачевский задумался. Неприятная новость. Последние две недели казалось, что советский генерал, посланник из параллельных миров, прочно оседлал военную удачу, а теперь просит о помощи… Нет ли здесь тайного замысла, не стоит ли за этим тень Сталина?
— Иероним, откуда у тебя эти сведения? — резко спросил Тухачевский. — Что за источник?
Уборевич хмыкнул.
— Разведка партизан. У нас есть там свои люди. Они присматривают не только за немцами, но и за своими. Доверяй, но проверяй.
— Почему я об этом не знал?
Уборевич пожал плечами.
— Вы не спрашивали.
Скользкий, как уж, мелькнула мысль у маршала, скользкий, но полезный.
— Хорошо, — решил Тухачевский, — будем считать, что Говоров говорит правду, и у него действительно тяжелая ситуация.
Маршал закурил. Уборевич молчал — он знал, когда можно и нужно высказаться, а когда стоит придержать мысли при себе.
— Ему нужен полный батальон «Львов», не меньше, — размышлял вслух Тухачевский, — это обеспечит Говорову мобильный резерв для ликвидации возможных прорывов. Кто у нас ближе всего к Костроме?
— Полковник Ковалев, — ответил Уборевич, обладавший прекрасной памятью, — три дня назад он на двух «Львах» уничтожил девять Т-4.
— Да, было такое. Значит — боевой офицер с опытом. «Тигры» — это, конечно, не Т-4…
— Никого ближе у нас там все равно нет, — вставил Уборевич.
— Где сейчас его батальон?
— Рассредоточен от Шарьи до Судиславля. Выполняли разные задачи.
— От Шарьи до Судиславля, — повторил Тухачевский, — это под триста километров! А потом еще в Костроме перебраться через железнодорожный мост, и еще восемьдесят километров… Вот что, Иероним. Свяжись с Ковалевым немедленно, пусть гонит все машины к Судиславлю. Подготовь приказ для службы тыла — предпринять все необходимые меры для обеспечения горючим подразделений Ковалева.
— Есть, товарищ маршал. Единственное, как отнесется к этому товарищ Троцкий? Думаю, ему надо сообщить.
Тухачевский усмехнулся.
— А вот этим я займусь лично, и прямо сейчас.